Вступление
Моя бабушка была француженкой.
За все годы, пока я росла, у меня ни разу не возникло ощущения, что я ее по-настоящему понимаю. Долгое время я даже была убеждена, что не нравлюсь ей. Она казалась мне довольно холодной и уж точно слегка высокомерной. Но я не только восхищалась ею, я ее просто обожала! Однако мне нередко случалось завидовать подругам, у которых были обыкновенные седовласые бабушки: они носили цветастые домашние платья, пекли сахарное печенье, целовали своих внучек в щечки и обнимали их, прижимая к своей мягкой груди, пока те не принимались визжать и вырываться.
Моя бабушка-француженка ничего подобного не делала. Она была высокой, стройной и элегантной. Каждое второе воскресенье она приезжала к нам в гости, в Стэмфорд, штат Коннектикут, в невероятно сверкающем черном «Бьюике», принадлежавшем моему деду. За рулем всегда был дедушка: бабушка так и не научилась водить машину, но ей удавалось всякий раз найти «шофера», готового сколько угодно катать ее по городу. Предстоящий бабушкин визит приводил меня в волнение. Я знала, что она станет разглядывать меня, расспрашивать об уроках танцев, велит расправить плечи и тщательно изучит мою одежду. К ее приезду мне всегда хотелось принарядиться. Я подбегала к машине, открывала пассажирскую дверцу и, даже не давая ей выйти, спрашивала, есть ли у нее для меня конфета. Этому я научилась, глядя на свою лучшую подружку и ее бабушку.
Однако у моей бабушки конфет никогда не оказывалось. Вместо этого она со щелчком раскрывала свой миниатюрный кожаный ридикюль и протягивала мне черную лакричную пастилку от кашля. Я принимала ее так, словно это было самое восхитительное и вкусное лакомство на всем белом свете, и благодарила бабушку. Тогда она наконец выставляла из машины на мостовую свои обтянутые чулками ноги, выходила и церемонно целовала меня в обе щеки.
Волосы у нее были темные, пока она не стала красить их в серебристый блонд. Ноги – длинные, стройные, красивой формы, на них – гладкие чулки и туфли на высоком каблуке. На шее у нее всегда красовался пестрый шарфик, а волосы были неизменно идеально уложены – ведь каждую субботу она проводила в салоне красоты. Ах да, еще легкий макияж, на губах помада.
Ей нравился персиковый цвет. Не розовый – тут она была весьма разборчива. Непременно персиковый!
В сумочке всегда лежал шелковый платочек, а туфли были в тон сумочке, хотя никогда не составляли с ней идеальную пару – что вы, бабушка ни за что не пошла бы на столь очевидный шаг! Она никогда не улыбалась до ушей, никогда не хохотала до самозабвения. Она редко обнимала меня, зато у нее была идеальная осанка.
Каждый ее приезд производил суматоху в нашем семействе. Бабушка говорила с легким акцентом, и слово «лук» выходило у нее похожим на «люк». Она была великолепной поварихой и научила меня готовить яблочный тарт-татен (ах, как я теперь жалею о том, что не записала ее рецепт!).
При доме бабушки и дедушки в Девоне (Коннектикут) был небольшой сад, где они выращивали репу, свеклу, зеленую фасоль, тыквы, кукурузу, цукини и помидоры и консервировали их в банках на зиму. А еще в саду росло персиковое дерево, из плодов которого бабушка варила варенье и делала начинку для пирогов. Когда нам случалось обедать в их доме, все было невероятно свежим и вкусным.
Сама того не понимая, я росла под ненавязчивой опекой моей таинственной бабушки-француженки, и на моих глазах раскрывались все секреты, которыми женщины Франции пользуются многие столетия, поддерживая в своих мужчинах интерес и заставляя их непрестанно восхищаться ими. Время от времени между ней и дедушкой вспыхивали пылкие ссоры. Когда я впервые стала свидетельницей их перепалки, меня это ужасно расстроило. Я видела, как дедушка вопил, а бабушка молча кипела яростью и вымещала свой гнев, вымешивая тесто для пирога – тиская его и переворачивая, раскатывая и с размаху шлепая о стол, – чтобы приготовить в конце концов изумительный яблочный тарт[1]. Их ссоры могли длиться часами, а то и сутками, но всегда заканчивались одинаково: ночным шепотом за запертой дверью спальни. А наутро моя бабушка возвращалась из местного магазина в новой шляпке. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что эти их ссоры были не обыкновенными размолвками, но сложным и чувственным танцем. Я видела, что для француженки важнее быть собой, чем ладить с партнером, и что порой приготовление вкусного пирога лучше непосредственного общения.
