John Grisham
THE FIRM
Печатается с разрешения автора и литературных агентств The Gernert Company, Inc. и Andrew Nurnberg.
© John Grisham, 1991
© Перевод. Ю. Г. Кирьяк, наследники, 2018
© Издание на русском языке AST Publishers, 2018
Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
Глава 1
Оливер Ламберт, глава фирмы, уже который раз вчитывался в краткую выписку из личного дела, но так и не находил в кандидатуре Митчела И. Макдира ничего настораживающего, на бумаге, во всяком случае. Умен, честолюбив, приятной внешности. И – голоден, с его происхождением иначе и быть не может. Женат, это обязательное условие – фирма ни разу не приняла на работу юриста-холостяка. На разводы, равно как и на чрезмерное увлечение прекрасным полом, смотрели косо, не поощрялась и склонность к спиртному, а в контракте предусматривался даже тест на наркотики. Дипломированный юрист, экзамен сдал с первого раза, специализируется на налоговом законодательстве – для фирмы это было решающим. Белый – фирма не нанимает цветных. Избегать этого удается благодаря духу корпоративности и замкнутости и тому, что фирма никогда не прибегает к публикации объявлений о найме сотрудников. Другие – да, зазывают к себе через газеты, берут цветных… Фирма же, исподволь подбирая себе людей, остается белой, как лилия. Ко всему прочему, расположена она в Мемфисе, а грамотным цветным непременно подавай Нью-Йорк, или Вашингтон, или Чикаго. Далее, Макдир – мужчина, а фирма не нанимает специалистов-женщин. Ошибку совершили только однажды, когда в середине семидесятых взяли на работу выпускницу Гарварда, оказавшуюся прямо-таки налоговым гением; она проработала в фирме четыре очень беспокойных года и погибла в автокатастрофе.
Да, по документам он смотрится неплохо. Похоже, это их лучший выбор. Собственно говоря, других перспектив в нынешнем году и не будет. Список претендентов короток: Макдир – или никто.
Ройс Макнайт, старший компаньон и управляющий делами фирмы, изучал папку с надписью: «Митчел И. Макдир – Гарвард». Досье толщиной в дюйм, отпечатанное мелким шрифтом и сопровожденное несколькими фотографиями, подготовлено бывшими сотрудниками ЦРУ, занятыми теперь в частном детективном агентстве в Бетесде. Агентство являлось клиентом фирмы и раз в год оказывало ей подобные конфиденциальные услуги, не требуя вознаграждения. Для них это не составляло труда – покопаться в биографиях, привычках и пристрастиях ничего не подозревавших студентов-юристов. Так, к примеру, стало известно, что Макдир предпочел бы перебраться с северо-востока куда-нибудь еще, что ему сделано три предложения насчет работы: два в Нью-Йорке, одно в Чикаго, что самый высокий предложенный ему оклад составлял семьдесят шесть тысяч долларов в год, а самый низкий – шестьдесят восемь тысяч. На него был спрос. На втором курсе у него была возможность списать на экзамене по гарантийным обязательствам, но он не воспользовался ею и сдал экзамен лучше всех в группе. Два месяца назад на вечеринке в колледже ему предложили кокаин – он отказался и, когда окружающие стали пихать в ноздри белый порошок, покинул сборище. Изредка позволял себе бокал пива. Выпивка стоила денег, а их-то у него и не было, были лишь долги в виде студенческих займов на сумму двадцать три тысячи долларов. Да, он действительно был голоден.
Просмотрев папку, Ройс Макнайт улыбнулся. Этот парень – их человек.
