Мы с Фрэнком Инглтоном покинули Лондон в начале июля, намереваясь провести не меньше двух месяцев в Корнуолле. Поездка ни в коем случае не носила сугубо развлекательный характер, поскольку спутник мой занимался изучением остатков доисторической цивилизации, которые находят на территории древнего графства в поразительном количестве, а я работал над книгой, и ее давно следовало закончить, но, увы, до этого было еще очень далеко. Естественно, хотелось и чуточку отдохнуть – немного поиграть в гольф и покупаться в море, но работа поглощала все наши мысли и к моменту возвращения мы намеревались собрать щедрый урожай своих трудов.
Деревня Сент-Карадок, судя по всему, сулила удачу нашему предприятию – в окрестностях ее имелись развалины, которые никто из археологов пока толком не изучал, и расположены они были вдали от популярных курортов, что обещало нам относительное спокойствие. Ожидались и желаемые развлечения: в глубине гостиничного сада стоял домик гольф-клуба, при нем – площадка с интересным, достаточно разнообразным рельефом, включавшая в себя песчаные дюны, миновав которые можно было за пять минут добраться до пляжа. Удобная гостиница оказалась полупустой – впору подумать, что сама фортуна благоприятствовала нашим начинаниям. Мы вселились туда, не определившись с дальнейшими планами. Фрэнк собирался до отъезда посетить также и другие части графства, но здесь, на расстоянии мили от гостиницы, находился странный круг монолитов, что-то вроде Стоунхенджа в миниатюре, известный под названием «Совет Пенрута». Как рассказал мне Фрэнк, всегда считалось, что это место отправлений друидического культа, но он не доверял подобным заключениям и намеревался тщательно изучить все на месте.
Вечером второго дня после приезда мы с ним решили туда прогуляться. Самый короткий путь лежал через дюны, а потом по крутому, поросшему травой склону и распаханной возвышенности. В мягком и теплом климате колосья пшеницы уже налились и начинали зреть, приобретая темно-золотистый оттенок. К нашей цели вела через поля узенькая тропка, и уже издалека на фоне желтеющей пшеницы был заметен круг черных, суровых камней, высотой четыре-пять футов. Вся земля в окрестностях была возделана, но плуг явно никогда не касался внутреннего круга, где лежал древний дерн, какой часто можно увидеть в дюнах – с короткой бархатистой травой и островками тимьяна и колокольчиков. Это казалось странным – плуг легко прошел бы между монолитами в обе стороны, и получилось бы еще пол-акра плодородных земель.
– Почему там не распахано? – спросил я.
– Мы в краю суеверий и древнего волшебства, – сказал Фрэнк. – Никто не прикасается к этим кругам и не использует их. И обрати внимание: тропка через поля, по которой мы шли, огибает этот круг, но его не пересекает, а, описав дугу, идет дальше в прежнем направлении. – Он рассмеялся. – Когда я сегодня утром проводил тут измерения, появился местный фермер. Обошел камни по кругу, как я заметил, а когда его собака, что-то унюхав, забежала внутрь, подозвал ее, легонько шлепнул и выбранил: нечего, мол, чтоб больше туда не совалась.
– Но в чем же дело? – спросил я.
– С чем-то это место связано – с какой-то жутью, с проклятием. Местные уверены, как и археологи, что прежде здесь находился храм друидов, где совершались чудовищные ритуалы и человеческие жертвоприношения. Но те и другие ошибаются – тут никогда не было храма, это был зал совета, что подтверждается самим названием – «Совет Пенрута». Храм наверняка располагался где-то неподалеку, и мне, право, очень хотелось бы найти его.
Карабкаться по крутому скользкому склону холма со стороны деревни оказалось нелегко, и мы уселись внутри круга, привалившись спинами к двум соседним камням. Пока мы отдыхали, Фрэнк объяснил мне, на чем основана его убежденность.
– Если не поленишься пересчитать, то обнаружишь, что тут двадцать один камень, и к двум мы с тобой прислонились, а если измерить расстояния между ними, окажется, что все промежутки одинаковые. У каждого камня восседал член совета, а всего их было двадцать один. А если бы тут находился храм, то между двумя камнями с восточной стороны было бы большее расстояние – там располагались бы ворота храма, обращенные к рассветному солнцу, а где-нибудь внутри круга, возможно, в самой середине, лежал бы большой плоский камень, жертвенник, на котором, вне всякого сомнения, приносили в жертву и людей. Или же, если камень утрачен, можно было бы найти соответствующее углубление. Это отличительные признаки храма, а здесь их не видать. Всегда считалось, что это храм, и его описывали как таковой. Но я уверен, что моя гипотеза верна.
