Глава 2
Лора оказалась в тупике. Она была брошена на произвол судьбы, едва держась на плаву благодаря злополучному сочетанию прозака[2], пино-гри и тому, что делала вид, будто кое-какие вещи никогда не случались. Как, например, измена Винса.
Энтони Пэдью и его дом спасли ее.
Паркуясь перед домом, она подсчитала, сколько лет уже здесь проработала: десять – нет, почти одиннадцать лет. Она сидела в комнате для ожидания, в очереди к врачу, обеспокоенно листая журналы, пока не наткнулась в «Леди»[3] на рекламу, которая привлекла ее внимание:
Требуется экономка или личная помощница для порядочного писателя. Пожалуйста, отправляйте предложения на адрес: Энтони Пэдью, почтовый ящик 27312.
Заходя в комнату для ожидания, она намеревалась умолять о препаратах, которые сделали бы ее жалкое существование более сносным, а вышла оттуда с четким решением попытаться получить эту работу, которая, как позже выяснилось, изменила ее жизнь.
Повернув в замке ключ и переступив порог дома, она, как всегда, оказалась в объятиях тишины и покоя. Она прошла в кухню, наполнила водой чайник и поставила его на конфорку. Энтони сейчас должен был совершать утреннюю прогулку. Вчера она его вовсе не видела. Он был на встрече с адвокатом-солиситором[4] в Лондоне. Пока не закипел чайник, она просмотрела аккуратную стопку бумаг, с которыми должна была разобраться: несколько счетов следовало оплатить, на парочку писем нужно было ответить от лица мистера Пэдью. Взяв в руки письмо с просьбой записаться к доктору, она ощутила укол тревоги. Последние несколько месяцев она отчаянно старалась не замечать, что он увядает, – так изящный портрет, слишком долго простояв на ярком солнце, теряет четкость и яркость. Когда он много лет назад проводил с ней собеседование, это был высокий мускулистый мужчина с шапкой темных волос на голове, синими глазами и голосом, как у Джеймса Мэйсона. Тогда ему можно было дать значительно меньше, чем шестьдесят восемь. Лора влюбилась и в мистера Пэдью, и в дом в тот самый момент, когда переступила порог этого дома. Любовь, которую она к нему испытывала, была вовсе не романтическим чувством, она скорее напоминала любовь ребенка к своему любимому дядюшке. Его мягкая сила, спокойствие, безупречная вежливость были теми качествами, которые она научилась ценить в мужчине, увы, слишком поздно. В его присутствии у нее всегда поднималось настроение, и благодаря ему она научилась ценить жизнь так, как никогда до этого не ценила. Он был так же утешительно-постоянным, как BBC Radio 4, Биг-Бен и «Земля надежды и славы»[5]. Но он всегда держал дистанцию. Всегда частичка его оставалась скрытой от всех, и у него явно был секрет, которым он ни с кем не делился. Лора была этому рада: близость, будь она физической или эмоциональной, не приносила ей ничего, кроме разочарования. Мистер Пэдью сначала был идеальным работодателем, а потом стал Энтони, ее близким другом. Но при этом между ними сохранялась определенная дистанция.
Что же касается Падуи, в нее она влюбилась, увидев салфетку для подноса.
Во время собеседования Энтони сделал ей чай. Его он принес в зимний сад. Чайник в стеганом чехле, кувшин с молоком, сахарница и щипцы, чашки с блюдцами, серебряные чайные ложки, чайное ситечко и стойка с пирожными. Салфетка была белее белого, окаймленная кружевом по краю. Именно салфетка сыграла определяющую роль. Несомненно, Падуя была домом, где такие вещи, как, например, белая салфетка на подносе, были атрибутами повседневной жизни, а сам мистер Пэдью был человеком, чья повседневная жизнь была пределом мечтаний Лоры.
