Формула смерти. Издание третье, исправленное и дополненное. Кое-что о «функциональной асимметрии человека» и персоналиях, с ней связанных (Е. В. Черносвитов)

Кое-что о «функциональной асимметрии человека» и персоналиях, с ней связанных

Давид Израилевич Дубровский мой научный руководитель по философской диссертации и друг – самая сильная личность, из всех кого я близко знал. На мой взгляд, он был морально сильнее каждого из «могучей кучки» периода Брежневского правления: Высоцкого, Шукшина и Тарковского, с которыми я его невольно сравнивал. Я благодарен судьбе, что она свела меня с этими людьми, пусть не надолго, и что я знал каждого из них лично. И, надо же так случиться? Незадолго до их смерти! Д.И.Дубровский жив и сейчас, когда я пишу эти строки. Мы давно не видимся и никак не общаемся. Я даже не знаю, чем он сейчас занимается. Одни наши общие знакомые говорят, что он торгует огнетушителями. Другие, что он процветает в антиквариатном бизнесе. Родной брат его, Роман, уехавший из СССР в США еще при Брежневе, сейчас один из богатых людей Нью-Йорка. Дочь его, Маша – известный художник в Германии. Года два назад Давид Изральевич передал мне через нашего общего друга последнюю свою книжку – «Я и Оно». Это сборник каракуль, которые он чертил ручкой на клочке бумаги, который попадал ему под руку, когда он разговаривал по телефону или слушал студента, сдававшего ему экзамен. Он придавал большое значение этим своим «рисункам», полагая, что в них присутствует его, Давида Израилевича, бессознательное, в символической форме. Я сам выбрал Дубровского в качестве научного руководителя, прочитав его первую книгу «Психические явления и мозг» (М.,1971 г.). У меня была такая возможность – выбрать себе научного руководителя, ибо мне покровительствовал заведующий кафедрой диалектического материализма философского факультета МГУ, куда я поступил в заочную аспирантуру, красавец и мудрец, якут, Аржчил Якимович Ильин. Он нас и познакомил с Дубровским. Давид Израилевич дружил с моим отцом. Они оба считали друг друга настоящими мужчинами. Лучших слов о себе, чем те, которые Давид Израилевич сказал на моем дне рождения в присутствии моих родителей и друзей, я, пожалуй, не слышал. Разве что, еще от одного человека, генерала милиции, известного композитора Алексея Гургеновича Экимяна. После таких, данных мне талантливыми людьми характеристик, как-то трудно жить!

Дубровский родился в семье парикмахера в Мелитополе. Окончил ремесленное училище. Потом, будучи известным ученым, профессором, знакомясь с представительницами прекрасного пола, которых он покорял, как правило, молниеносно, несмотря на то, что обладал внешностью, по его словам, «маленького горбатого пархатого жида», он всегда представлялся как «преподаватель слесарного дела ПТУ». И ему верили, и ему отдавались прелестные особы с первого раза.

Дубровский обладал, повторюсь, чудовищной моральной силой и мог зачаровать кого угодно и без слов. В биографии его есть еще два интересных момента. В детстве он был в бандитской шайке и свободно мог ударить ножом противника в уличной драке, что не раз, с его слов, и делал. Во время ВОВ был сыном полка. Философскую карьеру сделал, нападая с критикой на знаменитых ученых. Так, он много лет и успешно критиковал академика Дубинина и философа – любимца института философии АН СССР Ильенкова. Последний, как считают его близкие, именно из-за нападок Дубровского (в статьях, на конференциях и съездах) спился и застрелился. Поэтому хрустальная мечта Давида Израилевича стать сотрудником института философии долго не сбывалась. Коллектив философии не хотел его принимать в свои ряды. Кстати, из-за этой мечты, Давид Израилевич и порвал со мной отношения. Когда, волей судьбы я познакомился и подружился с Людмилой Пантелеевной Буевой, которая была в то время заместителем директора института философии, Дубровский решил, что я перебегаю ему дорогу. Однажды, гостя у Людмилы Пантелеевны, я выслушал по параллельному телефону, который дала мне Буева, омерзительные слова о себе, которые сказал Дубровский, уговаривая Буеву порвать со мной. После этих слов, жить стало еще сложнее!

Давид Израилевич имел собачий нюх на талантливых людей и всегда помогал им, как только мог. Он выкапывал таланты из самых отдаленных мест СССР, но также находил их в Москве и «раскручивал», как сейчас принято говорить, в журнале «Философские науки», издательства «Высшая школа», где он был заведующим отделом и членом редакционной коллегии. Это был очень авторитетный журнал не только для философов. Авторитетнее, пожалуй, «Вопросов философии». Немалую роль в популярности «Философских наук» у нас и за рубежом (особенно в развитых капиталистических странах), сыграли именно статьи Дубровского и – авторов, которых он публиковал и лично редактировал. Мои статьи Давид Израилевич публиковал два раза в год (когда известные профессора и даже академики могли опубликоваться в журнале только раз в год, а то и реже). Думаю, что не ошибаюсь, полагая, что всемирную известность врачам института нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко Тамаре Амплиевне Доброхотовой и Наталье Николаевне Брагиной принес именно Дубровский, опубликовав обширную рецензию на их первую книгу: «Функциональная асимметрия и психопатология очаговых поражений мозга» (М.,«Медицина», 1977). Эту рецензию написал я. Потом рецензию перепечатал «Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова». Так я познакомился лично с выдающимися учеными (сейчас они выпустили около 10 книг; на все книги рецензии традиционно пишу я, книги сразу же переводятся на многие иностранные языки) и с функциональной асимметрией человека, которая является теоретической основой моей формулы смерти.

Я написал «моей формулы смерти», ибо есть разные пути подсчета срока жизни. Так, Р.В.Хохлов и мой друг-физик № предлагали мне несколько способов (математических, физических) выведения формуле смерти. Генетики, как видно из эпиграфа книги, имеют свой путь, по которому можно определить формулу смерти. В Москве живет художник (к сожалению, мне так и не удалось пока с ним лично познакомиться), который может нарисовать любого человека в любом возрасте с фотографической точностью. Но, часто он отказывает рисовать тому или иному, пожелавшему увидеть себя, лет так через 10, говоря: «Простите, но я Вас в этом возрасте не вижу!».

