Вы здесь

Формула смерти. Издание третье, исправленное и дополненное. Трагедия (Е. В. Черносвитов)

Трагедия

«Сердце – любовных зелий

Зелье – вернее всех.

Женщина с колыбели

Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до Неба!

Губы – близки во мгле…

– Бог, не суди! – Ты не был

Женщиной на земле!»

(Марина Цветаева)

Когда древние греки были еще дикими данайцами, а не эллинами, то есть, когда Рим не подчинил себе Египет, трагедия (tragodia) имела единственный и конкретный смысл – козлиная песнь. Мне долго было непонятно, почему Эсхил, отец трагедии в современном понимании этого слова, «козлиной песнью» называл свои произведения. А, вслед за ним, и Софокл, и Еврипид. Потом, Шекспир и Кальдерон. А во времена классицизма Корнеля и Расина, уже забыли первоначальное значение слова трагедия.

В начале 90-х годов судьба близко свела меня с аварцами: великими, такими, как Расул Гамзатов и Али Алиев, и простыми, такими, как «гунибский Хемингуэй» Омар Гаджи, и мой коллега Ахмед Рамазанов. Подробно о нашей дружбе и встречах, как в Махачкале, так и единственном в мире по своей красоте и богатейшей истории горном ауле Чохе (последнее прибежище легендарного 3-его имама Шамиля перед его пленением царскими войсками), я написал в книге «Пройти по краю» (М., «Современник», 1989 год). Ахмеду и Омару я благодарен за то, что узнал, что такое козлиная песнь, и понял, почему Эсхил этим именем назвал свои произведения.

Вот, что такое лебединая песнь, все знают! Я тоже знаю, но мне никогда не приходилось ее слышать. А козлиную песнь я услышал в Чохе. Когда я рассказал Ахмеду и Омару о начальном значении слова трагедия, они ни сколько не удивились тому, что Эсхил выбрал именно это слова для обозначения своего жанра. И предложили мне самому услышать козлиную песнь.

Когда вожак стаи, старый козел проигрывает схватку с молодым соперником и изгоняется из стаи, он идет на самую высокую скалу, и, спев свою последнюю песню, бросается в пропасть. Несколько ночей нам понадобилось для того, чтобы подкараулить такого козла. А ночи в Чохе – божественные! Звезды и луна такие яркие, что слепят глаза, и так близко от смотрящего на них, что кажется, можно достать рукой! Тишина в горах такая, что давит на уши. А лунное и звездное небо в абсолютно прозрачной сплошной темноте охватывает тебя со всех сторон, а не так, как мы, городские и степные жители, привыкли его видеть – над головой.

Козел появился к трем часам ночи. Мы не услышали, как он запрыгнул на самый высокий участок скалы, так, что стал отлично виден, в освещении луны и звезд. Необыкновенный этот свет в горах Кавказа! Ни луна, ни яркие звезды не имеют лучей. Они освещают все вокруг своим присутствием, делая темноту ночи прозрачной. Козел был от нас на приличном расстоянии. Нас разделяло с ним 3-х километровое ущелье! Но это расстояние совершенно не воспринималось. Он, казалось, был рядом. Мы боялись говорить даже шепотом, чтобы его не спугнуть! Я не знаю, что имел в виду Гомер, описывая песни сирен, и какие муки испытывал Одиссей, привязанный к мачте. Но, один раз в жизни услышав пение горного козла на скале в Чохе, я запомню это на всю жизнь! Потом, в разных городах СССР и Европы, когда я рассказывал о трагедии, я непременно рассказывал и о козлиной песни, которую услышал на горе Кавказа. И, всякий раз я ко мне приходили новые слова, новые эпитеты и сравнения! Вот и сейчас я напишу, наверняка, что-то новое!

В последней, прощальной с жизнью песни горного козла есть все, что способно всколыхнуть даже самую черствую душу и вызвать обильные слезы даже на каменном лице! Я слышал, как плачут горько обиженные дети. Я слышал, как плачет старая женщина, пережившая своих детей, у гроба последнего сына. Я слышал, как плачет молодая женщина, решившаяся на самоубийство из-за измены возлюбленного. Я слышал как плачет молодой сильный мужчина, оскорбленный изменой возлюбленной, мир для которого вдруг стал пустым и холодным. Я слышал, как плачет старик у свежей могилы жены, с которой прожил 70 лет. В козлиной песне, которую древние греки назвали трагедией, все это присутствует. Вселенское горе и все слезы Вселенной, вдруг лавиной обрушившиеся на одного одинокого человека!

Козел, которого мы украдкой и бесстыдно наблюдали с Омаром и Ахмедом, спел свою песню – сколько прошло времени: минута, час, Вечность? – никто из нас не знал! И сразу прыгнул без шума в пропасть. Мы видели, как он падал, переворачиваясь в прозрачной темноте лунного и звездного сияния.

По истине трагичной, по мнению Зигмунда Фрейда, была судьба Моисея и Иисуса Христа. Это он тщательно обосновал в своей последней работе «Моисей – египтянин», которую боялся опубликовать при жизни. Ибо считал, что «даже Англия, приютившая его после бегства из фашистской Германии, откажет ему от жительства». Небольшая, но гениальная по догадкам и с присущей Фрейду железной логикой аргументации, книжка увидела свет лишь после смерти автора. Сейчас ее если и публикуют, то чрезвычайно малым тиражом. Это касается и нашей страны, и всего Зарубежья.

