Глава третья
Без страха смотрел герой, Как в бурю борются волны. Но и Эйрик-воитель Видел на море немало Черных валов, вздымавшихся До мачт кабана океана.
Милях в пятидесяти на северо-востоке тот же порыв ветра, который ощутил Великан Гримарр, тот же самый пронизывающий ветер, что породил в его голове образы озлобленных душ убиенных, подхватил «Скиталец» и понес на всех парусах. Галсовый угол клетчатого красно-белого паруса был прикреплен к рангоуту по правому борту судна. Корабль круто гнало по ветру, и когда он погружался по ширстрек в воду, сквозь щиты, которые громоздились на верхнем брусе планширя по левому борту, просачивались струйки воды.
Сидящий на корме за румпелем Торгрим Ночной Волк позволил судну чуть увалиться под ветер, и оно пошло прямее после едва заметного поворота руля вправо. Холодный ветер не казался Торгриму веянием потустороннего мира. Откровенно говоря, он не меньше других норманнов верил в духов, троллей и демонов, в чудовищ, которые таились в темных глубинах морей, но он уже много часов наблюдал, как на востоке собирается шторм, и понимал, что этот пронизывающий ветер – всего лишь предвестник смены погоды.
Он повернулся лицом к ветру, ощутил, как тот дергает его за бороду – темную, уже посеребренную сединой. В волосах тоже проглядывала седина, что совершенно не удивительно, поскольку шел уже пятый десяток лет, как он топтал эту землю, – целых четыре непростых десятка лет он ее топтал.
Тесть Торгрима Орнольф Неугомонный стоял чуть впереди румпеля, облокотившись о борт с наветренной стороны, сжимая в руках рог с хмельным напитком. Его длинные, убеленные сединой волосы, среди которых все еще виднелись рыжие пряди, развевались на ветру. Орнольф уже изрядно принял на грудь.
– Видишь? Вон там! – прокричал он, указывая рогом на горизонт. Хмельной мед выплеснулся на палубу и заструился по доскам, смешиваясь в трюме с морской водой. Вдалеке на востоке густые клочья темных туч прорезала молния. – Видел? Сдается, Тор так и хочет убить меня, как только я оказываюсь в море! Ха-ха! Он уже и раньше пытался, но мне покровительствует мой приятель Эгир! Почему? Да потому, что Эгир – бог, который защищает тех, кто знает толк в море и пенном напитке. А я именно таков!
Орнольф осушил рог и отбросил его на палубу, повернулся и стал карабкаться на борт корабля.
– Тор, ты меня ждешь, трусливый сукин сын? – прокричал он.
Торгрим взглянул туда, куда дул ветер. Его сын Харальд и Старри Бессмертный сидели, привалившись к борту. Пока ветер надувал паруса, корабль лежал на курсе и им нечем было себя занять. К счастью, Орнольф никому скучать не давал.
Мужчины встретились взглядом с Торгримом, и тот едва заметно кивнул в сторону Орнольфа. Харальд со Старри тут же поднялись, подхватили Орнольфа под руки с двух сторон и сняли с ширстрека, на который он все пытался взобраться.
– Полегче, дедушка, – сказал Харальд, – а то так испугаешь Тора, что тот штаны от страха намочит, и что будет дальше – и думать не хочется!
Скрепя сердце Орнольф все же позволил снять себя с балки и усадить на небольшую скамью. Старри поднял его рог, а Харальд взял бурдюк, все еще полный хмельного меда, и наполнил рог, чтобы ублажить старика. Сидящие с наветренной стороны моряки с угрюмыми лицами отвернулись, когда представление закончилось. Плевать им было на то, что Орнольф заигрывал с богами. Как было плевать и самому Торгриму.
