Багатель (Bagatelle)
Розы… и госпожа Дюте
Везде, где ни сажал бы я розовые кусты,
Собирал всегда я розы…
Вначале этот замок назывался Бабиоль, когда в 1720 году маршал д’Эстре построил его для своей молодой и очаровательной жены на опушке Булонского леса, неподалеку от парка Мадридского замка. На самом деле тогда это был просто небольшой домик: четыре комнаты на первом этаже плюс мансарды. Однако стоил он достаточно дорого: более сотни тысяч ливров. Но маршал не жаловался, поскольку он зарабатывал такие огромные деньги на спекуляции шоколадом и кофе, что не обращал внимания на подобные мелочи. Особенно уж по сравнению с доходами, которые ему принесла система Лоу[4]. И к тому же он был влюблен… Да и как тут не влюбиться в такую соблазнительную женщину, особенно когда ты на тридцать лет ее старше?
Он ее совершенно не ревновал. Все, чего хотел маршал – чтобы его жена была красивой, сияющей и представительной. А та, в свою очередь, не замедлила этим воспользоваться.
У нее была подруга – мадемуазель де Шароле, которая жила неподалеку, в Пти-Мадриде, где вела не слишком-то скромный образ жизни. Мадемуазель де Шароле была дочерью герцога де Бурбона и мадемуазель де Нант, являвшейся дочерью Людовика XIV и мадам де Монтеспан. То есть ей было на кого опереться. На самом деле она ни в чем не нуждалась, кроме разве что порядочности.
12 августа 1721 года в честь новоселья был устроен званый ужин, главными гостями на котором были регент и его новая пассия, мадам д’Аверн. Это тут же придало дому особую атмосферу талантности и изящества, и это потом осталось в нем надолго. Багателль, стоивший так дорого, стал для его хозяйки и некоторых ее друзей очаровательным убежищем, где можно было посвящать время Любви и связанным с ней утехам.
Жена маршала принимала там своих любовников: красавца Марсийи, маркиза де Шовелена, канцлера д’Агессо, председателя Эно и графа Руссильонского. Ее мужа это обстоятельство совершенно не волновало. Он скончался в 1737 году, и вовсе не от тяжести рогов, которыми одарила его жена и которые никогда его не смущали. Супруга оплакивала его ровно столько, сколько полагалось, а затем вернулась к прежней приятной жизни, чему юный Людовик XV был несказанно рад. Король много раз навещал ту или иную сестру де Несль, которых заботливая рука мадемуазель де Шароле подталкивала к нему в кровать. Короче говоря, две подруги, несмотря на статус великосветских дам, стали обычными сводницами… Конечно же, ради блага Его Величества!
Казалось, если верить словам д’Аржансона, что Булонский лес и его окрестности были воплощенной копией рая на земле: «Сначала идешь на обед к мадемуазель в Мадридский замок; на ужин – в Мюэтт; затем великолепно проводишь время у жены маршала д’Эстре в Багателе, где можно предаться любви, если пожелаешь. И так прекрасно проводишь весь день…»
Смерть мадам д’Эстре в 1745 году нарушила эту отлаженную систему времяпрепровождения. Ее маленький домик сменил нескольких владельцев, в числе которых была некая мадам де Моконсей, которая, прежде чем вновь устраивать интимные встречи для Людовика XV, добилась от него назначения для своего супруга губернатором Кольмара, а затем и Юнинга. После этого благодарная дама стала устраивать его любовные встречи с княгиней де Робек, а затем давать в честь короля Станислава, тестя Людовика XV, пышные и роскошные пиры, которые практически полностью разрушили Багатель. Фонарики и бенгальские огни угасли, цветы завяли, запах духов выветрился. Багатель погрузился в сон на несколько лет, в течение которых там жила мадам де Моконсей. Она вела достаточно уединенный образ жизни, прежде чем покинуть наш мир в 1770 году. За четыре последующих года домик сменил трех владельцев и постепенно стал приходить в негодность.
