1
Его преподобие Джексон Уайлд был убит тремя выстрелами – в голову, сердце и половые органы. Последнее обстоятельство натолкнуло Кассиди на мысль, что здесь можно искать разгадку убийства.
– Проклятье! – произнесла доктор Элвира Дюпюи, медицинский эксперт.
Мягко сказано, подумал Кассиди. По его предположениям, стреляли из револьвера тридцать восьмого калибра, причем с близкого расстояния. Убийца словно хотел разнести в пух и прах свою жертву. Матрас насквозь пропитался кровью, но тело, изрешеченное пулями, не было обезображено. Все равно – зрелище не из приятных, хотя Кассиди повидал и более отвратительные.
Особую пикантность в случившееся вносила личность убитого. Утром, пробираясь на машине сквозь уличные пробки, Кассиди услышал по радио ошеломляющую новость о совершенном преступлении. Он немедленно развернулся, нарушив правила движения, и помчался к месту происшествия, хотя и не имел на то официального указания. Полицейские, оцепившие отель «Фэрмон», узнали его и, естественно, предположили, что Кассиди представляет нью-орлеанскую окружную прокуратуру. Ни у кого не вызвало удивления и его появление в гостиничном номере «Сан-Луи» на седьмом этаже, где сейчас толпились следователи, которые так усердствовали в сборе улик, что, похоже, лишь теряли их.
Кассиди подошел к медицинскому эксперту.
– Что скажешь, Элви?
Доктор Элвира Дюпюи была полной, крепкой женщиной с волосами пепельного цвета. Ее личная жизнь всегда была объектом сплетен, но никто из сплетников не мог похвастаться собственным опытом сексуальных отношений с Элви. Нравилась она лишь немногим, зато вызывала презрение у большинства. Впрочем, оспаривать ее профессиональные качества не брался никто.
На судебном процессе Кассиди хотел бы иметь именно такого свидетеля обвинения. На четкие и чистосердечные показания Элви можно было рассчитывать. Когда она клялась на Библии, в ее искренности можно было не сомневаться. Элви всегда производила впечатление на присяжных.
В ответ на заданный Кассиди вопрос Элви глубокомысленно поправила очки на своем квадратном лице и произнесла:
– Сначала я предположила, что причиной смерти явилось ранение в голову. Пуля разрушила почти все серое вещество мозга. Рана в груди, пожалуй, далековата от сердца, так что я не могу считать ее смертельной, хотя с уверенностью сказать нельзя, пока не произведут вскрытие. Выстрел в яички вряд ли стал причиной смерти, во всяком случае, не мгновенной. – Элви взглянула на Кассиди с озорной ухмылкой. – Но, бесспорно, оборвал его сексуальную жизнь.
Кассиди поморщился.
– Интересно, какой выстрел был первым?
– Не могу сказать.
– Мне кажется, в голову.
– Почему?
– Ранение в грудь, если оно не было смертельным, парализовало бы его.
– Его легкие тогда бы заполнились водой. Ну и что?
– Если бы мне целились в промежность, я бы чисто рефлекторно попытался прикрыть это место.
Элви кивнула головой.
– У Уайлда руки были раскинуты в стороны. Никаких признаков борьбы или сопротивления. Мне кажется, он был очень хорошо знаком с тем, кто напал на него. Возможно даже, что он спал и не видел убийцы.
– Жертвы редко видят своих убийц, – пробормотал Кассиди. – В котором часу, по-вашему, это произошло?
Элви взяла правую руку убитого и согнула ее в запястье, проверяя степень окоченения.
– В полночь. Может быть, чуть раньше. – Отпустив руку, она спросила: – Могу я забрать его прямо сейчас?
Кассиди кивнул, в последний раз окинув взглядом изуродованное тело.
– Заходите потом ко мне.
– Я прослежу, чтобы вам передали копию протокола вскрытия, как только он будет готов. Не звоните и не давите на меня, пока я не закончу, иначе все только затянется.
