Глава 3. Святоша
Во время утренней планёрки зазвонил телефон внутренней связи. Феклистов снял трубку.
– У аппарата. Да, понял, сейчас буду.
Николай Иванович поднялся.
– Никому не расходиться, я к начальству.
Начальник районного отдела милиции Сухов Никита Анисимович прекрасно знал, что в подразделениях идут летучки, оперативки, планёрки. И если вызывал, были серьёзные основания. Феклистов вернулся быстро.
– На проспекте Калинина труп. Выезжают Фролов, старший группы, Чумаков. Брать эксперта и медика.
Медиком для краткости называли судмедэксперта. Голому собраться – только подпоясаться. Грузовичок уголовного розыска стоял во дворе райотдела. Через пять минут уже выезжали. Ехать недалеко, три квартала. Дом пятиэтажный, сталинской постройки. У подъезда толпятся несколько соседей. Андрей сразу спросил:
– Кто обнаружил тело?
– Я.
– Пройдёмте в квартиру. Чумаков, опроси остальных, может – кто что видел, слышал.
Опергруппа вошла в подъезд. Квартира на первом этаже. Эксперт сразу принялся снимать отпечатки пальцев с дверной ручки, осматривать замок. Потом мотнул головой:
– Чисто.
Это плохо. Преступник либо в перчатках работал, либо после преступления стёр. Стало быть – не новичок, имеет понятие об отпечатках пальцев и хладнокровен. Не каждый способен после убийства убрать за собой следы. Многие стараются как можно быстрее покинуть место преступления.
И в квартиру первым зашёл эксперт. Пока стояли в подъезде, Андрей стал расспрашивать свидетельницу:
– Как вы обнаружили тело?
– Я раз в неделю хожу убираться. Свой ключ есть, утром отперла дверь, смотрю – свет в комнате горит. Непорядок, на улице светло уже. Окликнула хозяйку, думаю – проспала. Не отвечает. Прошла в комнату, а там…
Женщина всплакнула. В это время вошёл эксперт.
– Можно. Фото я сделал, отпечатки снял. Сразу скажу – посторонних отпечатков нет.
Опергруппа вошла в квартиру. Однокомнатная, с большой прихожей. Обстановка скромная. На полу тело молодой женщины, лет тридцати, в домашнем халате. Судмедэксперт сразу к ней. Андрей уселся за стол, свидетельницу напротив себя посадил, достал бланк допроса.
Сначала формальности – фамилия, адрес, занятие, потом фабула.
– Вы узнаёте убитую?
– Узнаю, Орлова Нина Михайловна.
– Не подскажете, где работала?
– Корреспондентом в газете.
– В какой?
– Ой, говорила же она мне! То ли «Гудок», то ли «Комсомолец». Батюшки, запамятовала.
– Что можете сказать об убитой?
– Ничего плохого. Жила одиноко, мужчин не водила, пьяной не видела ни разу. Иной раз в командировки уезжала на два-три дня, меня предупреждала.
Воровать в квартире или грабить на первый взгляд нечего. Стало быть – должен быть мужчина. Андрея подозвал судмедэксперт.
– Пойдём на кухню, пошушукаемся.
Андрей, зайдя на кухню, дверь за собой прикрыл.
– Смерть наступила около двенадцати часов назад, предположительно в девять вечера, от огнестрельного ранения. Только странность есть.
– Не тяни кота за хвост, Семён Ильич!
– Пуля в левое плечо вошла, выходного отверстия нет. Жизненно важных органов задеть не могла.
– Может, ещё ранение есть?
– Я осмотрел. Поверхностно, конечно, но не нашёл.
– Удар по голове?
– Исключено.
– Занятно. Ребус какой-то.
– После вскрытия скажу точно.
– Насчёт пули не забудь, всё-таки вещдок.
– Андрей Михайлович, я уже двадцать лет судмедэкспертом!
– Простите, просто напомнил.
Труп унесли, Андрей окончил допрос свидетельницы. С улицы зашёл Чумаков.
– Глухо. Никто ничего сказать не может.
– Или не хочет. Ищи понятых, квартиру осмотреть надо.
