2. Фигли-мигли
Когда вошла секретарша, Николас Фандорин, владелец консалтинговой компании «Страна советов», стоял у окна и, страдая, прислушивался к фортепьянным аккордам, просачивавшимся сквозь шум улицы. Ничего отвратительного в музыке не было – стандартный вальс Грибоедова, исполняемый очень гладко и старательно, но Фандорина дальние звуки пианино явно мучили. Он то вздыхал, то морщился. Когда же милейшая мелодия, на миг оборвавшись, зазвучала вновь, гораздо громче и насыщенней, так что сразу почувствовалось – за дело взялся мастер, Ника совсем сник. На то имелись свои причины, однако о них чуть позже.
Итак, в кабинет вплыла Валя, улыбнулась своими раздутыми от коллагена губищами и объявила:
– Николай Александрович, к вам посетитель. О цели визита умалчивает, хочет сообщить лично.
В последнее время Валя работала над сменой имиджа: старалась изъясняться цивилизованно и вести себя, как леди, но давалось ей это непросто – то и дело сбивалась.
– Только, по-моему, фигли-мигли, – добавила она, что на ее жаргоне означало «пустая трата времени», и наморщила точеный носик (две операции, тридцать тысяч долларов). – Обычный ширяла. Я бы его турнула в шею, но он, похоже, вам что-то притащил. Впарить хочет. То есть, предложить на продажу, – поправилась Валя и изящным жестом потрогала прическу.
– Кто это – «ширяла»? – мрачно спросил Ника, подходя к столу.
– Наркоман. Шляется всякая шушера, а клиентов настоящих нет.
Что правда, то правда. Летом фирма «Страна советов» по большей части простаивала без работы. То есть в целом, если сравнивать с прошлым, дела шли не так уж плохо. «Сарафанное радио», самый медленный, но зато самый надежный вид рекламы, наконец заработало, и клиентура потихоньку расширялась. Настоящего дела, правда, давно не подворачивалось. Большинство тех, кто алкал совета, приходили к Николасу, или Николаю Александровичу, или Нике (это уж в зависимости от короткости отношений), просто чтоб как следует выговориться, рассказать понимающему человеку о своем сложном внутреннем мире и душевных проблемах. В Америке с подобной целью посещают сеансы психоанализа, но в России это высокорентабельное детище фрейдизма не прижилось и не приживется – во всяком случае, до тех пор, пока не избавится от обидного компонента «психо».
У Николаса такие посетители не лежали на кушетке, а сидели в обычном кресле, потому что не психи какие-нибудь, а совершенно здоровые люди, просто с тонкой нервной организацией. Болтали час или два, получали свою порцию советов и уходили в задумчивости. Работа с клиентами этого сорта нелегкая, будто из тебя всю кровь высасывают, но зато довольно денежная. Однако летом энергетические вампиры разъезжались по Биаррицам-Сардиниям латать нервы, продувать чакры и восстанавливать прану. Мастер добрых советов маялся бездельем и томился. А тут еще это фортепьяно…
Кушетка психоаналитика
Валя навострила уши – слух у нее был отличный.
Ядовито спросила:
– По клавишам бренчат? А я вам тысячу раз говорила: не понимает МэМэ своего счастья. Такой мужчина ей достался, а она… Только мучает вас. – Секретарша вздохнула, обвела шефа лучистым взглядом – сверху вниз и опять вверх. – Эх, я бы вас на руках носила. Одевала, как куколку.
Про ВалюС тех пор, как Валя Глен окончательно определился с выбором гендера и хирургическим образом поменял пол на женский, он, то есть теперь уже «она» совсем обнаглела и вела осаду начальника в открытую. По-хорошему, давно следовало ее уволить, но кто еще станет работать за такую зарплату? Да и в настоящих делах, когда они подворачивались, другой такой помощницы было не сыскать.
