Глава вторая
Факультет малефицистики, сиречь злоделания
Занятия начались на следующий день. Неясыть был лишён обычных студиозусовских радостей вроде доброй компании, доброй гулянки и доброго пива. Точнее говоря, пива он, конечно же, лишён не был, просто что ж это за удовольствие – дуть пиво в одиночестве? Эдак и спиться недолго; поневоле приходилось переходить на воду.
Подчиняясь правилам, Фессу предстояло тащиться на факультет общего волшебства. Конечно, он – на особом счету, у него наставник – Тёмный, и после «обеда» он, Фесс, вернётся «домой» – но до полудня он принадлежал Академии. Белому Совету, если быть точным.
В толпе направлявшихся к главному корпусу он разглядел знакомую пару – простодушного Бахмута и надменного господаря Эвенстайна из Бларри. Руки Неясыти сами сжались в кулаки. Проклятие, как же силён этот эльфийский выродок, как ловко владеет пусть только одним, но куда как действенным заклятием! Но… если только правдивы те отрывочные воспоминания, он, Фесс, умел справляться с такими «преградами». И даже, более того, не считал их за таковые. Эти двое… странная пара. Странные вопросы, которые они задавали – точнее, пытались ему задать. Словно и впрямь два школяра, которым опытный дознаватель поручил выяснить всю подноготную донельзя подозрительной личности, отчего-то при этом лично на сцену не появляясь. Неясыть твёрдыми шагами двинулся наперерез мальчишкам. Те заметили его мгновенно, даже, пожалуй, слишком уж сноровисто; тотчас же подобрались, сдвинулись, встав плечом к плечу; незаметно было, чтобы гордец Эвенстайн опять повторял свои благоглупости о господах и холопах.
Они смотрели на него внимательно и очень серьёзно, без тени страха или неуверенности. Наверное, они казались себе очень сильными и неуязвимыми; не слишком похоже на правду, если учесть, что один раз господарь из Бларри уже поискал спиной пятый угол.
– Эй, ребятишки! – громко сказал Фесс, так, что на него обернулось разом добрых два десятка молодых аколитов. – Может, выясним всё между собой раз и навсегда? – И он выразительным кивком указал на узкую дорожку, что вела к густому скверу сразу за главным корпусом Академии.
Ах, если бы он был собою прежним! Не приходилось бы мучительно гадать, что знаменует то или иное дрожание век или движение щеки. Когда-то он отлично умел читать намерения людей по их лицам – когда-то, но не сейчас.
– Слишком много чести для крысы Тьмы, чтобы мы нарушали из-за неё распорядок Академии, – надменно ответил ему Эвенстайн.
– Угу, угу, господарь Эвенстайн из Бларри правду молвит, значить, – тотчас же подхватил Бахмут.
– А-а… – стараясь, чтобы голос звучал как можно более разочарованно, отозвался Фесс. – Да, верно, хорошая штука устав. Трусость свою прикрывать очень удобно, и, главное, никто никогда не упрекнёт. Ну, ладно, ребятки, тогда я пошёл.
Будь эти мальчики хоть на пару лет старше, дурацкий розыгрыш Фесса не возымел бы никакого действия. Однако они были ещё слишком, слишком молоды, а рядом в тот миг не нашлось усатого дядьки – наподдать как следует по шее да гаркнуть: «Куда, сопляк?!»
Парочка свернула с аккуратно вымощенной дороги. Под их ногами заскрипел песок; Фесс шагал так, что не было слышно ни звука.
«На сей раз вы меня не застанете врасплох, – думал Неясыть. – Я должен тебя опередить, полукровка, и тебя, конопатый силач, наверняка умеющий в свои пятнадцать гнуть и ломать подковы. Я иду, повернувшись к вам спиной, и вы покорно идёте следом, хотя самое лучшее, что вы сейчас можете сделать, – это бежать отсюда без оглядки, потому что третий раз фокус со спелёнывающим заклятием у вас не пройдёт, не зря же я обмозговывал это всю ночь и не давал спать Тёмному, пусть я забыл многое из того, что знал, и мне уже не по силам справиться с десятком противников – но уж с вами-то, разъярённые вы мои сосунки, я справлюсь наверняка».
Благородный аристократ господарь Эвенстайн из Бларри не стал унижать себя, свой род и свой герб ударом в спину. Фесс рассчитал правильно, полукровка был болезненно щепетилен в вопросах чести, даже если решается, жить ему или умирать.
Они остановились на неширокой круглой лужайке, тщательно постриженной и чистой. Вокруг застыл строй тёмно-зелёных кипарисов. Молчаливый Бахмут неожиданно первым шагнул вперёд, принял боевую стойку – мягко, точно камышовый кот или рыжая рысь. Эвенстайн безмолствовал, только кривил рот в нехорошей усмешке.
– Ну, дык начнём, што ль, паря? – своим простецким говорком произнёс веснушчатый силач. – Без магии, токмо кулаками, а? Посмотрим, кто из нас юшкой-то умоется?
– Болтаешь много, – ответил Фесс. Его не задевали слова мальчишки, но Неясыть взъярился до чрезвычайности. Он-то и бросил Фесса в атаку, плохую, неподготовленную, и…
…Фесс очнулся оттого, что по лицу бежало что-то жидкое, горячее и плохо пахнущее. Миг спустя он понял, что с ним делают, рванулся – и не смог. На сей раз руки его были скручены за спиной самыми обыкновенными ремнями. Вся левая половина головы превратилась в один сплошной океан боли.
– Ну что, сладко, крыса? – насмешливо спросил юный полуэльф. – Мой добрый Бахмут тебя, недоноска, ещё, считай, пожалел. И откуда ты такой, интересно, к нам сюда пожаловал, да ещё и с Тёмным связался?..
Фесс молчал. Когда-то он мог бы даже со связанными руками разбросать этих молокососов, а теперь… тело подводит его, некогда безотказное оружие, которое нельзя отобрать, дало сбой. Отчего, почему? Ведь такое не может забыться!..
«Выходит, может, – сосредоточенно подумал он, почти не слыша тихого, но разъярённого шипения Эвенстайна. – Сколько же всего и почему стерлось в тебе, Фесс? Или, может быть, лучше не цепляться за это имя, пустое, «точно череп труса, катаемый прибоем»? Принять новое – Неясыть и жить по новым законам?..»
Ему почти удалось отвлечься. Он даже перестал чувствовать врезавшиеся в запястья ремни.
– Так-так, – раздался совсем рядом голос ректора. – Сцена иная, но лицедеи те же. Очень интересно. Может быть, вы объясните мне, что происходит, любезный мой Эвенстайн из Бларри?..
Неясыть с трудом повернул голову. Возле самых глаз стояли сафьяновые с золотым тиснением остроносые сапожки милорда ректора. Больше Неясыть ничего не видел – боль внезапно прорвала воздвигнутую в сознании плотину, и потребовалась вся его сила воли, чтобы сжать зубы и не унизиться стоном.
– Милорд ректор, сей холоп…
– В Академии нет ни холопов, ни господарей, студиозус. Прискорбно, что ты, став полноправным учеником, так и не озаботился хотя бы прочесть устав.
Это было явно не то, что ожидал услышать молодой полуэльф. Однако Эвенстайну хватило ума не начинать препирательств.
– Покорнейше прошу простить меня, милорд ректор, и, если мне полагается наказание, прошу вас возложить всю тяжесть его на мои плечи. Бахмут только исполнял то, что я говорил ему.
– Похвально, что ты защищаешь доверившегося тебе, – ласково сказал ректор. – Что ж, ты понесёшь наказание. Явишься ко мне в кабинет, когда гномон покажет полдень. А ты, мой добрый Бахмут, свободен. Только сперва развяжите этого беднягу.
Сильные руки одним движением поставили Фесса на ноги. С успевших онеметь запястий сорвали ремень.
– Ступайте, – приказал ректор, глядя Фессу прямо в глаза.
Полуэльф и Бахмут молча исчезли.
– Тебе не мешало бы умыться и сменить платье, – заметил волшебник. – Отчего ты не защищался?
– Не хватило умения, – криво усмехнулся Фесс.
– Не привык проигрывать, да?
– Не знаю, милорд. Не помню. Но, наверное, да.
– Хорошо, что ты мне не врёшь, Неясыть. Скажи, это ведь ты затеял драку?
– Да, милорд.
– Зачем?
– Эти двое показались мне странными, милорд. Я хотел выяснить, действительно ли они просто хотят рассчитаться со мной за вчерашнее, или…
– Или? – подхватил ректор.
– Или ими движет какой-то иной интерес, – пожал плечами Неясыть.
– И что же тебе удалось выяснить? – с искренним интересом спросил ректор.
– Ничего, милорд, – вздохнул Фесс. – Оказалось, что сейчас я умею меньше того, к чему привык. План не удался.
– Досадно, – сочувственно сказал ректор. – Ну ничего, на ошибках учимся, Неясыть. Идём, идём, а то… э-э-э… имеющее место амбрэ…
По пути до самого кабинета милорд ректор не произнес ни слова. И потом, после того, как Фесс умылся, а милорд ректор самолично, посредством магии, убрал с его одежды все следы случившегося, не спросил Неясыть ни о чём.
В кабинете милорда ректора было на что посмотреть. Стены покрывали нежно светящиеся розоватые плафоны розового дерева. На громадном письменном столе стоял целый ряд каких-то кристаллических шаров на бронзовых подставках, в некоторых Неясыть заметил скорченные чёрные фигурки, отдалённо напоминавшие человеческие – причём очень отдалённо. В отличие от кабинета Тёмного, здесь было очень мало книг – лишь несколько древних инкунабул в выцветших кожаных переплётах, малиновых и оранжевых. Особый колорит кабинету придавал исполинский рогатый череп, прибитый здоровенными железными костылями прямо над креслом милорда ректора. Кончики рогов упирались в противоположные стены, имея размах не меньше полутора десятков шагов. Трудно было представить себе зверя, способного таскать на голове такое украшение.
– Садись, Неясыть, – наконец сказал волшебник. Со вздохом одернул свой идеально белый плащ, поставил посох в специальную бронзовую витую держалку возле правой руки и наконец пристально воззрился на воина. – Что они от тебя хотели?
– Милорд, это ведь я начал, – возразил Фесс.
– У меня хорошая память, Неясыть, не надо мне напоминать, – сухо заметил чародей. – То, что от них хотел ты, мне понятно. Но ведь им тоже что-то было нужно. Я хотел бы выяснить, что именно. Они задавали тебе вопросы?