Об асимметрия человека и мироздания в целом, знали давно, как о фундаментальном законе бытия. В китайской философии это инь и ян. Почитайте неоплатоников и гностиков, каббалу. Льюис Кэрролл с математической точностью описал законы зазеркалья. Марина Цветаева написала два великолепных стихотворения, посвященных правому и левому.

И еще

Иван Петрович Павлов мучился, не понимая, что такое леворукость, считая ее пороком и стараясь всю жизнь переучить себя, леворукого. Во времена Бомарше, возможно – из-за него – гениев, злодеев и леворуких объединили, как явных или потенциальных врагов общества, не способных жить по его законам. Их боялись, и избегали. Это – в культурной и цивилизованной Европе. Пушкину пришлось опорочить славное имя Сальери (у какого еще учителя сразу три ученика вошли в историю как гении?), чтобы доказать, что гений и злодейство не совместимы. Лесковский Левша, на Руси, наоборот стал символом национального таланта. Книг о «чет» – «нечет», о «правом» и «левом» написано на сегодняшний день – миллион. Химики давно знают, что поворот спирали вещества, радикально меняет его свойства (глюкоза – фруктоза, пенициллин – левомицетин и др.). От того, в какую сторону разворачивается спираль ДНК, зависит, как сложится (или не сложится) жизнь человека. Время течет слева направо. Полушарии головного мозга человека, как сферические антенны, направлены в противоположные стороны: одно в прошлое время, другое в будущее время. Можно было бы привести здесь бесконечное число примеров, иллюстрирующих фундаментальность закона асимметрии.

Леонардо да Винчи и Альберт Дюрер тщательно изучали органическую асимметрию человека. Великие анатомы прошлого. например. Вильям Гарвей и Франц Галль, ломали головы, почему у людей не все органы парные, и почему сердце в левой стороне, а рабочей рукой у большинства людей является правая рука? О том, что асимметрия бывает органическая (одна рука у человека всегда больше другой) и функциональная (правой рукой большинство из нас пишет и рисует, а левой это делать не может) знали всегда. Но, пристальное изучение функциональной асимметрии человека и как она меняется по тем или иным причинам, и к чему это приводит, первыми, на мой взгляд, начали Т.А.Доброхотова и Н.Н.Брагина, наблюдая больных с очаговым поражением головного мозга.

Тамара Амплиевна и Наталья Николаевна не читали Хорхе Луиса Борхеса. Аргентинский писатель ничего не слышал о работах советских ученых. Но, именно эти три человека почти одновременно, каждый по своему наглядно показали иллюзорность времени и пространства, переживаемых человеком, как «здесь и сейчас», и все, вытекающие из этой иллюзии, последствия (читайте Борхеса!). Я написал около 100 статей, опубликованных с 1972 по 1985 г.г. в «Философских науках», «Вопросах философии», «Вопросах психологии», в «Журнале невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова», в материалах съездов философов, психологов и психиатров, посвященных структуре и деструкции сознания. Так постепенно создавалась мной гипотеза о конечности человеческой жизнедеятельности, которую можно измерить, когда угодно. То есть, в любой отрезок времени жизни человека, можно с математической точностью узнать, на сколько еще лет она (эта жизнь) рассчитана. Так я вывел формулу смерти.

Я уже знал, что функциональная асимметрия человека (нагляднее всего – лица), уменьшается с годами, как бальзаковская шагреневая кожа, когда познакомился с ленинградским художником Анатолием Захаровичем Давыдовым. Это было время, когда вокруг смерти Сергея Есенина шли жаркие споры: покончил ли он жизнь самоубийством, или его убили? По просьбе Василия Ивановича Белова, я ввязался в эти споры и выступил с серией статей, как бывший судебно-медицинский эксперт и как философ. Одна из моих статей попала в руки Давыдова, и он пригласил меня к себе в гости. У него была копия посмертной маски Есенина и собственный метод исследования предсмертных эмоций. Давыдов написал даже статью о последних минутах жизни Есенина. Статья называлась «Перед смертью он плакал». Анатолий Захарович показал мне, как он высвечивает переживания, запечатленные на посмертной маске. В кромешной темноте своей мастерской, держа в руке маску Есенина, он зажег свечу и начал медленно водить ей по определенным направлениям над маской. Лицо поэта «ожило», и он действительно «заплакал». Когда я смотрел на Давыдова и Есенина, на их лица, в пламени свечи, то испытал то, что называют по-французски deja vu. Только потом, вернувшись в Москву, я вспомнил, что одна из первых моих статей о сознании называлась «Зеркало, свеча и лицо», в которой я рассматривал древний магический ритуал племени бойя кельтов. Жрец в полной темноте освещал лицо испытуемого свечой, водя ею по определенным направлениям, и смотрел, что отражается в кадке, до краев наполненной водой. Таким образом, он читал книгу судьбы человека. У славян тоже есть нечто похожее для гадания. Человек в полной темноте садится между двумя зеркалами и освещает с разных сторон поочередно свое лицо свечой, смотря в зеркальный коридор, образуемый отражением зеркал друг в друге.

Но самое главное, что я увидел тогда, в мастерской Анатолия Захаровича Давыдова, глядя на посмертную маску Есенина, и живое лицо художника, почему все покойники на одно лицо. То есть, понял, что мучило Геннадия Ивановича Шевелева, и что так долго не мог понять я, несмотря на то, что вскрыл три тысячи трупов. Я ясно увидел, что не содержит в себе посмертная маска и иллюзию чего создает игра света и тени от свечи на ней. Функциональная асимметрия лица отсутствует в посмертной маске. Функциональная асимметрия отсутствует на всех лицах умерших. Функциональная асимметрия исчезает с последним вздохом человека. И, наконец, если попытаться найти зримый образ души человека, то это будет, несомненно, функциональная асимметрия.

Нечто аналогичное функциональной асимметрии человека, передающейся индивидууму от поколения к поколению в личное пользование, можно видеть и у деревьев. Спилив дерево, мы видим на распиле асимметричные круги, по которым можно определить не только возраст дерева и как оно росло и развивалось, но и сколько еще бы лет дерево могло бы жить и процветать, если бы мы его не спили.