Так он и продолжал ветшать вплоть до 1777 года, когда его наконец снесли, чтобы освободить место для тех великолепных построек, которые мы можем наблюдать и по сей день. И там один двадцатилетний принц, к удовольствию одной королевы, превратился в настоящего волшебника…
Этого принца звали графом д’Артуа. В 1775 году он приобрел Бабиоль мадам д’Эстре, но так ничего с ним и не делал до того дня, пока его золовка Мария-Антуанетта не поручила ему построить небольшой дворец на бывшем месте для любовных встреч Людовика XV. И построить его следовало за два месяца: если еще точнее, за шестьдесят четыре дня.
Когда тебе двадцать, не останавливаешься ни перед какими преградами! Артуа принял вызов и тут же пригласил архитектора Беланже. Цена пари: сто тысяч ливров. За эту же цену маршал д’Эстре построил Бабиоль. Но в этот раз следовало сделать все намного лучше… И, кроме того, принц предполагал израсходовать в шесть раз больше денег.
На самом деле, чтобы заново выстроить Багатель со всеми его садами, угодьями, гротами, фонтанами и клумбами, пришлось израсходовать в двенадцать раз больше. Девятьсот рабочих трудились день и ночь, пока личная гвардия графа д’Артуа изымала для строительства все повозки с камнями, гипсом и известью, которые проезжали мимо. В это же время подыскивали мебель, изделия из бронзы, фарфора, хрусталя, приобрели картины Юбера Робера, сделали деревянную обшивку стен, повесили шелка – то есть сделали все, чтобы Багатель стал самым прекрасным из всех «гнездышек» для знати. Конечно, это было безумной затеей, но зато какой восхитительной! В назначенный день Мария-Антуанетта прошла по саду с таким изобилием роз, что казалось, они росли здесь уже целую вечность. Королева проиграла пари, но взамен в ее честь был устроен настоящий праздник, в ходе которого, будучи страстной любительницей театра, она сыграла главную роль в спектакле «Роза и Колас» вместе с хозяином дома и мадам де Полиньяк. Говорят, что Людовик XVI освистал пьесу, найдя ее скучной, чем вызвал недовольство жены, посчитавшей это оскорблением и унижением ее актерского таланта. А ведь она так хотела признания! Однако юной королеве так понравилось в Багателе, что она возвращалась туда еще несколько раз, чтобы потанцевать или поужинать под звук флейт и скрипок.
Но Мария-Антуанетта была здесь лишь гостьей. Как только она возвратилась в Версаль, другая королевская особа проникла в этот маленький дворец с его садами, который будто бы нарочно был построен, чтобы подчеркнуть ее красоту, ведь она была, возможно, самой красивой женщиной в Париже. Настолько неотразимой, что даже десятилетия спустя люди мечтали о ней, рассматривая ее портреты: она поражала неповторимым очарованием. У нее были светлые волосы и перламутровая кожа. Без сомнения, Бог создал ее для любви. Она была настоящей розой, мечтой и отражением галантного, духовного, утонченного и вольного XVIII века. Звали ее мадемуазель Дюте. Эта артистка Оперы стала любовницей самого обаятельного французского принца. Но остановимся ненадолго на ее персоне – она, право, того стоит!
Как Багатель ранее был Бабиолем, так и мадемуазель Дюте сначала была Розали Жерар, дочерью скромного офицера и еще более скромной фрейлины из Версаля. Ни тот, ни другая состоянием не обладали, но были людьми верующими. И поэтому они отдали девочку на обучение в пансионат при монастыре Сент-Ор, где, как говорят, вместе с ней училась и другая молодая особа, постарше ее. Звали ту девушку графиня дю Барри, и ей предназначалась головокружительная судьба.
Но Розали надолго в Сент-Оре не задержалась. Ее быстро перепоручили тетушкам, которые занялись ее «просаведением». Эти дамы, в большинстве своем ростовщицы, продавщицы косметических и парфюмерных товаров, а также сводницы, сразу же заметили необычайную красоту их племянницы и приложили все усилия, чтобы она поняла, какие преимущества и выгоды можно из этого извлечь. Не забывая, конечно же, и о религиозном воспитании.
Они так хорошо наставили ее на путь, что затем она продолжила обучение под опекой самого архиепископа Нарбоннского.
