Философские проблемы междисциплинарного синтеза. Глава 1. Философско-методологические основания интеграции научного знания ( Коллектив авторов, 2015)

1.1. Становление современного стиля мышления: богатство общего и диалектика особенного

Специфическое назначение философии в системе научных дисциплин состоит в выработке ею фундаментальных мыслительных инструментов, которые именно в силу своей всеобщности открывают новые методологические и мировоззренческие перспективы для решения конкретных задач в различных областях науки и социокультурной практики.

Эта ведущая, категориально-методологическая функция философии не может быть продублирована на конкретно-научном уровне именно в силу предметной специализации частно-научных исследовательских программ, что неизбежно налагает определенные рефлексивные ограничения. Концентрация ученого (политика, менеджера) на прикладном результате способствует достижению эффективности, но неизбежно «выносит за скобки», оставляет вне поля рефлексивности, ряд фундаментальных оснований его деятельности (как в теоретическом, так и в практическом отношении). Эти основания, «универсалии культуры», которые присутствуют в научном и вненаучном мышлении, общественных отношениях, являются специфическим предметом философского знания.

Утилитарная результативность деятельности в ее краткосрочной перспективе не единожды на протяжении истории создавала иллюзию избыточности обобщающего философского осмысления. Но каждый раз, когда общество, наука, культура оказывались перед лицом кризисных тенденций, входили в переломные этапы своей эволюции, вновь и вновь востребованным становился фундаментальный, философский уровень осмысления действительности, выводящий мышление за горизонты самодостаточной эмпирической повседневности. Сказанное в полной мере относится к современной ситуации.

Как известно, потенциальной способностью быть всем обладает только то, что не является ничем в особенности. Это означает, что претендовать на всеобщность своих выводов может только область знания, не отождествляющая себя ни с одной из частных предметных областей, с ее теоретическим аппаратом, но раскрывающая такие принципы и законы мышления, которые инвариантны для каждой особенной области. Именно эта установка задает место философии в системе культуры на протяжении более чем двух тысячелетий. Философия в ее предметной и функциональной определенности имеет дело с человеческим мышлением, с бесконечно многообразными формами его субъективированного и объективированного бытия в культуре. Только философия как метарефлексивная дисциплина способна зафиксировать всеобщность структур, категорий и стилей мышления (и вытекающих из них типов социально-преобразовательных практик), сделать их основания прозрачными для самих субъектов, указать на противоречия и тупики, предложить пути совершенствования.

Одна из важнейших функций философии в системе человеческого знания – критический анализ стратегий современного мышления в качестве целостных, самоорганизующихся динамичных компонентов социокультурной деятельности.

В отечественном философско-методологическом знании понятие «стиль мышления» обладает богатой и разносторонней традицией. Говоря о стиле мышления, подразумевают операционально воспроизводимый, конструирующий «архетип» познавательной деятельности, в котором обобщены наиболее перспективные, в известном смысле инновационные познавательные практики, формы коммуникативной общности, структуры социокультурной действительности. В качестве исторических примеров можно привести механицистский и органицистский стили мышления, обусловленные исключительным социокультурным значением открытий в соответствующих областях научного знания. Явно или имплицитно схематизмы мышления наиболее инновационной отрасли науки образуют структурные параллели и в других отраслях.

Стилевые особенности мышления обнаруживают себя через взаимодействие сразу нескольких факторов в процессе познания: во-первых, активно-избирательное отношение к объектам, актуализирующее те или иные предметные срезы действительности в зависимости от интенциональных установок исследователя; во-вторых, конструирующая функция гносеологического субъекта. Такой субъект в терминах конструктивистской парадигмы может быть представлен как воспроизводящаяся и обосновывающая себя целостность, которая обладает некоторой степенью автономии по отношению к внешней среде и пропускает поток входящей информации через собственные «фильтры». Тем самым познающий субъект как бы непроизвольно согласовывает внешние воздействия с потребностями, интересами, целями когнитивно-семиотической системы своего сознания.

Можно сказать, что стиль мышления не просто результирует, обобщает, инструментализирует способ концептуализации объекта познания в нескольких конкретно-научных дисциплинах, но и сам является инструментом или инструментальной средой познания. Он «работает» как инструмент в той мере, в какой способ действия рефлексивного мышления в различных дисциплинах и отраслях научного знания подчиняется одним и тем же законам, и генерируемые им когнитивные структуры выступают как изоморфные образования.

С одной стороны, стиль мышления вносит устойчивость и качественную определенность, способствует теоретической кристаллизации связей, диспозиций, отношений в предметном пространстве исследования. С другой – стилевые особенности мышления в значительной степени задают саму эту предметную область, общие познавательные «координаты», топологию исследовательского пространства.

Доминирующий в науке последних десятилетий сетевой, системологический, синергетический стиль мышления характеризуют тесные междисциплинарные связи, внимание к аутопойетическим структурам, нежесткая, вероятностная трактовка детерминации. Одним из факторов его распространения выступили информационные технологии, которые не только изменяют способ производства материальных благ, но и продуцируют сдвиги в культуре, обществе, индивидуальном сознании. В то же время широко распространенному сегодня техницистскому мышлению жизненно необходим и «гуманитарный компонент» – средство интеграции мировоззренческого горизонта ученого в социальное, национальное, общечеловеческое идейное пространство, среду диалога, коммуникации, поиска компромиссных решений, способствующих устойчивому развитию. В этом смысле важно проанализировать, каким образом стилевые особенности современного научного мышления определяются коммуникативными и ценностными интенциями ученых.

Социоцентризм, коммунологическая направленность, учет опосредованности познания семиотическими контекстами, акцент на ценностную размерность практики – необходимые условия достижения сбалансированности естественнонаучных и гуманитарных компонентов в теоретическом освоении действительности. Анализ коммуникативного аспекта процесса научного познания позволяет определить стиль мышления в терминах внутренней целостности знаково-семантической системы. Стилевое единство обеспечивает продуктивность научной коммуникации в том, что касается и непосредственного общения ученых, и смысловой интерпретации научных текстов. Стиль мышления формирует и распространяет общепринятый контекст научного познания, обеспечивая его преемственность, устойчивость и целостность. Он синтезирует различные языковые блоки (естественный язык, язык философии, языки естественных наук), определяет способ сосуществования различных научных языков, их конкуренцию, «естественный отбор», само – и взаиморегуляцию, а также процессы понимания и перевода, возможности диалога и возникновения новых смыслов и нового знания.

Можно согласиться с мнением Л. А. Микешиной, которая, рассматривая проблему возникновения и функционирования стиля научного мышления, пишет, что «он проявляется и фиксируется в языке науки, главным образом в ее категориальном аппарате»[2]. В соответствии с такой трактовкой стиль мышления проявляется в форме категориально-понятийного аппарата и предстает как эксплицитное знание, представленное в форме теоретических принципов и схем. Однако существует и противоположный подход, согласно которому стиль мышления функционирует как непроизвольно возникающий контекст науки на конкретно-историческом уровне ее развития. Такое понимание стиля научного мышления позволяет рассматривать его как неявное знание.

Современная методология научного познания допускает существование подсознательных, неявных элементов, имплицитных знаний-регуляторов научно-исследовательской деятельности, обусловленных возможностью скрытого воздействия на нее социокультурных, прагматических факторов. Так, М. Полани отмечает, что человек в практической деятельности, кроме явного знания, выражаемого вербально, параллельно использует еще и «молчаливое», имплицитное, знание. Если объект деятельности находится «в поле зрения» субъекта, то система средств этой деятельности может быть вытеснена в «периферическое сознание». Соответствующее периферическое знание «есть знание некоторых конкретных элементов, которые осознаются нами не сами по себе, а лишь посредством их вклада в постижение того целого, на котором сосредоточено наше внимание»[3]. Стиль научного мышления, как правило, получает категориальную фиксацию с когнитивным (вернее сказать, рефлексивным) «запаздыванием»: либо в рамках саморефлексии науки, либо в процессе философского анализа истории развития конкретной области знания.

Ряд авторов высказываются в пользу редукции стиля мышления к нерефлексируемым факторам мировосприятия и миропознания ученого, поскольку этот стиль «складывается из определенных правил, чаще всего явно не формируемых, а просто подразумеваемых, определяющих алгоритм научного исследования»[4]. В этом случае стиль научного мышления предстает как интерсубъективная система архетипических представлений, образов, моделей, норм, функционирующих одновременно как в индивидуальном сознании ученых, так и в коммуникативном пространстве научного сообщества. Он служит способом трансляции неявного знания от одного познающего субъекта к другому, вследствие чего оно формирует интерсубъективный контекст познания.

В стиле мышления синтезируются внешняя и внутренняя, причинная и непричинная формы детерминации. Анализируя изменения стиля мышления в биологических науках, М. X. Хаджаров приходит к заключению, что примером изменившегося стиля мышления здесь может служить конфликт между зародившейся генетикой и классическим дарвинизмом. Представления об активном гомеостатическом равновесии биологической системы и окружающей среды, при котором система способна сохранять свои жизненно важные параметры вопреки нарушающим равновесие воздействиям, прочно утвердились в биологии благодаря становлению представлений о системных объектах как специфических формах организации материального мира. Именно в этот период начинаются те существенные изменения в содержании понятия естественного отбора, которые с полным основанием можно отнести на счет изменения стиля мышления биологов[5].

Сферой функционирования стиля мышления являются как категориально-понятийная структура научной теории, так и различные формы практической организации мышления и рационального освоения действительности. При этом стиль мышления предстает как определенный способ организации, накопления и сохранения опыта рациональной деятельности, то есть выступает в качестве механизма селекции и трансляции норм рациональности, соответствующих данному типу культуры. При этом основу стиля мышления составляют предельно обобщенные схемы и программы человеческой деятельности, выражаемые системой категорий культуры – важнейшей предметной областью философского анализа.

Задача выработки категориальных структур, обеспечивающих выход за рамки традиционных способов понимания и осмысления объектов, во многом решается благодаря их философскому осмыслению, поскольку именно философия способна генерировать категориальные матрицы, необходимые для научного исследования, до того, как исследователь начинает осваивать соответствующие типы объектов. Именно этим обстоятельством обусловлена современная востребованность философского анализа категориального и методологического аппарата познавательной деятельности.

Это, в сущности, опережающее отражение явлений действительности обуславливает фундаментально-теоретическое значение философских исследований, их вклада в становление современного стиля мышления. Разумеется, всякий когнитивный конструкт представляет собой абстракцию от бесконечно многообразных форм жизнедеятельности реальных людей. Вместе с тем абстракция эмпирического многообразия позволяет постичь внутреннюю необходимость объективных процессов и, следовательно, служит научно обоснованной реалистичной основой стратегий и прогнозов развития сложных систем на различных уровнях. В свою очередь применение выдвинутых философией категорий в конкретно-научном поиске приводит к обогащению их содержания. Но для фиксации этого нового содержания вновь требуется философская рефлексия над наукой как особый аспект метатеоретического постижения действительности, в ходе которого и развивается категориальный аппарат философии.

«Триумфальное шествие» техницистски ориентированного научного познания ныне омрачилось пониманием его нравственной ограниченности, потенциальной опасности и даже, в предельном случае, виновности, – это представляет собой не что иное, как свидетельство набирающего силу процесса внедрения человеческих экзистенциалов в ткань научной рациональности.

Современная наука оказалась «осажденной» с разных сторон, подвергаясь критике на эпистемологических основаниях, будучи вынужденной отвечать на требование восстановить разорванную связь человека с природой, сталкиваясь с необходимостью учета и ассимиляции вневременных ценностных установок.

Связь институционально-целевой организации научных исследований с политическими, военными, промышленными структурами существенно модифицировала традиционный облик науки, некогда «блиставшей чистотой и бескорыстием». Вера в то, что только научное мышление способно «ухватить» природу, общество и человека, подобно совершенному зеркалу, отражающему некую внеисторическую, вселенскую объективную реальность, в настоящий момент расценивается как эпистемологическая наивность. Современная наука в значительной степени ориентирована на практические потребности, нередко отдавая свои обширные возможности и интеллектуальную мощь на откуп утилитарным программам достижения сиюминутного экономического эффекта.

В этих условиях одна из основных функций философии состоит в целостном осмыслении естественнонаучного знания, выявлении общего и особенного в логико-методологических инструментах познания, а также определении системных связей между наукой, культурой, общественными отношениями. В контексте проблем, связанных с глобализацией угроз, транзитивным состоянием и кризисами развития современного общества, происходит определенный поворот от недооценки мировоззренческих факторов как регулятивов теоретического и практического освоения мира к пониманию первостепенной значимости и стабилизирующей роли такой смысложизненной формы теоретического мировоззрения, как философия.

В современном глобально изменяющемся мире первостепенную значимость приобретает способность человека прогнозировать развитие сложных систем со многими неизвестными. Это требует преодоления сложившихся стереотипов в гносеологии и методологии мышления, осмысления действительности в иных, более широких масштабах. Мир неисчерпаем в бытии и познании, неисчерпаем в своем развитии, которое охватывает первое и второе. Человек как субъект познания исторически ограничен в своих достижениях и возможностях, в средствах и формах познания. Старая кантовская проблема о границах нашего знания, о трансцендентном и трансцендентальном сознании приобретает сегодня новые аспекты, которые выходят за рамки чисто академического интереса в сферу практических задач.

В современной ситуации востребованным становится стиль мышления, который не замыкается, фиксируя противоречия окружающей действительности, с одной стороны, и не распыляется, стремясь охватить все многообразие парадигм, подходов, интерпретаций, – с другой. Экстремистская нетерпимость и релятивистская мозаичность представляют кризисные тенденции в мышлении, продуцируемые самим «духом времени», ломкой старых стереотипов и форм в обществе, геополитике, культуре, индивидуальном жизненном мире. Современный стиль научного мышления призван конструктивно их ассимилировать, освоить множественность и противоречивость социокультурного опыта, обеспечить его поступательное осмысление в рамках категориальных структур теоретического уровня.

Конструктивный характер имеет сегодня мышление, которое, сталкиваясь с противоречиями действительности, находит в них не преграду, а импульс к саморазвитию; мышление, в котором гармонизированы синтезирующие и аналитические функции. В качестве существенной предпосылки такого мышления выступает постоянный внутренний диалог, ведущий к пониманию динамичной природы исследуемых объектов и явлений, их действительной, а не мнимой неоднозначности и противоречивости, осознанию того, что данная ситуация является отражением социокультурных трендов современной переходной эпохи.

Итак, мышление трансформирующегося общества имеет дело с противоречиями и с необходимостью отражает эти противоречия в своей категориальной структуре. В связи с этим необходимо концептуально переосмыслить формирующиеся в постсоветское время критические, порой негативные оценки диалектики как идеологизированной методологии естественнонаучного и гуманитарного познания. Важно понять диалектику как живую развивающую теорию, пребывающую в постоянном взаимодействии, корреляции с современными течениями и традиционными парадигмами, обеспечивая их категориальный синтез, как теорию, откликающуюся на мировоззренческие, образовательные, культурные запросы современности. Какие эвристические функции способна сыграть диалектика сегодня? Как ее категории адаптируются в современном эпистемологическом контексте? Не менее важной задачей настоящего исследования является раскрытие мировоззренческого и образовательного потенциала диалектического мышления для современных практик в сфере образования, гражданского воспитания, идеологической работы.

Феномен мировоззрения обычно определяется как система представлений людей об окружающем мире и себе самих, о целях, ценностях, идеалах своей жизнедеятельности. Однако такое определение, фиксирующее формально общие признаки данного явления, не содержит указания на конкретно-исторические виды и формы мировоззрения, а также на внутреннюю противоречивость, амбивалентность его содержания. Именно здесь диалектический подход может выполнять упорядочивающую, гармонизирующую функцию. В данном случае речь идет не только о «снятии» противоположности, нивелирующем полярности синтезе. Значимость диалектического мышления (что зачастую упускалось и упускается исследователями) – в его способности «фиксировать» в собственном категориальном каркасе объективные противоречия окружающей действительности, осмысливать их как необходимые посылки развития, а не просто как «болезнь роста», которую следует устранить. Эта особенность диалектического метода незаменима в условиях современного переходного общества, переживающего кризисы и потрясения отнюдь не только мировоззренческого характера. Неслучайно современную ситуацию социальных трансформаций характеризует кризис самоидентичности: личностной, культурной, мировоззренческой.