Доктор Дюпюи была в полной уверенности, что именно Кассиди будет заниматься расследованием. И хотя официального назначения еще не было, она знала, что это лишь вопрос времени. Дело достанется ему.
Кассиди отошел в сторону, чтобы не мешать работе судебных экспертов, и начал осмотр номера. Все предметы на ночном столике в спальне были уже покрыты порошком для снятия отпечатков пальцев. Многие предметы были аккуратно уложены в отдельные пластиковые пакеты и замаркированы. Грабеж как мотив убийства абсолютно исключался. Среди прочих предметов на ночном столике лежали наручные часы «Ролекс».
Полицейский фотограф делал снимки. Другой полицейский, в хирургических перчатках, стоя на четвереньках, исследовал ковер.
– Кого-нибудь из прессы уже допускали сюда?
– Никого, – ответил ползавший по полу полицейский.
– Держите их подальше отсюда как можно дольше и постарайтесь ничего пока не разглашать. Позже, когда будем знать факты, мы в прокуратуре подготовим заявление для прессы.
Полицейский согласно кивнул.
Кассиди прошел в гостиную. Окна по обеим стенам закрывали темные шторы, так что в комнате царил полумрак, хотя интерьер был выполнен в светлых, пастельных тонах. В уголке дивана, обитого плюшем персикового цвета, свернулась калачиком молодая женщина. Головой она уткнулась в колени, закрыв лицо руками, и тихонько всхлипывала. Рядом сидел молодой человек. Он тщетно пытался успокоить женщину и выглядел взволнованным, даже испуганным.
Им обоим задавал вопросы следователь отдела убийств нью-орлеанской окружной полиции. Говард Гленн работал в отделе уже более двадцати лет, хотя был отъявленным плутом и коллеги его не особенно жаловали. Внешность его не располагала к общению и дружбе. Был он неряшлив, весь какой-то всклокоченный, курил одну за другой сигареты «Кэмел» без фильтра и вообще смотрелся как персонаж гангстерских фильмов сороковых годов. Но тем не менее среди профессионалов его уважали за упрямство и настойчивость, с которыми он проводил расследования.
– Привет, Кассиди, – завидев подошедшего коллегу, произнес Гленн. – Ты быстро добрался. Тебя прислал Краудер?
Энтони Краудер был окружным прокурором, шефом Кассиди. Кассиди проигнорировал вопрос Гленна и кивнул в сторону парочки, сидевшей на диване.
– Кто это?
– Ты что, не смотришь телевизор?
– Только не религиозные программы. Никогда не видел выступлений этого проповедника.
Гленн повернул голову и тихо – так, что только Кассиди мог его расслышать, сказал:
– Очень жаль. Теперь уж не увидишь.
Кассиди взглянул в сторону спальни, откуда под присмотром Элви Дюпюи выносили тело.
– Это Ариэль Уайлд, жена проповедника, – сообщил Гленн. – И его сын Джошуа.
Молодой человек посмотрел на Кассиди. Тот протянул руку и представился:
– Помощник окружного прокурора Кассиди.
Джошуа Уайлд пожал протянутую ему руку. Пожатие оказалось довольно крепким, хотя рука была мягкая, гладкая, ухоженная – не рука труженика. У Джошуа были выразительные карие глаза и темно-коричневые вьющиеся длинные волосы. Короче, он был хорош собой, даже немного слащав. Родись он пару веков назад и на другом континенте, быть бы ему завсегдатаем модных салонов, наверняка к тому же пописывал бы романтические стишки. Кассиди даже подумал, что Джошуа вряд ли играл когда-либо в бейсбол, ночевал на открытом воздухе или кутил с приятелями.
Речь его отличалась правильностью и мягкостью.
– Найдите этого злодея, мистер Кассиди.
– Я как раз и намереваюсь сделать это.
– И заставьте его ответить перед судом.
– Его? А вы уверены, мистер Уайлд, что убийцей вашего отца был мужчина?