Ламар Куин в свои тридцать два года еще не стал полноправным компаньоном. Сегодня он был приглашен сюда для того, чтобы своей молодостью и энергией помочь создать соответствующий имидж фирмы «Бендини, Ламберт энд Лок», фирмы в общем-то молодой, поскольку большинство ее компаньонов уходили от дел, не достигнув пятидесятилетнего рубежа или же едва перевалив за него. Уходили с деньгами, на которые в оставшиеся годы жизни могли позволить себе абсолютно все. Куин твердо рассчитывал стать компаньоном. Годовой доход, выражающийся шестизначной цифрой, уже сейчас гарантирован ему до конца дней. А раз так, то почему бы и не получать удовольствие от сшитых на заказ тысячедвухсотдолларовых костюмов, которые так удобно облегают его высокую атлетическую фигуру?
Легким шагом Ламар пересек чрезвычайно дорогой гостиничный номер, налил еще одну чашечку кофе без кофеина, посмотрел на часы и перевел взгляд на двух мужчин, сидевших за столом для заседаний у окна.
В дверь постучали ровно в половине третьего. Джентльмены убрали со стола досье и другие бумаги в свои кейсы, потянулись за пиджаками. Ламар застегнул на своем пуговицу и, подойдя к двери, распахнул ее.
– Митчел Макдир? – Он широко улыбнулся, протягивая руку.
– Да.
Пожатие рук.
– Рад встретиться с вами, Митчел. Меня зовут Ламар Куин.
– Очень приятно. Зовите меня Митч.
– Отлично, Митч.
Макдир сделал шаг вперед и обвел быстрым взглядом просторный номер.
Чуть касаясь рукой плеча гостя, Ламар подвел его к столу; оба компаньона представились сами.
Встретили вошедшего на удивление радушно и тепло. Ему тут же предложили кофе и воду. Обменявшись неизбежными знаками вежливости, мужчины уселись вокруг стола.
Макдир расстегнул пиджак и скрестил ноги. В поисках работы он чувствовал себя ветераном, ему уже стало ясно, что сидящим напротив он необходим. Митч расслабился. Имея в запасе три предложения от самых престижных фирм в стране, он не очень-то нуждался в этой беседе и в самой фирме, а значит, мог себе позволить быть чуточку самоуверенным. Приехал он сюда главным образом из любопытства, ну и еще из-за теплой погоды, пожалуй.
Упершись локтями в полированную столешницу, глава фирмы Оливер Ламберт чуть подался вперед, беря на себя инициативу начать деловой разговор. Он был опытным юристом и обладал мягким, почти профессионально поставленным баритоном. В шестьдесят один год он являлся, так сказать, дедушкой фирмы. Большую часть своего времени Ламберт посвящал тому, чтобы держать под контролем и нейтрализовывать вспышки непомерного честолюбия отдельных партнеров, может быть, богатейших законников страны. Помимо этого, он был настоящей юридической энциклопедией и постоянно консультировал более молодых коллег. На нем же лежали обязанности по подбору новых сотрудников, и именно он сейчас держал в своих руках судьбу новичка.
– Похоже, вы уже начали уставать от подобных бесед?
– Не очень. Привыкаю понемногу.
Они все согласно закивали. Да, конечно. В памяти еще не стерлись воспоминания о том, как сами они так же стояли перед работодателем, представляли справки и обливались потом от страха, что им откажут и три года умопомрачительной зубрежки окажутся прожитыми впустую. Им хорошо было понятно, в каком он сейчас состоянии. Ну ничего.
– Могу ли я задать вопрос? – обратился Митч ко всем троим.
– Безусловно.
– Конечно.
– Любой.
– Тогда скажите, почему наша беседа проходит здесь, в гостиничном номере? Другие фирмы проводили встречи в университетском городке при участии службы распределения.
– Хороший вопрос.
Трое мужчин переглянулись и вновь кивнули. Хороший вопрос.
