Собор Успения Пресвятой Богородицы
Собор Успения Пресвятой Богородицы появился на Соборной горе в 1699 г. Успенский собор простой и в то же время красивый. Стиль его многие искусствоведы называют провинциальным вариантом московского барокко. Первый ярус собора – четверик с равными по ширине трапезной и алтарной по бокам. Из четверика как будто вырастает восьмигранный второй ярус с купольной кровлей. Он довольно мощный и создаёт ощущение приземистости всей церкви. Такой объём часто называют «восьмерик на четверике». И над колоколообразным сводом тянется ввысь маленькая главка с перехватом на небольшом восьмигранном основании.
Храм не богат оконными проёмами. Трапезная имеет только два световых окна на боковых фасадах. Скупое оформление фасадов напоминает архитектуру XVII в. Восьмерик оформлен простыми карнизами, поддерживаемыми колоннами по его рёбрам. Арочные окна трапезной и основного объёма в фигурных килевидных наличниках, прямоугольные окна апсиды в простой рамке. Меж окон алтарного выступа расположены пилястры.
В конце XVIII – начале XIX в.в. со стороны трапезной к Успенскому собору пристроили богато оформленную колокольню. Основание колокольни – тот же восьмерик на четверике, заканчивающийся шатровым сводом. Шатёр наполнен слуховыми оконцами различного оформления. В северной стене основания колокольни встроена лестница, ведущая к звону.
Собору было определено место на высоком холме, в центре города и над торговой площадью, окруженной торговыми рядами и домами купцов. Строгость и аскетизм архитектурных форм Успенского собора обусловлены, по мнению В. И. Казариновой, негативным отношением местных отцов церкви к изощренно богатой архитектурной пластике «светской и суетной» нарышкинского барокко, к тому времени утвердившегося в столице10.
В начале XX в. в приходе Успенского собора было три церкви: две в самом городе, третья – в приписанном к собору селе Антоновском11. В Плёсе были каменные церкви: зимняя и летняя. Зимняя церковь, построенная в 1699 г., была с колокольней: Собор одноэтажный, его размеры: вышина 4,5 сажень, длина 10 сажень, ширина 5 сажень. Свод в виде круговой дуги. Окна шириной в 1,5 аршин, высотой 3 аршина с прямыми перемычками. Алтарь с одним полукружием о трех окнах. Трапеза отделяется от храма аркой. Стены выложены сплошной кладкой из толстого, тяжеловесного (18 фунт.) кирпича…
Иконостас был в три яруса с резьбой, помещенной на золотом поле. Резьба изображала виноградные ветви… Достопримечательностью являлась месточтимая икона Казанской Божией Матери. Церковная летопись говорит, что эта икона явилась на вековом дереве – вязу. После бывшего в г. Плёсе пожара около 1695 г., когда сгорела и церковь, эта икона была найдена в пепле невредимой…
Второй достопримечательностью собора являлся напрестольный деревянный крест со святыми мощами св. Федора Стратилата, Иоанна Милостиваго и мученика Анфима12.
В 1828 г. плёсским мещанином Василием Шишкиным был построен большой летний Казанский собор13. В 1868 г. настоятелем Успенского собора был протоирей Александр Беневоленский, являвшийся представителем цензурного комитета Костромского епархиального ведомства и депутатом для присутствия в светских училищах при испытании закона Божия14. Известен состав причта на 1911 г.: священник, диакон и псаломщик. Прихожан мужского пола 295, женского – 342. Прихожане-горожане занимались торговлей, за исключением некоторых ремесленников15.
В 1824 г. рядом с Успенским собором появилась небольшая часовня, а в 1828 г. на средства плёсского мещанина В. Шишкина был выстроен Казанский летний собор.