Современная медицина движется вперед семимильными шагами. Особенно необязательная, существующая не для спасения жизни и здоровья, а для удовлетворения причуд и прихотей. Глядя на Никину секретаршу, никто бы не поверил, что еще пару лет назад она была молодым мужчиной и звалась Валентином. Лицо, фигура, голос, жесты – изменилось всё. Разве что размер ноги остался прежним, но у нынешних барышень сорок второй не такая уж редкость.
Новоиспеченная Валя законным образом поменяла паспорт и незаконным – свидетельство о рождении, в остальных документах, где пол не указывают, вроде диплома или водительских прав, просто приписала после имени букву «а» и подчистила отчество. Все свои старые фотографии уничтожила. Гардероб сменила. Машину перекрасила из стального цвета в розовый.
Так в прекрасной половине человечества произошло незапланированное природой пополнение.
– У человека должен быть фридом оф чойс, и я выбрала тот гендер, который лучше, – объяснила она работодателю, выйдя на работу после своего второго рождения.
– В смысле женский? – кивнул Ника.
– Нет, мужской. Имеешь ведь дело не со своим полом, а с противоположным.
Тут Фандорин, выражаясь по-валиному, перестал догонять и затормозил.
– Погоди, разве мужской пол лучше женского?
– Бьен сюр. Мужики такие клевые! С бойфрендом можно и футбол по телеку смотреть, и на байке гонять. Не то что с бабой. И вообще, вы не представляете, какие мы, бабы, гадкие.
Еще помощница объявила, что пошла на такую жертву ради него, Ники. Чтобы он не чувствовал себя извращенцем, когда наконец поймет: они созданы друг для друга.
Это, впрочем, не помешало Вале почти сразу же после своего второго рождения выскочить замуж. Причин было две. Айнс: она всю жизнь мечтала пройтись по Александровскому саду в белой фате. Цвай: Мамона (так Валя называла свою мать-банкиршу) сняла бывшего сына с дотации – мол, дочерей у нее нет и не будет. А жить на что-то надо. Не на Никину же гребаную зарплату?
Так что брак был коммерческий, по расчету. Во всяком случае, со стороны невесты. Жених-то, владелец империи платных туалетов Макс Зюзин, втрескался в чудо пластической хирургии не на шутку. Свадьбу сыграли не хуже людей – пышную, во дворце екатерининских времен. Фоторепортажи с гламурного празднества появились во всех глянцевых журналах, причем Валю именовали «русалкой», «царевной Лебедь» и «загадочной незнакомкой».
Семейная жизнь, правда, не сложилась.
Когда выяснилось, по какой причине у молодой не может быть детей, с суженым приключилась истерика. Он даже хотел убить Валю на месте, голыми руками, но убить Валю голыми руками довольно трудно, во всяком случае без помощи телохранителей, а звать телохранителей Макс не решился – побоялся огласки. В результате, кроме морального ущерба, понес еще и физический, в виде синяков и выбитого зуба.
Развелись, впрочем, цивилизованно, без азиатчины. Туалетный император был человек хоть и эмоциональный, но не дурак. Еще одна волна публикаций в прессе ему была ни к чему.
От недолгого замужества у Вали остались приличные алименты и мужнина фамилия – надоело раз за разом документы переделывать.
В общей сложности Фандорин прожил без секретарши неполный месяц, а потом всё вернулось на круги своя.
– Отстань, – буркнул Ника. – И не смей называть мою Алтын «МэМэ», сколько раз повторять.
Эта дурацкая аббревиатура означала «мадам Мамаева».
– Да? – обиделась Валя. – А ей меня можно «трансформером» обзывать? Сама, между прочим, при живом муже вон как хвостом крутит.
– Всё, баста! – Фандорин стукнул по столу. – Зови посетителя!
Пока Вали не было, он быстро подошел к окну, прислушался.
Тихо. Вальс больше не звучал.
От этого на душе у магистра истории сделалось еще паршивей. Чем это они там занимаются?