– Я постараюсь ответить вам, Митч. – Это был Ройс Макнайт, управляющий. – Вам нужно понять, что представляет собой наша фирма. Мы – другие, и мы гордимся этим. У нас в штате только сорок один юрист, так что в этом плане мы вряд ли сравнимся с прочими фирмами. Берем к себе мы не многих, одного человека, скажем, раз в два года. У нас самые высокие оклады и дополнительные льготы по стране в целом, и я не преувеличиваю. Поэтому мы очень придирчивы. И мы остановили свой выбор на вас. Письмо, которое вы получили месяц назад, было послано после того, как мы изучили досье более двух тысяч студентов-третьекурсников из лучших юридических колледжей. Такое письмо было послано только вам. Фирма не оповещает публику о вакансиях и не нанимает людей со стороны. Мы ведем себя сдержанно и придерживаемся собственного стиля. Я ответил на ваш вопрос?
– Да, достаточно ясно. Каково основное направление деятельности фирмы?
– Налоги. Кое-какие ценные бумаги, недвижимость, банковское дело, но восемьдесят процентов – это налоги. Потому-то мы и хотели встретиться с вами, Митч. Мы знаем, вы сильны в этом вопросе.
– А почему вы решили податься на учебу в западный Кентукки? – вновь подал голос Ламар Куин.
– Очень просто. В качестве платы за обучение мне предложили играть в их сборной по футболу, в ином случае колледж был бы для меня недоступен.
– Расскажите нам о своей семье.
– Неужели и это важно?
– Для нас это очень важно, Митч, – мягко сказал Ройс Макнайт.
«Все они так говорят», – подумал Макдир.
– Ну так слушайте. Отец погиб в угольной шахте, когда мне было семь лет. Мать вновь вышла замуж и живет во Флориде. У меня было два брата. Расти убит во Вьетнаме. Второго брата зовут Рэй Макдир.
– А где он сейчас?
– Простите, но вас это не касается. – Он с вызывающим видом уставился на Макнайта, как бы готовясь к драке. В досье почти ничего не говорилось о Рэе.
– Извините меня. – В голосе управляющего звучало сочувствие.
– Митч, фирма расположена в Мемфисе. Вас это не беспокоит? – задал вопрос Ламар.
– Нисколько. Я не любитель холодной погоды.
– Приходилось бывать там раньше?
– Нет.
– Вы побываете у нас, и довольно скоро. Вам понравится.
Митч улыбнулся и кивнул, подыгрывая. Неужели они это серьезно? Соблазниться маленькой фирмой в захолустном городке, в то время как его ждет Уолл-стрит?
– Каким вы шли в вашей группе? – спросил мистер Ламберт.
– Входил в первую пятерку. Не в первые пять процентов, а просто в первую пятерку.
Для всех троих это было более чем понятно. Первая пятерка из трех сотен студентов. Он мог бы сказать им, что был третьим, а фактически совсем рядом с первым, но он промолчал. Ведь они, эта троица, вышли из других школ, рангом пониже: Чикаго, Колумбия, Вандербилт. Он выяснил это из беглого просмотра юридического справочника персоналий. Вряд ли они захотят детализировать вопрос успеваемости.
– Почему вы выбрали Гарвард?
– На самом деле это Гарвард выбрал меня. Я обращался в несколько университетов и отовсюду получил приглашения. Гарвард предложил более весомую финансовую поддержку. А потом, я считал, да и сейчас считаю, что здесь лучшая юридическая школа.
– У вас неплохо здесь идут дела, Митч, – заметил Ламберт, просматривая бумаги. Досье лежало в кейсе под столом.
– Благодарю вас. Я стараюсь.
– По налогообложению и ценным бумагам у вас высшие баллы.
– Для меня это наиболее интересные дисциплины.
– Мы видели ваши письменные работы, они впечатляют.
– Благодарю вас. Мне нравится исследовательская работа.
Не моргнув глазом они проглотили эту очевидную ложь.
Что ж, таков ритуал. Ни один студент-юрист, равно как и ни один специалист со стажем, будучи в здравом уме, не в состоянии получать удовольствие от так называемой исследовательской работы, или поиска, или работы с финансовой документацией, что по сути одно и то же, хотя каждый законник-профессионал, безусловно, воспитал в себе уважение и любовь к работе с книгами.
– Расскажите нам о вашей жене, – вновь вступил Макнайт почти робко.