Не трудно увидеть, что первые трагики – Эсхил, Софокл и Еврипид, трагическое считали моментом истины (или, как потом скажут экзистенциалисты начала ХХ века подлинности) бытия человека. Альбер Камю считает, что жизнь человека трагична, ибо первый его шаг на земле есть шаг к смерти. Жан Поль Сартр и Карл Ясперс трагичность человека видят как раз в неподлинности бытия человека. Если же следовать их логике, подлинность вообще трансцендентна жизни. Иными словами, «подлинность еще при рождении человека выпадает из его жизни, как игрушка из люльки» (Сартр). И только в смерти, причем, если эта смерть отвечает всем качествам трагедии, человек обретает и переживает (пока умирает!) подлинность жизни. Действительно, в древних трагедиях, катарсис (состояние очищения, раскрепощения, переживание вслед за этим состоянием всей полноты бытия) у зрителей наступал только во время кульминации трагических событий, переживаемых героем. Зрители-современники Шекспира испытывали катарсис во время спектакля «Отелло», в момент, когда мавр душит свою возлюбленную. Современные зрители скорее испытают катарсис, когда увидят, что арестовывают и всемирно проклинают Яго, придумывая для него жестокую казнь! Действительно, одно дело, когда погибает оклеветанный герой. Другое дело, когда наказывают злодея. Кстати, именно в различии понимания трагического в человеческой природе есть кардиальное различие между Ветхим Заветом и Новым Заветом. Разве трагично распятие Христа, если известно, что для Христа это единственный путь вознестись на Небо и воссоединиться с Богом? К тому же, пока мы не знаем, что Христос есть не царь иудейский, а сын Божий (а это не знали до Воскрешения ни Петр, ни Павел!), распятие его вполне морально и логично, с точки зрения господствующей морали и идеологии подавляющего большинства населения, где он появился и проповедует свои ериси, в том числе и евреев. Самоубийство, единственно, на чем держится образ Иуды, не освобождает, а еще больше напрягает наше сознание. Христос знал, что Иуда его предаст, но не остановил предателя. Иуда, предав Христа, тем самым помог ему встать на единственно возможный путь Вознесения, Воскрешения и Воссоединения (подробнее читай: «Четыре способа оправдания Иуды» Х. Л. Борхеса).

А вот, в «Книге Плач Иеремии» катарсис в гневе и мщении Бога Израилева, жестоко наказывающего за свой народ: «Идите на нее со всех краев, растворяйте житницы ее, топчите ее как снопы, совсем истребите ее, чтобы ничего от нее не осталось;» (27, 4. Цар., 25, 9. Иер. 46, 21). Наверное, правы были Н. А. Бердяев и В. В. Розанов, полагающие, что Ветхий Завет ближе для понимания современному человеку, чем Новый Завет. Так же считал и Зигмунд Фрейд. Прошедшее столетие ничего не изменило в психологии человека.

Трагедия, следовательно, претерпела изменения, соответственно изменениям в моральной ориентации. «Око за око» и «Ударили по левой щеке, подставь для удара правую щеку» – суть двух асимметричных этических ориентаций. Но, и ветхозаветное, и новозаветное понимание трагедии никак не соответствует ее изначальной сути. Трагедия для древних греков, сменивших в культурном пространстве (Ноосфере) древних египтян, явление человеческой природы, а не судьбы. Это непременное событие жизни для каждого человека, дожившего до него. Трагедия эллинов – абсолютно аморальное явление, как аморальна сама природа человека. Перефразируя Ницше, (который, увы, не понимал изначальной сути трагедии), трагедия – «человеческое, слишком человеческое», но, вместе с тем, она «по ту сторону добра и зла». Трагедия эллинов, как явление природы человека, имеет возраст. Для женщины это 30 лет. Для мужчины – 40 лет. Отсюда, смерть ребенка и молодого человека, ни при каких обстоятельствах не может быть трагичной, ибо они не успели узнать, что такое жизнь. Смерть пожилого человека так же не может быть трагичной ни при каких обстоятельствах, ибо они узнали, что такое жизнь. Только умирающий, так сказать, на взлете человек, может пережить трагедию.

30 лет для женщины и 40 лет для мужчины (конечно, имеется в виду биологический, а не паспортный возраст человека). Отсюда, многие глубокие мыслители немного прибавляли к этим годам (например, Л.Н.Толстой считал роковым 45—50 лет), или убавляли от этого возраста (например, Шекспир считал роковым возрастом 35—40). Бальзак попал в десятку, написав роман «Тридцатилетняя женщина». Точно также – Василий Макарович Шукшин, у которого всего герои мужчины, за редким исключением, сорокалетние. Для Гиппократа, кстати, жизнь человека, если переходит за 40 лет, явление личного неблагополучия (неудавшаяся судьба) или нездоровья.

Еще Леонардо да Винчи и Альбрехт Дюрер, изучая организм человека и его жизнедеятельность, выделили различные возрастные периоды, проходя через которые, человек мог радикально измениться и, даже умереть. Эти периоды почти совпадают с «горячими точками биографии», которые определила известный советский суицидилог Айна Григорьевна Амбрумова. (См. А. Г. Амбрумова. «Суицидологоя». ТТ 1—2, М., 1985 г.). Не будем называть все «горячие точки биографии». Отметим лишь те, в которых сама природа человека обусловливает трагическое состояние души. «Человек раздираемый страстями» – так охарактеризовал своего Степана Разина В. М. Шукшин. Кульминация трагического у женщины, повторяем, это 30 лет. У мужчины – 40 лет. Остановимся несколько подробнее на трагическом периоде жизни человека.

