Вы здесь

Философия обмана. *** (Ольга Милевски, 2018)

Можно покушать, можно напиться водицы из колодца. Или чем покрепче опохмелиться. Но не утолить голод – голод внутри сердца. Голод внутри мозга. И ты не понимаешь меня. Не понимаешь. А потому розгой я бью себя, розгой. И сижу дома. Одна. Со мной старый пылесос.


… Судьба нас свела, когда нам было по двадцать семь лет. У меня тогда был шестимесячный ребенок – дочка. Я снимала квартиру в Киеве и боролась с бедностью и одиночеством.

В один из ясных осенних дней Володя зашел к нам и остался…

С тех пор прошло время. Мне уже почти два раза по двадцать семь. Я не растолстела и не стала похожа на домоправительницу из сказки о Малыше и Карлсоне. Жизнь моя в провинции прошла спокойно и незаметно. Время и заботы о себе и дочери не сделали из меня рачительной хозяйки. Я не злоязычна и не коварна, и не Синий Чулок. И я собиралась на свадьбу моей дочери Дианы в Англию.


Диана: Я не знаю, мамочка, как ты поедешь с такой ногой. Она же распухла. Давай отложим, сдадим билеты. Джеймс погостит у нас.

Виктория: Малыш, я хочу в Англию.

Диана: Какая ты у меня настойчивая, мамочка.


…На улице Краснопартизанской осень. Как везде в Киеве, как на всем белом свете.

Но там были ты и беззаботно спящая в кроватке малютка.


Владимир: Привет! А ты ничего, выглядишь на пять с плюсом. В сумке кое-что есть, возьми. Шоколад, бананы…

Виктория: Я тебя познакомлю со своей дочерью!

Владимир: Она не похожа на тебя, но тоже чудо. Два чуда. Для меня все странно: и что ты здесь, и что у тебя ребенок.


С Володей я познакомилась у друзей несколько лет назад в период между расставанием и коротким воссоединением с законным супругом, в результате которого и родилась моя дочь. Володя был стройным, светловолосым, голубоглазым парнем, который подкупил меня уверенностью в собственных убеждениях и обаятельной улыбкой.


…Скажу, опережая события, что в Англии я все-таки побывала. Свадьбу мы сыграли отменную. А отец моего зятя Джеймса, который вот уже пятнадцать лет проживал в Индии, даже подарил мне свое фото, на котором он был запечатлен в белом элегантном костюме, белой шляпе и с тросточкой на фоне дворца Тадж-Махал в Агре. На ней значилась надпись: «Дорогой Виктории в память о нашей встрече». Да, это был он – высокий, седеющий джентльмен – мой Володя…


…Пожелтевшие от времени страницы…Мое неотправленное письмо…

«Здравствуй, Володичка! Как ты и где ты? Мне вспомнилась записка, которую ты мне показал, на которой очевидцы твоего хождения по углям поставили свои автографы и слова «Ты можешь все!» Я бы тоже подписалась там.

Я поняла, почему ты не приехал на нашу годовщину. Ты еще не готов к нашей встрече. А я ждала тебя. И я понимаю тебя: ты решил избежать слез расставания. Ты сильный человек. И ты обязательно достигнешь своей цели! Что ж, цель действительно иногда оправдывает средства. Особенно большая цель. Ради нее можно пожертвовать многим.

Я знаю, что тобою движут добрые побуждения. Ты человек светлый. А следовательно, ты на верном пути. Ведь только добро указывает путь разуму. Ты сам говорил. Человек злой – глупый человек. А ты ведь развиваешься и всегда идешь вперед.

Я знаю, ты сильный и волевой человек. Я рада, что судьба свела нас вместе на целых два года.

Ты как-то сказал, что к Храму мы идем разными путями. Пусть так. Главное, в конце концов выйти на него, на этот путь. Ведь можно заблудиться, блукая по тропинкам. Я знаю, ты словно свободный художник. Даже если у тебя отберут возможность рисовать, то ты будешь рисовать собственной кровью, где придется – на земле, на стенах домов.

Ты можешь, да, ты можешь все. О таких как ты, говорят: «Способный. Способный на все».

