Глава 6
К половине четвертого Алекс уже встала, оделась и поела, все еще изможденная, но готовая действовать. Дэниел продолжал спать, ни о чем не подозревая. Проснется он отдохнувшим и при этом совершенно дезориентированным. Он не будет знать, ни который сейчас час, ни даже какой день. Дискомфорт – важный инструмент в подобной работе.
Алекс забрала подушку и одеяло, отметив вдруг возникшую жалость. Но это необходимый ход. Обнаженность и беспомощность перед врагом вызывали беспокойство у любого объекта, невзирая на его выучку. В любом случае Алекс не могла позволить себе такое чувство, как жалость, еще несколько дней. Остальное она отсекала. Она научилась делать это больше трех лет назад, но все еще чувствовала, как внутри возникала некая перегородка. Тело помнило и обладало нужной силой.
Волосы оставались влажными после покраски. Макияж казался слоем штукатурки, хотя на самом деле его было совсем немного. Она не умела рисовать на лице ничего сложного, поэтому просто нанесла на веки темные тени, на ресницы – тушь, а на губы – алую помаду. Алекс не собиралась менять цвет волос так скоро, однако черные волосы и «боевой раскрас» были частью новой стратегии. Отутюженный белый халат и голубые хирургические штаны остались в сумке. Вместо них Алекс снова надела облегающую черную футболку и черные джинсы. Хорошо, что в доме нашлись стиральная машина и сушилка. Футболку явно придется стирать. На самом деле, надо было постирать ее еще вчера.
Странно, как щепотка цветного порошка и капля жира заставляют людей воспринимать тебя по-другому. Алекс оценила свой вид в зеркале ванной комнаты и осталась довольна жестким, даже холодным выражением лица. Зачесав волосы назад, она вернулась в «допросную».
С верхних труб свисали мощные лампы, однако Алекс оставила их выключенными. Горели лишь два фонаря на уровне ее талии. Черная изолента сливалась с серой звукоизоляцией. Ночью стало совсем холодно. Руки и живот объекта покрылись гусиной кожей. Алекс коснулась его лба термометром. Результат был все еще в пределах нормы.
Наконец Алекс включила ноутбук и выставила необходимые параметры. Ждущий режим включится после двадцати минут бездействия. Рядом с компьютером стояла черная коробочка с кнопками на верхней грани и крошечным красным огоньком сбоку, однако Алекс не стала ее трогать и приступила к делу.
Когда она ввела в капельницу вещество, которому предстояло вернуть объект в сознание, ее чуть было не одолело какое-то чувство. Однако Алекс легко его подавила. Как и у Дэниела Бича, у нее есть две стороны. И теперь она стала второй – той, кого в департаменте прозвали Химиком. А Химик – это машина. Безжалостная и неумолимая. Теперь и ее собственное чудовище оказалось на свободе.
Хотелось надеяться, что чудовище Дэниела тоже выйдет погулять.
Новый препарат по капле проник в его кровь, и дыхание перестало быть ровным. Длинные пальцы сжались в кулак, кисть в наручнике дернулась. Дэниел все еще не совсем проснулся, но нахмурился, пытаясь перевернуться на бок. Колени дрогнули, натягивая оковы, и Дэниел вдруг распахнул глаза.
Алекс стояла у изголовья, наблюдая за его паникой. Дыхание стало неровным, сердцебиение участилось – Дэниел пытался вырваться из пут, лихорадочно искал в темноте взглядом что-нибудь знакомое. Затем вдруг напряженно замер, прислушиваясь.
– Эй? – шепотом позвал он.
Алекс не шевелилась, выжидая.
Следующие десять минут Дэниел то рвался на волю, то старался что-нибудь расслышать за собственным хриплым дыханием.
– Помогите! – наконец громко крикнул он. – Здесь кто-нибудь есть?
– Здравствуй, Дэниел, – тихо отозвалась Алекс.
Он откинул голову, вытягивая шею в попытке увидеть, откуда идет голос. Военный бы никогда не подставил горло, заметила Алекс.
