Вы здесь

ХЗ. характер землянина. История вторая. Многоликие (Оксана Демченко)

История вторая. Многоликие

Гав заполз на колени, лег, всхлипнул – и принялся вылизывать праздничный рыжий мех, какого давным-давно не удавалось увидеть. Почти год рядом не было Симы. Увы, радость оказалась коротка! Морф проводил избранную подругу, опять остался, исполняя ее просьбы – и вот, выцветает… Делает это искренне, лгать, усилием воли подмешивая в масть рыжий оттенок, он не желает.

– Понимаю тебя, приятель, – вздохнул Саид. – Спасибо, что не бросил.

Гав не повел и ухом. Но свежеобретенная серость меха вроде бы обзавелась намеком на узор. То есть благодарность услышана и принята.

– Гав, сколько мне еще расти до взрослого? – продолжил тему Саид. – Это не честно. Гулька вообще младенец, ты б знал, что творится в ее голове! Гулька одна не продержится и получаса! Я-то знаю. И все же она считается взрослой. Несправедливо.

– Мрр-у, – невнятно буркнул Гав.

– Гав, я не сошел с ума и разговариваю с тобой, а вовсе не сам с собой. Это первое, – обиделся Саид. – Второе. Что второе-то? Погоди. Ага, второе: я разговариваю с тобой, чтобы и ты не сошел с ума.

Гав от логики сказанного долго пялился на Саида всеми пятью глазами. Наконец, фыркнул и спрыгнул на пол.


Как утверждают справочные системы, морфы потенциально способны к осознанной и сложной речи. Но, будучи исходно компаньонами какой-то расы, столь склеротичной или древней, что она забыта в универсуме, морфы предпочитают дополнять собой автономность выбранного друга, а вовсе не создавать ему общество. К тому же всем известно, что общаться с телепатом посредством речи можно и нужно в трех случаях: он слишком далеко и не принимает вас, ваши встроенные системы приватности имеют достаточную надежность, вы говорите официально и формируете протокол встречи. Впрочем, уровень доу, даже не вполне зрелый, почти исключает надежду на должный по толщине щит приватности.

– Как шумно, – пожаловался Саид, заискивающе покосившись на Гава.

Кот – а Гав предпочитал выглядеть так, как нравилось Симе – старательно не расслышал. Скручиваться шапкой на голове он не желал уже полгода. Вроде бы виноват в том злодей Игль из имперского тэй корпуса: внушил морфу идею о вредности привычки к тишине, которая может сделать неразвитого доу в перспективе невротиком, тотально зависимым от своего живого щита.

Нахохлившись, Саид отвернулся, обнял голову ладонями и стал терпеть. Пока он оставался «эмбрионом», как это называла Сима, и жил в прайде, он, кажется, вовсе не был личностью. Из скорлупы бессознания нынешний Саид проклюнулся, услышав отчаянный крик о помощи, предназначенный именно ему. Воистину удивительно вдруг осознать себя самостоятельным и тем более – полезным, способным защищать… Спасенная Сима стала первым человеком, которого еще безымянный клон увидел осознанно, своими глазами и еще шестым – или какое оно по счету? – чувством, упрощенно именуемым телепатией. Себя Саид тоже увидел впервые ее глазами. Поймал пробуждение близкого сознания после лечения и «всплыл» вместе с ним, от медикаментозной комы до фокусировки зрения.

С того момента он смотрел на мир ее глазами и думал о мире ее мыслями. Это было замечательно. И удобно. Мир в единый миг сделался дружелюбен, цветист и уютен. Сима умела видеть хорошее и принимать прочее не закрывая глаза – но и не озлобляясь.

Когда все та же Сима вышвырнула спасителя вон, одного в большую жизнь, было очень больно. Он снова ослеп и оглох. Он оказался раздавлен своей неспособностью адекватно воспринимать окружающее. Если бы не пыры, он бы, вероятно, и не выдержал первого шока. Но пыры – они, пожалуй, лучшее общество для телепата. Каждый взрослый пыр – вселенная, он способен пребывать вне общества почти неограниченно долго. Каждый пыр – маяк в пустыне бесконечного универсума. По первому его сигналу подобные собираются в группу, чем-то смутно похожую на прайд, каким он, вероятно, был задуман. Никто не знает, что объединяет пыров и как именно любой из них отсылает сигнал о сборе. Определенно, включаются не родственные связи и не сходство интересов. Совершенно разные пыры вдруг сплачиваются, чтобы вместе решить важное дело, а затем прощаются и расстаются, исполнив замысел. Собственно, именно поэтому агрессия против пыров – чистое безумие. «Действие равно противодействию» – это в самом общем законе универсума именно о пырах. Они эксперты в адекватных реакциях на любой вызов.

