Фебус. Принц Вианы. Глава 2. Где я? (Дмитрий Старицкий, 2014)

Проснулся я уже светлым утром. Почти днем. Но было еще прохладно, и на траве вокруг, и на моей накидке лежала обильная роса.

Громко щебетали птицы. Целый гомон радостного ощущения бытия.

От костров тянуло старой гарью и новым дымом.

– Ну вот и славно, – склонилась надо мной одноглазая рожа. – Сейчас лекаря привезут и поменяют тебе повязки. Я вчера подумал, что лучше сюда лекаря притащить, чем тебя – такого вот, к нему волохать. Прибежит лекарь; не та птица, чтобы перед нами кочевряжиться.

И широко улыбается крепкими белыми зубами. Приглядевшись, я вдруг осознал, что наследнику герцога Кантабрийского вряд ли больше двадцати лет. Просто его так старит борода и особенно повязка на глазу. А сейчас, когда на его голове нет берета, прекрасно видно, что на лбу у него нет даже намека на морщины.

И, кажется, он искренне рад тому, что я живой.

– Саншо, – прохрипел я сухим горлом.

– О! – воскликнул инфант радостно. – Узнал! Узнал! А я вчера испугался, что ты совсем память потерял после такого подлого удара по голове. Ты смотрел на всех просто рыбьими глазами.

Подскочили мой паж и мой оруженосец и, приподняв, прислонили меня к дереву. Потом обратились к инфанту:

– Вы позволите, ваша светлость*?

– Валяйте, – ответил дон Саншо и махнул рукой. – Мы потом с Фебом обо всем поговорим. Торопиться уже некуда.

Дон похлопал меня по плечу.

– Выздоравливай, брат. Надеюсь, мы с тобой скоро по непотребным девкам франков пройдемся ураганом. Что там у нас поближе? Анжу? Блуа?

Поднялся на ноги и отошел к кострам.

Место сына герцога занял раб Микал. Втроем они меня сначала обули в сапоги, потом поставили на ноги и, аккуратно придерживая, унесли в кусты. В прямом смысле унесли, держа меня вертикально за локти. Сильны мальчишки.

За кустами лещины они поставили меня на землю.

Лопес развязал мне гульфик в пуфах. Сделал приглашающий жест рукой и сказал двусмысленность:

– Выразите, сир, свое презрение франкам, окропив мочой их землю, а мы вас поддержим в этом начинании.

И хихикают. Пацанва.

Я и сам улыбаюсь, припомнив школьную частушку. Древнюю, как само школьное образование в России:

Правда, вслух переводить на васконский язык не стал. Ну ее… Потом как-нибудь, при случае подходящем наведу им арт нуво на местную куртуазию.

Выражаю я свое презрение франкам тугой длинной струей со всей мощи юного организма и размышляю о том, что я-то сам тоже ведь теперь франк. По крайней мере, доставшаяся мне тушка по матери – Валуа. Не хухры-мухры в этом мире. Узнать бы еще, кто биологический отец… В это время и в этих местах это очень важная информация. Происхождение в это время многим заранее ставит жесткий потолок в уровне притязаний. Мало мочь, надо еще право иметь. Согласно происхождению по крови. Вон герцоги* Бургундские, на что сильнее были французского короля, а ведь в итоге склонилась сила перед правом. Вроде как бы не прямо сейчас…

Ну почему я больше немцами занимался, нежели испанцами с французами? Сейчас бы знал все про них подробно, как знаю про Священную Римскую империю германской нации, и не блукал бы как в тумане. Почему-почему… Потому что перпендикуляр. В хранилище моего музея основная коллекция холодного оружия сделана в разных там германиях. Вот я про это и статейки писал в журналы. Не только научные, обязательные для годового отчета, но и всякую популярщину для плебса про «пламенеющие клинки» и про то, почему в шлемах-ведрах рыцари не воевали, и прочее, прочее, прочее. И читателю развлечение, и мне копейка не лишняя.

– Сир, вас поддержать, чтобы вы справились с большим делом? – подкалывает меня паж Лопес.

– Будет нужно – прикажу, – отвечаю ухмыляясь. – Но пока мое высочество не испытывает в этом большой нужды.

