Глава 4
Головоломное дело
Проснулась я позже всех. Чуть свет ушли в пекарню тетки-булочницы, упорхнули на свою парикмахерскую барщину Левик с Вовиком, и даже Софи удалилась. С ней пропали и мои солнечные очки в стиле Черепахи из мультика про Львенка, который лежал на солнышке и на него же глядел. Из этого я сделала вывод, что Сонька вернулась в хачапурный бизнес, а окуляры мои нацепила, чтобы не отпугивать покупателей своим роскошным фингалом.
Мне тоже давно следовало быть на пляже: сегодня я должна была закончить сбор стекломатериалов для тети-Люсиного художника. Работать не хотелось. Вообще ничего не хотелось, разве что спрятаться с головой под одеяло и уснуть летаргическим сном. Настроение после бурно проведенной ночи было скверное («Не так я мыслила себе бурную ночь с тремя красавцами!» – с горечью сказала Тяпа). Нюня, едва пробудившись, занялась самобичеванием. Мол, нечего мироздание винить, коли сама по натуре развратница! Давить надо греховные помыслы, а не озвучивать их с просительными интонациями!
Чтобы не слышать раздраженного ворчания Тяпы и покаянного монолога Нюни, я включила плеер. Не так давно я открыла для себя такое чудо, как аудиокниги, и привезла с собой на море целую библиотеку в цифровом формате. Подумав, я выбрала для прослушивания «Властелина колец», произведение давно знакомое, но все равно интересное, а главное – в смысле сюжета бесконечно далекое от моей текущей реальности. Под впечатлением последних событий в голове моей вываривались все новые поправки к Закону Табурета, а мне очень не хотелось заниматься законотворческой деятельностью.
Закупорив уши наушниками, я взяла ведро и пошла к морю. Под эпический сказ о хоббитах и эльфах стала собирать бутылочные изумруды и вскоре почувствовала себя более или менее фригидным трудягой-гномом.
Отдыхающие, толпами бегающие в море и из него, затрудняли мне работу: Нюне было неловко выхватывать стекляшки из-под ног купальщиков, но я проявила твердость и заставила свою рохлю молчать. Дело спорилось, ведро медленно, но верно наполнялось.
Часто кланяясь волнам, я дошла почти до середины пляжа, прежде чем поняла, что творится что-то неладное. Люди уже не лежали спокойно в шезлонгах и на подстилках, они вскакивали на ноги, вытягивали шеи и смотрели на что-то, чего я за чужими спинами не видела. Поскольку разговоры и перешептывания окружающих за увлекательным сказанием о хоббитах и эльфах были мне не слышны, я не понимала, чем вызвано нездоровое оживление. Ясно было, впрочем, что массовое волнение далеко от радостного, на лицах граждан явственно читались страх и тревога.
В последний раз нечто подобное наблюдалось неделю назад, когда у пляжного фотографа сбежал крокодил. Прошел панический слух о том, что бесхозный аллигатор плавает в бухте, и перепуганные купальщики начали выбрасываться на берег стаями, как больные тюлени. Прежде чем беглый крокодил нашелся в куче сырых полотенец под ближайшим зонтом, бдительные спасатели на пляже «Рузанны» успели начать эвакуацию отдыхающих.
Любопытствуя узнать, что происходит на сей раз, я выключила плеер и освободила ушные раковины от вложений.
– Кошмар какой! – тут же громко ахнула мне в ухо толстая женщина, прижимающая к себе мальчишку лет десяти.
Пацан хмурился, а мамаша возбужденно блестела глазами и качала головой.
– Понял, Санька? Не сметь плавать за буйками! – строго сказал глава семейства – жирный дядя с животом, происхождение которого без слов объясняли бутылка пива в одной руке и большая лепешка в другой.
– Гражданин, с вас девятнадцать рублей, – деловито сказала продавщица пирогов.
Она разогнула спину – это была Софи. Я узнала ее главным образам по своим очкам, они закрыли верхнюю половину Сонькиной физиономии не хуже, чем маска ныряльщика. Довершая маскировку, на голову она нахлобучила белую матерчатую панаму с широкими, печально обвисшими полями. Лицо ее было скрыто в тени, зато от шеи и ниже Софи щедро обнажилась, нацепив неприлично короткие шортики и дырчатую маечку, трещащую под напором плоти, как переполненная рыболовная сеть. Если таким образом Сонька хотела отвлечь внимание от своей слегка подпорченной физиономии, ей это удалось. Даже я, никогда не засматривавшаяся на женские прелести, с трудом оторвала взгляд от соска, жизнеутверждающе пробившегося в ячейку сетки. Под впечатлением от этого зрелища я забыла о чрезвычайном происшествии, и только Сонькин вопрос вернул меня к теме:
– Танюха, слыхала, что стряслось?