Мировоззренческие ориентации не могут устоять под напором неуправляемых процессов и тенденций изменений окружающего жизненного мира современного человека, среди которых – переход к постиндустриальной экономике, глобализация, геополитические трансформации (развал социалистической системы, новые надгосударственные образования, миграция населения из бедных регионов в более благополучные страны), поликультурность и полирелигиозность среды повседневного существования, индивидуализация жизненных стилей и виртуализация общения. Сознание (как индивидуальное, так и общественное) оказывается в этой ситуации перед лицом объективных противоречий самой действительности. Культурологи, занимающиеся проблемами будущего, не случайно говорят об опасности «конфликта цивилизаций». Именно цивилизационные, исторические особенности мировых сверхкультур начинают играть все большую роль на международной арене. И конкретная экономическая конфигурация какого-либо крупного государственного образования, и его политика, и его военная мощь представляют собой лишь технократическое выражение особенностей данной культуры, народа с присущим ему мировоззрением. Победы и поражения на современной глобальной арене зарождаются прежде всего в культурном самосознании нации.

Таким образом, особое значение диалектические интенции в общественном мировоззрении приобретают в периоды экономических, политических предкризисных и кризисных ситуаций, когда на поверхность всплывают различные социальные, национальные, конфессиональные интересы и противоречия, когда сложившиеся стереотипы сознания и поведения, оптимизм и апологетика сменяются потоком разноречивых мнений, суждений, представлений, оценок, критики и растерянности. Поверхностный характер этих явлений выражает более глубокие причины, лежащие в их основе, требующие изменения сознания, выработки адекватного стиля мышления. Именно диалектика стимулирует к поиску путей, позволяющих избежать крайностей «посткризисного» мышления – догматизма и скептицизма.

Теоретическое мышление всегда является той или иной степенью идеализации («категоризации») мировоззренческих установок своей эпохи. Современная трансформация практически всех сфер общественного бытия влечет потребность трансформации способа его теоретической категоризации, изменения стиля мышления, который в свою очередь оказывает обратное воздействие на практику и ее ментальные основания.

Чтобы постичь, а главное – сознательно регулировать направление трансформаций, необходимо уяснить специфику современных категориальных структур, соотношение различных способов понятийной идеализации, характерных для современной методологии гуманитарного познания. Важнейшей задачей является прояснение их прямого и имплицитного влияния на процессы формирования сознания, дифференциацию мировоззренческих позиций и интересов людей, социальных групп, наций. Это будет способствовать переориентации мышления на новые реальности, по-разному открывающиеся сознанию с различных социальных, культурных, цивилизационных и геополитических позиций.

В ситуации переоценки традиционных ценностей остро стоит потребность взаимной адаптации и гармонизации паттернов различных культур, религий, социальных укладов, что актуализирует герменевтические интенции в методологии социогуманитарной науки. Герменевтический подход привносит установку на понимание, вчувствование, вживание в позицию «собеседника», субъекта диалога и оппонента одновременно. Вместе с тем, по словам Х.-Г. Гадамера, «герменевтика занимает соответствующее ей место и в теории науки, если она открывает внутри науки с помощью герменевтической рефлексии условия истины, которые не лежат в логике исследования, а предшествуют ей»[6]. Выяснение условий предпонимания – основа методологии герменевтики, которая диалектически требует одновременной экспликации пространства непонимания, области «слепого пятна», определения границ и условий возможного диалога.

С диалектических категориальных позиций герменевтический подход успешно можно интерпретировать, во-первых, в русле историцизма (неслучайно П. Рикёр озаглавил одно из главных своих произведений «История и истина»), во-вторых, в русле особого рода онтологии – онтологии субъективного мировосприятия (что тождественно объективному существования вещей, событий, ценностей в терминологии И. Канта «для нас»), «…Мы подошли к конституированию исторической объективности как коррелята исторической субъективности»[7]. На наш взгляд, данный категориальный схематизм применим к чрезвычайно актуальной проблеме межкультурной коммуникации, где установка на объективную значимость локальных картин мира, ценностей и целей деятельности поможет достичь взаимопонимания и избежать конфликтов. Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов объективные противоречия между отдельными культурными и социальными паттернами различных общностей, чья острота не снимается смысловой гармонизацией исходных установок. Это позволит реалистично оценивать взрывоопасные очаги современности и противостоять им, руководствуясь теоретически обоснованными рекомендациями.

Важнейшей составляющей современной общенаучной методологии является синергетический подход. Эта востребованость объясняется следующими обстоятельствами: во-первых, динамичностью и очевидной переломностью современной социокультурной ситуации, очевидной наличностью на современном этапе тех самых «точек бифуркации», о которых много говорится в синергетике; во-вторых, во многом непредсказуемым характером самодвижения, самоорганизации человекоразмерных систем, включающих в свой ареал и биосферу, и околоземное пространство в Космосе.

Самоорганизация не исключает структурной обусловленности, то есть объективной необходимости как автопойезиса (самовоспроизводства, самоподдержания стабильности системы), так и бифуркации (неравновесного состояния, возникающего в силу внутренних противоречий самой системы, влекущего ее трансформацию). Так, объективность в истории общества и социальная синергия, вопреки распространенному мнению, не являются взаимоисключающими, а напротив, взаимно предполагают друг друга. «Сущность автопойезиса истории не в его содержании… а в том, что самопорождение здесь принадлежит не человеку а эволюционному процессу как таковому: этот процесс сам, то есть объективно, без субъектного участия человека, порождает себя тем или иным способом, задавая человеку роль лишь носителя объективно, автопойетически движущейся истории. Таким образом, свобода человека, которая есть ничто иное, как его субъектный автопойезис, и автопойезис истории – две эти вещи на метафизическом уровне, то есть в сущностном смысле, взаимно исключают друг друга»[8].

Таким образом, в синергетической версии постклассической картины мира каждый раз заново возникающая направленность не только синхронна событиям, но тождественна им, эта направленность содержательно предзаданна, хотя внешне и имеет форму ненаправленности, спонтанности. Это указывает на то, что императив нелинейности в постклассической науке согласуется с диалектической методологией и даже в значительной степени генетически вытекает из ее принципов.

Это дает возможность говорить об имплицитном присутствии диалектических аспектов в современных категориально-методологических системах, о наличии параллелизмов и генетических связей рассмотренных выше подходов с диалектической традицией. Таким образом, речь идет о сохраняющейся перспективности конституируемых на ее основе когнитивных моделей для нужд современности в познавательной, коммуникативной, образовательной сферах.

Важное место в системе философского знания занимает исследование качественной специфики логико-методологического аппарата наук о человеке и культуре. Именно здесь преодоление односторонней ортодоксально-каузальной трактовки детерминизма приобретает первостепенную значимость. Именно в сфере социального знания существует опасность подмены взаимодействия односторонним действием, что ведет к недооценке гуманистической составляющей социальных систем, превращения ее из цели в средство. Необходимость теоретико-мировоззренческого обоснования путей гуманизации общественных наук стала определяющим мотивом в работах, посвященных соотношению субъективного и объективного в исследованиях человеческого существования. Важное место в современных исследованиях продолжает занимать проблема сознания – одна из самых неисчерпаемых, самых глубоких в истории всей мировой философии.

Нахождению основы для синтеза различных составляющих человеческого бытия и его осознания будет способствовать философская разработка категории деятельности. Это направление «способно раскрыть механизмы такого синтеза с учетом исторического аспекта его развития… найти тот методологический ключ, который открывает выход за рамки противопоставления объективного метода субъективистскому. Анализ деятельности ведет и к пониманию той соразмерности субъективной деятельности объективным свойствам и отношениям, которая объясняет, почему рациональная составляющая нашего сознания, наше мышление и наше знание становится базисными, а иррациональные моменты в деятельности сознания и мифологемы таковыми в современном мире стать не могут»[9].

Еще одна актуальная тенденция, сопряженная с характеристиками современного стиля мышления, связана с распространением сетевых парадигм в современной науке, экономике, культуре в качестве восходящей организационной формы. Хочется особо отметить крайне важный, но еще малоисследованный аспект анализа сетевых структур – акцент на ценностных параметрах данного феномена в отличие от его широко распространенной информационно-техницистской интерпретации.

Складывающаяся социальная реальность в Республике Беларусь, странах СНГ и мировом сообществе обнаруживает довольно острые противоречия, которые для своего понимания и разрешения требуют новых подходов, учета ценностного измерения в цивилизационной динамике как неотъемлемого компонента системно-сетевых постиндустриальных трансформаций культуры, общества, человека. Представляется, что становление междисциплинарных парадигм теоретического анализа социокультурной целостности нуждается в комплексе взаимосвязанных методологических и мировоззренческих средств, адекватных сложности объекта, раскрывающих природу многоуровневой, динамично развивающейся социальной реальности, организационную и структурно-функциональную специфику которой многие современные теоретики определяют как сетевую. «Само понятие "сеть" уже стало универсальной метафорой в конце XX в.: сетевая экономика, сетевая логика, нейронная сеть, сетевые структуры, сетевой интеллект, сетевой график… В то же время развитие Интернета лишь повторяет развитие социума»[10].

Сетевые трансформации в современной культуре отличает, прежде всего, отказ от иерархического принципа организации и структурирования социальных институтов на разных уровнях общественных взаимодействий – от семьи и школы до экономики, политики и государственного управления. Такая тенденция – следствие постиндустриальных трансформаций, утверждения принципиально нового способа общественного воспроизводства материальных и духовных благ, становления информационной цивилизации в глобальном масштабе. В этом контексте, например, Дж. Нейсбит, противопоставляя уходящие (иерархические) и восходящие (сетевые) формы организации в политике, экономике, общении, констатирует тенденцию децентрализации политической власти в США, переход инициативы к местным властям и гражданскому самоуправлению. «Мы не хотим сильного лидера в вопросах государственного масштаба, потому что мы в основном управляем сами собой. И мы постепенно распространяем идею демократии на корпорации… Этому новому развивающемуся миру потребуются новые структуры. Мы начинаем уходить от иерархий, которые отлично работали в индустриальную эру, эру централизации»[11].

В своей работе «Информационная эра: экономика, общество и культура» профессор М. Кастельс предпринимает развернутый анализ современных тенденций, приводящих к формированию основ общества, которое он называет сетевым. «Прежде всего, я хотел бы дать определение понятию сетевой структуры, коль скоро последняя играет столь важную роль в моей характеристике общества информационного века. Сетевая структура представляет собой комплекс взаимосвязанных узлов. Конкретное содержание каждого узла зависит от характера той конкретной сетевой структуры, о которой идет речь. К ним относятся рынки ценных бумаг и обслуживающие их вспомогательные центры, когда речь идет о сети глобальных финансовых потоков. К ним относятся советы министров различных европейских государств, когда речь идет о политической сетевой структуре управления Европейским союзом… к ним относятся телевизионные каналы, студии, где готовятся развлекательные передачи или разрабатывается компьютерная графика, журналистские бригады и передвижные технические установки, обеспечивающие, передающие и получающие сигналы, когда речь идет о глобальной сети новых средств информации, составляющей основу для выражения культурных форм и общественного мнения в информационный век»[12].

Основная закономерность развития и сетевого взаимодействия наук, а также различных областей духовного опыта человечества выражается в неиерархическом характере их дифференциации и интеграции. Будучи диалектической по своему содержанию, сетевая конфигурация отражает как специфику отдельных наук, которая с углублением знаний возрастает, так и общность, единство наук, предметом которых выступают природа, общество и человек. Знание всеобщего в системе его отношений с конкретными сторонами, сферами, элементами целого углубляется через особенное, через понимание фрагментов опыта в контексте целого, постижение тенденций изменений, выявление перспектив трансформации и развития взаимосвязанных систем различного происхождения.

Отличительной особенностью и достоянием философского знания является концептуальная целостность системы взглядов о мире и человеке, анализ их единства: человека-в-мире и мира-в-человеке; логическая последовательность и доказательность системы философских знаний, опирающихся на человеческий опыт, науку и культуру. Именно они обусловливают одну из важнейших функций философии, связанную с критическим и верификационным отношением к опыту и знаниям человека, к его ориентации в мире и формированию системы ценностей.

1.2. О синтезе целостности в трансдисциплинарном аспекте

Традиционная методология познания социальных процессов идет от явного, зримого, от «онтологии фактов», руководствуясь детерминистской, логико-аналитической парадигмой и материальной предзаданностью бытия, никак не задаваясь вопросом: почему вся организация материального мира такая, а не какая-нибудь иная? Мы же делаем акцент на орудийном оснащении этого познания в категориях всеобщего, исходя из установок системного синтеза знания и идя путем объективации транснаучной, а точнее трансдисциплинарной, парадигмы.

Углубление и расширение форм и методов постижения и освоения мира естественного и мира социального, происходящие ныне в лоне науки и философии и сопровождающиеся трансформацией базовых ценностей этих наук, – это отнюдь не «странный артефакт» и не очередной случайный зигзаг истории, а вполне закономерный этап становления и самоосуществления современной мысли, реализующей тезис: «Наука есть способ самоосознания сущего». И поэтому на фоне успехов современной науки и переоценки прежних добытых ею ценностей новый смысл обретает замечание А. Пуанкаре, на которое некогда ссылался В. И. Ленин: «Единственная настоящая объективная реальность есть внутренняя гармония мира»[13].

Сегодня существует достаточно оснований говорить о том, что в своих базовых контурах в современной цивилизации прорисовался Третий Путь социального самосозидания общества. И мы вправе рассматривать его в качестве нового общественно-исторического и общественно-экономического уклада под названием «гармонизм» в дополнение к уже заявившим о себе и получившим некое материальное преосуществление капитализме и социализме (коммунизме). Материализм, идеализм, гармонизм, соответствующие трем началам бытия, есть, таким образом, три рода мировоззрений, последнее из которых ныне испытывает процесс становления, наполнения соответствующими ему смыслами. Это мировоззрение, отвечая вызовам времени, непосредственно связано с теорией и методологией устойчивого развития и самоорганизации сложных систем, в частности – общества, а говоря вообще – с теорией эволюции систем, поскольку, согласно одному из современных определений, эволюция – это стремление к Гармонии[14].

Всякая сколько-нибудь значимая теория возникает и развивается в удовлетворение соответствующих назревших, соразмерных времени, насущных масштабных социальных потребностей. Она и появляется на свет в качестве ответа совокупного общественного интеллекта на этот социальный заказ, выдвинутый со стороны общества. Именно такой была логика, разработанная Аристотелем для нужд Александра Македонского, вознамерившегося образовать империю на необозримых просторах земной Ойкумены. Ее вообще следует рассматривать в системе управления массами людей как инструмент воздействия на представителей нижестоящих уровней управленческой пирамиды, как действенное орудие доказательства истинности тех положений, которые угодны тем, кто эту пирамиду возглавляет. Уже сам принцип бинарных оппозиций типа «да-нет», «истина-ложь», «хорошо-плохо», «прекрасное-безобразное» и других страхует от непониманий и недоразумений хотя бы тем, что здесь полновластно действует так называемый закон исключенного третьего, допускающий выбор лишь в ключе «либо-либо». Это придает силу онтологического статуса только одной из противоположностей (полярностей) и, согласно этому закону, оставляет не выбор на пути к установлению компромисса, а только лишь возможность агрессии и борьбы за полное ниспровержение того, на чем зиждется другая противоположность.

Поэтому главный принцип «Divide et impera!» («Разделяй и властвуй!») выражает суть древовидной структуры, иерархии, порождаемой как действием логического аналитизма, когда познание идет путем разделения сложного на более простые составляющие, так и властными полномочиями поступающего точно так же первого лица империи, светской либо религиозной.

Но «век империй» с персонифицированным абсолютистским субъектом на вершине власти закончился по неумолимым законам истории уже в начале XX в. Это факт, который не смогли узреть и постичь позднее, на протяжении всего столетия, новоявленные диктаторы, претендующие на построение «тысячелетнего рейха» в том или ином его воплощении. Принцип «разделяй сложное на простые составляющие, целое – на части и исследуй их по отдельности» как основной в познании также остался и действует и поныне. Его привнес в эпистемологию и утвердил Р. Декарт. В теории познания, не в пример ситуации на социальном фронте и в сфере организации общества, этот картезианский принцип до сего времени играет главенствующую роль. С одной стороны, объект рассматривается как система, так или иначе устроенная, обладающая определенной структурой, которую подлежит выявить, а с другой – субъект, который и призван заниматься этим, постигая сущность объекта, наводя ясность в вопросах о его строении и содержании.