Андрей надеялся, что времени на осмотр уйдёт не много. Вот когда дом частный, другое дело. В доме, кроме комнат, ещё подвал, чердак, дворовые постройки, сад или огород. Чумаков понятыми пенсионеров привёл из соседней квартиры. Андрей поручил ему досмотреть кухню, сам за комнату принялся. Пошёл по часовой стрелке, методично. Уделял внимание полу, заглянул под стол, под шифоньер. Если был выстрел, должна быть гильза. Дошёл до подоконника – и сюрприз! В двойном стекле пулевое отверстие, довольно низко, почти над нижней частью рамы.
– Эксперт уехал?
– Вместе с медиком.
– Звони, вызывай, надо фото сделать. Товарищи понятые, прошу обратить внимание на отверстие в стекле.
Дырочка была маленькой, но явно пулевой. Камень из рогатки, если пацаны баловались, имеет небольшую начальную скорость и неровные очертания. И стреляли не из комнаты, а с улицы в комнату, судя по мелким осколкам стекла. Пока дожидались эксперта, Андрей оторвал четвёртую часть газетного листа, свернул трубочкой, просунул в отверстие, приник глазом. Выстрел был сделан от скамейки перед домом. Андрей выскочил из квартиры, подбежал к скамейке, стал осматривать землю. Есть! В траве жёлтым блеснуло. Андрей понятых позвал, указал на гильзу. Поднимать её не стал, дождались эксперта. Сразу фото сделали с разных ракурсов, потом гильзу подняли.
– Не из нашего оружия стреляли. Гильза от патрона калибра 7,65 мм. Скорее всего, немецкая.
Эксперт взял гильзу, осмотрел дотошно. Там клеймо заводское и год выпуска.
– Патрон бельгийского производства, сорок второго года выпуска. Тогда пистолет может быть «браунинг» или «байярд».
– Ага, или «вальтер» полицейский. Или куча других. И всё железо трофейное, отголоски войны.
– Девять лет после войны прошло, а до сих пор о себе напоминает!
– Думаю – ещё долго напоминать будет.
Гильзу приобщили к делу. Эксперт сделал фото пробоин в стекле. И больше интересного для следствия в квартире не обнаружили. По возвращению в райотдел Андрей сразу в паспортный стол отправился и через несколько минут имел установочные данные на убитую. О находках доложил Феклистову.
– Версии есть? – спросил он, выслушав.
– Пока никаких.
– Узнай, в какой редакции работала погибшая, езжай. Может, был с кем-то конфликт на работе, счёты свели.
– Маловероятно. Творческие люди подсидеть могут, ушат помоев вылить, но чтобы убить?
– Не теряй времени, Андрей. Чую – начальство давить будет, на контроль возьмут.
– Намекаешь, что дело политическим быть может?
– Для нас бы оно лучше, соседям отдали.
В милиции соседями называли госбезопасность. Андрей взялся за телефонный справочник. Прежде чем бегать, надо редакции обзвонить. На столе в квартире убитой лежали газеты, но разных издательств. Начал с «Гудка», железнодорожной газеты. Вроде соседка, что обнаружила труп, эту редакцию упоминала. Набрал номер, осведомился – работает ли у них Орлова Нина Михайловна? И получил утвердительный ответ.
– Можно её к телефону?
– Её сегодня нет на работе.
Андрей выяснил адрес редакции и каким транспортом добраться лучше. «Гудок» была газетой ведомственной, но статьи были интересные и на разные темы, далёкие от железной дороги. В киосках Союзпечати газета раскупалась быстро, читалась многими.
Андрей доехал до редакции. Беготня сотрудников с гранками грядущего номера, оглушительный треск пишущих машинок. Сумасшедший дом какой-то! Как люди здесь работают? Прошёл к главному редактору, предъявил удостоверение.
– Садитесь. Чем могу?
– Сегодня обнаружили тело убитой Орловой Нины Михайловны. Ваша сотрудница?
Редактор вскочил.
– Как убитой?
– Из пистолета.
– Боже мой, мы не знали! Когда она работала над статьёй, бывало – по два-три дня на работу не приходила. Я и сейчас полагал – пишет дома. У нас в редакции, сами видите – бедлам.
– Родственники у неё есть? Сообщить бы надо. И редакции с похоронами помочь.
