Глава вторая
293 стрелковая дивизия сороковой армии отступала на восток. Отряды Чеснова, прибывшие на смену бойцам, с грустью пропускали поредевшие батальоны, измотанные в боях с 3-й и 4-й танковыми армиями Гудериана.
Да какие там батальоны? Батальоны остались там, между Бахмачом и Конотопом, в еще не остывшей земле украинского полесья. Осенние цветы, взметнувшиеся к небу разрывами танковых снарядов, осыпали навечно их нерукотворные могилы. Вот идет первый батальон, прижавшихся к телеге четырнадцать, почерневших от гари и пыли, бойцов. Вот второй батальон в составе восемнадцати человек устало волочет, упирающуюся в разбитую колею пушку. Три дня назад их было 500. Вот третий батальон, оставивший по берегам реки Сейм больше половины своих солдат, помогает ползти по размокшей дороге повозкам с раненными. Триста девятнадцатый медицинский санитарный батальон самый многочисленный на этой дороге. На каждой телеге по десять, а то и по двенадцать бойцов. Вот только стонут они от каждой ухабины. Фельдшер Сара, капитан медицинской службы, перебегает от телеги к телеге, подгоняя сестер и санитаров:
– Василий Дмитриевич! Смотри, голова у бойца с упора сползла, ты уж следи за ним.
– Леночка! Нашатырь в третьей телеге, не давай ему спать!
– Ты куда солдатик спрыгиваешь? У тебя же трещина! Успеешь еще помочь, постарайся до госпиталя ногу не беспокоить.
Две головные машины с тяжелоранеными вдруг остановились.
– Все, щабаш, тупик, – водитель выскочил из кабины и почесал затылок, – ров есть, а прохода нет! Хоть бы табличку поставили, мать вашу тыл.
Воспользовавшись неожиданной передышкой, бойцы повалились на землю – кто, где стоял.
– Наташа! Поручи своим девчонкам разнести воду по телегам, пусть попьют, пока стоим, – Сара Максимовна направилась к головным машинам.
Василий Дмитриевич санитарил с самого начала войны, с самого Бреста. Сара ценила его за невероятное чутье, за способность выкручиваться из любой трудной ситуации. Хоть и перевалило Дмитричу, как его называл медперсонал, за пятьдесят, но бегал он как молодой попрыгунчик. Девчата говорят, что Дмитрич шило в детстве проглотил. Вот и сейчас, когда все разметались валом по траве, пошел осматривать свежевырытые окопы:
– Пойду, пройдусь до ветру, – Дмитрич подмигнул напарнику.
Метров за сто зеленел небольшой лесок, прикрывая от ветра левый изгиб окопов. «Пойду, посмотрю, какие нынче в этих краях грибы», – Дмитрич уверено зашагал в сторону подлеска.
Возвращаясь, назад по кромке окопов еще подумал: «Непорядок, кругом оставленные кем-то носилки, лопаты, кирки, а рядом никого нет. Видать срочность, какая согнала». «Возьму – ко я вон ту лопатку с короткой ручкой, в дороге пригодится», – Дмитрич лихо спрыгнул в траншею.
Взяв лопатку, хотел подняться здесь – же. Ан нет, не хватает росточка, – Дмитрич пошел вдоль траншеи, подыскивая удобное место.
– Да, видать торопились, – Дмитрич нашел пологий склон и примерился, куда поставить ногу и, вдруг справа, метрах в трех, увидел торчащие из земли шаровары в калошах.
– Свят, свят, свят! Закопали! Своего закопали! – Дмитрич ошалело скатился опять на дно траншеи. От вскрика Дмитрича калоши зашевелились и, из окопного «кармана» выскочила заспанная, ничего не понимающая девчушка лет шестнадцати, семнадцати.