Они были готовы к новому отпору, но его не последовало – вопрос был стандартным, не покушающимся на святыни.
– Ее зовут Эбби. У нее диплом педагога по дошкольному воспитанию. В Кентукки мы закончили учебу одновременно и через неделю поженились. Последние три года она работает воспитателем в частном детском саду неподалеку от Бостонского колледжа.
– И ваш брак…
– Мы очень счастливы. Хорошо узнали друг друга за годы учебы.
– А кем вы были в футбольной команде? – Ламар решил на время оставить деликатную тему.
– Защитником. Выступать приходилось много, правда, до тех пор, пока я не повредил колено в последней университетской игре. Наша команда из Кентукки была сильнейшей. Я играл четыре года подряд, но вот колено так до сих пор и не пришло в норму.
– Как же вы умудрились добиться таких успехов в учебе, одновременно играя?
– На первом месте у меня всегда были знания.
– Не помню, чтобы колледж в Кентукки был среди лучших, – неосторожно бросил Ламар и пренебрежительно усмехнулся. Он тут же пожалел об этом, но было поздно. Его коллеги неодобрительно приподняли брови, давая понять, что заметили промах.
– Да, нечто вроде канзасского, – тут же услышали они ответ.
В номере воцарилась тишина, трое мужчин с недоумением посмотрели друг на друга. Этот Макдир знал, что Куин оканчивал колледж в Канзасе! Ни разу с ним не встречавшись, не имея представления о том, кто из сотрудников фирмы будет принимать участие в беседе. Но ведь знал! Видимо, вычислил его по справочнику Мартиндэйла – Хьюббелла – прочитал данные о всех юристах фирмы и в какую-то долю секунды вспомнил, что Ламар Куин, единственный из сорока одного сотрудника, учился в Канзасе. Этот парень не промах!
– Случайно вырвалось, простите, – пришлось извиниться Ламару.
– Мелочи. – Митч дружелюбно улыбнулся.
Кашлянув, Оливер Ламберт решил вновь вернуться к основной теме беседы:
– Митч, в фирме очень прохладно относятся к тем, кто выпивает и волочится за женщинами. Мы, конечно, не святоши, но бизнес для нас превыше всего. Мы не лезем на рожон и очень много работаем. И много зарабатываем.
– Все сказанное вами меня полностью устраивает.
– Мы оставляем за собой право подвергнуть любого сотрудника фирмы тесту на наркотики.
– Я их не употребляю.
– Тем лучше. Какую религию вы исповедуете?
– Хожу в методистскую церковь.
– Отлично. В вопросах веры мы очень терпимы. В фирме работают католики, баптисты, приверженцы епископальной церкви. В общем-то это – личное дело сотрудников, но мы и об этом хотим знать. Мы стоим за прочную, стабильную семью. Когда наш юрист счастлив, он лучше работает. Вот почему мы задаем вам эти вопросы.
Митч чуть наклонил голову и улыбнулся. Нечто подобное ему уже приходилось слышать.
Мужчины переглянулись, затем их взгляды сошлись на нем. Это означало, что их беседа подошла к такому моменту, когда гостю дозволялось задать высокому синклиту один-два вежливых вопроса. Митч уселся поудобнее. Вопрос номер один – деньги, необходимо же сравнить их предложение с уже имеющимися. Если сумма его не устроит, подумал Митч, то, что ж, приятно было познакомиться с вами, господа. А вот если оклад подойдет, тогда он будет готов беседовать с ними о семье, женитьбе, о футболе и Боге. Из собственного опыта он знал, что, подобно другим фирмам, эти тоже будут долго ходить вокруг да около, пока всем не станет неловко и других тем для беседы не останется. Ладно, лучше сначала задать вопросик полегче.
– С чего мне предстоит начать работу в вашей фирме?
Вопрос им понравился. Ламберт и Макнайт повернулись к Ламару – отвечать должен был он.