Те, кто отчалил с Торгримом и Орнольфом на «Красном Драконе» с хутора Вик полтора года назад, уже привыкли к подобному поведению старика. Но таких ветеранов осталось мало. Большинство членов нынешней команды плохо знали жителей Вика. Они взошли на борт судна в Дуб-Линне, куда стеклись со всех скандинавских стран, большей частью из Норвегии. Они присоединились к команде потому, что искали способ попасть домой, а еще потому, что были наслышаны о Торгриме Ночном Волке и хотели стать частью его дружины.
Очередной порыв ветра накренил судно, и Орнольф выругался, когда разлил мед на тунику. Злился он не из-за пятна на одежде – она и так уже насквозь промокла, – а потому, что пролил выпивку, запасов которой на борту оставалось мало. А впереди еще долгий путь. Полтора года назад они с Торгримом, Харальдом и командой отправились из Норвегии в плавание к берегам Ирландии. Однако простой план оказалось чрезвычайно сложно воплотить в жизнь, как чаще всего и бывало, поэтому их возвращение в Вик пришлось отложить на неопределенное время.
Честно признаться, Торгрим уже начал подозревать, что боги насмехаются над ним. Снова и снова перед ним маячила заманчивая перспектива вернуться в Эуст-Агдер – единственное его заветное желание на данный момент, а потом внезапно боги лишали его этой надежды. Он все гадал: неужели это наказание ему за богохульство Орнольфа? Наказывать же самого богохульника богам было не с руки, потому что даже будучи трезвым – что случалось крайне редко, – он как будто и вовсе не переживал о том, что с ним станет. Вик, Дуб-Линн, жизнь, смерть – казалось, Орнольфу было все равно, пока это не ограничивало его скандальных выходок. Со стороны богов, конечно, было нечестно наказывать Торгрима за проступки Орнольфа, но Асгард никогда не отличался справедливостью.
Последний раз «Скиталец» качнуло так сильно, что морякам пришлось вычерпывать воду, которая хлынула на борт. Деревянными ковшами, ведрами, а кто-то шлемами – викинги черпали воду с днища и выливали через левый борт. Торгрим изо всех сил пытался удерживать равновесие, но человеческим силам есть предел.
– Риф взять![5] – крикнул он морякам на палубе. – Два рифа! – Голос его звучал зычно, он словно топором рубил завывания усиливающегося ветра. За все эти тяжелые годы, несмотря на различные травмы, часть из которых представляла собой лишь царапины, а часть едва не стоила ему жизни, он ничуть не утратил былой силы.
Торгрим только-только оправился от последнего ранения – колотой ножевой раны, едва не унесшей его на тот свет. Его ранили во время набега на храм в городке под названием Тара, и Торгрима чуть не убил его же соотечественник-норманн, решивший, что тот и есть его враг. Дружинники отнесли Торгрима на корабль и переправили в Дуб-Линн. В проклятый Дуб-Линн, скандинавский форт, некогда бывший всего лишь пристанищем для кораблей на ирландском побережье, а теперь ставший самым большим и богатым городом на острове. В Дуб-Линн, из которого Торгрим снова и снова пытался сбежать, а боги, словно в насмешку, швыряли его назад к стенам этого города, на илистые берега реки Лиффи.
Команда перенесла тело Торгрима на доске в дом, где они с Харальдом и Старри переждали зимние месяцы. Дом тот принадлежал ирландке по имени Альмаита, любовнице Торгрима, вдове кузнеца-датчанина. Альмаита оказалась искусной врачевательницей, и, когда весна уступила свои права лету, она выходила Торгрима. Практически полностью излечила. Он все еще был слишком слаб, даже когда разгар лета миновал, а погода – отличная погода по ирландским меркам – грозила ухудшиться. Торгрим понимал: если он намерен отправиться домой в этом году, ему следует поторапливаться. Самое время отчаливать.
Альмаита умоляла его никуда не уезжать, убеждала, что он еще не в полной мере набрался сил. Торгрим знал, что женщина права, но не хотел еще одну зиму провести в Дуб-Линне. Лучше уж пойти ко дну.