Парри предупреждал своего подопечного, что ведущие маги Академии обладают способностью читать мысли и что особенно следует быть осторожным при разговорах один на один.
– Да, милорд, – всем видом своим показывая святое желание отвечать правду, правду и ничего, кроме правды, произнёс Фесс. – Насчёт того, откуда я тут взялся.
Ответ был абсолютно честным, Неясыть глядел прямо в лицо чародею правдивыми глазами, не допуская в сознание никаких крамольных мыслей, – и нехитрый трюк, как показалось ему, сработал.
Ректор задумчиво побарабанил пальцами по зелёному сукну, что покрывало стол.
– А как ты думаешь, Неясыть, зачем им это знать?
– Вот и я ломаю себе голову, милорд ректор, – зачем? Прошлого своего я не помню. Какая им польза от этих вопросов? А любой грамотный маг наверняка сможет и так определить, лгу я или говорю правду.
– Верно, – кивнул ректор. – Себя ты и впрямь помнишь с того момента, когда очутился у дверей старины Парри. Это мы проверили в первую очередь, не сомневайся, Неясыть. И хочешь знать почему?
– Парри намекал мне о Тьме и Смерти, живущей на западе… – осторожно заметил Неясыть.
– Правильно. Тьма с запада и Смерть, живущая там же. Это не сказки и не выдумки, мой добрый студиозус. Это, увы, наша жестокая реальность. Наш мир висит на тонкой-претонкой ниточке, и никто не ведает, в чьей власти перерезать её, либо подвязать рядом ещё одну. И вот поэтому ты, выбравший Тёмного, так интересен мне. Кое-кто думал, что ты – пришелец из западного края, что тебя послала Ночь, но я в это не верю. Будь Тьма сильнее нас, она давно бы затопила весь мир. Она не может сотворить ничего, что мы не смогли бы или понять, или преодолеть. Я исхожу из этого постулата. Ты – обычный парень, Неясыть, не без способностей, с большим гонором, но – обычный. Не льсти себе, будто ты – избранник. Ты никакой не избранник, ты самый обычный студиозус, аколит моей Академии… Кстати, раз уж вспомнили – на какую кафедру Тёмный записал тебя?
– Кафедра некромантии, милорд ректор.
– А-а… разумно, вполне разумно. Некроманты нужны. У них хорошая, солидная работа и почти не бывает простоев. Люди, увы, смертны, а смерть – детище Тьмы, Неясыть, вот почему всегда будут нужны маги, умеющие упокоить неупокоенных… – Милорд ректор не заметил словесной неуклюжести. – Так что иди, учись. Не бойся ничего, эта парочка тебя больше не тронет. Я с них сейчас шкуры спущу. Собственно говоря, даже выгнать могу – устав-то нарушен!
– Но ведь ссору затеял я, милорд, – вновь напомнил Фесс.
– Забудь об этом, – махнул рукой ректор. – Просто не связывайся в следующий раз. Ступай, Неясыть. Нехорошо пропускать самые первые лекции.
Чёрный браслет Фесса заставлял всех остальных студиозусов буквально разбегаться в разные стороны. Не отличавшиеся храбростью девушки даже визжали, шарахаясь от него так, словно увидели мышь. Ему не пришлось долго отыскивать себе место – стоило ему приостановиться около одного из рядов, как уже устроившиеся там аколиты бросились врассыпную, чуть ли не прыгая через высокие пюпитры.
Неясыть пожал плечами и устроился в дальнем углу.
Длинную и скучную, по его мнению, лекцию об общих принципах волшебства он пропустил мимо ушей, прекрасно понимая, что настоящая учёба будет проходить не здесь и не так. Читавший лекцию пожилой дородный чародей произносил заученные шутки, которые слышало и над которыми старательно, с угодливостью хихикало не одно поколение учеников, показывал простенькие магические фокусы – строил и разрушал красочные иллюзии – и при этом сыпал терминами типа: «великий живородящий поток», «отражения живородящей силы», «мыслеформы как следы потока магии в нас» и так далее. Старательные ученики записывали каждое слово мэтра как сумасшедшие. Перья так и скрипели, и Неясыти показалось, что от этого скрипа у него сейчас лопнет голова.
Когда лекция кончилась, он не задал ни одного вопроса, хотя остальные студиозусы вовсю тянули руки, памятуя, что каждому лектору приятно, когда после его выступления аудитория о чём-то спрашивает. Никому не хотелось покидать вожделенную Академию после первого же семестра.
Точно так же, в полном одиночестве, Фесс побрёл потом к ветхому зданию единственного здесь малефициста. Он не чувствовал себя сбитым с толку, он слишком мало знал об этом мире, но дремучее, как у дикого зверя, чутьё успело предупредить его – опасность! Милорд ректор далеко не так прост, как хочет казаться. Полуэльф с прилепившимся к нему Бахмутом – тоже куда как непросты. И все они в первый же день вцепились в него. Зачем им эти представления? Ненависть Эвенстайна порой казалась несколько наигранной; Бахмут уж слишком усердно изображал скудоумие и собачью преданность хозяину; что-то за всем этим крылось, и Фессу предстояло узнать, что же именно.
Тёмный ждал его в наскоро прибранном классе – правда, несколько странноватом классе, если стены были увешаны искусными гравюрами с изображениями каких-то обезображенных трупов и шагающих скелетов с кое-как связанными костями.
– Ну что ж, начнём, Неясыть? – Тёмный положил перед собой на кафедру увесистый чёрный том, украшенный рельефным серебряным черепом. Откинул мощные застежки, открыл крышку переплёта. – Начнём? Вводный курс лекций из «Некромантии первого цикла»… Э, что с тобой, Неясыть?
Фесс коротко рассказал о случившемся. Почти слово в слово передал разговор с ректором. Тёмный выслушал его, не перебивая, только глаза зло сверкали жёлтым огнём.
– Они хотят переманить тебя на свою сторону, – желчно произнёс декан, когда Фесс умолк. – Постараются убедить тебя, мол, ты послан нам самим Светом, дабы стать оружием против Тьмы и Смерти… Тьфу! Уж сколько раз я говорил им – Тьма есть Тьма, а Смерть есть Смерть и смешивать эти два понятия так же глупо, как день с ночью. – Он безнадёжно махнул когтистой лапой. – Да только куда там… Вот и будут теперь зудеть тебе в уши – мол, рассказывай нам всё, чему тебя учат, да что тебе Тёмный показывает, да не снюхался ли он втихомолку с западной Тьмой… А если ты поддашься, пылинки с тебя сдувать станут, чтобы только уговорить отправиться на запад. У них ещё никто оттуда не вернулся, все заклятья их гаснут, не дотягиваясь, – вот милорд ректор и лютует… Ну, да нас это касаться не должно. Беспокойные кладбища что ни месяц множатся…
– Милорд декан, – негромко спросил Неясыть, – но ведь вы должны были б этому радоваться? Чем меньше ненавистных, отобравших мир у ваших сородичей Жзрщжю, – тем лучше?
Тёмный, казалось, смешался и несколько даже растерялся.
– Не знаю, – пробормотал он наконец, после продолжительного молчания. – Не знаю, Неясыть. Уж слишком долго я среди вас. Свыкся, сжился, понимаешь, а кроме того, нынешний путь моих сородичей… тех, что остались… – Он покрутил уродливой головой. – Мне он не слишком-то симпатичен.
– Они убивают людей? – проницательно спросил Фесс. Что-то это ему напоминало… что-то совсем недавнее… нет, не вспомнить.
– Если бы! – хмыкнул Тёмный. – Они ушли куда-то на восток и, как я слышал, тоже занялись чёрной магией, но их занесло куда-то не туда. Шептались, что они собираются сотворить какое-то чародейство и попросту спалить весь наш мир дотла, раз уж им не осталось в нём места.
– А ректор знает об этом?
– Раз знаю я, значит, наверняка знает и он, – хмыкнул Тёмный. – Он не умеет почти ничего из того, что умею я, однако прознатчики у него хорошие. Так что о делах восточных он, полагаю, наслышан. Смотри, Неясыть, он может попытаться отправить… то есть уговорить тебя туда отправиться.
Фесс пожал плечами. – Меня не так-то легко уговорить, – заметил он.
Декан хмыкнул. Надо сказать, что его нечеловеческая гортань издавала при этом весьма странные звуки, более напоминающие хруст перемалываемых мощными челюстями костей.
– У Белого Совета всегда есть чем воздействовать на упрямцев, – продолжил Тёмный. – Маги нашего мира зависимы, Сила непостоянна, она…
– Она?.. – подхватил Фесс. Тёмный явно собирался что-то рассказать ему, но, похоже, стремился (безопасности ради, наверное) представить всё как случайную оговорку.
– Вам ещё будут читать природу Силы, – буркнул Тёмный. – Тебе пока рано это знать. Мне надо слишком многое тебе объяснить. Про ту же, – он потряс томом, из корешка посыпалась пыль, – про ту же некромантию.
Фесс отступил. Крючок заброшен, наживка проглочена; теперь Тёмный будет несколько дней просто наблюдать за ним – должно быть, на тот крайний случай, если новый ученик стремглав бросится к милорду ректору рассказывать об этом эпизоде.
Тёмный ещё раз строго взглянул на своего единственного слушателя, устроившегося за наскоро починенной скромной конторкой над раскрытым пергаментным журналом, и, глубоко вздохнув, заговорил. Он задавал себе вопросы и сам же на них отвечал.
– Что есть некромантия? Некромантия есть умение обращать свою силу на связь с отзвуками, сиречь с тенями усопших, равно как и с теми, кто не нашёл успокоения и чья плоть, понуждаемая порывами дикой силы, поднимается из могилы для мщения всему белому свету…
Это цветистое вступление, наверное, должно было внушить студиозусу священный трепет перед предметом его изучения.