Джошуа разволновался:
– Вовсе нет. Я лишь имел в виду… Я сказал это в общем смысле.
– Тогда вполне можно допустить, что это была женщина.
До этого момента вдова не проявляла интереса к разговору, она лишь плакала, комкая в руках бумажный носовой платок. Внезапно женщина откинула назад светлые прямые волосы и уставилась на Кассиди диким, фанатичным взглядом. В лице ее краски было не больше, чем в белой гипсовой лампе, стоявшей на краю столика, но на нем выделялись глаза удивительной красоты – голубые, опушенные длинными ресницами, на которых мерцали слезинки.
– Так в этом и состоит ваш метод расследования убийств, мистер… не могли бы вы еще раз назвать себя?
– Кассиди.
– Вы расследуете преступления, занимаясь пустопорожней болтовней?
– Бывает и так.
– Тогда вы ничем не лучше этого детектива. – Она презрительно ухмыльнулась, кивнув на Говарда Гленна. – Вместо того чтобы искать убийцу, он расспрашивает нас с Джошем.
Кассиди и Гленн обменялись многозначительными взглядами. Детектив пожал плечами, тактично разрешая Кассиди вмешаться.
– Прежде чем начать искать убийцу, миссис Уайлд, – объяснил Кассиди, – мы должны с точностью установить, что же произошло с вашим мужем.
Она махнула рукой в сторону залитой кровью постели в соседней комнате и закричала:
– А разве еще не ясно, что произошло?
– Не все.
– Ну, хорошо, мы не знаем, как это случилось. – Театральным жестом она поднесла платок к бескровным губам. – Если бы мы знали, что прошлой ночью готовилось убийство, неужели, вы думаете, мы бы оставили Джексона одного в номере?
– Прошлой ночью вы оба покинули номер преподобного Уайлда. Где же вы были? – Кассиди присел на краешек дивана. Он внимательно посмотрел на вдову и ее пасынка. С виду оба выглядели не больше, чем на тридцать.
– Мы были в моем номере. Репетировали, – ответил Джош.
– Репетировали?
– Миссис Уайлд поет во время службы в церкви, – подсказал Гленн. – А мистер Уайлд аккомпанирует ей на фортепиано.
«Как разумно со стороны Джексона Уайлда – превратил свое пастырство в семейное предприятие», – подумал Кассиди. У него уже давно сложилось предвзятое отношение к телевизионным проповедникам, и до сих пор ничто не могло его изменить.
– Где ваш номер, мистер Уайлд? – спросил Кассиди.
– Дальше по коридору. Отец забронировал все номера на этаже.
– Зачем?
– Так уж сложилось. Это гарантировало его спокойствие. Поклонники отца чего только не придумывали, лишь бы оказаться поближе к нему. Он любил людей, но в перерывах между службами ему требовались покой и отдых. Они с Ариэль жили в этом номере. Я же занимал другой, такой же большой номер, где бы могло поместиться мое пианино.
Кассиди повернулся к новоиспеченной вдове.
– В этом номере две спальни. Почему вы не спали со своим мужем?
Миссис Уайлд презрительно фыркнула.
– Он уже спрашивал меня об этом. – Она снова бросила пренебрежительный взгляд в сторону детектива Гленна. – Прошлой ночью я вернулась поздно и не хотела нарушать покой Джексона. Он был так измотан, и я легла в соседней комнате.
– В котором часу вы вошли в номер?
– Я не обратила внимания.
Кассиди вопросительно посмотрел на Джоша.
– А вы заметили, в котором часу она покинула вас?
– Боюсь, что нет. Поздно.
– После полуночи?
– Значительно позднее.
Кассиди решил пока оставить этот вопрос.
– Вы разговаривали с мужем, когда вошли, миссис Уайлд?
– Нет.
– Просто вошли и поцеловали его, пожелав спокойной ночи?
– Нет. Я сразу прошла в свою спальню. Мне следовало бы зайти к нему, посмотреть, как он, – всхлипывая, произнесла она. – Но я думала, что он мирно спит.