– А в округе храма нигде нет? – спросил я.
– Безусловно, есть. Если какое-нибудь из местных доисторических поселений было достаточно велико, чтобы иметь собственный зал совета, то и храм тут обязательно был, хотя руины его, очевидно, не сохранились. Когда в страну пришло христианство, старую религию – если ее можно назвать религией – объявили нечестивой, и места поклонения были разрушены, подобно тому, как израильтяне уничтожили рощи Ваала. Но я намереваюсь очень тщательно исследовать окрестности – вон в тех лесах должны были остаться следы. Там как раз такое отдаленное место, где храм мог избежать уничтожения.
– А какой была эта древняя религия? – спросил я.
– О ней известно очень мало. Очевидно, то была религия не любви, но страха. Богами были слепые силы природы, проявляющие себя в виде разрушительных бурь и эпидемий, и, чтобы умилостивить их, требовались человеческие жертвоприношения. А жрецы, разумеется, занимались магией и колдовством. Они были правящим классом и поддерживали свою власть посредством запугивания. Если кто-то оскорблял их, скорее всего, за ним посылали и сообщали: боги-де требуют, чтобы в следующее летнее равноденствие на рассвете, когда первые утренние лучи прольются в восточные ворота храма, им принесли в жертву твоего старшего сына. В те времена имело смысл слыть образцовым прихожанином.
– Сейчас эта местность кажется такой безобидной, – сказал я. – Храмы древних богов опустели.
– Да, но просто поразительно, как живучи старинные суеверия. Меньше года назад в Пензансе состоялся процесс по делу о ведовстве. У одного из местных фермеров скот стал болеть и подыхать, и хозяин отправился к старухе, которая заявила, что животные околдованы, однако за деньги она готова снять заклятье. Он все платил и платил, а потом ему надоело, и он подал на нее в суд.
Фрэнк посмотрел на часы.
– Давай прогуляемся перед обедом, – предложил он. – Чтобы не возвращаться тем же путем, можно спуститься по склону холма и пройтись по лесу. Выглядит он чудесно.
– И может скрывать языческий храм, – добавил я, вставая.
Мы обогнули пшеничные поля и нашли тропку, ведущую вверх по склону через большой еловый лес. Деревья не отличались высотой, а преобладающие здесь юго-западные ветра пригнули их ветви к земле. Но верхушки деревьев были очень густые, и в лесу нас окутал загадочный сумрак. Подлеска не было совсем, на земле лежал толстый слой опавшей хвои, прямые стволы напоминали колонны, сплетение ветвей – кровлю, а все в целом производило впечатление огромного зала, выстроенного самой природой. Над головой царило безветрие, было так темно и тихо, что ничего не стоило вообразить, будто идешь по крытому коридору. В воздухе благовонием висел густой еловый запах, а ноги ступали бесшумно, словно по ковру. Не перепархивали с ветки на ветку, не перекликались птицы, слышалось только сонное жужжание мух, напоминавшее протяжную ноту органа.
День стоял жаркий; снаружи с моря дул свежий ветер, но здесь, в неподвижности, воздух сгустился до духоты, и, по мере того, как мы глубже погружались во мрак, меня охватывало какое-то гнетущее ощущение. Это было неуютное место, и вокруг словно бы витали какие-то невидимые сущности. Видимо, Фрэнку тоже так показалось.
– Мне почему-то чудится, что за нами подглядывают из чащи, причем мы им не по нраву. Вот откуда мне в голову приходят подобные глупости? – проговорил он.
– Это же роща Ваала, да? Та, что избежала уничтожения и полна духов жрецов-убийц?
– Хорошо, если так. Тогда их можно спросить, как пройти к храму.
Вдруг Фрэнк вскинул руку:
– Эй, что там такое?
Я проследил за его пальцем и уловил вроде бы, как за деревьями мелькнуло что-то белое. Но, прежде чем я смог приглядеться, оно исчезло. Похоже, на нервы мне подействовали жара и духота.
– Ну, это не наш лес, – сказал я. – Думаю, у других не меньше прав здесь разгуливать. Однако хватит с меня древесных стволов, пора отсюда выбираться.
Не успел я договорить, как впереди посветлело – сквозь частокол стволов проглянули дневные лучи, и вот мы уже на опушке. Свет дня, легкий ветерок – это было все равно что вырваться из людного и душного помещения на открытый воздух.
Конец ознакомительного фрагмента.