– Чем некромант отличается от, скажем, стихийного волшебника? Связанный с одним из Первоэлементов чародей вынужден постоянно поддерживать связь с трансформом своей силы, ибо черпать её он может только в стихии, которой посвящён или к которой обращается. Некромант же может рассчитывать только на ту силу, которую он умеет ощутить и направить. Но об этом тебе расскажут на факультете общего волшебства, мы же сейчас поговорим о том, почему некромантия является прерогативой чёрных магов. Основа основ, Неясыть, в этом ремесле – зло. Не абстрактное Зло с большой буквы из философских трактатов, а самое обычное, земное – причинение боли, например, тому, кто слабее тебя. Древние не зря такое большое внимание уделяли человеческим жертвоприношениям, ибо с их помощью можно осуществить поистине великие заклятия; многие шаманы прошлого вошли в хроники именно благодаря тем гекатомбам жертв, которые они воздвигали ради осуществления своих замыслов. Без эманации страданий, мучений и страха живых существ некромант куда как слаб. Он должен уметь улавливать и ощущать эти эманации, он должен… гм… уметь вызывать их, поэтому мы с тобой позже займёмся ритуальными пытками. Ого, ты не вздрогнул? Хороший признак. Мне это нравится. – Тёмный зловеще ухмыльнулся. – Запомни, Неясыть, путь Тьмы – это свершение меньшего зла во имя предотвращения большего. Светлые этого не понимают. Хотя любой полководец, направляя передовой отряд в атаку, прекрасно знает, что девять из десяти в этом отряде погибнут, однако, если удар запасного полка решит исход дела в пользу этого полководца, кто станет укорять его, что он пожертвовал частью ради спасения целого?.. У тебя вопрос, Неясыть?
– Да, милорд. А если у полководца была возможность выиграть сражение одним только маневром, подкупом, дипломатией и тайными переговорами?
– Гм-м-м… аналогия понятна, Неясыть. Но она не совсем точна. В некромантии не может быть переговоров. Зомби и скелеты с беспокойного кладбища в переговоры не вступают. Они просто растерзают тех живых, что будут иметь глупость явиться к ним. Тебе нужно попросту уничтожить уже восставших мертвецов и навсегда успокоить само кладбище. Чувствуешь разницу?
– Да, милорд декан, – кивнул Фесс. – Но мне хотелось бы вернуться к различиям между некромантами и стихийными. Разве огонь, молния, водяной смерч или давящие камни бессильны против тех же зомби или мумий или кто там будет шастать по беспокойному кладбищу?
– Хороший вопрос. – Тёмный одобрительно кивнул и быстро, но аккуратно перелистнул несколько пергаментных страниц. – Полюбуйся вот на это. Гравюра изображает…
Неясыть-Фесс склонился над книгой. На искусно выполненном волосяными линиями рисунке он увидел пасторального вида кладбище, старые каменные надгробия, утопающие в густой и высокой летней траве, раскидистые деревья с широкими пятипалыми листьями, склонившие ветви над старыми могилами, точно в знак скорби; небольшой каменный храм со знаком Спасителя на крыше – крест-накрест перечёркнутой стрелой, направленной ввысь; в отдалении виднелись маленькие домики.
Однако на этом пасторальность картины исчерпывалась. Часть могильных плит была перевёрнута и выворочена из земли; надгробия, наоборот, валялись опрокинутыми, многие были расколоты; посреди груд взрыхлённой земли, вскинув к небесам левую руку и указывая прямо вперёд зажатым в правой длинным посохом, стоял маг в светлом плаще; художнику удалось с большим искусством запечатлеть выражение гибельного ужаса, отразившееся на его лице. И было от чего – из сгустившихся над головой чародея туч вырывалась ветвистая молния, ударяла в навершие посоха и, словно бы отразившись от него, оплетала своими извивами подступающую тёмную фигуру, обмотанную какими-то тряпками. Рядом с ней шагала другая фигура, плечи и голова её дымились, но, судя по кровожадному оскалу нечеловечески громадной пасти, этот дым, а вернее, его причина нимало ей не вредила. За этими двумя фигурами к магу шагали ещё четыре или пять созданий с искажёнными алчным предвкушением чужой смерти лицами.
– «Фрегот Готлибский гибнет, поражая молниями оживших мертвецов на кладбище в Дирр-Энне, Северный Аркин, 1170 год от Пришествия», – прочёл Фесс подпись под рисунком.
– Вот именно, – подхватил Тёмный. – Фрегот был очень сильным магом. Магом воздуха, как ты понимаешь. Выдался тяжёлый год, чума, другие болезни, голод, люди вымирали целыми селениями, мор косил и эльфов, и гномов – а потом мертвецы возвращались, чтобы убивать ещё и ещё. Редко кто мог пройти мимо кладбища даже днём. Однако не хоронить мёртвых было нельзя – всё же на кладбище, в освящённой именем Спасителя земле они не так буйствовали. Кое-кто попробовал сжигать трупы… потом мы так и не нашли даже следов тех деревень. А некромантов не было. Последний погиб много-много лет назад… от руки одного из столпов Белого Совета, кстати. Фрегот отправился на север, там бедствие уже превращалось в катастрофу, люди бежали на юг, кордоны имперцев ловили их и жгли живьём, боялись даже прикоснуться из-за заразы… Короче, Фрегот добрался только до Аркина. Несмотря на всю силу этого их Спасителя, там было скверно, очень скверно… – Погрузившись в воспоминания, Тёмный разительно переменился. Глаза светились мягким золотистым пламенем, всегдашняя – пусть даже и едва заметная – гримаса боли исчезла. Глуховатым голосом декан продолжал рассказывать; Неясыть-Фесс заметил, что, несмотря на попытки сохранить невозмутимость, Тёмный волнуется. Это прошлое для него было до сих пор живо.
– Он добрался до деревеньки Дирр-Энна, в трёх днях пути от самого Святого города. Он собирался идти дальше – и ему следовало бы так поступить, тогда, по крайней мере, он погиб бы с большей пользой, – но местные обитатели упали ему в ноги, и он согласился успокоить их кладбище. Отправился туда… Он не признавал засад, только открытую схватку. Он воззвал к неупокоенным … и они ответили. – Тёмный желчно усмехнулся. – Фреготу бы отступить, выманить их… а то и наставить бы ловушек… да только куда там. Он не согласился бы пустить в ход подобные уловки даже в поединке с ожившими мертвецами. Молнии, эманации чистой силы – вот было его оружие. И он пустил его в ход. – Тёмный покачал головой. – Разил направо и налево, да только прогнившие трупы горят очень плохо. Видишь этот дымок?.. Вот и все его усилия. Прежде чем он сообразил, в чём дело, его завалили и сожрали. Разодрали на мелкие кусочки, а посох изломали. Вот так-то. – Декан вздохнул. – Один из величайших Светлых магов, магов воздуха, погибает, разодранный какими-то тупоумными зомби, которых любой приличный некромант не подпустил бы к себе и на два полёта стрелы. Понял теперь, о чём я веду речь, Неясыть?..
– Понял, – отозвался Фесс. – Но, милорд…
– Не надо, – внезапно поморщившись, перебил его Тёмный. – Не зови меня «милордом». Это ваше, человечье, имя. Точнее, прозывание. А ты, пожалуйста, зови меня Даэнур, Учитель по-нашему. Это на людской манер, приблизительно, конечно же…
Неясыть и сам понимал, что очень даже приблизительно.
– Хорошо… Учитель, но, если молнии были бессильны против зомби, неужели могущественный маг не мог пустить в ход какое-то иное волшебство? Например, обрушить на зомби камни или как-то ещё?
– В том-то и дело, что мог бы, – вздохнул Тёмный. – Но ему не хватило для этого времени. Он был… как бы это сказать… романтик молний, он упивался ими, он даже представить себе не мог, что его любимое оружие вдруг даст осечку, словно арбалет с промокшей тетивой. Он был силён, благороден, но… – Даэнур прищёлкнул длинными пальцами, – слишком уж благороден. Запомни это их качество, Неясыть, многие Светлые страдают от этого… страдают и частенько проигрывают. Потому что не умеют, когда надо, ударить в спину.
Воцарилась тишина. Фесс всё ещё продолжал внимательно разглядывать гравюру. В этом было что-то неправильное. Сильный маг воздуха, Фрегот не нашёл ничего лучше каких-то банальных молний!..
– А нынешний ректор?.. – осторожно спросил Неясыть.
– Что «нынешний ректор»?
– Он выстоял бы на месте Фрегота?
Тёмный помолчал, его глаза стали почти что чёрными.
– И снова хороший вопрос, Неясыть. Разумеется, наш милорд ректор бы выстоял. – Даэнур сделал выразительную паузу. – Ну что, продолжим занятие? Сегодня рассмотрим общие принципы и причины неупокоенности …
Жизнь Фесса довольно-таки быстро вошла в размеренную колею. До полудня он слушал мэтров факультета общего волшебства, причём далеко не все лекции оказались так же скучны, как первая. Факультет этот, оказывается, занимался множеством интересных дел – составлением и уточнением карт, в частности, дальних восточных пределов, и Фесс с искренним удовольствием слушал немолодую уже волшебницу, глаза которой вспыхивали совершенно по-девичьи, когда она начинала рассказывать о дальних странствиях и удивительных странах, что лежали далеко на юге и востоке. Её голос обретал какую-то магическую мягкость, свет в аудитории становился приглушённым, и над кафедрой всплывали яркие светящиеся картины – чужие моря, реки, города, звери, птицы…
– … Если двинуться на восход от мекампских пределов и одолеть Великую Степь, что простирается на сорок дней конного пути, то там дорогу преградит тёмная река. Она выходит из-под земли, и до сих пор никто не видел её истока – потому что она берёт своё начало в пещере, из которой не вернулся ещё ни один, даже самый сильный маг…
Аколиты замирали в сладостном восторге, словно дети, слушающие страшную сказку.