– Первые два года вы будете как бы стажером, хотя это называется у нас иначе. Вас будут посылать в командировки по всей стране для участия в семинарах по налогообложению. Учиться вам придется много. Зимой следующего года вы проведете пару недель в Вашингтоне, в институте налогообложения. У нас есть все основания гордиться нашими экспертами, поэтому постоянная учеба обязательна для каждого сотрудника. Если захотите защитить диссертацию по налогам, фирма оплатит все расходы. Что касается практической деятельности, то в эти первые два года не ждите чего-то необычного. Много работы с документами и рутинных дел. Но платить вам будут хорошо.
– Сколько?
Ламар взглянул на Макнайта, не сводившего глаз с Митча.
– Вопрос об окладе и дополнительных льготах мы обсудим, когда вы приедете в Мемфис.
– Я хочу услышать хотя бы приблизительную цифру, в противном случае поездка в Мемфис может и не состояться. – Макдир усмехнулся мягко, но все же чуть высокомерно. Он говорил как человек, которому сделали не меньше трех блестящих предложений.
Компаньоны обменялись понимающими улыбками. Первым заговорил Ламберт:
– О’кей. В первый год – основной оклад восемьдесят тысяч долларов плюс премии. На следующий год – оклад восемьдесят пять тысяч плюс премии. Льготный низкопроцентный заем на покупку дома. Членство в двух клубах. И новый «БМВ». Цвет, конечно, выберете сами.
Они впились глазами в его губы, против воли растягивающиеся в улыбку.
– Это немыслимо, – пробормотал Митч.
Восемьдесят тысяч в Мемфисе равнялись ста двадцати тысячам в Нью-Йорке. Да еще «БМВ»!
Спидометр его фургончика-«мазды» накрутил уже десятки тысяч миль, а сама машина сейчас стояла на приколе в ожидании, пока он накопит достаточно денег на новый стартер.
– И еще кое-какие льготы, которые мы с радостью обсудим, когда вы приедете в Мемфис.
Внезапно ему очень захотелось съездить в Мемфис. Кажется, там есть какая-то река?
Ему удалось собраться, лицо посерьезнело. Строго и значительно глядя на Оливера Ламберта, как бы позабыв о деньгах, о доме и «БМВ», он попросил:
– Расскажите мне о вашей фирме.
– У нас работает сорок один юрист. В прошлом году в пересчете на одного работающего мы получили доход больший, чем любая другая фирма, пусть даже и более крупная. Включая и самые известные в стране. У нас исключительно богатая клиентура: корпорации, банки и люди, которые в состоянии платить высокие гонорары и не жаловаться на это. Мы специализируемся на международном налогообложении, это очень интересно и не менее выгодно. Мы имеем дело только с теми, кто может платить.
– Сколько времени уходит у сотрудника на то, чтобы стать компаньоном фирмы?
– В среднем около десяти лет, и это десять лет напряженного труда. Считается обычным, когда компаньон зарабатывает полмиллиона в год и уходит на пенсию еще до пятидесяти. Безусловно, они тоже что-то дают фирме. В вашем случае – это восьмидесятичасовая рабочая неделя, однако партнерство в фирме стоит таких усилий.
Ламар чуть подался вперед:
– Но чтобы зарабатывать шестизначные суммы, вовсе не обязательно дожидаться партнерства. Я работаю в фирме семь лет, а стотысячный рубеж перешагнул четыре года назад.
Митч задумался на мгновение и быстро подсчитал, что к тридцати годам он может зарабатывать гораздо больше ста тысяч в год, скорее, ближе к двумстам. К тридцати годам!
Они не спускали с него глаз, зная наверняка, что именно он подсчитывает в уме.
– Чем фирма, специализирующаяся на международном налогообложении, занимается в Мемфисе?
Вопрос вызвал улыбки. Ламберт снял очки и стал крутить их в руках.