Я покачала головой, не сомневаясь, что сейчас все услышу.
– Какой-то мужик угодил под аквабайк!
– Как его угораздило? – я с недоумением посмотрела на море.
Аквабайки, катера с привязанными к ним «бананами» и парашютами и прочий шумный и опасный водный транспорт по соображениям безопасности этим летом вывели за акваторию бухты.
– Он заплыл далеко за буйки, там нырял и в один далеко не прекрасный момент крайне неудачно вынырнул, – объяснила Софи. – Не повезло парню, как раз попал под скутер! А вот Витьке, хозяину скутера, наоборот, повезло: у него мотоцикл этот ночью из гаража пропал, а теперь вот нашелся – на диком пляже, без водителя, естественно. К счастью, Витька успел о пропаже в милицию заявить, так что к нему теперь претензий не будет.
– Но ведь человек-то пострадал? – спросила я.
– Да отстрадался уже! – качнула головой-мухомориной всезнающая Сонька. – Куда человеческому черепу против скутера, идущего на полном ходу? Такая трепанация получилась – страшно смотреть!
– Ты что, смотрела на покойника?! – ужаснулась моя нежная Нюня.
– И ты тоже пойди посмотри, – посоветовала Софи. – Посмотри и подумай о тщете всего сущего. Вот, был красивый молодой парень, а теперь что?
– Девушка, немедленно прекратите нас запугивать! – возмутилась толстая тетя.
– А я вообще не с вами разговариваю! От вас я только деньги жду, девятнадцать рублей! – огрызнулась Софи.
– Да заберите вы свой пирог, у меня от ваших слов аппетит пропал! – в сердцах заявил муж толстухи.
– Правильно, пусть она заберет свою непропеченную преснятину, возьмите лучше у меня чебурек с перчиком! – включилась в разговор какая-то Сонькина конкурентка.
Софи немедленно ввязалась в дискуссию о том, допустимо ли во всеуслышанье обсуждать трагическую гибель одного купальщика, отбивая желание продолжать пляжный отдых у других гостей курорта, а также дозволяет ли корпоративная этика разносчиц нагло перехватывать у коллег по цеху покупателей. Вяло подумав, что Софи нынче и второй глаз могут подбить, я пошла дальше.
Ноги сами собой несли меня к морю, где тесным кругом, как детишки, играющие в «Угадай, кто?», столпились люди в купальных костюмах, спасатели в жилетах и даже несколько граждан в снаряжении для подводного плавания. Я протолкалась в первый ряд зевак. В глаза бросилось белое пятно: мужчина в медицинском халате склонился над лежащей на гальке женщиной. Ноги ее заканчивались резиновыми ластами, голова была вполне цела.
– Это она каталась на байке? – спросила я спасателя, оказавшегося рядом со мной.
– В ластах-то? Ну, вы придумаете! – хмыкнул он.
– Значит, эта женщина – подруга погибшего ныряльщика? – Мне хотелось понять, как связано внезапное нездоровье женщины с гибелью мужчины.
– Подруга? – Парень снова хмыкнул. – Скорее посмертная знакомая! Она вдохновенно занималась дайвингом и вместо затонувшего барка с трюмом, полным золота, нашла свежего утопленника с раскроенной головой. Чуть сама там же, на дне, не осталась! Хорошо, что Петька, инструктор, был рядом.
Машинально разыскивая взглядом инструктора, который был рядом, я пошарила глазами по гальке вокруг доктора с бесчувственной пациенткой и охнула. В паре метров от женщины лежал кусок коричневой медицинской клеенки, под которым смутно угадывались очертания неподвижного человеческого тела. И, видно, чтобы я не слишком напрягала воображение, мироздание срочно организовало порыв ветра, который поднял и отогнул верхний край клеенки.
– Мамочка моя! – пискнула Нюня.
– Ой, худо дело! – присвистнула Тяпа.