– Наш Белый Совет пока что запрещает магам с посохом Академии предпринимать путешествия туда… С двух сторон вдоль реки тянутся болота, смертельно опасные для всего живого – там плодятся и множатся чудовища, подобно тому, как они множатся в Змеином лесу, но, в отличие от страхов Змеиного леса, болота Тёмной реки окружены тайной, ибо там нет пищи для такой армады гадов. Время от времени они вырываются из своих гнездилищ, атакуя раположенные на востоке поселения… Вы спросите, почему они никогда не идут на запад? Потому что сил Белого Совета хватило поставить непроницаемую завесу. Но, увы, даже весь Белый Совет, объединившись, не смог уничтожить это кошмарное логово. Быть может, это дело падёт на ваши плечи, друзья мои…
А на восточном берегу, сразу за Тёмными болотами, стоит Зачарованный лес. Он чуть поменьше хорошо известного вам Вечного, однако тоже обитаем. Эльфы Восхода, царственная ветвь этого народа, живут там. Увы, мы не нашли с ними общего языка, в отличие от того, как это произошло с их сородичами в Нарне и Вечном лесу, благодаря чему эльфы теперь учатся здесь, в нашей Академии, наравне с людьми. Тамошние эльфы в постоянной войне с окрестными обитателями. К северу же от Зачарованного леса простирается Волчье море, его берега пустынны и холодны… Что? Вопрос?.. Ах, куда впадает Тёмная река… На наше счастье, мой добрый эльф, она никуда не впадает. Исчезает в месте, которое мы зовем Чёрной Ямой – самым опасным местом на всём пути до края Восходного океана… Почему люди не уходят из тех мест? Как и на границе Змеиных лесов, они живут рискованным промыслом – трапперством, выслеживают и убивают обитателей Тёмных болот. Шкуры, рога, когти, кости, яд этих тварей высоко ценятся и на западе, и на востоке, а удачливый купец может удесятерить состояние, если ему удастся продать закупленный на берегах реки товар где-нибудь на рынках Правой или Левой Клешней… То же самое, кстати, имеет место на границе Кинта со Змеиными лесами, но тамошние звери менее ценны…
Мэтр говорила и о чудесных островах далеко-далеко в южном море, куда отправляются для вечного покоя уставшие от тревог и смут этого мира старые маги; о суровых, иссечённых ветрами, источенных льдом скалах на Волчьих островах – орки приносят к заледенелым подножиям своих отпрысков, едва те научатся ползать, и испытывают их: тех, кто не сможет ползти по льдистому скату, безжалостно бросают в серые волны Моря Ветров.
…Гоблины Золотых гор, что в пяти днях пути к юго-востоку от Тёмной реки, славны тем, что каждый год отбирают из своего племени десять худших бойцов и заставляют их сражаться друг с другом, пока в живых не останется только один, которому и позволят жить дальше; раненых просто добьют. Гоблины верят, что таким образом их племя избавляется от трусов и малодушных, и, надо сказать, в бою они очень опасные противники, решительные, бесстрашные и беспощадные.
…А на южных рубежах Вечного леса, на самой границе с Мекампом, живёт далеко не тихий и не мирный народ половинчиков, как можно было подумать, исходя из их роста – мастеров засад и ловушек, отличных пращников и стрелков из лука. Они известны враждой с эльфами Вечного леса и благодаря своей воинственности и ловкости часто тревожат лесных властителей набегами, пуще всего охотясь за нежными эльфийскими девами, в результате чего те, к нашему прискорбию, частенько попадают на рабские рынки даже самой просвещённой Империи Эбин…
…А в сумрачном Салладоре, где солнце горячо, а подступающие к самому морю пески жадно выпивают влагу из проносящихся над ними ветров, существует обычай, по которому при вступлении на трон нового правителя в жертву Неведомым приносятся по триста тридцать три девушки всех известных в этом мире рас. Салладор богат, быстрые реки несут с Восточной Стены крупицы красного золота, обитатели оазисов выращивают по четыре урожая в год, и царские усекновители, сиречь смотрители над палаческими игрищами, постоянно толкутся на рабских рынках разбойного Кинта Дальнего или не признающего никаких законов, кроме собственной выгоды, Семиградья. А в Кинте Ближнем, владеющем благодатной Аррасской равниной, любой, приписной, кабальный, земельный серв, дворовый холоп, монастырский тяглец, завсегдатай долговой ямы или даже раб, в том числе и беглый – любой, кто захочет вступить в ряды наёмного полка Белых Слонов, тут же получает полное прощение и грамоту подданства Великого Кинта, родись он хоть на самом Утонувшем Крабе…
Однако как только речь заходила об этих трёх крупнейших островах в западном океане, так точные и достоверные сведения сменялись устаревшими догадками. Империя (или царство) Клешней, распространившая свою власть на Правую и Левую Клешни, была не столь закрыта от чужестранцев, как сам остров Краба, однако посланцы Академии давно перестали быть там желанными гостями. Мало кто сомневался, что Клешни готовятся к войне. Все гадали: кто же станет первой жертвой – разгульная вольница Кинта Дальнего или самодовольное купеческое Семиградье? Правда, кое-какие безумцы из числа лишившихся от чрезмерной учёности волос адептов десятого факультета, факультета пограничной магии, «глобалистов», как поименовал их Парри, – кое-какие безумцы из их числа утверждали, что Клешни сперва покончат с морскими находниками Волчьих островов, воспользовавшись вечными распрями между людьми, гоблинами, орками, ограми и прочими обитателями этой суровой земли, обезопасив таким образом свой фланг, после чего Семиградье окажется «в стратегическом окружении» и враги смогут высадиться вообще где-нибудь восточнее, например у подножий Железного Хребта…
И ещё, описывая южные пределы, к востоку от границ надменного Салладора, мэтры-землеописатели скупо, не слишком охотно упоминали Волшебный Двор. О нет, знание о нём не было тайным, закрытым, запретным – напротив, об этом говорили только-только начавшим учиться аколитам первого года.
Волшебный Двор был крепостью Светлых магов в далёких восточных землях. То были опасные края – не так далеко до Реки, да и вообще… не стоит оставлять богатые живородящей силой земли без присмотра. Насколько сумел понять Фесс, жившие там чародеи ни в чем не уступали силой магам Академии, правда, в отличие от своих западных коллег они никого и ничему не учили. Волшебным Двором правила великая чародейка Мегана, и, по слухам, с ней остерегался связываться даже сам милорд ректор…
Фесс жадно впитывал все эти истории. Мир, куда он попал, был суров, полон опасностей, здесь хватало укромных уголков, куда ни разу не ступала нога человека, эльфа или гнома; и душа звала, она томилась в тесном уютном уголке Академии; хотелось выйти на улицу, вдохнуть полной грудью тёплый ветер – и в путь, сперва в порт, а оттуда – в любой конец земли, хоть к самым восточным пределам!
Пожалуй, это было едва ли не единственной отдушиной Фесса. Ни одна живая душа во всей Академии не согласилась бы просто поздороваться с ним, хотя бы кивком головы; чёрный браслет, который он носил не снимая, вызывал трепет и ужас, причём не только у аколитов. Ученики могли свободно ходить в город, Ордос славился своими увеселительными заведениями, несмотря на все усилия Святого Престола, маги упорно не желали прибегать к аскезе и умерщвлять свою плоть. И даже маги-священники, что преподавали в Академии, любили возблагодарить Создателя, сидя за обильно накрытым столом в каком-нибудь респектабельном питейном заведении неподалеку от площади Чёрного камня. Как-то раз Неясыть зашёл туда – просто ради интереса, и, как нарочно, попал на шумную пирушку священного факультета.
– Мир сей сотворён для радости, а не для печали, – витийствовал, встав на пивной бочонок, толстый мэтр в коричневой монашеской сутане. – Создатель привнёс в мир плоды земные и рек – наслаждайтесь и радуйтесь, восхваляя Моё имя! Великий грех отвергать его дары, не так ли, достопочтенные коллеги?..
Ему ответили смехом и аплодисментами согласия.
Здесь, в вольном Ордосе, защищённом от всех земных владык мощью магов Академии, можно было не бояться даже самого Святого Престола – Инквизиции не было хода в пределы стен древней крепости.
Инквизиция… Несмотря ни на что, даже в Ордосе это слово произносили со страхом. Город купцов и корабельщиков во многом жил торговлей; а во всех иных странах вокруг Моря Надежд и Моря Призраков Святая Инквизиция была куда как сильна. Ее цепкие пальцы дотягивались даже до Империи Клешней; ибо тамошние обитатели тоже веровали в Спасителя и признавали Святой Престол в Аркине; Фесс полагал, что только это, да ещё и мощь Академии пока ещё сдерживали молодую хищную державу от стремительного броска на восток.
Инквизиция одновременно и притягивала и отталкивала Фесса. Притягивала – потому что во многом напоминала тайный орден. Отталкивала – из-за тех методов, которыми пользовалась, несмотря на то что сам он принадлежал к факультету злоделания.
Официально Святая Инквизиция занималась, как и положено, борьбой с ересями, кои, несмотря на все усилия аркинской курии, плодились что ни день. Отпадение народа от Истинной Веры в Спасителя означало, что и Спаситель отвернётся от когда-то сохранённого Его кровью мира, и тогда неминуемо наступит конец времён. Соответственно, ересиархи подлежали немедленному и безусловному уничтожению.
Правда, сами еретики думали по-иному, называя Святой Престол обителью разврата, где отцы-настоятели не пропустят ни одного молодого послушника, в святых текстах полно дописок, искажений и исправлений, Церковь отошла от пути Спасителя и соответственно сама ведёт народ к гибели. Тёмный рассказывал, что, случалось, целые деревни и города принимали стороны ересиархов, и тогда вспыхивали Войны Веры, куда более страшные, чем все нападения морских удальцов, вторжения номадов или обитателей Змеиных лесов. Об этих войнах на факультете общего волшебства говорили неохотно и сквозь зубы, толкуя о «насланном Тьмой помешательстве».
– Тогда в кладбища обратились целые города, – рассказывал Тёмный. – Я помню… ректор – не этот, а предыдущий, большой приятель Фрегота Готлибского, между прочим, – так вот, тот ректор упросил меня отправиться с ним в Семиградье, где бушевала Третья Война Веры, Север полуострова, где угнездилась ересь, против Юга, который остался верен Святому Престолу. Так вот, еретики, захватив власть, почему-то не стали упразднять Инквизицию, хотя претерпели от неё немало – до тех пор, пока им не удалось овладеть всем северным побережьем. А когда они им овладели, выяснилось, что без Инквизиции никак не обойтись, – потому что кто же будет вылавливать оставшихся в больших городах приверженцев Аркина? – Тёмный усмехнулся. – И те и другие только и знали, что твердили о «спасении малых сих», торжественно целовали перечёркнутую стрелу и молились. А отцы-инквизиторы продолжали работать – методично, деловито, без криков и паники. Делали своё дело – и, заметь, делали его очень хорошо. На Юге схваченного еретика бросали в змеиный садок. Очень поучительное зрелище, скажу я тебе. На Севере предпочитали дробление. А вожаки ересиархов – как правило, они все в той или иной степени владели даром священной магии, магии Спасителя – не давали несчастному умереть слишком быстро, даже когда ему тисками размалывали ноги до бёдер и руки по самые плечи. Городские окраины покрывались невиданными лесами – лесами виселиц, ибо тех, кого следовало казнить, оказывалось слишком много. – У Тёмного зло дёрнулась чешуйчатая щека – признак сильнейшего гнева. – Когда северяне поняли, что проигрывают войну, они послали за наёмниками с Волчьих островов и из Лесных Кантонов. Слышал о них?..