– Здрасьте, – послышался развязный молодой голос.
Ника оглянулся.
К нему, протягивая ладонь, шел высокий парень со стопкой бумаг под мышкой. Он показался Фандорину симпатичным: высокий, стройный, с красивыми темными глазами. Одет, правда, странно – несмотря на жару, в тяжелых ботинках и рубашке с длинными рукавами. Зато улыбка хорошая. Сразу видно, что у человека чудесное настроение. Совсем не похож на наркомана.
Ника посмотрел на оставшуюся в дверях секретаршу с укоризной.
– Я слышал, вы бумажки старые покупаете, – сказал посетитель, не представившись. – Глянете?
Предложив молодому человеку сесть, Ника взял стопку и первым делом понюхал ее, была у него такая привычка.
Листки пахли как надо – настоящей стариной, навсегда ушедшим временем. От этого аромата, вкуснее которого нет ничего на свете, у магистра всегда кружилась голова. Он громко чихнул, извинился, чихнул еще раз.
Однако, перелистнув страницы, увидел, что рукопись не особенно старая. Судя по фактуре бумаги, цвету чернил и нажиму, вторая половина 19 века. Перо уже стальное, но по тому, как поставлен почерк, видно, что писавший обучался грамоте еще в николаевские времена, гусиным пером и почти наверняка в казенном учреждении. При домашнем воспитании почерк был бы мягче и небрежнее, а тут почти каллиграфия. Опять же исключительная ровность строк. Но не писарь и не переписчик – вон сколько помарок и исправлений. Э, да тут и рисунки на полях. Готическое окно, рожицы какие-то. Нарисовано так себе, по-дилетантски.
Заметив крупное «ГЛАВА I», Фандорин немножко расстроился: кажется, какой-то трактат или художественное сочинение. Полистал.
Почерк, хоть и красивый, читался не так просто. Прищурившись, Ника разобрал первую попавшуюся на глаза строчку: «…святителя Порфирiя, памятнаго темъ, что избавилъ первохристiанъ Святой Земли от притесненiя язычниковъ». Похоже, что-то душеспасительное. В те времена многие баловались подобной писаниной. Провалялась эта графомания в каком-нибудь забытом сундуке полтора столетия, да еще во что-нибудь заботливо завернутая, иначе запах времени так не сохранился бы…
– Обороты чистые – это замечательно, – сказал он вслух. – У меня есть знакомый художник, рисует пером на старинной бумаге. Если текст не представляет интереса, подарю ему.
– Мне-то сколько отбашляете? – шмыгнул носом симпатичный юноша и через рубашку почесал сгиб локтя.
– Сохранность бумаги приличная. Могу дать по 30 рублей за страницу. Сколько здесь?
На вид в стопке было страниц двадцать – двадцать пять.
– Меньше, чем за тыщу, не отдам, – твердо заявил посетитель.
Валя хмыкнула:
– Ну ясное дело. – И прибавила непонятное. – Герою на один подвиг.
Однако парень загадочную фразу, кажется, понял. Обернулся и бросил:
– Не твое дело, цыпа.
Ника, пересчитывавший страницы, открыл было рот, чтобы поставить молодого нахала на место, да так с открытым ртом и остался.
Последний лист был почти чистым, никакого текста – лишь крупно выписанное заглавие:
ТЕОРIЙКАПетербургская повѣстьСочиненiе Ѳ. Достоевскаго
Почему заглавие оказалось сзади? – вот первое, что подумалось Нике. И тут же кинуло в жар, затряслись руки.
Не может быть! Неужели рукопись Достоевского? То-то рисунки показались смутно знакомыми! Судя по помаркам, это не список, а черновик. Что же тогда получается? Это рука классика?!
Но черновик чего? «Теорийка»? Такого сочинения у Достоевского Ника что-то не припоминал. Хотя, конечно, он не специалист. Может быть, какой-нибудь набросок, не осуществленный замысел?