А я ни словечка не сказала. Я подкатила глаза и без звука упала в обморок.
Несчастным, не пережившим встречи с аквабайком, оказался блондин с карими глазами. Мой ночной маньяк!
Кто-то хлопал меня по щекам руками, от которых пахло растительным маслом.
– Не надо! – слабо попросила я.
– Очень даже надо! – возразил знакомый голос, после чего я получила еще одну оплеуху и открыла глаза.
– Очнулась? – сердито спросила Софи. – Ну, слава богу! Я уж подумала, что ты тоже померла! Что это с тобой, Танька? Ты не беременная?
– Не от кого! – буркнула в ответ моя Тяпа.
Я села и огляделась. Передо мной была сверкающая морская гладь, подо мной неуютные камешки, вокруг – туча людей, безмятежно наслаждающихся пляжным отдыхом. Неподвижно лежащих граждан было полным-полно, но все они, насколько я могла судить, были живы и в сознании.
– А где этот, который под байк попал? – спросила я, не сумев выговорить пугающее слово «труп».
– Увезли, – коротко ответила Софи.
Она шлепнулась рядом со мной и вытянула из кармана фартука пачку сигарет и зажигалку.
– Покурю тут чуток и дальше пойду. Я с тобой минут двадцать потеряла, небось конкурентки мои за это время всех проголодавшихся отоварили!
– Извини, – сказала я. – Спасибо тебе. А кто он, этот погибший, неизвестно?
– Да, прикольная ты девка, Танька! – косо посмотрела на меня Софи. – Неужто тебе живых мужиков мало, с покойником познакомиться хочешь?
– Понимаешь, Сонька, я ведь знала его немного, – призналась я. – А могла бы узнать еще ближе! К счастью, не довелось. Это же мой вчерашний маньяк, Сонь!
– Да что ты?! – Софи искренне огорчилась. – А я-то собиралась вечерком после работы по лесу прогуляться… Эх, невезуха!
Она порывисто затушила в камнях недокуренную сигарету, встала, подхватила корзину с пирогами и пошла прочь, сокрушенно качая головой. Я озабоченно смотрела ей вслед и перестала беспокоиться о душевном здоровье приятельницы, только когда она истошно заорала: «А вот кому хачапури! Свежие хачапури!» Тогда я поискала взглядом свое ведро со стекляшками, нашла его неподалеку и с огорчением увидела, что тара перевернута, содержимое ее рассыпалось, а вокруг курганчика фальшивых изумрудов силами двух малолетних строителей уже возводится рыцарский замок.
Мягко отогнав разыгравшихся пацанов, я принялась собирать свое добро. В ведро со стуком сыпались стекляшки, а в голове со скрипом ворочались мысли.
Хозяину скутера Витьке повезло, отвечать за гибель отдыхающего он не будет. А кто будет? Кто виноват?
– «Кто виноват?» – это один из вечных русских вопросов! – встрепенулась моя Тяпа.
– А второй вечный русский вопрос – «Что делать?», – застенчиво подсказала Нюня.
– Я помню отечественную литературу, – сердито сказала я. – У меня диплом библиотечного факультета!
– Не самое шикарное образование, но за неимением лучшего спасибо и на этом! – ехидно сказала Тяпа. – Ну, мои дорогие, что будем делать, чтобы узнать, кто виноват?
– А зачем нам это узнавать? – оробела Нюня. – Меньше знаешь, крепче спишь!
– Это смотря с кем спать! – грубо оборвала ее Тяпа. – Ты разве хочешь оказаться в постели с убийцей?
– Почему я?!
– А кто? Пушкин? Точно, ситуация почти сказочная: «Три парнишки под окном дрались поздно вечерком!»
Я вздохнула. Тяпина логика была мне ясна, да и Нюня все поняла без объяснений, только по своему обыкновению пыталась спрятать голову в песок.
Вчерашнее столкновение Димы, Ромы и блондина, представившегося Васей, вполне могло иметь продолжение. Ох, боюсь, не отреагировало ли чрезмерно чуткое мироздание на мои глупые речи о гибельной дуэли? Услышало оно меня, похлопотало – и вуаля! Один мой кавалер убит!
– Убит? То есть в несчастный случай на воде ты не веришь? – уточнила Тяпа.