В организме каждой женщины и каждого мужчины в названные периоды происходит самая глубокая и тотальная перестройка в деятельности желез внутренней секреции, выделяющих гормоны. Если пунктуально следовать теории канадского патолога Ганса Селье, то именно в этот период человек непременно переживает стресс. При этом, совершенно неважно, в какой социальной ситуации он находится. Получается почти точно по словам швейцарского писателя Макса Фриша, который в романе «Назову себя Гантенбайном», написал: «Человек что-то переживает, а потом придумывает историю тому, что пережил». Несколько раньше Селье русский физиолог Н. А. Белов, выпустил книгу «Физиология типов» (Орел, 1924 год). В предисловии к этой книге, академик В.М.Бехтерев пишет: «За последние 10—15 лет в медицинские науки проникло и прочно обосновалось новое течение. Если медицина конца 19 века с преимущественно морфологическим направлением характеризовалась главным образом стремлением постичь болезненный процесс как таковой, рассматривая его сплошь и рядом даже независимо от организма, то в настоящее время мы являемся свидетелями иного течения, когда на первый план выдвигается уже не болезнь, как таковая, а больной организм со всеми его особенностями и проявлениями. Это течение вылилось уже в специальный отдел общей патологии под названием учения о конституции. В связи с этим выдвигается проблема личности вообще и больной личности в частности». «Личность», «конституция», «организм» и «человек» в новом направлении в медицине становятся синонимами. Это то, что изначально самостоятельно и автономно от общества. Даже в состоянии болезни. Отсюда, один шаг, до понимания болезни, как этапа в жизнедеятельности человека (организма). В 30 лет женщина и в 40 лет мужчина достигают такого этапа, когда оказываются на пороге, качественно нового бытия. Если, согласно современным представлениям об адаптации, человек с самого рождения приспосабливается не только к окружающей среде, но и к самому себе, то в трагическом возрасте (в самой «горячей точке биографии»), он является дезадаптированным и, следовательно, чтобы продолжать жить, человек должен заново родиться. То есть, построить себя, вплоть до мелочей» (К. Ясперс, Ж. П. Сартр). Этот этап в жизни человека, по сути своей этап завершающий. Поэтому, велик процент самоубийства и скоропостижной (внезапной) смерти в возрасте 30 лет – у женщин, и 40 лет у мужчин. Имеется в виду, удельный вес скоропостижной смерти в этом периоде, по отношению ко всем другим периодам. И так было, вероятнее всего, во все времена и у всех народов (еще раз подчеркиваю, что имею в виду не паспортный, а биологический возраст).

Самоубийства в отношении к этому возрасту находятся в таком же положении, как и скоропостижная смерть. Еврипид в самой ранней трагедии «Алкестида» запечатляет сразу несколько механизмов трагического. Фесалийский царь Адмет был обречен богиней Артемидой на смерть в расцвете сил. Вероятнее всего, именно в 40-летнем возрасте, ибо дети его были в подростковом возрасте. Аполлон оказывает ему милость: Адмет может остаться жить, если кто-нибудь добровольно умрет вместо него. Никто из близких и родных царю, даже его престарелые родители (!) не соглашаются пожертвовать ради него своей жизнью. Только любимая и верная жена Адмета Алкестида согласна умереть, вместо своего мужа. Вероятнее всего Алкестиде 30 лет. Она умирает (добровольно уходит из жизни, то есть, совершает самоубийство). Умирание Алкестиды – единственно, пожалуй, наглядный образ, в котором скоропостижная смерть (ведь царица была совершенно здоровой женщиной!) и самоубийство есть одно и то же! Неслучайно Еврипид (герои ранних трагиков умирали, как правило, за сценой) заставляет Алкестиду умирать на глазах зрителей. Для того, чтобы разрядить напряжение, у зрителей такой необычной смертью, как смерть Алкестиды (ведь, для того, чтобы отреагировать катарсисом на трагедию, зритель должен понять или почувствовать, что он видит на сцене: в случае смерти Алкестиды это невозможно), Еврипид впервые вводит в разрешение трагедии чужеродные ей силы (что не делали ни Эсхил, ни Софокл). «Бог—из-машины» – новый элемент трагедии. Именно он разрывает связь древних трагедий с их человеческим источником, превращая этот жанр «истории болезни» в литературу. Но не только! «Бог-из-машины» исподволь разрушает трагедию как таковую. Природа берет свое. Рождается жанр трагикомедии. Литература в попытках сохранить трагедию как жанр, находит новые стороны в человеческой природе. И это получается, ибо, от трагического до смешного один шаг!. У Еврипида, не известно откуда, появляется на сцене Геракл и спасает Алкестиду. Эта сцена у зрителя вызывает смех – наиболее простой вид катарсиса, доступный любому зрителю.

Против «бога-из-машины» рьяно боролись трагики – классицисты (Расин, Корнель), пытавшиеся возродить древнегречесчкую трагедию. Плебей Вольтер, ориентируясь на вкусы простого человека из толпы, споря с Расином и Корнелем об истоках, корнях и сути трагедии и отстаивая «бога-из-машины», как понятного и приятного для массового зрителя разрешения трагической ситуации, превращает, тем самым трагедию в фарс.

Шекспир не следовал слепо древним канонам, создавая свои трагические ситуации. Возможно поэтому, он обогатил само понятие трагедии новым содержанием. Назовем, хотя бы ситуации Гамлета, Макбета, Ричарда 111, короля Лира, Отелло. Даже «Ромео и Джульета» это не «Антигона» Софокла, а «Антоний и Клеопатра» не «Персы» Эсхила. Может быть, названные две последние трагедии, которые мы выделили у Шекспира и имеют в своих психологических очертаниях и логических ходах сходство со своими древними прототипами, но все же это совершенно новые ипостаси трагедии извечной природе человека. Из русских писателей, ближе всего к пониманию человеческой природы трагедии И. А. Гончаров, М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев, А. П. Чехов и Максим Горький. Есть одна общая черта в характерах столь не похожих друг на друга и своими жизненными ситуациями трагических героев у названных писателей. Возможно, это вообще черта русского характера. Я имею в виду — безысходность. Трагедия, по-русски, это безысходность. «Ты хоть к Небу, хоть к Богу – безмолвие!» Конечно, все великие русские писатели понимали эту особенность нашего национального характера. Л.Н.Толстой боролся с безысходностью путем нравственного самоусовершенствования, призывая к революции в самосознании.. Ф. М. Достоевский видел решение главной человеческой проблемы в вере и покаянии. Н. Г. Чернышевский, поставив вопрос ребром: «Что делать?», ответ на него искал» в идеологическом переустройстве общества.