Кассиди бросил строгий взгляд на Гленна, словно предупреждая его об очевидной несуразности. Будто не замечая этого, детектив сказал:
– К сожалению, миссис Уайлд обнаружила тело мужа лишь сегодня утром.
– Когда он не откликнулся на звонок будильника, – уточнила она. Голос ее дрогнул. Смятым бумажным платком она вытерла нос. – Он был там все это время… мертвый… пока я спала в соседней комнате…
Словно теряя сознание, она привалилась к Джошу. Он обнял ее за плечи и что-то нежно нашептывал, уткнувшись ей в волосы.
– Думаю, на сегодня достаточно. – Кассиди поднялся.
Гленн проводил его до двери.
– Подозрительно все это, ты не находишь?
– Трудно сказать, – ответил Кассиди. – Внешне все выглядит вполне правдоподобно.
Гленн непроизвольно фыркнул, выуживая из кармана рубашки мятую пачку «Кэмел».
– Ты меня разыгрываешь? Все же ясно. Они друг от друга без ума и убрали священника, чтобы не мешал.
– Может быть, – уклончиво ответил Кассиди. – Но, может, и нет.
Гленн, закуривая, хитро взглянул на него.
– Ты случаем не подпал под обаяние этих милых голубых глазок, а, Кассиди? И всего этого маскарада? До того, как ты приехал, они оба молились во весь голос. – Гленн глубоко затянулся сигаретой. – Ты ведь не думаешь, что они говорят правду?
– Конечно же, я им верю. – Уже в дверях Кассиди обернулся и добавил: – Ровно настолько, насколько возможно пописать на ураганном ветру.
Кассиди спустился в лифте в вестибюль, который напоминал растревоженный улей. Вестибюль отеля «Фэрмон» был огромен, длиной едва ли не в целый квартал.
Обычно он казался эталоном изящества и роскоши – матовые черные стены, красная плюшевая мебель, золотая инкрустация. Но сегодня утром он был заполнен возбужденными, гневными людьми. Полиция тщетно пыталась не обращать внимания на агрессивных репортеров, которые сновали в поисках новых фактов, касающихся ошеломляющего убийства Джексона Уайлда. Постояльцы отеля, еще раньше приглашенные полицией в бальный зал для опроса, один за другим выходили оттуда; по их лицам было заметно, что выходили они с облегчением, однако тут же давали волю своему гневу. Обслуживающему персоналу тоже приходилось отвечать на вопросы полиции, а потом еще пытаться успокоить раздраженных клиентов.
Кассиди, усердно работая локтями, пробрался сквозь бурлящую толпу. Какая-то женщина со среднезападным акцентом громко высказывала свою версию о том, что в отеле скрывается психопат и всех их ждет участь быть расчлененными в собственных постелях.
Какой-то мужчина кричал во весь голос, что «они» услышат обо всем этом, хотя оставалось неясным, кто же такие «они» и о чем «они» услышат.
Ученики преподобного Джексона Уайлда, прослышав о смерти своего наставника и собравшись в вестибюле отеля, громко плакали и читали молитвы, пели церковные гимны, призывая Господа покарать нечестивца, осмелившегося поднять руку на его слугу.
Пробираясь к выходу на Юниверсити-стрит, Кассиди пытался избежать внимания репортеров, но тщетно. В одно мгновение он оказался в плотном кольце.
– Мистер Кассиди, вы видели?..
– Ничего не видел.
– Мистер Кассиди, а…
– Никаких комментариев.
– Мистер Кассиди?..
– Позже.
Он маневрировал, прокладывая себе дорогу, увертываясь от камер и протянутых к нему микрофонов, отказываясь от интервью, пока не получит назначения от окружного прокурора Краудера официально заниматься расследованием дела об убийстве Уайлда.
Он полагал, что такое назначение от Краудера получит.
Нет, никаких предположений. Он просто обязан его получить.