Когда телепат, младенец по развитию сознания, попал к пырам и стал разрушаться изнутри, его спасение сочли новой задачей. Сплотились, вытянули. Отучили судорожно цепляться за чужое восприятие реальности. Он попробовал смотреть сам. С трудом, но начал взрослеть – так полагал Бмыг, а ему-то можно верить. И Сима думала так же, определенно. Конечно, нынешний Саид понимал: он пока что не вселенная. Но ведь и не пустое место!

Сима оттолкнула его, когда это было очень важно сделать. Еще немного, и сознание эмпата стало бы неизбежными, пожизненными «ходунками» для недоразвитого телепата.

– Я мозговой паразит, – грустно сообщил Саид.

Гав порычал и вздыбил загривок: не жалей себя!

– Гав, я обожаю тебя, – улыбнулся Саид. – Как хорошо, что хотя бы это я говорю искренне. И думаю так сам. Полноценно. Без слоения смыслов.

Гав на провокацию не поддался. То есть шапкой работать снова не стал. Пришлось закрыть глаза и медленно, старательно расслабить шею. На Багрифе всегда шумно. Народец подбирается неизменно мутный, куда им до размеров пырской вселенной внутри – так, пылинки, сор и медузы, пропитанные стадными инстинктами, как водой…

– Не желаю читать их, – признал Саид. – Но смирено принимаю, да, такова моя участь. Они думают. Я не подсматриваю, но вижу. Таков мой рок. Вижу, например, что врач меня не выписал, его подкупила та, с розовой цельно ненатуральной кожей. Как я могу не знать? Увы мне, никак. Я могу и должен делать вид, что не знаю. Я спокоен. Я не урою козлогада. Я не урою никого. Мир. Чертов мир и покой вам, интриганы. Всех прощаю оптом.

Саид глубоко вдохнул пронизанный солнцем воздух – и выдохнул обиду, гнев и усталость. Глаза почти соглашались различать облако серости. Свет пронизывал облако – и оно таяло. Ну и что, ну и пусть чешуйчатое светило медицины, знаменитое на три галактики, непрестанно прилагает усилия, сохраняя невозмутимость и отталкивая в дальний уголок сознания раздумья о предстоящем увеселении, обещанном ему.

Саид попробовал заткнуть уши, хотя это совсем уж глупо. Все равно внятно, что фальшивый звонок Бмыгу устроила зараза, которую вчера Сима обозвала мулаткой-шоколадкой, громко советуя активной поклоннице завернуться хоть в какую бумажку, чтоб не истаять целиком от мимолетного взора. Увы, звонок сработал: Бмыг улетел, Гюль умчалась следом. Вот кому хорошо! Телепает мужа и напрочь игнорирует остальной универсум. Без щитов, без усилий по концентрации или наоборот, релаксации.

– Я спокоен, как величавый павиан, – монотонно загундосил Саид, щурясь и из-под ресниц наблюдая Гава. – Здешние дуры – гнилые бананы, хорошо придумала Сима. Я сытый, не хочу жрать. Они висят на ветках высоко и мне на них лень глянуть, я сытый павиан… Тут уютно, привычно. Я дремлю. Даже если заразы дозреют и свалятся на мою больную шею, успею увернуться.

Гав чихнул от смеха и свернулся клубком, пряча морду в лапах. Значит, слушает. О павианах Сима подумала мельком, поймался лишь крошечный кусочек идеи. Но, вроде бы, именно такая глупость из клочка могла быть развернута. Саид зажмурился усерднее, не подглядывая за морфом. Стал дышать ровно и упражняться по-настоящему, добиваясь состояния зеркальной сферы – так в корпусе тэев называют погружение телепата в себя, дающее отдых. Сперва ушел поверхностный шум бытовых мыслишек. Затем заглохли деловые и рабочие потоки сознаний. Наконец, выцвели агрессивные «кричалки», прямо адресованные Саиду – великолепному и желанному. Сплошной сор. Шелуха. Еще немного усердия, и подлинная тишина воцарится под сводом черепа.