Экзистенциалисты, вышли все до одного из русских писателей. Я готов это доказать. Хотя Лев Шестов в «Апофеозе беспочвенности» и «Достоевский и Ницше. Философия трагедии», уже сделал это блестяще и основательно. По сути дела экзистенциалист родился «из загадочной русской души». А загадка то вся в безысходности. «Лишний человек» – синоним нигилиста, все та же русская душа, в осознании своей безысходности. Экзистенциалисты возвели безысходность возвели в абсолют, объявив природу человека изначально трагической. Это, конечно, был шаг вперед по осмыслению трагедии. По крайней мере, библейская изначальная греховность человека, превращающего его в раба Божия, была преодолена. Но, логика трагичности человека оставалась логикой вины, внутреннего мотива влечения к смерти. Не этот ли мотив был главной движущей причина всех поступков Христа? Вина за все человечество! Но, перед кем? Перед создателем? Христианство на этот вопрос не имеет ответа. А, если человек изначально не виновен (не винен, как дитя), то искупление не имеет смысла. Смерть трагична без Воскресения. Жизнь трагична без смерти. Самое жестокое наказание Божие – бессмертие.

Выше названные модусы трагедии от Софокла до М. Горького, имеют еще одну общую составляющую. Страх. Только для Л.Н.Толстова нет ничего страшнее смерти. В «Смерти Ивана Ильича», герой в ужасе перед неминуемой и близкой смертью (он, как помните, неизлечимо болен), говорит: «Все лучше смерти!» А другой герой, также объятый страхом перед смертью, которая для него может быть реальностью каждую секунду (пленный Пьер Безухов), фактически сходит с ума, ибо его сознание не может вместить в себя весь ужас смерти. И он, противопоставляет смерти свою бессмертную душу. Он ничего не открывает тем самым нового. Душа эта становится инобытием самой Вселенной. А человек раздваивается. Такое отношение к смерти, если и не вытекает из изначального чувства греховности, то зиждется на чувстве вины и страха. Не трудно догадаться, как это отношение сложено. Вся западная культура, которой вот уже 30 лет, опирается на страх смерти, чувство вины и греховности человека Это идет, вероятно, передается от поколения к поколению от древних Египтян, где смерть была правдой человеческого бытия. К смерти готовили с самого начала всех и каждого: от беднейшего торговца водой до могущественного фараона. Эхнатон, изгнав из Египта всех богов, даже Амона, не посмел тронуть Осириса. Он просто запретил о нем говорить, и только. Потому Атон, Бог Солнце – не мог долго сиять над новой империей Египта. Осирис его победил, вернув на место всю свою потустороннюю рать многочисленных божков, кумиров и идолов. Монотеизм Эхнатона двойственен, амбивалентен. Но и христианство амбивалентно, ибо кроме Создателя есть Разрушитель, Сатана. Что такое Сатана? Если не божье создание (падший ангел), то равный Создателю бог. А, может быть – обратная сторона Бога? Бог тогда так же, как человек, амбивалентен и трагичен. Но, это уже современное прочтение Людвига Фейрбаха, ничего не понимающего в природе трагедии.

Только первые трагики эллины понимали трагедию как обязательный момент жизни человека. Вернее – его натуры (конституции, личности, индивидуальности). Но, что самое главное, как определенный возраст. Наверное поэтому, они и назвали этот факт биографии человека козлиной песнью. Самой печальной песнью, какая возможна на земле. Связав трагедию с человеком, они тем самым указали, во-первых, на животную природу человека. Во-вторых, на возрастные перемены в человеке. Все остальное, что касается трагедии – от лукавого.

Очень тяжело на сердце от козлиной песни. Не каждый сможет дослушать ее до конца. От нее сердце начинает испытывать особую физическую боль. Я сам тому свидетель, и знаю, что говорю! Привыкнуть к этой боли невозможно. Не сродни ли она предсмертной тоске, которую А. Г. Амбрумова назвала психальгией. В 99 случаях из 100, психальгия заканчивается самоубийством. Ни чувство изначальной греховности, ни вина, ни страх смерти, поющий свою предсмертную песнь козел, естественно, не испытывал. То, что он делал, несомненно, он подавал сигнал. И этот сигнал, воспринимаемый так тяжело человеком, вероятнее всего несет для нас важную информацию о жизни. Эта информация, вероятнее всего, предчувствие беды (горя).

Горе суть трагедии тридцатилетней женщины, так превосходно описанное Оноре де Бальзаком. Оно же охватывает и сорокалетнего мужчину. Лучше Василия Макаровича Шукшина, никто это горе не описал. Не случайно второй его трагический герой, так же 40-летний крепкий мужик носил в своем имени Егор Прокудин, свою судьбу – горе. Эта судьба и закончилась горем, для всех, кто его успел полюбить (Горе блатная кличка, если помните, антипода Егора Прокудина, застрелившего его). Трагедия всегда есть горе. «Горе» – герой многих русских народных сказок. У нас оно, русских, – безысходное горе!