Смеются. Оценили шутку. Симпатичные пацанчики. Дети еще совсем.

Мне снова заботливо завязали гульфик и, подняв за локти, понесли обратно на лужайку. Мягко несут, надо отметить, без тряски.

Принесли, уложили на место, прислонив спиной к дереву. Тут мне и кашка поспела. Что-то вроде пшенки на воде, но с коровьим маслом типа топленого. И какой-то травяной сбор с медом вместо привычного чая. М-дя, с чаем напряженка будет еще лет сто как минимум. А то и двести. В эти земли, наверное, еще и кофе не просочилось. А если и есть, то проходит под грифом «сарацинская зараза». И так будет долго еще, пока в Вене в середине шестнадцатого века запорожский казак, которому в дуване турецких трофеев достался только один воз с мешками кофейных зерен, не откроет первую в Европе кофейню.

Отвыкать надо от дурных привычек.

Нет еще у местного населения широты кругозора, в том числе и кулинарного. Не было пока великих географических открытий, которые совершат переворот в европейском менталитете, отделяя Средневековье от Нового времени. Тут Маркс со своей теорией в пролете.

Кстати, о дурных привычках: после завтрака сильно захотелось закурить, аж реально почувствовал, как уши пухнут. Но я прекрасно понимал, что это желание чисто психологическое, так как мое новое тело совсем не знало, что такое никотин, и хотеть курить не могло по определению. А вот сознание старика, который курил как паровоз тридцать восемь лет – да, соскучилось по соске. Но эту ломку мы переживем. Организм у меня теперь молодой, чистый – справлюсь.

Тут я вспомнил, что вчера раздал обязательства, которые надо бы выполнить. Известно, что точность – вежливость королей, а вот обязательность сюда тоже входит? Или как?

– Филипп.

– Слушаю, сир, – повернулся ко мне юный дамуазо с готовностью выполнить любой приказ, что так и читалось на его лице.

– Раба Микала надо перевести из конных стрелков на должность моей ступеньки. А то у меня свита чересчур уменьшилась. Распорядись там от моего имени кому следует. Прямо сейчас.

Оруженосец убежал к кострам, оставив меня на попечение пажа.

Микал благоразумно скрылся с глаз. Совсем незаметно. Умный мальчик. Не ошибся я в нем. У него одинаково хорошо работают как теменные, так и префронтальные зоны мозга.

Вернулся Филипп вместе с невысоким кряжистым лет сорока мужиком, одетым в желтую котту* с вышитыми на груди красными быками Беарна. Направленные влево, идущие, оглядывающиеся, один над другим. Котту перехватывал широкий пояс толстой кожи с медными бляхами, на котором висел такой же страхолюдный тесак, как и у Микала. Голова и плечи воина были прикрыты хаубергом*, из которого виднелось только загорелое лицо с пышными черными усами а-ля Никита Михалков. Выдающийся нос с высокой горбинкой и жгучие черные глаза неумолимого убийцы. В профиль он был похож на старого лысого попугая. Руки и ноги в кольчуге – полный хауберг, как у рыцарей первого Крестового похода.

Филипп тактично отошел к шатру, а этот полутораметровый терминатор, встав на одно колено, ударил себя правым кулаком в область сердца и хрипло произнес:

– Сир, дозволено ли будет говорить недостойному слуге вашему?

И глядит на меня как на несмышленыша какого. Ну да, ему же сорок, мне – пятнадцать… будет. Как еще на меня смотреть опытному сержанту, давно привыкшему командовать людьми. К тому же, случись что со мной, венценосная маменька не рыцарям, а ему голову открутит. Остальным в назидание. Рыцари разве что опалой отделаются.

Я разрешил:

– Говори.

– На все воля ваша, сир, но стоит ли забирать из отряда лучшего стрелка, когда обязанности ступеньки может исполнять любой остолоп, был бы он только силен и крепок?

Хотел я ему сказать важно так, по-королевски, что Микал в первую очередь будет первым рубежом моей защиты, и не столько ступенькой, сколько бодигардом*, но, глянув на Филиппа и Иниго, понял, что эти пацаны враз на меня обидятся насмерть. Это же они вытащили в Плесси-ле-Туре мою тушку из свалки, пока Микал в лесу у костерка сидел, палочки строгал. Ну ни словечка в простоте… Как его там зовут-то этого баска, Микал вчера же говорил… Вот голова с дырой… Придется по званию.