Как только они поженились, Винс стал насмехаться над ней, когда она пыталась привнести подобные вещицы в их интерьер. Если ему когда-либо приходилось делать себе самому чай, использованный пакетик он оставлял на сливной полке раковины, сколько бы раз Лора ни делала ему замечание. Молоко и фруктовые соки он пил прямо из пакета, за обедом клал локти на стол, нож держал словно ручку и говорил с набитым ртом. Это вроде бы были мелочи, на которые Лора старалась не обращать внимания, но они все же раздражали ее. Годы их совместной жизни ожесточили Лору и уничтожили ее робкое стремление жить скоромной жизнью, подобной той, какую она наблюдала, бывая в гостях у школьных друзей. Со временем шутки Винса переросли в издевки и даже скатерть стала объектом насмешек. Так же, как и Лора.
Собеседование проходило в день ее тридцать первого дня рождения и оказалось на удивление коротким. Мистер Пэдью, прежде чем налить ей чаю, спросил, как она обычно его пьет. Они обменялись несколькими вопросами, после чего он предложил Лоре работу и она согласилась. Это был идеальный подарок для Лоры – зарождение надежды.
Свист чайника оборвал ее воспоминания. Лора заварила чай, после чего взяла тряпку и средство для полировки и отправилась в зимний сад. У себя дома она терпеть не могла убирать, особенно когда жила с Винсом. Но здесь уборка была актом любви. Когда она приехала сюда впервые, дом и его содержимое выглядели несколько заброшенными. Многими комнатами вообще не пользовались. Энтони проводил большую часть времени в зимнем саду или в кабинете, а гостей, которые могли бы пользоваться другими комнатами, у него никогда не было. Постепенно, с любовью, Лора вернула в этот дом жизнь. Во все комнаты, кроме кабинета. Там она никогда не была. С самого начала у них с Энтони была договоренность, что, кроме него, в кабинет никто не заходит. А уходя из дома, он его запирал. Она не возражала. А вот все остальные комнаты она содержала в чистоте и порядке, даже те, которыми никогда не пользовались.
В зимнем саду Лора взяла фотографию в серебряной рамке и принялась натирать стекло, пока оно не засияло. Энтони как-то сказал ей, что женщину на снимке завали Терезой; Лора полагала, что он сильно ее любил, потому что ее фотография была одной из трех имеющихся в доме. Еще на двух были изображены Тереза и Энтони вместе; один из этих снимков он хранил в прикроватной тумбочке, а другой стоял на туалетном столике в большой комнате в задней части дома. За все те годы, что Лора его знала, она никогда не видела его таким счастливым, как на этой фотографии.
Когда Лора ушла от Винса, она сразу же швырнула их свадебную фотографию в мусорное ведро. Но лишь после того, как наступила на нее, растирая каблуком в порошок стекло над его ухмыляющейся физиономией. Селина из «Обслуживания» была ему рада. Он был тем еще ублюдком. Лишь тогда она впервые смогла признать это. Но лучше ей от этого не стало. Это было лишь подтверждением того, что была она слабой и глупой, раз терпела его так долго.
Убрав в зимнем саду, Лора прошла по коридору, потом поднялась по лестнице, на ходу протирая закрученные деревянные перила, от которых, казалось, исходил золотистый свет. Она часто размышляла о кабинете – было невозможно не думать о нем. Но она уважала личное пространство Энтони, как и он ее. Наверху располагалась самая большая спальня, которая также была и самой красивой; там было большое окно с выступом, выходившее в сад за домом. Эту спальню Энтони когда-то делил с Терезой, а сейчас спал он в соседней, меньшей комнате. Лора открыла окно, чтобы немного проветрить комнату. Розы в саду полностью расцвели, и это была пульсирующая рябь алых, розовых и бежевых лепестков; в цвету была и живая изгородь, вспененная колеблющимися на ветру пионами, и живокость, украшенная пунктирным узором сапфирных пик. Запах роз донесла теплая волна воздуха, и Лора глубоко вдохнула пьянящий аромат. В этой комнате всегда пахло розами. Даже посреди зимы, когда сад замерзал и засыпал, а стекла окон покрывали морозные узоры. Лора еще раз разгладила и так без единой складочки покрывало, поправила подушечки на тахте и выпрямилась. Зеленое стекло туалетного столика сияло в солнечном свете. Но не все в этой комнате было идеально. Маленькие голубые эмалированные часы снова остановились. 11:55 – и никакого тиканья. Каждый день они останавливались в одно и то же время. Лора, сверившись с наручными часами, перевела стрелки настольных часов. Она аккуратно завела часы маленьким ключиком и, когда услышала негромкое тиканье, поставила их обратно на туалетный столик.