– Хороший вопрос! Фирму основал мистер Бендини в 1944 году. Он был юристом, занимался налогами в Филадельфии, имел несколько богатых клиентов с Юга. Потом ему пришло в голову обосноваться в Мемфисе. В течение двадцати пяти лет он не нанимал никого, кроме профессионалов в налоговом законодательстве, и фирма процветала. Мы тоже все люди приезжие, но Мемфис успели полюбить. Это очень приятный старый южный город. А мистер Бендини умер в семидесятом году.
– Сколько в фирме компаньонов?
– Активных – двадцать. Мы стараемся поддерживать соотношение один компаньон – один сотрудник. Для промышленности это, может, и высоковато, но нас устраивает. И потом, у нас свой подход.
– Все наши компаньоны к сорока пяти становятся мультимиллионерами, – добавил Ройс Макнайт.
– Все?
– Именно так, сэр. Мы не можем этого гарантировать, но если вы придете к нам, проработаете десять трудных, напряженных лет, станете компаньоном, проработаете еще десять лет и не превратитесь к сорока пяти годам в мультимиллионера, вы окажетесь первым за последние двадцать пять лет.
– Ваша статистика впечатляет.
– Впечатляет наша фирма, Митч, – подхватил Ламберт, – и мы все гордимся ею. Нас мало, и мы привыкли заботиться друг о друге. Между нами нет смертельной конкурентной борьбы, которой прославились крупные фирмы. Мы очень осторожны в выборе тех, кого нанимаем, и стремимся, чтобы каждый новый сотрудник как можно быстрее стал компаньоном. Именно поэтому мы не жалеем времени и денег – ни на самих себя, ни, в особенности, на наших новых сотрудников. Редко, крайне редко случается, чтобы юрист уходил из фирмы. Мне, собственно, и не приходилось о таком слышать. Мы всеми силами способствуем карьере молодого сотрудника. Мы хотим, чтобы наши люди были счастливы. В фирме считается, что это наиболее выгодный способ строить взаимоотношения.
– Вот еще немного впечатляющей статистики, – добавил Макнайт. – В прошлом году текучесть кадров для фирм нашего масштаба или больших составила в среднем двадцать восемь процентов. А у «Бендини, Ламберт энд Лок» – ноль. В позапрошлом году – ноль. Много воды утекло с тех пор, когда из нашей фирмы кто-либо уходил.
Внимательнейшим образом продолжали они изучать его, им нужно было увериться в том, что информация не только дошла до него, но и была им адекватно воспринята. Каждый момент беседы, каждый вопрос были очень важны для них, однако прежде всего требовалось установить, понял ли этот молодой человек, осознал ли, что если он примет их предложение, то это решение будет бесповоротным, окончательным. Видит Господь, то, что можно было объяснить ему сейчас, они объяснили. Позже придет время и для другой информации.
Безусловно, знали они гораздо больше, чем могли ему сказать. Они знали, например, что его мать живет в легковом прицепе на городском пляже города Панамы вместе со своим новым мужем – вышедшим на пенсию водителем-алкоголиком. Знали, что она получила сорок одну тысячу долларов страховки за погибшего первого мужа, промотала большую часть, а после того как ее старший сын был убит во Вьетнаме, немного тронулась. Им также было известно, что воспитанием Митча никто не занимался, рос он в нищете и на ноги его поднимал брат Рэй (которого они никак не могли найти) и какие-то сердобольные родственники. Нищета ранит душу и заставляет человека отчаянно стремиться к успеху. Отличную учебу и игру в футбол Митчу приходилось совмещать с работой в ночном магазинчике – тридцать часов в неделю. Они знали, что он привык мало спать. Знали, что он был голоден. Он был их человеком.
– Вы приедете к нам? – спросил его Оливер Ламберт.
– Когда?
В этот момент он думал о черном «БМВ-318» с откидным верхом.
Старушка «мазда» с тремя вмятинами на кузове, с покрытым трещинами ветровым стеклом стояла на склоне в канаве с вывернутыми на сторону передними колесами – чтобы не скатилась. Эбби сунула руку в окно дверцы и открыла ее изнутри, дважды сильно дернув.