– Сержант, а с чего ты решил, что около моей персоны должны быть худшие?

Старый воин обескураженно молчал, вращая глазами, пытаясь найти выход из непростого положения, в которое он сам же себя и загнал по простоте душевной. Но не находил и был уже готов к наказанию, хотя вины за собой не знал, но виноватым себя уже чуял. Мне понятен был этот служака, который обо всем думает с «кочки зрения» своего отряда. Но вот царедворца из него никогда не выйдет. А потому надо брать его на заметку в качестве потенциального помощника с ограниченной компетенцией.

– Лучше, пока мы путешествуем, подумай о том, как сделать свой отряд лучшим на поле боя, – продолжил я. – Что для этого нужно? Сколько оптимально должно входить в отряд стрелков? Где и из кого их набирать? Чему учить? Сколько нужно в такой отряд командиров и каких? Отряд должен быть подвижным, маневренным, обученным действовать как целиком, так и по частям. В бою, в разведке, в передовом охранении. И конно, и пешими. Чем должен быть вооружен каждый воин, кроме арбалета? Тебе ясно задание?

Кивает, хотя ничего ему пока не ясно. Тугодумчик он, хотя, если осознает задачу – держись, попрет к цели бульдозером. Надо его ставить на обучение новичков. Там он будет как раз на месте. Девятерых запорет – десятого представит. Но это будет уже профи.

– Иди и подумай. Вернемся домой – вернемся обязательно и к этому разговору. А пока выполняй свою задачу, для чего тебя сюда брали. Нужно разведать дорогу на юг и на запад, чтобы пройти мимо франков, не вступая с ними в бой. И котты гербовые снимите. На вопросы отвечайте, что вы наемники в поисках контракта.

– Как же так, сир, а честь? – наконец-то прорвало сержанта.

– Ваша честь – верность, – сказал я твердо, как отрубил. – Меня хотят убить. Значит, по вашему внешнему виду враги не должны вас выследить и на меня выйти, пока я тут как бревно валяюсь.

– Я все сделаю, как вы велите, сир, хоть мне это и не нравится. – А в глазах старого вояки читалось некоторое удивление.

Типа, заговорила комнатная собачка и ведет разумные речи…

– Гербовые котты чтобы все сняли прямо сейчас, – оставил я за собой последнее слово.

Сержант встал и, стукнув кулаком по заднице верхнего быка на котте, отошел в сторону, но совсем не уходил, оглядываясь по сторонам.

«Микала ищет, – подумал я. – Уши тому отодрать напоследок. Ишь, злой какой! Обучит он мне сотню конных стрелков для моей личной гвардии, никуда не денется. Будет у меня помесь драгун с казаками. Подскочить, сбоку от латного строя, нашпиговать тяжелых латников болтами и так же легко оторваться. И чтоб в пешем бою в городе знали толк. Хе-хе… Спецназу захотелось? Саперов-штурмовиков бронегрызов? А то? Превентивно карать моих будущих отравителей прямо в их укрепленных гнездах. А числиться они будут у меня в Беарне, при замке. Потешными стрелками малолетнего инфанта. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в государственные дела не лезло. Я и не полезу, пока сил не подкоплю. Временной люфт пока еще есть, хотя и очень узкий.

И еще мне хотя бы сотню конных мушкетеров. С хорошими мушкетами. Не с аркебузами. И навербовать туда кадетов – младших сыновей с гасконских майоратов. Поместье посулить за двадцать лет службы на жалованье.

И пушки. Последний довод королей. Вот тут мое послезнание – страшная вундервафля для моих врагов. Но держать все это надо в секрете, сами они, к примеру, до конической каморы заряда лет четыреста тумкать будут.

В глухом местечке все творить. Тайно. От маменьки и ко́ртесов* подальше. Значит, к северу от Пиренейского хребта.

И хунту* свою сколачивать заранее, чтобы управление государством сразу перехватить. Ой-е… Это же не пушки отливать. Это…

И все это за год с небольшим… Цейтнот, однако.