– Не могу так жить!

Сфера рассыпалась мириадами осколков. В голове, кажется, взорвали галактику. Гав завизжал от принятой на себя части боли. Саид подпрыгнул, саданулся макушкой о потолок и сразу метнул тело туда, где чужие мысли сделались смертоносны. Гав впился в плечо, пребольно – но хоть не отстал. Саид знал, что когда он берет «черный» сигнал, от него ох как многие отстают. Вон – дверь не успела и лежит в коридоре двумя обломками. Воздух тугой, вроде батута. Упругость копится, копится… но пока еще есть силы загонять себя глубже в бешеный бег. Говорят, тут окна небьющиеся, ярус-то из верхних, лететь до лужайки у пляжа далеко, облака обнимают гордую башню медиков.

Под пальцами окно ахнуло, разлетаясь вдребезги. Ногти скрипнули о подоконник, жилы прожгло болью – и они выдержали, улучшенные. Тело мотнуло наружу, Гав, успев стечь на ладонь, усиливая руку живой перчаткой с когтями. Зависнув на долю мгновения, Саид бросил себя вниз и вбок. Рывок, еще рывок. До «небесного сада» – того, что на вершине башни, отсюда ярусов сорок… Худшее началось там и ощущается потоком отчаяния много правее, окон эдак на полсотни. Ужасающе поздно думать, даже падать – и то поздно!

Чужое отчаяние пробило облака и стало зримо: тело плывет вниз возле самого фасада, все происходит медленно в нынешнем ходе личного времени. Совсем медленно, а только – попробуй достань. Хорошо хоть, вниз можно лететь беспрепятственно почти километр вдоль оптимистично-глянцевой цитадели оздоровления и окрасивливания.

Саид дотянулся до тела в семи ярусах от земли. Разбил еще одно небьющееся окно и затормозился. Сорвался, мысленно ругая себя и уважая Гава.

По силе выжигающей рассудок боли ясно, что связки на левой руке придется собирать из лохмотьев… Морф впился в плечи и надулся куполом. Верещит: трудно ему. Еще бы! Если бы козлогад выписал пациента, сейчас Саид падал бы в костюме пилота. А это – полная автономность по тяготению даже на куда более крупных и сложных планетах… Саид не успел додумать, извернулся, группируясь. Рухнул спиной в цветник, сберегая притиснутую к груди самоубийцу.

– Мр-ряу! – восхитился Гав-парашют, вынимая когти из шеи и боков. Он уже во всю складывался в кота, временно украшенного рыжиной восторга по кончикам ворсинок. Гав – азартный морф, скорость и точность контролируемого падения он одобрил.

Жалей меня, – мысленно простонал Саид, ощущая во рту вкус крови и понимая, что ребра целы не все. – Плоскоспиние, бывает такая болезнь?

Захотелось хихикнуть. Увы, легкие не работают. На выдохе он браво пожаловался «аа-х», вдоха сделать не может. Но Симка бы точно уела плоскожопием, плоскоумием или еще чем внушительным.


В черепе тихо, как будто вселенная вымерла. Неужели сотрясение мозга? Вроде, так это описывал Игль и сетовал, что оно приключается редко. Нет, всего лишь болевой шок. Короткий при живучести в полсотни единиц. Уж возвращаются шорохи чужих сознаний. Громче, громче… Гора больничного корпуса наливается всеми оттенками непокоя, от паники и до ехидного злорадства. Как же! Попытка самоубийства на Багрифе, где жизнь почитают святыней.

У самого носа завис габарит, воссиял мигалками экстренной службы. Захотелось гордиться собой: автоматика не догнала шибанутого на всю голову телепата… Зато теперь усердно отдирает торопыгу от цветника и транспортирует в операционную. Минут двадцать уйдет на разделение человека и впрессованных в него экзотических растений. Еще пять мгновений, пожалуй, займет восстановление целости костей. Если до того природная живучесть их не срастит.

– Не могу ж.., – на сей раз ненормальная вслух сообщила вынесенный себе же приговор.

Хорошо хоть, договорить не смогла: Гав разобрал просьбу друга, соорудил из себя эластичный бинт дурехе на пол-лица. Вроде он улучшает снабжение окислителем и борется с шоком. Ага, и мешает кое-кому уничтожить свою жизнь окончательно. Большинство рас полагают самоубийство тяжким недугом. В том числе исключающим право на потомство или уход за таковым – тут есть варианты, их много и некоторые гадки до изумления.

