Спасателям посвящаю
Девиз МЧС: Предотвращение, спасение, помощь!
Глава 1
Чем больше узнаю разных людей, тем радостнее мне становится, что я родился лабрадором. И чего только люди не придумают, чтобы уколоть нас побольнее…
Нет, ну посудите сами. Сижу как-то на трамвайной остановке, никого не трогаю, наблюдаю за своими подопечными (не удивляйтесь, но их у меня теперь сразу двое). Просто ждем трамвай. И вдруг один человек, не совсем интеллигентного и презентабельного вида, подходит ко мне, смотрит так, знаете ли, нагло, прямо в упор и спрашивает:
– Ну, чего ты, псина, глазами хлопаешь?
Верите, я от удивления даже слегка приподнял правую бровь.
«Ну, во-первых, – думаю, – с чего ты взял, что я ими хлопаю, просто смотрю. А во-вторых, если бы и так, чем мне еще хлопать? Ушами, что ли? Но я же не слон тебе африканский…»
Стоп-стоп-стоп! К слову. Вспомнил необычную собаку.
Хотя некоторые мои читатели (таких, конечно, очень мало) иногда корят меня за то, что я частенько делаю небольшие отступления от повествования, но, согласитесь, как тут обойти, к примеру, тему ушастых собак? Есть такие оригиналы, закачаешься. Вы знаете, какая собака в этом деле чемпион? Я, между прочим, сам только недавно узнал. Через минуту я продолжу свой рассказ о невоспитанном гражданине, а сейчас позвольте кратенько поделиться любопытной информацией. Так вот, самой ушастой собакой в мире признан пес по кличке Харбор!
Хозяйка собаки, Дженнифер Верт из штата Колорадо, жаловалась, как ей пришлось помучиться с рекордсменом, пока Харбор был еще щенком. Он постоянно спотыкался о собственные уши и даже несколько раз сваливался с лестницы. Бедная собака. Но что поделаешь, самобытность и известность требуют жертв. Женщине нравится наслаждаться славой своего питомца. Никто не может спокойно пройти мимо ушей ее питомца. Да и как тут пройдешь – длина одного уха около тридцати одного сантиметра, второго – более тридцати четырех. Вертолет, а не собака. Народ останавливается, рассматривает, цокает языком, затем хватается за фотоаппараты и мобильные телефоны.
Словом, вспомнив пса-чемпиона, я тут же мысленно произнес другое окончание своей фразы: «…чем мне еще хлопать? Ушами, что ли? Но я же не Харбор тебе из Колорадо…»
– Чует собака, чье мясо съела! – вдруг заявляет беспокойный гражданин и тычет мне в морду, вернее, в лицо (ведь мы же еще в первой книге договорились с вами, что я буду свою морду лицом называть[1], верно?) каким-то промасленным бумажным пакетом.
«Извините, какое мясо? И при чем тут собака, а тем более я?»
От возмущения я поморщился и даже тихонько гавкнул. Мой подопечный Владимир Петрович взволнованно спрашивает:
– Что такое, Трисон? Что случилось?
Я плотнее прижался к ноге старика и стал наблюдать за новоявленным «мясником».
– Это тоже ваша собака? – спрашивает любитель обидных фразеологизмов, указывая на меня почему-то не указательным пальцем, а мизинцем – наверное, по его уразумению, такой жест добавляет обидности к внезапному выпаду.
– Вы эту имеете в виду? – отвечает Владимир Петрович и гладит меня.
– Эту-эту, – хмурит брови гражданин. – Не успел пакет с пирожками на лавочку поставить, как он уже свалил его на землю. Сплошное безобразие.
«Сколько я уже в жизни пережил вот таких наветов! Что за люди? Ну почему так? Что ни случись, тут же сразу обвиняют собаку. Да не трогал я никакого пакета, зачем мне ваши пирожки, которые, кстати, я вообще не ем?! У меня есть своя еда, и очень даже неплохая…»
– Уважаемый, – перебив мои отчаянные мысли, вступился за меня Владимир Петрович. – Вы заблуждаетесь, мои собаки чужого не возьмут.