– Кто здесь? Кто это?
– Неважно, Дэниел.
– Где я?
– И это неважно.
– Что вам надо? – почти прокричал он.
– Наконец-то, совсем другой разговор… до тебя дошло. Это как раз и важно.
Алекс обошла стол, чтобы Дэниел ее увидел, хотя свет был направлен на нее сзади, и лицо оставалось в тени.
– Но у меня ничего нет. Ни денег, ни наркотиков. Я ничем не могу вам помочь.
– Я не хочу ничего материального, Дэниел. Я хочу… даже не так. Мне нужна информация. И ты сможешь отсюда выбраться, только если все расскажешь.
– Я не знаю ничего… ничего существенного! Пожалуйста…
– Хватит! – громко оборвала его Алекс, и Дэниел изумленно втянул воздух. – Теперь ты меня слушаешь, Дэниел? Это очень, очень важно.
Он кивнул, часто моргая.
– Я должна получить информацию. Другого выбора нет. И, если придется, Дэниел, я буду причинять тебе боль, пока ты не расскажешь то, что мне надо. Будет ужасно больно. Я не говорю, что мне этого хочется, но проделаю все спокойно. Пока я не начала, ты можешь решить сам. Расскажи, что знаешь, и я тебя освобожу. Вот так просто. Обещаю, я тебя не трону. Сэкономишь мне время, а себя спасешь от массы страданий. Понимаю, ты не хочешь рассказывать, но, пожалуйста, имей в виду, что все равно сдашься. Придется постараться, однако ты не сможешь молчать. Ломаются все. Поэтому выбери легкий путь сейчас. Мне будет жаль, если ты откажешься. Понимаешь?
За время работы в департаменте Алекс очень много раз произносила подобную речь, и зачастую она оказывалась действенной. В примерно сорока процентах случаев именно в этот момент объект начинал свою исповедь. Не всегда заканчивал, конечно, – далее приходилось делать хотя бы пробные шаги. Однако был неплохой шанс получить первое признание. Все зависело от того, кто находился перед Алекс. Без применения боли начинали говорить примерно половина военных, пять-десять процентов разведчиков и столько же религиозных фанатиков. На простых «шестерок» речь действовала безотказно. А вот ключевые фигуры расставались с малейшими деталями весьма болезненно.
Алекс искренне надеялась, что Дэниел не из последних.
Все это время он, с застывшим от страха лицом, не сводил с нее взгляда. А когда речь подошла к концу, непонимающе нахмурился. Алекс явно ожидала другого эффекта.
– Ты меня понимаешь, Дэниел?
– Алекс? – изумленно спросил он. – Алекс, это ты?
Вот поэтому-то и нельзя контактировать с объектом заранее. Беседа пошла не по сценарию.
– Это, конечно же, не настоящее имя. Ты ведь знаешь.
– Что?
– Меня зовут не Алекс.
– Но… ты же доктор. Ты мне помогала.
– Я не тот доктор, Дэниел. И я тебе не помогала. Я вколола препарат, а потом похитила тебя.
Его лицо стало серьезным.
– Ты была ко мне добра.
Она сдержала вздох.
– Я делала все, чтобы доставить тебя сюда. А теперь сосредоточься, Дэниел, и ответь на вопрос. Ты расскажешь мне то, что я хочу узнать?
Опять сомнение на лице. Неспособность поверить, что она действительно причинит ему боль, что все происходит на самом деле.
– Я расскажу все, что ты хочешь узнать. Но, повторюсь, у меня нет ничего важного. Ни номеров банковских счетов, ни… не знаю, карт сокровищ. Ничего стоящего всего этого.
Дэниел попытался сделать жест прикованной рукой и, взглянув на себя, наконец осознал, что полностью обнажен. Его кожа вспыхнула – лицо, шея, линия в центре груди, – и он машинально дернулся, словно хотел прикрыться. Дыхание и сердцебиение вновь участились.
Нагота – то, что в равной степени ненавидели как секретные агенты, так и «шестерки» террористов.
