Глава 2
А тем временем в общественной атмосфере сложилась, как сказал бы многомудрый Кант, антиномия. С одной стороны – «шагреневой кожей» сжималось материальное благополучие, с другой – птицей Феникс душа пела от возрождающегося величия страны. Они сошлись в рукопашной схватке, и от этой баталии сумеречное состояние городского люда делалось ещё мрачнее. К тому же оно отравлялось пережитым в конце прошлого века перееданием плодов либеральных мичуринцев: дерябинцы никак не могли избавиться от неудержимых рвотных позывов и по сей день.
В подобном состоянии пребывал и кладбищенский местный сторож Игнат Васильевич Безрукий. В прошлом году он призывал городской люд покаяться и отринуть от себя сытое брюхо во имя именин души. На тот момент горожане его агиткам не вняли, пока неумолимый ход событий не поставил перед ними выбор естественным путём. Посему Игнат Васильевич посчитал свою миссию выполненной и находил еженощное отдохновение в общении с ушедшими в мир иной согражданами.
Некоторых из них он знавал при жизни лично, с иными познакомился по месту вечной прописки. Вглядываясь в жизнерадостные фото покойников на православных крестах, Игнат Васильевич вывел собственную формулу оптимизма: засыпая, вспоминать тех, кого уж нет, просыпаясь, думать о тех, кто не встал с постели. На любовании ликом преданного земле ещё вчера провизора местной аптеки и застала его неведомая фигура.
Она вышла из хранящей покой умерших обывателей редкой лесополосы вокруг местного погоста и застыла возле скорбящего кладбищенского сторожа. Вид гостя был странен, но приветлив. Седовласую голову венчал кургузый картуз, тело облачилось в подпоясанную кушаком рубаху, а ноги помещались в сморщенные солдатские сапоги и выцветшие от времени штаны. Его одеянием даже моль побрезговала бы! Через плечо незнакомца висела холщовая котомка, в руках он держал отполированный ветрами деревянный посох.
На удивление моложавым голосом фигура вопросила Игната Васильевича, трогательно прижавшись к нему правым боком:
– Сей мирянин кем вам приходится? Родичем?
Безрукий вздрогнул и насторожился. Он опасливо отпрянул от незнакомца и разбуженным от спячки бурым медведем угрожающе зарычал:
– Ты кто такой? Ты чего шатаешься здесь не по делу?
Гость встряхнул подёрнутой инеем бородой, прислонил к витой оградке проповедческий посох и архангелом Гавриилом возвестил:
– Я – посланец растущей луны. Мне бы чайку испить с дороги… Нижайше вас прошу!
Игнат Васильевич тут же засовестился и по любомудрому размышлению повлёк незнакомца к стародавнему другу своему, санитару дерябинского морга. Знакомить посланца растущей луны с супругой Верой Сергеевной кладбищенский сторож не решился – она и так с прошлогоднего похода мужа в народ взирала на него с подозрением. А также отлучила от общей постели и засыпала, токмо положив под накрахмаленную подушку кухонный топорик. Помещать незваного гостя в городскую психиатрическую клинику Безрукий тем более воздержался: он сохранил самые беспросветные воспоминания от личного пребывания в ней.
Весело дребезжа и вольно дыша открытыми окнами, обласканный весенним солнцем городской трамвай принял путешественников в своё разогретое светилом лоно. Игнат Васильевич отметил про себя, что седовласый старец взошёл в электроповозку с видом пойманной в силки полёвки. Он крепко вцепился в облапаный горожанами поручень, зажмурил кофейного цвета глаза и полностью покорился жестокосердному року. А белоснежные волосы его на голове парусом колыхались туда-сюда по направлению льющегося внутрь вагона воздушного потока.
Подгоняемый окрепшим ветерком кладбищенский сторож и посланец растущей луны добрели до городского морга к концу рабочего дня. В окне на первом этаже они увидели Дим Димыч Кариеса с унылым и придавленным гнётом выражением лица. Ибо открытый им индуктивный метод расследования преступлений пылился под убогим топчаном – мелкие кражонки, бытовые убийства на почве недолива горячительных напитков не удостоились его применения. И даже глубокомысленные беседы с портретом незабвенного сэра Артура Конан Дойла на стене каморки не придавали осмысленности бытия служителя приёмного покоя между этим миром и тем. Как раз сейчас он обращался к нему с высокопарной речью:
– Достопочтенный друг! Почему русский человек не умеет просто наслаждаться жизнью? Радоваться каждому дню, и не тащить на плечах каждодневный крест на Голгофу общественного блага. Почему бессмысленное существование нам омерзительно и противно? За что нам выпало бремя торить неизведанные пути для всего человечества? За что?