– Ага, – хмыкнул гражданин и нарочито рассмеялся, – знаем мы ваших собак. «Не возьмут…» Тока и смотрят, у кого что стырить! Свою живность все нахваливают, а они, собаки, за спиной у хозяина такое вытворяют…
Слава богу, подъехал трамвай, и кулинар-фантазер, погрозив мне пальцем из проема дверей, уехал.
«Кушай свои пироги, не обляпайся!» – пожелал я ему в дорогу.
Уважаемый читатель, ты, наверное, недоумеваешь – дескать, что это еще за множественное число? Почему вдруг подопечные? Почему не собака, а собаки? Сколько их там? А все просто. У меня теперь сразу два подопечных. Человек и собака. Да-да! Кто бы мне сказал, что я буду когда-то работать поводырем у собаки, не поверил бы.
Вот они мои дорогие, знакомьтесь: Владимир Петрович Екушевский, ветеран МЧС, и немецкая овчарка Фукусима, тоже бывшая спасательница. И если Владимир Петрович что-то там еще различает, какие-то контуры, одним глазом и очень слабо, то Фуку не видит совсем ничего. Оба моих подопечных пострадали во время чрезвычайного происшествия, или, как кратко говорят люди, ЧП. Был сильный пожар, какой-то страшный обвал… Словом, Петрович едва не сгорел заживо, но Фукусима успела вытащить его из-под обломков. Врачи выходили обоих, а вот зрение отважным спасателям восстановить не удалось.
У каждого слепого (будь то человек или собака – неважно) своя печальная история. Зрение теряют по-разному. А вот наша задача, поводырей, хоть как-то немного заменить им глаза и облегчить их жизнь. Признаться, я сначала переживал, шутка ли – работать поводырем одновременно и у человека, и у собаки. Согласитесь, необычная и ответственная работа. Меня закрепили за этой отважной парой, конечно, учитывая мой опыт работы. Как-никак, я уже прошел, как говаривал мой самый первый подопечный, Иван Савельевич, и Крым, и рым.
Но переживания мои оказались напрасными. Мы с Фуку подружились в первый же день. Скажу вам, друзья, это умнейшая собака. По вечерам, когда наш старик слушал телевизор или радио, мы с Фукусимой рассказывали друг другу истории. Ну, о моей жизни и работе вы знаете почти все. Наверное, помните, что и мне довелось поработать несколько раз спасателем. Кстати, однажды, спасая ребенка, тоже мог сгореть в детском саду[2]. Но обошлось! А вообще, я собака везучая.
Истории Фукусимы, конечно, с моими подвигами не сравнить. Вот уж работенка так работенка! Я думал, что самая нервная работа у нас, собак-поводырей. Куда там! Пусть на меня не обижаются мои коллеги собаки-поводыри, но нужно сказать прямо: настоящие герои – это, конечно, спасатели. Жаль, что собакам ордена не дают. Вот Владимира Петровича президент наградил орденом Мужества, а Фукусиме вместо ордена пожизненное содержание. Но и на том спасибо. Могли ведь просто усыпить и закопать где-нибудь на собачьем кладбище. Кому нужна слепая собака? Хотя, я думаю, Петрович не дал бы. Я как-то слышал, он своему товарищу-однополчанину за ужином говорил:
– Ты знаешь, Мить, если моя Фуку помрет, я, наверное, не смогу без нее жить. Ей-богу, и сам концы отдам. Впрочем, я уже давно там должен был быть, да вот собака не отпустила. Где ты, Фуку? Иди ко мне, милая, иди…
Фуку в таких случаях всегда подходит к старику и тычет носом тому в коленку. Владимир Петрович сначала треплет ее за уши, гладит, затем наклоняется к ней, целует в нос и ласково говорит:
– Ложись, родимая, отдыхай.
– Ну, а как твой лабр? – спрашивает Митька (это он обо мне).
– О-о-о! – радостно восклицает старик. – Золото, не собака.