Кассиди так стремился заняться этим делом, что даже чувствовал его на вкус. Более того, ему это было необходимо.
Ясмин величаво прошествовала через автоматические двери нью-орлеанского международного аэропорта. Носильщик, который рядом с ней казался пигмеем, завороженный видом ее длинных ног, открывавшихся из-под кожаной мини-юбки, тащился следом, толкая тележку с двумя чемоданами.
Заслышав гудок автомобиля, Ясмин отыскала взглядом «Шевроле Ле Барон» Клэр, запаркованный, как и договаривались, у обочины. Чемоданы переложили в багажник, который Клэр открыла нажатием кнопки на приборной доске автомобиля; носильщик, получив чаевые, удалился, и Ясмин, мелькнув загорелыми бедрами, юркнула на пассажирское сиденье, наполнив салон парфюмерным запахом гардении.
– Доброе утро, – сказала Клэр. – Как долетела?
– Можешь поверить в то, что произошло с Джексоном?
Клэр Лоран бросила взгляд через левое плечо и бесстрашно ринулась в хаотичный поток автобусов, такси, автофургонов, доставляющих и встречающих авиапассажиров.
– Что же он натворил на этот раз?
– Ты что, не слышала? – изумленно спросила Ясмин. – Боже, Клэр, чем ты занималась сегодня утром?
– Просматривала счета и… А почему ты спрашиваешь?
– Ты не смотрела новости по телевизору? Не слушала радио? – Ясмин прислушалась: в машине звучала кассета.
– Я специально избегала сводок новостей на этой неделе. Не хотела, чтобы мама наткнулась на очередное высказывание Джексона Уайлда в наш адрес. Кстати, мы получили еще одно приглашение на теледебаты с ним, я опять отказалась.
Ясмин все смотрела с изумлением на свою лучшую подругу и делового партнера.
– Ты действительно ничего не знаешь?
– Что? – рассмеялась Клэр. – Очередные нападки на «Французский шелк»? Что он сказал на этот раз – что мы будем гореть в аду? Порекомендовал исправиться или еще что-нибудь? Сетовал, что я разлагаю мораль американцев своим порнографическим изданием?
Ясмин сняла большие темные очки, которые она носила, когда не хотела быть узнанной, и взглянула на Клэр своими тигриными глазами, которые вот уже целое десятилетие украшали обложки бесчисленных модных журналов.
– Преподобный Джексон Уайлд уже больше ничего не скажет о тебе, Клэр. Он больше не будет оскорблять «Французский шелк» и наш каталог. Он уже ничего не сделает, дорогая. Этот тип заткнулся навсегда. Он отбросил копыта, – сказала она, переходя на жаргон своего детства.
– Он мертв? – Клэр резко затормозила.
– Мертвее не бывает, как говаривала моя мать.
Уставившись на подругу, побледневшая Клэр недоверчиво повторила:
– Мертв?
– Он явно кого-то утомил своими проповедями и наставлениями. Утомил настолько, что бедняге пришлось убить его.
Клэр нервно облизала губы.
– Ты имеешь в виду, что его убили?
Проезжавший рядом водитель разгневанно нажал на клаксон. Другой, объезжая их автомобиль, выразил свое раздражение красноречивым жестом. Клэр с трудом сняла ногу с тормоза и нажала на акселератор. Машина дернулась.
– Что с тобой? Я думала, ты захлопаешь от восторга. Хочешь, я поведу машину?
– Нет-нет, все в порядке.
– Ты выглядишь не лучшим образом. Откровенно говоря, просто дерьмово.
– У меня была тяжелая ночь.
– Мэри Кэтрин?
Клэр покачала головой:
– Нет, мучили плохие сны.
– Что за сны?
– Неважно. Ясмин, ты уверена насчет Джексона Уайлда?