– Мы на библиотечном факультете не изучали теорию вероятностей, но подумай, какие шансы у ныряльщика всплыть точно под брюхом летящего аквабайка? Человек ведь не самонаводящаяся торпеда! К тому же трагедия произошла либо поздней ночью, либо ранним утром, когда в море, помимо ершей и медуз, никто не плавал!
– Кроме маньяка и того типа, который угнал аквабайк! – напомнила внимательно слушающая Нюня.
– Что, если этим угонщиком был Рома или Дима? – Я озвучила терзающее меня подозрение и содрогнулась, вообразив кошмарную сцену преследования бедненького маньяка обезумевшим ревнивцем на аквабайке.
Примечательно, что еще пару дней назад мне и в голову не пришло бы всерьез рассматривать сценарии, в которых кто-то меня до смерти ревнует. Я, как уже говорилось, девушка скромная и не слишком высоко оцениваю свою женскую привлекательность. Однако когда у скромной девушки один за другим заводятся сразу три красавца-ухажера, ее самооценка стремительно растет. Я сознавала, что до Клеопатры и Елены Троянской мне еще далеко, но сфотографироваться на обложку приличного глянцевого журнала уже не отказалась бы.
– Значит, так! – подытожила деятельная Тяпа. – Я вижу первую и главную задачу в том, чтобы снять подозрения в убийстве с Димы и Ромы. Или хотя бы с одного из них!
– Кроме меня, их никто и не подозревает, – справедливости ради заметила я.
– Кроме тебя, они никого и не интересуют как реальные кандидаты в спутники жизни! – напомнила Тяпа. – Ладно, я согласна, пусть наш прожиточный минимум сведется всего к одному мужику, но нужно ведь точно знать, что он, этот единственный, не преступник!
– Надеюсь, у Димы и Ромы есть алиби на вторую половину ночи и утро, – пробормотала расстроенная Нюня.
Я пожалела ее и не стала говорить о том, что единственным надежным алиби для Димы и Ромы могла быть бессонная ночь, проведенная в моей постели. Увы, ни один из красавцев не составил мне компанию.
– Остается надеяться, что они спали друг с другом! – цинично усмехнулась Тяпа. – Хотя на кой черт нам нужны такие неправильные мужики?
– Значит, выход один. Надо разобраться с этим поистине головоломным делом и найти настоящего убийцу! – неожиданно твердо сказала моя мямля.
Ну, уж если даже Нюня дошла до такой мысли, вопрос можно было считать решенным.
Вот так эгоистичный амурный интерес привел меня в ряды последовательниц мисс Марпл.
Небольшой, но успешный опыт работы детективом у меня уже был: еще на первом курсе мне удалось отыскать свою тетрадь с конспектами лекций по детской литературе, которую предприимчивая Райка Лебзон без моего ведома за деньги отдала в прокат знатным разгильдяйкам с факультета дошкольного воспитания. А это, скажу я вам, была задачка не легче тех, что доставались Шерлоку Холмсу! Конспектов, кроме моей тихони Нюни и нашей идейной старосты, на курсе не писал никто, и накануне сессии они были на вес золота.
Однако с чего начинать следствие в данном случае, я не знала. Помогла мне тетя Люся, выглянувшая из своего виноградного офиса, когда я, перекосившись под тяжестью ведра с художественными стекломатериалами, пробегала по двору.
– Танечка! Подойди поближе! – обратилась ко мне хозяйка словами удава Каа, произнесенными его же гипнотическим тоном.
Я подчинилась так же безропотно, как бандерлоги.
– Детка! – хорошо поставленным голосом сказала тетя Люся, заложив увечными очками очередную политически выдержанную книгу – томик Анри Барбюса. – Из достоверных источников мне стало известно, что твой товарищ Роман Иванов утром не вышел на работу. Аванс в кассе взял, со мной до конца не расплатился, всего одну тыщу отдал… А ведь это ты, Танечка, дала молодому человеку наилучшие рекомендации!
– Я обещаю и торжественно клянусь срочно разобраться и принять меры! – поспешно отсалютовала я, обоснованно опасаясь, что следующей фразой хозяйки будет категорическое требование возместить ущерб, нанесенный ее кошельку и репутации безответственным Ромой, из моего кармана.
Поставив в сарай ведро со стекляшками, я побежала в «Жемчужный колос».
