Онлайн книга Фото битвы при Марафоне. *** (К. Д. Саймак)

Clifford D. Simak

The Marathon Photograph

* * *

Не пойму, зачем я излагаю это на бумаге. Я профессор геологии, и для такого ученого сухаря мое занятие должно являть собой верх бессмысленности, пустую трату ценного времени, которое стоило бы провести в работе над давно задуманным, но часто откладываемым в долгий ящик трудом о докембрии. Кстати сказать, ради этого мне и дали полугодичный академический отпуск, болезненно сказавшийся на моем банковском счете. Будь я писателем, я мог выдать свою повесть за плод фантазии, но зато получил бы шанс предъявить ее вниманию публики. Или хотя бы, не будь я черствым и бездушным профессором колледжа, можно было выдать эти записки за отчет о реальных событиях (собственно говоря, так оно и есть на самом деле) и отправить их в какой-нибудь из так называемых информационных журналов, заинтересованных лишь в голой сенсации и делающих упор на поиски затерянных сокровищ, летающие тарелки и прочее, – и опять-таки с изрядной вероятностью, что рукопись увидит свет и хотя бы самые тупоголовые читатели примут мой рассказ на веру. Но солидному профессору не пристало писать для подобных изданий, и если я отступлю от этого правила, то смогу в полной мере испытать осуждение академической общественности. Разумеется, можно прибегнуть к различным уловкам; к примеру, публиковаться под вымышленным именем и менять имена персонажей, но, если бы даже эта идея не отталкивала меня (а это имеет место), толку все равно было бы мало: слишком многие знают эту историю хотя бы частично – следовательно, легко могут вычислить и меня.

Несмотря на вышеперечисленные аргументы, я полагаю, что все-таки обязан изложить случившееся. Белый лист, исписанный моими закорючками, может в какой-то степени сыграть роль исповедника и снять с моей души груз не разделенного ни с кем знания. А не исключено, что я подсознательно надеюсь при более или менее последовательном изложении событий наткнуться на то, мимо чего прошел прежде, а заодно отыскать оправдание своим действиям. Читателям этих строк (хотя таковые вряд ли найдутся) следует сразу же уяснить себе, что я практически не понимаю побудительных мотивов, толкающих меня на осуществление этой глупой затеи. И тем не менее, если я собираюсь когда-нибудь дописать книгу о докембрии, придется сперва все-таки дописать этот отчет. Пусть призрак будущего пребывает в покое, пока я блуждаю в прошлом.

Никак не могу решить, с чего начать. Я осознаю, что мои статьи в академических журналах никоим образом не годятся в качестве образца, но, насколько я понимаю, любая литературная работа должна хоть в какой-то степени подчиняться логике, а значит, изложение следует вести по порядку. Так что, пожалуй, лучше всего начать с медведей.

Это лето выдалось для медведей нелегким. Ягода не уродилась, а желуди не созреют до самой осени. Медведи ищут съедобные корни, в поисках личинок, муравьев и прочих насекомых роются в трухлявых колодах, трудолюбиво и с отчаянием откапывают какую-нибудь ничтожную мышку или суслика или без особого успеха пытаются добыть в ручье форель. Некоторые, подгоняемые голодом, перебрались из лесов поближе к человеческому жилью или рыщут в окрестностях санаториев, по ночам выходя из логова, чтобы совершить набег на мусорные контейнеры. Это вызвало большой переполох. Двери и окна на ночь запирают, задвигают засовами и закрывают ставнями. Мужчины старательно начищают и смазывают оружие. Не обошлось, разумеется, и без стрельбы, жертвами которой пали тощий мишка, бродячий пес и корова. Отдел фауны Государственного департамента по делам заповедников издал столь характерный для закоренелой бюрократии тяжеловесный и многословный циркуляр, в котором рекомендуется медведей не трогать, так как они голодны, а следовательно, раздражены и могут представлять опасность.

Через день-другой после выхода циркуляра смерть Стефана подтвердила правильность этих рекомендаций. Стефан был сторожем Вигвама – охотничьего домика среди холмов, всего в полумиле от нашей хижины. Мы с Невиллом Пайпером выстроили ее не меньше двенадцати лет назад, приезжая сюда из университета и работая по выходным, так что, несмотря на ее скромные габариты, на строительство ушло два года.