Любивший обольстительный комфорт и европейский стиль жизни прославленный в веках автор детективов отмалчивался и снисходительно шевелил правой бровью со стены каморки. Хотя мог бы и возразить: в Швейцарии правительство предложило выплачивать каждому гражданину страны по две тысячи двести пятьдесят евро в месяц, просто так и всю дальнейшую жизнь. Провели референдум – народ отказался, инда работать хотят, и иметь цель в жизни. Но он не стал спорить с санитаром морга – общезападный эгоцентризм был в вековом тренде.
Глухо залаявший пёс Казимир тем временем вывел санитара морга из состояния апатии и застоя. Он взлохматил чёрную шёрстку и стал царапать обитую дерматином дверь подпиленными когтями. Несвойственное собачьей натуре поведение смутило Дим Димыча – Казимир был добродушным и приветливым твореньем божьим. И не дожидаясь стука, Кариес открыл дверь навстречу нежданным визитёрам.
Чёрногрудый пёс вдруг завертелся волчком и с воем метнулся к седовласому незнакомцу, а засим резко отскочил от него и выскочил в густеющую темноту. Начало визита непрошеных гостей не предвещало ничего хорошего. Однако санитар морга и не из таких передряг выходил бодрым и розовощёким.
Обойдя хороводом со всех сторон хранящего невозмутимый вид старца, Кариес сразу же проникся к нему пиететом. Всё в его облике было величественно и прямодушно, не смотря на допотопную одежду и сквозивший в глазах голод. Высоченный незнакомец стоял в центре каморки и производил впечатление возникшего среди низкорослых холмов гордого утёса. Правда, он тоскливо поглядывал на тарелку с пышными оладьями, доверху наполненную сахарницу и застывшую на небе облаком сметану в блюдце на обеденном столе. Впрочем, недоедание ещё никому бодрости не прибавляло.
Игнат Васильевич был поражен льстивым приёмом найденного у кладбищенской оградки гостя и молчаливо присел на крякнувший под его весом стул: автор индуктивного метода расследования преступлений въедливее кариеса относился к людям и неизменно потешался над тугодумами, скаля крепкие с зияющей щербинкой зубы. А тут он блохой прыгал вокруг старца и с интересом заглядывал в его кофейные глаза, хотя тот ещё мудрецом себя никак не проявил.
Дим Димыч присел на старенький топчан и прервал длительное молчание елейным вопросом:
– Где ты его нашёл и что он о себе повествует?
Служитель погоста затеребил кепку узловатыми пальцами, вскинул коромыслом редкие брови и словоохотливо пояснил:
– Он вышел из лесополосы вокруг нашего кладбища и прервал мою медитацию возле безвременно почившего провизора Мостового. Ну, который умер от огорчения после наветов на мельдоний. Тот самый. Назвался посланцем растущей луны. Кстати, от смеха меня удержал пафос его речи. Между прочим, он есть хочет, а ты меня мытаришь…
– Вот именно, пафоса в нашей жизни как раз и не хватает, – с перчинкой в голосе отозвался санитар морга и вскочил с одинокого ложа. – Я с рождения тяготею к вздыбленной душе, пресность нынешней жизни меня угнетает. Живём бесцельно и умираем беззаветно. И чувствую я себя нынче птицей с оторванными крыльями…
Дим Димыч почтительно обошел застывшего памятником в центре комнаты старца и широким жестом пригласил почтенного гостя к скромной трапезе. Посланец растущей луны с готовностью воссел на стул с тронной спинкой, прислонил свой подвижнический посох к стене и сложил руки на подрагивающих коленях. Но тут же вспугнутой сойкой вскочил при виде закипающего на подоконнике электрочайника. Тот произвёл на старца такое же впечатление, какое произвела стартующая из Каспийского моря ракета на натовского генерала. Гость стукнул дымящийся сосуд своей палкой и резво отскочил к окну каморки.
Санитар морга пришёл в неописуемый восторг и вскинул вверх пропахшие формалином руки. Подойдя вплотную к незнакомцу, он торжествующим авгуром воскликнул:
– Я знаю, кто вы! Картафил – обречённый на вечные скитания привратник Понтия Пилата за то, что ударил Христа по спине и торопил того на казнь.
Презрительное молчание старца было ему ответом. Посланец растущей луны скрестил натруженные длани на иссечённой временем груди и скосил слегка прищуренные глаза на обеденный стол. Чайник тем временем обидчиво заткнулся и уже бульканьем воды не басил.