– Мне не нужна карта сокровищ. Я не ищу личной выгоды, Дэниел. Я стремлюсь защитить жизни невинных людей. Об этом и поговорим.
– Не понимаю. Как я могу здесь помочь? И зачем мне отказываться?
Ход разговора ей не нравился. Тех, кто цеплялся за якобы незнание и невинность, зачастую приходилось ломать дольше, чем признававших вину, но отчаянно выгораживавших свое правительство, джихад или товарищей.
Алекс взяла со стола первое фото – один из самых четких снимков де ла Фуэнтеса крупным планом.
– Начнем с него, – произнесла она, держа фото на уровне глаз Дэниела.
Ноль эмоций. Никакой реакции. Дело плохо.
– Кто это?
Теперь Алекс позволила себе вздохнуть.
– Дэниел, ты делаешь неправильный выбор. Пожалуйста, подумай.
– Но я не знаю, кто это!
Она посмотрела на него с сожалением.
– Я полностью честен, Алекс. Я не знаю этого человека.
Она снова вздохнула.
– Тогда, полагаю, начнем.
И снова это неверие. Алекс еще ни разу с подобным не сталкивалась. Все, кто попадал к ней на стол, знали, почему они там оказались. Она видела ужас, мольбы, временами – стойкое упрямство, но никогда – такое странное, доверчивое, почти испытывающее ее выражение «ты не причинишь мне боль» на лице.
– Э-э… это какая-то фетишистская игра? – тихо спросил Дэниел, и в его голосе прозвучало такое смущение, будто все остальное его волновало куда меньше. – Я, честно говоря, совсем не знаю правил…
Алекс отвернулась, пряча неуместную улыбку. «Соберись!» – приказала она себе и плавно шагнула к столу, делая вид, что именно это и планировала изначально. Нажав клавишу, чтобы ноутбук не перешел в ждущий режим, Алекс взяла поднос с реквизитом. Он был тяжелым. От движения предметы звякнули. Алекс поставила свою ношу рядом со шприцами и направила свет так, чтобы металлические принадлежности заблестели.
– Мне жаль, что это все сбивает тебя с толку, – ровно произнесла она. – Заверяю, я ни капли не шучу. Посмотри на мои инструменты.
Дэниел посмотрел, и его глаза распахнулись еще шире. Алекс следила за ним, ожидая увидеть хотя бы намек на пробуждение Темного Дэниела, но ничего не заметила. Его глаза, даже полные ужаса, по-прежнему оставались добрыми. Невинными.
В голове вдруг пронеслись слова хичкоковского Нормана Бейтса: «Думаю, у меня просто такое лицо, которому нельзя не поверить». Алекс вздрогнула, но Дэниел ничего не заметил – все смотрел на инструменты.
– Мне нечасто приходится ими пользоваться, – поведала она, легонько коснувшись щипцов, а потом провела пальцем по огромному скальпелю. – Ко мне обращаются, когда хотят сохранить объект более-менее… целым.
На последнем слове она погладила кусачки.
– Но на самом деле они мне даже не нужны. – Алекс звонко щелкнула пальцем по канистре ацетиленовой горелки. – А знаешь, почему?
Дэниел не ответил, оцепенев от ужаса. Теперь до него начало доходить. Да, все реально.
Вот только Темный Дэниел уже давно должен был это понять. Тогда почему он все никак не выйдет наружу? Неужели думает, что Алекс можно провести? Или что его обаяние растопило ее слабое женское сердечко?
– А я тебе расскажу, – проговорила она очень тихо, почти шепотом, а затем заговорщически наклонилась с печальной полуулыбкой. – Ведь то, что делаю я, причиняет… куда… больше… боли.
Глаза Дэниела, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Ну вот, наконец-то знакомая реакция.
Алекс убрала поднос, обращая внимание Дэниела на длинный ряд поблескивающих на свету шприцев.
– Первый раз продлится всего десять минут, – пояснила Алекс, стоя спиной к объекту, и поставила инструменты на место неподалеку от компьютера, а затем развернулась. – Но тебе покажется, что гораздо дольше. Это будет только проба – или, если тебе угодно, предупредительный выстрел. А после – мы снова поговорим.