И сейчас они вполне могут оказаться на дне, если не сумеют взять риф. И побыстрее. Те из них, кто не вычерпывал воду, или же те, кто уже устал ее черпать, схватили канаты, которыми крепился большой квадратный парус, сейчас едва не лопавшийся на ветру у них над головами. Все бывалые моряки – им не нужно было рассказывать, как брать риф, учить, как подвязывать нижний край паруса, уменьшая вполовину площадь развевающейся на ветру материи.
Викинги выстроились вдоль шкаторины паруса, находившейся у них на уровне груди и тянувшейся практически вдоль всего судна. Чуть впереди стоящего у румпеля Торгрима норманн по имени Агнарр отмотал от крепительной планки фал. Агнарр был немного моложе Торгрима – опытный моряк, несколько лет проживший в Дуб-Линне. Раньше он промышлял рыболовством у берегов Ирландии – не слишком прибыльное дело, не на такое он рассчитывал, но благодаря полученному опыту он отлично знал здешние воды и береговую линию. Агнарр отправился с Торгримом и дружиной в Тару и там на деле доказал, что он доблестный воин. Теперь же, как и сам Торгрим, он хотел вернуться в Норвегию, поэтому с готовностью вступил в команду «Скитальца».
Агнарр взглянул вперед, увидел, что все готово. Он отматывал толстую веревку, пока парус не вздулся большим круглым куполом на ветру – в какой-то степени похожим на огромный живот Орнольфа. Стоящие на палубе моряки схватились за парус, подтянули его к себе вниз, подобрали нижнюю шкаторину и подвязали по всей длине короткими веревками, риф-сезенями, продетыми в полотно через равные промежутки. Покончив с этим, человек шесть матросов отправились на корму и взялись за фал. Агнарр задавал ритм: раз, взяли! И моряки навалились на канат и подняли балку назад, хотя теперь уменьшившийся вдвое парус доходил лишь до половины мачты.
Торгрим сразу же ощутил изменения в движении судна. Если раньше «Скитальцем» едва удавалось управлять – он, подобно норовистому скакуну, мог в любой момент понести, – то теперь судно уверенно держалось на волнах, с готовностью отвечая на малейший поворот руля. Ему стал не страшен надвигающийся ужасный шторм, и сам Торгрим был готов встретить непогоду.
– Ха! – воскликнул сидящий на низкой скамье Орнольф. Старик вытер хмельной мед с бороды. – Вы все – дряхлые старухи! Многие из вас! Брать риф при таком легком ветерке! Если бы я стоял у руля, такого бы не случилось!
– Разумеется, Орнольф! – согласился Торгрим.
И он нисколько не сомневался в словах тестя. Бесстрашие Орнольфа, которое он сам называл умением руководить, уже раз двадцать отправило бы и его, и корабль со всей командой на корм рыбам, если бы сам Орнольф много лет назад не передал управление судном Торгриму.
И сейчас Торгриму даже не приходилось делать вид, что главный здесь Орнольф, потому что впервые за годы их совместных путешествий корабль принадлежал Торгриму, а не Орнольфу. Торгрим отбил его в бою, и даже сам не понял как.
Они умудрились ввязаться в невероятную интригу. Нанятая команда датчан причалила в Дуб-Линне, чтобы похитить молодую женщину, находившуюся под защитой Торгрима и Харальда. Завязался бой, в результате которого большинство датчан осталось лежать на разъезженных дорогах вдоль берегов реки Лиффи. И Торгриму даже в голову не пришло, что корабль, на котором прибыли похитители, может стать его законной наградой, пока Орнольф, пользуясь своим правом тестя, не забрал его в собственное владение.
Корабль оказался относительно новым судном, добротным и готовым к плаванию. И понравился Торгриму, что случалось нечасто, поскольку викинг предъявлял высокие требования к судам, учитывая, сколько сотен и тысяч миль ему предстояло пройти. Он понятия не имел, как называли корабль датчане, но дал ему имя «Скиталец», потому что именно этого он и ждал от корабля: чтобы тот отвез его домой в Вик.