Казанский собор и ограда были разрушены в советское время. Зимний Успенский собор и ворота ограды удалось сохранить, в его помещениях долгое время располагался учебный класс механизации Плёсского сельскохозяйственного техникума. К сожалению, внутреннее убранство собора было до неузнаваемости искажено в 30-е г.г. прошлого века. По свидетельству из литературных источников («Известия Императорской археологической комиссии». Вып. 31 («Вопросы реставрации», – Вып. 3) – Спб., 1909. – С. 221), его сиены и своды покрывало «живописное письмо», которое практически не сохранилось. Украшением храма служил и трехъярусный резной золоченный иконостас с колонками, увитыми виноградными лозами.
Как выглядел весь живописный архитектурный комплекс Соборной горы, мы можем видеть только на картинах Исаака Левитана «Тихая обитель» и «Вечерний звон», признанных шедеврах художника.
В 1890 г. из Плёса художник предпринял путешествие в город Юрьевец, находящийся на берегу Волги, примерно в 80 км от Плёса. Там И. И. Левитан сделал наброски Кривоозерского монастыря, которые потом использовал при написании картины «Тихая обитель»16. Исполнив карандашные наброски монастыря, берегов, монахов за рыбной ловлей17, И. И. Левитан продолжил работу уже в Плёсе. Неизвестно, написал ли он здесь саму картину или только эскиз к ней масляными красками, а картину по нему писал уже в Москве зимой.
С. П. Кувшинникова так рассказывает историю создания картины: «Здесь же в Плёсе, была написана им и еще одна из лучших его картин – «Тихая обитель». Эта картина, которой А. Н. Бенуа приписывает такое большое значение в развитии творчества художника, связана была для Левитана с очень значительным переживанием. Еще раньше, во время жизни в слободке под Саввиным монастырем, Левитан сильно страдал от невозможности выразить на полотне все, что бродило неясно в его душе. Однажды он был настроен особенно тяжело, бросил совсем работать, говорил, что все для него кончено и что ему не для чего больше жить, если он до сих пор обманывался в себе и напрасно воображал себя художником… Будущее представлялось ему безотрадно мрачным, и все мои попытки рассеять эти тяжелые думы были напрасны.
Наконец я убедила Левитана уйти из дому, и мы пошли по берегу пруда, вдоль монастырской горы. Вечерело. Солнце близилось к закату и обливало монастырь горячим светом последних лучей, но и эта красивая картина не разбудила ничего в душе Левитана. Но вот солнце стало заходить совсем. По склону горы побежали тени и покрыли монастырскую стену, а колокольни загорелись в красках заката с такой красотой, что невольный восторг захватил и Левитана. Зачарованный, стоял он и смотрел, как медленно все сильнее и сильнее розовели в этих лучах главы монастырских церквей, и я с радостью подметила в глазах Левитана знакомый огонек увлечения. Скоро погасли яркие краски на белых колоколенках, и, освещенные зарей, они лишь слегка розовели в темнеющем небе, а кресты огненными запятыми загорелись над ними. Картина была уже иная, но чуть ли не еще более очаровательная…
Невольно заговорил Левитан об этой красоте, о том, что ей можно молиться, как богу, и просить у нее вдохновения, веры в себя, и долго волновала нас эта тема. В Левитане точно произошел какой-то перелом, и когда мы вернулись к себе, он был уже другим человеком. Еще раз обернулся он к бледневшему в сумерках монастырю и задумчиво сказал: «Да, я верю, что это даст мне когда-нибудь большую картину».
Ничего подобного, однако, он тогда не начал, а мы со Степановым не хотели об этом заговаривать и напоминать Левитану о его мрачных думах.
Прошло два года. Левитан поехал из Плёса в Юрьевец в надежде найти там новые мотивы и, бродя по окрестностям, вдруг наткнулся на ютившийся в рощице монастырек. Сам он был некрасив и неприятен по краскам, но был такой же вечер, как тогда в Саввине: утлые лавы, перекинутые через речку, соединяли тихую обитель с бурным морем жизни, и в голове у Левитана вдруг создалась одна из лучших его картин, в которой слились в одно и Саввинские переживания, и вновь увиденное, и сотни других воспоминаний. Сам Левитан очень любил эту дивную картину и написал ее повторение с группой богомольцев на мостках»18.
Конец ознакомительного фрагмента.