Функциональную асимметрию человека лучше всего наблюдать по его лицу (так, посмертные маски с точки зрения функциональной асимметрии абсолютно симметричны) и затылку. Так, например, завитки на затылке, особенности роста волос с затылка на шею и другие стигмы (метки), могут выражать движения души, которые человек, не владея затылком, как лицом, не научился прятать. Функциональная асимметрия, которая запечатлена на нашем лице в игре эмоций, легко увидеть, ибо правые и левые половины лица только у покойников симметричны. Фотографии разных лет одного и того же человека, как кольца на срезе дерева, отражают, как человек рос и развивался и сколько ему еще лет осталось жить. На изменении размеров левых и правых половин лица человека в разные возрастные периоды, с тенденцией к уменьшению этих размеров в геометрической прогрессии, и построен самый простой и доступный каждому тест определения формулы смерти. Точность этой формулы зависит от способности вычленить из всей асимметрии лица, органическую асимметрию (возникающую за счет особенностей строения черепа). Подчеркиваем, что функциональная асимметрия отражает (и выражает) исключительно духовную (душевную) жизнь человека. Каждая эмоция, каждое переживание, каждая мысль или образ, овладевающие сознанием или бессознательным человека, и есть те «кирпичики», из которых складывается «скульптурный портрет» души человека. Выразительно лицо человека – выразительна душа человека. И он еще жилец на Земле. Невыразительные лица бывают к старости и смерти, когда черты лица расплываются. Самые рельефные, то есть, с выразительными чертами, лица у детей и молодых людей (если, конечно, им не суждено рано умереть). Даже люди с бедными душевными переживаниями и слабым интеллектом, имеют асимметричные лица. И эта асимметрия, скрытая за маской психического дефекта, легко выступает, стоит только данному субъекту впасть в ярость или радость. То есть, пережить, пусть, единственную эмоцию, которая у него есть. А человек, на грани жизни, не важно, как богат и разнообразен был его внутренний мир, всегда будет иметь маскообразное, «каменное» лицо. Посмертная маска Есенина, «заплакала» в эксперименте со свечой в руках питерского художника. Но эти слезы словно проступали изнутри и «текли» по маске. Как у актеров времен Софокла или театра Кабуки. Я убежден, что лица самоубийц всех времен и народов, имели одно и тоже выражение – симметричность. Японские ритуальные самоубийства, запечатленные в рисунках, хорошо показывают, за счет чего лица, совершающих харакири, остаются «невозмутимыми». Отнюдь, не за счет силы воли, превозмогающей адскую боль. А за счет все той же симметрии правых и левых половин лица. Ибо, самурай, хотя он еще и наматывает на кинжал кишки, уже умер, исчерпав свою временную индивидуальность. Повторюсь. Правы были Шопенгауэр и Бальзак, утверждавшие, что человек не может себя убить.

В годы «перестройки» в нашей стране, когда только что перестал существовать СССР, среди крутой молодежи в разных городах и весях появились не только бои без правил, которые могли закончиться лишь смертью противника, но и игры в русскую рулетку. Мне удалось просмотреть несколько любительских видеофильмов, на которых была до конца заснята игра в русскую рулетку. Как правило, играли двое. Игра прекращалась только тогда, когда мозги одного из игроков оказывались на стене. Лица играющих были, как правило, напряжены и отражали одну и ту же эмоцию – страх смерти. Но, не трудно было понять, кто из них проиграет. Лицо того, кто проиграет, было симметрично. Это мое утверждение легко проверить, прокрутив, например, фильм Александра Невзорова, о человеке, сыгравшем в русскую рулетку перед видеокамерой.

«Все это вздор! Где эти верные люди, видевшие список, на котором означен час нашей смерти? И если точно есть предопределение, то зачем же нам дана воля рассудок? Почему мы должны давать отчет в наших поступках?» Вот ближайшее возражение мне по поводу формулы смерти, высказанное, правда, одним из персонажей «Героя нашего времени» в рассказе «Фаталист». М. Ю. Лермонтов достаточно полно проанализировал все «за» и «против» предопределенности смерти. Предопределенность к смерти, это, ведь и есть фатализм. Здесь мы приведем доводы великого поэта, основательность и точность которых показывают глубочайшее осмысление проблемы. Процитируем еще одно место из «Фаталиста».

«Я пристально посмотрел ему в глаза: но он спокойным и неподвижным взором встретил мой испытующий взгляд, и бледные губы его улыбались; но, несмотря на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать смерти (выделено мной. – Е.Ч.) на бледном лице его. Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбой, так что привычным глазам трудно ошибиться».

А теперь доводы Михаила Юрьевича «за» и «против» предопределенности смерти (так выглядела бы моя формула смерти в контексте, так сказать, понятий и представлений Х!Х века). Вот основной довод «против». Читаем «Фаталиста».

«Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? Эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо с своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми и судьбою…»

Позже К. Э. Циолковский в «Этике Вселенной», словно споря с Лермонтовым, напишет: «Весь Космос ответственен за каждый наш шаг!»

Печорин обдумывает смерть поручика Вулича, на лице которого он увидел ее печать, не находит аргументов, ни «за», ни «против» фатализма. Вулич проверяет действенность предопределенности к смерти, стреляя из пистолета себе в лоб. И остается жить, ибо пистолет дал осечку. Ровно на полчаса, А через полчаса его зарубит шашкой, случайно повстречавшейся ему пьяный казак. Максим Максимыч, старый друг Печорина, сначала вообще не понимает значение слова «предопределенность». Потом, когда Печорин объяснил ему это значение, «как мог», Максим Максимович начинает рассуждать так: «Да-с! Конечно-с! Это штука довольно мудреная!. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький – того и гляди, нос обожжет… Зато уж шашки у них – просто мое почтение!» Вот и вся философия предопределенности смерти, в устах простого русского человека, повидавшего на своем веку не мало! Однако, нет, не вся! Дальше читаем: «Потом он промолвил, несколько подумав: «Да. жаль беднягу… Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!.. Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано!..»

В конце Печорин поясняет: «Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений.»

А, ведь, мудрый Максим Максимыч, не любящий метафизических прений и объяснявший странные явления стечением простых случайностей, оказался прав, заключив свои рассуждения словами: Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано!..