Господин Артур-Ришар Дийон, потомок ирландских королей, был прелатом, любящим роскошь. Также под его началом находились Генеральные Штаты Лангедока и сам Лангедок. Это был красивый утонченный человек, обожающий женщин и охоту. Любые виды охоты! Он прекрасно оценил то сокровище, которое ему доверили. Тогда шел 1769 год, и Розали уже исполнилось семнадцать.
При помощи архиепископа и знаменитого кардинала де Рогана, которых она одинаково ненавидела, юная Жерар познала не только плотские удовольствия, но и изящную жизнь, а также получила много новых знаний. Дийон познакомил ее с талантливыми поэтами и писателями, в частности Жаном де Лафонтеном, известным баснописцем, который учил эту красавицу уму-разуму. Но епископ не слишком долго держал Розали при себе. Страсть к удовольствиям и, следует заметить, постоянная благотворительность не позволяли ему содержать такую красивую девушку в подобающих условиях. И он представил ее мадам де Сент-Этьенн, которая владела салоном, где встречались Дидро, Мармонтель и Кребийон, то есть самым утонченным местом для встреч в Париже. Умные мужи задерживались в залах, но знать расходилась по комнатам, где Розали и познакомилась с мастерами учтивости – герцогом де Ришелье и князем де Субизом.
Но и там она долго не задержалась. В нее влюбился знатный итальянец, князь Алтиери, впрочем ненадолго. Затем она ушла к главному откупщику Окару. Он создал для «прекрасного дитя» все условия, чтобы та устроилась в Оперу хористкой и на «подпевки». И тут она решительно отбросила фамилию Жерар, чтобы стать мадемуазель Дюте, очаровательной девушкой, от которой сходило с ума все общество, потому что она сочетала в себе одновременно неземную красоту и вежливость и при этом была весьма неглупа.
«Я многое повидала, – писала она (а она даже писала свои мемуары!), – мы родились в счастливое время, когда красивая женщина может так хорошо устроить свою жизнь! Я не упустила свой шанс. Я была одновременно и глупой, и кокетливой, и чувственной, и холодной, и хитрой. Меня называли глупышкой, но меня это не удивляло; мне приписывали редкую красоту, а такая красота неизменно сопровождается не слишком большим умом».
В Опере она встретила Мари-Мадлен Гимар, известную танцовщицу, и та вскоре стала ее лучшей подругой.
Тем временем главный откупщик обанкротился, и перед мадемуазель Дюте встал выбор из нескольких любовников, которые не всегда удовлетворяли ее потребности. По-настоящему она любила только господина де Леторьера, а граф Потоцкий нравился ей настолько, чтобы лишь ненадолго развлечься с ним. Но близилось посвящение принца, и это удачное знакомство станет высшей точкой в ее «карьере».
В Париже много говорили о мадемуазель Дюте и ее очаровании. К ней присматривался герцог Орлеанский: не для себя, конечно, а для своего сына. Этот любящий отец хотел доверить первый опыт своего сына той, которая лучше всего знала, как разжечь любовный пыл. И именно красавица Розали одним прекрасным вечером лишила девственности будущего Филиппа Эгалите[5], а пока только развлекала герцога Шартрского. Вот она, настоящая слава!
Но вот появился граф д’Артуа, и на этот раз это был триумф! Брат короля был моложе Розали на несколько лет, но влюбился в нее без памяти, насколько это было возможно при его ветреном сердце и уме. Он поселил Розали в чудесном особняке на улице Шоссе-д’Антен, где ее соседкой стала милая Гимар. Но чаще всего молодой человек и его прелестная возлюбленная встречались в Багателе, посреди чудесных садов.