Она взяла шприц с дальнего края подноса и, надавив на поршень, демонстративным движением, как медсестра в кино, смахнула выступившую капельку.
– Пожалуйста, – прошептал Дэниел. – Прошу, я не понимаю, что происходит. Я ничем не могу помочь. Клянусь, иначе я все бы сделал.
– Ты сможешь, – пообещала Алекс и вонзила иглу в трицепс левой руки.
Реакция была практически мгновенной. Его рука дернулась, натягивая путы. Пока Дэниел в ужасе смотрел, как судорожно сокращаются его мышцы, Алекс спокойно взяла еще один шприц и обошла стол.
– Алекс, пожалуйста! – взвыл Дэниел.
Не обращая внимания ни на крики, ни на попытки уклониться – как будто ему хватило бы сил сорвать наручники, – Алекс ввела дозу молочной кислоты и в четырехглавую мышцу правого бедра. Колено резко выпрямилось так, что ступня соскользнула со стола. Дэниел охнул, а затем застонал.
Алекс двигалась неторопливо – без спешки, но и не слишком медленно. Еще один шприц. Все равно левая рука уже не подчинялась хозяину. На этот раз Алекс ввела кислоту в бицепс левой руки. Он тут же начал сокращаться, соперничая с трицепсом.
Дэниел охнул, словно ему двинули в живот. Вот только боль от происходящего была куда сильнее любого удара.
Еще укол, теперь в бицепс правого бедра. И в ноге началось то же самое мучительное соперничество разных мышц. А вместе с ним – и крики.
Алекс встала у головы Дэниела, бесстрастно наблюдая, как натянулись и побелели жилы на его шее. Когда он открыл рот для очередного крика, Алекс сунула ему кляп. С откушенным языком объект ничего не расскажет.
Она опустилась на стул и закинула одну ногу на другую. Взглянула на мониторы – все показатели повышены, однако опасности для организма пока нет. Люди даже не представляют, сколько может выдержать здоровое тело прежде, чем важным органам что-то действительно начнет угрожать. Она провела пальцем по тачпаду, чтобы экран ноутбука продолжал светиться. А затем достала из кармана наручные часы и положила их на колено – по большей части ради показухи, ведь за временем можно было следить и на любом из мониторов.
Алекс спокойно ждала; серебристые часы казались на черной одежде белым пятном. То, как бесстрастно она наблюдала за жертвами, обычно обескураживало объекты еще сильнее. Поэтому она смотрела на Дэниела с вежливым выражением лица – словно зритель во время посредственной пьесы, – пока его тело билось и корчилось на столе, а сквозь кляп прорывались крики. Дэниел то находил ее глазами, умоляющими и полными боли, то шарил взглядом по помещению.
Десять минут могут быть очень длинными. Мышцы начали сокращаться по отдельности – одни словно скручивались в узлы, а другие, казалось, норовили оторваться от костей. По лицу Дэниела катился пот; влажные волосы потемнели. Кожа на скулах так натянулась, что вот-вот могла треснуть. Крики стали хриплыми, скорее звериными, чем человеческими.
Еще шесть минут.
И ведь это даже не самые качественные препараты.
Любой псих, что захотел бы удвоить боль, вполне мог бы это сделать. Распространение кислоты, которую использовала Алекс, не контролировалось законом; ее было достаточно легко приобрести через Интернет – даже если покупатель вдруг оказывался в бегах от темной изнанки правительства Штатов. Раньше, в самом расцвете карьеры спеца по допросам, с чудесной лабораторией и замечательным бюджетом, с секвенсором и реактором, Алекс могла создавать поистине уникальные и узконаправленные препараты.
На самом деле кодовое имя Химик ей совсем не подходило. А «Молекулярный биолог» звучало слишком сложно. Экспертом в химии был Барнаби; то, чему он научил Алекс, спасало ей жизнь с тех самых пор, как она потеряла лабораторию. И, в конце концов, Алекс действительно стала Химиком. Но поначалу внимание департамента привлекло именно ее теоретическое исследование моноклональных антител. Досадно, что везти Дэниела в лабораторию чересчур рискованно. Операция дала бы плоды гораздо быстрее.