Много философского и теологического спора за историю человечества было вокруг именно предопределенности жизни и смерти, пока Маркс не поставил все точки над i, написав: « Случайность есть неосознанная необходимость». При таком порядке вещей, и свобода воли не помеха предопределенности поступка, всей жизни и самой смерти человека. Маркс безусловно, прав; если абсолютизировать свободу воли (в нашем случае: хочу – живу; не хочу – не живу!), с одной стороны. Или точно также, наоборот, абсолютизировать предопределенность каждого шага человека. В любом случае оказываешься в положении буриданова осла (великий схоласт Жан Буридан к этому ослу не имеет никакого отношения). Осел этот, как известно, умер с голоду, между двумя связками сена, расположенными от него на равном расстоянии. Он не смог сделать свой выбор. Но, это уже философия. А печать смерти на лице живого человека, без всякой метафизики и открытия формулы смерти, давно примечаемая реальность.

Если как следует поискать, то у каждого знатока душ, типа Софокла, Шекспира, Данте, Бальзака, Л. Н. Толстова, И. С. Тургенева, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, вплоть до Василия Макаровича Шукшина, можно найти непременно героя, который чуял смерть. Ближе к нам по времени Шукшин. Его герои, раздираемые страстями, сталкиваются с мыслями глобального характера: «Что есть БОГ?», «Почему царь есть Царь?», «Что есть ГОСУДАРСТВО?». И, конечно, (особенно!) что такое смерть? Матвей, герой романа «Я пришел дать вам волю», являясь выразителем шукшинской идеологии, однажды так говорит атаману Степану Разину: «Ты про Исуса-то знаешь?

Ну? Как это?.. Знаю.

– Как он сгинул-то, знаешь? Рассказывал, поди, поп?..

Хорошо знал: ему же там – гибель, в Ирусалиме-то, а шел туда. Я досе не могу понять: зачем же идти-то было туда, еслив наперед все знаешь? Неужто так можно? А глядел на тебя и думал: можно. Вы что, в смерть не верите, что ли? Ну, тот – сын божий, он знал, что воскреснет… А ты-то? То ли вы думаете: любют вас все, – стало, никакого конца не будет. Так, что ли? Ясно видит: сгинет – нет, идет. Или уж и жить, что ли, неохота становится – наступает пора. Прет на свою гибель, удержу нет. Мне это охота понять. А сам не могу.»

А вот еще об этом же. Читаем Шукшина дальше: « Ты, Степан, не жилец на свете. От тебя смертью пахнет.

Степан и Ларька уставились на казака.

– Смертью пахнет, – пояснил тот. – Как вроде травой лежалой. Я чую, когда от человека так пахнет. Значит, не жилец.

– А от тебя не пахнет? – спросил Степан.

– От себя не учуешь. А вот у нас в станице – кто бы ни помирал – я наперед знаю. Подойдешь – даже лихотит, до того воняет. Скажешь человеку – не верит, пройдет время, глядишь: отдал богу душу. Или на войне срубют, или своей смертью помрет. Я – такой. Меня даже боятся. А от тебя сейчас крепко несет.»

В жизни каждого, наверное, взрослого человека встречался некто, кто как шукшинский казак чуял смерть. Конечно, в нашей безбожной стране, в СССР, где, в основном народ не верил ни в бога, ни в черта, к таким людям серьезно не относились.

Безобидные парапсихологи, объединившись в «общество Александра Степановича Попова», известного изобретателя радио без проводов, вынуждены были прятаться от сотрудников МВД и КГБ по подвалам. (Мне до сих пор не понятно, почему?), Они жизнью, здоровьем и смертью человека не интересовались. Не то, что их последователи времен «перестройки», незаконно рожденные «дети» Кулагиной, Джуны и Кашпировского, «экстрасенсы и колдуны в трех поколениях», занимающиеся целительством, ворожбой, снятием порчи и исправлением кармы. Больше всего мне бы не хотелось, чтобы формулу смерти стали бы воспринимать, как экстрасенсорное явление, или еще хуже, как – порчу!..

Нет, друзья народа (как любил повторять мой отец, Василий Петрович Черносвитов). формула смерти, это только начало революции в философских и медико-биологических взглядах на жизнь, здоровье, болезни и смерть человека. Эти взгляды, напомним, были сформированы еще во времена Гиппократа и даже не им самим! Но, с тех пор, несмотря на научно-технический и культурный прогрессы и регрессы в человеческом обществе, они так и не изменялись.

Чем же руководствовались все те, кто мог предвидеть смерть, я право, не знаю, хотя сам за свою жизнь встречал троих таких людей, очень не похожих друг друга. При этом, ни один из них внятно не мог объяснить, как это он предчувствует смерть?.

В качестве «документального» доказательства, что такие люди существуют, я могу назвать только двоих, которые и ныне здравствуют. Первый человек, который чуял смерть, встретился в моей жизни в Николаевске-на-Амуре. Это был «божий человек», инвалид детства, без постоянного места жительства, но всему городу хорошо известный, ибо часто появлялся в общественных местах. Например, в Центральном Дворце культуры и отдыха. К тому же он многим помогал по хозяйству, зарабатывая себе на хлеб. Шамиль, так его имя, частенько приходил ко мне в морг, особенно в обеденный перерыв, и моя санитарка, тетя Маша, его подкармливала, а он помогал ей обмывать, одевать и укладывать в гроб моих «клиентов». Так вот, он часто поражал меня не только тем, что предсказывал, сколько у меня будет «клиентов» на следующий день или в неделю, но и кто из известных в городе людей умрет. Жаль, что я тогда не относился серьезно к этим его предсказаниям и не записывал их. Поэтому сейчас не могу с достоверностью сказать, как часто он угадывал смерть. Но то, что Шамиль угадывал ее и не один раз, это точно!

В 199О году я повез жену на свою малую родину, и надо же, первого, кого мы встретили в Николаевске-на-Амуре из моих знакомых, был Шамиль. Он узнал меня с трудом. Я же его – сразу. Ибо его уродство было уникальным. Огромная голова на сгорбленном, искривленном во все стороны худеньком тельце, с огромными мощными руками и тонкими ножками, с большими, 42 размера, стопами. Прошло двадцать лет, а он не изменился! Мне показалось, что и одет он был все в ту же одежду, которую носил круглый год в любую погоду, еще в мою бытность судебно-медицинским экспертом Николаевска-на-Амуре. Я пригласил его в кафе. После первой рюмки водки, он мне поведал, что «прокурор Николаевска-на-Амуре Трусевский, которого ты Женя должен помнить, повесился, хотя я неоднократно предупреждал, что он это сделает и когда, сотрудников прокураторы и милиции! Мне, как всегда, никто не поверил!» С прокурором Трусевским я проработал все три года и отлично его знал. В Управлении милиции остались сотрудники, которые меня знали по работе, они подтвердили, что Шамиль рассказал мне правду о смерти Трусевского.