Уселась, вставила ключ зажигания, нажала на педаль сцепления, выровняла колеса. «Мазда» начала медленно сползать со склона. Почти не дыша, Эбби сидела, закусив губу, и ждала, когда оживет двигатель.
С предложениями от трех известных фирм до нового автомобиля оставалось всего четыре месяца. Ничего страшного, она подождет. Ведь жили же они целых три года в полной нищете в крошечной двухкомнатной квартирке университетского кампуса, стоянки которого были забиты «порше» и спортивными «мерседесами».
Большей частью они держались в стороне от однокашников мужа и ее коллег по работе – студенческий городок был бастионом снобизма на восточном побережье. Кто они для окружающих – деревенщина из Кентукки, друзей нет. Но они выжили и были счастливы.
Чикаго ей нравился больше, чем Нью-Йорк, пусть даже и оклад там пониже, зато подальше от Бостона и поближе к Кентукки. А вот Митч что-то темнил, различные варианты просчитывал и взвешивал сам, с ней же почти не делился. Посетить Чикаго или Нью-Йорк вместе с мужем ее не приглашали. Эбби устала гадать. Ей хотелось услышать наконец ответ.
В нарушение правил она опять-таки припарковала машину на склоне; до дома ей нужно было пройти пару кварталов. Их квартира была одной из тридцати, расположенных в двухэтажном доме, сложенном из красного кирпича.
Стоя у двери, Эбби копалась в сумочке в поисках ключа. Дверь неожиданно распахнулась, Митч буквально втащил ее внутрь, повалил на кушетку и набросился с поцелуями. Она успела только вскрикнуть и рассмеяться; ноги и руки ее нелепо болтались в воздухе. Они целовались и обнимались долго, так же, как делали это, будучи подростками: минут по десять, с ласками и стонами, когда поцелуй был развлечением, таинством и высшим наслаждением.
– Боже мой, – проговорила она, когда они насытились, – это по какому же случаю?
– Чувствуешь, как пахнет?
Она посмотрела по сторонам, повела носом.
– Да, только не пойму чем.
– Это жареная лапша с курятиной и тушеные яйца. От Вана.
– Хорошо, но все же что случилось?
– Плюс еще бутылочка не самого дешевого шабли. Закупорена настоящей пробкой, а не пластмассовой.
– Что все это значит, Митч?
– За мной! – скомандовал он.
На небольшой кухонный стол, прямо среди блокнотов и журналов наблюдений за детьми, он водрузил большую бутылку вина и пакет с обедом из китайского ресторанчика. Пока Эбби разбирала кавардак на столе, Митч открыл бутылку и наполнил два пластиковых стаканчика.
– Ну и беседу провел я сегодня!
– С кем?
– Помнишь ту фирму из Мемфиса? Месяц назад я получил от них письмо.
– Помню. Не очень-то она тебя тогда впечатлила.
– То-то и оно. Я впечатлен – больше некуда. Они занимаются налогами и платят неплохие деньги.
– Насколько неплохие?
Он медленно вывалил из пакета на тарелки лапшу, достал крошечную бутылочку с соевым соусом. Она терпеливо ждала. Не спеша Митч раскрыл другой пакет, с яйцами. Сделал глоток вина, провел языком по губам.
– Сколько? – повторила Эбби.
– Больше, чем в Чикаго. Больше, чем на Уолл-стрит.
Она медленно, осторожно пригубила вино, глядя на мужа с недоверием. Глаза сузились и сверкали, на лбу пролегли озабоченные морщинки.
– Сколько?
– Восемьдесят тысяч в первый год работы плюс премии. Восемьдесят пять тысяч на следующий год плюс премии. – Он небрежно выговаривал слова, разглядывая листики сельдерея в тарелке с лапшой.
– Восемьдесят тысяч, – как эхо повторила она.
– Восемьдесят тысяч, детка. Восемьдесят тысяч долларов в Мемфисе, штат Теннесси, примерно то же самое, что сто двадцать в Нью-Йорке.