На связь графа д’Артуа с Розали его супруге, невзрачной Марии-Терезии Савойской, у которой к тому же был очень длинный нос, как-то намекнул граф Прованский, простивший свою сестру и облекший свой намек в шутку:
– Мой брат хочет отведать савойский пирог с чаем…[6]
Но Розали не стеснялась жить на широкую ногу. Ее можно было видеть в Лоншане в карете, запряженной шестеркой белых лошадей с упряжью из голубого сафьяна. Она сияла и восхищала всех, но, несмотря на это, несколько раз слышала и ругательства в свой адрес, а перед ее каретой однажды возникла сумятица, потому что такая откровенная роскошь многим приходилась не по нраву:
«Когда наблюдаешь, как выставляют напоказ подобную пышность, удивляешься, с каким презрением эти богатые дамы относятся к тому, чем занимаются честные женщины», – писала не без доли зависти актриса Софи Арну.
Тем временем в Багателе появилось еще одно произведение искусства: граф д’Артуа заказал авалонскому художнику Антуану Вестье большой портрет своей любовницы. Портрет во весь рост, который не бросал ни малейшей тени на блеск и великолепие ее красоты. Позднее этот портрет стал самым очаровательным украшением ванной комнаты… Но счастье не может быть бесконечным. Настало время Революции, а для Артуа – время эмиграции. В Багателе воцарилась тишина, когда Розали Дюте на долгие годы уехала в Англию, где у нее имелось достаточно друзей. Она сохранила верность всему, что ей было дорого, и, будучи роялисткой на свой лад, она возвратилась во Францию только после Реставрации, когда туда вернулись и «ее принцы»…
Но розы уже увяли. А ее светлые волосы поседели. Да, пусть во Франции восстановилась милая ее сердцу монархия, но вот ее прежних друзей осталось совсем мало. Многих казнили на гильотине, другие погибли при Вандейском мятеже или в армии Конде. И даже Багатель уже не выглядел тем самым Багателем…
Во время Директории его купил некий Леритье, не нашедший ничего лучшего, чем превратить его в увеселительное заведение, которое он называл «отделением исламского рая на земле». Багателю пришлось дожидаться пришествия Наполеона, любившего порядок, чтобы замок наконец обрел добрую репутацию. Император восстановил его в качестве места для своих прогулок и недолговременного проживания. Римский король[7] приезжал играть в его садах, и именно там Жозефина встретила этого прелестного ребенка, из-за которого она потеряла корону. Хотя считать его из-за этого менее очаровательным она не стала.
Империя ушла, но тут вновь появился бывший владелец Багателя, тот самый волшебник, благодаря которому и появилось это произведение искусства. Одним словом, вернулся граф д’Артуа. Но если Багатель рассчитывал, что вернутся былые времена изящных праздников, то он сильно ошибался. Нынешний граф д’Артуа ничего общего не имел с тем версальским волшебником. Теперь он стал высоким господином, степенным и благочестивым, наследником своего брата короля Людовика XVIII. И если он и переделал что-то в замке, то только для того, чтобы стереть следы былых глупостей: большинство наиболее фривольных портретов сняли, прежде чем замок отошел герцогу де Берри, его сыну, который, обладая хорошим чувством юмора, возможно, и был бы ими доволен.
В 1832 году Багатель перестал быть владением короля, и его приобрел англичанин, который внес в него ряд изменений. Маркиз Хертфорд, брат лорда Генри Сеймура (который внес огромный вклад в развитие конного спорта) и, возможно, родной брат сэра Ричарда Уоллеса, разместил тут китайские ванны, привез статуи из замка Во-ле-Виконт и вазы из Берси. В парке он сделал лужайку, где потом учился ездить верхом молодой принц, сын Наполеона III. Он завещал Багатель Ричарду Уоллесу. А тот снес все здания и построил то, что получило название Трианон, который впоследствии перешел в собственность его вдовы. Она, в свою очередь, оставила его своему секретарю, который в 1904 году продал этот красивейший дворец парижской мэрии. С того времени больше никаких пиршеств в Багателе не было, кроме одного: настоящего пиршества роз, которые всегда чувствовали себя тут как дома.
Что касается Розали Дюте, то она «терпеливо ждала» до 1820 года, когда и скончалась, оставив после себя состояние примерно в шестьсот тысяч франков, которое наглядно демонстрирует, что в жизни вознаграждается не только добродетель.
Часы работы
По субботам,
воскресеньям
и праздничным дням с 15.00 до 16.30