Вторым моим хорошо знакомым, чуявшем смерть, является известная писательница, член редакционной коллегии журнала «Москва», заведующая отделом публицистики этого журнала в 80-х годах Вера Дмитриевна Шапошникова. Судьба свела меня с этим интереснейшим человеком вскоре, как я переехал из Николаевска-на-Амуре, в Москву.

Вера Дмитриевна чуяла смерть по запаху, как герой Василия Макаровича. Несмотря на то, что она профессиональный литератор и великолепно владеет русским языком, передать словами это свое предчувствие смерти она так и не смогла. Ни я, ни другие ее знакомые, кому она об этой своей способности рассказывала, так и не поняли толком, что она испытывает, чуя смерть. Кстати, от Веры Дмитриевны я узнал, что Михаил Афанасьевич Булгаков, которого Вера Дмитриевна знала лично, предсказал не только свою смерть, но и свои похороны (как будут выносить его гроб, и каким углом в каком месте квартиры гроб ударится об стенку при этом). И, якобы, все подтвердилось. Вера Дмитриевна неоднократно рассказывала мне и о других предсказаниях Булгакова, которые всегда сбывались. Я же ей, в свою очередь рассказал о записях французского журналиста, присутствующего при раскопках могилы Шарля Бодлера. Я получил эти записки от самого мэтра французского психоанализа, Жака Лакана, когда был у него на стажировке в Париже. В записках великий французский поэт в стихах предсказал эксгумацию своих останков. Точную дату эксгумации – через 40 лет после его похорон! И как он будет выглядеть, когда вскроют крышку гроба. Действительно, как написал очевидец эксгумации, французский журналист, все совпало с предсказаниями поэта.

Я не случайно так отвлекся от темы в сторону явной мистики (мистика, в переводе с греческого языка, тайна, и не более!). Вторая половина предсказания Булгакова, не касающаяся даты его смерти, как и все предсказание Бодлера к моей теме о «формуле смерти» не имеют никакого отношения. Моего отношения к подобным вещам тоже никакого нет! А вот то, что Вера Дмитриевна Шапошникова чуяла смерть, и я в этом убедился, это уже по моей теме.

В. Д. Шапошникова увлекалась серьезно парапсихологией и считала себя экстрасенсом. Ее близкая подруга Нина Николаевна, известный журналист-западник (к сожалению, ее фамилию я забыл), была вице-президентом «общества Попова». Нине Николаевне, когда меня с ней познакомили, было лет 40. Жила она одна в трехкомнатной квартире, в которой «тайно» и собиралась московская творческая интеллигенция (писатели, журналисты, артисты, художники и т.д). Все, кто верил в парапсихологию и сам что-то такое в себе чувствовал. Президентом этого общества тогда был некто «Циолковский наоборот», как он любил сам себя представлять. Очень темная и несимпатичная «лошадка»! Эдуард Константинович Наумов. (Я так отзываюсь о нем, потому что имел возможность сказать эти слова ему в глаза). Кстати, это он первый завез, не известно каким образом, в СССР видиофильмы про чудеса филиппинских хиллеров. Ездил, неизвестно за чьи деньги по всей стране с лекциями о парапсихологии и целительстве. Человек он был малообразованный.

Итак, Нина Николаевна была еще молодой цветущей женщиной, без признаков какого-либо заболевания, когда Вера Дмитриевна, вдруг мне позвонила и сказала, что «Нина Николаевна скоро умрет, ибо я чую ее смерть!» И надо же такому случиться! Когда мы разговаривали по телефону с Верой Дмитриевной, Нина Николаевна, позвонила в это самое время Вере Дмитриевне. Телефоны наши соединились! Нина Николаевна все слышала о своей скорой смерти! Она вмешалась в наш разговор, мы поговорили о предчувствиях, о жизни и смерти, посмеялись о «шутке КГБ, соединившей наши телефоны», и положили трубки. На другой день Нину Николаевну нашли мертвой в своей постели. Она умерла во сне. Судебно-медицинское вскрытие трупа Нины Николаевны, не выявив у нее никаких признаков насильственной смерти и болезней, вынуждено было констатировать острую сердечно-сосудистую недостаточность. Смертельный приступ случился во сне. Нина Николаевна, скорее всего так и не узнала, что она умерла.

Вера Дмитриевна сама пошла в прокуратуру, прихватив меня с собой, где мы подробно рассказали о нашем необычном (по форме и содержанию) телефонном разговоре. Владимир Евгеньевич Рожнов, привлеченный следователем в качестве эксперта, дал заключение, что наш телефонный разговор «никак не мог повлиять на психическое состояние умершей, и не имеет никакого отношения к ее смерти». Рожнов была тогда авторитетным судебным психиатром – экспертом института им. Сербского, и часто давал оценку психическим состояниям убийц, насильников и жертв, особенно, когда был какой-нибудь намек на применение к жертве суггестии (внушения).

Еще я знал одного, весьма своеобразного человечка с очень необычной судьбой и даром чуять смерть. Я познакомился с ним, когда работал начальником психиатрической службы Центрального госпиталя МВД СССР. Я об этом написал книгу, которую собирался опубликовать и даже напечатал на своей обложке анонс, «Наш современник». Книга в журнальном варианте называлась: «Кремлевская элита глазами психиатра». Дело в том, что у меня лечились почти все члены семьи Брежнева и других важных партийных и государственных деятелей. Раз в год проходили диспансеризацию все министры внутренних дел республик СССР… Но, реклама-анонс – одно дело, а публикация книги – другое! Короче, журнал публиковать мою книгу побоялся. Я имею пространное письмо от главного редактора Куняева, где он объясняет, почему отказывается публиковать мою рукопись: «Засудят или замочат!».

