Формула смерти. Издание третье, исправленное и дополненное. Жизнь, смерть, бессмертие с точки зрения «обратной перспективы» отца Павла Флоренского и «ленты Мёбиуса» Жака Лакана (Е. В. Черносвитов)

Жизнь, смерть, бессмертие с точки зрения «обратной перспективы» отца Павла Флоренского и «ленты Мёбиуса» Жака Лакана

Здесь, как я обещал выше, приведу почти дословно, правда, в собственном переводе с итальянского, доклад иезуита и психоаналитика, соратника и друга Жака Лакана, падре Эджидио Гуидубальди. Падре известен хорошо в своей стране и за рубежом, как исследователь Данте («Я один из лучших дантистов в мире!» – не без гордости говорил он по-русски). Падре Эджидио за очень короткий срок написал новый труд «Данте и Россия», и подарил его с посвящением Раисе Горбачевой, когда Горбачевы были на Мальте.

Падре Эджидио Гуидубальди озоглавил свой доклад «Психоаналитическая глубина и социальные последствия обратной перспективы отца Павла Флоренского» (от Карла Юнга до Жака Лакана). Подписывался падре под этим докладом: директор Новой Капринской Школы (о «Новой Капринской школе» см. выше названную мою статью с Павлом Васильевичем Флоренским).

(Рисунок, выполненный падре Эджидио, иллюстрирующий взаимосвязь обратной перспективы отца Павла Флоренского и врача, философа Жака Лакана, прилагается). Итак.

Обратная перспектива отца Павла Флоренского и «лента Мёбиуса» Жака Лакана – суть одно и тоже. Во-первых, это реальный психический механизм взаимодействия сознания и бессознательного. Во-вторых – символическое отображение взаимосвязи жизни и смерти человека, как природного и социального (Божественного) создания. «Обратную перспективу» и «ленту Мёбиуса» разделяют 40 лет! Но, фактически, они – одно и то же!

Отдаю себе отчет, что сразу выше сказанное понять сложно. Постараюсь по ходу доклада это центральное для меня тождество, раскрыть. Вначале прошу принять следующее: обратная перспектива отца Павла Флоренского – явление преждевременное для его времени (мои комментарии к некоторым положениям доклада падре Эджидио, в конце доклада). Обратная перспектива только сейчас становится понятной, только сейчас приходит ее время.

Ближе всего мироощущение отца Павла Флоренского, на мой взгляд, находится к представлениям русского ученого Владимира Яковлевича Проппа (см. его «Морфология сказки», «Исторические корни волшебной сказки», «Русский героический эпос», «Русские аграрные праздники», «Проблемы комизма и смеха»). В произведениях В. Проппа не только самая разнообразная, но и самая мудрая антология русского фольклора, и, вместе с тем, самая разнообразная психология переживания русского человека, составляющая его духовность. Именно у Проппа надо искать корни русских национальных представлений о жизни и смерти, «загробной жизни», и «загробной смерти». «Загробное» у Проппа никогда не покидает Землю (от кошмаров – диких зарослей, опасных зверей, бездн и т.д., до райских садов, светлых далей, голубого теплого неба, ласкового солнышка, веселого дождичка и т.д.).

Но В. Пропп не разрешает проблемы крайней важности. Проблемы происхождения всех этих народных фантазий и переживаний, составляющих богатство духовности русского человека. Это делает за него Карл Юнг, ученик и раскольник Зигмунда Фрейда.

Юнг каталогизирует все человеческие переживания. Объясняет, почему они содержатся в душе каждого человека, как неведение (бессознательное). Называет путь, по которому они проникают в каждую отдельную душу – природное и социальное (Божественное) наследование переживаний и ведения предков. Юнг называет четыре пути, благодаря которым неведение превращается в ведение (бессознательное в сознание, смерть – в жизнь). Это: мистический путь (религиозный), сны со сновидениями, невротические переживания и наркотические галлюцинации. Он упускает из виду еще один, самый главный путь – творчество.

Может показаться непонятным и неожиданным скачек моей мысли от Проппа и Юнга к современности. Дело в том, что та реальность, которая обозначалась этими учеными как «неведение», «бессознательное» и «смерть», на самом деле была, есть и будет внутренней территорией духа, до тех пор, пока во внешней действительности не появится механизм контроля. Этот «механизм» без всякого ущерба для сути дела, можно обозначить, как хорошо организованный социум (Государство, Общество, Народная идеология), что Фрейд представлял как сверх-Я. У Лакана это перевернутый конус, образуемый витками ленты Мёбиуса, у отца Павла Флоренского – движение взгляда по обратной перспективе. Так, смерть (ад) трансформируется в жизнь (рай). Как у Данте и Проппа: а) заросли и морские чудовища, б) полеты на чудовищах, в) женщина со змеей, и т. д. Дальше, рождение (возрождение духа из неведения в ведение) (чистилище): а) чувство возвышения (гора), б) огонь – очиститель, г) лес земного рая. Теперь, жизнь (сознание, рай). Лучше всего это отображено у Кандинского.