На двери щелястого смотрительского домика по-прежнему болтался амбарный замок. Ромы нигде не было видно, зато у бассейна в грозной позе – уперев руки в бока – стояла директриса санатория. Она сердито притопывала и очень недовольно смотрела на плавающие по воде цветочки. Цветочки были прелестные, аленькие, но, конечно, на родных кустах они смотрелись уместнее, чем в плавательном бассейне.
На зеленом ворсистом ковре, устилающем подступы к водному сооружению, переминались два пацаненка в плавках, масках и надувных жилетах. Сквозь стекло масок они тоже пристально смотрели на воду. Капризно опущенные углы ртов придавали деткам дополнительное сходство с рыбами породы сомовьих.
– Мама! А бассейн все еще не работает! – обернувшись к недалекому жилому корпусу, нажаловался один из маленьких ихтиандров.
– Как не работает? – из окна выглянула женщина, затейливо замотанная в газовый платок поверх купальника. – А за что же мы деньги платили? Какая такая категория «три звезды» без бассейна?
Директриса «Колоса» покраснела, как аленькие цветочки. Оценив ситуацию, я громко крикнула:
– Прошу прошения, небольшая техническая пауза, бассейн откроется через десять минут!
Директриса взглянула на меня, очевидно, узнала, пожала плечами и ушла к себе в административное здание. Заискивающе улыбнувшись водоплавающим мальчикам, я побежала к Роминому скворечнику, еще издали приглядываясь к единственному подслеповатому окошку в грязных разводах и потеках старой краски. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что стекла в раме держатся на одной окаменевшей замазке. Расковырять ее мне было нечем, но я не спасовала, мною руководила находчивая и решительная Тяпа.
– Уволят ведь придурка! – гневно бормотала она. – Ему-то что, а с меня деньги взыщут по полной программе – и в кассу «Колоса», и в тети-Люсин кошелек!
Эгоистическое желание сэкономить собственные скудные финансы отлично простимулировало мою умственную деятельность. Я огляделась. На веревке бельевой площадки сохла постирушка. Я высмотрела в ряду махровых изделий полотенечко поплоше, сдернула его с веревки, намотала на руку и кулаком высадила стеклышко в нижнем квадрате оконной рамы. Замазка жутко хрустнула, но стекло не разбилось, вывалилось внутрь цельной ледышкой. Я просунула руку в образовавшееся отверстие, нащупала шпингалет, остервенело подергала его, кое-как сдвинула и подняла. Потом как следует нажала на рамы, они крякнули, и окно со скрипом открылось внутрь. Я распахнула его настежь и без промедления полезла в домик.
Сложенные зонты стояли в одном углу, шезлонги – в другом. Промежуток почти полностью занимала раскладушка, на которой лежали стопка застиранного казенного белья со штампом санатория, сиротское одеяло цвета штормовой морской волны и плоская засаленная подушка – воплощенная мечта перьевого клеща. Мне стало ясно, что минувшей ночью Рома дома вообще не ночевал. Это, конечно, свидетельствовало против него.
Рассерженная и расстроенная, я один за другим выбросила в окно шезлонги и зонты, вылезла сама, тяжко нагрузилась предметами первой околобассейновой необходимости и, пыхтя, отволокла все это добро куда надо.
Нетерпеливые ихтиандрики уже сидели на бортике бассейна, болтая ногами в воде.
– Айн момент! – сказала я им, проворно расставляя по периметру бассейна шезлонги и зонты.
Пришлось сделать еще один рейс к скворечнику, чтобы принести ведро и сачок. Цветочки из воды я вылавливала невнимательно, поэтому управилась быстро.
Истомившиеся ихтиандрики бухнулись в воду. Я им позавидовала, но купаться не решилась, думая, что обслуге это удовольствие не полагается по статусу. Вот манки поесть мне, может, и дали бы… Впрочем, аппетита у меня не было, его вытеснил сыщицкий азарт.
С легкой завистью покосившись на плещущихся в воде пацанов, я вернулась к домику нерадивого бассейнового смотрителя Ромы, снова влезла в окно, притянула створки, закрывая их, включила тусклую и пыльную электрическую лампочку под потолком и принялась обыскивать помещение.
Без шезлонгов и зонтов в домике стало просторнее, но ненамного. Площадь единственной комнаты не превышала шести квадратных метров. Чтобы освободить себе оперативный простор, я сложила раскладушку и переставила ее к стене. Теперь в комнате стоял один венский стул, наверняка никогда не бывавший в Вене. Небось культурные австрияки не стали бы драть в клочья гобеленовое сиденье и царапать лакированные ножки! Разве что их погрызла какая-нибудь невоспитанная немецкая овчарка?
