Вы здесь

Фотография для прошлого. Сейчас (Марсия Андес)

Сейчас

Wern – Time

Я бегу из Вашингтона на своём любимом матовом Порше, буквально вырываюсь из лап огня и революции, которая охватывает город. У меня нет желания участвовать во всём этом, ведь я настоящая трусиха. А ещё я эгоистка. Всегда ею была. Всегда думала только о себе, о своих целях, даже в тот момент, когда моё сердце было переполнено любовью, я только и делала, что думала о своих прихотях. Быть рядом с ним, потому что мне от этого хорошо, любить его, думать о нём, скучать, всё это только ради себя. Я даже отпускать его не хотела, когда мы расстались, потому что он был нужен мне. Потому что я нуждалась в нём.


Я. Я. Я. Я…


Хотя, может быть, я ошибаюсь.


Машина не выдерживает долго. Недалеко от Цинциннати в Огайо она ломается, и мне приходится оставить свою малышку на растерзание безжалостных отчаявшихся людей. Если всё это закончится, нужно будет отправить жалобу в ремонтную компанию, видимо, не так уж и хорошо они чинят автомобили.


Я иду пешком – искать другую машину рискованно, да и вряд ли у меня что-то получится. Если бы на моём месте был Рус, он бы запросто нашёл выход. Он бы рискнул, вырвал бы себе кусок из пасти хищника. Он бы боролся. А я только и могу, что плыть по течению и надеяться на лучшее. Надежда – это единственное, что у меня было в моей жизни.


Расстояние от Вашингтона до Лос-Анджелеса как минимум 2600 миль. По моим подсчётам идти туда пешком около 35 дней. Если учесть остановки на ночь и отдых, плюс тот путь, который я уже проехала на машине, то до родителей я доберусь примерно за два месяца. С моей скоростью, возможно, даже за три. 600 миль я уже преодолела, осталось всего 2000.


Надеюсь, я успею. Должно же мне хоть раз в жизни повести.


Лето в этом году жаркое, однако, ночами чертовски холодно. Я всегда нахожу безопасное место и развожу костёр, кутаюсь в потрёпанный плед и смотрю на то, как яркое пламя сжигает тонкие ветки деревьев. Сильный огонь привлечёт внимание бандитов, поэтому я стараюсь быть осторожной.


Ещё никогда в жизни я так долго не боролась за своё существование. Одна лишь мысль о том, что мне предстоит такая долгая дорога, сводит меня с ума, но я не собираюсь сдаваться. Только не сейчас, только не тогда, когда я потеряла практически всё. Друзей, работу, учёбу, даже свою любимую собаку. А ещё Руса. Вот кого я действительно потеряла в этом хаосе. Хотя, признаться, я лишилась его уже давно, даже когда он был рядом со мной, даже, когда я знала, что он делает и о чём думает, я понимала, что потеряла его. Наверное, навсегда.


Поэтому просто сидеть и ждать чуда, как я обычно делала всю свою жизнь, сейчас безумно неправильно. И я это понимаю. Уже давно настало время вырваться из своей зоны комфорта и измениться. Разбить скорлупу, вырваться на свободу и летать.


Родители – это единственная надежда, которая у меня осталась. Дети ведь всегда возвещаются домой, откуда сбежали, повзрослев. Настало время и для моего возвращения.


Усталость, вечные попытки найти еду, бегство от опасности, воспоминания, фотоаппарат – это всё, что у меня сейчас есть.


В заброшенных магазинах разрушенных городов, откуда люди бежали, чтобы спастись, можно найти что-нибудь поесть. Консервы, шоколадки, вода. Мне много и не надо, только бы добраться до побережья. Голод и другие люди – это единственное, чего стоит бояться.


Сейчас революционеров уже и не отличишь от бандитов. Все они кричат о справедливости, о свободе, о равноправии, но большая часть из них продолжает всё это нарушать. Они воруют деньги и драгоценности, еду и вещи, жизни и свободу. Я видела, как это всё происходит, как хохочущие ублюдки с шакальими оскалами убивают ради воровства, как они насилуют женщин, грабят испуганные семьи, решившие перебраться из одного города в другой на машинах, как они избивают детей и стариков. И продолжают противно хохотать. Они мерзкие, они прогнившие, они с пушками и машинами разъезжают по уничтоженной стране и добивают её.


А сами кричат, что это во имя свободы. Революция, борьба против власти, сражение за справедливость и право выбора. Но есть ли выбор у тех, кого они убивают и насилуют. В чём свобода таких «революционеров», в чём их борьба?


Насилие, вандализм, анархия – это всё, что осталось от США.


А я только и делаю, что снимаю это на камеру, а потом плачу ночами рядом с костром, просматривая фотографии мёртвых детей.


Но настоящих революционеров я так ни разу и не встретила. Наверное, они все остались в Вашингтоне воевать с властью. Я слышала, что они собираются атаковать белый дом, вот только я не имею ни малейшего понятия, когда и как. Может быть, они уже его уничтожили, может быть, только собираются.


Я в дороге уже почти три недели, но не прошла даже половины пути. Ноги отваливаются, сил совсем нет – физкультура всегда была моим самым нелюбимым предметом в школе. Я начинаю делать остановки чаще и дольше. Иногда даже начинаю сомневаться, смогу ли я вообще справиться с этим. Всё, что я вижу, всё, что происходит вокруг меня, заставляет меня плакать. Мне страшно, я боюсь, чувствую себя беззащитной и беспомощной, жалкой и гнилой, особенно в те моменты, когда я просто смотрю на все ужасы и фотографирую их, понимая, что всё равно ничего не смогу сделать, – вот, о чём я думаю по ночам, когда смотрю на пламя костра и кутаюсь в плед.


А утром я с новыми силами поднимаюсь на ноги и продолжаю свой путь, не оставив в себе ни капли от ночной слабости. Иногда я действительно бываю хладнокровной, но это так утомляет. Однако я понимаю, что мне нельзя сдаваться. Я должна бороться, чтобы в моей жизни был хоть какой-то смысл, чтобы, умирая, я ни о чём больше не жалела, потому что у меня уже есть в списке то, о чём я буду раскаиваться перед смертью.


Путь от Вашингтона до Лос-Анджелеса – это моё личное путешествие Хоббита, и я должна преодолеть его сама. Чтобы измениться, чтобы изменить весь мир, показав ему то, что творится в моей стране, показав ему мои фотографии…