– О вояках с островов – конечно, а…
– Ну да, о Лесных Кантонах в лекциях землеописателей будет говориться под конец. Ничем не примечательная область возле западного края Железного Хребта. Леса, быстрые речушки… места для полей мало, рудных жил нет, охота небогатая. Но живущий там народ – лучшие алебардисты и арбалетчики во всём свете. Да, они служат за деньги, но у них есть свой своеобразный кодекс чести. Так, например, они никогда не сражаются друг с другом. И никогда не изменяют наёмщику – до той поры, пока он платит. Даже если враг предложит вдесятеро больше – такие случаи бывали… Так вот, северяне наняли алебардитов и стрелков, с Волчьих островов приплыли морры и орки; на Кленовой равнине север разбил ополчения южан, армии ересиархов дошли до Моря Надежд, штурмом взяли Абардим… Клянусь вечной Ночью, Неясыть, в городе после этого не осталось ни одного живого человека! Ни одного!.. Я никогда не думал, что кровь действительно способна течь по улицам, словно дождевая вода. После этого сражения Кантоны отвернулись от Севера. Они разорвали договор и вернули деньги. Все, до последнего золотого, не оставив себе даже обычного в таком случае «выкупа мёртвых». И после этого ушли. С боем. А вместе с ними ушли орки. Эти, правда, денег не вернули. – Даэнур хрипло рассмеялся. – А потом пришли имперские корпуса вместе со Стражами Аркина, и дело Севера оказалось проиграно. Три города на берегу Моря Ветров были обращены в ничто. Потребовался целый век, чтобы они возродились…
Фесс медленно поднял пальцы к вискам. Слова учителя оказывали странное, какое-то почти магическое действие, словно Даэнур изо всех сил стремился подвести своего ученика к какому-то необычайно важному выводу.
– Учитель… а в каком году это было?
Даэнур не ответил, только глаза его остро блеснули.
– Я должен ответить сам… Тысяча сто семьдесят четвёртый или пятый от Пришествия, основание Школы Тьмы Эвенгаром Салладорским!
– Правильно, Неясыть. – Голос Тёмного был едва слышен, глаза нестерпимо ярко горели. – Эвенгар был моим первым учеником из рода людей. Его прозвали Салладорским, но родился он в Эгесте, откуда его семья потом пребралась в Семиградье. На север. Он, в отличие от других своих сородичей, не впал в ересь. А когда увидел, что творят оставшиеся верными Святому Престолу, отвернулся и от него. Нашёл меня. Я был потрясён – никто ещё не обучался с такой скоростью. Академию – всю! – он одолел за шесть месяцев. Потом… потом ему пришлось бежать на восток. За один год – за один год! – он сделал всё. У него почти не было способностей, одна только ненависть. Однако даже этого хватило, чтобы стать одним из самых знаменитых Чёрных магов.
Разговор, начавшийся со Святой Инквизиции, как-то незаметно свернул на совсем другие вещи – это был излюбленный приём Тёмного, когда он чему-то учил Неясыть-Фесса.
– Трактат «О сущности инобытия» он написал за три месяца. Я не знаю, как ему это удалось. Он не ел, не пил и не спал. И не пользовался никакими источниками, не списывал ничего у древних. Он просто ставил опыты. С Тьмой. И, разумеется, ставил он их над самим собой. Как ты знаешь, после этого книгу сожгли. Инквизиция гонялась за списками по всему свету. – Он ехидно и зло растянул зубы в кривой усмешке. – Да только зря. О да, святые отцы сожгли многое, очень многое. Да только не всё. Кое-что уцелело.
– Здесь, у вас? – тотчас спросил Неясыть.
– За кого ты меня принимаешь? – возмутился Даэнур. – Неужели я буду настолько глуп, что стану хранить здесь, в Академии, хоть что-то запрещённое?
– Но у вас, учитель, у вас же есть и трактаты о пытках, и о ритуальном мучительстве, о жертвоприношениях, о…
– По сравнению с трактатом Салладорца, – сухо отрезал Тёмный, – всё это не более чем детские страшилки.
Фесс невольно поёжился. Что же такого сумел написать этот Эвенгар!
– О том, как сделать себя частью Тьмы, ученик. О том, как жить вечно, отказавшись от себя – частицей исполинского, на всю вселенную раскинувшего океана. Не видеть, не слышать, не осязать – но при этом знать всё.
– Это… это… – задохнулся Фесс.
– Ты схватываешь всё на лету, мой мальчик. Да, ты прав, Эвенгар открыл формулу бессмертия. Маги живут долго, но они – отнюдь не бессмертны. Рано или поздно их сила истаивает и они гибнут. Так вот! – Фессу показалось, что мрак вспороли две жёлтые молнии, вырвавшиеся из глаз Тёмного. – Эвенгар доказал, что Свет бессмертия дать не способен. Только Тьма. Естественно, этого ему простить не могли. Его выследили… неудивительно, поскольку на это брошена была вся Инквизиция, – однако ловцам не досталось и трупа. Я не знаю, что там произошло в деталях, но думаю, что Салладорец просто привёл в действие составленные им самим заклятья. Иушёл. Они даже могли подумать, что убили его. Полагаю, он каким-то образом убедил их в этом, потому что охота прекратилась. Да и я… – Тёмный вздохнул, – я тоже понял, что его нет в живых. Перестал ощущать его. Однако в самые тёмные ночи, зимой… – голос Даэнура упал до шёпота, – мне кажется, я слышу его зов. Он… он счастлив. И хочет, чтобы я, его наставник, тоже присоединился к нему. И, как знать, быть может, в один прекрасный день я и впрямь увижу его и наконец-то расспрошу, как ему тогда удалось достичь всего этого.
«А я бы не присоединился. Никогда», – подумал про себя Фесс.
– В общем, этот трактат считается уничтоженным. Ты не найдёшь его нигде, скажу больше – его поиски могут оказаться гибельными. Когда Салладорца… когда Салладорец ушёл, многие из его последователей держались ещё почти целый век – до тех пор, пока последние копии трактата не попали в руки Инквизиции. Но ещё много лет спустя само название «О сущности инобытия» служило отличной приманкой. На неё ловили недовольных, тех, кто попытался идти своим путём.
– Нашим путём? – с нажимом спросил Фесс.
– Да. – Жёлтые глаза на миг опустились. – Путём Ночи, под невидимыми для прочих звёздами.
«Понятно, – подумал Фесс. – Наживка для любопытных – но, если хватать всех, кто потянется к трактату, зачем вообще нужен факультет?»
Чуть поколебавшись, он повторил это вслух.
– Они хотят приручить Тьму, Неясыть. Они страшатся её, но, как умные люди, пытаются противопоставить ей знание. Мы изучаем Мрак, а они изучают нас. Разве ты не понял ещё, что каждый твой шаг становится известен милорду ректору?
– Понял, и давно, – сухо заметил Неясыть. – Только, по-моему, толку им от этого немного.
– Я тоже так думаю, – кивнул Тёмный. – Кстати, Неясыть, если б даже у меня и был здесь трактат Салладорца, читать его тебе ещё рано.
Фесс удивленно вскинул брови.
– Рано? Не думал, что к знанию применимо это слово. Я могу не понять, но…
– В том-то и дело, – медленно сказал Даэнур, – что ты как раз всё и поймёшь. И можешь захотеть… уйти. У тебя сильный и редкий дар, ты прирождённый маг, ты смог бы воплотить в жизнь рецепты и прописи Салладорца, но…
– Оставил бы тебя без ученика?
– Да, – кивнул декан. – Прости, Неясыть, но судьба не для того послала тебя мне, чтобы ты превращался в микрочастицу Великого Мрака!
– Вы верите в судьбу, наставник?
– Не слишком, Неясыть, не слишком. Просто я очень уж долго прожил среди людей. Поневоле перенимаешь вашу речь… А в судьбу я не верю. Впрочем, непохоже, чтобы в неё верил и милорд ректор. Ты заметил, что среди мэтров – не говоря уж о деканах – нет ни одного астролога или предсказателя?
Фесс кивнул. Разговор вился прихотливой нитью, ныряя то вправо, то влево, сплетая удивительный узор, по которому, словно по книге, можно было читать творимую прямо сейчас историю этого мира.
– Так вот, – Тёмный склонился к самому уху Фесса, – милорд ректор считает, что никаких пророчеств быть не может. Можно предсказать, что, если уронить камень, он упадёт наземь, не больше. А всякие там великие и грозные пророчества – мол, не больше чем сказки, которыми раньше жрецы-язычники пугали тёмных людей. Правда, есть так называемые «Анналы Тьмы»… в них милорд ректор верит. Но – не больше. Не больше, – с нажимом повторил Тёмный, так, словно хотел, чтобы Неясыть-Фесс покрепче запомнил его слова.
Фесс запомнил. Накрепко.
Среди всех прочих разношёрстных волшебников, обретавшихся на факультете общего волшебства, хронисты оказались, наверное, самой тихой и нетребовательной кафедрой, несмотря на то что магам знание истории необходимо было как воздух. И лекции походили скорее на байки, что рассказывают друг другу путники, которым случилось скоротать вместе ночь у походного костра.
Фесс узнал о времени, когда сюда пришли все нынешние расы и народы. Откуда они взялись, оставалось для магов Академии вечной загадкой – по промыслу ли Спасителя или же существует и в самом деле великая совокупность иных миров? Выдвигались веские аргументы в пользу как одной, так и другой версий.
Древняя история была полна, как и положено, войн, крови, предательства и мук. Иначе, наверное, и не бывает, когда зачастую единственный способ выжить – это убить и отобрать. Трудно судить древних за дикость, говорили хронисты. Мы сами, нынешние, вроде бы покончившие со всеобщими войнами, когда, бывало, весь мир вцеплялся друг другу в глотку, мы ничем не лучше. Частые смуты в Эгете. Семиградье то и дело воюет с пиратами Волчьих островов, Мекамп с Салладором искоса смотрят друг на друга, и вдоль границы нет-нет да и вспыхивают кровопролитные схватки; восточные номады вторгаются в пределы того же Мекампа или, перевалив через горные рубежи Салладора, предают огню его цветущие оазисы; раньше вовсю пылала междуусобица на Правой и Левой Клешнях, пока новоявленное царство не положило этому конец.