Представляете, каково мне такое слышать? Да от таких слов даже польку-бабочку хочется танцевать. Но я мысленно улыбаюсь и благодарю старика за столь высокую оценку моей работы.
Вот признайтесь, вы с первых строк моего повествования подумываете о том, что имя моей подопечной связано каким-то образом с Японией, ну, там с этой атомной электростанцией, с цунами, страшным наводнением и так далее. Верно? Придется вас разочаровать. Никакого отношения и даже намека наша Фукусима к японской не имеет. Но история появления на свет такого необычного имени очень интересная, я бы сказал, совсем необычная.
Мир еще и слыхом не слыхивал ничего о японской Фукусиме, а наша героиня уже совершала подвиги. Началось все с того, что отец Владимира Петровича приобрел щенка немецкой овчарки. Впрочем, слово «приобрел», наверное, в этом случае не совсем верное.
Ладно, давайте обо всем по порядку. Жил старик – а ему в ту пору было уже за семьдесят – в Подмосковье в частном доме. Однажды, совершая прогулку, Петр Иванович услышал странный писк. Остановился, прислушался и вдруг видит, сосед Гришка направляется с каким-то свертком и ведром к реке. Писк раздавался как раз из свертка.
– Ты кого там, сосед, арестовал? – спрашивает Петр Иванович и кивает на сверток.
– Здорово, Иваныч, – кивнул сосед. – Да вот зараза моя умудрилась спрятать в дровянике щенка, фук бы его побрал. Остальных еще слепыми потопил, а этот вот выжил, сволочь. Хитрющая у меня собака – родила и спрятала.
– Стой, – замахал руками Петр Иванович, – так ты что, это… топить его идешь?
– Ну да! – кивнул сосед. – А что мне, солить их, что ли? Собака-то у меня еще молодая, недавно пять лет исполнилось. Жрет, как слон. И этот сейчас, не заметишь, вымахает. Чем их кормить?
Старик подошел к соседу, протянул руки к свертку и тихо сказал:
– Ну-ка, дай взгляну на него.
– Ой, Иваныч, – сосед отстранил руки старика, – иди уже своей дорогой, не трави ты мне душу. Думаешь, я живодер? Ты думаешь, мне так просто? Самому тошно…
– Дай, говорю, – перебив, настойчиво потребовал старик.
Сосед присел на корточки и развернул сверток. Оттуда вылезла смешная щенячья голова, пленник зажмурился. Спустя некоторое время он приоткрыл один глаз и громко тявкнул.
– Фук бы тебя побрал, – вздрогнул сосед, – чего орешь?
– Упрекает он тебя, – рассмеялся Петр Иванович, – понимает все. Иди ко мне, иди, не бойся, – поманил старик щенка.
– Да дикий он, Иваныч, он людей-то еще не видел, говорю же, в дровянике прятался. Я его еле поймал. Само с гулькин нос, а кидается…
Неожиданно щенок выскочил из своих пеленок, подбежал к старику, спрятался за его ногу и, взглянув из засады на соседа, снова громко тявкнул.
– Тудыть твою мать, – рассмеялся сосед. – Ты посмотри на этого героя!
Петр Иванович наклонился и поднял щенка с земли. К удивлению соседа, овчаренок не сопротивлялся, не визжал, не брыкался. Старик поднес щенка к лицу, и тот смело лизнул его в нос.
Вы, наверное, уже догадались, что произошло дальше. Ну, конечно, Петр Иванович отменил утопление, а Фук перебрался к нему в дом. Кличку щенок получил из-за привычки соседа.
Отвлекусь на минутку, поясню, откуда у Гришки взялась эта привычка. Это тоже весьма интересно. Раньше он говорил «черт бы его побрал», или «черт побери», или что-то вроде того. Словом, любил всякие чертячьи интерпретации. И вот однажды они с друзьями отправились в лес за грибами. Вроде и лесок небольшой, а каким-то образом Григорий отстал от всех и заблудился. Сначала и значения не придал, думал, сейчас вот-вот и выйдет на дорогу, да не тут-то было. Но к вечеру испугался не на шутку. Слышит, как машины гудят, а выйти на дорогу не может, хоть тресни. Так до самой ночи и плутал по лесу. Чтобы под дикого зверя не попасть, залез на дерево и давай кричать что есть мочи. Кричал-кричал, бесполезно. Пришлось спать на дереве. Утром все то же самое. Кажется, вот еще двести-триста метров и – дорога. Ан нет, вокруг лес да лес.