Поскольку империи, царства, княжества, тирании возникали и существовали в разных формах, сменяя друг друга, более двух тысячелетий, то и логика была на своем месте, пока человечество пребывало в своей предыстории. Она служила основным орудием познания, но со времен Ф. Бэкона на ее основе генерируется множество практически верифицируемых узкоспециальных ветвей знаний. Почему «со времен Бэкона»? Потому что написанный им «Новый Органон», поставивший логику на фундамент практики, эксперимента, опытной проверки знаний, ознаменовал водораздел в культуре познания, подведя черту многовековому господству в умах прежней логикоцентристской парадигмы. Основания последней изложил Аристотель в «Органоне», но со временем она выродилась до чисто схоластических мыслительных упражнений. В 1913 г. П. Д. Успенский, ученик легендарного основателя «Четвертого пути» Г. И. Гурджиева, опубликовал «Третий Органон», где провозгласил снятие границ между субъектом и объектом познания, что впоследствии было поддержано М. К. Мамардашвили. И это означало открытие новой эры в познании, когда науки гуманитарного цикла и естествознание начали свой долгий путь к поиску объединяющих их начал и оснований, что в конце концов завершилось установлением статус-кво трансдисциплинарного направления исследований, связавшего оба классических направления на основе всеобщих принципов познания.

К настоящему времени процесс ветвления знания по областям, у каждой из которых своя предметная специфика, зашел столь далеко, что кажется немыслимой и даже абсурдной, кощунственной, если не крамольной, сама мысль об их возможном соединении в одно целое. В нынешнем виде наука, аналитическая по существу, представлена множеством преподаваемых в университетах дисциплин, профилированных по предметным спецификам.

Сегодня новый, кардинальный поворот в науке связан с развитием системного мышления, а следовательно, с гармонизационными процессами, приближающими человека к познанию самого себя и к красоте, к синергии и мере, к экономии сил и материальных ресурсов, научающими его трудиться по принципам системной оптимальности – с минимумом непроизводительных издержек. Появились науки обобщенные, междисциплинарные, несущие в себе метазнание. Они, поднявшись над узостью и программной алгоритмичностью логических правил и схем, вскрывают всеобщее и особенное во множествах и сообществах, представляя их как единое, как коллективно функционирующие разного рода статистические ансамбли, кооперации, формирования. Выражая базовые свойства последних на основе параметров порядка, различных интегральных мер, их инвариантов и узловых значений в качестве орудийного оснащения создаваемых познавательных стратегий, эти новые отрасли знаний доставляют и весьма нетривиальное знание.

Механистический детерминизм, уподобленный Нобелевским лауреатом И. Р. Пригожиным «карикатуре на науку», оказался бессильным в теории функционирования ансамблей, совершающихся в них движений, процессов их гармонизации: «Цивилизация достигла необычайных высот в искусстве расчленения целого на части, а именно в разложении на мельчайшие компоненты. Мы изрядно преуспели в этом искусстве, преуспели настолько, что нередко забываем собрать разъятые части в то единое целое, которое они некогда составляли»[15]. Это признание выражает глубокий кризис, постигший современную цивилизацию, потонувшую в детерминизме, рационализме, логико-аналитизме при почти полном игнорировании системного синтеза, науки интеграции, восстановления гармонии и целостности.

Здесь показал свою состоятельность и силу системный подход, использующий статистико-вероятностные методы. «Проклятье размерности» оказалось тем камнем преткновения, где кончалась компетенция детерминизма и начиналось господство методов системного подхода, синергетики и гармонистики, оперирующих ансамблями, то есть по существу наборами разномасштабных составляющих – модулей, блоков, вообще субъединиц, приводимых к одному и тому же единству. Если детерминизм делал акцент на иерархии знания, его типологии и классификации, формируя древовидно разветвленные узкопредметные, специализированные науки, то трансдисциплинарное знание иное по своей сути.

На сегодняшний день таких обобщенных ветвей знаний, можно сказать, относящихся к метауровню науки, существует уже достаточно много, и это множество продолжает расти. Среди них выделяются различные версии общей теории систем и порожденные в их лоне, преемственные с ними по идейному оснащению синергетика (наука о самоорганизации, кооперации, возникновении новых качеств), диатропика (наука о разнообразии), гармонистика (наука о законах и процессах гармонизации и дисгармонизации в природе и обществе), миксеология (наука о гармонизованных смесях, составах, ансамблях), трибофатика (наука об усталостных разрушениях сложных систем) и другие из этого ряда, ориентированные на развитие методов синтеза. В двуединстве «анализ-синтез» обеспечивается полнота и целостность знания, которую не могут гарантировать ни те, ни другие методы, идя порознь.

Фактор разнообразия в строении неравновесных самоорганизующихся и функционирующих систем является определяющим в их нормальном, естественном, эффективном существовании. Отсутствие внимания к нему, забвение его роли в обеспечении качества целого, его центрирующего влияния на процесс становления, эволюционного вызревания системы безотносительно к специфике последней, вообще в методологии системоцентризма, чревато многими патологиями и большими издержками в функционировании и развитии прежде всего общества как самоорганизующейся, эволюционирующей структурно неравновесной системы. Как считает крупнейший специалист в области теории систем Э. Ласло, «люди в Соединенных Штатах и Европе имеют обыкновение думать, будто все хотят жить, как они, и походить на них, а все остальное – изыски и претензии… Но во взглядах людей на себя, общество, природу, свободу и справедливость сохраняется большое разнообразие. Бесконтрольно действующий, скроенный по американским лекалам глобализм приводит к тому, что происходит недоучет или просто недооценка культурного разнообразия мира. Это было одной из причин того, что породило кровавые бойни в Ирландии, Югославии, на Ближнем Востоке, в арабском мире, в Африке, Латинской Америке, на Индостанском субконтиненте и в Юго-Восточной Азии, привели к террористической атаке на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001 года»[16]. Этим высказыванием специалиста по проблемам общей теории систем, известного на весь мир своими трудами по трансдисциплинарным методам познания, подчеркнута значимость фактора разнообразия в глобальном аспекте – в макромасштабе организации общества и социальной жизни.

Трансдисциплинарность (от «транс» – «сквозь», «через») – это то, что возвышается над предметно-дисциплинарными ветвями, стоит над ними отвлеченно от частных, «явленческих» реалий, от специфики и конкретики субстрата, которым занимаются профильные науки, представляя собою концентрат методов синтеза. Она зиждется на обобщенных принципах, существуя как бы на правах метазнания, в согласии с тем, что определил лауреат Нобелевской премии Э. Вигнер: явлениями управляют законы, а законами – обобщенные принципы («питаются ими», по его выражению). Последние и есть основа меж – и трансдисциплинарных представлений, тогда как сами естественные явления в многообразии их специфик суть предмет дисциплинарных ветвей знания. И это наводит на мысль о необходимости кардинальной перестройки всей науки на основе включения в ее основания и активного использования всеобщих, трансдисциплинарных, метанаучных принципов – принципов более высокого уровня общности, способных охватить все отдельные узкопрофильные науки, послужив для них средством синтеза знания, интегратором.

Проблема ухода от веками сложившихся схем с каждым годом звучит все настоятельней. Она опирается на концепцию разнообразия как альтернативу классической логико-аналитической, детерминистической науке. Жизнь показала, что этот процесс ветвления достиг сатурационного предела и испытывает кризис в дальнейшем наращивании знаний. Уже к середине XX столетия стало ясно, что аналитический метод, связанный с расщеплением целого на части и представляющий картезианскую парадигму в науке, исчерпал свои возможности. К тому же его развитие сопровождалось утратой духовности человека и общества, что не могло не совершиться «чистым разумом» – этой главной опорой аналитизма и рационализма, по причине узурпации им когнитивного пространства творческого субъекта, что было подвергнуто критике еще И. Кантом. Аналитизм, рассекающий сложное на простые составляющие, мертвит и обедняет (и это, пожалуй, его основной недостаток), ибо «части лишь у трупа» (Г.-В.-Ф. Гегель). Признаки вырождения картезианского метода увидел еще К. Маркс. Он прогностически отметил, что в будущем обе ветви знания – наука о природе и наука о человеке – станут одним; это будет одна наука. И такое время уже становится явью на стыке тысячелетий.

Потребность следовать путем обобщения знаний всегда была желанной у тех, кто занят поиском истины. Еще Аристотель отметил, что «предмет всякого познания – общее»[17], а потому «знание обо всем необходимо имеет тот, кто в наибольшей мере обладает знанием общего»[18]. В. И. Ленин также призывал к тому, чтобы во всех случаях стремиться находить общие решения проблем и на каждом шагу вновь и вновь не натыкаться на одни и те же частные вопросы.

Но одно дело – получение общего знания в рамках аналитической парадигмы, и совсем другое – в рамках стратегий системного синтеза. Еще в Екклесиасте обозначены «время разбрасывать камни» и «время собирать камни» (Еккл 3:5) – времена качественно неравнозначные: за ними угадываются масштабные обстоятельства принципиально разные, прежде всего в стратегическом плане.

Контуры такого стратегически переломного момента в смене ориентаций науки четко определил Э. Тоффлер. По его словам, культура человечества прошла две волны – с аграрным и индустриальным укладами. Вторую волну создавали «мыслители-картезианцы», основное орудие которых – аналитизм, логика как последовательность необходимостей. Третью, нынешнюю, волну (информационное общество) создают «мыслители-системщики». «Демократы и республиканцы, тори и лейбористы, христианские демократы и голлисты, либералы и социалисты, коммунисты и консерваторы… – партии Второй волны. Все они, обманывая ради власти… участвуют в сохранении умирающего индустриального порядка… Самый важный момент политического развития нашего времени – это возникновение среди нас двух основных лагерей, один из которых предан цивилизации Второй волны, а другой – Третьей»[19].

Интерес к системогенезу пробудился еще в XIX в., но у него было два исхода. Он натыкался либо на абсолютную неразработанность самого предмета исследования в наиболее общей его формулировке, в силу чего вынужден был ограничиваться доступной идеей иерархии, либо на откровенно гротескные пассажи сатириков, которые не находили в этом предмете обобщенных путей его саморазвития, кроме застройки по принципу идеи иерархии. Например (и это характерно для первого случая) К. Маркс отметил, что всякая целостность (Totalität), саморазвиваясь, сама же и достраивает необходимые ей органы. Сколько должно быть таких органов и каковы они по своему удельному весу – ответ на этот вопрос, несмотря на его потенциально большую научную значимость, до сих пор остается не выясненным. С. В. Мейен предложил называть «меронами» данный класс компонентов (частей, органов, страт), недостающих саморазвивающейся и самоорганизующейся системе для достижения ею гармоничного состояния, что вполне согласуется с концепцией предустановленной гармонии Лейбница. Ю. А. Шрейдер в одной из своих статей, опубликованных в журнале «Вопросы философии», привел пример меронов из мира животных. Змея от аскариды отличается тем, что у первой конечности были, но утрачены с эволюцией, а у второй их никогда не было. Вот эти не существующие у змеи конечности и квалифицируются как мероны, которые в одних случаях могут рассматриваться как потенциально возможные для заполнения субстратом структурные места (эволюция), а в других – как утраченные и никогда уже не заполняемые (инволюция).

При этом важнейшую роль в процессах научной гармонизации систем и проектировании структур играют инварианты. Они бывают самых различных родов и типов. Л. А. Мироновский, к примеру, пишет: «В. И. Вернадский называл "инвариантом российской истории" гигантскую авторитарную элитарно-бюрократическую суперсистему, проникшую во все поры общества и неизменно сохраняющую свои позиции со времен петровских реформ до наших дней вопреки любым общественно-политическим преобразованиям»[20].

Заслуга синергетики и гармонистики состоит в том, что на основании особого рода инвариантов – обобщенных золотых сечений[21], и привязанных к этим инвариантам интегральных показателей (параметров порядка) целого удается рассчитать и количества и удельные веса меронов для превращения той или иной системы, о которой в данном случае может идти речь, в структурно гармоничное формирование, в самодостаточный локальный универсум как определенного рода целостность. Тем самым открывается принципиально новый путь структурной и функциональной гармонизации принципиально различных систем на стадии их проектирования.

Чтобы идти по пути возведения здания системного синтеза, методологии интегративизма, теории самоорганизации, постижения феноменов меры гармонии и гармонии мер, следует возродить подлинный смысл и назначение диалектики с ее основополагающими принципами как ничем не заменяемыми и ничем невосполнимыми всеобщими орудиями познания. Сегодня более интенсивных и более глубоких исследований, адекватных духу времени, требует многомерный и по своей естественнонаучной, гуманоцентрической, философской, системной природе богатый на разновидности феномен самоорганизации. С тех пор как в 1947 г. в одной из своих статей У.-Р. Эшби ввел в научный оборот понятие самоорганизации, оно возросло в своей общетеоретической значимости и онтологическом статусе и к настоящему времени исполнилось многих смыслов, вполне проявив свою роль центрального, опорного понятия в общей теории систем, информатике, синергетике и гармонистике. Ныне оно продолжает прирастать все новыми трактовками, смысловыми оттенками, функциональными ролями, содержательными аспектами, полновластно фигурируя в современной культуре, философии, науке, политике, в социальном проектировании и организационном дизайне и, в сопряжении с другими общесистемными понятиями и конструктами, год от года отвоевывая себе все больше и больше семантического пространства, служа методологическим инструментом при выборе стратегических ориентиров устойчивого социального развития, при выработке не только контуров социальной философии и структурной политики, но и в подготовке отвечающих веяниям времени, соответствующих запросам демократических преобразований институтов власти и других властных структур, процессов трансформации управленческой системы общества, в создании основных сценариев политтехнологий.

Истоки и необходимость исследования проблем самоорганизации связаны с общим контекстом и генезисом становления науки и культуры, прежде всего, в историческом аспекте. С этих позиций формировались подходы к постижению сущности проблем самоорганизации и определяющих ее признаков, критериев, закономерностей формирования и становления на материале естественных систем, «живых» и косных, а также систем социального, экономического характера. Сопряженно с этим выявлялся спектр важнейших разновидностей этого понятия.

Они предстают в качестве науки как «способа самоосознания сущего» (А. И. Герцен); самосознания как основы социализма (по К. Марксу); самореферентности; саморепрезентации; саморефлексии; самовоспроизводства кооперации или любой другой системы, включающей самоорганизацию в ряд жизненно важных, обеспечивающих достойный режим существования человека. И, наконец, самогармонизации как основного «процессуального механизма» приведения в норму не только структур живой и косной природы, но и природы социальной, существующих на перекрестье различных обобщенных потоков, обобщенных сил и полей и в этих условиях минимизирующих свой выбор альтернатив с целью самостабилизации состояний на основе принципа Ле Шателье-Брауна.

Отдельного внимания требует рабочий принцип диалектики, истоки которого восходят к Платону. Это «принцип раздвоения единого и познания противоречивых сторон его». Он востребован сегодня и в синергетике и, особенно, в гармонистике. К сожалению, не все это с достаточной полнотой и ясностью осознают сегодня, в силу чего, как это было и в XIX столетии, остается столь же актуальным высказанный Ф. Энгельсом тезис: «Презрение к диалектике не остается безнаказанным»[22].

Ситуация с диалектикой и поныне во много остается такой же, как и во времена Петрарки: «Такова болтливость диалектиков, которой никогда не будет конца… Этому надменно-презрительному отродью хочется кинуть в лицо: "Несчастные! К чему вы вечно надрываетесь понапрасну и бессмысленными тонкостями изнуряете свой ум? К чему, забывая самые вещи, вы стареете над словами и… занимаетесь ребяческим вздором?"»[23]. Диалектическая формула, как подчеркивает Д. А. Мисюров, с чем нельзя не согласиться, – это не мифологическая формула «Mane (mene), thekel, fares» («Исчислено, взвешено, разделено») из библейского рассказа, которую адресовал Даниил (Дан. 5: 25–28) вавилонскому царю Валтасару, предрекая ему близкий конец, не схоластический конструкт и не узкоспециализированная, «зашифрованная» премудрость математиков. Она – философский продукт, где математика используется в целях философского моделирования, концентрированно выражая опыт критического осмысления предшествующих достижений, с попыткой дать основание достижениям будущим[24]. Приведем на сей счет лишь один пример.

