III. Океан
0.
…Снилось, что она летит над городом с необычной архитектурой. Там были небоскрёбы цилиндрической формы и приземистые параллелограммы подсобных построек – всё покрыто гладкими плитами из тёмно-серого, с металлическим отливом камня, похожего на магнит. По многоярусным трассам, крест-накрест пересекавшим ночное небо над городом, носились взад-вперёд рои жужжащих, с пылающими красно-рыжими фарами машин – обтекаемых легковушек и нахохленных фур. Но главной частью города были искусственные реки. В гуще трасс и дорог на разной высоте величественно располагались вместительные каменные русла, заполненные прозрачно-бирюзовой водой, которая светилась изнутри. По каждому из таких каналов мог бы свободно проплыть круизный лайнер, но на воде не было видно ни одного средства передвижения: для транспорта использовались бегущие тут же рядом, параллельно, дороги. Реки изящно и свободно лежали в каменных ложах, как ожерелья в тёмном бархатном футляре, и светили вверх холодным, чистым серебристо-зелёным светом; волшебный блеск их волн проникал прямо в душу. Жанна поняла, что именно в этих, словно наэлектризованных, водах и сосредоточена истинная жизнь города, тайное движение его лучших сил…
0.
…и ей смутно припомнилась железная ванна на дне глубокого, плавно изогнутого русла…
0
…и конь, бросающийся в реку, – она почувствовала холодную волну…
0
…и стала погружаться на глубину, на дно великого океана.
4
Здесь шла совсем другая жизнь. Некоторое время Жанна совсем ничего не видела и двигалась наугад; в принципе, она спускалась вниз, но теперь чувствовалось, что у океана нет дна, а есть только поверхность.
Постепенно толща воды начала светлеть. Серебряными искрами проносились мимо мелкие рыбки. Из глубины поднялись прозрачные зелёные лучи и запереливались вокруг, словно приглашая войти. Жанна последовала за ними.
Из тёмно-синей мглы поднимались исполинские волнистые водоросли – целый подводный лес; потом открылась долина, вся словно вырезанная из переливчатого розового коралла, а в ней – огромный храм в виде ступенчатой пирамиды, как будто подсвеченный изнутри тёплым золотистым огнём. Приближаясь к храму, Жанна всё больше убеждалась, что размеры его невероятны; когда она наконец оказалась перед вырезанным в камне прямоугольным входом, грандиозная громада храма заслонила собой всё, да и коридор явно был рассчитан не на человеческий рост: в нём свободно разместился бы замок Чейте вместе со всей горной грядой, на которой располагался. У входа вилось несколько длинных рыб с гибким змеевидным телом, пышными радужными плавниками и тонкими, как антенны, усами над жемчужно-матовыми вывернутыми губами. Размером рыбы соответствовали своему обиталищу, а чешуя сверкала таким ярким золотым светом, как будто под водой полыхал пожар. Внимательно поглядывая на Жанну, рыбы двинулись в глубь храма, как бы призывая следовать за ними, и немного позже Жанна догадалась, что морские чудовища всего лишь служили при храме чем-то вроде естественного освещения.
Коридор вёл по диагонали вниз. Жанна плыла за рыбами. Через некоторое время она оказалась в циклопическом зале причудливой трапециевидной формы, пустом, а затем в следующем, который поначалу тоже показался ей пустым; однако по центру, в полу Жанна скорее почувствовала, чем увидела круглую, ведущую отвесно вниз шахту и догадалась, что там кто-то есть. Рыбы остались в предыдущем помещении, почтительно крутясь у входа и тем самым укрепив Жанну в предположении, что её проводили в какое-то особое место. Жанна как раз гадала, что ей следует делать: ждать? плавать кругами под потолком? лезть в шахту? – как из глубины колодца послышалось мысленное:
«О! Гости!»
«Да», – осторожно созналась Жанна.
Из шахты на мгновение вылезло щупальце, каждая присоска на котором соперничала по размеру с кратером вулкана, и – хотя Жанна не поручилась бы в темноте – кажется, выглянул мутный любопытный глаз.
«Хм! Ты маленькая, но глубоко забралась!» – констатировали со дна.