Так вот, однажды, работая психиатром в ЦГ МВД СССР, я получил срочный вызов в гематологическое отделение. Психиатра вызывали срочно, только, когда в отделении у кого-нибудь из пациентов начинался психоз. Прихожу я в отделение и вижу такую картину. Стоит босиком у двери ординаторской маленький мужичек, и держит в руке два столовых ножа, тыкая поочередно ими в сторону кучки больных и сотрудников, которые пытаются к нему подойти. А пациенты в этом госпитале – каждый второй имеет черный пояс карате или является мастером по дзюдо. Однако, отобрать ножи у мужичка ни у кого не получается. А у того – пена изо рта, стеклянные глаза. Он выкрикивает какие-то угрожающие, непонятные слова («замочу!» – он точно, не говорил). Меня быстро вводят в курс дела. Оказывается, мужичку в столовой во время завтрака положили ложку, у которой на конце ручки была просверлена дырка. Я уже знал, что так метят столовые приборы в лагерях «опущенным» (то есть, гомосексуалистам, которых используют заключенные в качестве «женщин»). Страшное оскорбление для сотрудника МВД! Как попала эта ложка в госпиталь, мы так и не узнали. К мужичку она точно попала случайно.

Не буду раскрывать профессиональные секреты, как мне удалось быстро привести невинно оскорбленного пациента в порядок. Когда толпа разошлась, я пригласил его к себе в кабинет. Мужичку (имя его я не помню) недавно исполнилось шестьдесят лет, хотя выглядел он не старше сорока и его направили в госпиталь для проведения полной медицинской комиссии, перед тем, как отправить на пенсию. Был он совершенно здоров и полон сил, только вот уж очень странный. В его истории болезни были подробно описаны эти странности, и назначена плановая консультация психиатра. Лечащий врач хотел перевести его в психиатрическую больницу. Суть «неправильного поведения» (как было написано в истории) сводилась к тому, что пациент каждое утро был у двери ординаторской, как постовой, стоя босиком и навытяжку (в отделении он ходил исключительно босиком, ибо не мог понять, как можно по ковровым дорожкам ходить в тапочках). Каждому, приходящему на работу врачу, он «докладывал», кто из его пациентов сегодня умрет. Самое страшное, что все предсказания мужичка сбывались! Отделение это было для тяжелых больных и, действительно, смертность в нем была высокая (много было больных с раком крови). Но, одно дело, когда больные умирали как бы неожиданно (ведь, может умрет завтра, а может быть, и через месяц – другой!). И совсем другое дело, когда тебе точно говорят дату смерти твоего пациента! Тогда ты начинаешь лихорадочно бороться за его жизнь, а он все равно умирает! Начальник отделения, Элла Фирсовна, прямо потребовала от меня, чтобы я освободил ее от этого ненормального!

А мужичек просто обладал даром предчувствовать смерть. «Прохожу я мимо палаты и уже знаю, что там лежит смертник!» — рассказывал он мне. «А, зайдя в палату, вижу, кто должен умереть». Проанализировав потом, что он мне рассказал о своем жутком даре (со слов врачей отделения, где находился мужичек), я понял, что кое-что мужичек привирает, чтобы придать себе большей важности. Повторяю, отделение было для тяжелых больных, а он, ходил по палатам и «вынюхивал» смертников. Через закрытую дверь палаты, я его проверил, чувствовать смерть он не мог. Но он точно мог сказать (вплоть до часа!), когда больной умрет. И никому из врачей, даже реаниматорам, так и не удалось продлить жизнь, приговоренного к смерти мужичком больного, хотя бы на полчаса, как они ни старались!

Мужичек очень хотел мне объяснить, что он видит у готового умереть. Но, ни я, ни мои коллеги, так ничего и не поняли. Мужичек мог определить смертника не только по его лицу. Но и по позе. Особенно, как он утверждал, затылок, ягодицы, положение рук и ног у смертника хорошо показывают, что он готов отправиться в свой последний путь.

Родился мужичек на одном из многочисленных островов Красноярского Края, в семье потомственных старообрядцев. Отец его был женат на своей племяннице. Браки среди ближайших родственников у его клана были распространены и даже обязательны. Окончил начальную школу и пошел работать в совхоз пастухом. Когда пришел срок служить в армии, был призван во внутренние войска и начал работать на разных должностях в огромном Красноярском лесном исправительно – трудовом лагере. Сокращенно – ЛИТУ. Остался там и после срочной службы. Приходилось выполнять работу и палача, и могильщика своих жертв. Работу свою делал исправно. Имеет правительственные награды и поощрения. Хвастался, что может, взглянув на человека, сказать, станет он преступником или нет? И на какое преступление, кто способен? Как будет кто себя вести в лагере? Также утверждал, что может легко раскусить любого и, если надо, сломать. Он вообще любил хвастаться. Так, согнув пополам, играючи, на моих глазах пятак, продемонстрировал, что обладает, несмотря на свой маленький рост и «хрупкое» на вид телосложение, не дюжей силой. По его словам, мог справиться с любым «каратистом и дзюдоистом без всяких приемов». Кроме Красноярска, куда он несколько раз за всю свою жизнь ездил по приказу начальства, нигде не был. Все отпуска проводил в тайге, на охоте или рыбалке. До сих пор, несмотря на возраст, ходит на медведя с рогатиной. Никогда не был женат и не знал женщин. Имел несколько «случайных половых связей» с молодыми ребятами из конвоиров. Накопил «очень много денег». Собирался все деньги завещать родственникам. Он погиб у нас в госпитале. Ночью, перепутав спросонку окно с дверью (дело было летом, и окна на ночь не закрывались) «вышел» все также босиком с 8-го этажа. Свою смерть он не угадал.

Всегда были и всегда будут люди, наделенные способностью предугадывать чужую смерть. Но, даже те из них, кто видел это по лицу, не понимал, что собственно он видит такое, что можно назвать печатью (стигмой) смерти? Те, кто чуял, как герой Шукшина или Вера Дмитриевна Шапошникова, особый запах, идущий от смертника, как правило, не могли описать точно этот запах. Я думаю, что запах, они действительно ощущали. Допускаю, что человеку, природой своей предназначенному скоро умереть, возможно, и свойственны какие-то особые запахи. Никто еще и никогда не определял гормональный профиль (то есть, сочетание всех гормонов) человеку, который бы сразу после этого умер или пустил бы себе пулю в лоб. Поэтому мы и не знаем, запахи каких гормонов превалируют незадолго до смерти.