Передо мной не стоит задача написать философию трагедии. Если же говорить о психологии трагедии, то моему мнению, горе – ключевое слово к содержанию и смыслу этой психологии. Не только мой жизненный опыт и знание, так сказать, литературных источников, посвященных трагедии, привели меня к такому пониманию ее психологии. 30-ти летняя практика врача-психотерапевта сыграла при этом главную роль. У меня есть все основания утверждать, что вся деятельность врача – трагична! Не буду раскрывать этого утверждения. Мои коллеги меня поймут, что я имею в виду. Остальные пусть поверят в правдивость данного утверждения, или о нем забудут.

Точно также я ставлю своей задачей описать особенности национального русского характера. Это я уже сделал в сборнике рассказов «101 километр». Хотя, естественно, не тешу себя иллюзией, что эту тему я полностью исчерпал. Здесь, в этой книге, я анализирую феноменологию человеческой жизни с точки зрения ее конечности. Ибо, зная, как определить формулу смерти, я, во-первых, не знаю ответов на многие вопросы, которые непременно возникают перед каждым, кто поверит, что такое возможно. Вот эти ответы здесь я и ищу. Во-вторых, я хочу сообщить о своих находках на данном пути всем тем, кто уже (я ведь не первый раз публично выступаю о формуле смерти) знаком с формулой смерти и, возможно, себе и своим близким ее вычислил, как и тем, кто это еще только собирается это делать. Конечно, профессиональных секретов я здесь не раскрою. Они для профессионалов. Но то, что непременно должен знать каждый, кто захочет знать, когда наступит его смертный час, я здесь попытаюсь представить.

Первое, что я утверждаю, смерть ни в каких случаях и видах не является трагедией. В этом правиле два исключения – смерть в 30 лет у женщин, и в 40 лет у мужчин. Смерть Христа ни по каким параметрам, даже по возрастным, не является трагедией. Как и смерть Иуды, ровесника Христа и его ближайшего сподвижника. Иуда, если вдуматься, понимал Христа глубже и полнее всех, присутствующих на тайной вечери.

Да еще смерть, изгнанного из стаи (стада) вожака. Трагедия, по-моему, не есть привилегия людей. Что же касается изгнанного из стаи вожака, то это происходит не обязательно по его старости. Покалеченный в схватке молодой вожак также изгоняется более сильным соперником (охотники это хорошо знают). Трагедия – это закономерное биологическое явление, осмысливаемое и наполняемое конкретным содержанием согласно культурно-историческому и национально-традиционному моменту. Это имеет отношение и к трагедии, как она определяется в Библии. Библия также постоянно, из века в век переписывается и уточняется. От двух первоисточников Библии – Яхвиста и Элохиста (где Бог, соответственно Яхве и Элохим) мало, что осталось. Так, например, когда и почему Бога стали называть Саваоф, установить невозможно. В «Библии» – «новом переводе греческого текста оригинала» (Живой поток. Анахайм. 1998 год), Уитнесс Ли (переводчик с английского на русский). В послесловии к «Новому завету» Уитнесс Ли поясняет, в частности: «Прежде чем человек причастился Божьей жизни и природы в древе жизни (Быт. 2:9), его соблазнил Сатана, главный враг Бога, в результате чего человек оказался растленным и впал в грех. Падение человека является величайшей трагедией во вселенной (а, Эсхил думал, что падение изгнанного из стаи козла! – Е.Ч.). Мы до сих пор наблюдаем его последствия в виде войн, несправедливости, нищеты, преступности, гнета и болезней, которые окружают нас каждый день.

Поскольку человек ослушался Божьего слова, он попал под Божье осуждение, оказался отделен от Бога, потерял право исполнить Божий замысел и обречен на вечную смерть в огненном озере.

Более того, из-за падения человек был растлен внутренне, в своей природе…

…Иисус Христос, сын Божий, – это Спаситель, посланный от Бога в мир, чтобы решить проблемы падших и грешных людей». Оставлю это без комментарий.. Сейчас, когда я пишу эти строки, у меня есть студент, чеченец из аула. Ему 19 лет. Пока он учится в московском вузе, а учится он на «отлично» и поведением своим снискал к себе уважение, как однокурсников, так и преподавателей, его брат, однояйцовый близнец, воюет в банде Шамиля Басаева против федеральных войск, убивая своих русских сверстников. Так вот, мой студент-чеченец всякий раз натурально плюется, когда слышит имя Иисуса Христа. Вместе с тем он чрезвычайно набожен и истинный мусульманин. Это тоже информация к размышлениям и правда сермяжная!

Смерть, однако, не имеет никакого отношения к болезням, травмам и старости. Если болезнь или травма заканчиваются смертью, то это простое совпадение. Во-первых, не всякая, даже тяжелая болезнь, точно также и травма заканчивается смертью. Одна и та же болезнь у одних людей приводит к смерти, а у других заканчивается полным выздоровлением. Точно также и старость, которая может закончиться смертью в любом возрасте. О самоубийстве в его отношении к смерти, я говорил выше. Самоубийство, как, кстати, и убийство, социальное явление. Смерть, если ее рассматривать как конец жизни, явление природное. Совпадение социальных и природных параметров конца жизни человека, создает иллюзию превращения жизни в смерть. Смерть вообще образ поэтический и чрезвычайно эмоциональный. Как и самоубийство, и убийство. Кстати, перед судебно-медицинским экспертом никогда не ставится задачи, определить умер человек в результате самоубийства или убийства? Алкестида, согласившаяся умереть вместо своего мужа, совершает самоубийство, но смерть ее наступает без всякого насилия. Если не иметь в виду явного морального насилия, которое совершает над ней муж, не желающий умирать. Если же иметь в виду бога смерти, с которым борется Геракл за жизнь царевны, тогда ее смерть оказывается результатом убийства.