«Ээ… Я люблю воду», – обтекаемо сформулировала Жанна, которая чувствовала себя немного глупо, зависнув среди волн и разговаривая с колодцем.
«Правда? Я тоже её очень люблю! – обрадовались в шахте. – Похоже, у нас много общего: целый мировой океан!»
«А ты кто?» – осмелела Жанна.
«Я – Великий Спрут! – гордо ответили снизу. – Вот, сижу».
«Почему бы тебе не подняться? А то я тебя плохо вижу», – предложила Жанна.
«Понимаешь, если я вылезу целиком, нам вдвоём станет немного тесно, – виновато пояснили из глубины. – Вряд ли ты лучше меня рассмотришь, зажатая где-нибудь в уголку моим боком».
Жанна окинула взглядом зал, стены которого таяли в тёмно-синей водной дали, и приняла обстоятельства к сведению.
«А, – сказала она. – Ну, тогда сиди в яме дальше. Кстати, что ты тут делаешь?..»
«Я веду напряжённую интеллектуальную жизнь», – пояснили из шахты.
«Да? – рассеянно уточнила она, думая о своём. – Ну и как?»
«Нормально», – заверили её. Жанна собралась с мыслями и решила перейти к делу.
«Слушай, у меня тут проблемка. Вообще-то я кое-кого ищу, а сюда попала случайно…»
«Да? – расстроились в шахте. – А я думал, посидим вместе, посплетничаем!»
«Это можно, – заверила Жанна. – Кстати, как тебя зовут?»
«Ло».
«А я Жанна».
«Привет!..»
«Ага. Ну так вот, у меня пропал друг. Альрома Чалэ, или Пульс. Ты ничего о нём не слышал?»
«Хм, – в шахте крепко задумались и даже выпустили в воду облачко лиловых чернил, которое начало медленно расплываться по залу в качестве дополнительного знака внимания. – А какое у него водоизмещение?»
«Видишь ли, – Жанна замялась, – он потерялся не здесь, а на поверхности».
«На поверхности? – удивились в шахте. – Ну, в таком случае, ты нашла, у кого спросить!»
«Да, но он тоже умел разговаривать мысленно, – торопливо добавила Жанна. – Как мы с тобой сейчас. В своё время у него был очень мощный сигнал, который проходил в любые миры! – для пользы дела Жанна слегка преувеличила: на её памяти голос Пульса силой не отличался. – Вот я и подумала, может, ты что-нибудь слышал. А если не ты, то твои знакомые».
«Хм, – повторил Великий Спрут своё любимое междометие, а потом неспешно пустился в рассуждения вслух. – Мой самый близкий знакомый – это мировой океан. В свою очередь, его самая близкая знакомая – это земля, Рея. Мы можем спросить у неё через него».
«Давай спросим, а?» – поспешно подхватила Жанна.
«Но ведь для того, чтобы поговорить с Океаном или Реей, нужно как следует настроиться, – осторожно напомнил спрут. – У нас, головоногих, для таких случаев предусмотрены специальные священнодействия. По особым дням. Ты думаешь, я просто так здесь сижу, шахту протираю? Я медитирую!..»
«Ну, давай и я медитну вместе с тобой!» – с готовностью согласилась Жанна.
«Медитнём вместе?» – неуверенно уточнил спрут.
«Ага!»
«Меня тревожит, что у тебя может оказаться недостаточное водоизмещение».
Жанна возмутилась.
«Ты не смотри, что я маленькая! Водоизмещение у меня хоть куда!» – уверенно возразила она, и Великий Спрут, поразмыслив, начал вылезать.
«В таком случае, приступим!» – объявил он.