Человек, как теплокровное животное, естественно постоянно пахнет. Раньше, до лабораторной эры (то есть, до того, как стали делать анализы, показывающие, как функционируют органы и системы организма человека), врачи серьезно относились к запахам человека, как подспорью в постановке диагноза. Да и сейчас, многие запахи человека быстрее экспресс анализа скажут, что человеку угрожает. Например, запах ацетона при диабете или гнилостный запах при инфицированной ране. Но есть и боле тонкие запахи, которые исходят от тела человека постоянно. Запах пота, с которым так борются, считая его неприятным, для опытного врача – хороший признак нормального или больного организма. Есть запахи, которые улавливаются за порогом нашего сознания и тем самым могут влиять на поведение (вызывать влечение к противоположному полу, например). Это запахи, выделяемые половыми органами, которые вряд ли что может заглушить. У Бунина есть великолепный рассказ, как можно влиять на людей, «управляя» своими запахами. Многие соблазнители и соблазнительницы, зная это, искусно манипулируют неосознаваемым обонянием выбранного ими человека, а, значит, и самим человеком. Фетишисты нижнего белья предпочитают трусики, лифчики или чулочки, носимые «объектами» их эротического интереса. Ни один фетишист (другое дело, трансвестит), никогда не украдет свой фетиш в галантерее.

Таким образом, у нас есть веские основания утверждать, что все, без исключения люди, наделенные предугадывать смерть человека, делают это, не осознавая, по функциональной асимметрии. А именно, по признакам ее исчезновения.

Здесь нужны пояснения. Во-первых, как я говорил выше, не только лицо, но все парные органы человека могут быть функционально асимметричными. В третьей книге «Четырех книг о пропорциях человека» Альбрехт Дюрер писал, что «индивидуальность человека особенно выражается, кроме его лица и затылка, всеми парными органами: руками, ногами, грудными железами у женщин, яичками у мужчин». Об индивидуальности и ее телесных носителях, мы будем говорить ниже.

Почти анекдотический случай произошел, когда я учился на пятом курсе Хабаровского медицинского института с одной нашей студенческой семьей. То, что я говорю правду, подтвердит каждый, кто окончил ХГМИ, лечебный факультет в 1968 году. У нас тогда в моде были комсомольские Фамилия студентов была Кучерявые. Имя студента Жора (кстати, громадный и красивый парень Жора действительно имел густые вьющиеся темно русые волосы). Инициатором развода была жена Жоры. Причиной, по которой она решила с мужем развестись, была супружеская неверность Жоры. С ее слов, Жора постоянно изменял ей с первой встречной. Когда кто-то спросил несчастную супругу, есть ли у нее неоспоримые доказательства, что муж ей изменяет, она привела «неопровержимый» аргумент, буквально сказав следующее: «После полового сношения у Жоры левое яичко всегда ниже правого. Я это знаю точно!» Оказывается, когда Жора приходил домой поздно, жена первое, что делала, снимала с него трусы и смотрела, в каком соотношении его яички. Так Кучерявые и развелись. Уговорить жену было невозможно. О функциональной асимметрии тогда в СССР никто не знал. Самое интересное в этом случае то, что женщина была правасвадьбы. Следовательно, пусть редко, но все же были, комсомольские разводы. Так вот, на расширенном комсомольском собрании «разводилась» одна пара студентов, поженившиеся еще на первом курсе и имевшие ребенка.! В «Камасутре» (не в тех бульварных фальшивках, которые продают сейчас по всей Москве, а в подлинной «Камасутре», которую с таким трудом перевел на английский язык, подыскивая восточным образам соответствующие западные аналоги, великий английский ученый и путешественник, тот самый, кто нашел истоки Нила, сэр Ричард Бартон), читаем: «Два глаза, два уха, две ноздри, две грудных железы, два яичка. Одно из двух всегда в напряжении, другое – отдыхает. Если в напряжении левое – работает дух. Если в напряжении правое – работает тело».

Согласно древним учениям Востока (Индии, Китая, Японии), все парные органы человека выражают двойственность его сущности, Доброе или злое начало в нем. Но, точно также, активное или пассивное, мужское или женское. Так, например, если человек, разговаривая с вами, дышит через левую ноздрю, то отношение его к вам враждебное. Точно также – если он смотрит вам в правый зрачок левым глазом. В знак доброго расположения, мы протягиваем для приветствия правую руку. Человек, собирающийся вас ударить, будет опираться на левую ногу. Это, так сказать, капля в океане функциональной асимметрии человека, известном восточными мудрецами около тридцати тысяч лет назад! Для того, чтобы понять, как разнятся восточные и западные представления о конкретных вещах и их обозначениях, укажем хотя бы на одну вещь: Восток не знает, например, разницы между центром и периферией. А еще предлагаем читателям перевести двустишье, которое так не давалось для перевода Ричарду Бартону в «Камасутре» и, которым он закончил свой перевод этой великой восточной поэмы любви:

Итак, еще раз повторю, что все парные органы человека выражают асимметрию, следовательно, при ее исчезновении, возникает в этих органах стигма смерти. Так, некоторые психически больные и старики вдруг начинают перед смертью прыгать, как воробьи. Двигать руками, как куклы, одновременно поднимая их вверх или опуская вниз. Взгляд в пространство, направленный параллельно смотрящими глазами, тоже есть стигма смерти.

