Фуфель. Завершение трудной ночи (Анатолий Шинкин)

Завершение трудной ночи

Вус потянулся за бутылкой и налил полстакана. Хрусть и Косой, сбросив оцепенение, начали закуривать.

– Атасно! А дальше-то что? – Хрусть даже заерзал от нетерпения.

Косой недоверчиво рассмеялся:

– Складно сочиняешь, директор. А что хорошего в ваксах?

– Ваксы, считай, международная валюта, с ними везде принимают. Фамериканцы – это их деньги – придумали на купюрах портреты обезьян рисовать, которые там водятся. Приматов там немерено, и поэтому Фамерика – богатейшая в мире страна, – Вус отложил арбуз и продолжал. – Один вакс – портрет гориллы, червонец – шимпанзе, четвертной – орангутанг, полтинник – макака, стольник – павиан. Фамериканцы теперь хвастают, что обезьяна стала человеком, когда ее сфотографировали на вакс. (Пропагандистское вранье. Учение Дарфина убедительно опровергает это утверждение) И оплачиваются ваксы золотом.

– Ну, ты заливаешь! – Косой посмотрел на часы. – Еще по стопарику, и пора о Фигре позаботиться. Чем, ты говоришь, у Фубайлы закончилось?

– Я еще не сказал, и у Фубайло ничего не закончилось. Кончились деньги у многих банков и терпение у всех, повязанных в деле. Надоело им, что крутые бабки мимо хари пролетают, а в рот не попадают. Пожадничал Фуборский и настоятельной рекомендации «делиться со всеми» не выполнил. Конечно, удрать они успели. В наши края, кстати. По миру не пошли и, будь спокоен, не пойдут —денежки с собой прихватили.

– В тюрьму в Фуфлянии людей с деньгами не сажают, но власть сменилась: Фигурантом теперь Фузяков, вождем в Партии Любителей Народа Фузанский, налаженное предприятие развалилось, а национальный валовый продукт потек в другие карманы. Мораль: доходы нужно делить по труду, потому что подсадить может даже самый мелкий винтик. Однозначно!

– Предвзято! На меня намекаешь? – обиделся Хрусть. – А я как порядочный человек..

– Порядочный, но недалекий. Себе платим. А мы не в пустоте. И уже настряли в зубах коллег на следующей станции, которым в вагонах остаются только обломки тары. Вдруг они сильнее, и тогда наши неприятности могут возрасти быстро и многократно. Крыша, ребята, нужна, и побыстрее.

– Начал про одно, закончил про другое. Тебе дай волю – электрофомку и механические отмычки для работы потребуешь. Есть проблема поближе – зверюга в вагоне, а у нас конь не валялся. Предлагайте.

– Заметано! Пойдем, еще послушаем, – осмелел Хрусть. – Дверь крепкая.

Ступая, как по битому стеклу, подельники гурьбой прокрались вокруг машины. Подобрались и замерли: доносился негромкий, но отчетливый храп. Косой отмахнул рукой, показывая друзьям встать в стороне, и потянулся к задвижке. Вус невольно двинулся вперед и схватил Косого за рукав:

– Порвет и имени не спросит.

Косой, передернув плечом, сбросил руку и нежно, без скрипа, отодвинул засов, Начал открывать дверь, готовый мгновенно захлопнуть ее и навалиться всем телом. Хрусть оробел и почувствовал на ноге предательскую, горячую струйку.

Едва свет проник в фургон, Косой матюгнулся и распахнул дверь во всю ширину:

– Хрусть!.. Козел!.. Твою мать!… – слов не хватало, а руки были заняты: ни леща выписать, ни в зубы дать. Так и стоял, злился, пока не захохотал.

В углу будки, в обнимку с двумя арбузами, положив голову на небольшой кейс, спал парень лет двадцати пяти. От шума он проснулся, насмешливо оглядел компанию и по-кошачьи мягко спрыгнул на землю. С удивлением Вус узнал в нем выпускника своей школы.

– Вус, привет! Не узнаете? Подбросьте до города.

– Узнаю. Конечно, узнаю. Такого парня не узнать! Вазик. Сколько кровушки моей выпито, – расчувствовался Вус, умиляясь, как свойственно учителям при встрече с бывшими трудновоспитуемыми.

– Вазик, – представил он парня подельникам. – Мой ученик. Он же племянник Побабыча. Как ты здесь оказался?

– История бесконечно долгая и невероятно запутанная, – Вазик построжал, нахмурился, и чутьем, наработанным за годы перестройки, мужики враз ощутили, что перед ними человек значительный, достойный и опасный: другого, очень высокого полета птица, расспрашивать которого себе дороже: захочет – сам скажет. – Мы едем или как?

Хрусть вновь оробел, засучил ногами и, скрывая дрожь, предложил ни к селу ни к городу:

– Интересно! А выпить, закусить? Как порядочный человек…

– Я сегодня уже закусил, – Вазик усмехнулся недобрым долгим смешком. – К твоему, заметь, счастью. Давай в кузов, Брат по разуму, и едем. Нечего воду варить.

– Смешно! Я в кузов? А Фигр?

Бестактный вопрос Хрустя повис в воздухе.

Сидя в кабине, Вазик повернулся к Вусу:

– Про Фигра придется забыть. И не вспоминать, даже если будут спрашивать, – он положил руку на рукав драной Вусовой куфайки и ласково погладил вылезшую вату, отчего у Вуса стала покрываться гусиной кожей спина. – Придурка в кузове постерегите, чтоб никому не болтал. И забудьте дорогу к поездам – френовый вид спорта. – Он снова погладил вату, и теперь даже Косой заерзал:

– Мы тут на работе!

– Мне жаль, что вы в убытке. Думаю, пока хватит, – он выложил из кейса в бардачок машины три пачки. – Есть более конструктивные способы препровождения времени. Так помнится, Вус, вы наставляли нас на путь истинный, – Вазик засмеялся. – Вылезу здесь. До скорого.

Косой молча тронул машину, потом спросил:

– Ты что-нибудь понял?

– Угу. Вляпались.

– Мягко сказано. Ты заметил, как твой ученик смотрит? Будто прицеливается. До тех пор, пока Побабыч не разбогател, киллером работал. Лучший в Области. Раньше сказали бы: «Лучший по профессии». Кучу народа положил. А послать подальше?

– Киллера? Ха!

– Думаешь?

– Уверен!

– Ты крышу спрашивал? Ты ее получил. Сколько там?

– Тридцать кусков.

– Два месяца работы. Похоже на удачу, а не радостно. Хрустевы забери. Будешь отдавать потихоньку. Посмотри сегодня Фанфунг, подумай: не может быть, чтоб такая умная техника годилась только пьяного Хрустя развлекать. Чует мой нос громадную пользу в этой машинке. И Хрустя посторожи, чтоб сабантуй не устроил, а я вечером подъеду. Подумаем, как дальше жить, – не доезжая ворот, Косой остановил фургон.

– Эй, Хрусть, вылезай да захвати арбуз самый большой для крестника! Черт бы побрал эти цыганские поездки!