5
В следующий момент Жанна услышала оглушительный шум воды, словно попала прямо в центр гигантского водопада; всё вокруг превратилось в сплошное течение, которое подхватило Жанну и куда-то понесло, барабаня по сознанию шквальным градом непрекращающихся брызг. Поначалу мысли Жанны вообще смешались; потом она подумала (барахтаясь в каком-то водовороте), что в ходе эксперимента что-то пошло не так; и наконец сообразила, что, вероятно, в настоящий момент как раз и происходит диалог с мировым океаном, в котором она собралась участвовать. Честно говоря, даже изо всех сил прислушавшись (её крутило и болтало), она всё равно не разобрала ничего, кроме шипения, бурления и рёва воды, которая куда-то низвергалась, где-то неслась, а также испарялась, проливалась дождём, леденела и таяла. «Интересно, если меня впечатает в льдину, я убьюсь или проскочу насквозь?» – меланхолично подумала Жанна, пузырясь и ухая вместе с водой, и по здравому размышлению отстранённо предположила, что, скорее всего, всё-таки последнее. Конца купанию не предвиделось, но и скучать не приходилось: неподъёмные волны и неизмеримые водяные столбы раскачивали, казалось, весь мир, и Жанна почувствовала, что её мысли тоже разлетаются брызгами и потом уже никогда, никогда не соберутся… «Тебя же предупреждали насчёт водоизмещения, – хладнокровно упрекнула она себя. – Терпи теперь…» Жанна попыталась «мысленно собраться» в болтанке и барахтаться как-то более упорядоченно, но впервые в жизни поняла, что значит – не по силам: обрушивающиеся в сознание водяные стены были монолитны, неумолимы, непреодолимы, и оставалось только надеяться, что у неё не всё оторвётся прежде, чем это закончится.
Между делом, в водяном грохоте – Жанна осознала это значительно позже – ей всё-таки удалось различить кое-какую информацию. Так, например, она узнала – вернее, ощутила физически – что спруты считают себя как бы частью единого организма океана. Мысли у них были общие, только Океан мыслил всё сразу, а спруты – всё по отдельности, но одна часть мыслей текла сквозь другую. Чем больше был размер спрута, тем больше тонн воды океанских мыслей он думал, – задним числом Жанна сообразила, что именно это Великий Спрут подразумевал, говоря о водоизмещении. Осадки, цунами, таяние ледников – всё это было для спрутов (и Океана) событиями внутренней жизни. Себя (заодно с Океаном) спруты не без оснований считали полноправными гражданами всея планеты, а остальных, кем бы те ни были, – мелкотравчатыми пришельцами. Жанна уловила даже тень какого-то совершенно необъятного спрута, который слышал весь океан – где-то на дне – и всемирную систему подводных храмов в виде коралловых пирамид, со спрутами поменьше – и вдруг её, как пушинку, подняла в воздух высокая волна и выбросила на берег.
5
Прокатившись несколько шагов, Жанна приподнялась и потрясла головой, пытаясь привыкнуть к тишине: шум воды наконец-то прекратился, а потом огляделась вокруг – и раскрыла рот. Вдоль кромки лазурных волн тянулись, томно покачивая веерообразными листьями, тонконогие пальмы, кружева пенных волн с мягким шелестом накатывали на белый песок, а в ясном небе, как ни в чём не бывало, приветливо светило солнышко – прямо Жанне на макушку. Жанна сразу поняла, что оказалась где-то в не совсем привычной версии земного мира, ещё до того, как увидела прогуливающихся рядом, бок о бок, изящную лань и пятнистого чёрно-рыжего леопарда. Животные вели неспешную мысленную беседу, как два уважающих друг друга оппонента на теологическом диспуте. Жанна поднялась с песка, отряхнула руки и задумчиво побрела под сень деревьев (не обратно же в воду было лезть?), причём высокая трава услужливо расступалась, и прямо под ногами предупредительно стелилась удобная тропинка, по которой игриво бегали солнечные зайчики.
– Привет! Я – Рея, – вдруг раздался откуда-то с высоты приятный женский голос. – Ты что-то хочешь спросить?..
Жанна на всякий случай огляделась, но – как и следовало ожидать – никого не увидела. Не иначе как попала на приём к всея планете Земля? Радовало, что она всё-таки не утонула в Океане, но беспокоило: как возвращаться назад? (Хорошо бы другим путём!) Впрочем, раз уж пришла, следовало спросить, и Жанна, как попугай, повторила историю о пропавшем друге.
– Альрома Чалэ, – пояснила она, понятия не имея, скажут ли Рее что-нибудь эти слова. – Он похож на цветок.