Будь я мастером пера – тут же углубился бы в детали строительства, а заодно попутно приплел бы все необходимые сведения. Но статьи по геологии, предназначенные для ученых журналов, не приучают к изяществу стиля, так что подобные выкрутасы с моей стороны будут выглядеть неуклюже и тяжеловесно. Будет лучше, если я не стану путаться, прервусь на этом и сообщу все, что знаю о Вигваме.

Собственно говоря, ни мне, ни другим почти ничего о нем не известно. К примеру, Дора уже не первый год испытывает глубокое негодование по отношению к редким посетителям Вигвама только за то, что не может ничего о них выведать. Надо сказать, что Дора заправляет «Торговым Постом» (не правда ли, неожиданное название для старомодного универсального магазинчика, стоящего у развилки дорог по пути из долины в холмы?). О приезжих она знает наверняка только то, что они приезжают из Чикаго, хотя всякий раз ухитряются миновать «Торговый Пост» как-то незаметно. Дора знает почти всех летних обитателей холмов; по-моему, она с годами привыкла считать их собственной семьей, знает их по именам, знает, где и на что они живут, плюс еще кое-какая причитающаяся сюда любопытная информация. Например, ей известно, что я уже не первый год пытаюсь написать книгу, и она прекрасно осведомлена, что Невилл не только прославился как знаменитый специалист по истории Древней Греции, но и широко известен в роли фотографа-пейзажиста. Она ухитрилась раздобыть три или четыре альбома размером с журнальный столик, в которых использованы снимки Невилла, и показывает их всем посетителям, наперечет знает все награды, присужденные ему за серию фоторабот об астрах. Ей известно о его разводе, о повторной женитьбе, оказавшейся ничуть не более удачной, чем первая. И хотя ее познания не грешат чрезмерной точностью, зато в обилии деталей им не откажешь. Дора осведомлена, что я ни разу не женился, и попеременно то подвергает меня гневной и сокрушительной критике, то проникается ко мне сочувствием. Так и не пойму, что же бесит меня больше – ее гнев или ее сочувствие. В конце концов, нечего совать всюду свой нос, но она ухитряется быть любой дыре затычкой.

Если говорить о техническом прогрессе, то здешние холмы сильно отстали. Нет ни электричества, ни газа, нет даже почты и телефона, так что роль последних выполняет «Торговый Пост». Эта роль да еще бакалея и прочие мелкие товары превратили его в своеобразный пуп земли для летних жителей. Если вы намерены прожить здесь хоть какое-то время, то без почты не обойтись; что до телефона – то ближайший находится в «Торговом Посту». Разумеется, это не очень удобно, но большинство приезжих не придает этому значения, ведь они оказались здесь именно в поисках убежища от внешнего мира. Многие живут не дальше нескольких сотен миль отсюда, хотя некоторые приезжают с самого Восточного побережья. Как правило, эти гости летят до Чикаго, пересаживаются на «Стремительную Гусыню» до Сосновой Излучины, милях в тридцати от холмов, а остаток пути одолевают на прокатных автомобилях. «Стремительная Гусыня» принадлежит «Северным авиалиниям», местной компании, обслуживающей небольшие городки на пространстве четырех штатов. Техника у них древняя, зато на компанию можно положиться: самолеты, как правило, поспевают к сроку, а процент аварийности на этой трассе – самый низкий на Земле. Для пассажира есть лишь один риск: если над какой-нибудь посадочной площадкой окажутся скверные погодные условия, пилот даже не станет пытаться приземлиться; он просто пропустит этот пункт назначения. На посадочных полосах нет ни иллюминации, ни радиовышек, так что в случае бури или тумана пилот предпочитает не испытывать судьбу; быть может, именно этим и объясняется низкая аварийность. О «Стремительной Гусыне» ходит множество добродушных анекдотов, по большей части не имеющих под собой реальной почвы. Например, в Сосновой Излучине никому ни разу не приходилось прогонять оленя с посадочной полосы, чтобы самолет мог сесть. Лично я за эти годы проникся к «Стремительной Гусыне» глубокими чувствами – не за доставку, ведь я ни разу не летал на ней, а за строгую регулярность полетов над нашей хижиной. Скажем, когда я во время рыбалки слышу приближающийся звук мотора, то опускаю удочку и наблюдаю за ее пролетом, так что со временем привык поджидать ее появления, будто боя часов.