Я в отличие от тебя просто умираю от одиночества. С работой туго. Я подрабатываю уборщицей в магазине. Но мы с Дианкой обязательно выживем, прорвемся.

Я тешу себя тем, что ты меня еще любишь…»


…Шесть часов мы пересекали Ла-Манш, добираясь в Англию. И вот, наконец, прибыли в Сити. Вещей у нас было не много. В основном мои первой необходимости. Они были сложены в большой черный чемодан. Дианины Джеймс отвез месяц назад в их Лондонскую квартиру. Нога моя по-прежнему болела, и мне приходилось при ходьбе опираться на палку. Я старалась отвлекаться от боли новыми впечатлениями.

Джеймс хорошо знал Лондон. Из окон такси на нас смотрела окутанная паутиной старинных переулков и двориков Флит-стрит. По этой улице позже мы гуляли с Дианой, и я ей рассказала правду о ее отце. Как я была счастлива, гуляя по старому, овеянному легендами городу! Город, в котором будут жить мои дети. Город, в котором до них жили Диккенс и Тиккерей, Марк Твен и Чарли Чаплин.

Перед отъездом в Лондон соседи надавали мне кучу советов: что брать с собой, как держаться, чтобы не выглядеть белой вороной. Джеймс все рассказывал мне, где надо побывать, а Диана порекомендовала: «Почаще шути, мама, и хвали собак».


…Первые дни нашей с Володей совместной жизни были овеяны совместными надеждами на будущее. Мы не были мужем и женой, но забота у нас была одна – ребенок. Глядя, как Володя возился с Дианкой, я часто ловила себя на мысли, что из него был бы неплохой отец.

Дядя-папа гулял с малышкой, бегал на молочную кухню, по ночам разогревал бутылочку с молоком. Из прачки и няньки я постепенно превращалась в женщину.

Володя, по его словам, тоже ожил после разрыва с Людмилой, его большой любовью. В наших отношениях были страсть, нежность и взаимопонимание.


А еще мы любили болтать перед сном…

Владимир: На Людке я не женился, потому что боялся потерять свободу. Она отвлекала меня часто от важных для меня занятий. Какая там медитация! Какие книги! Мы часами сидели друг возле друга, взявшись за руки.

Виктория: А ей хотелось за тебя замуж. Вы даже жили вместе у нее.

Владимир: Я тогда неплохо устроился. Это правда. По хозяйству хлопотала ее мать. Мы только книжки читали, да по компаниям ходили. А еще путешествовали.

Виктория: И были свободны?

Владимир: Да.

Виктория: Это здорово. А чего ты сейчас хочешь больше всего?

Владимир: Больше всего я сейчас хочу тебя!

Виктория: А серьезно?

Владимир: Я хочу уехать в Индию и по-настоящему заняться мистикой. Карлос Кастанеда. Великий учитель. Я одержим идеей осознания другой реальности, я верю в то, что человеческий мозг способен развить в себе новые возможности. Я хочу увидеть и понять то, чего не видят и не понимают другие. Ты все-равно этого не поймешь. Иди ко мне…


…Мы шли с Дианой по Флит-Стрит и забрели в переулок под названием Винный двор. Шириной в метр. Там было много туристов, которые образовали очередь в таверну «Старый чеширский сыр». Мы не стали к ним пристраиваться, а сели неподалеку на скамеечку под старым каштаном.


Диана: Джеймс говорил, что здесь любят толпиться газетчики.

Виктория: Тебе это место подходит. Еще одной журналисткой стало больше. Хорошо, что ты не пошла по моим стопам и не стала воспитательницей в детском саду. Хотя я ни о чем не жалею. И чем ты здесь собираешься заняться, дочка?

Диана: Пойду, конечно же, на телевидение. Но для начала рожу тебе внучку.

Виктория: Хочу, чтобы ты была счастлива с Джеймсом.

Диана: Мама, он меня так любит!

Виктория: Твой отец тоже любил меня. Но растить тебя мне пришлось одной.

Диана: А где сейчас мой отец?

Виктория: Последнее, что я слышала о нем это то, что он живет в Москве, пьет и пишет стихи, которые никто не печатает.

Диана: Я его совсем не помню.

