Глава третья
Кухарка-королева
Воскресенье в доме на улице Кентиш Таун всегда бывало очень хорошим днём. Папа ещё с вечера обязательно приносил букет цветов, так что стол за завтраком выглядел особенно нарядным. На этот раз он принёс белые и жёлтые хризантемы. Обычно на воскресный завтрак бывали поджаренные сосиски и горячие тосты с маслом, а не то что надоевшая бесконечная яичница. А на обед в этот день была индейка, хотя обычно индейка бывает только на днях рождения или по другим большим праздникам. А на сладкое был рисовый пудинг с апельсинами и сладкой сахарной глазурью. И это было настоящее блаженство. После обеда папе захотелось прилечь и подремать, он ведь всю неделю очень напряжённо работал. Но он заставил замолчать голос, который ему нашёптывал: «Приляг и отдохни часочек!» – вместо этого он стал играть с Ягнёнком, у которого был страшный кашель.
– Это коклюш, разрази меня гром! – заявила кухарка.
Потом, когда Ягнёнок уснул, папа сказал:
– Пошли, ребята, я принёс из библиотеки замечательную книжку, называется «Золотые времена». Я вам её почитаю.
Мама тоже прикорнула было в углу кушетки и сказала, что она любит слушать с закрытыми глазами.
Но тут вдруг приоткрылась дверь, и сердитый кухаркин голос произнёс:
– Извините, мэм, можно вас на минуточку?
Мама жалобно глянула на папу, сунула ноги в свои хорошенькие туфельки, которые обычно надевала по воскресеньям, и, вздохнув, вышла из комнаты.
– Вот этого только и недоставало, – пробурчал папа.
Мама вышла в прихожую, которая в доме именовалась холлом, где стояла подставка для зонтов и висела слегка попорченная сыростью картина «Повелитель Глена» в позолоченной раме. Кухарка встретила её с красным, разгневанным лицом. Поверх её грязного фартука, в котором она готовила к обеду вкуснющую индейку, был наскоро сикось-накось повязан чистый передник. Она нервно теребила край передника, лицо её продолжало наливаться краской.
– Простите, мэм, – сказала она железным голосом. – Я ухожу и прошу дать мне расчёт.
Поражённая этим неожиданным заявлением, мама, покачнувшись, прислонилась к стене. Через оставшуюся приоткрытой дверь дети увидели, как мама побледнела.
– Почему? Что случилось? – спросила она с недоумением.
– Всё ваши деточки, – отозвалась кухарка.
Дети были и так почти уверены, что речь пойдёт о них. Вообще-то они ничего особенно плохого не делали, может, кое-что, по мелочи, но их кухарка была склонна приходить в негодование и от каждого пустяка.
– Всё ваши деточки, – повторила кухарка. – Новый ковёр в детской так весь устряпали грязью – аж и с лица и с изнанки. Какая-то жёлтая глина. Шут их знает, где они её откопали. Вот теперь возись с ней и отковыривай её, да ещё в воскресный день. Нет уж. Не собираюсь. Я вам откровенно скажу, мэм, я бы не ушла от вас, место хорошее, врать не буду. Но эти ваши… Ничего не поделаешь, надо брать расчёт, хоть и не хочется с вами расставаться.
– Мне тоже было бы жаль с вами расстаться, – мягким голосом сказала мама. – Я обязательно поговорю с детьми. А вы пока подумайте, и если уж точно надумаете, тогда поговорим об этом завтра.
Назавтра они побеседовали, и кухарка сказала, что она, пожалуй, пока останется и посмотрит, как оно дальше пойдёт.
Между тем папа и мама провели тщательное расследование.
Джейн прямо и чистосердечно попыталась объяснить, что ковёр запачкался на дне башни, где было запрятано сокровище. Её слова были встречены с таким холодным недоверием, что остальные ограничились тем, что пробормотали извинения и обещания больше так не поступать. А папа сказал (и мама с ним согласилась, не потому, что она так считала, а потому, что мамам полагается с папами соглашаться), что раз они позволяют себе пачкать ковёр с двух сторон и когда их просят объяснить, как это получилось, они несут несусветную чушь, он забирает у них ковёр на всю следующую неделю.
Ковёр почистили, в том числе и спитым чаем, как и хотелось Антее, что послужило для неё слабеньким утешением, затем его свернули и заперли в кладовке. Ключ папа положил себе в карман.
– До следующей субботы, – сказал он.
– Не расстраивайтесь, – сказала Антея. – У нас ведь есть Феникс.
Но Феникса не было. Нигде не было, они обыскали всё, что можно. Так что прекрасные, волнующие события, полные волшебства, превратились в самый обыкновенный хмурый ноябрьский день. На полу посреди детской в дыре, которая была прожжена в линолеуме, виднелись голые доски. Откуда-то из щелей стали выползать таракашки. Они, как всегда, хотели завязать с детьми дружбу. Но те, как обычно, оставались непреклонны.
Мрачное воскресенье окончилось довольно вкусным ужином: подавали сладкий творог со взбитыми сливками и мускатным орехом в красивой голубой дрезденского фарфора миске. Но и это не подняло детям настроения.
В понедельник кашель у Ягнёнка усилился и приобрёл совершенно коклюшный вид. Вызвали доктора. И он прибыл в своей маленькой двухместной коляске.
Да, жизнь была полна огорчений! Ковёр заперли. Феникс куда-то запропастился.
– Феникс – он крепко держит слово, – сказала Антея. – Я уверена, что он нас ни за что не бросит. Вспомните, в какую даль ему пришлось лететь к Саммиэду. Это же возле самого Рочестера! Бедняжка наверняка смертельно устал. Он теперь где-нибудь отдыхает.
Все попытались думать именно так, но это давалось им с трудом. И конечно, все дружно злились на кухарку. Нечего ей было поднимать такую булгу из-за нескольких пятен заграничной грязи!
– Могла бы, между прочим, сразу нам сказать, – возмущалась Джейн, – мы бы быстренько его отчистили чаем.
– Злобная кошка, – пробурчал Роберт.
Надо правду сказать, все те мелкие неприятности, которые дети доставляли кухарке на следующей неделе, не совершались ими преднамеренно. Но, с другой стороны, если бы они не были так на неё сердиты, может, многое из того, что случилось, не случилось бы.
Загадочно, конечно. Если сможете, попытайтесь разгадать. А неприятности случались вот какие:
Воскресенье. Выяснилось, что ковёр с лица и с изнанки испачкан заграничной грязью.
Конец ознакомительного фрагмента.