Саид копался в справочнике и вздыхал, пока из спины извлекали спрессованный цветник. Девица лежала без сознания, придушенная бдительным морфом. Ее пока не трогали, сразу считав состояние как стабильное.

– Итак, – угрожающе начал пожилой врач с мордой очковой змеи и внедренным на уровне подсознания убеждением в святости жизни, – это было…

– Да, было, – перемогая боль, громко возмутился Саид, пока не стало поздно. – Какого черта?

– Черта… какая черта? – запутался ящер.

– Идиома, – более мирно пояснил Саид, истошно подмигивая очнувшейся девице. – Я говорил в прошлый раз, когда лечился здесь: перила ограждения в небесном саду низкие. Если, положим, некто с моим уровнем физического развития вздумает прыгать в длину, он может вылететь за край, не осознав угрозы. Я говорил! Вслух! Громко!


«Только молчи, – думал Саид для ошарашенной самоубийцы. – Только молчи! Одна ошибка, и змеелюды отправят тебя на пожизненную коррекцию. В вязкий питательный раствор, как овощ. Без права двигаться. Без права…»

– На вверенной нам планете – несчастный случай? Которого можно было избежать? – ужаснулся очковый змей, нехотя принимая предложенную версию. Он уже проверял ее. И, кажется, именно теперь обнаружил отчет с теми самыми словами. – Да… Можно допрыгнуть, вы угрожали доказать это наглядно. Вы провоцировали несчастную! Похвалялись прилюдно! С этого момента ваше присутствие в наших мирах недопустимо. Жизнь священна. Вы… дикарь и чудовище. Жертва нуждается в компенсации и, согласно нашим законам, вправе рассчитывать на пожизненное ваше…

– Я несовершеннолетний, – гордо сообщил Саид. Встал, повел плечами. Треснувшие ребра никто и не подумал сращивать – врачи гневались всем своим парнокопытным серпентарием. – Претензии можете адресовать опекуну Бмыгу. Ну, или согласно пырьим законам, любому взрослому расы. – Саид выдержал паузу. – Будете адресовывать? Тишина… Тогда я считаю себя выписанным насовсем. Жертву забираю с собой, обязуюсь уладить вопрос с компенсацией.

Саид забросил девицу на плечо. Она трепыхнулась было, но верный Гав уже снова работал кляпом. Операционная шипела так, что делалось страшно – и смешно. Даже ярые поклонники суровых законов вряд ли решатся объявлять претензии расе пыров.

Саид до сих пор живо помнил, как полгода назад сморозил редкостную глупость, пожав незнакомую лапу. Он был занят перепалкой с сестрой и в рассеянности счел протянутую конечность универсальным жестом приветствия. Лапа оказалась хоботком, существо – послом. Пожатие хоботка – оскорблением и намеком на кровную вражду. Посол с раздавленным хоботком сперва впал в кому, а затем, после реанимации, объявил, что прямо тут сживет врага со свету через растерзание. Бмыг, который по счастью был рядом, важно кивнул.

– Как опекун, терзаться буду я, – громогласно сообщил он. – Разрыв жертвы трипсом вас устроит?

В далекой древности дикари-пыры охотились на гигантских трипсов сперва с каменным топором, а затем с примитивным ружьем. Во взрослом универсуме стало гораздо сложнее устроить любимую забаву: просто так охотиться на разумных нельзя, и это ужасно огорчало трипсов! Вынуждало пыров постоянно искать поводы…


– Мр-ряу! – возмущенно высказался Гав.

Саид вздрогнул, вернулся из приятного воспоминания в реальность.

– Повторяю, вам дана одна доля суток, чтобы навсегда покинуть планету, – шипел в спину чешуйчатый медик.

Не отвечая, Саид покинул операционную. Девица на плече уже не брыкалась, отчаялась. Было противно осознавать свою глупость. Симка эмпат, тончайшее существо. Когда она запнулась, резко обернулась к двери и сказала очень громко это странное «коленками назад», а затем вроде бы невзначай попросила присмотреть за жертвой шутки, надо было услышать и понять. А он не справился, он вел себя по-детски, допустив худшее из возможных продолжений истории.