Я вижу, что меня занесло не туда, – ведь я собирался рассказать о Вигваме.

Вигвам назвали так за то, что из всех летних резиденций среди холмов он оказался самым большим или, во всяком случае, самым претенциозным. Кроме того, как выяснилось, и появился раньше всех. О Вигваме рассказал мне Хемфри Хаймор, а не Дора. Хемфри – кряжистый старик, гордо носящий звание неофициального летописца округа Лесорубов. На жизнь он кое-как зарабатывает малярными и обойными работами, но первым и основным занятием для него остается история. Он докучает Невиллу при каждом удобном случае и жутко огорчается, что Невилл не в состоянии проявить хоть какое-нибудь любопытство к истории чисто местного масштаба.

Хемфри рассказал мне, что Вигвам был выстроен чуть более сорока лет назад, задолго до того, как у остальных проснулся интерес к здешним холмам и желающие выстроить летнюю резиденцию хлынули сюда. Тогдашние жители этих мест сочли строителя Вигвама слегка чокнутым: здесь не было ничего достойного внимания, кроме нескольких ручьев с форелью да какой-никакой охоты на тетеревов – впрочем, иной год и последних было совсем мало. Сюда очень далеко добираться, а земля, разумеется, бросовая – рельеф чересчур неподходящий для пашни, лес так густ, что пастбище тоже не получится, а порубка невыгодна из-за трудностей с вывозом древесины. Так что владеть здешней землей – все равно что платить налоги за пустое место.

И тут появляется безумец, готовый выложить кучу денег не только за возведение Вигвама, но и за постройку пятимильной трассы, ведущей к нему через эти кошмарные холмы. Далее Хемфри, несколько раз при удобном случае излагавший мне эту историю, не забывал упомянуть о самом возмутительном для летописца обстоятельстве – никто так и не узнал имени безумца. Насколько известно, он ни разу не появился здесь во время строительства. Все работы выполнялись подрядчиками, а связь с ними осуществлялась по почте какой-то адвокатской конторой. Хемфри считает, что контора эта находится в Чикаго, но и тут у него уверенности нет. Неизвестно и то, навещал ли владелец Вигвам хоть однажды; посетители появляются там время от времени, но никто ни разу не видел ни их приезда, ни отъезда. Они не приходят в «Торговый Пост» ни за покупками, ни за почтой, ни для телефонных переговоров. Закупку всего необходимого и прочую работу по дому делал Стефан. Он вроде бы исполнял обязанности сторожа, хотя и это остается под вопросом. Звали его Стефан, и точка – никакой фамилии, просто Стефан.

– Будто он чего скрывает, – говаривал Хемфри. – Сам ничего не скажет, а задашь вопрос напрямик – вечно выкрутится и уйдет от ответа. Обычно, когда спросишь, человек называет свою фамилию, а Стефан – ни в коем случае.

Во время нечастых вылазок из Вигвама Стефан пользовался «Кадиллаком».

– Большинство мужчин охотно говорят о своих автомобилях, – отмечал Хемфри, – а «Кадиллаки» нечасто попадаются в этих краях, так что многие интересовались, задавали вопросы.

Но Стефан не желал говорить даже о «Кадиллаке». Словом, для Доры и Хемфри этот человек был сплошной головной болью.

Хемфри рассказывал, что на постройку дороги до Вигвама ушло несколько месяцев, при этом он пояснял, что сам в это время находился в другой части округа и не придавал Вигваму особого значения. Однако несколько лет спустя поговорил с сыном подрядчика, строившего дорогу. Сначала ее сделали для грузовиков, доставлявших стройматериалы, но к концу строительства колеса машин совсем разбили ее, так что был выдан еще один подряд на приведение дороги в первоклассный вид.