И ведь Алекс почти удалось вывести боль из уравнения. Вот она, ее заветная мечта, которую никто не жаждал увидеть исполненной. Алекс знала, что если бы все эти три года продолжала работать, а не спасаться, то уже создала бы ключ к любому сознанию. Без пыток, без ужаса. Просто быстрые и с удовольствием выданные ответы, а потом такая же полная удовольствия путевка или за решетку, или на эшафот.
Зря ей не дали продолжить работу.
Еще четыре минуты.
Они с Барнаби обсуждали, как себя вести во время подобных пауз в допросе. Барнаби рассказывал себе истории. Вспоминал сказки из детства и придумывал им современные версии или другие концовки, или же менял персонажей местами. Он говорил, что некоторые идеи выходили неплохими и в свободное время он их запишет. А вот Алекс казалось, что без полезного занятия она попросту теряет время. Поэтому она планировала. В самом начале – новые виды моноклональных антител, которые смогут контролировать реакции мозга и блокировать рецепторы. Потом – жизнь в бегах, всевозможные худшие сценарии и как не угодить в ловушку. Как удрать, если уже почти попалась. Как выбраться, если капкан все-таки захлопнулся. Алекс пыталась представить все варианты.
Барнаби говорил, что иногда нужно расслаблять мозг. Веселиться. Иначе какой смысл жить?
Просто жить, решила тогда Алекс. Все, чего она просила, – это жить. И поэтому она заставляла свой мозг работать на полную катушку.
Сейчас она думала о следующем шаге. Сегодня, завтра или – упаси его господи – послезавтра Дэниел расскажет все, что знает. Любой рано или поздно сломается. Человек может терпеть боль лишь определенное время – это факт. Некоторые способны лучше переносить определенные ее виды, поэтому приходится применять другие. Если Дэниел продолжит молчать, Алекс перевернет его на живот – чтобы не захлебнулся рвотой – и применит то, что сама называла «зеленым уколом», хотя сыворотка была прозрачной, как и остальные. Если и это не поможет, настанет черед какого-нибудь галлюциногена. Всегда можно найти новый способ причинить боль. В теле столько разных точек для стимуляции.
Получив необходимое, Алекс прекратит мучения Дэниела и погрузит его в сон, потом отправит Карстону имейл с местного сетевого адреса и расскажет все, что узнала. А затем уедет и будет ехать очень долго. Может, Карстон и компания не станут ее преследовать. А может, станут. И Алекс об этом, вероятно, даже не узнает, ведь скорее всего она продолжит скрываться до самой смерти – надеясь, что смерть наступит по естественным причинам.
Не прошло и девяти минут, как действие препарата начало сходить на нет. Вещества действовали на всех по-разному. Дэниел реагировал, как большинство. Крики превратились в стоны. Тело постепенно обмякло, и он затих. Алекс вытащила кляп, Дэниел резко втянул воздух. А затем уставился на нее в ужасе и заплакал.
– Дам тебе пару минут, – произнесла она. – Соберись с мыслями.
Покинув допросную через выход, который Дэниел не видел, Алекс тихо села на раскладушку и принялась слушать его сдавленные рыдания.
Слезы – это нормально, и обычно они были хорошим знаком. Однако сейчас стало ясно, что плачет Дэниел-учитель. А Темный Дэниел так и не показался, не выдал себя ни единым движением, ни взглядом. Как же до него достучаться? Если дело в настоящем раздвоении личности, можно ли вызвать новую личность силой? Сегодня Алекс не отказалась бы от помощи мозгоправа. Явись она покорно в лабораторию, о чем ее и просили, ей нашли бы психиатра чуть ли не в ту же секунду. Ну а сейчас ничего не поделаешь.
Алекс не спеша сжевала батончик мюсли, ожидая, пока дыхание Дэниела выровняется. Потом съела второй и запила яблочным соком из мини-холодильника.