В молодости бабушка была певицей, танцовщицей, шила театральные костюмы. С французской стороны в нашем роду были художники, музыканты, танцовщики, певцы и даже один мастер-кукольник. В 1920-х годах мой дедушка руководил семейной театральной труппой, которая разъезжала с выступлениями по всей Новой Англии. Бабушка пела и играла на скрипке; моя мать с локонами, завитыми в стиле Ширли Темпл, танцевала и читала стихи (однажды даже выступала в программе Children's Radio Hours в Нью-Йорке), а дядя играл на ударных. Все это происходило во времена Великой депрессии, на закате эпохи водевиля.
Я росла, слушая эти истории, и мне тоже хотелось носить локоны, как у Ширли Темпл. Когда я была маленькой, бабушка завивала мне волосы, используя вместо папильоток полоски ткани, оторванные от старых простыней. Я терпеливо сидела, пока ее пальцы перебирали мои свежевымытые волосы, чтобы в понедельник пойти в школу с крутыми «кудряшками», как она их называла. Я смотрела на ее отражение в зеркале (бабушка сидела позади меня, ее красивое лицо выражало глубокую сосредоточенность) и думала, что хочу быть такой же, как она, но понимала, что это невозможно. На самом деле я была совершенно на нее не похожа. Она оставалась для меня неведомой страной, неизменной тайной.
В конце шестого класса мы должны были сообщить преподавателям, какой иностранный язык будем изучать в следующем году в средней школе. Конечно, я хотела учить французский! Я всегда пыталась разговаривать на ломаном французском со своей подружкой Джоанной. Бывало, мы шли с ней в торговый центр и прогуливались по рядам, притворяясь, что мы не американки и нас приводят в совершенную растерянность написанные по-английски ярлычки на товарах – мол, как вы там говорите? Кукурузные хлопья «Келлогг»? Мы от души хохотали и пересыпали свою речь громкими восклицаниями «о-ла-ла, мон дье!». Это было замечательно весело и приятно, но, конечно, никого не могло обмануть: хозяин магазина говорил нам, что если мы ничего не собираемся покупать, то должны уйти. Оглядываясь назад, я понимаю, что наше желание болтать по-французски было больше связано с фантазией, в которой мы казались себе соблазнительными, прекрасными и таинственными, чем с действительным стремлением выучить язык. Честно говоря, в школе французский мне никак не давался, хотя я и учила его до самого выпускного класса.
Летом перед началом последнего года учебы в средней школе я прочла статью в Mademoiselle Magazine о правах женщин и их освобождении. Наступила эпоха 1970-х, и все изменилось. Я ходила в школу в драных джинсах и армейской куртке, сплошь облепленной протестными значками. Однажды я загнала бабушку в угол (она сидела на диване) и заявила, что не следует позволять дедушке «повелевать ею и эксплуатировать ее». Как же она не понимает, что он ее угнетает! Почему это она должна в основном готовить еду и мыть посуду? Почему она должна закручивать в стеклянные банки все эти овощи?
– Ведь мы делаем это вместе, – ответила бабушка.
Но я не сдавалась.
– Зачем тебе нужно постоянно ходить в салон красоты и принаряжаться? Дедушка же не тратит столько времени, стараясь быть красивым ради тебя. Почему ты всегда носишь юбки, платья, чулки и высокие каблуки?
Бабушка только улыбнулась. Выслушивая меня, она поигрывала своим жемчужным ожерельем, а потом попросила маму приготовить чай. Так она дала мне понять, что не хочет продолжать этот разговор, и тема была закрыта.
Такая реакция лишь прибавила ей таинственности в моих глазах, и я окончательно перестала понимать француженок.
Окончив колледж, я поехала во Францию. Мне был 21 год, и я думала: «Вот теперь-то уж точно до всего докопаюсь…» Я прошла собеседование в парижском ателье по дизайну одежды и неплохо написала диктант (это была британская компания, где все говорили по-английски). А потом уселась за компьютер, чтобы перепечатать свои заметки, и обнаружила, что европейская клавиатура отличается и от американской, и от английской: А и Q поменялись местами, кнопка Еnter оказалась на другом месте, а Z находилась там, где положено быть W! Но я не собиралась отступать и пошла на курсы французского языка в Alliance Francais. Потом сняла квартиру в мансарде на бульваре Сен-Мишель – вместе с Морин Риардон, девушкой из Англии, с которой мы познакомились на теплоходе, пока плыли из Дувра в Кале. Я влюбилась, потом разлюбила. Каждое утро я гуляла по Люксембургскому саду, коверкала французскую речь и по-прежнему оставалась во Франции посторонней, туристкой. К февралю в Париже стало холодно и дождливо. Я слегла с гриппом. У меня кончились деньги, мне пришлось приплясывать у дверей офиса American Express, дожидаясь, пока придет срочно высланный родителями денежный перевод.
А потом я уехала в Лондон, сбежав в уютную атмосферу английского языка.