Хлопнула входная дверь, оповестив ее о том, что Энтони вернулся с прогулки. За этим звуком последовали другие – отпирания двери кабинета ключом, ее открывания и закрывания. С этой последовательностью звуков Лора была хорошо знакома. В кухне она сварила кофе в турке, затем поставила кофейник на поднос рядом с чашкой на блюдце, серебряным кувшинчиком со сливками и тарелкой диетического печенья. Пройдя через вестибюль, она легонько постучала в дверь кабинета и, когда она отворилась, передала поднос Энтони. Он выглядел уставшим; судя по походке, был скорее изможденным, нежели воодушевленным.
– Спасибо, дорогая.
Она с грустью заметила, что его руки немного дрожали, когда он принимал поднос.
– Вы желаете на обед что-нибудь особенное? – спросила она.
– Нет, нет. Уверен, что бы ты ни приготовила, будет очень вкусно.
Дверь закрылась. Вернувшись в кухню, Лора вымыла грязную чашку, которая появилась в раковине; ее оставил, несомненно, Фредди, садовник. Он начал работать в Падуе пару лет назад, но Лора так толком с ним ни разу и не поговорила. Он вел себя довольно дружелюбно, когда их пути пересекались, но это была не более чем требуемая вежливость.
Лора принялась за работу с документами. Обычно она брала бумаги домой и набирала содержимое на ноутбуке. Когда она только начала работать с Энтони, он просил ее проверять свои рукописи на наличие орфографических ошибок, а после – печатать их на старой электрической машинке. Но несколько лет назад он перестал писать. Она скучала по их совместной работе. В молодости Лора думала о карьере писательницы – она могла бы писать романы или быть журналисткой. Каких только планов на будущее у нее не было! Она была смышленой девушкой и получала стипендию в местной школе для девочек, потом получила место в университете. Она могла бы – должна была – прожить отличную жизнь. Но она повстречала Винса. Она еще не сформировалась в семнадцать лет, была уязвимой, неуверенной, не знала, чего она стоит. В школе она была счастлива, но тот факт, что она получала стипендию, всегда немного отделял ее от остальных. Отец, который работал на фабрике, и мать-продавщица безмерно гордились своей умной дочкой. Они нашли деньги, точнее собрали их с большим трудом, чтобы купить ей дорогую школьную форму, включая неслыханные излишества, как, например, две пары обуви – для улицы и для помещения. Все должно было быть новым, никаких подержанных вещей для их девочки. Она была им очень, очень благодарна. Она слишком хорошо знала, на какие жертвы ради нее пошли родители. Но этого не хватило. То, что она хорошо выглядела и подавала неплохие надежды, не очень-то помогло ей плавно влиться в уже сформированную школьную компанию. Например, компанию девушек, для которых каникулы за границей, поездки в театр, званые ужины и прогулки на катерах по выходным были обычным делом. Конечно же, у нее были друзья – добрые и щедрые девочки, чьи приглашения в гости она принимала. В их великолепнейшие дома, где чай подавали в красивых чайниках, гренки – на специальной подставке, масло – в масленке, молоко – в кувшине, а варенье – только с серебряной ложкой. У домов были имена вместо номеров, террасы, теннисные корты и сады с подстриженными деревьями. И салфетки на подносах. Она увидела другую жизнь, которая ее пленила. В ней зародилась надежда. Дома молоко в бутылке, маргарин в пластиковой коробке, сахар в пакете и чай в кружке теперь казались чем-то несуразным и угнетали ее. В семнадцать она провалилась в пропасть между двумя мирами, и ни к одному из них она не принадлежала. Тогда-то она и повстречала Винса.