– Мало ли кто на что похож, – философски заметил голос. – Как именно он взаимодействует лично со мной?
Жанна вздохнула; преодолевать языковой барьер оказалось нелегко.
– Скорее всего, никак не взаимодействует, – предположила она. – Но с Чалэ связаны мы – вот я, например – кэлюме или, как нас ещё называют в этом мире, – Жанна снова вздохнула, – вампиры, – похоже, сейчас придётся признаться, что раса характеризуется убийствами людей… а вдруг Земля обидится и откажется помогать? – Мы… взаимодействуем с людьми в том смысле, что… питаемся их кровью. Но мы очень хотим покинуть этот мир, – поспешно добавила Жанна и запоздало сообразила, что последняя фраза тоже прозвучала двусмысленно. Впрочем, Рея, казалось, пребывала в параллельных мыслительных потоках.
– Люди? – рассеянно протянула она. – Но люди – совсем не мой вопрос.
– Как не твой? – обалдела Жанна. – Разве они не твои жители?
– Планета Земля изначально предназначалась для эволюции животного царства, – мелодично просветил Жанну голос. – Те, кого ты называешь людьми, – побочный эффект, результат стороннего вмешательства.
Жанна разинула рот. Ситуация осложнялась.
– Я покажу тебе, – милостиво решил голос.
5
Лес исчез, и Жанна увидела карамельно-густое небо, кипящие со всех сторон облака, на которых лежал прозрачный золотой отблеск, а потом, в этой воздушно-матовой бездне, – огромного зверя, подобных которому она не встречала нигде – разве что на картинках, изображавших египетского сфинкса (кое-кто из кэлюме увлекался древней историей, хотя сама она в Египте не была). Его львиное тело было покрыто гладкой белой шерстью, переливавшейся тысячью искр, как первый снег, а лицо было человеческим, и во лбу горело солнце, заливая ослепительными лучами всё вокруг.
– Это – Царь Природы, – пояснил голос Реи. – Его пока ещё нет, он только будет.
Блистательный зверь прошёл прямо по воздуху, как по подиуму, и растворился, а вслед за ним рассеялись и облака, и Жанна увидела внизу нечто вроде тёмного мха, который стал приближаться, и оказался кишащей живностью зеленью непроходимых тропических джунглей. В то же время Жанна осознала, что к земле с невероятной скоростью летит нечто, похожее на метеорит, – сияющий камень обрушился в лес с оглушительным взрывом.
– Это произошло на континенте, который сейчас подо льдом, – безмятежно пояснил голос, – много миллионов лет назад. Люди – изобретение моего гостя, камня, который называет себя Эрнауэре. Они произошли в результате подмешивания жидкого минерала в геном обезьян.
– А почему ты согласилась на это? – не взяла в толк Жанна; похоже, кэлюме были не единственным зигзагом местной истории.
– Ну так ведь интересно, – снисходительно пояснила Рея.
– И что потом?
– Да ничего, – благодушно отозвалась Рея. – Ничего нового. Пришельцы начали плодиться и размножаться; Эрнауэре лежит в землях Антарктиды, под слоем льда, и руководит их эволюцией. Сам он – представитель неорганической природы, минерал, не встречающийся на Земле, как бы разумный камень, и готовит гуманоидную форму как роботизированный проводник своей воли. В настоящий момент земная природа борется в людях с кристаллической, но со временем человечество окончательно окаменеет. Что касается подлинных землян, это – животные. Если тот, кого ты ищешь, взаимодействует с людьми, тебе лучше поговорить с Эрнауэре.
Жанна вздохнула; ей начало надоедать, что все её куда-то посылают, хотя экскурсия, правда, получилась познавательной.
– Я надеюсь, к нему не придётся плыть через Океан?.. – вяло возразила она.
– К Эрнауэре?.. Что ты! Он… Минуточку. Соединяю. Он терпеть не может воду, – последние слова Реи растворились в каком-то потрескивающем шуме, и перед глазами у Жанны заплясали цветные точки, как на сумасшедшей дискотеке без звука, но с иллюминацией, – лучше вообще не упоминай о ней!.. – и Жанна оказалась в абсолютной темноте.