Виктория: Ты была крошкой, когда он к нам приехал. Три года с самого твоего рождения не было о нем ни слуху, ни духу. А потом он решал-таки повидать дочь. И когда он посадил тебя к себе на колени, я увидела перед собой два одинаковых лица.

Диана: Я так похожа на него?

Виктория: Внешне – да. Но только ты характером сильная.

Диана: Почему вы расстались, мама?

Виктория: Не судьба нам, видно, быть вместе. Сходились. Расходились. Не ругались, нет. Я же от него, собственно, и сбежала в Киев. Он остался в России. Девяностые годы… Тогда все рушилось. Распалась система, СССР. Ну и семьи.

Диана: Столько лет прошло. Может нам стоит с ним созвониться?

Виктория: Решать тебе. Он о тебе не заботился, может, забыл совсем. Он раньше был большой любитель женщин. Сколько у него их после меня было – сосчитать сложно. И потом… я любила после него другого мужчину.

Диана: А кто он был – этот мужчина?

Виктория: Отец твоего Джеймса.

Диана: Не шути так, мамочка. Ты что – серьезно?

Виктория: Владимир Иннокентьевич не родной отец Джеймса.

Диана: Но это же невозможно, мама!

Виктория: Дело все в том, что твоему свекру, Диана, по его вере, или лучше сказать, по образу жизни, нельзя иметь своих детей.

Диана: Но почему?

Виктория: Потому что он всегда готовил себя к другой жизни, к отшельничеству. Сейчас, насколько тебе известно, он живет в Индии. Один.

Диана: Да какой же он отшельник! Он, пожалуй, совершенно земной человек и ничто человеческое ему не чуждо. И в Индии у него бизнес. Он же инженер. Не понимаю, при чем здесь эти восточные философии.

Виктория: Мне кажется, что его деньги большей частью идут на занятия мистикой. Думаю, ради своих идей он и сколотил состояние. Он ради них оставил меня. Мы были два года вместе. Ты его не помнишь, потому что была в то время крошкой. Он мне говорил, что когда у человека, не важно мужчины или женщины, рождается ребенок, то в нем образуется энергетическая дыра и силы уходят, не давая возможности заниматься мистикой. Поэтому ему нельзя было иметь своих детей. Понимаешь?


Флит-стрит – старая Лондонская улица. Старая, как история моей любви к Володе.

Мы еще долго бродили с Дианой по городу. В тот день я рассказала ей о себе почти все. Все, о чем может рассказать мать взрослой дочери. Она такая милая, моя девочка! Я видела, как красиво смотрятся ее стройная фигура, модное синее платье и темные длинные волосы на фоне изящных архитектурных строений Лондона.


Джеймс: Виктория Леонидовна, Вас к телефону. Звонит мой отец из Калькутты. Он хочет с вами поговорить.

Виктория: Спасибо. Я иду.


Я мысленно возвратилась к свадьбе моей Дианки и Джеймса…


…Веселье было в самом разгаре. Жених с невестой танцевали. Мы с Володей, как родители молодых, сидели на почетном месте и вели светский разговор.

Виктория: Мечтала побывать в Лондоне с детства. Если бы не нога, облазила бы весь город.

Владимир: Ты как-то даже похожа на англичанку. Ты всегда была завораживающей женщиной, Виктория. Выглядишь, как тридцать лет назад. Королева.

Виктория: Ты тогда говорил: если спать, так с королевой. Если красть, так миллион. Ты и сейчас так считаешь?

Владимир: Миллион есть, но живу вот в одиночестве.

Виктория: А как же Джеймс?

Владимир: Я тогда только по делам бизнеса приехал в Австралию. Мальчику едва исполнилось два года, когда погибли в автокатастрофе его родители. Он жил с полунормальной бабкой. Голодал. Вскоре бабка Джеймса умерла. Я его усыновил.

Виктория: Как ты жил все эти годы?

Владимир: Джеймс рос, капитал мой тоже. Позже мы переехали в Лондон.

Виктория: Значит твоя мечта сбылась? Ты наконец смог заниматься мистикой, как ты и хотел? Познакомился с Кастанедой, научился летать по воздуху?

Владимир: Хм…С чего ты взяла?

Виктория: Я все помню.

