4
Заниматься общением с пассажирами – очень хлопотное дело. Японские туристы жаждали узнать, в каких отсеках судна разрешена фотосъемка, а где – нет. Жизнелюбивым пенсионерам было срочно нужно выяснить водоизмещение «Титаника» и как оно соотносится с водоизмещением «Контессы Анны», когда начнется качка, увидим ли мы айсберги и когда будет экскурсия на могилу композитора Грига – и все в таком духе, не считая разнообразных жалоб. К вечеру язык у меня заплетался, а во сне я видела круговерть из розовощеких, улыбающихся лиц. На сторонние переживания сил просто не оставалось. Подозреваю, самые любознательные и капризные люди со всего света приобрели туры на этот богоспасаемый лайнер.
Но когда мадам Дюваль вошла в мой офис, я сразу поняла, что это ОНА.
Автор любовных романов обязана выглядеть именно так! Дама без лишнего веса и лишнего возраста – их стерла рука пластического хирурга. Волосы цвета воронова крыла острижены в стиле фам-фаталь, тонкие брови прорисованы слишком высоко и ярко, облегающее темно-зеленое платье служило фоном для украшений, разумеется, фальшивых (пассажиры благоразумно сдают настоящие в специальный сейф, едва судно отшвартуется, и забирают их в самом конце плавания). Остро заточенные ногти впивались в клатч из змеиной кожи. Для полноты образа недоставало мундштука с дымящейся сигаретой, но курить на лайнере разрешается исключительно в отведенных местах.
За свою жизнь я видела множество мастеров перфоманса, фриков, фанатов сериала «Династия» и просто людей, лишенных хорошего вкуса. Но мадам Дюваль была совершенно другой. Однажды она преобразилась в собственного персонажа и осталась жить в этом счастливом состоянии. Возможно, такова цена славы?
– Подскажите, как заказать дополнительное обслуживание для вечеринки, – отчеканила она на правильном университетском английском, артикулируя каждый звук.
– Вы хотели бы пригласить дополнительных официантов? Или дворецкого из службы консьержей?
– Нет. Скорее горничных. Потребуется расстелить несколько… покрывал. Кое-что расставить. Потом аккуратно убрать.
– Сейчас приглашу главного стюарда. Мы все поклонники вашего таланта, мадам Дюваль… – Я быстро пододвинула томик, лежавший на столе. – Подпишите, пожалуйста.
Мадам милостиво улыбнулась, вытащила из сумочки «Вотерман» с золотым пером, чуть прищурившись, посмотрела на мой бейдж, уточнила:
– Для Лени?
– Для Эйрин, если можно. Для моей… сестры, старшей, – импровизирую на ходу.
– Ясно. Если будете читать мои романы, Лени, начните с «Плохой сестренки». Ее тираж уступает «Саре»[8], но это моя лучшая книга. Единственная в своем роде.
Я вызвала Андреса и предоставила знаменитость его заботам. Он улыбался мне, но глаза его сохранили профессиональное бесстрастное выражение. Холодные, как две зеленые льдинки. Я тоже улыбалась ему одними губами, вместе мы улыбнулись мадам. Улыбаться гостям – наша работа. Не знаю, что он чувствовал на самом деле, и убеждаю себя, что мне – без разницы.
Есть какая-то патриархальная добротность в книгах, изданных на бумаге. Они вызывают доверие своей тяжестью, теплом, запахом. Даже самая дрянная книжка, взятая в библиотеке, хранит на страницах множество историй – загнутые уголки, следы пальцев, пятнышки, заметки, закладки и прочую память о своих многочисленных читателях. Поэтому под вечер я решила навестить девушку Аниту, которая изнывает от тоски в библиотеке, далеко не самом популярном месте на судне. После интригующих слов мадам Дюваль мне захотелось прочитать «Плохую сестренку».
По дороге я строго отчитала двух стюардов, устроивших перекур в моей «зоне ответственности» – на шлюпочной палубе. Пригрозила парням, что обязательно сообщу их начальству и службе безопасности – обоих как ветром сдуло. Меня считают строгим «офицером» – на судне принято называть всех старших менеджеров «офицерами», – потому что я всегда отчитываю младший персонал, если застукаю без дела, еще и в неположенных местах. Хотя начальству я никогда не пишу кляуз на нарушителей – это было бы слишком.
Все многочисленные романы мадам Дюваль выходили в одном издательстве, в очень похожем оформлении, отличались только заголовками. Я добросовестно пыталась вспомнить название книги, которую читал Андрес, и возвращалась к мысли, что это была именно «Плохая сестренка». Но, к моему разочарованию, девчонки успели расхватать все романы знаменитой пассажирки, наличествовавшие в библиотеке.
Пришлось воспользоваться принципами свободного доступа к информации и скачать копию с пиратского торента в сети. На экране любая книга утрачивает половину своего очарования, но все равно, история плохой сестрички с первых страниц показалась мне намного увлекательнее, чем «Чертог ночных соблазнов», как будто эти книги писали два совершенно разных человека.