На функциональную асимметрию лица, несмотря на то, что она присуща всем лицам живых людей, мы почему—то не обращаем внимание. Иногда она бывает очень выражена (буквально рот сворачивает у говорящего в сторону, если он охвачен какой-нибудь напряженной эмоцией, или – лжет). Это – в отношении лица. Здесь еще можно добавить: поднятая одна бровь, прищуренный взгляд, развернутая ушная раковина вперед, когда человек внимательно слушает; при этом, если ближе к говорящему левое ухо слушающего, то его слушают со вниманием, активно; если же – правое, то невнимательно, пассивно. «Пар из ноздрей», когда человек злится, повторяем, он выпускает в действительности только через левую ноздрю. Естественно, что все сказанное о парных органах лица верно только для правши. У левши – все наоборот. У амбидекстра (когда обе руки могут работать как правая рука), разобраться в стигмах функциональной асимметрии бывает сложно. В отношении же функциональной асимметрии затылка, состоящего из волосяной части, покрывающей мышцы и другие ткани двух костных теменных бугров, на первый взгляд, сказать что – либо, тоже сложно. Здесь нужны знания профессионала. Хотя люди с особой интуицией, присущей анатомам и художникам, видят функциональные различия затылка, довольно-таки ясно. Функциональные различия ягодиц видны при ходьбе, когда он стоит прямо и когда сидит, принимая те или иные позы. Для того, чтобы понять, что такое функциональная асимметрия затылка, нужно хотя бы раз посмотреть на затылок мертвого человека. Роботоподобные движения указывают на то, что тело человека теряет функциональную асимметрию (душу!), особенно, в своей нижней части. Кстати, мне не понятно, почему великий знаток человеческой индивидуальности Дюрер, не придавал никакого значения таким парным органам, как плечи? А, ведь, положение плеча – весьма выразительный асимметричный жест (стигма). Вспомним хотя бы военную команду перед маршем, внушающую солдатам, стоящим в шеренге, бодрость, силу и решительность духа: «Левое плечо вперед! Шагом—ма арш!»

Леонардо да Винчи и Альбрехт Дюрер были современниками и почти сверстниками. Они не уступали друг другу ни как художники, ни как ученые, являясь яркими представителями и творцами Высокого Возрождения. Один на юге Европы. Другой – на Севере. Каждый из них чувствовал великие перемены в мировоззрении, цивилизации и культуре, и напряженно искал новые идеалы для грядущего общества. Здесь нас интересуют поиски этих идеалов в образах человека.

Леонардо да Винчи воплотил свои представления об идеале человека (мужчины) в росписях «Тайная вечеря» (1495—1497 годы) в трапезной монастыря Санта Мария делле Грацие в Милане. Идеал женщины, как его понимал Леонардо да Винчи воплощен в портрете Моны Лизы («Джоконде», около 1503 года). Свои теоретические взгляды Леонардо да Винчи сохранил в записных книжках и рукописях, которые составляют около семи тысяч листов.

Альбрехт Дюрер также, как его великий современник на Юге, остро чувствовал грядущие перемены, которые должны быть, по его мнению, глобальными. Он ожидал их напряженно, что выражено в серии гравюр «Апокалипсис» (1498 год). В портретах Альбрехт Дюрер создал полные сил и энергии образы людей, разных сословий и возрастов. «Портрет молодого человека» (1521 год), диптих «Четыре апостола» (1526 год), гравюра «Три крестьянина» (1527 год). Он также написал «Четыре книги о пропорциях человека» (1528 год), в которых содержатся его теоретические взгляды. Леонардо да Винчи и Альбрехт Дюрер оставили свыше тысячи рисунков и набросков, в которых предстает человек во всех своих природных ипостасях. От рождения, до глубокой старости. Пышущий здоровьем и пораженный различными болезнями и недугами. Много общего между этими великими творцами в их представлениях о человеке, его природе и организме. Но есть и существенные различия.

Леонардо да Винчи идеал человека представлял как кристаллизацию идеалов красоты и добра (добродетели) в человеческом теле. Поэтому, несмотря на детальное изучение анатомии человека и геометрии его тела, созданные образы людей Леонардо да Винчи – это библейские натуры, а не реальные живые люди. Поэтому, как и Аполлоны и Венеры древних греков и римлян они не смогли бы жить. А, если бы чудом ожили, не смогли бы (как верно понимал Стендаль) сделать и одного шага по земле. Библейские красота и добро – симметричные понятия. Леонардо да Винчи, судя по его чертежам, относящимся к строению тела человека, не смог преодолеть симметрию. Асимметричны у него лишь больные и уродцы.

Альбрехт Дюрер искал свой идеал человека по ту сторону добра и зла. Точно также, в преодолении библейских представлений о красоте. Действительно, он находил воплощения своим представлениям об идеале в самой жизни, в гуще народных масс. Портреты и рисунки его – живых людей. Но, Дюрер не копировал природу. Как подлинный творец, он ее (грядущую!) предчувствовал и создавал. Изучая детально пропорции человека, он, не осознавая того сам, вплотную подошел к открытию функциональной асимметрии человека, ясно видя органическую его асимметричность. Вот почему, идеал человека, для Альбрехта Дюрера, в индивидуальности. Чем индивидуальнее человек, тем он и соответствует идеалу. Молодой человек – зримое воплощение идеала человека, по Дюреру. Он притягивает к себе своей энергией и силой, своей напряженной экспрессивностью. Иными словами, своей выраженной функциональной асимметричностью.

Немецкий антрополог Роберт Майер в 1996 году провел интересные исследования поиска идеала красоты всех времен и народов. Для этого он создал компьютерную программу и «пропустил» через нее образцы идеала женской красоты, не только запечатленные в живописи и скульптуре. Он дал компьютеру и фотографии кинозвезд и современных «мисс Мира», «мисс Европа» и т. д.. Компьютер выбрал лишь одну красавицу на все века – Нефертити. Скульптурные портреты Нефертити, запечатлевшие красавицу скульптором Тутмесом и найденные в 1912 году при раскопках Тель-эль-Амарны, хорошо показывают асимметричность ее лица (по нашим исследованиям – Евгений и Марина Черносвитовы). А вот, разные изображения ее брата и супруга, фараона Аменхотепа 1V (Эхнатона. Можно порекомендовать читателю интересную книгу известного египтолога Жака Кристиана «Нефертити и Эхнатон». ЖЗЛ. М., 1998), очень похожего на Нефертити, хорошо показывают, как и почему он теряет красоту. Можно со всей достоверностью утверждать, что это происходит исключительно, за счет потери функциональной асимметрии. Фараон болел двумя тяжелыми наследственными заболеваниями (Об Эхнатоне и его болезнях, читай: Марина Черносвитова. «В царстве пламенного Ра». «Учительская газета», №50, 1997). Кстати, с потерей красоты, Эхнатон терял и индивидуальность. Об этом мы узнаем, не только по его изображениям, но и по сохранившимся сведениям о его выдающейся по замыслам, и ужасной по последствиям, деятельности.

Таким образом, резюмируя сказанное выше, теоретические обобщения, к которым пришел Альбрехт Дюрер, изучая человеческую натуру, можно считать предтечей современных научных взглядов о человеке. «Четыре книги о пропорциях человека» ждут еще достойного нашему времени осмысления.