– Я слышала в аэропорту, пока ждала багаж. У них там стоял телевизор. Вокруг столпились люди. Я спросила у кого-то, что происходит, думала, опять что-то стряслось – вроде взрыва «Челленджера». А тот мужчина мне и сказал: «Этот телепроповедник договорился до того, что получил пулю в лоб прошлой ночью». А поскольку у меня особый интерес к одному такому проповеднику, я, естественно, пробралась поближе к телевизору и сама услышала новости.
– Его убили в «Фэрмоне»?
Ясмин удивленно взглянула на подругу.
– Откуда ты знаешь?
– Я слышала, что он там остановился. От Андре.
– А, Андре. Я совсем забыла о нем. Бьюсь об заклад, у него сегодня утром опять истерика. – Прежде чем Ясмин смогла продолжить свои рассуждения об их общем приятеле, Клэр задала еще один вопрос:
– Кто обнаружил тело?
– Его жена. Сегодня утром она нашла его в постели с тремя пулевыми ранениями.
– О боже. И в котором часу это было?
– В котором часу? Господи, откуда ж мне знать. Они не сказали. Да и какая разница? – Ясмин сняла с головы шарф и тряхнула длинными, словно у Афродиты, волосами, которыми она так славилась. Из огромной сумки выудила несколько браслетов и нанизала их на свои изящные руки. Затем настала очередь гигантских серег-колец. И вот, без каких-либо косметических ухищрений, возник образ самой популярной «цветной» фотомодели.
– Кого-нибудь уже арестовали?
– Нет. – Ясмин нанесла на губы коралловый блеск. Слегка подкрасив румянами щеки, она придирчиво осмотрела себя в зеркальце.
Хотя час пик уже прошел, движение на автостраде было, как всегда, интенсивным. Клэр умело преодолевала заторы и чувствовала себя уверенно. Она прожила в Нью-Орлеане всю жизнь. Поскольку Ясмин теперь приходилось делить свое время между Новым Орлеаном и Нью-Йорком, Клэр обычно встречала ее в аэропорту.
– Убийца оставил какие-нибудь следы? Нашли его оружие?
Ясмин в нетерпении захлопнула зеркальце.
– Это была лишь сводка новостей, понимаешь? Детали не обсуждались. Репортеры там охотились за каким-то парнем из прокуратуры, добивались, чтобы он сделал заявление, но он так ничего и не сказал. А почему это тебя так интересует?
– Мне не верится, что он мертв. – Клэр слегка запнулась, прежде чем произнести последнее слово, как будто вымолвить его ей было не под силу. – Вчера вечером он еще читал проповедь в Домском соборе.
– В новостях как раз показывали сюжет об этом. Он был снят крупным планом – лицо красное, белые волосы дыбом, кричит что-то об огне и потопе. Призывает каждого американца встать на колени и молить о прощении. – Ясмин нахмурила красивые брови. – Как Господь Бог может услышать чьи-либо молитвы, если этот Уайлд так орет? – Она поморщилась. – Я рада, что его наконец заткнули. Теперь он не будет маячить на нашем пути.
Клэр сурово посмотрела на Ясмин:
– Тебе не следует так говорить.
– Почему нет? Я так чувствую. Естественно, я не собираюсь рыдать и притворяться, что оплакиваю его уход, – саркастически заметила Ясмин. – На их месте я бы медаль вручила тому, кто избавил эту страну от такой заразы.
Преподобный Джексон Уайлд, выступая со своими проповедями по телевидению, вел крестовый поход против порнографии. Свой телевизионный выпуск он объявлял священной миссией и торжественно клялся вырвать с корнем безобразие и бесстыдство из душ американских граждан. Гневные проповеди Уайлда ввергали в исступление тысячи его приверженцев. Нападкам подвергались художники, писатели – вообще деятели искусства; их работы запрещались, а кое-где подвергались осквернению.
Многие сходились на том, что крестовый поход, объявленный телеевангелистом, – угроза пострашнее, чем простой запрет порножурналов. Его рассматривали как ущемление прав человека. Юридических определений того, что считать непристойным, как таковых не существовало, Верховный суд США так и не преуспел в разработке четких понятий, и потому зачастую точка зрения Уайлда принималась за критерий при оценке того или иного произведения. Против этого и протестовали оппоненты неистового проповедника.