Неясыть-Фесс узнавал о древних державах, что порой ухитрялись объединить под одним скипетром всю ведомую Ойкумену; то эльфы, бывало, вырывались из своих любимых лесов и докатывались до самых берегов западного Моря Клешней, подчиняя Корню и Кроне всю область будущего Семиградья; то номады, захватив всё вокруг Моря Призраков, вторгались в Эгест и Аркин, штурмуя стены самого Эбина; войны сменялись краткими мирными передышками, кочевники отступали, утихомиривались эльфы, гордо уходили на север орки и гоблины, и какое-то время каждый владел только своим – до той поры, пока кому-то это не надоедало. И тогда всё начиналось снова – нескончаемый круговорот войны, жестокого и бездушного вечного двигателя, который тем не менее, по мнению хронистов, помогал выковать тех, кто не согнётся даже перед самой Тьмой.
Впрочем, Фессу это казалось красивым преувеличением.
О Западной же Тьме никто не говорил ни слова – так, будто её и не было.
Покончив с обязательными занятиями, Неясыть возвращался обратно, в ветхое здание факультета Тьмы, и декан, вздыхая и жалуясь на скупость Белого Совета, отобравшего все мало-мальски значимые артефакты Тёмных и не дающего денег для покупки трупов (а то на чём же практиковаться начинающему некроманту?), продолжал растолковывать ему азы тёмной науки.
– Ты должен накрепко запомнить имена всех Тёмных Сил, – наставительно подняв палец, с важным видом говорил Фессу Даэнур. – Обращаясь к ним, мы черпаем мощь, мы…
– Но если есть Спаситель, откуда же Тёмные Силы? – удивлялся Фесс. И поражался ещё больше, узнавая о странном дуализме, о том, что в этом мире действуют не только Западная Тьма и обитающий где-то в иномировых эмпиреях Спаситель, но и целые рои богов и божков рангом поменьше, которым тоже поклоняются, поскольку Спаситель заповедал: «Веруйте в меня, но не противьтесь сильному». Теологи давно уже истолковали это как необходимость задобрить (если уж нет возможности уничтожить) тех Бесплотных, что имели достаточно власти вредить людям и противостоять Белому Совету. Всех их следовало знать наизусть, но особенно почитались первые шесть, Великая Шестёрка, шесть тёмных властителей – Дарра, обвивающая Тьмой, властвующая на перекрёстках дорог, Аххи, хозяин горных пещер, Сиррин, повелитель полярных ночей, Зенда, владычица Долины смерти на границе Салладора и восточной пустыни, Шаадан, обитающий в глубине Моря Ветров, и, наконец, Уккарон, владыка Чёрной Ямы… – монотонным голосом твердил наставник Фессу.
– Чёрной Ямы? Это та, что на востоке, куда изливается Тёмная река? – тотчас спросил Неясыть.
– Верно, – кивнул декан. – Вижу, наши странники даром время не теряют. Но Уккарона с трудом можно назвать личностью – скорее, это просто полуразумная сущность, установить с которой контакт очень трудно даже опытному магу. Собственно, таковы же и все остальные персонификации Сил…
– А почему они вообще способны действовать? Что поддерживает их существование? – настырно допытывался Фесс.
– Гм! – Декан строго посмотрел на него. – Вновь замечу, что ты задаёшь очень хорошие вопросы, Неясыть. Да, ты прав, с точки зрения классической теории это – абсурд, ибо не являющаяся личностью сущность не может воспринимать Силу, неважно, из какого именно источника или посредством какой именно стихии. Все чудовища, если ты заметил, в той или иной степени полуразумны, с ними даже можно вступить в переговоры, а вот потолковать с Уккароном тебе не удастся. Ты можешь только позаимствовать часть его мощи, не более… Ну что ж, Неясыть, первое правило Наставника гласит – отвечай на вопросы Ученика, сколько бы несвоевременными они тебе ни казались. С завтрашнего дня начнём заниматься теорией Силы, как я это понимаю, а пока что… Итак, изложи мне, пожалуйста, общие причины возникновения неупокоенности …
Общие причины сменялись частными следствиями. Ближе к зиме, когда хронистов и странников на факультете общего волшебства сменили мэтры теории заклятий, Фесс и Даэнур вплотную подошли к самой черте, за которой вновь лежали запретные знания.
За это время Неясыть если кем и обзавёлся, так это врагами. Студиозусы по-прежнему сторонились его, и он платил им той же монетой. Полуэльф с Бахмутом то и дело попадались ему на глаза, Эвенстайн глумливо ухмылялся, конопатый Бахмут корчил простодушно-идиотские рожи, однако они ни разу не подошли к нему и не сказали ни одного слова. Очевидно, наказ милорда ректора ещё действовал.
По вечерам, когда всходила луна, Фесс шёл во двор и там до изнеможения заставлял работать своё тело, пытаясь восстановить прежнее умение, но, увы, по мере того как росло его мастерство в плетении заклятий и управлении Силой, всё хуже повиновались собственные мышцы. Тёмный, узнав об этом, лишь сочувственно покачал головой.
– Здесь тебе никто не поможет, Неясыть. Вы, люди, так уж устроены, что можете вместить только один талант или один дар. В тебе – Тёмный дар, и прочему уже не хватает места.
– Это почему же? – искренне поразился Фесс. – А как же…
– Разумеется, есть художники, прекрасно слагающие оды, или ювелиры – непревзойденные стрелки, – кивнул Тёмный. – Но с нами, магами, всё не так, увы. Я с лёгкостью выйду против любого… ну, или почти любого мага, но вот на дуэли против опытного, хотя и ничем не выдающегося мечника шансов у меня почти нет. И у тебя не будет тоже, привыкай к этой мысли. Наше оружие – не от этого тварного мира, Неясыть. Пока этого не поймёшь – не станешь настоящим магом, друг мой.
Фесс раздосадованно опустил голову. Он не мог ошибиться, ремесло боя когда-то было ему привычно – твои руки, твое оружие, которое у тебя отбирают последним, зачастую выручат там, где спасует магия. Но отступать было уже поздно.
Общая классификация неупокоенных сменилась начальными принципами работы с ними, опять же самыми общими. Неясыть с Тёмным проводили долгие часы в медитации: они обращались к Тьме. Тьма, сгустившаяся на западе, непроницаемая для магического зрения адептов Белого Совета, она служила тем маяком, ориентируясь по которому они могли воспринимать Силу.
И всё-таки слишком многое оставалось непонятным. Почему первая же классификация заклятий, приведённая на факультете общего волшебства, имела специальную градацию – «исполнимость в зависимости от места»? Это относилось лишь к самым мощным, заклятиям седьмого ряда, их насчитывалось едва ли полдюжины – но, например, заклятие воздушного замка можно было исполнить только в Семиградье, Эбине, герцогствах Изгиба, на северном побережье Кинта Ближнего и восточном – Кинта Дальнего. Заклятие подземного копья – только на Волчьих островах, в остальных местах нечего было даже пытаться. В Мекампе и Салладоре хорошо работали чары огненной петли (при удаче начисто сносит стены города), а вот вызвать там водяной смерч не смог бы даже сам милорд ректор, для этого лучше подошли бы окрестности Железного Хребта, Нарн, Эгест и Вечный лес.
Всю зиму, помимо основных занятий, Фесс корпел над картой известной Ойкумены. Когда вовсю расцвели сады и истомлённые зубрёжками студиозусы затрепетали в ожидании переводных испытаний, Неясыть пришёл к декану.
Позади остались зомби, скелеты, мумии, способы мумификации, общая теория пыток, первичное плетение заклятий упокоения и многое другое. Тёмный мог гордиться своим учеником. За всю зиму Фесс ни разу не омочил губ в пиве, не говоря уж о том, чтобы провести время с девушкой.
Неясыть разложил перед деканом испещрённую его пометками карту.
– Вот, учитель.
– Что это? – Тёмный мельком взглянул на алые, синие, чёрные и жёлтые эллипсы, густо покрывавшие карту. – А-а… то-то я смотрю, над чем ты так гнёшься вечерами… Успокойся, Неясыть, через это все проходят. – Даэнур неожиданно усмехнулся. – Это значит, что ты поистине достоин не второго, а сразу третьего курса. Ты добрался до теории полюсов. Каждый здравомыслящий ученик рано или поздно приносит своему наставнику такую карту… и по этому можно судить, кем он окончит свои дни – мэтром, магистром, деканом или же деревенским костоправом, всё требуемое от которого волшебство состоит в истреблении крыс или вызове дождя. Разумеется, это бросается в глаза, не может не броситься. Почему некоторые заклятия действуют в некоем месте сильнее или слабей, чем в ином? Недалёкие умы довольствуются примитивным объяснением типа следов влияния древних артефактов, или воли Спасителя, или козней Тьмы. Но тебе я всего этого говорить не стану. Ты всё сделал верно. И мой тебе совет – на каникулах сходи к одному из тех мест сам.
Тёмный загадочно улыбнулся, и Фесс воздержался от уже готового сорваться с языка вопроса: «А почему вы не хотите сами сказать мне этого, учитель?»
Вечером того же дня Фесс сидел на крыльце факультета. Завтра предстояли испытания, однако он не сомневался в исходе. Если всё будет честно, он пройдет. Пусть волнуются другие, едва-едва освоившие самые простые магические действия.
Слова Даэнура не выходили у Неясыти-Фесса из головы. Ну да, он провёл здесь уже больше года, много чему научился и теперь, пожалуй, справится с парой-тройкой неуязвимых для обычного оружия неупокоенных. Но дальше, что дальше? Он узнает ещё многое о бестиарии этого мира, о его древней магии, об амулетах и оберегах, о магических свойствах некоторых камней и растений, познает тайны простых превращений на занятиях у алхимиков… всё это, конечно, хорошо, но ему-то, Фессу, отнюдь не Неясыти, нужно гораздо больше! Ему нужно понять, откуда он сам и как тут появился, а не заниматься пожизненным упокоением взбунтовавшихся мертвецов на местных кладбищах.
