Глава 9
Прошло две недели. Кэппс заключил удачную сделку главным образом благодаря череде восемнадцатичасовых рабочих дней самого молодого сотрудника фирмы, сотрудника, еще даже не сдавшего экзамен на звание адвоката и оказавшегося слишком занятым практической деятельностью, чтобы беспокоиться об этом. В июле он закрывал своими счетами по пятьдесят девять часов в неделю, что было рекордом фирмы для человека, пока не сдавшего экзамен. На ежемесячном совещании Эйвери с гордостью проинформировал компаньонов, что для новичка Макдир справляется «просто замечательно». Дело Кэппса было завершено на три дня раньше планируемого, и это благодаря Макдиру. Им подготовлено около четырехсот страниц документов: от предварительных до окончательных, отработаны они все безукоризненно. С Кокер-Хэнксом все будет завершено в течение месяца, и заслуга в этом опять-таки принадлежит Макдиру, а фирма получит почти четвертьмиллионный гонорар. Макдир, заметил Эйвери, был просто машиной.
Оливер Ламберт высказал озабоченность по поводу подготовки к экзамену: до него оставалось менее трех недель, и каждому было ясно, что Макдир не успевает. В июле он отменил половину своих встреч с консультантами, отметив в дневнике только двадцать учебных часов. Эйвери успокоил присутствующих, заявив, что парень все сделает.
За пятнадцать дней до экзамена Митч все же взбунтовался. Экзамен почти наверняка будет провален, объяснял он Эйвери за обедом в «Манхэттен-клубе». Ему нужно время для занятий. Много времени. Он может позаниматься оставшиеся две недели и как-нибудь сдать, но для этого он должен быть предоставлен самому себе. Никаких цейтнотов. Никаких чрезвычайных обстоятельств, никаких бессонных ночей, он умоляет. Эйвери внимательно выслушал его и извинился за вынужденную гонку. Он обещал Митчу забыть о нем на ближайшие две недели. Митч поблагодарил.
В первый понедельник августа в главном зале библиотеки на первом этаже собрались все члены фирмы. Этот самый большой из библиотечных залов был предназначен как раз для подобного рода собраний. Часть присутствовавших сидели за уникальной работы столом вишневого дерева. Остальные расположились вдоль стеллажей, тесно уставленных обтянутыми кожей юридическими справочниками, которыми десятилетиями никто не пользовался. Здесь были все работавшие в фирме, пришел даже Натан Лок. Он немного опоздал и теперь в одиночестве стоял у двери. Он не сказал никому ни слова, и никто, кроме Митча, бросавшего украдкой на мистера Черные Глаза взгляды, не смотрел в его сторону.
Атмосфера в зале была печальной. Ни одной улыбки. В сопровождении Оливера Ламберта вошли Лаура Ходж и Бет Козински. Их усадили напротив стены, где висели два забранных траурной вуалью портрета. Женщины держались за руки и старались улыбаться. Мистер Ламберт стоял спиной к стене и обводил взглядом присутствующих.
Он заговорил своим мягким, глубоким баритоном, полным симпатии и сочувствия. Заговорил негромко, почти шепотом, но мощь его голоса доносила каждое сказанное слово до стоящих в самых дальних углах зала людей. Ламберт смотрел на двух вдов и говорил о том, какую глубокую печаль испытывает вся фирма, какой заботой будут окружены родственники погибших все то время, что будет существовать фирма. Говорил о Марти и Джо, об их первых годах работы, о том, как необходимы были их общему делу эти два молодых человека, чья смерть нанесла фирме тяжелый урон, говорил об их преданности и любви к своим семьям.
Ламберт был красноречив. Он говорил, ни на мгновение не задумываясь о содержании следующего предложения. Вдовы тихонько плакали и вытирали слезы. Начинали сопеть и другие: Ламар Куин и Дуг Терни.