Всякая бинарная оппозиция диалектична по существу, ибо является одним из основных предметов диалектики как всеобщей науки о Едином, которое, по замечанию Филона Александрийского, есть то, что состоит из двух противоположностей. Если стороны бинарной оппозиции, как противоположности, обладают некими мерами, то на них распространяется утверждение, известное как теорема Лебега: две меры, заданные на одном и том же множестве, кратны. Информация есть то независимое третье, что дополнительно к материи и сознанию, которыми определяется сущность естественнонаучного и гуманитарного знания.

Процесс становления системного видения мира через призму действующих в этом мире (а точнее – в его локальных универсумах) организационных конфигураторов, естественно обусловленных функциональных контроллеров, структурных гармонизаторов и оптимизирующих целое синергизмов осуществляется через преодоление центрированности внимания на частностях, спецификациях, узких предметностях, ведомственной прикованности, эмпирической перегруженности путем обращения к системному подходу и отпочковавшимся от этой центрированности его разновидностям, с некоторого времени ставшим самостоятельными областями генерации и обработки обобщенного знания – тектологии, кибернетики, информатики, эволюционики, синергетики, диатропики, миксеологии, гармонистики и др. Эти науки, подчас перемежаясь в своих ориентациях и предметной оконтуренности («пристрастиях»), имеют в качестве орудийного оснащения такие универсальные законы и принципы, механизмы и методы, которые выпадают из полей компетенции классических наук, традиционных схем и ветвей развития и организации познания. Выпадают настолько, что при всей безусловной исторически зарекомендовавшей себя актуальности последних и при всей значимости традиционно поднимаемых в них вопросов, такое незнание никакими средствами и ничем из наличествующего в них ресурса не восполняемо.

К примеру предметную область синергетики составляют не только процессы самоорганизации и самогармонизации систем, но и противоположные им процессы саморазрушения, хаотизации, самодезорганизации, самодисгармонизации и пр. В нее входят также их организация, структура, процессы внутренней трансформации и качественных превращений, динамика фазовых состояний, критерии нормы и патологии строения и функционирования безотносительно к специфике заполняющего их субстрата. Отметим, что кибернетика также имела объектами своего исследования системы, но только в качестве «черного ящика», когда то, что происходит внутри этих систем, было скрыто за семью печатями, представляло собою то, что называется tabula rasa. Синергетику, следовательно, можно видеть многоаспектно, обладающей многомерной сущностью: как сотрудничество качественно и масштабно различных субъектов – акторов того или иного действия, или «со-работничество» (П. А. Флоренский); как общий корпус (свод) знаний о процессах самоорганизации систем природы, общества, человеческого духа, о закономерностях возникновения нового качества и синтезе целостности, о конструктивной роли динамического хаоса в зарождении, формировании, становлении организации, о диагностике и критериях нормы и патологии самореферентных, самовоспроизводящихся систем, о законах кооперации и мерного соединения частей целого, о гармонизации его структуры и функций в сопряжении взаимодействия универсальных для всего сущего, всеобщих законов и принципов детерминизма и стохастики, о количестве и качестве (удельных весах) меронов как структурных мест, или структурных ниш, потенциальных катализаторов ее функциональных самопроявлений, ферментирующих ее внутренние процессы и самодействие на пути стремления ее к состоянию развитой тотальности, «предписываемых» ей имеющими всеобщий смысл законами функционирования ее собственного (внутреннего) пространства и собственного времени, в чем и таится ресурс повышения потенциала этой системы в качестве локального универсума.

Мероны в синергетике составляют исчислимую в своих параметрах область недостающих либо избыточных структурных компонентов той или иной системы. Их набор выводится на основе ряда инвариантов, служащих аттракторами для коллективной переменной (параметра порядка), что и составляет основу принципов и методов гармонизации систем, критериально вполне отлаженную. Если в классических, традиционных, исторически сформированных областях знаний на первом месте стоят унаследовавшие логическую (иерархическую) схему ветвления субординационные связи и отношения, то в трансдисциплинарном своде знаний, в частности в синергетике, напротив, самодовлеющи отношения координации. Если в первых логика как последовательность необходимостей составляет основу и методологию научного поиска, то во вторых на переднем плане их концептуальности стоят параллельные ряды событий, то есть собственно пространственные атрибуты структурированных целостностей. При этом вполне определенно устанавливается, с одной стороны, количество доминант в создаваемой (проектируемой) структуре системы, а с другой – количество и удельные веса средних по своим масштабам членов (включений) и длинный «хвост» мелких и мельчайших структурных компонентов. Последние чаще всего «учреждаемы» (вводимы, бронируемы) для заполнения «структурных мест». Они таким образом создают ферментирующий эффект в функциональном облике всей системы в целом. Здесь обнаруживается действие своего рода закона, суть которого выражается сформулированной в теории множеств теоремой Маршалла Холла[25], из которой, в частности, можно получить следствие, что чем мощнее (могущественней) структурная доминанта в системе, тем длиннее в ее структурном составе «хвост» мелких включений.

Осознание роли и места синергетики в современной культуре – не прихоть некоего мифического дирижера, управляющего в макромасштабе динамикой когнитивных процессов современной цивилизации, как ансамблем, и не самопогружение в себя («пробуждение в себя», говоря словами блаженного Августина) разума, который истощил свои возможности в традиционной классической парадигме, «выел» себя изнутри и достиг «сатурационного предела», преодолевая ловушки практики, – уже под брендом «наука для науки», как это уже было в начале XX в., когда появился такой феномен, как «искусство для искусства». В действительности здесь речь идет об адекватной ускоряющимся в информационном обществе инновационным процессам безусловной необходимости трансформации современного познания и его методологии, понимая его в качестве важнейшего средства оснащения управления постижением, освоением и преобразованием мира, а тем самым – и расчистки «авгиевых конюшен» науки от многоразличных эпистемологических напластований прошлого, которые в свое время были порождены идеализациями и изжившими себя идейными установками, ныне утратившими самоценность и де-факто оттесненными на второй план.

Здесь и проблема вечного двигателя, сформулированная во времена отсутствия представлений о стационарных состояниях самоорганизующихся систем за пределами равновесия, которая в своей классической формулировке апеллирует к «циклу Карно», опирается на модель идеального газа (которого нет в природе). Здесь и «второе начало» классической термодинамики, постулирующей неизбежную деградацию не только систем косной природы, но всех реальных систем, предрекая им неизбежное скольжение к состоянию хаоса по основной термодинамической ветви (процесс возрастания энтропии) и отказывая в стремлении к режиму-аттрактору неравновесной устойчивости, прежде всего для систем проточных, коими заполнен мир. Здесь и классическая теория вероятностей, которую активно используют в статистических оценках реальных процессов, невзирая на то, что основана она на постулате о независимости испытаний (в действительности, как известно, нет независимых событий, поскольку издревле известно, что «всё связано со всем»). Фантомы прошлого приобретают сегодня иное звучание и растворяются, если прибегнуть к науке о нестационарных, нелинейных, протекающих за пределами равновесия процессах.

В связи с этим в вузах и академиях страны целесообразно (и необходимо) организовать расширенные циклы лекций для овладения сутью нового знания. Его генерируют ориентированные на решение проблем системного синтеза и системного качества трансдисциплинарные (метанаучные) проекты, включая, разумеется, и синергетику, и гармонистику как располагающие средствами обеспечения гармонизации структур и составов, коллективного поведения и коллективного действия.

Когда речь идет о самореферентных, самоорганизующихся, эволюционирующих, открытых, проточных системах, обладающих определенным образом ограниченным структурным и функциональным разнообразием и в естественных процессах стремящихся обрести свою целостность, градус персональной свободы в обществе неуклонно возрастает, предъявляя свой счет и к науке – переходить от логики в качестве последовательности необходимостей к совокупностям и множествам как ансамблям, неравновесным системам, способным самоорганизационно варьировать свои внутренние степени свободы. И с активной опорой на онтологически высокозначимые законы меры и гармонии, постигая критические точки, фазовые состояния, норму и патологию, процессы эволюции этих многомерных объектов, удается получить массу новых знаний, путь к которым до поры до времени был перекрыт «диктатурой логико-аналитизма» и детерминизма.

Благодаря выходу на арену научной мысли коллективного субъекта, а также укреплению отношений демократии в целом по всему обществу новый подъем наук, появление новых образовательных тактик и стратегий уже прорисовывается не как мираж, а как реальная перспектива, весьма значимая для будущих состояний общества, где основной производительной силой становится интеллектуально зрелый, насыщенный инновационными устремлениями креативный класс.

Гегель отметил, что «всякая теория резюмируется в методе», в силу чего теория, не создавшая метода, не вправе называться таковой. Креативный субъект, каковым становится окончивший вуз специалист, входя в жизнь, должен изгнать из себя закоснелую практику следования по накатанной колее, уйти от того, чтобы придерживаться традиционного видения и понимания мира, уметь находить в нем оригинальное и уникальное, необычное и редкое, учиться преодолевать традиционные заблуждения. Подготовка «креативного класса» как основы будущего общества[26] – основная перспективная цель современной системы образования.

Если ставить целью решение такого рода трансформационных задач прежде всего в воспитательно-образовательном смысле, то первое, ключевое, звено здесь, с чего следует начинать реализовывать и программно обеспечивать стратегическое направление в их решении, – человек, в первую очередь молодой человек: от ребенка младенческого возраста до состояния взрослости. И дети, и те, кто их воспитывает и обучает, должны быть окружены максимальным вниманием, поскольку именно те, кого и как мы растим и воспитываем сегодня, будут демонстрировать адекватное отношение к судьбам своей родины завтра и в более далеком будущем. Образцового отношения к детям достаточно много в мире, чтобы, наряду со всем тем позитивным, что было десятилетиями и столетиями достигнуто в славянском мире, позаимствовать необходимый в данном отношении опыт образования и воспитания. Помимо прекрасного наследия древних греков с их образовательно-воспитательной системой под названием пайдейя[27], это и Финляндия, и Япония, и некоторые другие современные государства, где дети с давних времен составляют предмет первостепенной заботы и внимания, развиваются свободно и получают достойное образование.

Реализация принципов свободы слова, мировоззренческого выбора, совести, убеждений предполагает тотальную, круговую толерантность – уважительное, терпимое отношение к разным формам и способам поисков целей и смыслов жизни, поддержку формирования внутренней цельности личности в стремлении ее к высоким идеалам. Есть все основания полагать, что именно она, такая стратегия воспитания и образования, очеловечив человека, позволила бы кратчайшим образом научно обеспечить ускорение и устойчивость развития его и общества на магистральном пути в будущее, сохраняющем общечеловеческие, христианские и национальные ценности (любовь, сострадание, милосердие, покаяние и др.) как составляющие гуманистической морали и жизнеутверждающего мировоззрения.

В синергийном их соединении это обеспечивало бы раскрытие созидательного потенциала и творческой энергии каждого, способствуя гармоничному развитию личности во всей совокупности ее позитивных ценностных, ориентаций и устремлений. С учетом объективного, естественно сущего селекционирующего действия принципа однополярной доминации становится преобладающей та или другая сторона интеллекта в зависимости от доминирования в нем одного из четырех базовых субстанциальных качеств: разума, чувств, веры, воли.

Доминирование в человеке одного из таких атрибутов, как антропоцентрических измерений личности, определяет тип его сущности: человек рациональный, человек волевой и т. д. Они, эти собственные атрибуты человека, наличествуя в различных удельно-весовых позициях в каждом конкретном человеке в качестве измерений его подлинного достоинства и специфики его социо-антропоморфного типажа, способны послужить платформой для развертывания и углубления личностного «Я». Ими определяется не только характер культуры человека, но и специфика индивидуальной программы подготовки его к жизнедеятельности в обществе, к устремленности в то или иное креативное пространство.

Проблема преобразования образовательной системы общества и адекватного развития средств и методов познания с креном в сторону ассимиляции существующим корпусом знаний знания трансдисциплинарного сегодня стоит особенно остро: и в мире в целом, и в стране в частности слишком явны признаки системного кризиса, возникшего также и на почве обострившегося дефицита тех знаний, которые были бы адекватны современным процессам развития экономики. Кризис же, как известно, чреват тотальным коллапсом хотя бы по той причине, что сущее не желает быть плохо управляемым[28]. И если, как заметил X. Ортега-и-Гассет, философ есть «специалист по универсумам»[29], как глобальному, так и множеству локальных, то философским наукам должно быть вменено в обязанность самое плотное исследование данных аспектов бытия, что есть их прямое предназначение на современном этапе развития познания и функционирования общества.

1.3. Фундаментальные формы когнитивной холизации

Понятие когнитивной холизации (как синоним для его обозначения часто употребляется термин «холизация знания») активно входит в исследовательский инструментарий современной науки. В широком смысле оно выражает любой процесс целесообразного объединения знаний. В экономических исследованиях на основе холистического подхода разрабатываются модели инновационной политики[30], способы аккумулирования и практической ассимиляции «рассеянного знания»[31]. Наряду с генерированием разнообразия принцип холизации по-прежнему остается одним из краеугольных в техническом творчестве и в настоящее время успешно используется в сфере технического образования для преодоления возникающих проблем[32]. В философско-методологических и предметных разработках по проблемам сознания, соотношения различных форм сознания в духовном освоении реальности, формирования рациональной духовности данное понятие выступает как системообразующее[33].

В этом плане примечательны труды американского психолога К. Уилбера, который для обозначения образований (равно как материальных, так и духовных), обладающих органической целостностью (устойчивостью) и предрасположенностью (креативностью), ввел понятие «холон»[34]. «Многие философы, – отмечает он, – обнаружили, что очень трудно перейти от нейронов прямо к рациональному сознанию; но вместо одного гигантского (и сбивающего с толку) скачка мы имеем серию мини-скачков (от нейронов к спинному мозгу, к древнему стволу мозга, к лимбической системе первых млекопитающих и к новой коре), которую, по-видимому, легче понять (как соответствующее внутреннее развитие от ощущения к восприятию, побуждению, эмоции, образу, понятию, правилу и рациональности) – и все они представляют собой холоны, подлинные сложные индивидуальности… Холоны обладают организацией и внутренними аспектами (каждое целое является частью, и поэтому у любого холона есть внутреннее и внешнее), тогда как агрегаты ими не обладают»[35].

В создаваемый таким образом широкий мировоззренческий контекст хорошо вписывается современная энактивная гносеология, ключевое положение которой декларирует необходимость целостной системы сведений (знания), необходимых для ориентации в ситуациях действования[36]. Не обсуждая сильные и слабые стороны названной концепции[37], отметим ее приемлемость в качестве адекватного контекста для анализа сущности и форм когнитивной холизации как в сфере познавательной деятельности (в частности научного познания), так и в русле включенности когнитивных процессов в другие сферы жизнедеятельности общества. В первом аспекте ведутся интенсивные исследования с середины XX столетия, во втором – в основном в последние два десятилетия в связи с необходимостью осмысливать пути научного обеспечения крупных проектов посредством междисциплинарных, трансдисциплинарных и кросс-дисциплинарных разработок.

Исходной методологической посылкой анализа в русле практикоориентированных научных исследований является представление об общей направленности когнитивных процессов на приращение предметного знания, которое коррелятивно связям в познаваемом объекте части (особенного) и целого (общего). К этому так или иначе адаптировался исследовательский инструментарий в ходе своей эволюции. Конкретизации и резонансные проявления такого рода общеметодологической дихотомии могут быть найдены на всех уровнях рефлексивного осмысления познавательных действий, организованных в форме науки: это представления о том, что такое анализ и синтез, индукция и дедукция, абстрагирование и конкретизация, дифференциация и интеграция, интенсивное и экстенсивное развитие научного знания, редукционизм и холизм и др.