Владимир: Невероятная память у тебя! Кастанеда давно умер. Ты сама-то как жила?

Виктория: Замуж меня никто так и не позвал. Сначала ждала тебя, потом встретила хорошего человека. Диане нужен был отец. Но мы расстались уже давно. Не сошлись характерами. Ты тоже говорил: «Ты – гуманитарий. Я – технарь». И про схемы мозга говорил.

Владимир: Не могу вспомнить. Но меня действительно тянуло к тебе.


… Диана заканчивала Киевский университет, когда случайно познакомилась с Джеймсом на студенческой вечеринке. Его привел туда одногруппник. Двадцатипятилетний молодой человек приехал с отцом из Англии, где жил самостоятельно уже три года, учась в Кембриджском университете. Отец его жил в Калькутте и навещал сына редко. Но в ту зиму они приехали в Киев вдвоем.

Я постоянно думаю о дочери и зяте. Они – красивая пара. Моя зеленоглазая, почти всегда веселая Диана и Джеймс – высокий, стройный, с умными серыми глазами, волевым лицом. Я как-то спросила Джеймса, почему он не хочет жить в Индии вместе с отцом и тоже не занимается мистикой. На что Джеймс ответил, что он в подобного рода «штуки» не верит и что Англию не покинет никогда.

Зато я, обрекши себя на одинокую жизнь в провинции, в сущности, на ту самую монастырскую жизнь, о которой рассказывал и мечтал Володя, научилась лучше понимать людей и мир. Володя меня учил не только разбираться в своих душевных состояниях, но и развивать мои физические возможности. Я регулярно занималась спортом, йогой. Когда он исчез, я записалась на сеансы реинкарнации и накупила целую кучу книг о карме. Моя цель была – самосовершенствование.

Мне тогда казалось, что если я стану лучше, сильнее, то он обязательно вернется ко мне.


…Никогда раньше не доводилось разговаривать с Калькуттой.

Владимир: Приезжай, Виктория, я покажу тебе Индию. Ты согласна?

Виктория: Да.


…Иногда думалось о Марселе Прусте с его ассоциативными сюжетами. Когда я вспоминала наш последний с Володей вечер в Киеве, мне представлялась рожь. Бесконечное поле ржи…В небольшой комнатенке с заткнутым тряпкой дыркой в разбитом крошечном окне, было много слов – таких же перезрелых и ссохшихся, как та неудавшаяся рожь, как то неухоженное, выжженное солнцем поле. Слова сыпались на дощатый пол комнатенки, на стол, стукались о стены. Сгорая, они превращались в пепел и покрывали плечи, головы, руки сидящих там мужчины и женщины. Эти двое… разные по характеру, по восприятию поля ржи. Жизнь людей манила его своей безудержностью, обнадеживала своей беспредельностью. Губила пустотой ее душу. Чернота покалеченного окна пугала ее. Она отворачивалась от него, но взор упрямо волок ее в бездну. Черные дыры манят… А-а-а-а! И снова рожь. Неустойчивое, колеблющееся поле ржи. Откуда взялся огонь?! Он в гневе. Вихрем мчатся и пропадают желания, кипят и остывают страсти. В изнеможении он сел. Он был неподвижен и суров. Две зияющие глазница были до безобразия пусты, губы сжаты. Языки пламени лизали его уши, обнимали ноги…

Мы сидели в уютной однокомнатной квартире, говорили о многом и я старалась на Володю досыта насмотреться.


Диана: Что же тогда произошло между вами?

Виктория: Мы расстались. Он исчез.


Калькуттский базар – настоящий Восток. Там столько ларьков, магазинов, что можно легко потеряться. Если бы Володя захотел, всю провизию привезли бы домой. Но мне было любопытно взглянуть на все своими глазами. И это несмотря на больную ногу! Одной рукой я упиралась на палку, другой – на руку моего кавалера. По базару мы шли в сопровождении двух «гидов» – индийцев, предлагающих свою помощь в приобретении товаров. От них было трудно отделаться. Они несли соломенные корзины. Они отталкивали друг друга, и под аккомпанемент их советов мы двигались далее. Нас они называли «бабу». И даже когда мы уже усаживались в автомобиль, продолжали уговаривать принять их помощь.