– Степка! Мама! Куды вси подывались? – девушка протерла заспанные глаза, – дядько! Я тильки на хвилинку лягла. Дядько! Поможите найти Степку, вин за водой побиг. Дядько, мне страшно, дядько! Я тилько хвилинку, тилько хвилинку!
– Хватит реветь! Всю траншею затопишь, – Дмитрич, кажется, догадался, откуда взялось это ревущее чудо в телогрейке, – Как звать тебя, кудрявый ангел?
– Фенька, – девушка умоляюще смотрела на своего спасителя, – дядько, не бросайте меня! Отвезите меня домой, у мене мама хворая, вона мене жде…
– Ладно, давай руку, пойдем к своим.
У машин оживление. Все, кто сидел, повскакивали с травы и сгрудились вокруг, затормозившего на полном ходу, армейского газика.
– Кто старший? – майор с седой прядью выскочил на дорогу.
– Ранило нашего комбата, – Сара Максимовна, показала рукой на первую машину, – плохой он, а что случилось?
– А то и случилось, что в километре отсюда немецкие танки прорвали фронт и через час другой будут здесь! Немедленно прошу покинуть оборонительную линию. Справа в ста метрах есть проход для транспорта. Через полчаса здесь не должно быть людей. Повторяю, немедленно покиньте оборонительные сооружения!
– Товарищ майор! Не можем мы быстро. У меня в двух телегах тяжелораненые, а машины переполнены, друг на друге лежат.
– Кузнецов! Где Кузнецов? Подгоните два грузовика, пусть быстро перегрузят тяжелых. Километров через пять по большаку перегрузите людей опять на телеги и возвратите машины обратно на позиции. Выполняйте!
– Товарищ капитан медицинской службы! – Дмитрич подвел к фельдшеру дрожащую от страха Феньку, – вот нашел в окопе. Говорит, что потерялась. Что мне с ней делать?
– Этого еще нам не хватало! Посади ее к тяжелораненым в машину, по дороге разберемся. Заканчиваем! Трогаем!
Отъезжая от окопов Фенька растерянно наблюдала из-за борта грузовика, как быстро заполняли солдаты свежевырытые окопы, как нарастал шум приближающихся раскатов.
– Сестричка! Нога! Немеет! Правая. Помоги, – чья-то рука потянула Фенькину душегрейку, – помоги сестричка!
– Вы мене? Зараз я, – Фенька попробовала освободить из-под лежащего солдата зажатую чьим-то телом ногу. И у нее получилось, – спасибо милая, у меня аж голова закружилась. Что-то я тебя раньше не видел. Новенькая?
– Ни, я от ставочников отстала. Вони домой уехали, а мене в окопах забыли.
– А откуда вас привезли? Может по дороге завезут? Наверное, родные беспокоятся?
– Со ставка мы. Есть сило рядом, кажись Попивщина, – Фенька вдруг представила, как мамка ждет ее со смены и слезы опять полились на душегрейку.
– Поповщина? Подожди, вчера была Поповщина, поутру проскочили. Так ведь там уже немцы! И в Глухове немцы. Вот беда-то какая, ведь мы едем на Ворожбу – это в другую сторону. Вот беда-то! Но ты радоваться должна, дуреха! Судьба от немцев тебя повернула! Жить будешь долго! А домой возвернешься еще, порадуешь мать. Сколько годков – тебе слезливая?
– Семнадцать на Рождество було. Що зараз буде? Що мене робить?
– Так ты уже дивчина взрослая, а я подумал шестнадцать годков, а то и меньше. Щупленькая ты больно. Но руки сильные – вона как мою ногу выдернула! А ты знаешь, что сделай. Попроси нашего врача, чтобы при санитарном взводе оставила. А назад будем фашистов гнать – ты у своей деревни и соскочишь. Скоро из Сибири подкрепление придет – бежать Гитлеру, пока портки не потеряет.
Колона остановилась. Большак еще не разбитый. Раненные немного отошли от ухабов проселочных дорог. Ехать бы, да ехать, до самого госпиталя.