Когда Алекс вновь вернулась в допросную, Дэниел в отчаянии смотрел в поролоновый потолок. Она подошла к компьютеру и тронула клавишу.
– Мне жаль, что тебе пришлось через такое пройти, Дэниел.
Он не слышал, как она вошла. Звук ее голоса заставил его дернуться в сторону, насколько позволяли оковы.
– Давай не будем повторять? – Алекс вновь заняла стул. – Я тоже хочу домой.
В каком-то смысле ложь, но в целом – правда, хотя и невозможная.
– Пусть ты мне и не поверишь, но я не садистка. Твои мучения не доставляют мне никакого удовольствия. У меня просто нет другого выбора. Я не позволю всем этим людям умереть.
– Я не… понимаю… о чем ты… говоришь. – Голос Дэниела стал хриплым.
– Ты поразился бы, сколько людей повторяют эту фразу – и продолжают повторять, раз за разом переживая то, что и ты, а иногда и похуже! А потом, на десятом круге для одного, на семнадцатом для другого, вдруг начинает литься правда. И я наконец могу рассказать хорошим парням, где найти боеголовку, химическую бомбу или болезнетворный агент. И люди остаются в живых, Дэниел.
– Я никого не убивал, – охнул он.
– Но ты планируешь убить, и я заставлю тебя передумать.
– Я никогда бы так не поступил.
Алекс вздохнула.
– Мы здесь надолго, да?
– Я не могу рассказать то, чего не знаю. Ты поймала не того.
– И это я тоже много раз слышала, – спокойно произнесла Алекс, хотя слова задели ее за живое. Если у нее не получается достучаться до другой стороны Дэниела, может, она и в самом деле пытает невиновного?
Она спонтанно решила вновь отступить от сценария, хотя и понятия не имела, что делать с психическими заболеваниями.
– Дэниел, ты страдаешь провалами в памяти?
Долгое молчание.
– Что?
– Бывало ли, например, что ты приходил в себя где-то и не знал, как там оказался? Кто-то рассказывал тебе о том, что ты делал или говорил, но ты этого не помнил?
– Эм… Нет. Разве что сегодня. То есть вот ты о чем говоришь? Что я планирую совершить нечто ужасное, но не знаю, что это?
– У тебя диагностировали раздвоение личности?
– Нет! Алекс, сумасшедший здесь точно не я.
Не помогло.
– Расскажи мне о Египте.
Дэниел повернулся к Алекс. На его лице читалось настолько ясное: «Да вы издеваетесь, дамочка?» – словно он произнес слова вслух.
Алекс просто ждала. Дэниел измученно вздохнул.
– Ну, среди всех современных цивилизаций Египет может похвастаться самой длинной историей. Существуют доказательства, что египтяне жили вдоль Нила уже в десятом тысячелетии до нашей эры. Примерно к шестому тысячелетию…
– Очень смешно, Дэниел. Может, поговорим серьезно?
– Я не знаю, чего ты хочешь! Проверить, на самом ли деле я учитель истории? Не понимаю!
Его голос постепенно окреп. Что хорошо в препаратах – так это недолгое действие. Между раундами можно вести осмысленный разговор. И Алекс обнаружила, что объекты куда сильнее боятся боли, пока ее не ощущают. Видимо, взлеты и падения ускоряли процесс.
Алекс тронула клавишу ноутбука.
– Расскажи о своей поездке в Египет.
– Я никогда там не был.
– Ты не ездил в Египет со «Средой обитания» два года назад?
– Нет. Три последних лета я провел в Мексике.
– Ты ведь знаешь, что за подобным следят? Что номер твоего паспорта вводят в базу данных, и можно проверить, куда ты отправился?
– Поэтому ты и должна знать, что я был в Мексике!
– Где встретил Энрике де ла Фуэнтеса.
– Кого?
Алекс медленно моргнула со скучающим выражением лица.