Правда, все обошлось – нашли незадачливого грибника, а старушка соседка пояснила Григорию, что это его черт по лесу водил и хотел погубить.
– Чего это он других не тронул, а ко мне прицепился? – возмутился Гришка.
– А сколько раз я тебе говорила, – старушка подняла указательный палец вверх, – не произноси ты это поганое слово. А коли уж вырвалось, перекрестись три раза. А ты что ни слово, то «черт» да «черт», вот он и полюбил тебя, чертяка. – Соседка, испуганно озираясь по сторонам, перекрестилась три раза и добавила: – Да ну тебя. Из-за тебя еще и сама на себя беды накликаешь.
Григорий, как заядлый любитель шашек, с тех пор слово «черт» заменил на «фук». А затем его «фук» перешел и на кличку спасенного щенка.
Но чую, вопросы у вас все равно остались. Да я бы и сам продолжил расспрашивать, если бы не знал – дескать, с «фуком» мы разобрались, но при чем тут японская Фукусима? Повторюсь: никакой тут Японией и не пахнет, все русское, но вот так получилось. Слушаем дальше.
Фук носился по двору как угорелый, тявкал, кувыркался, хватал хозяина за штанины, грыз деревянный порог, нападал на кота. После его трапезы старику каждый раз приходилось заново убирать крыльцо, поскольку неугомонный новый жилец умудрялся испачкать своими собачьими деликатесами даже дверную ручку.
«Ты не собака вовсе, – ворчал старик, – а какой-то поросенок, неужели нельзя аккуратно поесть и попить. Впервые вижу такую собаку…»
А Фук, словно нарочно, разгонялся и со всего маху плюхался в миску с водой.
– Ах ты, негодяй, – возмущался Петр Иванович, – вот пойду сейчас и отдам тебя Гришке. Он тебя быстро научит плавать.
Овчаренок после таких слов подбегал к старику и дерзко нападал на его ногу.
– А-а-а-а! Испугался? – смеялся старик. – То-то! Смотри мне. – Он брал его на руки и шел в сад. Там старик усаживался в самодельное кресло и гладил своего воспитанника, а Фук засыпал у него на руках. Петр Иванович никогда не будил своего юного друга, всегда ждал, когда тот сам проснется. Фук перед просыпанием открывал, как и в первое знакомство, один глаз, оценивал обстановку и только после этого с визгом прыгал на землю и начинал охотиться за всем, что попадалось ему на глаза. Кот все больше и больше времени проводил на яблоне – так, на всякий случай. Хотя они очень быстро подружились с Фуком.
Через некоторое время к старику приехал сын, нынешний мой подопечный. В то время, разумеется, обо мне тут никто и не слышал. Владимир Петрович работал спасателем, часто посещать родителя не мог, но при первой же возможности приезжал к нему в гости.
– Батя, да какой же это Фук? – удивился сын. – Это же девочка.
– Серьезно? – рассмеялся отец. – Кто их разберет. Маленький он… она… еще. Вот те раз. А как же теперь его… ее называть?
– Ой, велика проблема! Да как называл, так и называй.
– Так-то оно так, – согласился старик, – но неудобно… Девочка, а имя кобелиное. Вырастет, а…
– Ты ее замуж собрался выдавать? – обнял сын отца. – Есть идея. Называй ее теперь Фуку.
– А это что еще такое? – удивился старик.
– Да бог его знает, – развел руками сын. – По-моему, и город такой есть, и цветок. А в России даже поэма с таким названием есть, написал поэт Евгений Евтушенко. Батя, ну какая тебе разница. Все-таки «Фуку» звучит по-женски. Не находишь?
– Согласен, – закивал Петр Иванович. – «Фуку» выглядит нежнее.