– Василий Дмитриевич! Организуйте перегрузку тяжелораненых обратно на телеги, машины возвращаются обратно на фронт. До Ворожбы уже недалеко, к утру будем на месте. Девочки, все на помощь санитарам! Осторожней с переломами и брюшными ранениями!
Фенька и не заметила, как спрыгнула с машины, как начала помогать медсестрам и санитарам. Поддерживать носилки, держать головы, руки, ноги. Ей знакомо было это чувство. Выхаживая, заболевших или слабых телят она чувствовала эту боль, этот блеск жаждущих помощи глаз, этот утихающий стон от прикосновения нежных и ласковых ладошек. И когда последнего раненного положили на телегу, вдруг ощутила близость с этими незнакомыми ей людьми. Они мне нужны, а я нужна им! И Феньке стало легче на душе. Когда к ней подошли Сара Максимовна и Дмитрич, в ее глазах уже не было ни одной слезинки.
– Ну что дивчина, будем прощаться. Как звать? Откуда ты к нам приблудилась? Небось дома уже волнуются? – Фельдшер с высоты своего могучего роста оценивающе оглядела это хрупкое, дрожащее существо, – Дмитрич, давай карту, разберемся на местности.
– Это Фенька! Она из Поповщины. Вчера их привезли на рытье окопов и, в суматохе, потеряли. Вчера, когда проезжали Поповщину, немцы уже были на хвосте. Не будете – же Вы ее назад к немцам отправлять. А девочка хорошая, смышленая. Всю дорогу мне помогала. Руки у нее для нашего дела нежные и добрые. Оставьте ее товарищ капитан медицинской службы, не пожалеете, – солдатик, что ехал с Фенькой в машине, даже привстал с телеги.
– Отставить раненный! Не положено нам брать гражданских лиц без оформления по всей форме. Попадем под бомбежку – кто будет отвечать?
Фельдшер уткнулась в карту, долго водила пальцем по запутанной сетке только ей видимых дорог, как будто решая какую-то неразрешимую задачу и, вздохнув, вернула карту Дмитричу.
– Фенька говоришь, Федора значит? Забыли, значит? А сама что молчишь?
– Не бросайте меня тетенька! Я не знаю куда идти. Я помогать буду.
– А что ты умеешь делать, горе ты Федорино?
– Я все можу. Полы мыть, стирать, кашу варить. На ферме мы с Ольгой все робили – и теляток кормили, и клетки чистили. Лошадь умею запрягать. Тильки быков боюсь, вони рогами мотають. Тетенька, не бросайте мене!
– Ну, ты прямо сокровище! Все она умеет! Небось, кровь увидишь, в обморок шмякнешься?
– Ни! У том мисяце Ольга, подруга моя, коленкой корягу на озере зачепила, так я нисколечки не испугалась. Пока до хаты дошли я три раза ту кровь вытирала. Тётечка! Возьмите меня! – Фенька вдруг подошла и прижалась к груди доктора.
– Ну что с тобой делать? Попадет мне за тебя. Ох, попадет! Дмитрич! В Ворожбе решим окончательно, а пока бери ее под свою опеку. Пусть Наталье с Леной поможет, что надо, – Сара Максимовна улыбнулась и нежно провела ладонью по Фенькиным кудряшкам, – А ты дивчина не называй меня тетенькой. Так и быть – для тебя я Сара, просто Сара. Договорились?
Фенька утвердительно замотала головой и, отойдя к Дмитричу, уткнулась ему в плечо.
На станции Ворожба их встретил главный врач медицинского санитарного батальона полковник медицинской службы Демиденко.