– Наверное, хорошая дорога понадобилась для «Кадиллака», у них с самого начала был «Кадиллак». Не этот, конечно; я даже не знаю, сколько их тут переменилось.

У Хемфри всегда имеется история про запас, его буквально распирает от желания что-нибудь рассказать, от какой-то патологической жажды общения, и повторы его нимало не смущают. В основном списке у него две любимые темы: во-первых, разумеется, загадка Вигвама – если таковая имеется; сам Хемфри убежден, что да. А во-вторых – затерянный рудник. Если он существует, то руда наверняка свинцовая – в этом районе множество месторождений свинца, но Хемфри нипочем этого не признает; в его устах свинец обращается в чистое золото.

Насколько я понимаю, байка о затерянном руднике пошла задолго до того, как Хемфри проведал о ней и принял в свой арсенал. Появление подобной истории отнюдь не удивительно; трудно найти такую местность, где не ходили бы легенды о хотя бы одном затерянном руднике или несметном сокровище. Это всего лишь безобидные местные сказки, порой довольно симпатичные, но люди, как правило, в глубине души осознают, что это выдумка, и не очень-то им доверяют. Однако Хемфри принял все за чистую монету и начал неутомимо выискивать какие-нибудь следы и намеки, взахлеб посвящая каждого подвернувшегося слушателя в результаты своих изысканий.

В то июльское утро, когда все и началось, я как раз подъехал к «Торговому Посту», чтобы купить немного бекона и захватить почту. Невилл собирался на вылазку, чтобы я наконец смог засесть за рукопись, но в этот день после нескольких суток дождливой погоды выглянуло солнце, а надо сказать, Невилл все это время чуть ли не заклинал небо ради нескольких часов ясной погоды, чтобы отснять цветущую полянку розовых венериных башмачков невдалеке от ведущего к Вигваму моста. Он уже провел там дня три под дождем, слоняясь с фотоаппаратом вокруг полянки, в результате чего вымок до нитки, зато принес снимки. Снимки получились, как всегда, великолепные – но при свете солнца результат был бы еще лучше.

Когда я уходил, вся его аппаратура была разложена на кухонном столе, а ее владелец решал, что взять с собой. В вопросах выбора аппаратуры Невилл очень привередлив – впрочем, как и большинство заинтересованных в своем деле фотографов. У него скопилось немыслимое количество различных приспособлений, и, как я понимаю, каждый предмет служит для своих специфических целей. По-моему, выдающимся фотографом его сделали именно взыскательность и богатая коллекция аппаратуры.

Приехав в «Торговый Пост», я застал там Хемфри, сидевшего в одиночестве на одном из стульев, выстроенных в кружок вокруг установленной в центре торгового зала холодной печурки. По его виду сразу можно было заключить, что наш летописец поджидает очередную жертву, и у меня не хватило духу его разочаровать. Купив бекон и захватив почту, я подошел и сел рядом.

– По-моему, я говорил вам, – не теряя времени на пустую болтовню, перешел он прямо к сути дела, – о затерянном руднике.

– Да, мы беседовали о нем несколько раз.

– Значит, вы припоминаете главную нить – что его вроде бы открыли двое дезертиров из форта Кроуфорд, скрывавшихся среди холмов. Случиться это должно было в 1830-х или около того. Как следует далее, рудник был открыт в пещере, то есть была пещера, а в пещере – выход рудной жилы. Как я понял, очень богатой.

– Чего я не могу взять в толк: если даже они и нашли жилу, то зачем взялись ее разрабатывать. Ведь там свинец, не так ли?

– Так, – неохотно признал Хемфри. – Наверное, свинец.

– Теперь рассмотрим сопряженные с его добычей проблемы. Я полагаю, руду надо было плавить, отливать в чушки, затем вывозить чушки на вьючных животных – и все это под угрозой попасться на глаза армии.

– Пожалуй, вы правы, но в находке рудника есть что-то волшебное. Вы только подумайте, как увлекательно отыскать сокровища недр! Даже если и нельзя их добыть…

– Ладно, вы изложили свою точку зрения, и я готов ее принять.