Он был старше, и он был статным и амбициозным. Ей льстило его внимание, а уверенность в себе сильно ее впечатлила. Винс просто излучал уверенность. Он даже себе кличку придумал – Винс Непобедимый. Он работал агентом по продаже автомобилей, и у него был красный «Ягуар И» – этакое клише на колесах. Родители Лоры были в смятении. Они надеялись, что ключом к лучшей жизни – лучшей, чем у них, с меньшим количеством трудностей, – для Лоры станет образование. Пусть они и не понимали, зачем нужны салфетки на подносах, но они знали, что в жизни, которой желали для своей дочери, важны не только деньги. Для Лоры деньги никогда не имели значения. Для Винса Непобедимого значение имели только деньги. Вскоре отец Лоры дал Винсу свою кличку – Винс Звонкая Монета.
Спустя несколько грустных лет Лора часто задавалась вопросом: что же нашел в ней Винс? Она была симпатичной, но красоткой ее нельзя было назвать, и привлекли его явно не ее зубы, грудь или задница – его любимая комбинация. Те девушки, с которыми Винс обычно встречался, спускали перед ним трусы так же естественно, как и опускали h[6]. Может, он увидел в ней сложную задачу, которую нужно было решить. Или она была для него в новинку. Что бы это ни было, ему этого хватило, чтобы заключить, что из нее выйдет хорошая жена. И в результате испытал горькое разочарование. Но не такое горькое, какое испытала Лора.
Сначала было легко взвалить всю вину на Винса; в стиле Остин дать ему роль подлеца, а себя сделать целомудренной героиней, которая дома пришивала ленточки к своей шляпке или вязала чехлы для рулонов туалетной бумаги. Но где-то глубоко внутри Лора понимала, что это просто выдумка. Впервые узнав о его измене, она почувствовала, что распадается на мелкие кусочки. Пытаясь укрыться от неприятной реальности, она хотела попросить врача выписать ей антидепрессанты, но он настоял на том, чтобы она посетила психотерапевта, прежде чем просить назначить ей препараты.
Для Лоры это стало средством достижения цели. Она ни секунды не сомневалась в том, что заткнет за пояс полиэстерную мышку Памелу средних лет и добудет рецепт, но попала на прием к бойкой блондинке по имени Руди, которая заставила ее посмотреть в лицо весьма неприятным фактам. Она велела Лоре прислушаться к голосу в голове, который вещал обременительную правду и приводил тревожащие доводы. Руди называла это «вступать в контакт с внутренней лингвистикой» и твердила, что это должен быть «весьма приятный опыт» для Лоры. У Лоры для этого было другое название – «общение с феей Правды», а находила она это таким же приятным, как и прослушивание любимой пластинки с глубокой царапиной. Фея Правды была очень мнительной и обвиняла Лору в том, что она согнулась под давлением ожиданий родителей, и в том, что вышла замуж за Винса, чтобы не учиться в университете. По ее мнению, Лора просто боялась, что не потянет учебу в университете, боялась, став на ноги, упасть лицом в грязь. По правде говоря, фея Правды выбила ее из колеи. Но как только Лора добилась своего – получила рецепт на антидепрессант, – она перестала ее слушать.
Часы в вестибюле пробили час, и Лора принялась доставать продукты, чтобы приготовить обед. Она взбила яйца, добавила к ним сыр и недавно сорванную в саду зелень, вылила смесь на разогретую сковородку и стала наблюдать за тем, как она сначала пузырилась, а потом превратилась в золотистый омлет. На подносе лежала хрустящая белая льняная салфетка, серебряные нож и вилка и стоял стакан с напитком из бузины. У двери кабинета она поменялась с Энтони подносами: он передал ей поднос с остатками утреннего кофе. Печенье осталось нетронутым.