5
Она таращилась во все стороны, но ровно ничего не видела и не чувствовала. Потом наконец тьма забрезжила, и прямо навстречу Жанне выплыл большой бесформенный камень, похожий на каплю (будь они неладны!) жидкой лавы. Он переливался огнём и жаром. Размером он был значительно больше Жанны, но, кажется, поменьше Ло – где-то с земную гору.
– Эрнауэре? – с готовностью предположила Жанна.
– А я тебя знаю, ты – Жанна Островичи, – немедленно отозвался камень-проныра.
– Да, – удивилась Жанна.
– Что это вы, кровососущие, егозите, всё никак не успокоитесь? Один в ваннах из человеческой крови купается, другая лазает по гуманоидному геному! – осудил камень, но голос у него был скорее весёлый, чем строгий. Жанна решила не давать спуску нахальному представителю неорганики.
– Так мы думали, что людям нравится, когда на них нападают! – бойко сымпровизировала она. – Что надо их расшевелить!
– Правильно! – с энтузиазмом подхватил прародитель человечества. – Страх и боль – вот основа прогресса! Вот безотказный стимул духовного роста. Я очень люблю страх и боль. Если бы люди не отвлекались на всякую земную чепуху типа радости жизни, давно бы уже привыкли к страху и боли и стали неуязвимыми!..
– То есть ты не против того, чтобы мы питались людьми? – удивилась Жанна.
– Молодцы, коллеги! – грохнул бескомпромиссный камень. – Вы ведь тоже пришельцы?.. Ужасные легенды, которые бродят о вас среди нас, делают вам честь! Свирепость – это добродетель, но постоянная жажда крови – это истинный аристократизм духа, до которого нам, увы, ещё далеко, – Жанна почувствовала, что, будь её волосы покороче, они давно бы уже встали дыбом. – Общение с вами очень бодрит тех, кто остаётся в живых, а что касается погибших, – учитывая общую численность моих будущих носителей, ваше вмешательство вовсе не так фатально, как того опасается, идя на поводу у не совсем понятных мне предрассудков, Чалэ, ведь статистически…
Если бы Жанна не висела в пустоте, она бы подпрыгнула.
– Чалэ?! Ты его знаешь?!
– Конечно, – удивился осведомлённый камень. – Мы часто с ним болтаем. Он – почему-то – недоволен своими подопечными, а я – своими, так что… Кстати, о чём ты хотела спросить?..
– Где он?! – заорала Жанна, не веря своему счастью.
– Да вот, собственно… И зачем так кричать? Он находится на… А откуда ты говоришь? Погоди… Тут с тобой ещё кое-кто хочет встретиться.
И прежде, чем Жанна успела возразить, она снова услышала потрескивающий шум, похожий на испорченное радио, и провалилась в сон.
0
Жанна увидела небольшой курортный пригород; вокруг толпились покатые холмы, в выгоревшей на солнце траве надрывались цикады, а в ложбинке между холмов змеились рельсы. Где-то неподалёку было большое, светлое озеро, Жанна не видела его, но знала о нём; все приезжали на его берег отдыхать, но дойти самостоятельно туда было нельзя. К озеру возил специальный поезд, и вот сейчас он как раз отправлялся; туда уже набились пассажиры, и ждали только Жанну. Но войти в поезд разрешалось только тем, кто переодет в купальник; специально для туристов посреди нагретой солнцем степи стоял деревянный барак для переодевания. Жанна, глотая пыль, торопливо стаскивала с себя одежду, безнадёжно отыскивая взглядом свободное местечко среди куч и россыпей чужого тряпья, не оглядываясь на зеркало, чтобы не тратить время, и чувствовала, что не успевает.
Внезапно в барак зашла женщина – она явно была не из туристов, не только потому, что снаружи уже давно никого не было, но и потому, что она совсем не торопилась, – Жанна поняла, что эта женщина пришла к ней, чтобы утешить, потому что Жанна ужасно торопится, и обязательно опоздает, и ненавидит это бессмысленное тряпьё, эту жаркую степь и равнодушный, лязгающий поезд, но всё это совершенно неважно и не имеет над ней ровным счётом никакой власти… От женщины исходило ясное, спокойное сияние уверенности и силы; всё рядом с ней бледнело и исчезало, и оставалось только забвение и радость в сердце… Женщина подошла и обняла Жанну мягкими, светлыми руками.