Курс катера Саид выбрал почти бессознательно, желая как можно скорее покинуть систему медиков. Он устал от небесных садов и бессчетных девиц, улучшающих внешность и, кажется, не способных более ни на что…

– Почему? – спросил он, сгрузив ношу в кресло и кое-как его перенастроив под необычное для гуманоида строение ног.

– Да пошел ты, – предсказуемо всхлипнула спасенная.

И погрузилась в горестные мысли. Утонула в них, окрашивая мир в маркий, не оттираемый черный тон.

Пришлось порыться в справочнике. Все оказалось несложно: истинные люди с генной аномалией нижних конечностей обитали лишь в одной звездной системе. Еще бы! Выходцы с планеты Ид занимали в едином рейтинге второе место по частоте суицидов, уступив лидерство лишь телепатам… Саид хихикнул. Ничего себе подобрался экипаж! Багриф вздохнет с облегчением, проводив катер.

До приемного створа габ-пирса рукой подать. Первый прыжок выведет катер в пустой сектор пространства, что удобно: можно зависнуть и отдохнуть. Будет почти тихо. Если вкатить снотворное пассажирке.

– У тебя есть предпочтения по маршруту? – на всякий случай спросил Саид.

Поморщился. В голове взорвали еще одну галактику. Ненормальная хотела падать в черную дыру или хотя бы неудачно портироваться… Лишь бы не возвращаться домой. Куда, как она полагает, ее теперь вернут.

Катер прыгнул. К горлу подкатился комок, глазное дно обожгло болью – как обычно. Это что, при живучести в десять единиц прыжок едва переносим без выхода в стазис. Кстати, живучесть идянки – или как надо называть пассажирку? – двадцать три единицы. Неплохо для природной расы. Хотя для нее прыжок – это три минуты выключенного сознания.

– Как тут замечательно тихо, – Саид и расслабился в кресле. – Гав, твое мнение. Кого будем звать в консультанты? Я телепат-недоросль, в переломах душ ничего не понимаю, сращивать не умею.

– М-рр, – посетовал Гав.

– Не могу же я быть вечной занозой пыров. Симка улетела и сейчас в прыжке. Мурвры, а их я знаю предостаточно, не поймут проблему. У них ослабленная психика – это нонсенс. Дрюккели не гуманоиды и нам не помогут… Гюль не упоминаем. Габ-система в закрытых примечаниях к правилам полагает суицид потенциально заразной болезнью психики, что не хорошо для нашей пассажирки. Империя… А кстати, тут недалеко. И мы с тобой раз сто приглашены Иглем в гости. Я знаю подтекст, но в нынешних обстоятельствах…

Саид тяжело вздохнул. Покосился на идянку, сознание которой медленно выходило из шока после прыжка. Он встречался с этой девушкой полгода назад, когда у нее были обычные для людей коленки. А в голове так плотно роились страхи и комплексы, что сквозь них мысли едва просматривались. Точно одно: он не бросал эту свою подругу – сама сгинула в первое же утро. Он вроде и не должен брать на себя ответственность и заботиться.

Вот только Симка вытащила Гюль из очень похожего состояния – когда незачем жить. Телепаты все без исключения хотя бы раз желают подойти как можно ближе к краю и сделать шаг в пустоту. Если он отпустит дуреху и отвернется, отвечать все равно придется. Стоя на краю и глядя в пропасть. Рядом не будет ни пыров, ни Симки. Ведь сам он не подставил плечо.

Отчего грядущее выглядело именно так, Саид не мог объяснить. Но нынешний выбор, он твердо верил, решал и его собственную жизнь. Пальцы дрогнули, привычно процеживая потоки данных – словно эти данные и правда осязаемы. Нужный контакт нашелся быстро.

– Спокойного полета. Дежурный по внешним контактам корпуса тэй, служба контроля сектора.

Ни объемного присутствия, ни даже плоской проекции с лицом не возникло. Дежурный предпочел оставаться лишь голосом. То есть, судя по всему, считал данные собеседника и следовал протоколу общения с посторонним телепатом высокого уровня.

– Сектора… что за новшество? Это личный канал Игля, – удивился Саид.

– Сектора мобилей. Вы правы, это не территориальное деление. Игль имперский мобиль, он временно недоступен, – мягко отказал собеседник. Помолчал и добавил, маскируя отказ: – Я могу передать послание.