Серб Вулич (какой яркий символический образ в контексте событий, происходящих в наши дни в Югославии!), герой лермонтовского «Фаталиста» – явный самоубийца, ибо стрелял же себе из пистолета в лоб! Вместе с тем, у него, по крайней мере два убийцы. Это – майор С., рассуждения которого прямо подстрекнули поручика Вулича стреляться и, естественно, вывели его настолько из себя, что он был зарублен пьяным казаком, как свинья. И, этот пьяный казак. Был бы он, храбрый, сильный, хладнокровный в бою и опытный воин, Вулич, в нормальном состоянии, то смог бы без труда дать отпор пьянице. Кстати, как показывает мировая статистика, жертвы многих видов насильственной смерти, находились перед тем, как умереть, в расстроенных чувствах (спросите любого сотрудника ГИБДД, кто чаще всего попадает под машину?).

Самый поэтичный и психологически убедительный образ самоубийства создал Джером Дейвид Сэлинджер в рассказе «Хорошо ловится рыбка бананка». В прекрасный солнечный день, искупавшись в ласковом море и поиграв с умненькой пятилетней девочкой, герой рассказа Сэлинджера, в отличном расположении духа приходит к себе в номер богатой гостиницы и пускает себе пулю в лоб. У Василия Макаровича Шукшина тоже все самоубийства совершены как-то странно: не поймешь, самоубийство это, несчастный случай или убийство? («Жена мужа в Париж провожала», «Нечаянный выстрел» и, особенно, «Сураз» Подробнее см. Е. Черносвитов «Хорошо ловится рыбка бананка или Сураз». Учительская газета. №40, 1985).

Но, чтобы все выше сказанное о трагедии, не отодвинуло на второй план ее человеческие состояния, еще несколько штрихов к психологическим портретам трагических личностей.

В моей врачебной практике было достаточно 30-ти летних пациенток. Все они, конечно, были разные и по наследственно-природным данным, по биографически-социальным данным. Но, в их жалобах было много общего, повторяющегося. Даже несмотря на то, что за 30 лет моей практике многое в нашей стране изменилось (мои зарубежные 30-ти летние пациентки в жалобах своих также не отличались от моих соотечественниц). Вот, вкратце, эти жалобы.

Жизнь прожита зря, не так, как хотелось. Муж оказался не тем человеком, с которым создавала семью (в тридцать лет частые разводы по инициативе жены). Работа не устраивает, ошиблась, выбрав эту профессию. Семейная жизнь не устраивает (не удалась). Дети вырастают не такими, какими должны были быть (виноваты или муж, или свекровь, или школа). Живу не там, где хотела бы (плохая квартира, живет в городе, но лучше бы жить в деревне). Теряю форму и облик (устала от быта, работы, начала замечать, что стареет). Друзья и подруги перестали быть интересны. В 30 лет женщина может впервые изменить мужу (или вообще из верной жены превратиться в гулящую, в поисках «настоящего полового удовлетворения, ибо муж, оказывается, никогда ее сексуально не удовлетворял). В этом возрасте она может пристраститься к алкоголю, начать курить или пробовать наркотики. У нее может измениться половая ориентация. Может, наоборот, фанатически заняться своим внешним видом или здоровьем вообще. Посещать фитнес-клубы, бассейн, массажистов, или просто начать бегать по утрам. Тщательно подбирает себе диету, следуя различным экзотическим «школам», голодает, сбрасывает вес, принимает омолаживающие заморские таблетки. Меняет друзей и пренебрегает семейными и профессиональными обязанностями. Ее часто посещают мысли о самоубийстве. Нередки и демонстративные попытки самоубийства. Становится холодной к детям, грубой с близкими и родными. Реже – обращается к религии, начиная соблюдать посты, ходить в церковь. Для нее характерны становятся перепады в настроении. В манере одеваться и в поведении яркий сексуальный призыв (даже, у женщины либидо понижено и потребность в сексе исчезает). Можно было бы перемены в 30-ти летней женщине продолжить до бесконечности! Но, еще раз советую: прочтите «Тридцатилетнюю женщину» О. де Бальзака!

Трагический период у женщины длится, как правило, не дольше трех лет (с 29 до 32 лет).

У мужчин трагический период, что касается жалоб и изменения поведения, мало, чем отличается от такового у женщин. Сексуальность, правда, у мужчин более на виду в этот период, что может создать иллюзию, что только это мужчину и беспокоит! «Седина в бороду, бес в ребро!» – точно подмечено. Изменение в сексуальном поведении выражается в двух противоположных состояниях, при одной общей составляющей переживания. Эта общая – мужчина становится фиксированным на своих половых органах и их функции. Ипохондрическая фиксация заставляет мужчин постоянно обращаться к урологам и сексопатологам. Жалобы при этом представляют собой обширный диапазон: от боли в яичках и простате, до уменьшения половых органов. Конечно, снижение половой функции идет по всем направлениям. От уменьшения полового влечения (либидо), до импотенции (что на самом деле, если и имеет место, то абсолютно субъективное). Мужчины начинают интенсивно лечиться принимать различные стимулирующие препараты для повышения сексуальной потенции, а, в наше время, идут даже на операции по увеличению полового члена. Эта группа мужчин начинают мучительно думать, что перестали сексуально удовлетворять своих женщин. К этим мыслям присоединяется ревность, которая может принимать самые различные формы, содержание и интенсивность, от обыкновенных скандалов с высказыванием подозрений, до проверки нижнего белья женщин и найма частных детективов для слежки за женщинами. Когда в мужчине начинает звучать козлиная песня, многое, что может произойти с ним и с его близкими! Так, вторую группу представляют мужчины, которые из скромных в сексуальном отношении «особей» превращаются в «сатиров», бросающих все силы, здоровье и средства на поиски все новых и новых «нимф». Кстати, мои друзья аварцы, отличные охотники, рассказывали, что, прежде чем у вожака стаи, старого козла состоится решающий бой с молодым соперником, он отвергается козами, к которым вдруг начинает проявлять повышенные сексуальные притязания.