По данному критерию вся совокупность когнитивных процессов может быть дихотомически разделена на два типа. Первый – когнитивная селекция как группа когнитивных процессов, осуществляемых преимущественно в русле дисциплинарных исследований и направленных на селекцию (выделение, четкую фиксацию) прежде всего предмета, характера решаемой проблемы, целей и задач исследования. Отражающее их особенности одноименное понятие («когнитивная селекция») ассимилирует как целевые, так и предметные характеристики когнитивных процессов, сознательно контролируемых и регулируемых средствами методологии науки. Поэтому на его основе можно и необходимо эксплицировать конкретизирующие понятия, выражающие фундаментальные формы когнитивной селекции: «телеологизирующая когнитивная селекция», «телеологизированная предметная селекция», «телеологизированная интерактивная селекция»[38].

Второй тип – когнитивная холизация как группа когнитивных процессов, осуществляемых преимущественно в русле междисциплинарных, трансдисциплинарных и кросс-дисциплинарных исследований и направленных на целесообразное объединение (интеграцию, синтез) знаний в более масштабную (по сравнению с дисциплинарной) систему, параметры которой определяются широким набором научных и вненаучных факторов. Специфику данной группы когнитивных процессов выражает понятие «когнитивная холизация». Фундаментальные формы когнитивной холизации можно квалифицировать в качестве процессов и образований, симметричных формам когнитивной селекции. Это телеологизирующая когнитивная холизация, телеологизированная предметная холизация и телеологизированная интерактивная холизация.

Телеологизирующая когнитивная холизация как форма креативного взаимодействия предметного, нормативного и рефлексивного знания может быть выделена в особое когнитивное образование процессуального характера, во-первых, по критерию достаточно очевидных эмпирических и теоретических оснований – всегда необходимо знать, для достижения какой цели (сугубо познавательной или практикоориентированной) планируется объединение накопленных знаний, во-вторых, что уже отмечалось, названная форма может быть выделена как оригинальное когнитивное образование на основе принципа симметрии – в данном случае она симметрична телеологизирующей когнитивной селекции. С определенной долей условности первый критерий можно квалифицировать как внутрисферный, ориентирующий на выявление специфики целеполагания в конкретной сфере деятельности. Образование в той или иной мере связано с дефицитом целеполагающих знаний, фундирующих правомерность и предполагаемую осуществимость выдвигаемых целей. Второй критерий – метасферный, ориентирующий на построение целостной картины распределения потоков знаний в контексте когнитивно и практикоориентированных процессов приращения знания.

В современной, не без основания называемой практикоориентированной, науке (техно-науке), в русле ключевой проблематики которой будет продолжен анализ заявленной темы, наиболее актуальными на данное время оказались исследования во втором аспекте, точнее в русле практикоориентированных научных проектов в технико-технологической сфере, медицине, экономике, управлении, природоохранительной деятельности и др. Соответственно здесь на первый план выходит выявление механизмов рационализации целеполагания, то есть выбора целей деятельности в этих сферах с учетом действия большого количества факторов. В их числе: природные и социальные условия, социальные потребности, уровень их рефлексивного осмысления в широкой сфере общественного сознания, в том числе средствами научной рефлексии, и др. Главной проблемой в этом широком предметном контексте является поиск знаний, обосновывающих значимость (правомерность) выдвигаемых целей и их ожидаемую достижимость (реализацию) в виде социально востребованных процессов и объектов, то есть знаний, позволяющих согласовать социальные потребности с реальными возможностями, которыми на данное время располагает социум в целом и научное сообщество в частности. Ключевое значение для ее решения имеет анализ взаимодействия вненаучной и внутринаучной рефлексии.

Названная проблема должна анализироваться в нескольких ключевых аспектах, которые на данное время обозначились достаточно отчетливо: во-первых, в широком русле исследований, объединяемых под названием «культура человеческих потребностей»; во-вторых, в рамках социального заказа науке.

В первом аспекте фундаментальное значение для рационализации целеполагания имели и по настоящее время имеют ограничительные регулятивы – своего рода табу (запреты, моратории, предубеждения). В своем генезисе – это результаты рефлексивного осмысления всеми средствами общественного сознания существующего уклада жизни и его духовных (мировоззренческих) оснований, которые далее приобретают отчетливо выраженный нормативный характер. Впервые наиболее наглядно отмеченную связь рефлексивного и нормативного знания продемонстрировали аскетические концепции стоиков с их идеями самоограничения и смирения. Впоследствии такого рода ориентации в различных вариантах получили развитие в христианстве и многих современных неокультах. Однако их история начинается гораздо ранее, фактически она одновременна процессу становления древних культур. Известно, например, что в зороастризме не одобрялось развитие городского хозяйства (промыслов), а в джайнизме – занятие сельским хозяйством. В основе первого предубеждения лежало представление о возделанной земле как «магически чистой» сфере реальности, единственно достойной богоугодного занятия. Второе базировалось на идее непричинения вреда живому (принцип ахимсы как радикальное обоснование усилий по обеспечению экологической безопасности социума). В отличие от архаических табу, современные ограничительные регулятивы опираются не на мифические и полумифические мировоззренческие представления, а на систему предметных научных знаний. Наиболее показательны в этом отношении ситуации в сфере энергетики, химических производств и нанотехнологий.

Однако негативные регулятивы в сфере целеполагания не могут быть определяющими. Необходимы позитивные предметные знания, а также умение рефлексивно анализировать возможные тренды и последствия их практического применения в русле многогранной жизнедеятельности социума. Это, в свою очередь, связано с осмыслением усилий по преобразованию имеющейся реальности и созданию новых объектов, без чего его (социума) существование, по меньшей мере в условиях техногенной цивилизации, невозможно.

Соответственно необходима «привязка» такого рода ментальной деятельности к условиям жизнедеятельности конкретного социума, который, отметим еще раз, по определению не может существовать, не создавая искусственной среды, и прежде всего системы искусственных объектов, отвечающих характеру его потребностей и выдвигаемых целей. Механизм такой привязки выражает содержание понятия «социальный заказ», в данном случае – «социальный заказ науке» на нововведения в сфере искусственной реальности, отвечающие потребностям социума. Его формирование предполагает, во-первых, осознание обществом неспособности существующих объектов (систем) выполнять социально востребованные функции в необходимом варианте; во-вторых, стимулирование объективного анализа сложившейся ситуации и выдвижение идей, аргументирующих возможные направления поиска альтернатив существующему; в-третьих, выдвижение наиболее общих критериев приемлемости альтернатив. В итоге социальный заказ науке на нововведения формируется как общественно осознанная необходимость в создании на основе научного знания новых объектов (систем) в качестве альтернатив тому, что существует, которые: обеспечивают устойчивое социально-экономическое развитие общества и его безопасность, гарантируют сохранение качества окружающей среды и генофонда социума, расширяют диапазон контактов их элементов со сферой культуры и возможности духовного роста[39].

Отмеченные характеристики социального заказа являются общими практически для каждого нововведения, поскольку нынешний уровень общественного сознания содержит развитую ценностную систему ориентирующую на осмысление ближайших и долгосрочных последствий любого социального действия как непосредственно в данной сфере жизнедеятельности общества, так и в сопряженных с ней ключевых сферах, к которым в настоящее время относят хозяйственную сферу, природопользование и охрану окружающей среды, здравоохранение, образование, культуру. По названным характеристикам социального заказа его необходимо отличать от лоббируемых ведомственных интересов и проектов, а также предпочтений и требований определенных социальных групп (равно широких социальных слоев), основанных на инерции ценностных ориентаций социальной психологии (жить лучше, дольше, комфортнее, безопаснее и т. п.). Степень выраженности и содержание социальных предпочтений и требований могут варьироваться в достаточно широком диапазоне: от архаичных до авангардных. В ситуациях дефицита ресурсов (знаний, вещественных материалов, материальных средств, энергии и др.) это очень аморфный ориентир, как нередко аморфным (социально четко не выделенным) является их обладатель (социальная группа или их определенная совокупность), а также далеко не всегда ясен социально-аксиологический статус этих ресурсов (в ряде случаев авангардные предпочтения и требования определенных социальных групп могут быть впоследствии квалифицированы как искусственные, завышенные, извращенные и тому подобные потребности).

Вместе с тем социальный заказ на создание альтернативы в любом случае должен быть конкретизирован по определенным параметрам нововведений. В этом контексте актуализируется весь круг проблем, связанных с функцией искусственного воспроизведения реальности как одной из ключевых в современной науке. Сложность, масштабы и степень риска в процессах искусственного воспроизведения реальности в настоящее время столь высоки, что без основательного сопровождения данных процессов прогнозным осмыслением их просто опасно осуществлять. В настоящее время это выполняется в русле разработки форсайт-технологий, где необходимо располагать определенными знаниями о конкретных параметрах нововведений.

Конкретизация параметров альтернативы осуществляется одновременно с уточнением целей, которым она должна служить. В ходе этого процесса максималистские целевые установки, исходящие из сферы социальной психологии и интересов аксиологически экзальтированных лиц, как правило, элиминируются. Все прочие установки претерпевают изменения соответственно сложившейся ситуации в целом (в ее социально-экономических, экологических, научно-технических, социокультурных, социально-психологических и других измерениях). Например, параметры новых энергетических установок далеко не всегда выдержаны по максимально достигаемым значениям. Чаще всего в рамках единого энергетического комплекса страны выбираются их определенные типы, адаптированные к возможностям страны в их создании и условиям эксплуатации, к экономически, экологически и технически оправданным пропорциям между используемыми типами (атомными станциями, гидроэлектростанциями, энергоисточниками на местном сырье, на возобновляемых и так называемых нетрадиционных источниках).

Степень осмысленности в социальном заказе параметров искусственно создаваемых объектов и целей, для достижения которых они создаются, определяет характер когнитивного пространства научных исследований, обслуживающих процессы искусственного воспроизведения реальности, в данном случае – создания объектов, включающих в свой состав разнокачественные фрагменты, появление которых в ходе естественной эволюции маловероятно. Это пространство включает разнокачественные знания о природной, искусственно созданной, социальной, социокультурной и духовной реальности, а также соответствующее характеру названных фрагментов проблемное поле, в котором предполагается вести поиск информации о создаваемом объекте.

Из сказанного следует, во-первых, то, что характер когнитивного пространства предстоящих научных исследований определяется результатами предшествующей когнитивной холизации, в русле которой осмысливались (обосновывались) цели, достижению которых должны служить результаты намечаемых многоаспектных научных исследований. Степень их аспектного многообразия достаточно очевидным образом коррелирует с количеством аспектов, в русле которых осмысливалась специфика выдвигаемых целей. Во-вторых, процесс манипулирования (оперирования) знанием по отмеченным аспектам можно квалифицировать как одну из форм его холизации, а именно как телеологизирующую когнитивную холизацию, поскольку в русле названной формы взаимодействия предметного, нормативного и рефлексивного знания (вненаучной и научной рефлексии) и благодаря ей формируется (осмысленно корректируется) цель в конкретной сфере деятельности, характером которой далее определяются особенности предметной и интерактивной холизации знания.

Телеологизированная предметная холизация – это процесс, направляемый достаточно четко фиксированной целью. И если его интенциональная характеристика ясна по определению, то в структурно-содержательном плане следует сделать некоторые существенные уточнения. В телеологическом контексте предметная холизация невозможна вне интерактивной холизации. Первый процесс (предметная холизация) неизбежно предполагает осмысление отношений, связей и взаимодействий, обеспечивающих целостность и устойчивость предметных образований. Следовательно, разведение предметной и интерактивной холизации возможно лишь в абстракции, необходимой для понимания генезиса создаваемой системы, способной выполнять социально востребованные функции. Тем не менее существует фундаментальное основание для выделения предметной холизации в особый когнитивный процесс. В этом качестве необходимо квалифицировать уже отмеченное ее стимулирование из сферы целеполагания, поскольку в итоге оно направлено на выполнение социального заказа науке, носителями которого в любом случае являются конкретные предметные образования.

Может сложиться впечатление, что стимулирование предметной холизации из сферы целеполагания следует рассматривать как сугубо внешний фактор по отношению к создаваемой системе. В генетическом измерении это действительно так. Однако далее отмеченный внешний фактор дает начало ее ключевому внутреннему (фактически системообразующему) параметру – совокупности отношений и связей между образующими систему элементами. В данной работе они (телеогенез системы и генезис названной совокупности) квалифицируются соответственно как метасферные и внутрисферные характеристики создаваемого объекта, точнее как его характеристики, эксплицируемые на уровне метасистемного и системного анализа. Первый из них связан с исследованием преимущественно отношений, связей и взаимодействий создаваемого объекта с внешней средой, второй – с исследованием преимущественно параметров самого объекта.

Соответственно данной демаркации появляется возможность конкретизировать критерии разведения предметной и интерактивной холизации. Первая связана с исследованием генезиса и условий, обеспечивающих целостность и стабильность элементов создаваемой системы как дискретных предметных образований и системы в целом при сохранении ее способности выполнять социально востребованные функции. Вторая – с исследованием специфики их отношений, связей и взаимодействий внутри системы и с другими дискретными образованиями. Неизбежное в этом случае исследование параметров внешних по отношению к данной системе дискретных образований имеет производный статус по отношению к первой ориентации. Их параметры будут интересовать исследователя в основном по принципу прагматической достаточности, то есть настолько, насколько их необходимо знать для создания условий, поддерживающих целостность, устойчивость и социально востребованное функционирование создаваемого объекта.

Эти цели, как известно, достигаются на основе выбора (создания) субстрата (материала), элементной базы объекта и его структуры, обеспечивающих социально востребованные функциональные параметры или функции создаваемой системы.

Наиболее наглядный пример решения первой проблемы – разработки по созданию материалов с заданными свойствами (фиксированными параметрами по термической и коррозийной устойчивости, тепло – и электропроводности, вязкости, упругости, устойчивости к механическим и электромагнитным нагрузкам и др.). К настоящему времени производство материалов с заданными свойствами осваивает особо претенциозные типы материалов с их «эксклюзивной» привязкой к несерийным объектам в области архитектуры, приборо – и машиностроения, химических производств, нанотехнологий, медико-биологических комплексов и др. Практически все программы инновационного и научно-технического развития современных государств включают направление под названием «Новые материалы». В частности, в Государственной программе инновационного развития Республики Беларусь на 2011–2015 гг. в качестве конкретизации данного приоритетного направления отмечено «создание и производство материалов, обеспечивающих повышение прочности узлов и агрегатов на 20–25 процентов, эксплуатационных характеристик на 10–30 процентов, увеличение срока службы изделий на 10–15 процентов, обеспечение импортозамещения до 50 процентов от потребности по стекломатериалам, биосовместимым, композиционным и полимерным материалам… по направлению "новые материалы" предусматривается создание производств:

– вяжущих, керамических стеновых, отделочных, теплоизоляционных материалов, строительного стекла;

– промышленных взрывчатых веществ;

– полимеров и эластомеров;

– композиционных и керамических материалов;

– порошковых материалов, в том числе с применением наноразмерных упрочняющих фаз и лигатур;

– пористых и капиллярно-пористых материалов с управляемой пороговой структурой на основе меди, никеля, титана, алюминия;

– высокопористых композиционных материалов типа металл-керамика, полимер-керамика, полимер-металл, керамика-керамика, в том числе с градиентной структурой и структурой в виде пространственных решеток;

– по глубокой переработке нефти и хлорсодержащего минерального сырья»[40].

Содержание цитируемого фрагмента программы, во-первых, дает определенное представление о типах и назначении значительной части новых материалов, разрабатываемых на основе современных научных исследований, поскольку ее уровень коррелирует с содержанием такого рода документов, принятых в развитых странах. Во-вторых, необходимо обратить внимание на устойчивую представленность в характеристиках новых материалов их структурных параметров. Это свидетельствует о нарастании интенсивности связей структуры субстрата (материала) создаваемого объекта с его собственной структурой, обеспечивающей социально востребованные функции, как устойчивой тенденции в современной техносфере. Известно, что определенная структура может быть воспроизведена в материале (на материале) как ее носителе в широком диапазоне выбора последнего. Однако есть и ограничения, поэтому характер данной связи с выходом на содержание социально востребованных функций создаваемого объекта был и остается перманентным направлением творческой деятельности. Пионерскими, и, видимо, на настоящее время наиболее фундаментальными и одновременно практико-ориентированными в этом плане являются работы Г. С. Альтшуллера[41], в которых обобщены приемы варьирования структурными параметрами создаваемых конструкций в их сопряженности с диапазоном используемых материалов. Они примечательны также наглядной демонстрацией взаимодействия предметного, нормативного и рефлексивного знания на разных этапах решения изобретательских задач (формулировка идеального конечного результата, преодоление физического противоречия, учет имеющихся ресурсов, изменение или замена задачи, контроль ответа, новое применение системы (надсистемы), использование полученного ответа при решении других задач, сравнение реального хода решения задачи с теоретическим и др.).