…О своих буднях рассказывала проститутка, готовая удовлетворить самые неожиданные фантазии клиентов, жаждущих испытать боль. Как можно больше боли! Столько, что маркиз де Сад подавился бы шпанской мушкой[9] от зависти. Все свободное время и заработок эта дама по прозвищу Мистрис тратила на мучительные воспоминания и поиски сестры-близнеца, с которой разлучилась в детстве.
Дело происходило в золотых двадцатых прошлого века, как и полагается романам такого рода – в самой Великой Британии.
День за днем Мистрис собирала документальные свидетельства своих воспоминаний – старые фотографии, детские рисунки, записки. Наконец, к ней в руки попадает дневник добродетельной девушки, которая служила горничной. Воспоминания самой Мистрис и записи девушки волшебным образом совпадают...
Я прочитала около трети и отложила планшет.
Историю порока и добродетели на фоне шокирующих эротических сцен не назовешь оригинальной. Таких романов полно писали в так называемом «галантном веке». Похоже, мадам Дюваль получила неплохое образование и пересказала курс истории литературы современным языком, просто и доходчиво, как сценки из немецкого «фильма для взрослых». Заменила старые добрые надушенные и перевитые атласными лентами розги на безликий «флогер»[10], милое домашнее наказание в виде шлепаний платяной щеткой, выбивалкой для ковров или мухобойкой, на «спанкинг»[11], а изготовленные из натуральной древесины, обтянутой овечьей кишкой, искусственные члены, на стандартные вибраторы из секс-шопа. Но главное – мадам Дюваль целиком и полностью избавила своих неискушенных читательниц от философских и этических обременений, свойственных ее литературным предшественникам.
Писатели эпохи париков и будуаров сдабривали многочисленные механические описания совокуплений обязательными моралите. Либертины образца де Сада или Ла Бретонн[12] были очень похожи на хиппи и тоже наивно допускали, что секс без всяких ограничений – лучшее средство против тирании и ханжества. Они были уверены, что достаточно избавиться от оков морали, как церковь и государство рухнут сами собой. Вместо хипповых коммун, эти господа запирались в собственных замках, чтобы без устали предаваться утехам плоти: пороть служанок по розовым попкам, покрывать поцелуями атласные туфельки, наряжаться в конскую сбрую и перекусывать кашками из фарфоровых ночных чаш.
Им приходилось быть выносливыми и изобретательными – в те забытые времена амфитамины и виагру еще не изобрели. Но полагаться на собственное здоровье и мускульную силу прислуги, чтобы предаваться разврату сутками напролет, было недостаточно. Поэтому сладострастники эпохи Просвещения придумывали всякие хитроумные приспособления и целые механические конструкции, вроде машины для порки, способные продлить чувственные удовольствия.
Несчастные обреченные аристократы!
Они проклинали монархию и знать не желали, что капитализм, с его промышленно-финансовой системой, выгонит их из замков быстрее толпы разъяренных крестьян. Их потомкам приходится зарабатывать деньги в министерствах, банках и офисах, а порочным страстям предаваться тайком, в свободное от работы время.
Но даже в наше время старинные механизмы, сохранившиеся с галантной эпохи, изредка всплывают на аукционах и стоят приличных денег. Олаф однажды пытался купить изъеденную ржавчиной и сломанную конструкцию, обозначенную в каталоге как «Механический любовник, конец XVIII века», хотел отреставрировать и сделать инсталляцию, сохранив интригующее название. За время торгов цена взлетела, как баллистическая ракета, ему пришлось отказаться от покупки. Вместо музея актуального искусства «Механический любовник» отправился тешить каких-то богатеньких извращенцев. Хотя сам Олаф на «механического любовника» не тянул, мысли о нем постоянно лезут в голову, даже когда я старюсь не думать вообще!
Днем вокруг множество людей, а по ночам мне одиноко, как никогда в жизни. Одиночество наваливается мне на грудь, растекается по всему телу томными струйками неясных желаний и пропитывает его до самых кончиков пальцев. Даже соседка сегодня сбежала – у нее давний роман с рыжим парнем из казино, время от времени Эйрин ночует в его каюте. Наверняка спутник рыжего тоже уходит к подружке. Этот социальный круг романов не может замкнуться, потому что моя постель пустует.
Наволочка показалась мне чужой и холодной. Постель меняют слишком часто, она не успевает пропитаться человеческими запахами и теплом и стать по-настоящему домашней. Мысленно я послала поцелуй Малышу и только после этого смогла уснуть.
На следующее утро в мою каюту постучались две молоденькие девушки из службы стюардов – одна аккуратно-нервно теребила в руках пухлый книжный томик, на обложке которого значилось: «Плохая сестренка» – и попросили разрешения войти.