Мужчина в трагическом возрасте, кроме выше названных недомоганий, начинает хронически болеть. Нет ни одного органа или системы организма, на которые при этом мужчины не пожаловались бы. Но, самое главное, если мужчина не умрет сразу от острой сердечной недостаточности, не покончит собой, или с ним не произойдет несчастный «случай» со смертельным исходом (см. ниже), то непременно он перенесет какое-нибудь серьезное заболевание или какую-нибудь серьезную физическую или психическую травму, которые «приоткроют ему занавес, и покажут, что там, за горизонтом жизни». Первый звонок непременно прозвенит в «козлином» возрасте у мужчины (даже если этот мужчина в отличном физическом и моральном состояниях, не пьет, не курит, всю жизнь поддерживает спортивную форму и т. и т.). Что далеко ходить за примерами? Выше я описал, как умер от сальмонеллеза. Мой двоюродный брат, очень известная личность в Москве (член Правительства Москвы), мастер спорта по боксу, постоянно поддерживающий свою спортивную форму, ведущий здоровый образ жизни, да, вдобавок к сему глубоко верующий человек, соблюдающий все посты и ограничения в пищи (настолько, что многие продукты покупает только в церковных лавках и магазинах). В его рабочем кабинете (в частном, так сказать секторе) рядом со знаменем Москвы лежит стокилограммовая штанга, которую в течения дня он неоднократно выжимает и с которой приседает. Ему нет равных в армрестлинге в Москве и Московской области. В жизни ничем не болел и никогда не принимал лекарств. Так надо же случиться! Вскоре после того, как ему исполнилось 50 лет, выпала на его долю командировка в США (многие штаты), Мексику и Канаду!. Две недели почти без сна и отдыха, да еще в другом часовом поясе. Конечно, командировки для него – дело постоянное, в том числе и на дальние расстояния (в Японию, Таиланд, Австралию). И всегда все проходило нормально. А тут, сразу по приезду домой, вдруг сильнейший сердечный приступ. В реанимации клиники 4-го Управления, поставили диагноз «обширный инфаркт миокарда!» Пришлось мне вмешаться. Хорошо, что нашел общий язык с заведующим реанимацией. Диагноз «облегчили». Но, диагноз: «микроинфаркт» все-таки оставили, и назначили полагающиеся при этом лекарства. Хотя все «показатели» работы сердца у моего родственника, на удивление врачей, быстро пришли в норму! Сейчас он вернулся к прежнему образу жизни. Мне пришлось не мало «конфликтовать» с ним, чтобы он не впал в ипохондрию!

Здесь же нужно сказать о нелепых несчастных случаях, которые закончились смертью, происшедших с мужчинами в их роковой период, и, прямо связанные с их профессиональной деятельностью.

Работники ГИБДД знают, что часто автокатастрофы с трагическим исходом, совершают по нелепости опытные водители с большим стажем. Я здесь приведу несколько примеров из моей судебно-медицинской практики, которые также характеризовались, как нелепые. Так, я дважды вскрывал трупы опытных кровельщиков, упавших с крыш (с которых даже человеку, ни разу не приходившемуся лазить по крышам, вряд ли бы удалось упасть). Дело выглядело так, что сотрудники милиции проводили тщательное расследование, чтобы исключить намеренное убийство! Около десятка трупов я вскрыл, лесорубов также с большим стажем, задавленных спиленным ими деревом. Следственные работники также исключали намеренное убийство. Вскрыл несколько трупов опытных рыбаков, утонувших при «странных» обстоятельствах (поскользнулись на палубе и упали за борт и утонули, хотя отлично умели плавать). Один громадный стекольщик, взял очередное стекло для резки, ноги у него внезапно подогнулись в коленях и он шеей ударился о край стекла, который достиг, таким образом, его шейных позвонков. Один мой «клиент» подрабатывал (он жил в деревне) тем, что колол свиней, а потом их опаливал паяльной лампой. Погиб от взрыва лампы. Техническая экспертиза лампы так и не смогла объяснить, почему лампа взорвалась. Было у меня и два вскрытия трупов охотников, застреливших себя нечаянно при чистке ружей. Мой хороший знакомый, бывший однокурсник, ныне известный на Дальнем Востоке военный судебно-медицинский эксперт, полковник Сергей Васильевич Афонников, рассказал, что и среди военных бывают самострелы со смертельным исходом при чистке оружия. Бывший чемпион Дальнего Востока по плаванию, преподаватель ХГМИ, утонул в бассейне во время обычной для него ежедневной тренировки. С сердцем и сосудами на вскрытии все было в порядке!

Я мог бы привести еще не одну дюжину нелепых смертей по профессии.

Мужская трагедия отличается от женской трагедии еще одним важным параметром. Если у женщины, повторяю, трагический период, как правило, длится не более трех лет и биологический возраст совпадает с паспортным, то у мужчин этот период может растянуться на 10 лет, при том, что биологический возраст мужчин чаще не совпадает с паспортным. Прав Владимир Высоцкий, когда написал:

«С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, —

Вот и сейчас — как холодом подуло:

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль

И Маяковский лег виском на дуло.

Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —

Ребром вопрос поставил: или – или!

На этом рубеже легли Байрон, и Рембо, —

А нынешние – как-то проскочили».