– Добрались таки, какие Вы молодцы Сарочка! Мне уже доложили, в какой водоворот попал Ваш батальон. Потом расскажешь, а пока всех тяжелых и средних в сортировочный пункт и на санобработку. Получен приказ командира дивизии – в течение двух часов погрузится в вагоны. Новое место дислокации – Новый Оскол под Белгородом. Баню организовать не могу, не успеем. Медикаменты получишь во втором вагоне. Как с медперсоналом?
– Двоих за неделю потеряла! Раненных много, но стараемся. Приедем на место, буду просить еще персонал. Санитары нужны. Вчера девочку подобрали в окопах – от своих отстала. Хотела по дороге оставить, но не смогла, пожалела. Говорит из Поповщины, а там уже немцы. Как думаешь, не сильно рискую? Девочка старательная, да вот только документов при ней нет. Если оставлю на вокзале – пропадет.
– А сколько ей лет?
– Говорит, через три месяца, восемнадцать исполнится.
– Я тебе вот, что посоветую. Если она из деревни, то паспортов у них нет. Когда исполнится восемнадцать, можно справку выправить и на довольствие поставить. Если конечно уверена, что не сбежит. Будут проблемы, скажи – я переговорю с вашим командиром батальона. Ну, давай командуй. Я буду в первом вагоне.
Загрузились быстро, помогли легкораненые. Фенька носила белье, с опаской поглядывая на Сару Максимовну и, когда увидела, что та направляется к ней, замерла. Сердечко тюк, тюк, так и выскочит.
– Фенька! Быстро в вагон! Отправляемся.
Феньке два раза повторять не надо. Уже через секунду, с радостными слезами на глазах, она сидела на матрасе у дверей, прижавшись к Наталье.
– Фенька! Ты чего такая радостная, как будто в санаторий собралась? А ли знакомых встретила?
– Сара казала: «Шибко в вагон!», – Фенька никак не могла справиться с дрожью в коленках. И, не было ей, в этот миг, никого родней грозной Сары, уставших медсестер, пыхтящего махоркой у дверей Дмитрича. И даже легкораненые казались ей уже совершенно здоровыми.
Когда состав уже набрал обороты, послышался гул самолетов и разрывы ревущих снарядов. Дмитрич в углу перекрестился.
– Спасибо, ангел – хранитель! Спасибо господи! Пронесло.
Новый Оскол встретил тишиной. Если бы не серьезные лица людей, можно было принять городок за небольшой санаторий. Санитарный взвод разместился в пристройке к дому культуры. В большом помещении, где вероятно размещался то ли спортзал, то ли танцевальный кружок, было прохладно. Но не холодно. Медперсонал разместился в комнате – гардеробной. Нашлась маленькая комнатушка и для Фельдшера. Сара Максимовна, вернувшись от нового командира батальона, провела небольшую планерку.
– Задача такая. Пока дивизия получит пополнение и вернется на фронт, мы должны вернуть в батальон всех легкораненых, а также пополнить запасы медикаментов. И на первом месте чистота. Полная чистота в помещениях! Чистые постели, чистое белье, чистые бинты. В любую минуту! Спрашивать буду строго.
И потекли денечки в заботах и суматохе. Феньке было совсем не трудно. Медсестры довольны ее помощью. Даже подбадривали.
– Ловко ты справляешься! – Лена повыше на голову, да и в плечах пошире, – натрудила ты меня Фенька до мозолей.
Фенька готова работать хоть до утра. Лишь бы отогнать от себя тревожные мысли о доме: «Как там мамочка моя? Как Данила? Ольга, наверное, искать устала, бедная подружка. Тишка истосковался». Слез уже тоже нет. Выплаканы и пролились они на поля простыней, на километры окровавленных бинтов, на наволочки раненных бойцов. «Им, этим молодым хлопцам, в тысячу раз тяжелей, чем мне», – думала Фенька, перестилая постели, помогая Лене и Наташке перематывать повязки. «А домой я скоро вернусь! – Фенька каждый вечер, засыпая, повторяла, как молитву.
Конец ознакомительного фрагмента.