«Скиталец» оказался судном добротным, но не совершенным. Поэтому Торгрим, прежде чем выйти из гавани Дуб-Линна в последний раз, кое-что в нем доработал. Немного увеличил мачту, добавил еще вантов и заменил основу бейти-аса. Еще ему хотелось бы парус пошире и осадку поглубже, но в ирландских фортах паруса не продавались. Он убрал скамьи для гребцов, поскольку предпочитал, чтобы моряки сидели на собственных походных сундуках, привязанных к палубе. А еще он оснастил корабль более длинным и широким рулем.
Некоторые изменения претерпел и внешний вид судна – на взгляд Торгрима, внешний вид имел не меньшее значение, чем оснастка. Корабль и до этого был смазан, но Торгрим все соскоблил и покрыл дерево смесью из смолы и лака, отчего судно стало черным и блестящим. Как думал Торгрим, теперь оно будет меньше гнить. На нос и корму нанесли новую резьбу. Торгрим понимал, что нет ничего постыдного в том, чтобы ходить на корабле, который когда-то принадлежал убитому тобой врагу, если только победил ты его в честной и достойной борьбе, – а в данном случае было именно так. Однако Торгрим считал, что резьба, которую нанес на борта поверженный тобой враг, удачи не принесет.
В Дуб-Линне мастеров было не счесть, поэтому Торгриму не составило никакого труда разыскать нового резчика, сделавшего для корабля новый нос: голову крылатого морского чудища, которое будет рассекать волны, прокладывая путь кораблю, а для кормы – хвост, чтобы помогал «Скитальцу» в его продолжительных походах на восток. И чтобы снискать покровительство богов, Торгрим приказал принести в жертву трех волов прямо на борту корабля, а палубу обильно залить вином.
Когда же наконец «Скиталец» двинулся по Лиффи к открытому морю, он мало чем напоминал тот корабль, который Торгрим отобрал у датчан. На его взгляд, судно стало намного лучше. На длинных веслах сидели двадцать четыре гребца, еще двадцать восемь моряков готовы были сменить их или по команде Торгрима поднять парус. Корабль нагрузили провиантом и другими припасами, которых с избытком набрали в Таре, не забыли и товары, какими славились ремесленники из Дуб-Линна. Товары, за которые, без сомнения, можно выручить немало на родине в Норвегии или в некоторых портах по пути следования.
Сейчас, спустя десять часов после отплытия, нос «Скитальца» вздымался над морем на гребне волн, рассекая их и ухая вниз. Качка была заметной, но не такой сильной, с какой им придется столкнуться через несколько часов, когда разыграется шторм.
Торгрим оглянулся через плечо, когда корабль подхватила очередная волна. Ирландия казалось длинной, низкой и темной полосой на горизонте, становившейся все менее отчетливой в надвигающейся непогоде. Торгрим намеревался держаться подальше от берега, идя под парусом и держа курс на северо-восток, а ближе к закату вернуться на берег, уже к далеко к северу от Дуб-Линна, и устроиться на ночлег. Он хотел идти на север вдоль берега до самой крайней точки на северо-востоке, а потом по отрытой воде дойти до Англии. Затем они пойдут на север вокруг Шотландии, где он надеялся найти теплый прием и кров в норманнских поселениях, которых вдоль побережья было не счесть.
Таков был его первоначальный план. Теперь же, десять часов спустя, весь этот план оказался под угрозой.
Через несколько часов ветер с юга сменился северным, отчего «Скитальцу» стало намного сложнее держаться береговой линии. Море кипело, в ушах Торгрима свистел ветер. Берег Ирландии находился у них с подветренной стороны, и ветер с волнами грозились выбросить их судно на острые скалы, а уже скоро начнут сгущаться сумерки. Разумнее всего было бы вернуться и переждать шторм в Дуб-Линне, в укрытии, а потом вновь отправиться в путь. Но Торгрим был уже по горло сыт Дуб-Линном, поэтому этот вариант даже не рассматривал.