«Декан был прав, – подумалось Фессу. – Нужно идти к одному их тех мест, что отмечены на моей карте большими красными крестами. Их не так мало, и это – не точка, большинство из них – по четыре-пять дней пути в поперечнике, и, как правило, все до единого – в диких, гористых местностях. Даже самый ближайший крест – на восточном берегу Изгиба – расположился в невысоких, но почти что непроходимых Козьих горах, с очень крутыми скальными склонами и узкими долинами, целиком заросшими колючим кустарником. Правда, посреди всего этого безобразия возвышается величественный конус увенчанной снежным шлемом Королевской горы… Так прямо и хочется отправиться туда, не мудрствуя лукаво».
…И всё-таки почему Тёмный молчит?..
– Не спится, крыса? – вдруг послышался из сумрака ехидный голос. Фесс невольно вздрогнул – так и есть, та самая парочка, полуэльф с Бахмутом!..
За зиму конопатый силач, казалось, ещё больше раздался в плечах. Эльф же, напротив, как будто бы высох, щёки ввалились, глаза лихорадочно блестели.
– Привет, ребята, – как ни в чем не бывало бросил Неясыть, и неважно, что в душе при этом клокотала жгучая, обжигающая ненависть. Он не забыл тёплой вонючей струйки на лице. Он вообще ничего не забывал в этом мире. Долги следовало отдавать как можно быстрее.
– Надо же, – глумливо удивился полуэльф. – Разговаривает!.. С нами – и разговаривает! Небывалое дело, правда, Бахмут?
– Истинно так, господарь Эвенстайн, истинно так, – поспешно закивал веснушчатый аколит.
Фесс промолчал. Они сами пришли к нему, значит, им от него что-то нужно. За зиму и весну он хорошо изучил самого себя, все слабые и сильные стороны; второй раз он не попадётся в ловушку собственного призрачного умения.
– Ладно, крыса, – со внезапной серьёзностью сказал Эвенстайн. – Поговорим.
– Разве крысы разговаривают? – невозмутимо поинтересовался Фесс.
Ничуть не опасаясь, полуэльф шагнул вперёд, одним движением оказавшись рядом с Фессом. Поставил ногу в потёртом сапоге на ступеньку, нагнулся – близко-близко оказались нечеловеческие, какие-то словно бы кошачьи глаза.
– Конечно, – негромко сказал Эвенстайн голосом умудрённого годами мужа, но никак не пятнадцатилетнего мальчишки, которому в этом возрасте положено мечтать в основном о девчонках. – Разве ты не знаешь? В Змеиных лесах полно говорящих крыс. Очень, знаешь ли, похожих на тебя.
Неясыть в душе Фесса взыграл. Одним движением Фесс сгрёб наглого полуэльфишку за грудки… и тотчас со стоном выпустил – тот резко нагнулся, прижимая к себе руку Неясыти, словно величайшую драгоценность, и заломленное запястье тотчас отозвалось острой вспышкой боли. Приём был донельзя примитивен, однако Фесс попался на него, точно сопливый новичок.
– Тихо! – прошипел Эвенстайн прямо в ухо Неясыти. – Ты расскажешь мне всё сам или…
Над головой Фесса раздалось сопение – Бахмут надвинулся вплотную. Похоже, что на выросшего при дворе полуэльфа-бастарда принцип «одного дара» не распространялся. Не задумываясь более ни одного мига, Неясыть ударил – сплетшимся словно само собой заклятием, из начального арсенала «умиротворителей». Самым простым, однако на сей раз уже Эвенстайна опрокинуло и протащило спиной по камням, изодрав в клочья нарядный плащ. В плечи Фесса вцепились было руки Бахмута, однако Неясыть, не мешкая и опять же бесхитростно, двинул его локтем в пах.
– Ой-о-о-о… – проскулил конопатый и, согнувшись, повалился на ступени.
– Ну что, хватит с вас, сосунки? – как можно более обидным тоном медленно произнёс Фесс, встал и ушёл в дом.
Он, конечно же, не сомневался – эта нелепая эскапада от начала до конца подстроена. Эти двое хотели чего-то от него добиться, но вот только чего? Они стремились не столько унизить его по-настоящему, сколько разозлить и раздразнить. Чтобы он показал, на что по-настоящему способен? А может, всё это есть хитроумный замысел милорда ректора?..
Откуда-то из глубин памяти поднималось некое чувство странной обиды – он, Фесс, раньше имел дело с куда более могущественными противниками, пусть даже сейчас и не может точно вспомнить, с какими именно, а тут – тут ему противостоят не чудовища и не великие волшебники, а всего лишь два недоучившихся аколита, таких же студиозуса, как и он сам!.. Чего он ждёт, зачем мешкает? Гнев властно требовал выхода.
На плечо опустилась рука Даэнура, когти слегка кольнули Фесса через одежду.
– Пусть их, – негромко сказал декан. – Понимаю, трудно сдерживаться… и потом тебе тоже будет ох как тяжело, Неясыть. Простолюдины будут кланяться тебе в ноги, чтобы ты справился с буйствующей нечистью, но при этом не подадут тебе и ложки к обеду, не пригласят ни в один дом, не протянут руки – и даже плату твою, твой хлеб постараются вручить через посредника, какого-нибудь настоятеля их сельской церкви. Но я знаю, ты не сломаешься. Ты выдержишь, у тебя внутри не мякиш, а сталь крепче гномьей. Не знаю твоего прошлого, не знаю, кто тебя воспитывал – но свое дело он сделал хорошо. Иди спать, тебе надо восстановить силы.
– А вы, мэтр? – А я останусь, – со вздохом проговорил Даэнур. – Буду смотреть на Луну и взывать к Мраку. Буду просить у него сил для тебя – помни, тебе ведь не разрешат показать искусство Ночи, тебе придётся довольствоваться узкой для нас тропой Света.
– Это ж нечестно! – возмутился Фесс. – Я не знал… мне никто ничего не сказал… А почему же вы промолчали, милорд?
Уродливая голова опустилась.
– Запрещено уставом, Неясыть.
– Запрещено уставом! – с горечью передразнил Фесс. – Да ведь мне теперь…
– Но ты ведь всё равно не уступишь. – Тёмный взглянул на своего ученика. – Ты не дашь себя побить. Привыкай к тому, Неясыть, – здесь каждый бой станет для тебя нечестным. Твои враги будут бить в спину, регулярно и метко. Они побоятся встретиться с тобой лицом к лицу. Отсюда – все эти уловки, замаскированные под «устав». Но при этом, – Тёмный наставительно поднял палец, – отдадим должное ректору. Он и верхушка Белого Совета до такого не унизятся. Меня они победили… в честном бою. И если, убереги от этого Тьма, тебе придётся схлестнуться с ними в открытом сражении – от Белого Совета не жди предательства. Они слишком самоуверенны, слишком привыкли к превосходству в силе. Благородство… это ведь так легко – быть благородным, снисходительным и великодушным, когда ты – победитель!.. – Последние слова Тёмный почти что выкрикнул.
Наступило молчание.
– Иди спать, – устало сказал Даэнур. – Завтрашний экзамен – не самый сложный в твоей жизни… с каждым курсом они будут становиться всё труднее. А уж про выпускные испытания я и не говорю.
– Но это ещё не скоро… – эхом откликнулся Фесс.
– Ты прав. Ещё не скоро. А вот завтрашний день – он уже совсем близко, вот-вот настанет. Иди спать.
Ночью Фессу снились странные сны. Он словно наяву видел себя стоящим на высоком, обрывистом берегу широкой реки, вода в которой блестела, словно расплавленный вар; да и цветом вода в реке от вара ничем не отличалась. Из-под ног Фесса вниз уходил каменистый обрыв – иссечённый трещинами сероватый известняк, перевитый невесть как укоренившимися тут длинными ползучими лозами с пышными алыми цветами, источавшими сладковатый, приторный аромат. Противоположный берег реки был, напротив, низким, кривые деревья тонули в поднимающихся тёмных испарениях.
В тумане угадывалось какое-то множественное движение, словно там, под покровом призрачного плаща, торопливо собирались для броска через реку какие-то орды.
Послышался шорох шагов. Фесс резко обернулся, машинально уронив руку на бедро, – но эфеса на привычном месте не оказалось, там болтались только пустые ножны. Ладонь – столь же привычно – скользнула за спину, где полагалось бы висеть другому оружию, – но, увы, и глефы там тоже не было.
Из тумана у него за спиной вышли двое.
– Я смотрю, нам последнее время никуда не деться друг от друга, – ухмыльнулся знакомый уже полуэльф.
– Что поделать, судьба, – отчего-то забыв о привычном «господарь Эвенстайн», отозвался конопатый Бахмут; говор его звучал чисто и правильно, настоящий имперский столичный диалект, ничего простонародного.
– Судьба, – кивнул Эвенстайн, подходя ближе. Он тоже пришёл без оружия. – Ну так как же, Неясыть? Или, может, совсем не Неясыть? А? – Он хитровато прищурился.
– Говори, что надо, и убирайся, – холодно ответил Неясыть.
– Погоди, остановись, – внезапно поднял руку Бахмут. – Заклятье своё можешь не плести, мы же этого не делаем, и амулетов у нас при себе никаких тоже нет. Мы ведь только хотели тебя спросить…
– Где Мечи, Неясыть? – холодно перебил спутника полуэльф. – Где Мечи?.. Скажи нам это, и…
– И что? – осведомился Фесс. Слово «мечи» никакого отклика в нём не вызвало, однако показывать это раньше времени не стоило.
– Можешь просить что хочешь, – хрипло сказал Бахмут, нервно облизывая губы.
– У тебя, что ли? – презрительно поморщился Фесс.
– Ах ты!.. – сорвался на визг Эвенстайн. – Да знаешь ли…
– Ничего он не знает, – негромко произнёс Бахмут. – Ничегошеньки… Ладно, попробуем по-иному. Посмотри за эту реку, Неясыть. Что ты там видишь?
– Болота да туман, – буркнул в ответ Фесс.
– А в тумане? – настаивал Бахмут.
– Ползает вроде бы кто-то…
– «Кто-то!» – сумрачно передразнил Бахмут. – Не кто-то, а твари Тьмы. Здесь её восточный форпост. В мире слишком многое изменилось с твоим приходом, любезный Неясыть, слишком многое, чтобы быть простой случайностью. Мы хотели бы понять, почему так произошло.
– В таком случае ты не у того спрашиваешь, Бахмут, – отрезал Неясыть.