Годы шли. Я не раз побывала во Франции, но сама эта страна, и в особенности француженки, по-прежнему были для меня загадкой. После смерти бабушки и мамы у меня осталось множество вопросов, касавшихся культуры, языка, истории, и самый главный из них – как сохранить хоть частичку наследия моих французских предков в такой большой стране, как США. А еще меня волновали многочисленные проблемы любви и брака. Да, и у мамы, и у бабушки была бурная и страстная семейная жизнь, но то, каким образом они ухитрялись постоянно восхищать своих мужей и оставаться в центре их внимания, было выше моего понимания. Я знала, что дело отнюдь не только в том, чтобы быть «милой» и давать своему мужчине именно то, чего он хочет. Больше того, во время похорон мамы мой отец поднялся и неожиданно спел в ее честь старую песню «Спасибо за воспоминания», где были такие слова: «Может быть, ты и выводила меня из себя, зато с тобой мне никогда не было скучно».
Я была в разводе и недавно снова вышла замуж, поэтому меня особенно интересует то, с помощью каких секретов француженки не дают любви угаснуть и придают ей привкус вечной интриги. Кроме того, есть множество тем, связанных с романтикой, сексом и браком, которые мы так и не успели обсудить с мамой и бабушкой. Поэтому я решила отправиться во Францию, поговорить там с разными женщинами, а потом написать эту книгу, чтобы мои подруги-американки извлекли пользу из того, чему нас всех могут научить француженки.
Однако, несмотря на шапочное знакомство с аудиокурсом французского языка Пимслера (между нами говоря, это просто замечательная система!), мне была необходима помощь в переводе тонкостей, связанных с женским бельем и будуарными откровениями. Поэтому я нуждалась в ком-то, кто был бы хорошо знаком с несколькими француженками и открыл бы передо мной двери их домов.
Итак, знакомьтесь: моя близкая подруга Джессика Ли, редактор издательства New American Paintings, блестящая личность и красивая женщина: обворожительно игрива и дружелюбна, умеет правильно одеваться, точно знает, в каком салоне нужно подправлять брови и как спланировать идеальный званый ужин. Джессика то и дело курсирует между Бостоном и Кембриджем. В качестве редактора ей приходится путешествовать по художественным ярмаркам всего мира – Базель, Майами, Сан-Франциско, Чикаго и, разумеется, вся Европа.
Моя подруга получила прекрасное образованние, окончила Барнард, и ее французский безупречен. Ей около 35 лет, и она ни разу не была замужем – настоящая любительница приключений!
Джессика согласилась поехать со мной во Францию. Она была моей переводчицей, моим послом, моим пропуском в страну француженок. Нас обеих изменили уроки, усвоенные в общении с женщинами, у которых мы брали интервью.
Уезжая из Франции в Италию, Джессика познакомилась в аэропорту с красивым французом. Они сидели рядом в автобусе, подвозившем пассажиров к самолету. Вдохновленная беседами с француженками, Джессика принялась болтать с Нельсоном – и между ними проскочила искра. Прежде чем расстаться, они обменялись адресами и переписываются до сих пор; в этой книге даже есть один рецепт, подаренный Нельсоном. А потом другой мужчина – наполовину британец, наполовину итальянец – настоял на том, чтобы помочь ей управиться с багажом, и сопровождал ее до самой Флоренции. Наконец, возвращаясь в Америку, она провела около шести часов на пересадке в Лондоне. Джессике нужно было добраться из аэропорта Гэтвик на вокзал Виктория, где она планировала встретиться со своим приятелем Карло и выпить с ним по рюмочке. Ради этой встречи она сменила свои обычные джинсы на юбку и высокие сапожки (очень французский ансамбль). Стоя у автомата по продаже билетов и пытаясь разобраться, какой билет ей купить (номер зоны, день, неделя и т. д.), она обратилась за помощью к какой-то женщине. Пока Джессика слушала объяснения, к ней подошел мужчина и спросил: «Вам нужна помощь?» На вид он был вылитый Хью Джекман – статный, элегантный и очень красивый.
Сама Джессика рассказывает об этом так…
Он подошел, просто подхватил одну из двух моих сумок и двинулся к эскалатору. Мне стало немного неловко, ведь я уже попросила блондинку, которая помогала мне с билетом, проводить меня до поезда. Она ступила на эскалатор, за ней я, потом еще несколько человек, а за ними тот мужчина с моей сумкой… и вот я стою, вертя головой вперед-назад, не зная, кого из них выбрать! Но, в конце концов, у него была моя сумка, и потом, когда подошел поезд, та женщина двинулась в одну сторону, а он в другую, и я подумала: «Ну, все-таки он такой красивый мужчина, и кроме того, моя сумка у него…» – в общем, я пошла за ним. Мы болтали и смеялись, а когда поезд подошел к его станции, он попросил у меня адрес электронной почты. Вуаля!