– Оставь стул в покое! – заметив, что я отвлеклась, раздраженно попросила Тяпа.
– Оставлю, когда пошарю в карманах! – возразила я, имея в виду, разумеется, не карманы стула – таковых у него не имелось, – а всяческие отверстия и пазухи приснопамятного белого костюма. Бережно расправленные брюки лежали на сиденье, пиджак висел на спинке, и я не замедлила провести ревизию карманов.
– Надо же, и в самом деле ничего, кроме одной-единственной дырочки!
– Надо за подкладкой посмотреть, – посоветовала Нюня, мучительно стесняющаяся своего участия в неблаговидном занятии, но неспособная справиться с любопытством. – Раз есть дырка, в нее могло что-нибудь завалиться.
Я сочла, что совет дельный, и старательно прощупала низ пиджака. В одном месте мне попалось что-то твердое, плоское, круглое вроде пуговицы. Я подогнала находку поближе к карманной дырке, скрючила пальцы пинцетом и извлекла на свет пятирублевую монетку. Это была невеликая ценность, но я машинально положила ее в карман. Больше ничего интересного в костюме я не обнаружила и перешла к тщательному осмотру помещения.
Собственно, осматривать было особо нечего. Кроме псевдовенского стула, на гордое звание мебели претендовала только примитивная вешалка в виде неструганой дощечки с торчащими из нее гвоздями. Все они пустовали. В углу подоконника, с которого я в ходе прыжков туда-обратно частично смела пыль подолом, нашлась бесформенная и полинявшая картонная пачка с окаменелостью, в которую превратилась пищевая соль. По всей видимости, Рома унаследовал это добро от прежних владельцев скворечника. Для пущей дотошности я потыкала в плотный серый комок длинной ручкой металлической расчески, лежавшей на верхнем крае мутного подслеповатого зеркала. Соль удалось раздробить на крупинки, не показавшиеся мне подозрительными. Хотя употреблять их в пищу я, конечно, не рискнула бы.
Потом я подняла и потрясла пыльный половичок, расчихалась, расплакалась, потерла глаза грязными руками, занесла в левый глаз соринку, сунулась к зеркалу, чтобы высмотреть ее и убрать, но не рассчитала и стукнулась о стекло лбом. От удара зеркало застряслось, и из узкой щели между ним и стеной выскользнул маленький блокнот в бумажном переплете. Он шлепнулся на пол у моих ног и сам собой раскрылся там, где лежала закладка в виде пятисотрублевой купюры. Жадно завладев блокнотом, пятисотку я особым вниманием не удостоила. Она закрывала мне текст, поэтому я просто сунула ее в карман.
– А вот это уже похоже на мародерство! – запротестовала деликатная Нюня, промолчавшая, когда я присвоила пятак.
Я не удостоила свою праведницу ответа. Я уже вперилась в блокнот и читала лаконичные записи, датированные вчерашним днем: «6-30. Интим свид в уе месте». Строчкой ниже: «20 – с др муж». И последнее: «Пол дев. Шл в лес, спутник сверхнов».
– «Интим свид» – это интимное свидание, точно! – мгновенно взбудоражилась Тяпа.
– А «уе место»? – спросила я.
– «Уе» – это условная денежная единица, – подсказала Нюня.
– Может, местом интимного свидания был валютный бордель? – задумалась Тяпа. – С борделем очень хорошо сочетается «шл» из третьей строки, если предположить, что «шл» – это «шлюха»! Кстати, «с др муж» можно расшифровать как «с другим мужчиной», что вполне соответствует аморальному поведению шлюхи!
– Про эту «шл» сказано, что она в лесу! – напомнила я. – В окрестностях поселка есть леса лиственные, сосновые и смешанные, но среди последних я не знаю ни одного валютно-бордельного!
– Что вы! Как «шл» может быть проституткой, если у нее «пол дев» – «пол девичий»? – оскорбилась Нюня. – «Шл» – девица, значит, она непорочна!
– Может, «шл» – это «шляпа»? Специальная такая, для прогулок в лесистой местности? – предположила я, но услышана не была.