Потом она вдруг куда-то исчезла, Жанна наконец выбралась из полутёмного, душного барака и, естественно, как и боялась, под прощальный гудок увидела отходящий поезд. Усталость навалилась на неё с непобедимой силой, Жанна знала, что другого поезда не будет, и теперь ей придётся ждать тех, кто уехал, до вечера, пропадая в бесцветной, скучной степи, пока все нормальные люди купаются в озере, ради которого только и стоит жить. От безысходности и обиды Жанна почувствовала почти физическую боль и бессилие. Ей казалось, что надо куда-то идти, что-то делать, но она смогла только переползти через железнодорожные пути – в ужасе ожидая, что попадётся между подвижными частями рельсов, если сейчас передвинется стрелка – и без сил рухнула в ломкую, горячую траву.
И вдруг она увидела издалека, со стороны и себя, и степь, и железную дорогу. Оказалось, что поезд зачем-то петлял среди холмов, делая ненужный крюк, а на самом деле озеро было близко, практически там же, где начинались рельсы, и Жанна могла бы ещё до полудня добраться до него пешком. Но потом она снова сменила угол зрения, она смотрела теперь не на степь и не на озеро, а в небо над головой, и оно, это небо, сияло знакомым ровным, нежным, женственным светом… Жанна поняла, что женщина, которая приходила к ней, – это её небесная мать. И что сейчас, если вместо того, чтобы куда-то идти, она просто заснёт, её душа поднимется на небо.
0
Жанна проснулась и открыла глаза. Всё тело будто свинцом налилось; она чувствовала, что устала, потому что видела слишком много снов. Она лежала в зале, где жили такие же, как она, сновидцы; зал был круглый, под куполом в форме бутона, с множеством стен, похожих на спускающиеся сверху изогнутые лепестки, с одной стороны – каменные, выложенные золотистой и зелёной мозаикой, с другой – стеклянные, прозрачные. Стеклянная часть выходила в сад, который никогда не было видно, потому что вокруг всегда царила непроглядная ночь. Возле каждой каменной стены стояла кровать. Пол тоже был мозаичный, и узор на нём представлял собой карту, которую никто не понимал. В центре зала стояла сложная металлическая конструкция: подвешенные к тонким перекладинам изящные половники и черпаки с тягучим перезвоном покачивались над сверкающими соусниками и кастрюлями, в которых кипело что-то, похожее на густой расплавленный шоколад, и серебрилось что-то, похожее на прозрачный сладкий ликёр.
За стеклянными стенами вдруг метнулся и пропал длинный луч света; в этот момент все обитатели зала вдруг повскакивали с кроватей и столпились вокруг агрегата с угощениями. Жанне было тяжело вставать, уши словно ватой заложило, веки опускались, как каменные, но она тоже пошла к агрегату, потому что такое больше нигде не попробуешь.
0
Она была ветром, который летел над кромкой моря. Из моря тучами выбирались плотоядные серые крабы, состоявшие в основном из цепких, как пилы, клешней и стебельчатых глаз, высматривающих добычу. Крабы рвали на части отдыхавших на берегу людей, берег тонул в их волнах, они спешили в глубь суши, чтобы разорвать ещё кого-нибудь, разорвать всех, но до Жанны они не могли добраться, она была слишком высоко. Она летела вперёд, и постепенно не стало ни крабов, ни людей, а впереди показались отвесные скалы, такой высокой и ровной стеной обрамлявшие море, что мир словно разделился на две равновеликие плоскости: просторы каменные и просторы морские. Жанна устремилась вверх, вдоль каменной глади, и вскоре бьющиеся у подножия волны превратились в крошечный пенно-белый узор по краю гранитного монолита. Она поднялась на вершину скалы и увидела там небольшую пещеру, вернее, выемку – уже над обрывом, но чуть ниже уровня земли…
Здесь в произвольном порядке стояли золотые колонны, которым нечего было поддерживать, и стилизованные статуи людей, похожих на перевёрнутые цветы. Жанна вдруг ясно поняла, что может остаться здесь навсегда. И всегда сможет сюда вернуться. Она будет вечно жить на высоте, над бесконечностью моря, глядя в бездну, не сравнимую ни с чем по красоте, в центре мира, в месте абсолютного покоя.