Выговорившись, Ламберт подошел к портрету Мартина Козински и снял покрывавшую его тонкую вуаль. В этот напряженный момент в глазах у многих стояли слезы. В Чикагской юридической школе будет учреждена стипендия его имени. Фирма берет на себя обязательства по обучению его детей. Семья Козински будет пользоваться постоянной поддержкой. Бет прикусила нижнюю губу, однако рыдания ее стали еще громче. Несгибаемые, закаленные профессионалы-юристы великой фирмы Бендини нервно сглатывали и избегали поднимать друг на друга глаза. Только Натан Лок хранил невозмутимое спокойствие. Уставившись в стену своими проницательными глазами-лазерами, он не обращал на происходящее особого внимания.
Затем наступил черед портрета Джо Ходжа. Подобная биография, такая же стипендия, тот же фонд в пользу детей и семьи. Митч слышал, что за четыре месяца до гибели Ходж застраховал свою жизнь на два миллиона долларов.
Когда речи закончились, Натан Лок, не привлекая ничьего внимания, вышел. Окружив вдов, юристы выражали им искренние соболезнования и сжимали их в своих дружеских объятиях. Митч знаком с женщинами не был, говорить ему было нечего. Он подошел к стене и стал изучать портреты. Рядом с изображением Козински и Ходжа висели еще три, поменьше, но тоже великолепно выполненные. Внимание его привлекло женское лицо. На табличке из бронзы имя: «Элис Наусс, 1948–1977».
– Это была ошибка, – едва слышно сказал Эйвери, подойдя к Митчу.
– Как это следует понимать? – спросил он.
– Типичная женщина-юрист. Пришла к нам из Гарварда, окончила первой на курсе, но, будучи женщиной, несла на себе печать первородного греха. Каждого мужчину она считала женоненавистником и смысл своей жизни видела в борьбе с половой дискриминацией. Суперсука. Через полгода ее все здесь возненавидели, но никак не могли избавиться. Два компаньона из-за нее ушли на пенсию раньше, чем предполагали это сделать. Миллиган до сих пор винит ее в своем сердечном припадке. Она была приставлена к нему.
– А юристом она была хорошим?
– Очень хорошим, но ее достоинствам было совершенно невозможно воздать должное. Она по любому поводу демонстрировала свою сварливость и вздорность.
– Что с ней случилось?
– Автомобильная катастрофа. В ее машину врезался какой-то пьяный. Это было ужасно.
– Она была первой женщиной в фирме?
– Да, и последней, по крайней мере до тех пор, пока нас не принудят взять на работу вторую решением суда.
Митч кивнул на соседний портрет:
– А это?
– Роберт Лэмм. Был моим другом. Учился в Атланте, он пришел за три года до меня.
– Что произошло?
– Никто не знает. Он был страстным охотником. Как-то зимой мы вместе охотились на лося в Вайоминге. Году в семидесятом он отправился пострелять в Арканзас и там пропал. Его обнаружили через месяц в овраге, с дырой в голове. Вскрытие показало, что пуля вошла в заднюю часть скулы и снесла почти все лицо. Предполагают, что выстрел был произведен с большого расстояния из мощного ружья. Похоже на несчастный случай, но точно никто не знает. Не представляю, чтобы кто-то хотел убить Бобби Лэмма.
«Джон Микел, 1940–1984», – было написано под последним портретом.
– А что случилось с ним? – прошептал Митч.
– Пожалуй, самый трагический случай. У него было не все в порядке со здоровьем, сказывалось постоянное напряжение. Он много пил и уже перешел на наркотики. Жена ушла от него, был безобразный развод. Фирма в шоке. После десяти лет работы он начал бояться, что не станет компаньоном, выпивки участились. Мы потратили целое состояние на лечение и психиатров, но все зря. Он впал в депрессию, начал думать о самоубийстве. Написал на семи страницах прощальное письмо и сунул дуло в рот.
– Это ужасно.