– Да-да, непременно сделаем. Сейчас позвоню в профком. Ай-яй-яй! Беда какая! Хорошая журналистка, въедливая, всегда до истины докопается.
– Простите. Мне бы хотелось осмотреть её рабочий стол и поговорить с теми, кто близко общался. Были же у неё подруги?
– Конечно! Я проведу.
Вышли в общий зал, редактор подошёл к столу, на котором лежали стопки газет, исписанные листки. Главред махнул рукой девушке:
– Лариса, подойди.
Когда девушка подошла, он представил Андрея.
– Товарищ из милиции, поговорить хочет. И стол Орловой покажи.
– Так вот он!
– Записи просмотреть надо, – вмешался Андрей.
Редактор ушёл. Девушка посмотрела на Андрея неприязненно.
– И что предосудительного Нина натворила? Дорогу в неположенном месте перешла?
– Не ёрничайте. Убили её вчера вечером.
Вроде Андрей негромко сказал, а услышали все. В зале наступила тишина. К Андрею люди подошли, стали интересоваться.
– Товарищи, пока ничего сообщить не могу в интересах следствия. Как задержим убийцу, обещаю посетить редакцию и всё подробно рассказать.
Новость сотрудников оглушила. Лариса вообще сидела с отсутствующим видом.
– Лариса, может, поговорим где-то в тихом месте?
– Да, так лучше будет.
После первоначального шока в зале снова треск пишущих машинок, телефонные звонки, шелест бумаги. Лариса вышла на лестницу запасного хода, достала из сумочки папиросу, закурила.
– Вы не курите? Простите! Такая новость! Я просто в шоке!
– Скажите, у неё был мужчина?
– Жених на фронте погиб, за неделю до победы. И больше мужчин у неё не было. Это я точно знаю, мы дружили.
– Какие-нибудь враги у неё были?
– У кого их нет? Не поздоровался утром с соседом по подъезду, уже враг. Но таких, чтобы убить – нет.
– Был кто-то, о ком вы не знаете. Убил же! Она давно в редакции работает, вернее – работала.
– Странно слышать о Нине в прошедшем времени. Она на месяц позже меня пришла, с декабря сорок седьмого года.
– В последний месяц не замечали – может, угнетена чем-то, озабочена?
– Всё как всегда.
– Какое-нибудь журналистское расследование опасное вела?
– Ой, я вас умоляю! Какое в «Гудке» опасное расследование? Как обходчик Иванов украл две шпалы? Даже не смешно.
– Врагов не было, мужчин тоже. Почему убили? Причина быть должна, кому-то помешала.
– Против фактов не попрёшь.
– Я бы хотел просмотреть все бумаги, записные книжки в её столе.
– Это запросто.
– Скажите – острых статей она не писала? Очерков, фельетонов. Обидеть кого-то могла.
– Нина? Да она про экономику писала. Передовики производства и всё такое.
Тогда газеты с её статьями можно не смотреть, а записные книжки – обязательно. Могло что-нибудь промелькнуть. Фамилия, фактик, знакомство.
В столе ящики полны старыми ежедневниками, записными книжками. Всё то, чего Андрей не видел дома у убитой. Быстро пролистал. Некоторые записи датированы сорок восьмым, пятидесятым годом. Такие ежедневники его не интересовали. Если убийство как-то связано с профессиональной деятельностью журналистки, то искать надо записи этого года, последние три-четыре месяца. Если Орлова нарыла нечто компрометирующее на человека, он попытается любым способом не дать выйти статье. Андрей изъял из стола ежедневник с записями встреч и толстую записную книжку. Вот её начал читать с последней страницы. Наткнулся на слово «Святоша», причём подчёркнутое, с восклицательным знаком. Андрей показал запись Ларисе.
– Не знаете, кто это такой?
– Что-то она говорила. Но это было месяца полтора-два назад.
– Это кличка, фамилия? Он на железной дороге работает?
– Хоть убейте, не помню.
И в испуге прижала ладошку к губам. Не упокоена пока Орлова, а она об убийстве.
– Постарайтесь вспомнить. Для начала – где состоялся разговор, какие-то незначительные детали.