– Прошу прощения, нет! – с готовностью повинился санитар морга, больно ущипнув себя за нос. – Вы – Агасфер, в простонародье – Вечный жид, скиталец во времени до второго пришествия Иисуса. Он оттолкнул Спасителя, когда тот попросил позволения прислониться к стене его дома! За что и был осуждён на скитания по земле и вечное поругание со стороны людей.
Старец безмолвно вернулся на своё место за столом и впился потерявшими блеск зубами в политую сметаной оладушку. Дим Димыч трижды пересёк по диагонали свою каморку, хлопнул широкой ладонью по лбу и продолжил исторические изыскания:
– Ну, конечно! Вы – ковавший гвозди для Христа кузнец из древнерусских сказаний и наказанный за это на вечную ковку оных. Засим покаялись и ждёте прощения от Христа. Зачем пожаловали?
Поглощённый поеданием хозяйского ужина гость вновь не удостоил того ответом и сквозь зевоту горестно заметил:
– Почтеннейший, ты для начала по старославянской традиции накорми, напои, спать уложи. А с утречка уж допрос чини…
И тогда пристыженный санитар дерябинского морга приблизился вкрадчивой походкой к старцу, достал с полки на стене василькового цвета бокал и налил в него кипяток. Между тем незнакомец с опаской наблюдал за манипуляциями Дим Димыча: опущенный в воду чайный пакетик вызвал в нём смятение духа, а боярское лакомство в форме рафинада повлекло его воспарение. В этой свойственной русскому человеку двойственности сознания он и пребывал некоторое время, со смаком трапезничая и надкусывая сахарные кристаллы.
Кариес уже не сомневался в своей прозорливости. Он присел на пуфик и стал в нетерпении постукивать каблуками домашних туфель об пол в ожидании небесных откровений от насытившегося гостя. А тот расчесал подпалёнными пальцами окладистую бородку и удовлетворённо откинулся на высокую спинку стула. Измождённая фигура старца начала билом покачиваться из стороны в сторону, издавая губами дремотные звуки. И Дим Димыч вынужден был препроводить его к топчану в досадливом огорчении.
Обделенный же вниманием кладбищенский сторож насупился и напряг сгорбленную спину. Просидевший всё это время прибитым к полу гвоздём у входа Игнат Васильевич саркастически промолвил:
– Уж, я и не знаю, кто из вас двоих больший психопат! А, к тебе, наверное, Викешка Дымов заходил! Тебе тоже заграничный грант мнится за описание вековых странствий Первого лица государства Российского? Там, за бугром, считают, что он бессмертный. Вот тебя и заклинило на этом проходимце…
Ревнивые интонации в его голосе сменились на снисходительные, но он тут же спохватился. Игнат Васильевич робел перед пытливым интеллектом санитара морга и в знак примирения поведал:
– Намедни мне Викентий рассказал о презанятной заметке в одной федеральной газете. Мол, наше Первое лицо государства Российского не токмо во времени путешествует, но и в пространстве. Проходившие на днях по Таймс-сквер в Нью-Йорке американцы увидели его изображение на огромном рекламирующем автомобили экране. Он им подмигнул и исчез! Представляешь…
Дим Димыч присел на покинутый старцем стул с удлинённой спинкой и поманил Безрукого к себе укоризненным жестом за стол. Кстати сказать, это, возможно, был тот самый мебельный атрибут английской рассказчицы Джоан Роулинг о похождениях начинающего юного волшебника Гарри Поттера. Проданный давеча с аукциона он вполне мог оказаться в каморке дерябинского санитара морга презентом от родственников почившего в бозе местного толстосума. Может, сим предметом и объясняются его феерические фантазии? Вот интересно: на что может подвигнуть выставленный на эти же торги якобы принадлежавший писателю Сэлинджеру немытый унитаз?
– Любезнейший мой друг, – как бы сверху начал между тем санитар морга и аккуратно перевернул пустую тарелку дном вверх на виду присмиревшего на своём месте Безрукого. – Там, на неведомых дорожках, много кто гуляет. Смуглолицый граф Калиостро, к примеру. «Елико возможно» поспешно покинувший Россию по приказу императрицы Екатерины II. Вера в его сверхъестественные способности у современников была так велика, что после обвинения в ереси он был помещён в камеру с отверстием в потолке вместо двери. Дабы не сбежал…
После этих слов Кариес вздрогнул, испуганно обернулся к бормотавшему что-то себе под нос старцу на топчане и вскинул удивлённо седеющей головой:
– Это кто мне подсказал? Я о таком историческом персонаже никогда не слышал!