– Здешняя Тьма теперь – не просто Тьма, – прошипел подошедший почти вплотную полуэльф. – В ней появилось нечто новое, и это новое заставило Древние Силы Тьмы корчиться от непредставимого ужаса! Хозяин Чёрной Ямы забился в самую её глубь от страха перед тем, что надвигается из-за стен Ночи! – Глаза Эвенстайна лихорадочно блестели. – Скажи нам, где Мечи, Неясыть, и тогда мы сможем вместе отразить этот натиск. Видишь, мы играем в открытую. С Мечами мы выстоим. И не только выстоим – мы победим. А иначе… вода в земле сменится кровью, и эта кровь заполнит колодцы, потому что эта новая Тьма не пощадит никого, если только вырвется из своего логова. Понимаешь, Неясыть? Никого. Пустой мир, идеально пустой, освобождённый от нелепой плесени по имени «жизнь», – вот идеал той Ночи, которой ты служишь вместе с твоим деканом. Ну что, надумал отвечать?
– Но я же сплю? – возразил Фесс.
– Спишь!.. – хмыкнул полуэльф. – Ясное дело, спишь. Мы тоже сейчас спим, экзамен завтра не у тебя одного.
Самым простым было б сейчас сказать – мол, ничего не знаю ни про какие Мечи, слыхом не слыхивал, видеть не видывал, что вам надо от бедного студиозуса, которому завтра предстоит отвечать на вопросы из совершенно не его области?..
«Но тогда бы они уверились, что я просто виляю и что-то таю», – подумал во сне Фесс. И сидевший в нём бесёнок внезапно заставил его сказать:
– Ну, хорошо, допустим, а что я получу взамен?
Эвенстайн и Бахмут переглянулись – как показалось Фессу, с удивлением.
– Мы же сказали – всё, что угодно, – хрипло отозвался полуэльф. – Богатство, славу, власть… выбирай!
– А кто ты такой, чтобы предлагать мне это? – насмешливо поинтересовался Фесс.
– Он прав, – после паузы сказал Эвенстайну его конопатый спутник.
– Только не сейчас, – помрачнел полуэльф. – Ладно, Неясыть, мы ещё с тобой потолкуем! И о награде поговорим тоже. Нам надо слегка подготовиться…
– Ну и успехов вам в этом, – насмешливо сказал Фесс и в этот миг проснулся.
Была ночь. Мёртвая, страшная ночь, в какую выкапываются из могил неупокоенные и, стуча костьми, направляются к человеческому жилью, одержимые только одним – страстной жаждой убийства. Фесс едва не застонал – ему казалось, что он спит, но на сей раз это уже оказался не сон, а видение – яркое, стоящее прямо перед глазами, вытесняющее собой даже «реальный» мир: старое кладбище, каменная ограда, развороченные могилы… не хватало только незадачливого волшебника Фрегота с его молниями.
Что-то случилось. Что-то произошло в эту ночь. Что ему снилось?.. Какая-то встреча, разговор… мечи… что за мечи? Ничего не помню. А вот с Силой что-то неладно, что-то не так… какое-то великое возмущение, отзвук какого-то исполинского удара – словно докатившееся наконец дальнее-предальнее эхо. Откуда? Почему? Что это значит?..
Даэнур возник на пороге неслышной тенью.
– Ты почувствовал? – негромко спросил Тёмный – видно, не сомневался, что его ученик тоже не спит.
– Да, мэтр. (Вообще-то декана полагалось именовать «милорд», «мэтр» был титулом простых преподавателей, но Тёмный, как известно, обращение «милорд» недолюбливал.)
– Я не понимаю, что это, – покачал головой декан. – Тьма пришла в движение… но это не наша Тьма. Следующей ночью обратимся к нашим богам, Неясыть, спросим их – если, конечно, они ещё не разучились говорить.
После этого Фесс проворочался на узкой постели до самого утра, так и не сомкнув глаз.
Наступил день экзамена. С моря задул не по-весеннему холодный ветер, и Фесс, выходя во двор, накинул чёрный плащ – единственное чёрное пятно в пёстрой толпе, двигавшейся к главному корпусу Академии. Первый курс экзаменовался первым, более старшие – в последующие дни. Но поглазеть на испытания недавних новичков собирались все без исключения, согласно старой академической традиции.
Никакой зал не смог бы вместить сразу все курсы, и потому аколиты первого года экзаменовались публично, на огромном дворе Академии, невдалеке от роскошного фонтана, где белый каменный маг поражал водяным копьём груду тёмных камней.
Ради столь торжественного случая во дворе сооружался длинный помост с навесом, вешались роскошные драпировки цвета четырёх великих стихий. Мэтры и деканы чинно рассаживались на вынесенных из аудиторий резных креслах, весёлая гурьба аколитов довольствовалась жёсткими деревянными скамьями, а менее расторопные – и каменными плитами двора.
Согласно обычаю, Тёмный тоже сидел рядом с остальными деканами – и вновь, как и осенью, его отделила от других пара пустых кресел, а маленький мастер Алхимик, которому досталось крайнее место, постоянно морщился и делал вид, будто страдает от скверного запаха. Даэнур сидел точно каменное изваяние – ни единого движения. Здесь он был безгласен. Тьма не смела смущать неокрепшие умы, вопросы декан факультета малефицистики имел право задавать только выпускникам.
Милорд ректор начал речь. Слушатели приуныли – глава Академии отличался изрядной разговорчивостью, вдобавок был очень высокого мнения о своём ораторском искусстве. Длинные элегантные обороты на идеальном эбинском Неясыть-Фесс пропускал мимо ушей. Он почти не сомневался, что его вызовут первым, – пока экзаменаторы не утомились.
…Так оно и случилось.
– Рекомый Неясыть, факультет малефицистики, кафедра некромантии! – негромко произнёс дежурный мэтр-распорядитель, однако благодаря магии его голос услышали все до единого, собравшиеся на площади.
Фесс с самого начала занял позицию впереди. В отличие от остальных он не пытался захватить местечко на скамье – какой смысл, если его всё равно позовут первым? Оставаться же и смотреть, как экзаменуются остальные, у него просто не было никакого желания, хотя умом он понимал, что посмотреть стоит, – чтобы одолеть врага, надо его знать.
– Приветствуем тебя, аколит, – строго, но в то же время благожелательно сказал ректор. – Покажи нам, чему ты научился; нам всем не терпится, у нас ведь так давно не экзаменовалось ни одного студиозуса с этого факультета!
Фесс молча и коротко поклонился. Он хорошо умел повиноваться, когда нужно, – но вот совсем не умел гнуть спину.
Ректор едва заметно усмехнулся.
– Кто пожелает первым сформулировать вопрос, милорды? Торопиться не стоит, мне так кажется. Поспрашиваем его побольше.
– А остальные, милорд? – тотчас спросил толстый мастер воды.
– Слегка придержим время, – небрежно махнул рукой ректор, и Фесс невольно поёжился: неужто здешние маги сумели найти брод даже в этой Великой Реке? – Итак, милорды?
Наступила тишина. Толпа аколитов за спиной Фесса тоже затаила дыхание.
– Позвольте мне, – поднялся высокий, тощий и взлохмаченный волшебник, по виду самый молодой из всех деканов – мастер пограничной магии, предводитель молодых и дерзких чародеев, что, не боясь ничего, пробивали своими заклятиями дорогу к самому сердцу Естества. Им Фесс, пожалуй, симпатизировал больше всех. – Пожалуйста, в нескольких словах – отличие Тёмного принципа действия от Светлого!
За спиной Фесса вздохнула толпа, словно один очень большой великан.
– Это не вопрос, милорд, – поморщился ректор. – Это тема для диссертации того, кто будет претендовать на пост ректора сей Академии. Вы ведь и сами на него не знаете ответа. Спросите что-нибудь менее выспренное!
Однако пристыженный мастер только махнул рукой и сел, густо покраснев, – понятно, что такой отповеди он не ожидал.
– Разрешите, – не стерпел мастер воды. – Сударь… э-э-э… а не покажете ли вы нам малый каскад иллюзий, источник – моя стихия, колебания Силы и ее откат – не более полупяди, ну, а высота – на сколько вам хватит… э-э-э… дыхания. Я бы рассчитывал на триста саженей. Благодарю вас.
И вновь Фесс поклонился молча, не ответив ни слова. Малый каскад иллюзий в деталях изучали только на втором году, и то лишь те, кто принял именно знак воды; Неясыть помнил лишь несколько общих принципов.
За спиной кто-то издевательски свистнул. Виски Фесса закололо – мэтры и магистры предусмотрительно ставили защиту.
Каскад иллюзий – это если создаешь некую форму заклятия, вложив в неё достаточно Силы, чтобы хватило на несколько, как говорили студиозусы, «перевёртышей» – когда чары и, соответственно, вызванный ими мираж стремительно меняются, плавно переходя один в другой, но без всякого вмешательства сотворившего волшебство мага.
«Ну, хорошо. Будет вам каскад, да такой, что не обрадуетесь!» Гнев привычно толкнулся в сердце, и Фессу вновь пришлось поспешно его смирять – исполнить задуманное он мог только при полном внутреннем спокойствии.
Площадь затаила дыхание. Все видели, как аколит в чёрном плаще медленно развел руки, а затем его ладони начали стремительный танец – жест пришёл на помощь мысли.
Тёмный с удивлением воззрился на происходящее, не замечая внимательного взгляда милорда ректора. Этому он своего подопечного никогда не учил.
Фесс работал стремительно. Никто на площади не мог уловить и малейших колебаний или отката Силы, означавшего, что маг не может справиться с устремившимся на него потоком мощи и от него, как от брошенного в воду камня, все шире и дальше расходятся круги возмущений.
…Чувство было такое, словно он поднимается по узкой и скользкой тропе, таща на спине многопудовый груз. Икры ног то и дело сводило судорогой, Неясыть-Фесс лишь огромным усилием удерживался от стона. Он всеми силами тянулся к воде, вызывая в сознании образ голубой стихии, – но чужая, враждебная сила словно бы сворачивалась в мокрый, скользкий комок, упрямо выскальзывавший из негнущихся от внезапного холода пальцев. Фессу показалось, что он уже слышит издевательские смешки за спиной, что различает голоса полуэльфа с Бахмутом. Интересный всё-таки сон снился… к чему б такой?.. Он отвлёкся всего лишь на миг, и этого, к счастью, хватило, чтобы неведомые враги решили, будто бы он обратился в бегство.
Водопады… ревущие пороги… вода, прорывающая плотины… чёрный рвущийся с горы поток, с легкостью переворачивающий громадные камни…
Руки помогали мысли завершить плетение.
Конец ознакомительного фрагмента.