Дома в шкафу стоит академический 30-томник, полное собрание сочинений. Там эта «Теорийка» наверняка есть. Надо найти, принести сюда и сверить текст.
– Вы вот что, – севшим голосом сказал Фандорин. – Вы подождите тут. Кажется, это… Нет, я должен проверить. Скоро вернусь. Вы только не уходите.
Кажется, юноше его реакция показалась подозрительной. Посетитель быстро взял со стола рукопись и прижал к груди.
– Спокуха, – сказал он, сдвинув брови. – Я передумал. За тыщу не отдам. Рулета еще никто не кидал.
– Кого?
– Это я – Рулет, – назвался молодой человек – очевидно, фамилией или прозвищем.
– А я Николай Александрович, очень приятно. Послушайте, я не собираюсь вас обманывать, – волнуясь, стал объяснять Ника. – Просто нужно удостовериться… Если это то, что я думаю, то это… это будет..! Вы посидите пока тут. Я скоро.
Проходя мимо Вали, на всякий случай шепнул:
– Не выпускать. Ни под каким видом.
Та кивнула и загородила своим силиконовым бюстом дверной проем. Теперь сдвинуть с места ее можно было только бульдозером.
Путь был не дальний – квартира находилась совсем рядом, в соседнем подъезде.
Две минуты ушло на то, чтобы спуститься во двор, пройти десять метров и снова подняться. И еще минут пять Ника стоял перед дверью собственного жилища, решая сложную проблему: позвонить или открыть ключом?
Всё это время изнутри лились печальные звуки грибоедовского вальса – то по-ученически робкие, то мастеровито-уверенные.
Алтын Мамаева, жена Николаса А. Фандорина, бывшего подданного ее величества и баронета, а ныне гражданина Российской Федерации, занималась музыкой с преподавателем. И не просто с преподавателем, а с самим Ростиславом Беккером, лауреатом всевозможных конкурсов, гордостью отечественной культуры.
Смотрите, что получается.
Первое. Красивый, знаменитый и богатый гений 5 (пять) дней в неделю таскается на Солянку, чтобы тратить свое баснословно драгоценное время на дилетантку, едва помнящую ноты.
Второе. Деловая женщина, шеф-редактор преуспевающего журнала, извечная трудоголичка, возвращающаяся с работы не раньше девяти вечера, каждый день находит полтора часа, чтобы заезжать домой на урок. Ни одного не пропустила. А время занятий, между прочим, такое, когда дома ни мужа, ни детей.
Третье. Алтын всегда говорила, что музыкальная школа, все эти Гедике и Майкопары – одно из худших воспоминаний ее детства.
Четвертое. Куплен за 5000 (пять тысяч!) долларов рояль «гербштадт».
Пятое. К тридцати пяти, войдя в самый лучший женский возраст, Алтын так сногсшибательно, так мучительно похорошела, что чертов Ростислав был бы просто идиот, если б не предложил такой ученице свои лучезарные уроки.
Вот к чему привело лестное знакомство со знаменитостью на журнальной презентации (будь она проклята). Алтын воспылала внезапной любовью к гармонии, лауреат увлекся преподаванием, а мелкий предприниматель сомнительного профиля Н.А. Фандорин лишился покоя.
Ладно, ничего особенного, сказал себе Ника, не накручивай себя. Обычные уроки музыки.
Но все-таки как войти? Если без звонка – получится, как будто подкрался. Но звонить к себе домой будет совсем странно. Или сказать, что забыл ключ?
В результате открыл дверь сам, но долго лязгал в замочной скважине и в прихожей нарочно произвел побольше шума.
На столике в коридоре лежали рядышком крошечный портфельчик звезды и большущий ридикюль Алтын. Известно, что статные мужчины любят маленькие сумки, а миниатюрные женщины – большие, но бедный Ника и в этом невинном зрелище усмотрел новый повод для самотерзаний.