Если знания научны, то они могут быть представлены в виде математических формулах и геометрических фигурах. Это общеизвестно. Математическое мышление стирает границу между глубокой мудростью и слабоумием. Так, пифагорейский тетрактид (единство физического, геометрического, акустического и духовного) был спустя тысячу лет с абсолютной точностью изображен сумасшедшим Карлом из больницы для умалишенных Вероны, где Карл находился с младенчества. Карл, не только сумасшедший с рождения, но и, естественно, абсолютно неграмотный – я изучал его «историю болезни» – точно, как по Пифагору, изобразил также следующее: а) Бог в своей простоте или жизнь отдельного человека – 3, б) Бог в своей сущности, или сознание человека – 9, в) мужчина (левое, нечет) – 5, г) женщина (правое, чет) – 8. Карл начертил много геометрических фигур, имеющих основополагающее значение в космогонии пифагорейцев. Выходит, что Юнг был прав, допуская в бессознательном каждого человека некие архетипы образов и переживаний, которые Пропп собрал как сказки.

Но, перейдем к отцу Павлу Флоренскому, к одной из последних его работ «Мнимости в геометрии». Отступая несколько в сторону от этой работы, или наоборот, забегая вперед, скажем, что мнимая математическая величина это лучший образ и бессознательного и смерти. Допускаю, что смерть для нашего, человеческого сознания есть корень квадратный из минус 1. Что же касается мнимостей геометрии, то современное прочтение этой работы, а значит, современное ее значение возможно лишь с точки зрения ленты Мёбиуса Жака Лакана. Приложим данный метод к последней песни об аде «Божественной комедии» Данте. Согласно этому методу (Флоренского – Лакана), когда поэты достигают поясницы Люцифера, оба они внезапно переворачиваются, обращаясь ногами к поверхности Земли, откуда они вошли в подземное царство, головы их оказываются в опрокинутом небе (выражение Владимира Проппа!). Читаем Данте.

Миновав эту грань (которой до сих пор эвклидовская «чернь не зрит», то есть, окончив путь и миновав центр мира, поэты оказываются под гемисферою противоположной той, «где распят был Христос»; они поднимаются по жерлообразному ходу.

После этой грани поэт всходит на гору Чистилища и возносится через небесные сферы. И тут у нас возникает вопрос: «По какому направлению?» Подземный ход, по которому они поднялись, образовался падением Люцифера, низвергнутого с неба головою. Следовательно, место, откуда он низвергнут, находится не вообще где-то на небе, в пространстве, окружающем Землю, а именно с той гемисферы, куда попали поэты. Гора Чистилища и Сион, диаметрально противоположны друг другу, возникли как последствие этого падения Люцифера, и значит путь к небу направлен по линии падения Люцифера. Это имеет смысл лишь с точки зрения обратной перспективы. Следовательно, Данте, в своем воображении, все время движется по прямой и, достигая неба, оказывается в положении, когда ноги у него находятся в сторону его спуска, то есть вверхтормашкой! Побывав на небе и узрев Славу Божию, Данте легко возвращается к себе на родину, во Флоренцию. Если бы Данте решил совершить такое путешествие, которое представил в своем воображении, то с геометрической точки зрения, он совершил, точь-в-точь, что вообразил.

Итак, двигаясь все время по прямой вперед и перевернувшись раз на пути кверху ногами, Данте возвращается на прежнее место, в том же положении, в котором он покидал его (словно и не переворачивался кверху ногами!). Больше того, если бы он не перевернулся кверху ногами, то, вернувшись на родину, он стоял бы на голове. Значит поверхность, по которой двигался Данте такова, что прямая на ней, с одним оборотом на 180 градусов, дает возврат к исходной точке. А прямолинейное движение без оборота на 180 градусов – возвращает тело к прежней точке вверх ногами. Очевидно, что это – поверхность: 1.содержит замкнутые прямые, есть римановская поверхность, и 2, как переворачивающаяся при движении по ней тела, есть поверхность односторонняя. Эти два обстоятельства достаточны для геометрического обозначения пространства «Божественной комедии», как построенного по типу эллиптической геометрии. Напомним, что Риман, пользуясь собственно дифференциальными методами исследования, не имел возможности рассмотреть форму полных поверхностей.