Эта работа фундируется предметным знанием, добываемым в русле научных исследований по широкому дисциплинарному фронту а также в ситуациях междисциплинарных исследований. В качестве типичных примеров приводят: часы как устройство для измерения времени, эволюцию механических конструкций, во многом определяемую качеством металлических (стальных) элементов, их конкуренцию с появившимися позднее электронными часами, где структура устройства определяется своеобразием качественно иных элементов; самолеты как один из типов летающих аппаратов, где очень наглядна отмеченная связь при сопоставлении структурных характеристик «поршневой» и «реактивной» авиации; энергетические установки, где их структурное разнообразие определяется адаптацией элементов к использованию различных источников энергии (солнечной, ветровой, ядерной, гео–, гидро– и биоисточников и др.). Очевидно, наиболее впечатляющей в этом плане выглядит эволюция средств связи и навигации.

В любом случае и сами элементы, и способ их интеграции в целостную систему базируются на определенного рода процессах, а именно – взаимодействиях. В первом случае – более фундаментальных по сравнению с типами взаимодействия элементов внутри создаваемой системы. Это означает, что в ходе ее создания приходится иметь дело с силами, существенно превосходящими параметры создаваемой системы. Соответственно предстоит изучить их источники и способы направленного регулирования в русле работы по созданию целостного целесообразно функционирующего социально востребованного объекта, что квалифицировано в нашей работе как интерактивная когнитивная холизация.

В совокупности сведений, охватываемых когнитивным пространством, научных исследований, направленных на создание социально востребованных объектов, ключевое значение имеет предметное знание, добытое в ходе предшествующих дисциплинарных исследований как базовых, не заменимых другими типами исследований. Оно выражает (описывает, объясняет, предсказывает) спектр возможных и в его диапазоне допустимых взаимодействий объектов реальности, на основе которых возможно создание новых, более сложных объектов, в том числе включающих в свой состав разнокачественные фрагменты. В последнем случае на первый план выходит проблема допустимых взаимодействий. Об этой проблеме впервые заговорил Ж. Ульмо в связи с исследованием механизмов конституирования научного объекта и обоснования метода исследования. Он акцентировал недопустимость выбора в качестве средств исследования таких объектов, материальное взаимодействие которых с изучаемым объектом привело бы к его разрушению или деформации, меняющей его качество. В нашем случае следует акцентировать то, что из всего спектра допустимых взаимодействий разнокачественных фрагментов, способных войти в состав искусственно создаваемого объекта, предстоит выбрать необходимые взаимодействия, обосновывающие устойчивое существование данного объекта как целостного образования и его способность выполнять определенные функции в более широкой социальной системе.

Этот выбор осуществляется по ряду разноуровневых критериев. Во-первых, на основе накопленного предметного знания, определяющего возможный функциональный диапазон создаваемого объекта; во-вторых, под воздействием непосредственных целей, для достижения которых планируется создание объекта; в-третьих, под воздействием метатеоретических принципов, регулирующих системные параметры создаваемого объекта в аспекте его адаптации к социальным (в широком смысле) реалиям: экологической ситуации, механизмам социокультурной преемственности, актуальной коммуникации и самоорганизации. Это принципы гуманизации, экологизации, историчности, коммуникативности, синергетичности и др.[42]

Названные критерии формируются и функционируют в сфере различных методологий: первый – в русле когнитивной (отражательной) методологии, второй и третий – конструктивной методологии. Тем не менее они должны работать на достижение единой цели – создание нового искусственного объекта, обладающего заданными свойствами и функциональными параметрами. В ходе ранее проводимых дисциплинарных исследований, осуществленных на основе регулятивов когнитивной методологии, был накоплен определенный объем предметного знания, на основе которого необходимо продолжать исследования, направленные на выявление путей обеспечения требуемых параметров создаваемого нового объекта. Но это дальнейшее приращение знания будет осуществляться по иной схеме – на основе установок конструктивной методологии.

Насколько это возможно в русле дисциплинарных исследований за счет эволюции их предмета и проблемного поля? Теоретически такого рода эволюция может быть представлена как следствие иерархического и координационного взаимодействия, с одной стороны, процессов их целевой заданности и, с другой стороны, содержательной специфики их когнитивного, в частности проблемного, поля. При этом их проблемное поле наполняется новыми вопросами, связанными с выявлением допустимых и необходимых взаимодействий элементов создаваемого объекта между собой, а также с другими объектами в более широкой системе. В ходе такого рода взаимодействий формируются (обеспечиваются) и проявляются требуемые свойства создаваемого объекта. Предполагается, что предмет дисциплинарных исследований, не лишаясь онтологической специфики, может захватывать новые слои реальности под направляющим воздействием целеполагающих факторов, непосредственно не связанных с данным предметом.

Однако диапазон процессов такого рода весьма ограничен. Поэтому изучение новых слоев реальности обусловливает необходимость осуществления меж-, транс – и кросс-дисциплинарных исследований, которые должны обеспечивать исследователя информацией об онтологической возможности, условиях и диапазоне интерактивного проявления требуемых (заданных) свойств создаваемого объекта. Последовательность такого рода действий позволительно квалифицировать как схему, задающую онтологическую, а точнее, интерактивную размерность создаваемого объекта. Данный объект представляется как коррелирующий с условиями своего существования, обеспечивать и поддерживать которые имеется интерактивная (операциональная, инструментальная) возможность, а также с ожидаемыми возможными последствиями своего существования и функционирования, контролировать которые также представляется вероятным, если и для первого, и для второго действия может быть создан (или имеется в наличии) необходимый инструментарий (средства). Здесь могут складываться ситуации, которые характеризуются избыточностью научного знания, накопленного для создания объекта с заданными свойствами. Поэтому в их (ситуаций) контексте предстоит сделать выбор в пользу одного из вариантов. Но чаще всего необходимых знаний не хватает, в частности, для формирования представлений о создаваемом объекте как целостном образовании, в его системном качестве, которое определяется иными (социальными) факторами и имеет иную размерность – целевую.

Примером такого рода расширения предметного и проблемного поля научных исследований могут служить технико-технологические разработки белорусских ученых по использованию местных источников энергии, в частности отходов деревообработки и неделовой древесины (включая валежник, древесные заросли и т. п.). Несмотря на достигнутый высокий КПД технологических установок, богатство их типового разнообразия, невысокую стоимость, несложность в эксплуатации, надежность и другие достаточно высокие параметры, планируемая квота их использования в энергетике Республики Беларусь не достигнута. Причина кроется в неизученности путей экономической мотивации к использованию названных сырьевых источников, которые, как правило, рассредоточены на большой территории. Это приводит к серьезным затратам на их сбор и доставку, что делает экономически невыгодным их использование вне связи с другими направлениями хозяйственной и социокультурной деятельности. Но если учесть экологический эффект, новые возможности развития эко– и агротуризма, потребности волонтерского движения и др., общая «рентабельность» может существенно измениться. Определить ее вполне возможно в русле трансдисциплинарных исследований, направленных на изучение обновленной системы природопользования, в основе которой лежала бы экономически обоснованная модель взаимодействия субъектов социального действия в нескольких (помимо экономической) наиболее значимых сферах.

Вместе с тем характеристики объекта, детерминированные социальными потребностями и целями, интегрированными социальным заказом, по определению не могут выходить за параметры, заданные его интерактивной размерностью. Согласование отмеченных типов размерности создаваемого объекта (интерактивной и целевой), таким образом, оказывается главной линией взаимодействия (главной контактной линией) когнитивной и конструктивной методологий.

Взаимодействие методологий осуществляется, во-первых, в направлении конкретизации интерактивного механизма, обеспечивающего социально заданные параметры объекта, во-вторых, в плане уточнения его целевых параметров. Во втором контексте наиболее отчетливо проявляется смысл рационального целеполагания как процесса согласования социальных потребностей с реальными возможностями, которыми на данное время располагает в частности научное сообщество и в целом социум, а также теми возможностями, которые по определенным критериям оцениваются как реальные. Работа в обоих направлениях, как правило, продолжается в несколько циклов и очень часто включает по первому направлению дорогостоящие фундаментальные исследования, выявляющие новые интерактивные основания требуемых свойств создаваемого объекта, а по второму – серию экспертных оценок проектов создаваемого объекта по широкому набору критериев (ключевыми из которых являются принципы гуманизации, экологизации, диалогичности, историчности, синергетичности).

В чистом виде первый процесс встречается не часто, а именно в ситуациях, когда наука предлагает социуму принципиально новый тип объектов, способных выполнять ряд востребованных им функций качественно новым (революционным) способом. Например, наномашина выполняет производственные и ряд социально значимых функций на основе поатомной сборки изделий, в ходе которой совмещаются производственные операции разметки, обработки и контроля параметров изделий, а также решает задачи экономии сырья (точнее, его 100 %-го использования с выходом практически 100 % годных изделий) и резкого уменьшения вредного воздействия на окружающую среду (в ряде случаев нанотехнологическое производство необходимо изолировать от внешней среды из-за ее более высокой «загрязненности» по сравнению с условиями работы наномашины). Аналогичные ситуации имеют место в процессах разработки систем искусственного интеллекта, где также позитивный сдвиг в работе обеспечивают революционные научные решения.

В ситуациях другого рода, в которых существенное значение имеет опыт создания однотипных образований, генезис социально востребованного объекта осуществляется во многом под действием сформировавшихся праксиологических схем, нередко оказывающих консервативное воздействие на творческий процесс. Однако таких ситуаций в любой из сфер человеческой жизнедеятельности значительно больше, чем связанных с научными (научно-техническими) революциями. Поэтому, в перспективе продолжая исследование социально востребованного объектогенеза, предстоит выявлять также схемы «обратного воздействия» материально реализованных объектов на данный процесс.

Взаимодействие основных факторов объектогенеза (целевой размерности, выраженной в форме социального заказа, конкретизированного в параметрах искусственно создаваемого объекта, и его интерактивной размерности, выраженной в предметном знании, добытом в дисциплинарных исследованиях) можно представить в виде схемы.

Анализ метасферных и внутрисферных предпосылок, научных и вненаучных факторов процессов когнитивной холизации позволил, во-первых, выявить в качестве ее фундаментальных типов три процесса: телеологизирующую, предметную и интерактивную холизацию. Во-вторых, отметить в практикоориентированных научных исследованиях тенденцию к нарастанию значимости телеологизирующей когнитивной холизации, имплицитно включающей в себя определенные элементы предметной и интерактивной холизации, а именно те из них, которые содержатся в исходном предметном знании. Они фундируют когнитивные основания процесса целеполагания, являются исходным критерием принятия или непринятия социально детерминируемой практической цели в целом (ее отдельных элементов), а также ориентируют дальнейшие разработки в русле дисциплинарных, меж–, транс– и кросс-дисциплинарных исследований, обслуживающих социально востребованные проекты.

Изложенные представления о формах и механизмах когнитивной холизации в русле социально востребованного объектогенеза свидетельствуют об исключительно высокой значимости взаимодополняемости когнитивной и конструктивной методологий, которая продолжается и на уровне практической реализации (создания) планируемого объекта. Вопреки нередкому акцентированию их принципиальной противоположности, ограничивающему проблемное поле анализа, дальнейшие исследования их взаимодействия на основе принципа дополнительности открывают перспективы нового, более системного видения креативных процессов в современной науке и ее практических приложениях, в частности активно востребованных процессов когнитивной холизации.

Когнитивная холизация в практикоориентированных исследованиях наиболее отчетливо демонстрирует фундаментальное значение в научном познании форм креативного взаимодействия предметного, рефлексивного и нормативного знания при нарастающем значении в этом процессе рефлексивной составляющей. Степень ее развитости, прежде всего способности обеспечивать сопряженность механизмов социальной детерминации научного знания посредством социального заказа науке и внутринаучных факторов роста знания, определяет уровень и конкретные формы междисциплинарного объединения (синтеза, интеграции) знаний в условиях конкретной исторической ситуации. Современная ситуация, характерная бурным развитием системологических наук, а также явным предпочтением со стороны социума практикоориентированных исследований, связана с необходимостью разработки методологического инструментария, позволяющего, с одной стороны, адаптировать содержание системологических наук к процессу телеологизирующий холизации, то есть рационализации целеполагания, в практикоориентированных исследованиях, с другой стороны, ориентировать дисциплинарные исследования (как принципиально незаменимые другими типами исследований) на цели, определяемые и коррелируемые на основе данных системологических наук.

1.4. Процесс познания и модели интеграции знания

Результатом длительной истории познавательной деятельности человека и общества стала система взаимосвязанных и твердо обоснованных представлений о природе физической, биологической, психологической и социальной реальности. Аспект содержания духовной жизни человека, связанный с особым образом организованными размышлениями, наблюдениями, экспериментированием и верификацией полученной информации, выделился в особую сферу – сферу научного познания, позволяющего осмыслить место человека в окружающем мире и создать основу для поступательного развития цивилизации на основе творческого синтеза философии, математики, естественных наук и практико-технологической деятельности. В ходе этой работы происходило содержательное наполнение и уточнение научной картины мира, разрабатывалась и совершенствовалась методология научного поиска, создавалась социальная инфраструктура научной деятельности. Эти процессы сопровождались дифференциацией знаний, возникновением новых дисциплин, сменой научных парадигм[43].

Научное мировоззрение исходит из того, что компоненты объективного мира существуют в соответствии с законами, доступными постижению на основе тщательного и систематического изучения[44]. Научный подход к познанию основан на уверенности, что при помощи интеллекта, органов чувств и приборов, расширяющих сенсорные возможности человека, можно открыть устройство мироздания и процессы, протекающие Универсуме. В своей эмпирической и экспериментальной работе ученый наблюдает за объективными процессами и явлениями и параллельно выдвигает теоретические модели, которые придают смысл наблюдениям и «освещают путь» новым экспериментам. Происходит непрерывный процесс верификации и уточнения теоретического материала, включая выявление несоответствия предложенных теорий результатам наблюдений. И хотя невозможно гарантировать получение полного и абсолютно истинного знания обо всей полноте Универсума, путь науки является стезей возрастающего приближения к истине[45].

Элементы научного знания, как правило, характеризуются длительным жизненным циклом. Чаще наблюдается модификация парадигм, концепций, идей и моделей действительности, чем их полное опровержение и изъятие. Так, теория относительности не вытеснила из науки законы движения, открытые И. Ньютоном, а лишь ограничила область их применения, но они до настоящего времени используются при расчете траекторий движения планет, космических кораблей и спутников. А, к примеру, античные представления об атомах как элементарных частях материи сохранялись на протяжении многих столетий и получили свое дальнейшее научное развитие и глубокое изучение лишь в XX в. Процесс познания в целом имеет накопительный характер: можно сказать, что сохранение является атрибутом как окружающего мира, так и самого процесса познания[46].

Разумеется, наука не может дать полные и убедительные ответы на все вопросы бытия. К их разряду относятся верования в существование сверхъестественных сил и существ, которые невозможно научными методами подтвердить или опровергнуть, а также определить, например, действительные цели жизни. В других случаях сам научный подход, являющийся правомочным, не может быть принят теми, кто верит в чудо, астрологию, предсказания судьбы, суеверия. Наука также не располагает средствами для решения проблем добра и зла, хотя она может представить доводы для оценки вероятных последствий определенных действий, чем можно воспользоваться при сравнении различных альтернатив поведения человека.

В результате осуществления познавательной деятельности происходит аккумуляция научных знаний и их дифференциация в рамках различных дисциплин. Этот эволюционный по своей сути процесс реализуется в форме возрастания разнообразия в способах использования доказательств, формулирования гипотез и теорий, применения логики, организации эксперимента и способов фиксации наблюдений. Разные дисциплины, исследуя различные фрагменты реальности, не одинаково полагаются на исторические и экспериментальные данные, используют качественные или количественные методы сравнения и в разной степени опираются на достижения смежных наук. Кроме того, между различными дисциплинами постоянно наблюдается обмен концепциями, техникой исследования, полученной информацией. В итоге возникает общее понимание того, каким образом следует осуществлять исследование, результаты которого являются научно обоснованными и убедительными.