Саид поморщился. Отказ считывается с интонации и без контакта с сознанием, если есть некоторый опыт. Сейчас слышен именно настороженный отказ. Значит, Игль опять превысил полномочия и попал под внутреннее дознание. Или занят чем-то секретным, для такого дела сун тэй может быть обезличен и замаскирован под представителя низших чинов корпуса. Так или иначе, быстрой помощи не получить. Сознание поднатужилось и выдало еще одно годное имя.

– Дело частное, не надо настороженно оценивать мой вызов. Мне нужна консультация по… межличностным отношениям. Игль сказал, что я могу обращаться, если возникнут вопросы. Они появились. Мне, пожалуй, мог бы помочь Альг. Эр тэй в вашей иерархии, если я верно помню. К сожалению, полное имя затрудняюсь указать. Я видел его цикл назад на планете системы Зу.

Дежурный молчал. Пауза затягивалась. Идянка вышла из шока после прыжка и начала сопеть носом и тихонько всхлипывать.

– На борту пассажир? – насторожился дежурный.

– Да, – Саид ощутил первый порыв раздражения. – У вас проблемы со зрением? Вы бесцеремонно мониторите катер, полагая, что я этого не замечу. Так зачем увеличивать глупость ситуации вопросами вслух?

– Система Ид не входит в состав империи. Она ведь из означенной системы?

– Ставлю вам отлично по космографии, – раздражение разрослось. – Может, проверим знание устава дежурной службы? Как долго вы можете держать опознанного и невраждебного гуманоида на линии, не предоставляя ему внятного отказа в общении? Если я верно помню, у вас в запасе пять тактов.

– Да, – выдавил дежурный и включил плоскую картинку со своей рожей, пятнистой от напряжения. Он, похоже, прочел в данных по собеседнику «потенциальный уровень доу, в настоящее время в развитии» и отчаянно паниковал. – Отказ будет… простите, вот уточнение. Альг Сэн Ортш, как мне дозволено сообщить, подал прошение о досрочном переходе в режим дожития. Он пребывает в системе Рай с индексом тридцать три – одиннадцать – семь. Такие данные для вас оставил сун тэй Игль на случай запроса в его отсутствие. Еще он оставил прямое распоряжение передать вам данные личного канала связи с означенным Альгом Сэн Ортшем. Спасибо за ожидание. Хорошего дня.


Дежурный отключился. Саид посопел громко, помогая себе услышать себя же – и успокоиться. Так советовал Игль, категорический противник вспышек неконтролируемого гнева.

– Если в падении тебе слегка отшибло память, хочу уточнить, я Саид, – сообщил вслух Саид, не глядя на пассажирку. – Добро пожаловать на борт моего катера. Ситуация сложилась так, что сейчас и впредь до… до урегулирования проблем я отвечаю за тебя. Симка отвечала за мою сестру. Симка велела поговорить с тобой. Я не поговорил и виноват. Так что два раза отвечаю и все такое. – Он вслушался в пустоту сознания, исчерпанного отчаянием. – Яхгль. Интересное имя. Я правильно выговариваю? Вроде возражений нет. Есть хочешь? Понятно. Пить? Понятно. Тогда отдыхай. Это Гав, очень вежливый морф. Он тоже здоровается с тобой. Сейчас мы направляемся к системе Рай с каким-то сложным номером. Я надеюсь, нас выслушают и не станут поучать, объявлять больными или ограничивать в принятии решений. Я напрочь не знаю, как мне отвечать за тебя. Я этого не умею. Ты тоже не умеешь, кажется.

Идянка молчала отчаянно, закусив губу и моргая мокрыми слипшимися ресницами. Она все время смотрела на свои неправильные колени, и с каждым мгновением ей делалось хуже. Гав подвинулся к новой знакомой, встряхнулся – и пледом укутал ее ноги. Когда колени скрылись, девушка чуть расслабилась. И стала молчать спокойнее. Хотя бы позволяя себе дышать относительно ровно.