Таким образом наш «потенциальный утопленник» сначала стал Фуком, потом неожиданно превратился в Фуку, но…
Но ведь есть вторая половина имени. И вы справедливо спрашиваете: она-то откуда взялась? Любопытно? Да-да! Меня эта история тоже поразила. Владимир Петрович собирался погостить у отца подольше, но в первую же ночь его вызвали на службу и отправили в длительную командировку, куда-то очень-очень далеко. То ли в Африку, то ли в Австралию, точно не могу сказать. Вот такая у него была работа. Сегодня кого-то спасает в Подмосковье, а назавтра уже мог оказаться у черта… Ой-ой-ой, мне тоже нужно быть аккуратнее с этими словечками, а то еще, не ровен час, возьмется и за меня чертяка! Лучше скажу так: а назавтра мог оказаться там, где Макар телят не пас.
К сожалению, и собаки, и люди не вечны. Живым отца Владимир Петрович не застал. Даже на похороны не успел. А когда вернулся, обнаружил, что Фуку исчезла. Чего он только не делал. Размещал объявления и в Интернете, и в газетах, и фотографии развешивал в поселке. Бесполезно – Фуку словно сквозь землю провалилась. А нашлась она совершенно случайно, так случайно, что хоть кино снимай.
Владимир Петрович во время дежурства познакомился с врачом «Скорой помощи». Тот рассказывал коллегам, как спас щенка, хозяина которого отвезли в больницу.
– Он сам позвонил, – рассказывал врач, – сообщил, что, чувствует, умирает. Когда мы приехали, он еще жив был. Меня тогда старик очень сильно удивил. Сам умирает, а нас просит собачку покормить. Говорит: вы ей побольше насыпьте в миску корма, а то, пока буду в больнице прохлаждаться, собака, мол, тут с голоду помрет. Я ему говорю: отец, да не волнуйся ты так, ничего с твоей собачкой не будет. В общем, до больницы старика мы не довезли, по дороге умер. Вернулся со службы домой, а душа не на месте, спать не могу, есть не могу. Ну и поехал к старику, забрал щенка. Вот так…
Владимир Петрович, услышав рассказ, вскочил – и к врачу:
– А где он теперь?
– Кто? – испуганно спросил врач.
– Ну, тот щенок?
– Да где ж ему быть? – пожал плечами доктор. – У меня так и живет. Собираюсь вот съездить, может, родственники там объявились. Хотя кому она нужна, собака…
– А адрес скажи. – У Владимира Петровича застрял комок в горле.
– Мой? – удивился врач.
– Да нет, тот… ну, старика…
Услышав адрес родного дома, офицер МЧС закрыл лицо руками и, стиснув зубы, отвернулся.
– Ты чего, что с тобой? – Врач положил руку на плечо Владимиру Петровичу.
– Не надо никуда ехать, – прошептал Владимир Петрович.
– Твой знакомый? – участливо спросил врач.
– Это был мой отец, – тихо ответил мужчина.
Первым тишину нарушил доктор:
– Так что, Владимир, Симку заберешь?
– Кого? – Владимир Петрович расширил глаза.
– Ну, собаку.
– Как вы ее назвали?
– Симка, – виновато ответил врач, – Сима. А как ее звали? Я пытался выяснить у соседей, но никто не знал.
– Фуку, – ответил Владимир Петрович и, улыбнувшись, добавил: – Сначала Фук, потом Фуку, а теперь вот… И как? Откликается?
– Ну да, – смутился доктор, – ведь уже два месяца прошло. Собачка умная.
И тут кто-то из коллег Владимира Петровича пошутил:
– Володька, а что, красиво звучит! Фуку плюс Сима! Получается Фукусима.
Вот так на свете появилась наша Фукусима, даже не подозревая, что у нее где-то в тысячах километров от ее дома есть японская тезка. Хоть и овчарка она немецкая, но собака наша, русская. Русская от ушей до кончика хвоста.
То, что произошло с нами дальше, уму непостижимо, но не будем забегать вперед. Наш рассказ только начинается.