– Харальд! Агнарр! – позвал Торгрим. – Соберите команду и проверьте, все ли крепко привязано! Проверьте все узлы и канаты дважды! А потом станем подыскивать себе убежище с наветренной стороны! Похоже, что на ночь мы останемся в море!
Харальд с Агнарром просто кивнули, даже не пытаясь перекричать ветер, и двинулись вперед звать остальных. Этим двоим Торгрим доверял больше всех. Вся команда «Скитальца» состояла из опытных моряков и доблестных воинов. На борту не было людей, которым Торгрим не доверял, – он таких просто не брал. Но Торгрим по опыту знал: когда он приказывал Харальду или Агнарру, его приказ исполнялся в точности, как сделал бы он сам.
Старри Бессмертный сидел рядом с Орнольфом. Старик протянул ему рог с напитком, Старри сделал хороший глоток. Если говорить о личном доверии, на борту не было человека, за исключением Харальда и Орнольфа, приходившихся Торгриму родней, кому Ночной Волк доверял бы больше, чем Старри. Они со Старри сражались бок о бок во время налета на монастырь в Клойне четыре месяца назад, хотя самому Торгриму казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Потом Старри решил последовать за Торгримом и с тех пор не отходил от него ни на шаг. Временами случались стычки, мелкие и серьезные, шумные пьяные ссоры и настоящие бои стенка на стенку. И Старри всегда оказывался рядом с Торгримом.
Старри был берсерком, одним из тех благословенных или проклятых, в ком бушует безудержная и неуправляемая жажда сражений. Он был из тех, кто мечтает об одном – погибнуть в честном бою, подняться в Вальгаллу и там провести вечность в сражениях и наслаждениях. К несчастью для самого Старри, он был настолько неистовым в земных битвах, так яростно размахивал своим топором, что казалось – враг никогда не сможет приблизиться к нему со своим оружием.
Старри стал для Торгрима братом, но Ночной Волк не всегда обращался к нему за практическим советом, особенно в таких вещах, как мореплавание. Старри иногда бывал совершенно непредсказуемым.
Еще в Дуб-Линне, когда Торгрим немного отлежался и смог передвигаться, он осознал, что в состоянии покинуть эту суматошную Ирландию и отправиться на «Скитальце» домой. Викинг решил, что так и поступит. Ему пришлось мягко, насколько это было возможно, сообщить о своем решении Старри. Торгрим чувствовал, что тот не слишком-то обрадуется.
– Я покидаю Ирландию, – сказал он, когда они вдвоем стояли на невысоком илистом берегу, глядя на устье реки Лиффи и на открытое море за ним. – Харальд тоже готов вернуться в Вик. Как и Орнольф. Мне казалось, что старик никогда не захочет уехать из Дуб-Линна, но, похоже, он охладел к этому городу, как и мы с Харальдом.
Старри в ответ лишь кивнул. По его реакции можно было подумать, будто Торгрим сообщает ему, что сегодня на ужин. Наконец Старри произнес:
– Отлично, в Вик, так в Вик. – Старри даже не пришло в голову поинтересоваться, берут ли его с собой на борт. Разумеется, он был бы желанным гостем на корабле. Только Торгрим сомневался, что берсерк сам захочет уехать.
– Никаких битв, сражений и неприятностей, – предупредил его Торгрим. – Мы просто возвращаемся в Вик. И все.
Старри засмеялся. Смеялся он громко и заливисто.
– Там, куда отправляется Ночной Волк, всегда жди неприятностей! – ответил он.
Вот тебе и пожалуйста! Но неистовствующее море и холодный пронизывающий ветер – не те неприятности, которых ждал Старри. Он расположился у борта корабля, натянув на голову мохнатую шкуру. Старри был высок, строен и мускулист, руки и ноги его были словно вылеплены для сражений, которые он так любил, но совершенно не приспособлены к суровым погодным условиям, когда волны захлестывают судно.