– Непорочная она, как же! – фыркнула упрямая Тяпа. – А для чего же ей тогда прейскурант? По-моему, ясно написано: за интимное свидание – шесть тридцать уе! Евро, наверное, в долларах совсем мало получается, за такие деньги и в самом деле только в лесу можно встречаться, без удобств и претензий.
Она погрузилась в расчеты и замолчала. Я влезла в образовавшуюся паузу с вопросом:
– А астрономия тут при чем? В третьей строке, кроме непорочной шлюхи из валютного леса, упоминаются еще небесные тела – спутник, сверхновая! Они-то тут с какого боку?!
– Ну, я не знаю! – недовольно сказала Тяпа. – Фиг их поймешь, этих лесовалютных шлюх! Может, они между делом в телескоп смотрят? Так сказать, раздвигают не только ноги, но и кругозор? Японские гейши, например, стихи сочиняли, почему бы нашим шлюхам астрономией не баловаться? Чем наши шлюхи хуже японских?
– Патриотично, – отметила я. – А только не убедили вы меня ни в чем. Надо будет еще подумать над этим ребусом.
Высоко подняв брови, я перелистала блокнот в обратном направлении, но таких любопытных записей, как на последней страничке, больше не нашла. Листочки были испещрены короткими и скучными пометками вроде: «С 7-12. На пляже» и «23–20. Отбой». Эти записи не будили воображение и походили на банальное расписание, в чем упрямая Тяпа увидела подтверждение своей версии:
– Разве не понятно? С семи до полудня шлюха работает на пляже, а в половине двенадцатого укладывается спать. Рановато, конечно, для ночной бабочки, но ей же к семи на работу, надо когда-то и отдохнуть.
– Это-то я как раз понимаю, сама то и дело на работу к семи бегаю, – пробормотала я.
И осеклась. Замолчала, вытаращила глаза и задрожала от нервного волнения.
– Нет! – неуверенно сказала Тяпа. – Нет, ты что?! Такого просто быть не может! Нюнька, скажи!
А умненькая и чувствительная моя Нюня уже заскулила жалобно, как ушибленный щенок:
– Ой-ей-ей! Стыд-то какой, умру сейчас…
– Умрешь позже! – огрызнулась я. – Сначала умрет этот гад, я сама его убью, своими собственными руками! Задушу мерзавца, но перед этим буду жестоко пытать, пока он не признается, зачем за мной следил и результаты своих наблюдений в блокнотике стенографировал!
Трясясь от волнения и негодования, я вновь заложила блокнот пятисоткой, сунула весь комплект в карман, вылезла из скворечника и даже не потрудилась как следует прикрыть окно. Все равно красть у Ромы уже нечего, разве что помятый белый костюм! А и пусть его украдут, мне не жалко! Не буду я жалеть коварного типа, который установил за мной слежку!
В том, что записи в блокноте вкратце отражают мое собственное времяпрепровождение, я окончательно убедилась примерно через час. За это время я много чего успела. Обожгла ноги могучей и кусачей крапивой, через которую напролом, как танк, пробилась к уединенной лавочке на задворках тети-Люсиной фазенды. До красноты и рези утомила глаза, пытливо изучая мелкие буковки, складывающиеся в обрывки слов – над ними еще пришлось поломать голову. Однако натруженные глаза, гудящая голова и зудящие ноги были побочными результатами. Главным стала уверенность в том, что из двух недель своего пребывания в поселке как минимум десять дней я находилась под наблюдением! При этом нельзя было исключать вероятности того, что Рома следил за мной с самого начала, просто блокнот для шпионских записей завел не сразу, а лишь на четвертый день.
В принципе нейтральные записи типа «С 7-12. На пляже» могли относиться к доброй половине местных жителей, промышляющих тем или иным видом пляжного бизнеса, а также ко всем тем поклонникам солнца, моря и воды, которые не ленились проснуться пораньше. Но последняя страничка выдавала моего шпиона с головой! «6-30. Интим свид в уе месте» – это, конечно, была запись о моем вчерашнем знакомстве с Ромой у моря. Точно, в половине седьмого утра пляж был пуст – чем не уединенное место? А интимным свиданием Рома с наглым самодовольством назвал нашу романтическую встречу на основании единственного лечебно-оздоровительного поцелуя и последовавших за ним бестолковых кувырков.