Именно приведенный выше отрывок из поэмы Данте послужил основанием для отца Павла Флоренского считать Данте непосредственным предшественником Эйнштейна. Вместе с тем, если сопоставить высказывания отца Павла Флоренского с соответствующими представлениями о механизме бессознательного Жака Лакана (о ленте Мёбиуса), то получается, что обратная перспектива есть некий универсальный закон мироздания, равным образом касающийся физических тел и сознания. То и другое подчиняется законам математики и геометрии. Даже рождение на свет живого существа подчиняется все той же геометрии, по которой построил свой маршрут в Ад Данте. Нужно заметить, что рождение вперед ногами является трудным и опасным путем появления на свет. Это знают хорошо акушеры. Я думаю, что и процесс умирания (ухода из жизни) имеет ту же самую геометрию обратной перспективы.

На этом, основная часть тезисов падре Эджидио Гуидубальди заканчивается. Падре Эджидио в первую очередь хотел выступить с этим докладом в Москве, Ленинграде, Тбилиси и Каунасе. Я не раз слышал, как он выступает. Иезуитов учат риторике свыше 10 лет. Падре Гуидубальди владел ее приемами в совершенстве. Безусловно, все, что представляет выше приведенный текст, переданный мне через итальянское посольство в 1990 году, в живом выступлении был бы обогащен не только иллюстрационными примерами, но и новыми мыслями, которые рождались бы у падре Эджидио во время доклада (он был великий импровизатор), и слушатели имели бы возможность услышать «Божественную комедию» на ее родном языке, ибо Гуидубальди знал всего Данте наизусть, и при каждом случае декламировал. Хорошо знал он и труды отца Павла Флоренского и, конечно, своего друга и коллегу, мало известного в нашей стране, талантливейшего психолога и философа Жака Лакана. Для меня в этой книге цитирование падре Эджидио Гуидубальди необходимо, чтобы показать неожиданный аспект к осмыслению феномена смерти (особенно, клинической смерти, вокруг которой в настоящее время после книги «Жизни после смерти», очень много откровенных мистификаций и фальцификаций). Этот аспект – математизация кончины человека. Что же касается психологической стороны умирания и переживаний в состоянии клинической смерти, то центральное понятие – лента Мебиуса, осмысленная в контексте обратной перспективы, есть тот ключ к нашему бессознательному, размыкающему генетическую память. Все, что род каждого отдельного человека накопил за свою историю, может стать содержанием той реальности («ада», «чистилища», «рая»), в которой оказывается умирающий. Вернее говоря, человек перед своей кончиной. Ни Андрей Болконский («Война и мир»), ни герой Збигнева Куснитского («Состояние невесомости»), еще не умерли, когда испытали все, что испытывают, если верить R. Moody, пережившие клиническую смерть, но гораздо содержательнее и понятнее.

А теперь вернемся к неосуществленному из-за кончины падре Эджидио Гуидубальди, его докладу. Падре Эджидио, несомненно, любил Россию, хорошо знал ее историю, в 82 года почти овладел русским языком. Он искреннее переживал о будущем нашей страны. Его заключение к выше приведенному докладу, оказывается несколько несоответствующим содержанию доклада, но вполне понятным для всех, кто знал падре.

Он его так и озаглавил: «Политическое заключение».

– Для русских сейчас трудное время. Некоторые из них думают спастись, прося помощи у всех стран мира! Я бы предложил русским вернуться к себе на родину, как это делал Данте в своей «Божественной комедии» – ногами вперед, а не кверху тормашкой! Я думаю, что найду в России, тех, кто поймет, что я имею в виду. Мог же отец Павел Флоренский в 1922 году опередить всю Европу по образу мышления на 40 с лишнем лет? А это, поверьте мне, старому психологу и иезуиту, гораздо сложнее сделать, чем в государственной, политической и экономической областях вместе взятых!

Обратная перспектива, лента Мёбиуса, сюрреальность, наконец, виртуальная реальность, – вот этапы развития логики, развенчивания смерти не только как иной реальности жизни, но, и как ее закономерного содержательного феномена. Смерть – это поэтический или мистический образ конца жизни. Осознав это, каждый из смертных сможет вполне безболезненно принять и формулу своей смерти. А, если в нем окажется неистребимое желание продлить себе жизнь после жизни, тогда у него только один путь, начертанный Пифагором и пройденный Данте в «Божественной комедии». Превратиться в число (1, 2, 3, т.д.). Или в бесконечную геометрическую прогрессию: 1+Q+Q/2+…+Q/N+… Это, по крайней мере, логично, хотя и лишено каких-либо иллюзорных эмоций и переживаний.