После сытного и вкусного обеда в Володином доме, который напоминал мне замок, мы поехали смотреть город. Потом побывали в Агре. Я и сейчас под впечатлением белоснежного дворца Тадж-Махал. Володя рассказал мне необыкновенную историю любви императора Шах-Джахана и красавицы Мумтаз. Они поженились в 1612 году и с тех пор больше не расставались. Будучи мусульманским правителем, Шах-Джахан имел гарем, но на других женщин, по свидетельству очевидцев, не обращал внимания. Мумтаз была великодушна и щедра. Она родила ему тринадцать детей. А когда ждала четырнадцатого – умерла. От горя император за один день поседел. «В память о нашей любви я построю для Мумтаз мавзолей», – рыдая, промолвил он. Так появилось это архитектурное чудо.

Прошла неделя. Мы с Володей много разъезжали по Калькутте. И, хотя вечерами мы вспоминали Киев и общих друзей, я не узнавала в «новом» Владимире моего Володю. Это опечалило меня. И мне даже однажды очень захотелось домой. Он больше не упоминал Кастанеду, не говорил о том, что главное для человека – его духовное развитие и физическое совершенство. После нашего расставания я посвятила этому свою жизнь. Я не нажила богатства, зато я лелеяла свой внутренний мир.

Я взяла себе за правило: не ограничивать себя ни в чем, но никогда и ничем не злоупотреблять. Как говорила святая заповедь: нужно быть умеренным и в питии, и в пище. Я старалась думать положительно, даже когда жизнь подсовывала мне неприятные сюрпризы. И я была добра к людям. Мне был важен храм, который я имела в своей душе, и я стала довольным жизнью человеком.


Владимир: Этот дом, Вика, в твоем распоряжении. Я хочу жениться на тебе.

Виктория: Ты мог бы найти женщину помоложе.

Владимир: Из молодых женщин со временем получаются старые облезлые утки, злые и пузатые. Они все хотят только моих денег. А ты дисциплинированная, держишь себя в форме, молодо выглядишь. В пятьдесят лет талия у тебя как у девочки, плоский живот, морщин нет.

Виктория: Спасибо. В этом есть часть твоей заслуги. Вот только нога…

Владимир: Ногу мы вылечим. Ерунда.

Виктория: Почему ты не уедешь обратно в Лондон?

Владимир: А зачем? Здесь жизнь дешевая. Все даром. Эти индийцы преклоняются передо мной. Я могу их всех купить!

Виктория: Как же твое мировоззрение? Как же мистика? Кастанеда?

Владимир: Это все замечательно. Но, Вика, я предлагаю тебе жить сегодня и сейчас. Мы можем брать от жизни все, что хотим.


…И вот я дома. По приезду из Калькутты я поставила фотографию Володи на ночной столик. Мужчина в белом костюме… «Моей дорогой Виктории…» Может мне это все приснилось? Англия, Индия…Но ведь Диана, Джеймс, ведь они-то реальные! Они живут. А живу ли я? Кажется, да. Об этом напоминает мне боль в ноге. Но Володя прав: вылечусь. Подумаешь, перелом! Сама виновата, не нужно было идти с альпинистами в Саяны. Как говорится, до свадьбы заживет. До свадьбы… Милый, милый мой Володька! Неужели мы с тобой встретились, чтобы снова расстаться?!


Пока я размышляла о смысле человеческой жизни, Володя выставил в Facebook нашу совместную с ним фотографию. Реакция на нее меня озадачила. Мне написала та самая Людмила – большая Володина любовь, которую он приводил к Светке на вечеринки.

Людмила была очень удивлена тем, что мы с Володей сфотографировались вместе. Как оказалось, он тогда исчез из моей жизни потому, что вернулся к ней. Они поженились. Потом у них родилась дочь. И она очень похожа на Володю. Он к дочери приезжает редко, но помогает ей. Сама же Людмила давно замужем за другим, по ее словам, более достойным человеком.


Однажды мне приснился белоснежный дворец Тадж-Махал. Будто бы Володя – император, Шах-Джахан, а я его жена Мумтаз. И как будто мы бесконечно любим друг друга…