Портфельчик был страусиной кожи и, наверное, стоил таких денег, какие «Страна советов» не зарабатывала и за месяц.
Во сколько обошелся змеиный ридикюль, страдалец понятия не имел, потому что не мог покупать супруге такие дорогие вещи – Алтын одаряла себя ими сама.
Увы, ПБОЮЛ (предприниматель без образования юридического лица) Фандорин был существенно беднее своей жены, и несравнимо беднее собственной секретарши. О чем обе ему постоянно напоминали, причем (что хуже всего) не коря, а материально поддерживая. Алтын, та покупала дорогие пиджаки и рубашки, да еще бессовестно врала про какие-то неслыханные распродажи по 499 рублей. Валя же взяла моду по всем мыслимым и немыслимым поводам делать шефу дорогие подарки. Зная его как облупленного, выбирала вещи, от которых Ника был не в силах отказаться. То преподнесет на 23 февраля чиновничью парадную шпагу с выгравированным инициалом «Ф» (вдруг принадлежала дедушке Эрасту Петровичу?!), то на 1 мая (ничего себе праздничек) добудет два билета на концерт рок-группы «Спаркс», которую Ника обожает со студенческих лет. А недавно, в День независимости, презентовала фальшивый испанский дублон 16 века. Официальное название монеты «экселенте», «дублоном» ее прозвали за дубль-портрет соправителей, Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. На реверсе слез тонкий слой позолоты и видно залитый внутрь свинец. Фантастическая вещица! Музейный экспонат, наверняка кучу денег стоит, но дело не в этом. Было в фальшивом дублоне что-то особенное. Когда требовалось сосредоточиться, Ника доставал монету из бумажника, вертел в пальцах, гладил неровную поверхность, и почти всегда помогало: проскакивала какая-то искорка, мысль поворачивала в правильном направлении, и решение приходило будто само собой. Есть такие энергозаряжающие артефакты, это давно известно. Они бывают универсального действия, а бывают и сугубо индивидуального. Несколько лет назад, проведя долгое, обстоятельное исследование, Ника установил, что старые нефритовые четки, доставшиеся ему по наследству, некогда принадлежали Эрасту Петровичу и служили гениальному сыщику для внерациональной концентрации мыслительной энергии. Нике дедовы бусы пользы не принесли – обычные зеленые камешки, ничего особенного. Зато поддельный дублон пришелся кстати.
Дублон испанский
Вот и сейчас, готовясь к встрече с женой и ее учителем, он вертел в кармане фальшивое золото. Как себя вести? Что сказать?
Напомни ей про детей, ведь она мать, пришла в голову спасительная идея. Сразу и подходящее выражение лица образовалось: мягкое, но слегка встревоженное.
– Здрасьте, – вежливо, но немножко рассеянно (то есть именно так, как следовало) пожал он руку лауреату, который в ответ улыбнулся двусмысленной кошачьей улыбкой.
А жене Ника сказал:
– Я на минутку, надо кое-что посмотреть. – И вполголоса прибавил. – Слушай, нам нужно найти время – поговорить про Гелю. С ней что-то происходит. Может быть, вечером?
Пианист деликатно отвернулся, а лицо Алтын, раскрасневшееся (будем надеяться, только от музыки) и ужасно красивое, виновато дрогнуло – стрела попала в цель.
– Ты же знаешь, у меня в одиннадцать ночной тест-драйв.
Последние два года она возглавляла журнал «Хайхилз», еженедельник для женщин-автолюбительниц: минимум технических подробностей, максимум элегантности и практичности. Поработав сначала в политическом издании, потом в эротическом, Алтын нашла наконец занятие по душе. Никакой грязи, сплошь положительные эмоции плюс каждый месяц на обкатку новое авто, одно шикарней другого. О чем еще может мечтать современная деловая женщина?