– Точно, говорили о новых туфлях, она как раз купила. Потом сказала, что придётся ехать ещё раз на разъезд. И фамилию назвала.
Андрей молчал, боясь отвлечь от мысли Ларису.
– Нет, крутится что-то, но не могу.
– Хорошо. Я забираю записную книжку и ежедневник. Повнимательнее посмотрю. А вы после работы попытайтесь ещё раз вспомнить разговор. Если получится, вот телефон уголовного розыска.
Андрей написал на бумажке номер. Из редакции сразу в отдел направился. Только вошёл, а Ватутин ему:
– Тут судмедэксперт телефон уже оборвал, тебя разыскивая.
– Понял.
Андрей позвонил эксперту.
– Есть интересующие данные, не для телефона. За час успеете до нас добраться?
– Уже еду.
Андрей положил в свой стол бумаги из редакции, ринулся в судмедэкспертизу. Семён Ильич был слегка подшофе. На взгляд Андрея, работать трезвому в этом заведении невозможно. В экспертизу привозят трупы, на которые и смотреть-то страшно – после автокатастроф, обгорелые после пожара, расчленённые. Выдержать это может только человек с сильной психикой.
– Подсаживайтесь, Андрей Михайлович! Выпить не хотите? Конец рабочего дня, чистый спирт.
– Мне ещё работать.
– Так вот, перейдём к делу. Ранение вашей Орловой пулевое, жизненно важные центры не задеты. Незначительное оперативное вмешательство, неделю, от силы десять дней больничного. Но!
Семён Ильич вскинул указательный палец. Эффекты он любил. Надев на правую руку резиновую перчатку, выудил из ящика стола стеклянную чашку Петри, в которой лежала пуля.
– Что вы видите?
Андрей протянул руку, желая взять пулю, рассмотреть её. Семён Ильич резким движением отвёл чашку в сторону.
– А вот брать в руки не рекомендую. Что-нибудь необычное замечаете?
– Головка пули надпилена крест-накрест.
– Правильно. А для чего?
– Полагаю – нанести наибольшие повреждения.
– Чушь! Это утверждение верно только для высокоскоростных пуль, скажем – винтовочных. Тогда от удара в тело или любую преграду она сильно деформируется. А эта пуля не потеряла формы. Надпилы эти сделаны для яда.
– Что вы хотите этим сказать? Пуля была отравленной?
– Именно! И не играет роли, куда она попала – в палец, в ухо или живот. Жертва умрёт в обязательном порядке.
– Какие-то шпионские страсти!
– Почти угадали. Это не самоделка. Во время войны я встречался с такими, когда немцы забрасывали к нам диверсантов с заданием уничтожить видных военных или политических деятелей.
Андрей несколько минут молчал, переваривая услышанное. Выходит – убийство не совсем уголовное. Сообщить в госбезопасность? Шпионы – это их профиль. Но был ли шпион? Не исключено, что Орлова наткнулась на диверсанта, не обезвреженного нашей контрразведкой и осевшего после войны среди мирного населения.
В конце концов, пистолет с отравленными пулями мог попасть случайно в недобрые руки и диверсанты здесь вообще ни при чём? Сразу множество версий крутилось в голове. Очнулся от булькания льющейся жидкости. Семён Ильич из стеклянного пузатого флакона наливал в мензурку спирт.
– Плесните и мне, – попросил Андрей. – Что-то в голове мысли роятся.
– Я же сразу предлагал. Спирт раньше пили? Знаете как?
– Употреблял.
Андрей взял мензурку, выдохнул, выпил. Не дыша, налил в мензурку воды из графина, выпил и выдохнул. Семён Ильич наблюдал за ним внимательно, кивнул.
– Наш человек!
– Вы мне скажите, что за яд и как долго он может сохранять свои свойства.
– Не сказал разве? Старею! Цианистый калий. Немцы часто его применяли, зашивали ампулы с ядом в воротнички. В случае опасности захвата НКВД агент раскусывал ампулу, и всё, допрашивал его уже апостол Пётр.
Семён Ильич хихикнул.
– Хранится яд долго. Лучше в герметичной посуде, конечно. Но, как видите, через девять лет после окончания войны своих смертоносных качеств не потерял.
– Акт вскрытия готов?
– А как же!