«20 – с др муж» – это наверняка о моем ужине с новым знакомым. Точно, в восемь часов вечера я была в кафе с Димой, то есть – в Роминой трактовке – с другим мужчиной. И, наконец: «Пол дев. Шл в лес, спутник сверхнов» – в переводе со шпионского на русский должно было означать, что в половине девятого я шла в лес в сопровождении сверхнового спутника. Астрономический термин смущал меня до тех пор, пока я не разглядела каламбур: «сверхновый спутник» – «самый новый, новейший». То есть под сень древесных кущ я удалилась не с самим Ромой и не с Димой (новым спутником относительно того же Ромы), а с кем-то третьим – сверхновым. По всей видимости, наблюдатель засек мои вынужденные объятия и поцелуи с третьим лишним – лесным маньяком Васей, царство ему небесное.
Поминутно приседая, чтобы нервно почесать крапивные ожоги на ногах, я короткими перебежками вернулась в свой курятник. К счастью, никого из моих соседей там не было. По двору с потерянным видом, углубив руки в недра своих бездонных карманов, слонялся Гера. Я слегка удивилась тому, что наш мальчик Экстремальчик в прекрасный солнечный день не пошел на пляж, но выражать свое удивление вслух не стала. В данный момент я не была расположена к общению ни с мальчиками, ни с девочками. Единственным привлекательным видом контакта между человеческими особями мне виделся односторонний мордобой с применением подручных предметов разной степени тяжести и угловатости. Избить мне хотелось, разумеется, подлого предателя Рому. Каков негодяй! Я к нему со всей душой – и искусственное дыхание делала, и кров-стол помогла найти, и даже работала за него смотрителем бассейна! А он! Двуличный тип, перевертыш!
– Зато теперь понятно, почему Рома не обитает в своем смотрительском скворечнике! – с горечью сказала Тяпа. – По всей видимости, у него есть в поселке нормальное жилье. Возможно, оно же является его наблюдательным пунктом.
Я кивнула. Мне тоже представлялось маловероятным, что шпион день-деньской ходил за мной по пятам, как привязанный. Я не слепая, за десять дней хоть раз-другой обязательно заметила бы «хвост», да и не с Роминой яркой внешностью играть в мышку-«наружку», то есть вести наружное наблюдение. К тому же надо учесть, что на пляже я не лежу, как отдыхающие, а сную вдоль моря в челночном режиме с ведром. Утомился бы мой шпион бегать следом! Ему гораздо проще и приятнее было бы наблюдать за моей муравьиной суетой с какой-нибудь стратегической высотки.
– Можно попытаться вычислить, где его наблюдательный пункт! – утерев сопли, подала голос умница Нюня.
– Как? – заинтересовалась я.
Нагрянуть к ничего не подозревающему Роме на его конспиративную квартиру с бейсбольной битой в руках казалось мне воистину душеспасительным делом.
– Смотри, в блокноте зафиксированы все твои посещения пляжа, вечерние выходы на набережную, посиделки с Димой в «Бригантине» и уход в лес, – Нюня объясняла обстоятельно. – То есть пляж, набережная, «Бригантина» и начало тропинки, ведущей к «Жемчужному колосу», должны быть в зоне видимости наблюдателя. А чтобы делать выводы о времени твоего подъема и отбоя, Рома должен был видеть тети-Люсин курятник. При этом прошу заметить, что важный, с моей точки зрения, момент знакомства с Димой в шпионской хронике вообще не отражен. Значит, та часть улицы, где произошло историческое обрушение в пыль чистого белья, с наблюдательного пункта не просматривается.
– Минутку, я возьму бумагу и ручку!
У Софи в тумбочке имелись фломастеры и квадратная пачка розовых бумажек, которые она использует, чтобы делать ценники на свои пироги. Эти канцелярские принадлежности я использовала не для письма, а для черчения. Топографическим идиотизмом я не страдаю, память у меня хорошая, глаз верный, рука твердая, однако бумажная стопка понизилась сантиметра на два, прежде чем я нарисовала более или менее удовлетворительную схему. У меня получилось, что наблюдательных пунктов, соответствующих условиям задачи, в поселке два: пограничная вышка и башня частного отеля «Чайка». Они расположены по разные стороны бухты. Гнездовье пограничников высится над лесом, которым поросла горбатая спина Левого мыса, а миниатюрный замок «Чайки» прилеплен к скале Правого мыса.
Конец ознакомительного фрагмента.