Разразилась война идей и мнений. В городах, больших и малых, сражения шли в кинотеатрах, книжных магазинах, библиотеках, музеях. Несогласные с преподобным Уайлдом были объявлены «неверующими язычниками», еретиками, ведьмами и предавались анафеме.
Поскольку Джексон Уайлд не обошел своим вниманием и каталог модного нижнего белья «Французский шелк», Клэр, как его создатель, предстала в глазах публики в нежелательном свете. Месяц за месяцем проповедник буквально изничтожал каталог, поместив его в один ряд с самыми откровенными порнографическими журналами. Ясмин была согласна с Клэр в том, что им лучше игнорировать Уайлда и его нелепые обвинения, чем пытаться защищать то, что вовсе в защите не нуждается.
Но игнорировать Уайлда оказалось не так-то просто. Когда его проповеди не привели к ожидаемой цели – теледебатам, он использовал свою кафедру проповедника, впрямую атакуя Ясмин и Клэр, объявив их распутными, похотливыми Иезавелями наших дней. Его нападки стали еще более яростными, когда неделю назад он объявился в Нью-Орлеане, родном доме «Французского шелка». Ясмин была в это время в Нью-Йорке, так что Клэр пришлось принять на себя всю тяжесть наносимых Уайлдом оскорблений.
Вот почему Ясмин и была озадачена реакцией Клэр на известие о его смерти. «Французский шелк» был детищем Клэр, ее идеей. Деловая хватка, живое воображение, интуиция – все это позволило Клэр превратить посылочную торговлю в преуспевающий, доходный бизнес, который для Ясмин оказался спасением, так как вдохнул свежую струю в ее угасающую карьеру. Но об этом не догадывалась даже Клэр. И вот теперь мерзавец, угрожавший положить конец всему этому, был мертв. Ясмин считала его смерть поводом для торжества. Клэр, однако, рассуждала иначе:
– Поскольку Уайлд объявил нас своими врагами, не думаю, что теперь, когда он убит, нам следует демонстрировать свою радость по поводу его смерти.
– Меня обвиняли во многих грехах, Клэр, но только не в двуличии. Я всегда говорю прямо, без обиняков. Что чувствую – то и говорю. Ты росла в тепличных условиях, в то время как я зубами и ногтями цеплялась за жизнь в Гарлеме. Я и сейчас иду по жизни шумно, с грохотом, а ты лишь порхаешь. У меня глотка шириной с туннель Линкольна. Твой же голос льется, как растопленное масло.
Но должен же быть предел и твоему терпению, Клэр Луиз Лоран. Этот проповедник доставал тебя больше года, с того дня, как впервые обрушился на «Французский шелк» со своей поганой кафедры. Это все равно что твоего ребенка публично выпороли бы за шалости.
Ты противостояла его узколобой критике с достоинством и честью, но теперь, положа руку на сердце, скажи: неужели ты не рада, что этот гнусный сукин сын мертв?
Клэр безучастно уставилась перед собой.
– Да, – медленно проговорила она тихим голосом. – В глубине души я рада, что он мертв.
– Хм. Однако сейчас, пожалуй, тебе лучше последовать своему же совету и приготовить для них какое-нибудь другое заявление.
– Для них? – Клэр словно очнулась. Ясмин обратила ее внимание на скопление людей впереди. Вдоль Петерс-стрит, прямо напротив здания «Французского шелка», выстроились фургончики телевидения. Вокруг них толпились репортеры и операторы.
– Черт возьми! – пробормотала Клэр. – Я вовсе не хочу быть втянутой в это дело.
– Ну, возьми себя в руки, детка, – сказала Ясмин. – Ты была одной из самых любимых мишеней Джексона Уайлда. Так что, хочешь ты этого или нет, ты уже по уши увязла в этой истории.