Жанна почувствовала, что её издёрганная мелочными заботами душа исчезает, а вместе с ней остаётся позади вся никчёмная, тягостная земная жизнь.
0
Потом она увидела гигантскую воронку света. Это была вся вселенная. Звёзды медленно плыли в общем потоке. Жанна узнала свою звезду. Она вспомнила встречу с небесной матерью и поняла, что это была Аура, то есть звезда Бетельгейзе, от которой происходят Сущие – Высшие Я расы кэлюме, и она и есть одна из таких Сущих, и где бы она ни была, её душа всегда пребывает здесь.
Затем перед ней явилось белое небо, а в нём – множество огненных цветов, и она знала, что это – аэропорт, а цветы – космические корабли, то есть альрома. Ей открылись линии полёта этих цветов, мириады дорог, пронизывающих всю вселенную… Она готова была со скукой отвернуться от привычного зрелища, как вдруг в одном из цветков на конце далёкого, почти исчезающего пути ей почудилось что-то знакомое. Она вспомнила, что знала его в детстве; над её головой раскрывались его кипящие серебром лепестки, с ним спорили на непонятном лучистом языке те затерянные души…
«Чалэ», – мелькнуло воспоминание, и Жанна, не успев подумать, закричала во весь голос:
– Чалэ! – и ринулась вслед за кораблём.
1
Вздрогнув, Жанна открыла глаза – она сидела в лаборатории в подвале Чейте, и часть приборов у неё на столе была расплавлена электрическими зарядами, а часть кристаллизовалась и рассыпалась, но Жанна не обратила на это внимания, потому что её мысль побежала вдруг вперёд, вперёд и вдаль над поверхностью земли, и она увидела наконец, где собираются потоки альрома, и странно было, как ей удавалось раньше этого не замечать: вот же, в глубине континента, в пещере под землёй…
И тогда она увидела Пульс. Он сидел там, в защитной телепатической капсуле, свернувшийся в бутон, насупленный, и только с одного бока ещё оттопыривался один любопытный лепесток.
«Чалэ!» – крикнула Жанна, машинально вскочив на ноги, – не вслух, мысленно, но так громко, что услышали, наверное, все в замке – хоть и не поняли, что значит этот зов, – она сама почувствовала, как эхо её голоса прокатилось над землёй и достигло Пульса. Он недовольно насторожился. «Чалэ!» – снова крикнула Жанна.
«Я. Кто говорит?»
«Да ведь это я! Ты что, не помнишь? Я, Жанна».
«Жанна?.. – неуверенно переспросил цветок. – Дочь Сорвахра и Аллат?»
«Ну да!»
Пульс удивлённо оттопырил ещё один лепесток.
«Вот уж кого не ожидал услышать», – искренне поразился он.
1
Мария, спустившись в лабораторию, застала Жанну торопливо собирающей кристаллы и приборы в специальный, с бархатными ячейками внутри, чемодан.
– Ты чего тут орала? – поинтересовалась она, с удивлением наблюдая за непривычно взбудораженной подругой. Жанна на мгновение остановилась и задумалась.
– Так. Сон приснился.
Она стряхнула со стола мусор, захлопнула чемодан и накрепко защёлкнула застёжки.
– Собралась куда-то?
Жанна молча присела, словно только сейчас заметила, что куда-то собралась.
– Хочу поехать в одно место, – неопределённым тоном медленно проговорила она. – На некоторое время.
– Ты, как всегда, предельно точна в своих выражениях, – одобрительно заметила Мария. Жанна всплеснула руками:
– Марика, тебе что, всё надо объяснять?.. Говорю же человеческим языком: я отправляюсь искать Пульс!