И кладбищенский сторож впился глазами в побледневшее от неожиданного проникновения в мозг чужих воспоминаний лицо Дим Димыча. После ночного блуждания в прошлом году по дерябинским мостовым в чине юродивого, мистика в душе кладбищенского сторожа поселилась на некоторое время ласточкином гнездом. Однако её грубо вытряхнула из игнатовской груди супруга Вера Сергеевна необходимостью закупки тибетских ягод Годжи в неимоверных количествах для продления бытия и сокращения тела. И потеря из-за неуёмного мистицизма супруга стабильного заработка по охране кладбищенского покоя дерябинцев привела бы к неминуемому отказу от оных.
А по-прежнему понукаемый неведомой силой и с видом взвалившего непосильную ношу на спину ишака Дим Димыч протянул:
– Или, скажем, граф Сен-Жермен. Тот ещё был мужчина. Коренастый, широкоплечий, а одевался с «великолепной изысканной простотой». Предлагал датскому королю соорудить непотопляемый быстроходный корабль без парусов и управляемое одним человеком безотказное скорострельное орудие. По одной из версий способствовал воцарению Екатерины II на престол и якобы дружил с братьями Орловыми…
Санитар морга замолк и накренил голову в сторону седовласого старца на топчане терпящим бедствие судном. Для избавления от наваждения он прожектором осветил свой спасительный путь:
– Всё понятно. Это посланец растущей луны куролесит. Кстати, заметь, все гуляки во времени – сплошь графы. А теперь нашего возьми…
В образе пойманного на чтении журнала «Колокол» вольнодумца Безрукий огляделся по сторонам и с тревогой взглянул на открытую форточку окна.
– Да нет, не из Кремля, а этого, – досадливо поморщился санитар морга и приблизился к шевелящему тонкими губами на топчане гостю, подобно открывшему Америку Колумбом к несчастью для всего человечества. – Наш пришелец телом жилист, руками могуч. К тому же он голоден и помят судьбою. А сапоги? Такие сапоги ещё рядовые царской армии носили! Так что это и есть тот самый кузнец. Не врали предки! И чего он к нам явился?
Кладбищенский сторож бочком прокрался к входной двери и открыл её со словами:
– Окстись, родимый! У тебя помутнение рассудка. Я сейчас на службу двинусь, а завтра утром свяжусь с Ефимовичем. Может, убили кого? И он один там парится. Да, и твой индуктивный метод, поди, проржавел совсем. Надобно капнуть на него свежей кровью, а то совсем умом тронешься…
Санитар морга принял оскорблённый вид уличённого в краже висящего на верёвке белья шкета и подольстился:
– Когда на дворе кризис и неведом завтрашний день, народ начинает ждать чудес и верить в магическую силу. Но! Помнится, такое уже было в конце прошлого века и чем закончилось известно. В наше время на общение с ведунами и гадалками россияне потратили почти двести миллиардов рублей. Такого количества магов нет ни в одной стране мира!
Игнат Васильевич фыркнул сивой кобылой и вышел вон. Он мог бы напомнить другу на разразившийся недавно политический кризис в одной разделённой надвое стране. Там президент женского пола сверяла все свои шаги с гадалкой и чуть не поставила своё государство на грань войны с соседкой. А с экономикой при ней всё было в порядке! Но он не стал этого делать, ибо сам был грешен.
Честно говоря, кладбищенский сторож одно время свято верил в сверхъестественные силы, но после кончины не сумевшего предугадать собственную смерть астролога разуверился. Да и супруга приложила к этому неутомимую руку! Но сейчас вера эта вновь рьяно заворочалась в груди Безрукого от появления посланца растущей луны и завладела его сознанием полностью.
Потревоженный же на крыльце черноголовый пёс Казимир сонно тявкнул ему в след и слился с ночным мраком, который скрыл крадущуюся к зданию городской администрации дрожащую осиновым листом тень. Звякая ключами, она проникла внутрь. И обездвиженный электрошокером охранник до утра томился предчувствием расправы за оставление поста по вине зловредного лихоимца. Однако воздержался от доклада о непрошеном ночном вторжении из-за бодро шагающей по стране оптимизации кадров.
Город погрузился в пучину ночи… И лишь небесный светильник скупо освещал обезлюдившие улицы, однобортные пиджаки убогих домов, льющие лучинный свет на проезжую часть автомобили и бредущую от дерябинского морга едва различимую расхристанную душевно фигуру.