– Погоди, – произнес Дэниел, глядя в потолок так, будто там написан ответ. – Знакомое имя. Недавно слышал в новостях… в сюжете о пропавших офицерах управления по борьбе с наркотиками. Он дилер, да?
Алекс вновь подняла фотографию де ла Фуэнтеса.
– Это он?
Алекс кивнула.
– Почему ты думаешь, что я с ним знаком?
– Потому, что у меня есть фотографии, где вы вместе, – медленно ответила она. – И потому, что за последние три года он перевел тебе десять миллионов долларов.
У Дэниела отвисла челюсть.
– Что?!
– Десять миллионов долларов на твое имя в разных банках Швейцарии и Каймановых островов.
Дэниел изумленно уставился на Алекс, а затем его лицо вдруг исказилось от злости. Голос стал жестким.
– Если у меня есть десять миллионов, то почему я тогда живу в полной тараканов квартирке в Коламбия-Хайтс? Почему мы тогда играем в штопаной волейбольной форме, которую школа не меняла с семьдесят третьего года? Почему я катаюсь на метро, пока новый муженек моей бывшей разъезжает на «Мерседесе»? И почему я себе гроблю желудок диетой из одной лапши?!
Алекс позволила ему высказаться. Желание говорить – это маленький шаг в нужном направлении. Но, к сожалению, злился в Дэниеле все равно школьный учитель. Просто очень несчастный школьный учитель.
– Погоди… что значит, у тебя есть мои снимки с этим дилером?
Алекс вернулась к столу и взяла нужное фото.
– Эль-Минья, Египет, ты и де ла Фуэнтес, – объявила она, поднеся снимок к лицу Дэниела.
Реакция. Наконец-то.
Он откинул голову, сощурился, а потом распахнул глаза. Алекс буквально видела, как мысли проносятся в его мозгу, прежде чем отразиться на лице. Дэниел обдумывал увиденное и составлял план.
Другая его личность все не показывалась, но Дэниел, по крайней мере, начал ее узнавать.
– Не хочешь рассказать о Египте теперь, Дэниел?
Сжатые губы.
– Никогда там не был. Это не я.
– Не верю. – Алекс вздохнула. – Что очень плохо, ведь нам придется продолжить вечеринку.
Снова страх – мгновенный и сильный.
– Алекс, пожалуйста. Клянусь, это не я. Пожалуйста, не надо!
– Я выполняю свою работу, Дэниел. И должна узнать, как спасти людей.
От нежелания говорить не осталось и следа.
– Я никому не хочу причинить вреда. Я тоже хочу, чтобы ты их спасла.
Не верить в искренность его слов стало сложнее.
– Однако ты что-то узнал на фото.
Дэниел покачал головой. Лицо стало непроницаемым.
– Это был не я.
Алекс была вынуждена признать, что более чем заинтригована ситуацией. Такого еще не случалось. Как жаль, что Барнаби больше нет, что нельзя с ним посоветоваться! Ладно, сроки поджимают. Нечего тратить время на сожаления. Алекс вложила в левую ладонь шприцы, один за другим. Теперь – восемь.
Дэниел уставился на Алекс со смесью ужаса… и печали. Он хотел было что-то произнести, но не проронил ни звука. Алекс замерла, держа в правой руке первый шприц.
– Дэниел, если ты хочешь мне что-то рассказать, давай быстрее.
– Не поможет, – произнес он с грустью.
Алекс выждала еще мгновение. Дэниел посмотрел ей в глаза.
– Просто твое лицо, – проговорил он. – Такое же, как и раньше… точно такое же.
Вздрогнув, Алекс резко развернулась и подошла к его голове. Дэниел попытался отодвинуться подальше, но таким образом лишь подставил кивательную мышцу. Обычно Алекс оставляла ее на потом, ведь укол в нее был самым болезненным из всего, что можно сделать в нынешних условиях. Однако Алекс хотела поскорее убраться, поэтому вколола шприц в шею и надавила на поршень. А потом – стоило Дэниелу открыть рот – почти не глядя, сунула кляп обратно. И, выронив остальные шприцы, выбежала из допросной.