– Ну, тем более что они толком ничего и не добывали. Начали было, но потом что-то случилось, и они свернули дело. Скрылись и больше не показывались. Вроде бы перед этим они сказали кому-то: рубили, мол, деревья, чтобы перекрыть устье пещеры, а бревна забросали землей. Как вы понимаете, чтобы спрятать ее от посторонних глаз – должно быть, рассчитывали когда-нибудь вернуться и начать разработку. Я часто гадаю: если оно действительно так – отчего же они не вернулись? Знаете, Эндрю, по-моему, теперь у меня есть ответ. И не только ответ, а первое по-настоящему серьезное доказательство, что это не выдумка. Более того: пожалуй, я даже могу установить личность неизвестного доныне человека, пустившего гулять по свету эту историю.

– Что, появились новые сведения?

– Да, и по чистой случайности. Люди знают, что я интересуюсь здешней историей, и часто приносят мне свои находки: письма, к примеру, или вырезки из старых газет и все такое, сами понимаете.

Я кивнул: мол, в самом деле. Его рассказ заинтриговал меня, но Хемфри все равно продолжал бы и заставил меня выслушать все до конца, даже если бы я отбивался обеими руками.

– Позавчера человек из западной части округа принес мне дневник, который нашел в старом сундуке на чердаке. Дом строил еще его дед, лет сто с лишком назад, и с той поры там проживало только их семейство. Человек, принесший дневник, – нынешний владелец участка. Судя по всему, дневник вел его прадед, отец основавшего ферму человека. Этот прадед в молодости несколько лет держал «Торговый Пост» у Кикапу, торгуя с сауками и фоксами, все еще населявшими тот район. Дело шло ни шатко ни валко, но на жизнь ему хватало, да и промысел выручал. Дневник охватывает период с 1828 года по 1831-й, то есть около трех лет. Отмечен каждый день – хоть строчкой, да отмечен. А порой его автор исписывал по нескольку страниц, обобщая события последних недель, которые прежде обозначил лишь мимоходом, а то и вовсе опустил…

– Но рудник-то он упомянул? – спросил я, начиная терять терпение. Если Хемфри не столкнуть с накатанной колеи, он может проговорить весь день.

– Ближе к концу. По-моему, в августе тридцать первого, точно не помню. Однажды вечером на «Пост» в поисках ужина и ночлега забрели двое мужчин – я так понимаю, дезертиры. Наш летописец уже успел соскучиться по белым людям, и я заключаю, что ночь они провели за выпивкой. Гости не были настроены молоть языком, но чуток перебрали и разговорились. Разумеется, они не сказали, так, мол, и так, мы дезертиры, но незадолго перед тем командование форта обратилось к владельцу «Поста» с просьбой высматривать их, так что он и сам обо всем догадался. Впрочем, с военными он был не в ладах, помогать властям не собирался, и дезертиры могли бы спокойно во всем сознаться; вместо того они рассказали о руднике, и вполне достаточно, чтобы понять – пещера где-то неподалеку. Та часть их рассказа, в которой говорится о том, как они бревнами загораживали вход в пещеру, дошла до нас практически в неискаженном виде.

Зато другая часть рассказа забылась – причина их бегства. В пещере скрывалось что-то страшное, заставившее их обратиться в бегство. Они даже не стали приближаться, чтобы выяснить, что же там такое. Эта штуковина тикала – лежала там и тикала, но не равномерно, как часы, а вроде как случайно, – рассказывали дезертиры, – будто пыталась заговорить с ними. То ли предупреждала, то ли угрожала. Должно быть, это было жутковато, и они вылетели из пещеры как ошпаренные, но, оказавшись под открытым небом, немного пришли в себя и застыдились своей пугливости, так что двинулись обратно. Стоило им ступить в пещеру, как эта штука снова затикала – и это довершило дело. Не следует забывать, что случилось это более века назад, когда люди были куда более суеверными, нежели нынешние, и сверхъестественные явления страшили их намного больше. Мне вспоминается утонченный ирландский джентльмен, проживавший неподалеку от фермы моего отца. Когда ему было уже за семьдесят, я был еще ребенком, так что историю о кладбищенском призраке слышал не из его уст – позднее ее неоднократно пересказывал мой отец. Однажды ночью наш сосед проезжал на своей любимой повозке мимо кладбища, находившегося всего в нескольких милях от его дома, и вдруг увидел что-то вроде призрака в белом саване. С той поры, если ночь застигала его на пути домой, то, проезжая мимо кладбища, он нахлестывал лошадь что есть сил, чтобы миновать его на полном скаку.