– Нет, все не так, – буркнул Саид. – Я не читаю мысли, как книгу. Теперь я вспомнил, ты и прошлый раз думала, что как книгу. Хорошо бы! Книгу можно отложить. Забыть. Потерять. Мне повезло меньше. Это не текст. Это совсем иное, если тебе интересно. Я смотрю на… сознание. Оно живое и все время меняется. Голова кружится от вечного шевеления и мерцания. Как будто у каждого, особенно кто рядом, бессчетное число лиц. Я гляжу – вот парадное лицо, так он хочет выглядеть. А так боится. А так ему кажется, что его видят завистники. Все лица содержат обрывки… нет, грани. Хотя у кого как. Но ладно, части целого. Или разрозненного. Ты думаешь, я читаю мысли? Хорошо бы. Я бесконечно наблюдаю кошмар мелькания разрозненных клоков, обрывков и граней. Я понятия не имею, какая доля того, что я вижу, сейчас внятна самому человеку. И что именно он внятно думает из того всего, что мне доступно. Или недоступно. Еще страшнее, когда вокруг негуманоиды. Говорят, великий Огга из расы дрюккелей смог достичь полного развития доу. Он перешел в новое качество и умеет читать разные расы, не теряя себя. Не сходя с ума. Не приобретая дичайшую головную боль. И еще сто тысяч «не».

Саид говорил и говорил, хотя вовсе не желал произносить подобного вслух. Но, стоило ему хотя бы на миг смолкнуть, как тишина делалась удушающей, наливалась чернотой… Идянка не переносила молчание. Саид подозревал, что паника в компактной рубке – это слишком. Да и рассудку резонировать с новым взрывом чужой боли ничуть не полезно. Прежние опустошили до донышка. Еще немного тьмы, еще несколько капель – и беда сомкнется, утопит.

– Так, нам дали добро на посадку, – нарочито бодро продолжил Саид, откашлявшись. – Тебе оформили допуск для временного пребывания в империи. Ограниченный с оговорками, в целом же гостевой, тип актив. В империи все делится на актив и пассив. Мне как-то до сих пор это не было интересно. Пассивом вроде бы числят обитателей планет, замкнутых в локальных проблемах или локальной же беспроблемности. Занятно, правда? – Он снова откашлялся. Тяжело вздохнул. – В жизни ни разу я не трепался так долго без остановок. Я не умею постоянно говорить. Тем более в пустоту. Ты могла бы хоть хмыкать или фыркать. Или молча злиться. Или не молча, но это было бы слишком хорошо… ладно, пока не получается.

– Мр-ряу!

– Спасибо за поддержку, Гав, – улыбнулся Саид.

Пауза затянулась. Катер тем временем удалось подготовить к новому прыжку, проверив и подтвердив курс. Идянка молчала и держалась. Вроде бы реагировала на Гава – серый в светлых пятнах кот терся об ее руку и мурлыкал. Она моргала, пробовала шевельнуть пальцами и погладить мех. Уже что-то.

Пользуясь передышкой, Саид просмотрел данные по планете назначения.

Рай со сложным номером был в точности таков, как мечталось Симе: море, пальмы, сосны и пикантные мини-облака. Они не обещают гроз и штормов. Просто висят на краю горизонта, дополняя совершенство коктейля впечатлений. И так – каждый день.

Нумерованный рай входил в систему имперского актив-дожития. Есть, оказывается, и такая… кто бы знал! Саид столкнулся с термином впервые и полюбопытствовал. Оказалось, что каждый обладатель статуса «актив», то есть участник большой галактической жизни, не замкнутый в рамках одного сытого и тихого мирка – так вот, каждый такой житель империи условно делит взрослость на фрагменты по сорок циклов. В рамках фрагмента он обладает правом на отдых. Симка бы, – подумал Саид, – назвала это пенсией. Смешно! По-настоящему старый имперец имеет опыт двух, а то и трех, дожитий. Каждое позволяет ему спастись от выгорания на работе, сменить поприще или просто не сломаться, если обстоятельства надавили в полную силу…

Вот бы понять, Альг сейчас, – додумал Саид с растущим интересом, – отдыхает или лечит нервный срыв? Вроде он попал в заварушку. Некто с его внешностью и документами предавал империю и тэй корпус, пока сам Альг находился в отключке. Самозванца успели поймать и осудить, покрыв позором имя подлинного эр тэя. Позже выяснилось, что лже-Альг и не предавал, и не изменял… почти. Но, как сказала бы та же Сима, осадок остался.

Катер вышел из прыжка. Саид подтвердил новые данные и покосился на пассажирку. Молчит. В ее голове пусто, как в Зу-габе после большой распродажи. Гладит морфа. Гав теплый – это пока все, что она способна сознавать. Видеть ничего не видит. Перед глазами у нее до сих пор цветник возле входа в цитадель медиков Багрифа. Цветник от небесных садов кажется ярким пятнышком. Во время падения он растет, растет… захватывает весь мир. Кажется, что еще миг – и страх разобьется в лепешку. Тогда станет легче.