Я впустила их. Если бы знать наперед, чем дело кончится, то прогнала бы их прочь. Но я не знала и просто наблюдала, как одна положила книжку на стол, а вторая плотно прикрыла за собой двери и сказала, старательно подбирая английские слова:
– Пожалуйста, миссис Ольсен, возьмите. Анита из библиотеки сказала, вы ищете именно такую книгу.
– Ой, мне неловко, спасибо. Ты успела дочитать?
Девчушка вспыхнула до кончика острого носика:
– Нет, нет, я не читаю такого. Соседка читала, – она кивнула на вторую девчонку, более бойкую, с длинной русой косой. – Мы хотели… хотели попросить вас… Вы ведь занимаетесь просьбами гостей, миссис Ольсен, и можете сказать моему начальнику, что на меня много жалоб? Меня зовут Криста Залевская.
– Но за жалобы тебя могут перевести из службы стюардов.
– Да! Поэтому я и прошу вас. Я надеюсь перевестись на другую работу, а Ната готова пойти на мое место.
Считай, половина младшего персонала на судне выслуживается ради возможности к следующему рейсу подать прошение о переводе в службу стюардов.
– Ты хочешь уйти из службы стюардов? – переспросила я, опасаясь, что неверно поняла девушку. Служба стюардов в неофициальной корабельной иерархии считается доходным местом: гости оставляют им неплохие чаевые, иногда дарят обслуге сувениры, оставляют одежду или какую-нибудь мелочовку из своих вещей в конце плавания, если повезет – довольно-таки дорогостоящую.
– Да, я очень хочу уйти…
– Но почему, Криста? – я прочитала имя девушки на идентификационной карточке, пристегнутой к поясу.
– Здесь девушек из Восточной Европы все считают проститутками, и таких действительно хватает. Но не все уезжают из дома, чтобы торговать собою. Меня воспитали в пристойной католической семье, я ничего такого даже представить не могла, когда подписывала контракт… и поняла, что не готова работать в этом вертепе.
– Каком вертепе? К тебе что, кто-то домогался? – пришлось усадить готовую разреветься девушку на свою койку.
– Нет-нет, ничего такого не было. Но все так гадко… когда мне там приходится убирать их перепачканные простыни, подбирать всякую дрянь, которую они на себя напяливают… постоянно видеть их плетки, наручники, ремни, свечи…
– Свечи? Которые жгут на Рождество?
– Ага. Только толстые, они горячим воском льют друг на друга, представляете? Заляпали и постели, и мебель – мне пришлось все отчищать… – всхлипнула девушка. Сочувствую ей от души – меня наверняка мутило бы от таких обязанностей. – Я постоянно подбираю эти их штучки, разбросанные по всем комнатам, это настолько мерзко!
– Слушай, а у кого ты убираешь? – спросила я, хотя знала ответ заранее.
– Как у кого? В «Алом люксе» – в комнатах мадам Дюваль и ее гостей.
– Ясно. А почему вам не поговорить с мистером Рёдом? Ему проще всего перевести вас на другие каюты или сектора.
– Нет, мы не можем, – вздохнула та, которую звали Ната. – Мистер Рёд… он знаете… сам со всякими странностями… Лучше не говорите ему, что мы у вас были, еще разозлится и оштрафует нас обеих.
– Оштрафует? Здесь не «Аббатство Даунтон»[13], штрафы запрещены контрактом.
– Ну, оставит без чаевых или премиальных. Какая разница?
Действительно – разницы никакой. Почти все мы здесь стараемся и впахиваем ради денег. Как еще девчонкам без образования из Польши или Македонии столько заработать, не угодив в индустрию секс-досуга? Жаль, что я для них плохой советчик: у меня никогда не было начальника, перед которым надо лебезить и юлить.
Вообще никаких начальников никогда не было – я не умею плести интриги и здесь стараюсь держаться подальше от всяческих склок. Просто наблюдаю со стороны, как одни стучат, а другие молчат.
– Из-за жалоб тебя могут выставить в ближайшем порту без рекомендаций, вот и все. Я сама здесь работаю недавно, но попробую расспросить, в каких случаях разрешают переводы с одного места на другое…
– Будет только хуже, миссис Ольсен. Главный стюард никого здесь не слушает, кроме гостей. Если вам сложно, лучше и не надо заводиться… – девушка совсем пригорюнилась, пришлось ее срочно приободрить.
– Мне совсем не сложно, я поговорю с вашим начальником, если считаете, что это поможет. Хорошо? – Они дружно кивнули, и мы распрощались.
Теперь ничего не изменишь – я поняла это слишком поздно.
Прошло всего три дня, и тело девчонки увез патрульный катер. Когда ее вытащили из воды, она не выглядела мертвой. Просто была очень бледной: кожа приобрела нереальный, призрачный цвет, морская трава запуталась в светлых косах. Голова запрокинулась, одна туфля свалилась и мелькнула босая пятка. Говорят, спасательный жилет выловили потом, он свалился, потому что не был застегнут как полагается. Я этого уже не видела – расплакалась и убежала с палубы, но еще долго слышала, как сирена патрульного катера воет над свинцовой морской водой…