– Кому нужен Нью-Йорк?
– Плюс низкопроцентный заем для покупки дома.
Это слово – заем – давно уже не звучало в их разговорах. Эбби, собственно, и припомнить даже не могла, когда они в последний раз говорили о собственном доме или о чем-то подобном. Само собой разумелось, что они снимут какое-то жилье и, может быть, когда-нибудь, в необозримом будущем, когда они добьются положения и богатства, смогут подумать о такой серьезной вещи, как заем.
Она поставила стакан на стол и сказала скучным голосом:
– Я не расслышала.
– Низкопроцентный заем. Фирма ссужает нас суммой, достаточной для покупки дома. Им очень важно, чтобы их сотрудники выглядели процветающими, поэтому процент будет невелик.
– Ты имеешь в виду дом? С лужайкой вокруг и зеленью?
– Именно. Я говорю не о баснословной квартире в Манхэттене, а о домике с тремя спальнями, в зеленом пригороде, с бетонной дорожкой и гаражом на две машины, где будет стоять наш «БМВ».
И вновь до ее сознания не сразу дошел смысл сказанного.
– Какой «БМВ»? Чей?
– Наш, детка, наш «БМВ». Фирма сдает нам в аренду новый «БМВ» с ключами. Ну, нечто вроде аванса. А это стоит пяти тысяч в год. И мы выбираем цвет, конечно. Я предпочел бы черный. Что скажешь?
– Никаких драндулетов, никаких полуфабрикатов и никакого готового платья, – мечтательно протянула она и медленно покачала головой.
Набив рот лапшой, Митч смотрел на нее и улыбался. Он-то знал, как давно она грезила о мебели, о хороших обоях, о бассейне перед домом. И о детишках: маленьких, темноглазых, с русыми головками.
– Будут еще и другие льготы.
– Не понимаю, Митч, почему они так щедры.
– Я их тоже спросил об этом. Они очень придирчивы и чертовски горды тем, что платят по максимуму. Они хотят иметь только лучшее и потому не скупятся. Текучесть кадров у них равна нулю. А потом, я думаю, заманить профессионала в Мемфис действительно стоит дороже.
– Это и к дому будет ближе, – произнесла Эбби, не глядя на мужа.
– У меня дома нет. Будет ближе к твоим родителям, и это меня беспокоит.
Она пропустила его слова мимо ушей, как и большую часть того, что он говорил о ее семье.
– Зато ты будешь ближе к Рэю.
Он кивнул, впился зубами в сдобную булочку и представил, как к ним впервые приедут ее родители: вылезают из старенького «кадиллака» и обмирают при виде особнячка в колониальном стиле с гаражом на две машины. Они будут задыхаться от зависти и негодовать при мысли о том, что безродный муж их дочери в свои двадцать пять лет, только с университетской скамьи – подумать только! – и в состоянии позволить себе все это. Будут расточать лживые улыбки и комплименты, а потом тесть, мистер Сазерленд, не выдержит и спросит, во что обошелся дом. В ответ Митч посоветует ему не совать нос в чужие дела, и старик совсем взбеленится. Через пару дней ее предки вернутся в Кентукки, и все в их округе узнают, как блестяще идут дела у их дочки и зятя в Мемфисе. Эбби, конечно, огорчится, что они никак не могут поладить, но плакать не станет. С самого начала они относились к нему как к прокаженному. Он был настолько ниже их по положению, что даже свадьбу собственной дочери они не удостоили своим присутствием.
– Ты была когда-нибудь в Мемфисе?
– Давно, еще маленькой девчонкой, на каком-то церковном празднике. Помню только реку.
– Они приглашают нас приехать.
– Нас! Ты хочешь сказать, что и меня тоже?
– Да. На этом особенно настаивают.
– Когда?
– Через пару недель. Вылетим в четверг, чтобы провести там весь уик-энд.
– Мне нравится эта фирма.