– Еще бы.
– Где его нашли?
Эйвери откашлялся, повел глазами по залу.
– В твоем кабинете.
– Что?!
– Да, но потом все было вычищено.
– Ты смеешься!
– Я говорю серьезно. С тех пор прошли годы, и кабинетом твоим пользовались неоднократно. Все нормально.
Митч потерял дар речи.
– Ты ведь не суеверен? – спросил Эйвери с неприятной ухмылкой.
– Конечно, нет.
– Может, мне стоило сказать тебе об этом раньше, но мы как-то не заговаривали на эту тему.
– Я могу поменять кабинет?
– Безусловно. Провались на экзамене, и мы переведем тебя к младшему персоналу в подвал.
– Если я провалюсь, то только из-за вас.
– Согласен, но ты же не провалишься, так?
– Если этот экзамен сдавали до меня, то и я сдам.
С пяти до семи утра в фирме Бендини было тихо и пустынно. Натан Лок прибыл около шести, сразу прошел в свой кабинет и закрыл дверь. В семь начали приходить сотрудники, стали слышны голоса. К половине восьмого почти все были на своих местах, за исключением нескольких секретарш, а в восемь кабинеты и залы были полны, кругом стоял привычный хаос. Заставить себя сосредоточиться становилось все труднее, отрывали от работы постоянно, телефоны звонили непрерывно. В девять часов все юристы, младший персонал, клерки и секретарши сидели за своими столами или по крайней мере считались приступившими к работе.
Митч дорожил возможностью побыть в одиночестве в ранние утренние часы. Он поставил хронометр на полчаса вперед и будил Датча в пять, а не в полшестого, как прежде. После двух чашек кофе он проходил по темным коридорам, щелкая выключателем и осматривая здание. Временами, когда погода была ясной, он любил постоять у окна в кабинете Ламара, любуясь восходом солнца над гладкими водами Миссисипи, считая баржи, тянущиеся за буксиром, медленно ползущим вверх по течению, следя взглядом за крошечными грузовиками на мосту, виднеющемся вдалеке. Но даром он времени не терял. Он диктовал письма, краткие справки, отчеты, памятные записки и кучу других документов. Нина их печатала, а Эйвери просматривал. Он готовился к экзамену.
Наутро следующего после печальной церемонии дня Митч зашел в зал библиотеки на первом этаже в поисках какого-то учебника, и вновь его внимание привлекли пять портретов. Стоя перед ними, он вспоминал краткие некрологи, услышанные от Эйвери. За пятнадцать лет пять погибших юристов. Эта фирма – опасное место для работы. В блокноте он записал их имена и даты смерти. Было половина шестого утра.
В коридоре послышалось какое-то движение. Митч резко повернулся вправо. В темноте стоял мистер Черные Глаза и смотрел на него.
– Что вы тут делаете? – потребовал объяснений он.
Митч заставил себя улыбнуться:
– Доброе утро. Получается, что я здесь готовлюсь к экзамену.
Лок перевел взгляд на портреты, затем опять на Митча:
– Понятно. А что вы нашли интересного в них?
– Обыкновенное любопытство. Я вижу, в фирме случались и трагедии.
– Все эти люди уже мертвы. А трагедия произойдет, когда вы не сдадите экзамен.
– Я рассчитываю сдать его.
– А я в этом не уверен. Ход вашей подготовки вызывает у компаньонов озабоченность.
– А подписанные счета, которые я в избытке приношу фирме, не вызывают у компаньонов озабоченности?
– Не стоит острить. Вам говорили, что экзамен для вас важнее всего остального. Работник, не имеющий лицензии адвоката, фирме не нужен.
У Митча на языке вертелось несколько достойных ответов, но он оставил их при себе. Лок отступил назад и растворился в темноте. Придя к себе в кабинет, Митч спрятал листок с именами и датами в ящик и раскрыл учебник по конституционному праву.