Сам, Владимир Семенович умер строго по графику – в 42 года. Не вышел из смертельного «графика» и Василий Макарович Шукшин. Он умер 45-ти летним. Интересные слова о трагическом возрасте написал Шукшин в рассказе «Гена Пройдисвет». Он пишет: «Мужик, он ведь как: достиг возраста – и смяк телом. А башка ишо ясная – какие-нибудь вопросы хочет решать. Вот и начинается: один на вино напирает – башку туманит, чтоб она ни в какие вопросы не тыкалась, другой… Миколай вон Алфимов, знаешь ведь его? – историю колхоза стал писать. Кто куда, лишь бы голова не пустовала. А Григорий наш, вишь, в бога ударился».

У В. М. Шукшина много точных и ярких слов сказано и о критическом возрасте мужчины, и о его переживаниях. И в романах и кино повестях, и в рассказах. Вот еще один рассказ, очень образно назван: «Билетик на второй сеанс». Герой его, Тимофей Худяков начинает понимать, что жизнь его заканчивается. Шукшин так начинает этот рассказ: «Последнее время что-то совсем неладно было на душе у Тимофея Худякова – опостылело все на свете. Так бы вот встал на четвереньки, и зарычал бы, и залаял, и головой бы замотал. Может, заплакал бы». Тимофей вдруг начал понимать, что жизнь прожита им зря. И впереди – тоже бессмыслица: «Вот – жил, подошел к концу… Этот остаток в десять-двенадцать лет, это уже не жизнь, а так – обглоданный мосол под крыльцом – лежит, а к чему? Да и вся жизнь, как раздумаешься, – тьфу!» А, ведь, прожил жизнь, как все. Семья хорошая, с достатком. Детей вырастил и выучил. А – не доволен! Судьбу ругает. Бога ругает. Только в конце рассказа понимаем, почему в душе у Тимофея «полный разлад». Все дело в том, что он хорошо знает: билетика на второй сеанс (на вторую жизнь, пусть такую же бессмысленную, какой была первая жизнь) ему никто не даст! Умирать, как мы видим, Тимофею страшно.

Растянутость Трагического периода жизни мужчины по сравнению с таковым у женщин, объясняется, скорее всего разностью их биологических ролей. Вот один из наглядных примеров тому (из жизни мужчин и женщин). Мужчина и в 60 лет сплошь и рядом во все времена и у всех народов мог вступить в брак с молодой (даже 18-ти летней) женщиной. И этот брак может принести потомство. Примеров этому предостаточно! Наши современники, кинозвезды (умолчим об именах, они хорошо известны!), заключают такие браки, как сговорившись, перепрыгнув через свой трагический возраст на двадцать лет вперед. Американская кинозвезда, Антони Куин женился на своей секретарше, которая как раз вступила в трагический возраст и занималась переоценкой ценностей. Он дал ей новую жизнь, а она ему – сына. Было в то время Куину 80 лет!

Женщина после климакса (45—50 лет), не только не в состоянии родить, но, даже испытать оргазм. Да, простите меня милые дамы! Конечно, дамы всех возрастов могут завести себе молодых любовников… Как заводят дорогих и бесполезных собачек. Либидо у женщин начинает угасать уже в «бальзаковском возрасте», который, почему-то принимают за 40 лет. Я попытался найти источник этой ошибки, и, кажется, нашел его в дневниках Жорж Санд. Будучи «мужчиной» не только по уму, но и по гормональному профилю, Аврора Дюпен (которая пустила в оборот этот термин), за точку отсчета взяла свои 40 лет, когда в ней, по-мужскому пел козел. Мемуары Жорж Санд «История моей жизни» начала писать в 45 лет и закончила к своему 50-тилетию. Их, как двух великих людей, Бальзака и Аврору Дюпен, естественно влекло друг к другу. Они попытались разобраться в своих чувствах, и отправились в короткое путешествие. Но, после первой совместно и безрезультатно в сексуальном плане, проведенной ночи, они почувствовали друг к другу почти физическое отвращение.

– «В тебе слишком много мужчины, чтобы я мог тобой обладать!» – в раздражении сказал Оноре Авроре.

– «Ты мягок, как женщина, чтобы ты мог мной обладать!» – ответила она ему, с не меньшим раздражением.

Бальзак был искренен и правдив в своих обвинениях. Дюпен лгала, ибо, все ее мужчины были действительно мягки, как женщина! Но, на взаимное уважение этих людей, их неудачные амурные дела ни чуть не повлияли. Бальзак умер, как и полагается умирать великим в трагический период своей жизни, в 51 год. Жорж Санд лучшие свои вещи закончила творить тоже в 50 лет. Дальше она просто жила.

В советский период, где-то в начале восьмидесятых, я прочитал удивительный рассказ «Липовая аллея». К сожалению, я забыл имя автора и название журнала, где этот рассказ был напечатан. В нем, с глубиной, достойной Бальзака, проанализирована психология тридцатилетней женщины и влюбленного в нее юношу. Других каких-либо литературных источников, где была бы изображена достоверно внутренняя трагедия тридцатилетней женщины, я не знаю. «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера – надуманный образ. «Госпожа Бовари – это я!». Не без основания повторял Флобер. Кстати, сколько лет Джоконде? Конечно же – тридцать!

Итак, подводя итог «козлиной песни», будем иметь в виду только мужчин. Возрастной период, когда она может зазвучать в сильном поле, от 37 лет (В. Высоцкий), до 50 лет (Л.Н.Толстой). «Макушка» трагедии – 40 лет (Эсхил, Гиппократ, Василий Шукшин). Все «плюсы» и «минусы» к названным годам – за счет несовпадения биологического и паспортного возрастов.