Харальд с Агнарром прошли на корму, осторожно ступая по неистово качающейся палубе. Каждый раз, когда корабль перекатывался на волне, вода окатывала палубу, а когда нос поднимался на гребне, на корму обрушивался настоящий водопад, разливаясь у ног моряков, словно они стояли в реке.
– Все привязано крепко-накрепко, отец! – прокричал Харальд. Те робкие лучики солнца, что пробивались сквозь тяжелые тучи, затянувшие небо, с приближением ночи тускнели, но и в таком неясном свете Торгрим мог разглядеть румяные щеки Харальда, прилипшие ко лбу соломенные волосы, предвкушение приближающейся опасности на гладком безбородом лице. – Сейчас крепят защитную парусину!
Торгрим кивнул. Скоро кто-то должен сменить его у руля. В былые времена он сам простоял бы у руля всю ночь, но Ночной Волк понимал: сейчас у него не хватит на это сил – возраст не тот, да и сказывались последствия ранения, нанесенного ножом неудачливого убийцы.
– Когда закрепят, следует парней покормить бараниной, и пусть запьют ее хмельным медом, – велел Торгрим, перекрикивая ветер и бушующие волны. – Это их взбодрит и придаст сил!
Он еще не сказал своей команде, что ночь они проведут в море, но прекрасно понимал – ни для кого это сообщение сюрпризом не станет. Все на борту были опытными моряками и верно оценивали положение, в котором сейчас оказался «Скиталец».
Команда будет не в восторге: норманны не любили находиться в море по ночам, особенно учитывая то, что в глубинах морей таились неземные создания. Но страх перед морскими чудовищами отступал, когда они думали о том, что неизбежно разобьются о скалы, в темноте причаливая к берегу, так что идея провести ночь в море не казалась им такой ужасной.
Вскоре была установлена и защитная парусина – густо промасленное полотно, которое растягивали вдоль борта с наветренной стороны, чтобы команда могла укрыться от бури. Морякам, устроившимся на борту и приготовившимся к длинной беспокойной ночи, подали холодную баранину и хмельной мед. Пока все ужинали, Торгрим оставался у руля, не желая никого отвлекать от трапезы.
Солнце село, так и не выглянув из-за туч, на море опустилась ночь. Пошел дождь, или это Торгриму так казалось. Трудно понять, когда корабль окатывает морской водой и брызги разлетаются по корме. Но вскоре вокруг засверкали молнии, освещая корабль и моряков, поглощающих пищу. Волны вздымались под покровом ночи, и Торгрим изо всех сил пытался разглядеть приближающийся вал, чтобы повернуть румпель, лавируя в раз за разом разверзающемся перед ним море.
Вверх, поворот, вниз – нос корабля врезался в изгиб волны, и на борт лился настоящий водопад, как будто «Скиталец» был огромным ковшом, черпающим воду из ведра. Вода бежала вдоль подветренной стороны, собираясь в пенящиеся лужи в нижних ярусах. Агнарр распределил моряков по группам, чтобы вычерпывали воду: кто-то нетвердой походкой отправился к борту с подветренной стороны, оставшиеся сгрудились под защитной парусиной, ожидая своей очереди.
Торгрим чувствовал сопротивление руля, чувствовал, как швыряет корабль. Сильный шторм. Он видывал и посильнее, но и этот был неслаб. Однако Ночной Волк все равно не боялся, что этой ночью встретит смерть в соленых водах. Судно было добротным, он лично проверил каждый его сантиметр. Оно не развалится. Парус крепкий, такелаж новый и отлично укрепленный. Скоро они полностью спустят парус и пойдут под голыми мачтами.
«Скиталец» способен выстоять в тех испытаниях, что уготованы ему Тором и Эгиром. Торгрим считал, что ни кораблю, ни команде ничто серьезное не угрожает, если только боги в очередной раз не решат сыграть с ним злую шутку и на пути не возникнут новые преграды, если только неожиданная опасность не спутает его планы.
И тут боги остались верны себе!