Ах да, каждый раз, когда случалось подобное, я была одета в один и тот же ансамбль: топ + юбка + сапоги. Думаю, он гарантированно помогает найти мужчину, который разберется с багажом!
Вернувшись в Америку, Джессика получила от нашего героя такое письмо:
…Было чудесно познакомиться с вами сегодня в поезде, пусть даже наше знакомство оказалось недолгим. Как жаль, что вы были здесь только проездом! Я бы с удовольствием пообщался с вами подольше. Хотя и чувствую себя немного виноватым перед женщиной, которая с такой охотой помогала вам, – я смел ее с пути, как паровой каток! Думаю, это закон природы: ничто не может стоять между мужчиной и очень красивой женщиной, нуждающейся в помощи.
Кстати, в комбинации юбки и сапожек действительно что-то есть, особенно когда путешествуешь. В этом сочетании – вся суть подхода француженок. Благодаря своим «полевым исследованиям» мы выяснили: если женщина в юбке, это почти всегда вдохновляет мужчину придерживать перед ней дверь, помогать с багажом, улыбаться и вступать в разговор.
А что же я – замужняя женщина? О, я вернулась домой к мужу с чемоданом, полным нового белья и кулинарных рецептов, с более глубоким пониманием природы любви и, конечно, с множеством заметок, фотографий, интервью и аудиозаписей – материалов для книги «Француженки не спят в одиночестве».
Женщины, с которыми я разговаривала, раскрывали мне не только секреты любви и хорошей кухни: они снабдили меня ключом, который помог открыть дверь к моему собственному прошлому и нашим взаимоотношениям с бабушкой, и за это я буду им вечно благодарна.
Тот, кто говорит, что французы недружелюбны, просто их не знает. Я обнаружила, что они необыкновенно дружелюбны, впечатлительны и великодушны. Так было повсюду: в Париже, где нас принимала Сильвия, по всей Бургундии, в Безансоне (там мы с Джессикой останавливались в семье Мари-Жоэль) и на севере Франции, в Лилле и Морбекю. Мы устраивали «вечеринки для француженок» в ресторанах, клубах и частных домах. Мы задавали вопросы мужчинам и женщинам на улицах, в кафе и барах. Мы встречались с каждым, кто был готов поведать нам секреты того, как француженки ищут, находят и сохраняют любовь. Мы фотографировали и делали аудиозаписи бесед с женщинами в возрасте от 18 до 80 лет – с представительницами всех социально-экономических категорий, с горожанками и деревенскими жительницами, с простыми рабочими и специалистами, получившими университетское образование. Мы беседовали и с американками, которые уже давно живут во Франции, и с француженками, ныне живущими в Америке.
Благодаря всем этим встречам рождалось единое целое, ставшее впоследствии моей книгой.
Честно говоря, многое мне было и так понятно на интуитивном уровне – например, сверхъестественная способность француженок сохранять вокруг себя ореол тайны, их врожденное кокетство, чувство осмотрительности, когда речь идет о любви.
Но были и такие вещи, о которых я ничего не знала, пока не поехала во Францию, чтобы собирать материал для этой книги. Во время всех этих встреч у меня возникало ощущение, что мне возвращают частицу моей собственной истории, которая всегда была внутри меня, но каким-то образом оказалась не на своем месте. Этот опыт помог мне открыть в себе француженку.
Теперь я убеждена, что любая женщина способна открыть в себе свое собственное французское «я»: элегантную, осмотрительную, сексуальную, таинственную, харизматичную и очаровательную версию себя самой.
Обрати внимание, это идеализированная Француженка. Разумеется, любая француженка – самостоятельная личность, и все они разные.
Ах да, и еще, пожалуйста, учти, что я по уши влюблена во всех француженок! То, что представлено здесь, это составной образ, сплав, цель которого – вдохновить женщин и помочь им создать свою версию «Идеальной Француженки».
Когда я говорю, что нам не помешало бы усвоить стиль поведения француженок в том, что касается любви, это не значит, что мы должны перенестись назад в 1950-е, дружно отказаться от своих карьер, личных прав и засесть по домам, занявшись домашним хозяйством. Я просто говорю о том, что нам стоило бы позаимствовать некоторые замечательные привычки, помогающие француженкам, и внедрить их в нашу жизнь.
Считай образ француженки, описанный в этой книге, метафорой такого стиля жизни, который может помочь нам сделать свою любовную историю более волнующей, сексуальной, романтической, впечатляющей, дразнящей, могущественной и – да, более удовлетворительной. Возьми из этого образа любые черты, какие пожелаешь, и сделай их своими собственными. Возможно, тебе тоже удастся обнаружить, что в душе ты немного француженка.