Семён Ильич достал из стола оформленный акт, с подписью и печатью.
– Пулю заберу на баллистическую экспертизу. Вдруг повезёт и этот ствол когда-то раньше засветился.
– Большой, а в сказки веришь. И сами пулю берите в резиновой перчатке, и баллистикам обязательно скажите.
Семён Ильич взял перчаткой пулю, вывернул перчатку наизнанку.
– Держите!
Андрей взял перчатку, как ядовитую змею. Семён Ильич засмеялся:
– Смело в карман! Яд большей частью растворился в теле убитой, но осторожность не помешает. Будьте здоровы!
Семён Ильич плеснул спирта в мензурку. Андрей же поехал в райотдел. Надо посоветоваться с Феклистовым по вновь открывшимся обстоятельствам. За всё время своей службы в милиции Андрей сталкивался с ядами в первый раз.
Дело вообще какое-то нестандартное. Уголовник почти всегда хочет что-то материальное, весомое от жертвы получить. Деньги, ювелирные украшения, часы, шубу. Бывают и исключения, скажем – изнасилования. Но убить отравленной пулей? Ограбления точно не было, все вещи в квартире, дверь заперта. Маньяк-убийца? Сомнительно.
Феклистов ещё был в кабинете, несмотря на вечернее время. Андрей доложил всё, что удалось узнать, пулю показал.
– Кажется мне, что здесь не уголовщина. И соседям передать нельзя, ни одного доказательства нет, что дело их принадлежности. Сколько работаю, с таким не встречался. Ты пулю баллистикам отдай. Надежды мало, но может, помогут чем-нибудь.
С утра, не заезжая в райотдел, Андрей направился в МУР. Давненько он здесь не был. Сразу к экспертам прошёл, выложил на стол заявку и пулю в резиновой перчатке.
– Пуля отравлена, просьба брать только в перчатке.
Эксперт удивился.
– Давно с такой не сталкивался. Во время войны пару случаев было, и вот снова. Подождите немного, я позову Фёдора Алексеевича. Он ещё с довоенных лет работает.
Через несколько минут вошёл седой мужчина, поздоровался. Натянув перчатки, взял пулю в руку, осмотрел через лупу.
– Видел я такие. Немцы использовали, но не строевые части, а диверсанты. Да и то не все, наиболее подготовленные. Чаще всего использовался пистолет «вальтер-ППК». Причём я сам отстреливал пистолеты для экспертизы, все с глушителями были.
Андрей ладонью себе по лбу хлопнул. Так вот почему никто в доме выстрела не слышал! А он всё голову ломал – почему?
– Пулю мы осмотрим, попробуем сравнить с данными пулегильзотеки. Гильзу нашли?
– У меня в сейфе, как вещдок.
– Надо к нам доставить.
– Сегодня же сделаю.
– Результат быстро не обещаю, архив поднимать надо. Телефон оставьте.
– Спасибо.
Андрей в отдел поехал. Оперативники все в кабинете, уголовные дела просматривают.
– Андрей, тебе какая-то девушка звонила, Ларисой назвалась.
– Номер телефона оставила?
– Я записал. Если красивая, познакомь.
– Она с убитой Орловой работала.
Андрей взялся за телефон. Лариса трубку сняла после первого гудка.
– Товарищ Фролов? – переспросила журналистка. – Вспомнила я разъезд. Названия нет, только цифры: триста семьдесят восьмой километр.
– Спасибо, а фамилию она называла?
– Не помню.
Андрей поблагодарил. Что за разъезд? Может, он вообще никакого отношения к убийце не имеет? И на каком он направлении? На ярославском ходу, южном, казанском? Одни загадки. Решил позвонить в управление Московской железной дороги, но его сразу отшили:
– По телефону справок не даём. Присылайте официальный запрос.
Андрей чертыхнулся, но сел за пишущую машинку, трофейный «Ундервуд». Тюкая одним пальцем, мучался с полчаса, потом на подпись Феклистову, в канцелярию печать поставить, исходящий номер. В управление дороги поехал сам. И тут его огорошили:
– Таких разъездов два. Вам по какому направлению?
– Пишите оба.
Через несколько минут держал в руке ответ.
Конец ознакомительного фрагмента.