– Значит, услышав тиканье во второй раз, дезертиры решили бросить рудник? – решил я повернуть его поближе к теме.

– Ну да, вроде бы – дневник довольно путаный. Сами понимаете, его автора великим писателем не назовешь. Синтаксис оставляет желать лучшего, а уж правописание так хромает, что требует изрядных способностей к расшифровке. Во всяком случае, похоже, что второй раз оказался решающим. Странно другое: раз уж они были так напуганы, то почему угробили столько времени на маскировку входа в пещеру?

Тут грохнула дверь, и я оглянулся – это был Невилл, остановившийся на пороге. В его спокойной позе не было ничего необычного, если не считать некоторой скованности.

– Дора, – обратился он к владелице магазина, – будьте добры, наберите номер шерифа.

– Шерифа?! – привстал я. – Зачем тебе шериф?

Но он не ответил, продолжая говорить с Дорой:

– Скажите ему, что Стефан из Вигвама мертв. Похоже, погиб от лапы медведя. Лежит у моста по эту сторону Вигвама. У моста через Оленебойный ручей.

На этот раз подскочил Хемфри:

– А он точно мертв?

– Почти наверняка. Конечно, я его не трогал, но горло у него разодрано, да и шея вроде бы сломана, а вокруг медвежьи следы. Земля у ручья после дождей совсем мягкая, и следы очень отчетливы. – Невилл повернулся к накручивающей диск Доре. – Пойду обратно. По-моему, не стоит оставлять его без присмотра.

– Медведь уже не вернется, – заметил Хемфри. – Он, несомненно, оголодал, но раз уж не съел сразу…

– И тем не менее я возвращаюсь. Не по-человечески оставлять его там дольше, чем требуется. Ты не хочешь ко мне присоединиться, Энди?

– Разумеется.

– Я подожду шерифа, – решил Хемфри. – Когда он подъедет, я остановлю его машину и прибуду вместе с ним.

Мы с Невиллом опередили шерифа на полчаса. Оставив машины у обочины, пешком спустились к мосту и увидели Стефана, лежавшего всего в нескольких ярдах от ручья.

– Давай-ка сядем здесь, – предложил Невилл. – Все равно мы ничего не сделаем, так и нечего затаптывать следы. В общем-то, и так ясно, что произошло, но шериф вряд ли будет доволен, если мы тут натопчем.

Отыскав пару подходящих валунов, мы сели. Невилл глянул на небо – оно опять затягивалось тучами.

– Плакали мои снимки. А эти цветы продержатся еще лишь денек-другой. Кроме того… – Тут он прикусил язык, будто собирался мне что-то рассказать, но на полпути раздумал.

Я не стал ничего спрашивать. Быть может, одна из причин нашей давней дружбы – умение не задавать лишних вопросов. Вместо того я сказал:

– В омуте под мостом водится отличная форель. На днях займусь ею. Перед приездом мне удалось раздобыть несколько новых мушек для нахлыста – может, сработают.

– Мне надо в университет, – невпопад сообщил Невилл. – Если смогу, уеду вечером. В крайнем случае, завтра утром.

– Ты же собирался остаться на неделю-другую, – удивился я.

– Обстоятельства изменились, – кратко пояснил он.

До приезда шерифа мы болтали о пустяках. Глядя на тело Стефана у ручья, я вдруг заметил, что он стал как-то мельче, чем мне казалось при его жизни. Стефан лежал навзничь, и по его лицу ползали насекомые. Горла с нашего места было не видно, но листья и лесной суглинок покрывали алые брызги еще не успевшей свернуться и потемнеть крови. Я попытался разглядеть медвежьи следы, о которых упоминал Невилл, но до тела было слишком далеко.