– Да-да, конечно, я забыл, – с иезуитской кротостью кивнул Ника. Мол, ясное дело, музицирование важней родной дочери. – Ну, не буду мешать… Вы занимайтесь.
И пошел в комнату, к книжным полкам.
Посмотрел на свое отражение в стекле, поморщился. Ну что, Фома Опискин, добился своего, испортил жене удовольствие? А если она просто хочет научиться хорошо играть на фортепиано? Вдруг взяла и в тридцать пять лет впервые открыла для себя волшебный мир музыки?
Ведя пальцем по сводному алфавитному указателю произведений, включенных в ПСС Достоевского, он еще некоторое время поугрызался, потом взял себя в руки. Посмотрел снова, уже сосредоточившись.
Особенно изучать было нечего. На букву «Т» в указателе имелась одна-единственная позиция:
«Тайный совет., кн<язь> Д. Обол<енски>й» (1875; неосущ. замысел), XVII, 14, 250,443».
И всё, никакой «Теорийки».
Неужели…?!
Стоп, стоп, – осадил себя Ника. Не будем торопиться. Нужно просмотреть рукопись повнимательней. Скорее всего это черновик какой-нибудь работы, которая впоследствии получила другое название.
Тем не менее в офис он ворвался запыхавшись – ни одним, ни другим лифтом не воспользовался, терпения не хватило.
– Не ушел?
– Пробовал, – хладнокровно ответила Валя, поправлявшая у окна макияж. – Причем с применением насилия. Боксер долбаный. Пардон, я хотела сказать: «жалкий боксеришка». Одними руками много не намахаешь. Тэквондо покруче будет.
– Ты что, его побила? – горестно воскликнул Николас. – Ах, Валя, Валя, ну что мне с тобой делать!
Он заглянул в кабинет и увидел, что владелец уникальной рукописи сидит на корточках, держась обеими руками за промежность. Рукопись он прижимал к груди подбородком. Лицо у парня было бледное и злое.
– Моё, не отдам! – просипел он. – Суки!
– Никто не покушается на вашу собственность, – поспешил заверить его Фандорин. – Ради Бога, простите мою секретаршу. Это я виноват. Она поняла мою просьбу – не отпускать вас – слишком буквально. Но вы ведь, кажется, первый попытались ее ударить? Вот, выпейте воды и успокойтесь…
Он взял молодого человека за локоть, усадил в кресло.
– Если ваша рукопись – то, что я думаю, она поистине бесценна. Это национальное, нет, всемирное достояние! Но чтобы убедиться, я должен ее прочесть. Вы позволите?
– Хрена! – рявкнул Рулон, то есть Рулет, да-да, Рулет. – Гони тыщу, тогда дам. Только при мне.
– Да что у вас всё «тыща» да «тыща», – расстроился Ника. – Говорю вам: возможно, это культурное событие мирового значения! В самом деле, вам нужно выпить воды.
– Не надо мне воды! Где у вас тут сортир?
– За дверью, налево. Может быть, вы пока позволите мне взглянуть?..
Фандорин протянул руку за рукописью, наткнулся на красноречивый злобный взгляд и со вздохом вынул тысячерублевую бумажку. Лишь тогда Рулет сунул ему страницы.
– Только почитать. Вернусь – отдашь, – предупредил невоспитанный молодой человек и быстро вышел.
– Видишь, как ты его оскорбила, – посетовал Фандорин выглядывавшей из-за двери секретарше. – А вначале был такой славный.
Валя презрительно наморщила носик.
– Ничего, сейчас повеселеет.
– Почему ты так думаешь? – спросил Ника, разглаживая слегка примятый первый листок.
– Совершит подвиг – в смысле, подвинется в вену, и сразу станет сахарный.
Но Фандорин этих слов уже не слышал, он читал. Сначала разбирать почерк было трудновато, но довольно скоро глаза привыкли, и дело пошло быстрей.