Наука требует заслуживающих доверие доказательств, которые получают в результате наблюдений либо за природными объектами, либо за специально созданными лабораторными моделями природных объектов. При проведении научных экспериментов реализуется возможность контроля его проведения, позволяющего приобретать доказательства для испытываемой гипотезы. Ученому часто приходится работать не только с надежными данными и хорошо обоснованными теориями, но и с промежуточными или временными гипотезами, которые помогают выбирать подходящие данные и определять, какие данные необходимо получить дополнительно и каким образом их интерпретировать. Практически вся наука построена на рабочей смеси воображения, интуиции и логики, дополненной неустанным трудом экспериментаторов и наблюдателей.

Использование алгоритмов логики и тщательный подбор доказательств является необходимым, но не всегда достаточным условием поступательного развития науки. Научные концепции не возникают автоматически из анализа массива доступных данных. Разработка гипотез и теорий, указывающих на то, как устроен и функционирует окружающий мир, требует усилий творческого воображения, как и при написании поэтических текстов, музыкальных партитур или живописных полотен. В науке бывало, что открытия делались неожиданно и даже случайно: И. Ньютон увидел падающее яблоко, А. Флеминг – действие хлебной плесени. Отдельные хорошо известные научные данные игнорировались одним ученым, но помогали сделать открытие другому. Для открытия необходимы знания и творческое проникновение в суть неожиданного явления.

Ученые стремятся придать смысл наблюдениям за явлениями путем конструирования их объяснений с помощью общепринятых научных принципов. Достоинством новых теорий может быть их способность проявить связь между явлениями, которые ранее казались не связанными. Важное свойство новых теорий – это их предсказательная сила: они должны соответствовать также наблюдениям, которые не были известны в момент создания теории. Причем предсказательная мощь теории не обязательно проявляется в предсказании событий и наблюдений в будущем. Теория может также раскрывать события прошлого, которые были неизвестны или не были хорошо изучены в момент ее формирования.

Так, разные теории о происхождении современного человека, построенные на основе анализа ископаемых останков предков современного человека, могут быть уточнены и скорректированы с помощью новых находок либо с учетом реконструкции событий в истории планетарной системы или истории биосферы. Новые возможности в этой области открываются в связи с расшифровкой генома человека и разработкой методов анализа древней ДНК. Аналогичные трудности преодолеваются при изучении ряда очень медленных процессов, таких как возникновение гор и старение звезд.

Нельзя не отметить, что научные данные сопровождаются разными способами их интерпретации, записи и представления, и немаловажную роль играет как таковой выбор данных для первоочередного рассмотрения. Погрешности и отклонения при выборе метода, взятии образцов, использовании приборов и инструментов связаны с личными качествами и психологией исследователя. Каждый исследователь желает и ожидает, что он и его коллеги могут избежать таких искажений, но не всегда удается достигать полной объективности. Одним из способов защиты против скрытых погрешностей в ходе исследования является участие в этом процессе разных исследователей, а также создание параллельных тематических групп.

В науке принято обращаться к объективным и заслуживающим доверия источникам научной информации. Однако в истории науки зафиксированы случаи, когда заслуженные авторитеты ошибались и оказывались несостоятельными по объективным или субъективным причинам. Вместе с тем новые идеи, которые не стыкуются с принятыми идеями мейнстрима, могут встретить серьезную критику, испытывать трудности при поиске социальной и моральной поддержки. Даже знаменитые ученые иногда отказываются признавать новые теории, несмотря на то, что уже было накоплено достаточно весомых научных доказательств, чтобы убедить других коллег. Однако в долгосрочной перспективе о достоинствах теории судят по ее роли и полученным результатам. Если появляется новая или улучшенная версия теории, которая объясняет больше феноменов и отвечает на большее число важных вопросов, чем предыдущая, то именно эта версия в конце концов займет место старой.

Наука как область человеческой деятельности имеет индивидуальное, институциональное и социальное измерения. Наука и технология нашего времени предстает в виде сложной социальной деятельности, которая требует значительных человеческих, материальных и финансовых ресурсов[47]. Так, по данным Института статистики ЮНЕСКО (2010 г.), лидирующими странами мира по расходам на исследования и развитие инноваций (в % от ВВП) являются: Израиль – 4,8, Япония – 3,4, США – 2,7 и Германия – 2,5. Важную роль в развитии науки играет распространение информации о новых знаниях в научном сообществе. Для этой цели служат тысячи научных журналов, организация дисциплинарных конгрессов, конференций и симпозиумов, публикация монографий и учебников. Эта работа дает возможность информировать научное сообщество о получении новых знаний, подвергать критике выдвигаемые идеи и теории, дает возможность быть в курсе, в каком направлении движется вся мировая наука. Развитие информатики и информационных технологий затрагивает всю науку и ускоряет научный прогресс, сокращает время от получения новой информации до ее использования в практической деятельности. Компьютерные технологии облегчают и ускоряют создание общедоступных баз данных, их анализ и компиляцию результатов. Эта работа повышает социальный статус науки как одной из важнейших производительных сил нашего времени.

Науку можно представить в предметном плане в качестве общности различных научных областей и содержательных дисциплин. В физике, биологии, химии, гуманитарных науках насчитываются десятки самостоятельных дисциплин, которые имеют свою предметную область и свои методы исследований. Это результат процесса дифференциации наук, который связан с историей каждой дисциплины, ее целями, объектом исследования, системой понятий и специфическим языком. Однако все они базируются на общей философии познания, способах верификации новых знаний, использовании общих методологических инструментов познания.

Вместе с тем разные дисциплины развивают свою картину изучаемой реальности и свой язык описаний, что часто затрудняет коммуникацию между представителями разных дисциплин. Дисциплинарное поле может не иметь четко очерченных границ; часто наблюдается их перекрытие или трансгрессия. Возникающие пограничные области являются плодотворным объектом для междисциплинарных исследований и открытия новых научных фактов и явлений. Так, достижения в области физики влияют на прогресс химии, геологии, астрономии, а физические и химические знания стимулируют развитие биологии, психологии и медицины. Пограничные области знания с течением времени превращаются в самостоятельные дисциплины, а затем они вновь дифференцируются в новые субдисциплины. Таким путем появились астрофизика, астробиология, социобиология, биофизика, биохимия, геохимия, глобальная экология и др.

Поэтому процесс дифференциации познавательного процесса дополняется процессом синтеза знаний. Монодисциплинарные исследования в настоящее время постепенно уступают место мульти-, меж – и трансдисциплинарным, которые различаются по степени интеграции процесса познания и полученных знаний с целью возвращения свойств целостности объектам познания и их научной идентификации.

В развитии науки имеется своя внутренняя логика, но темпы ее развития зависят от многих социальных факторов. Каждое поколение людей получает от предыдущего поколения определенный корпус научных знаний и затем вносит свой вклад в его наращивание. Это приводит к экспоненциальному росту полезных знаний: время удвоения существующего объема знаний постепенно сокращается и составляет около 10 лет, а в областях микроэлектроники и информатики – около 5 лет. Сокращается также период времени между открытием новых явлений и их практическим использованием.

Правительственные агентства, академии наук, университеты, промышленные корпорации участвуют в организации и проведении научных исследований, а также в их социально-экономической поддержке. Высокая стоимость и сложность решаемых научных проблем способствуют реализации международных научных проектов, таких, например, как Международная космическая станция или проект «Геном человека». Мы стали свидетелями возникновения крупных государственных и частных фондов, которые финансируют исследования, обещающие быстрое практическое применение, а также фундаментальные исследования, имеющие очевидную важность лишь в долгосрочной перспективе (проект адронного коллайдера или проект «Геном человека», а также, к примеру, проект создания искусственного бифштекса из стволовых клеток). Фонды имеют возможность влиять на выбор предмета исследований различными лабораториями и группами ученых посредством их избирательной финансовой поддержки. Государства создают контрольные органы, которые наблюдают за организацией и проведением исследований и разрабатывают правила их проведения в случае, если эти исследования могут нести потенциальную угрозу для здоровья и моральных ценностей социума.

Важную регулятивную функцию выполняют общепринятые этические нормы научного исследования. К ним относятся аккуратное ведение протоколов наблюдений, открытость, повторяемость результатов, критический анализ работ рецензентами, неуклонное соблюдение профессиональных поведенческих норм.

Случается, что в погоне за первенством в публикации идей или наблюдений отдельные ученые могут скрывать информацию или фальсифицировать полученные результаты. Возможны и нарушения научной этики в процессе исследования, которые, в частности, могут касаться живых существ: подопытных животных или пациентов клиник. Обязанность экспериментатора заключается в том, чтобы создавать комфортные условия существования для подопытных животных, не причинять им без нужды ненужной боли. В случае проведения наблюдений на людях обязательным условием является получение от них информированного согласия на такие познавательные действия даже в том случае, если это может отразиться на результатах или ограничить объем получаемых данных. Такое информирование предполагает открытие для наблюдаемого лица всех возможных рисков для здоровья, а также ожидаемой пользы от проводимых исследований и ясное подчеркивание права наблюдаемого отказаться от участия в исследовании. Исследователь не имеет права самовольно информировать о состоянии здоровья без ведома и согласия своего пациента его сотрудников, студентов, соседей или представителей общественности, а также о возникающих в этой связи возможных рисках его правам собственности.

Ученые принимают участие в общественной жизни в своих двух ипостасях: как специалисты и как граждане. Они могут привносить научную информацию, аналитические умения и способность видеть глубинные причины событий и явлений в актуальные социальные процессы и взаимоотношения. Часто исследователи могут помочь общественности и ее представителям понять вероятные причины событий, таких, например, как естественные и технологические катастрофы, или оценить возможные экологические последствия предлагаемых крупных промышленных и сельскохозяйственных проектов. В отдельных случаях они могут выяснить, чего не может быть на самом деле, отделить факты от интерпретации, исследовать выводы, вытекающие из спекуляций и отдельных мнений, и оказать консультативную помощь на основе принципов научного мышления.

Разумеется, в некоторых случаях ученые могут дать окончательные ответы по вопросам, подвергаемым общественному обсуждению. Многие проблемы слишком сложны для того, чтобы получить ответ в рамках нынешнего состояния научных знаний, а обсуждаемые с участием ученых общественные интересы и ценности могут лежать за пределами собственно научной сферы. В обществе может сформироваться консенсус, касающийся уже известного научного знания. Однако это согласие не обязательно распространяется на возникающие научные проблемы, оставляя без внимания научные аспекты социальных проблем. Кроме этого, в делах общественного интереса, ученые, как и другие люди, не могут избежать погрешностей, связанных с их собственными, корпоративными, институциональными или коммунальными интересами. В качестве примера можно указать на то, что многие исследователи могут быть менее объективными в своих представлениях о том, каким образом сама наука должна финансироваться по сравнению с другими социальными нуждами.

Первые представления о системе были сформированы еще в античной философии в форме онтологического истолкования упорядоченности и целостности бытия. В средние века эти идеи возродились при истолковании системности мира, а после использовались К. Линнеем при построении естественной системы живых существ. Основы же современной общей теории систем были разработаны в первой половине XX в. А. А. Богдановым и Л. Берталанфи, а вскоре системный подход стал доминировать в процессах познания. Разные объекты окружающего мира и человеческого общества начали представлять в виде простых или сложных систем, обладающих свойствами целостности и состоящих из элементов и подсистем с их разного рода функциями, связями и отношениями внутри системы и ее внешней средой.

Наука ранее часто ориентировалась на способы познания, основанные на методах расчленения и анализа сложных объектов, явлений и процессов, полагая при этом, что такой путь позволяет понять их сущность. При таком анализе свойства изучаемых объектов редуцировались к свойствам их частей. Главная же идея системного подхода заключается в том, что система больше суммы ее частей, а из свойств частей не выводимы свойства целой системы. Системный подход стал широко применяться в процессах познания, в различных областях естествознания, гуманитарных и технических наук, что нашло выражение в формулировании ряда специализированных теорий систем.

В последнее время внимание ученых сосредоточено на проблемах синергетики, которая изучает универсальные механизмы организации и функционирования систем различной природы[48]. В рамках синергетики оформились три парадигмы: самоорганизации, динамического хаоса и сложности[49]. В системах, находящихся вдали от точки равновесия, в результате массовых согласованных взаимодействий элементов возникают процессы самоорганизации, приводящие к возникновению стационарных структур. При этом из множества параметров системы выделяется небольшое количество ведущих факторов порядка, к которым подстраиваются все остальные, и система переходит в новое состояние. При наличии в системе диссипации частиц система теряет устойчивость равновесного состояния, и в результате могут возникать диссипативные структуры либо развиваться периодические или непериодические колебания, получившие название волновых процессов[50].

Явление динамического хаоса представляет собой непериодическое поведение, возникающее в детерминированных системах, поведение которых определяется прошлым и настоящим и отсутствием стохастических явлений. Основным выводом из этого состояния стало выявление существования горизонта прогноза или факта пределов предсказуемости. Другими словами, выявляется конечное время, после которого динамический прогноз поведения системы становится невозможным. Во время перехода от регулярного к хаотическому движению при изменении внешнего параметра возникает странный аттрактор и наблюдается разбегание траекторий хаотического движения системы. Это явление послужило основой для заявлений о конце определенности, при котором редкие и небольшие события способны вызвать большие последствия для поведения и дальнейшей судьбы системы.

На стыке парадигм порядка и хаоса лежит парадигма сложности, описывающая пребывание системы «на кромке хаоса» или, точнее, «скольжение» вдоль этой кромки[51]. Она ориентирована на взаимодействие сложности и целостности систем исходя из того, что в точке бифуркации сложные системы находятся в состоянии масштабной инвариантности, чувствительны к слабым воздействиям и проявляют свои целостные свойства.

Природные и социальные системы организованы иерархически. Теория систем и синергетика выступают в качестве метаязыка современной науки и позволяют исследовать самоорганизацию естественных и социальных систем. При этом становится очевидным, что попытки объяснить сущность объектов природы и социума путем анализа все более глубоких или нижних уровней иерархии не дают окончательного ответа на вопрос о том, как функционируют целостные системы и как возникают их критические состояния. Теория систем и их самоорганизации подсказывает, что анализ должен сопровождаться синтезом знаний для того, чтобы избежать недостатков редукционизма и вернуть объектам и процессам их целостные свойства, которые ускользают от исследователя в процессе редукции.

Процесс интеграции, или синтеза, знаний позволяет вернуть объекту либо процессу свойства целостности, которые неизбежно теряются в ходе анализа их составных частей. В результате дифференциации знаний возникают новые массивы знаний, объединенные общим предметом исследования. В рамках монодисциплинарного знания новые исследования генерируют лишь его количественный рост. Теория систем и семиотика, выступая в качестве метаязыка современной науки, позволяют преодолевать монодисциплинарные границы и, используя обобщенный массив знаний, давать более полное и всестороннее описание и характеристику изучаемых явлений, объектов и процессов. В результате появляется интегрированное знание, качественно отличное от исходных монодисциплинарных массивов.

Процессы интеграции знаний могут различаться по степени их взаимного проникновения. Важную роль здесь играет использование гибридной методологии исследований и синтеза полученных знаний. Сейчас различают мульти-, меж – и трансдисциплинарные модели и алгоритмы интеграции знаний. В качестве примера мультидисциплинарного знания можно рассматривать подготовку и издание энциклопедий, в которых приводится каталогизация известного знания, не нарушая при этом его фактической автономии. Междисциплинарное знание интегрирует сведения, добытые разными дисциплинами, о едином объекте познания или изучаемом процессе, но при этом каждая дисциплина использует свою собственную методологию исследования и свою систему понятий. В качестве интегрирующей силы в таком случае выступает сам объект познания. Примером такого объекта познания можно считать биосферу или ее биоразнообразие. Трансдисциплинарность достигается путем систематического использования множественных методологий исследования из самых разных дисциплин, что позволяет сразу получать интегрированное знание для характеристики сложных объектов или для решения сложных глобальных проблем. При этом наблюдается сдвиг главного фокуса познавательной деятельности от простоты к сложности; от сингулярности к гетерогенности; от линейности к нелинейности; от детерминистской причинности к стохастической; от единства и универсальности к процессам объединения и интеграции; от фрагментарности явлений и событий к их связям и кооперации; от формирования границ к их пересечению; от краткосрочных к долгосрочным и глобальным процессам; от редукции и анализа к синтезу и интеграции знания. Трансдисциплинарность ориентируется на формирование новых понятий и категорий, полагается на мудрость и этические ценности человека[52].