Шериф оказался добродушным полнеющим здоровяком. По виду он напоминал типичного провинциального шерифа из какого-нибудь телесериала, но вел себя совершенно не так. Речь его была негромкой и ненавязчивой. Шериф неуклюже спустился к берегу, а за ним следовал Хемфри.

– Должно быть, вы мистер Пайпер, – кивнул шериф Невиллу. – По-моему, мы уже встречались несколько лет назад. А вы мистер Торнтон. Вот с вами мы, кажется, незнакомы. Насколько мне известно, вы геолог.

Мы пожали друг другу руки, потом он опять обратился к Невиллу:

– Вы просили Дору позвонить. Она сказала, что это вы нашли тело.

– Я отправился фотографировать цветы, – пояснил тот, – и по пути наткнулся на него. Было совершенно очевидно, что он мертв, и я ни к чему не прикасался. Вокруг масса медвежьих следов.

– «Скорая» подъедет с минуты на минуту, – сказал шериф. – Пойдемте поглядим.

И мы спустились, хотя смотреть там было не на что. Зрелище, конечно, было ужасное, но с уходом жизни тело будто съежилось и стало таким маленьким и незначительным, что почти не шокировало. Пышная зелень берез и сосен, лепет ручья и торжественное молчание леса уравновешивали факт человеческой смерти и сводили его значение к минимуму.

– Ладно, – заметил шериф, – пожалуй, стоит его осмотреть. Терпеть этого не могу, но ничего не поделаешь – работа есть работа.

Склонившись над телом, он приступил к обыску. Обшарив карманы пиджака и рубашки, приподнял труп, чтобы добраться до задних карманов брюк, но так ничего и не нашел.

– Ну и дела. – Он выпрямился и озадаченно обвел нас взглядом. – Ничегошеньки. Ни бумажника, ни документов, даже складного ножа нет. Большинство мужчин носят складные ножи. Такое в моей практике впервые. Даже у вонючего старого бродяги, испустившего дух в каком-нибудь грязном переулке, непременно есть что-нибудь при себе: старое письмо, поблекшее измятое фото в память о прошлом, какая-нибудь бечевочка, шнурок, нож – ну хоть что-то! А тут ничего, ни клочка мусора. – Он покачал головой. – Как-то в голове не укладывается – ведь не может же быть, чтобы у человека не было абсолютно ничего! – Тут шериф перевел взгляд на Невилла. – А вы не прошлись у него по карманам, а? Да нет, конечно же, нет. Сам не знаю, зачем спросил.

– Вы правы, – кивнул Невилл. – Я его не трогал.

Мы вернулись на дорогу, и тут наш блюститель законности и правопорядка сыграл с Хемфри скверную шутку. Пожалуй, он поступил справедливо, ведь тот вертелся здесь не по праву.

– По-моему, надо заглянуть в Вигвам, – предложил шериф.

– Сомневаюсь, что там кто-то есть, – возразил я. – Последние пару дней никто не показывался, даже Стефан.

– Во всяком случае, заглянуть надо – просто на случай, если там окажется кто-нибудь. Я полагаю, Хемфри согласен задержаться здесь и указать дорогу «Скорой».

Естественно, Хемфри был несогласен, но возразить не смел. Надо же, такой шанс заглянуть в Вигвам, а то и попасть внутрь – и его сбрасывают со счетов! Надо отдать ему должное – из затруднительного положения Хемфри вышел с определенной долей изящества, любезно пообещав дождаться «Скорой».

Вигвам приметен своей массивностью даже издалека, хотя и наполовину скрыт деревьями и зеленой изгородью, – но истинные его размеры можно осознать, только въехав на дорожку, ведущую к стоящему особняком гаражу с «Кадиллаком». Дело в том, что холм, к склону которого приткнулся дом, возвышаясь над ним, своей величиной как бы подавляет Вигвам, и лишь при взгляде с дорожки становится ясно, насколько Вигвам велик.

Когда мы подъехали к дому и остановились, шериф выбрался из своей машины и сказал:

– Самое смешное, что за все это время я здесь впервые.

Конец ознакомительного фрагмента.

Вы здесь

Фото битвы при Марафоне. *** (К. Д. Саймак)