– Нет, не станет, – вздохнул Саид. – Я знаю. Сестра… Хотя Гюль мне не сестра, мы с ней клоны, полное подобие при минимальных доработках. Гюль хотела упасть. Я считал ее память. Есть страх смерти и страх жизни. То и другое одинаково мерзко. Сколько себя ни сбрасывай с обрыва, страх не лопнет. Гулька устояла на краю, потому что вцепилась в сознание Симы. Там нет страха. Только жизнь. Головокружительно и роскошно – ты умираешь, раздавленная, а она рядом и вообще не верит в страх. Ее мир цветной и уютный. С ней Гав – рыжий счастливый морф. А со мной – сама видишь… серый. Потерпи, скоро будем на месте. Альг очень взрослый и умный. Может, он поможет нам разобраться. Мне стыдно донимать Симку очередным срывом.

Катер прыгнул, и идянка впала в бессознание. Саид перетерпел укол головной боли и покосился на морфа, по-прежнему изображающего плед.

– Мало мне Гулькиных наездов, еще и эту снабжай шмотками, – буркнул телепат. – Гав, как думаешь, мы крепко влипли? Не гуди, я сам вижу, что отступать поздно. А что было делать? Ты ведь не скажешь «ничего»? Вот именно. Хотя мог бы отговорить меня, ты взрослый, рассудительный морф. Из нас двоих только у тебя и есть жизненный опыт. Ты мог меня хотя бы экранировать.

Гав, как всегда при развитии темы о шапке-глушилке, отвернулся и сделал вид, что не слушает.

Фрагмент шифрованного дневника. Запись 49

Рассматривая осредненно расу на этапе монопланетной культуры, в центр композиции я ставлю фактор ограниченности в ресурсах. Почти любой «штамм» генома людей под давлением указанного обстоятельства демонстрировал сходные поведенческие и ценностные характеристики.

Люди эффективно конкурировали и придерживались иерархией, где в базисе жизнедеятельность, выше личная безопасность, и далее по нарастающей к современным нам самореализации и творчеству.

Устранение дефицита пространства и энергии привело к расшатыванию и в дальнейшем крушению иерархии. Каждый современный житель природных планетарных сред практически неограниченно снабжается необходимым и даже излишним. Так называемый имперский «пассив» может позволить себе творчество, самоизоляцию или же растительное бытие на благоустроенных планетах, не включаясь в общую работу и не прилагая усилий к борьбе за комфорт, доминантность.

Подобная ситуация исключает такие мотивы развития, как страх голода или угроза безопасности. Притупляет азарт, делает бессмысленной карьеру как путь к благам и ресурсам. Конечно, остается власть. Но, оторванная от базиса ценностной иерархии, власть эфемерна. «Пассив» не готов прилагать усилия, либо «по пути» в «актив» он находит личное, искаженное видение ценностей.

Примечание. Отдельного внимания, возможно, заслуживает изучение так называемого феномена вторичной (возбуждаемой наставником) персональной эволюции, создающей при должном усердии и некоторых задатках из любого человека вторичной развертки телепата, эмпата, прогноста или телекинетика – тип дара как раз задается предрасположенностью, а сила его скорее определяется уровнем «мощности» личности. Помимо развития дара, внешнее возбуждение существенно меняет человека, разрушая его до перехода в пассив или же оттягивая видение ценностей к кэф-философии. Именно изменения личности делают на первом этапе проработку этого типа влияний малоинтересной.

Сказанное позволяет резюмировать: истинные люди, основной объект моего интереса, в процессе социальной эволюции достигли стадии ветвления «цивилизационного древа». Такая теория объясняет дифференциацию ценностей и мотивов. Мы наблюдаем миры и звездные скопления, узко специализированные на обучении, искусстве, науке. Оборона, защита прав на открытия или адекватная компенсация усилий становятся вторичны, если вообще учитываются в указанных социумах. Одновременно крепнут прежде тупиковые альтруистические мотивы, приводящие к жертвенности и саморазрушению. Тут я снова вижу влияние кэфов с их философией «экосистемы разума», когда максимальное разнообразие признается большей ценностью, чем личный успех одной из рас или цивилизационных моделей.