Добавим, что знание, получаемое в результате синтеза монодисциплинарных когнитивных полей, иногда называют иначе, включая и такие необычные синонимы, как транспециальное, адисциплинарное, метадисциплинарное, супрадисциплинарное, экстрадисциплинарное.

Трансдисциплинарность предполагает формулирование общих аксиом для ряда взаимодействующих дисциплин и понимание объекта изучения как многоуровневой и многоцелевой иерархической системы. В ситуации трансдисциплинарности выявляется взаимосвязь между различными компонентами изучаемой системы или фрагмента реальности и возникает феномен синкогнитивной кооперации, рождается руководящая идея, лежащая за пределами исходного понимания. Это целостные концептуальные рамки изучаемого объекта, лежащие за пределами исходных дисциплинарных границ, которые уступают свое место новому, более масштабному видению.

Кроме научного знания, полученного с помощью специальных когнитивных методов, существуют также эзотерическое духовное знание, практическое обыденное знание людей, народная медицина, разнообразные древние ментальные и духовные практики, традиционное знание небольших этнических групп (indigenous traditions). Все эти разновидности знания, полученного человечеством в процессе освоения реальности, составляют его общее наследие и в процессе глобализации постепенно адаптируются цивилизацией. Трансдисциплинарность помогает преодолеть различия и перебросить мост между парадигмами редукционизма и холизма, привнести в научное познание этическое измерение. Так, европейская медицина и философия постепенно стали осваивать и адаптировать восточные практики и логические системы мышления с акцентом на целостность. Трансдисциплинарность с ее алгоритмом выявления сложных проблем, синтезом наличных знаний и последующей рефлексией над сформированным проблемным полем лежит в русле этого движения.

Важную роль играет также когерентная познавательная деятельность поверх дисциплинарных барьеров. В сущности, теория систем, структурализм, теория эволюции, социобиология, концепции глобализма возникли и развивались на основе трансдисциплинарного подхода. Философия стремилась еще с античных времен увидеть и объяснить все сущее с точки зрения своих основных категорий и универсальных принципов, обладающих большой объяснительной силой. В связи с этим, например, антропологию можно назвать сверхдисциплиной, смотрящей на мир и его познание через человека как меру всех вещей[53].

Трансдисциплинарный подход позволяет также идентифицировать междисциплинарные области развивающегося знания и определить участников познавательного процесса, которые хотя и работают в рамках своей дисциплины, но в силу синергии образовательного процесса и широких организационных рамок научных сообществ постоянно испытывают на себе идеи и практическую ценность междисциплинарного подхода.

Яркие примеры теоретического обобщения познавательной практики и междисциплинарного синтеза демонстрирует нам история биологического знания, получаемого при экспериментальном изучении явлений жизни.

Эта форма знания насчитывает десятки столетий, фактические восходя к эпохе неолитической революции, во время которой осуществлена доместикация растений и животных и на этой основе заложены основы выживания нашей цивилизации. В Месопотамии, Египте, Китае и Индии накапливали и преумножали знания об окружающем живом мире, включая и самого человека. Обобщение и систематизация этих знаний началась в античности и связана с именами Аристотеля (животные, лестница живых существ), Теофраста (растения), Гиппократа, Галена и Лукреция Кара (человек, происхождение жизни). В эпоху Возрождения возрос интерес к изучению биологического разнообразия и внутреннего строения живых организмов. В XVI в. появились работы великих анатомов (Леонардо да Винчи, А. Везалия, М. Сервета). В XVII в. У. Гарвей сообщил об открытии кровообращения. Использование микроскопа положило начало клеточной биологии и дало важный импульс дальнейшему развитию анатомии. В середине XVIII в. К. Линней разработал свою систему живой природы, ввел бинарную номенклатуру видов и заложил основы систематики как самостоятельной дисциплины. В этом же столетии было сформулировано учение об эпигенезе, открыт фотосинтез, пол у растений, изучен процесс дыхания и доказана невозможность спонтанного самозарождения жизни прямо сейчас. В XIX в. на основе изучения палеонтологических идей и геологических артефактов сначала восторжествовала идея эволюции жизни во времени (Ж. Кувье, Ж.-Б. Ламарк), а затем был сформулирован принцип естественного отбора в качестве движущей силы эволюционного процесса (Ч. Дарвин, А.-Р. Уоллес). В XX в. появились генетика, экология и молекулярная биология. Этот процесс завершился геномной революцией и возникновением системной биологии, ставящей цель познать все формы проявления жизни на уровне молекул от развития отдельного признака до планетарной биосферы и ее генетической составляющей. В XXI в. в современной биологии возникли программы нового эволюционного синтеза на основе синергетической модели, искусственного создания живых систем, конструирования гуманоидных роботов, управления фотосинтезом, сохранения биоразнообразия и среды обитания человека, начали формироваться экзобиология и астробиология.

Крупнейшие обобщения биологии включают теорию биогенеза, клеточную теорию, теорию эволюции, генную теорию, теорию метаболизма, популяционную теорию, теории видообразования и биосферы. В истории биологии нашла свое выражение важная роль редукционизма и холизма в науке как взаимодополняющих методологий познания, основанных на использовании анализа и синтеза. Принципы системного (иерархического) разнообразия (со времени К. Линнея), эволюции и естественного отбора (со времени Ч. Дарвина), системной организации живого мира (со времени А. А. Малиновского и Л. фон Берталанфи) приобрели общенаучное значение и постепенно заимствуются другими естественными и гуманитарными науками, содействуя их дальнейшему развитию. Во второй половине XX в. биология вышла на передовые позиции в естествознании в связи с расшифровкой генетического кода и начала секвенирования генома человека, что стимулировало дальнейшее развитие всего комплекса естественных и гуманитарных наук.

Процесс познания в биологии носит в целом накопительный характер, смена же доминирующих парадигм связана с изменением как теоретических концепций (эволюция и естественный отбор), так и с применением новых инструментов познания (клеточная биология, молекулярная биология, теоретическая биология, биоинформатика). При этом в научном исследовании сосуществуют как новые методы и подходы, так и прежние, хорошо зарекомендовавшие себя ранее. Так, новейшая программа изучения биоразнообразия и описания вновь открытых биологических видов предусматривает использование известных методов и подходов традиционной систематики, дополняя их молекулярными и компьютерными технологиями для построения всеобъемлющего Древа жизни. Приходит понимание того, что смена господствующих парадигм представляет собой макрособытия в эволюционном развитии науки[54].

В ходе дискуссий, происходивших во второй половине XX в., высказывалось мнение, что биологическое знание получено на основе общих установок философии науки, которая базируется на опыте познания физического мира. При этом подчеркивалось, что если законы физики действуют на Земле и других планетах, то законы биологии справедливы только в рамках нашей планеты. Другая точка зрения сводилась к тому, что биологическое знание имеет дело со специфической областью бытия и собственную предметную область, не сводимую к известным картинам реальности и законам физики (Ф. Айала и Э. Майр). В то время уже стремительно развивались экология (от молекулярной до глобальной), классическая и молекулярная генетика, нейробиология и этология, микробиология и биотехнология. Возникла синтетическая теория эволюции, вобравшая в себя достижения популяционной генетики и популяционной экологии. Революция в биологии способствовала быстрому расширению фронта исследований, накоплению новых знаний, развитию философии биологии, сопровождавшейся ее дальнейшей дифференциацией.

Следует указать на аналогии между биологией и физикой при их движении к исследованию все более глубоких элементарных уровней онтологии материи. Так, в физике открытие новых элементарных частиц сопровождалось ожиданием, что вскоре удастся выявить элементарные кирпичики материи. Одним из «кандидатов» на эту роль считали бозон, существование которого недавно подтверждено экспериментально. В генетике после расшифровки генетического триплетного кода геномной ДНК многие стали считать, что остался один шаг до искусственной модификации ДНК геномов живых организмов. Однако полное секвенирование геномов модельных организмов и человека показало, что только 1,5–2,0 % последовательностей геномной ДНК являются кодирующими. При этом почти половина генов, выявленных при помощи компьютерного анализа из последовательностей нуклеотидов геномной ДНК человека, оказались с неизвестными функциями. Процесс перебора последовательностей ДНК секвенированных видовых геномов стали сравнивать с добычей полезной руды из массы пустой породы. Эти последовательности даже стали называть мусорными, хотя теперь и обнаружилась их роль в регуляции процесса развития организмов и их эволюции.

О необходимости интеграции накопленных физических, химических, технических и гуманитарных знаний в 1980-е годы начали высказываться представители разных наук[55]. Встала задача разработки методологии и моделей для трансдисциплинарного синтеза знаний как руководства для развития интегративных областей уже существующего научного знания. Взаимодействие наук включает разные аспекты этого явления: их кооперацию в проведении совместных исследований, стремление понять их взаимные теоретико-методологические основания и перспективы их развития, совместную разработку гибридных научных концепций, взаимную модификацию монодисциплинарных картин реальности и трансформацию познавательных практик.

Рассмотрим конкретные примеры синтеза знаний и возникновения их новых трансдисциплинарных полей в биологии.

Уникальный образец трансдисциплинарного синтеза представляет собой теория естественного отбора Ч. Дарвина. В результате изучения биологического разнообразия видов во время кругосветного путешествия на корабле «Бигль» исследователь прочувствовал глобальные масштабы эволюционного процесса и пришел к выводу о том, что существующее разнообразие видов появилось в результате эволюции Земли. Работы геолога Дж. Лайеля и философа Ж.-Б. Ламарка ранее уже выявили следы длительного эволюционного процесса жизни на нашей планете. Оставалось понять движущие силы и механизмы этого процесса. На основе изучения истории селекции домашних животных и растений, а также собственной практики разведения голубей Ч. Дарвин осознал роль искусственного отбора, проводимого человеком для изменения внешнего вида и продуктивности живых организмов. Но кто ведет естественный отбор в природных условиях?

Для этого ученому пришлось заглянуть за пределы своего дисциплинарного поля, преодолеть и выйти за границы собственно биологии. Ответ ему подсказали идеи демографа и экономиста Т. Мальтуса и основателя науки о рыночной экономике А. Смита. Первый из них обратил внимание на несоответствие экспоненциального роста народонаселения и линейного роста материального производства, включая продукты питания, товары жизнеобеспечения и жилье. Именно этой дисгармонией Т. Мальтус объяснял нехватку жизненных ресурсов для всех, наличие бедности и нищеты в социуме и видел выход в ограничении рождаемости людей. А. Смит ввел понятие прибавочной стоимости и открыл закон рыночной конкуренции производителей, которая автоматически ведет к снижению цены на товары и одновременно стимулирует совершенствование материального производства.

На основе этих понятий, заимствованных из других дисциплинарных полей, в результате синтеза этих знаний Ч. Дарвин формулирует биологические понятия определенной и неопределенной изменчивости живых организмов, приспособленности особей к среде обитания и естественного отбора наиболее приспособленных организмов, передающих затем свою приспособленность наследственным путем своим потомкам. Весь процесс эволюции осуществляется без участия внешних сил, на основе биологических законов наследственности и изменчивости, расширенного воспроизводства в результате размножения и возникающего в результате этого процесса перенаселения, обусловливающего нехватку жизненных ресурсов и конкуренцию за ресурсы в ходе возникающей борьбы за жизнь. В результате борьбы за жизнь возникает лучшая приспособленность к среде обитания.

Парадигма естественного отбора на протяжении полутора столетий стала доминировать во всех биологических дисциплинах, а в конце XX столетия начала проникать в физику, химию и другие науки, принимая статус познавательного принципа при изучении любого процесса развития. После открытия законов наследственности Г. Менделем и Т. Морганом в начале XX в. теорию эволюции понадобилось модернизировать, включив их в теорию естественного отбора, в результате чего появилась синтетическая теория эволюции. В конце XX в. возникла необходимость учета достижений теории систем и теории самоорганизации и интеграции их результатов в теорию эволюции. Так появилась синергетическая модель эволюционного процесса, которая базируется не только на понятиях разнообразия систем и их приспособленности к среде, но и на понимании роли синергетических процессов в их самоорганизации в ходе времени[56].

Другим примером успешного трансдисциплинарного синтеза знаний является концепция геносферы, или генетической системы биосферы. Космический «сине-зеленый лик» Земли, ее живое вещество, которое «растекается» по внешней поверхности Земли и затем оседает как на суше, так и в океане, входили в поэтический зрительный образ биосферы, который нашел отражение в научной концепции планетарной живой оболочки еще до космической эры[57]. Книга В. И. Вернадского «Биосфера» содержала две части: «Биосфера в космосе» и «Область жизни». Биосфера постепенно была воспринята научным сообществом как глобальная реальность, а после Стокгольмской конференции 1970 г. стала предметом Международной междисциплинарной программы ЮНЕСКО «Человек и биосфера». Автору этого параграфа довелось участвовать в осуществлении этой программы с 1980 г. сначала в Беларуси, а затем и на международной арене[58].

Живые организмы биосферы насчитывают миллионы видов, которые связаны между собой триллионами экологических и генетических взаимодействий, формируя живую планетарную паутину. Каждый организм играет в ней свою роль, а все вместе они в ходе своей жизнедеятельности постепенно сформировали атмосферу, гидросферу и живой покров Земли, включая почву. Их деятельность обеспечивает глобальные биогеохимические циклы кислорода, углерода, азота, фосфора, серы, используя энергию Солнца и химические соединения Земли. Глобальные циклы, в свою очередь, включают в себя тысячи биохимических реакций, запрограммированных разнообразием генов, входящих в геносферу.

Для описания «скрытой» внутри клеток живых организмов физической и информационной иерархической реальности автору потребовалось разработать специальную систему трансдисциплинарных мер и понятий. Для описания иерархической организации геносферы к существовавшим понятиям ген, генотип, геном, генофонд были добавлены понятия геноценоз, геом, генота. Для описания состояния подсистем введены меры атропии, гентропии и геностаза, геноцентропии и геноценостаза. Концепция геносферы была разработана на основе трансдисциплинарного синтеза дисциплинарных полей генетики, экологии, систематики и эволюции, сама концепция опубликована также на английском языке[59].

Дальнейшая разработка концепции геносферы вызвала определенные трудности, потребовала времени, но оказалась плодотворной. Разработка проблемного поля понятий геноценоз – биоценоз на основе синтеза дисциплинарных полей общей и популяционной генетики, экологии, популяционной биологии, биогеоценологии и эволюции привела к формированию системных концепций ассоциативной генетики, ассоциативного отбора и ассоциативной эволюции и к рождению системной генетики как дополнения к классической факториальной генетике. В результате синтеза возникло новое дисциплинарное поле ценогенетики, или генетики биотических сообществ[60].

Для понимания того, каким образом организована и как функционирует планетарная геносфера, потребовался еще один этап трансдисциплинарного синтеза. На этот раз предстояло синтезировать достижения семи наук: генетики, геномики, экологии, биоэволютики, науки о биоразнообразии, биогеохимии и биогеофизики. В результате возникло новое дисциплинарное поле геогеномики[61]. В процессе рефлексии над новым проблемным полем была выявлена связь между онтологическими категориями и параметрами самоорганизации геносферы, определены соотношения между связностью и целостностью в ее иерархической организации, начиная с молекулярного и до глобального уровня. На этой основе была предложена синергетическая модель динамики геносферы с учетом взаимосвязи между категориями разнообразия, приспособленности и организации. В итоге появилась возможность вскрыть иерархическую сложность геносферы в терминах сложности взаимодействия генов и видовых геномов, а также возникновения сложности пространственных конфигураций в результате действия ассоциативного отбора, возникающего в процессе взаимодействия геносферы и геосферы.

Конец ознакомительного фрагмента.