И пусть маменька в Помплоне сидит – в большой политик играет, пока я перехват власти готовлю. «Мосты, вокзалы, телефон и телеграф…» В моем случае – это горные перевалы и ключевые замки.

К моей коронации подвижная легкая артиллерия и спецназ должны быть готовы на тряпочки порвать всех в Помплоне, на кого укажу. А потому родовитых туда не брать. Чтобы не расшаркивались с рикос омбрес*, прежде чем дать им в зубы. И в ступор перед вельможами не становились. Бояр надо давить, как их Петр в России давил, – сержантами гвардии из мелкопоместных дворян с лютой классовой ненавистью во взоре. А для этого нужна не феодальная вольница, а постоянная армия. С железной дисциплиной.

Альтернатива у меня одна – сидеть и ждать, пока эти рикос омбрес меня не отравят. У них-то рука не дрогнет. Проверено нашей историей. Поэтому приоритетная задача – выжить, а там война план покажет».

До обеда меня не трогали, и я, отлеживаясь, продолжал доить Микала на информацию, которой по определению много не бывает. Благо пажи отвлеклись игрой в чехарду. Кстати, Микал где-то уже разжился коттой с моим гербом – гербом принца Вианы: на красном поле – переплетенная золотая цепь. Вот жук. Уважаю. Теперь сержанту ему ухи драть хенде коротки.

После обеда конные стрелки шевалье д’Айю привезли лекаря, привязанного к седлу и с мешком на голове. Параноики. Но мне именно такие и нужны. Потому как если у вас нет паранойи, то это совсем не значит, что вас не преследуют.

Освобожденное светило средневековой провинциальной медицины долго ругалось. Потом, попив водички, лекарь резко поменял настроение и профессионально осведомился:

– Где раненый?

Подвели ко мне эту слегка полнеющую фигуру лет сорока с красным мясистым лицом одышливого гипертоника и большими набухшими мешками под глазами – у самого почки больные. Воистину: врачу – исцели себя сам. Глаза его были блеклыми и казались сонными. Одет он был в костюм из добротного и практичного коричневого сукна. Чулки у него тоже сработаны из коричневого сукна, но более тонкого. Пуфы совсем не пышные и без разрезов. На шее начинающий входить в моду белый пристяжной гофрированный воротник-фреза. Маленький такой, совсем не похожий на ту «голову на блюде», что я на картинах видел.

– Ну-с, – протянул он с ленцой, ну прямо как наш родной российский земский врач, – что у нас тут болит, юноша?

И грабарки свои толстопальцевые к моим повязкам тянет.

Тут я ему по рукам и зафинделил рукояткой кинжала.

Лекарь отшатнулся от меня и взвыл, баюкая ушибленную кисть, глазами взывая к окружившим нас рыцарям о справедливости.

– Руки помой, прежде чем в моей голове копаться будешь, – возмутился я.

– Зачем? – Лекарь сделал круглые глаза, в которых прыгали большие непонятки.

– Саншо, повесь этого шарлатана на ближайшем суку, – крикнул я инфанту, – он захотел отправить меня на тот свет!

Но первым был Микал, уже приставивший свой страхолюдный свинокол к горлу медикуса, а второй рукой державший его за оттянутые на затылке волосы. И смотревший на меня в ожидании команды прирезать этого славного представителя третьего сословия королевства франков.

– Что ты творишь, Феб, – прикрикнул на меня удивленный дон Саншо.

Остальные рыцари сделали вид, что это их совершенно не касается. Пусть принцы* развлекаются как хотят.

– Мы тебе лекаря с утра искали по всем окрестностям, – добавил дон Саншо с укоризной.

– Это не лекарь, а шарлатан, – заявил я убежденно. – Он руки не моет, когда пациента пользует. А убивает, как ты знаешь, не железо, а грязь в ране.

– Первый раз слышу, – округлил свой единственный глаз инфант.

– Теперь знай, – и повернулся к своему пажу: – Иниго, принеси мне сумку этого унтерменша.

Бинтов в нашем понимании термина у этого, мягко выражаясь, врача в сумке не было. Валялось там на дне несколько скрученных полос льняной ткани, вместе со всяким сором вперемешку. Убил бы! Несколько горшочков с завязанными крышками из пергамента без надписей. Бронзовый ланцет зверского размера и еще какая-то железная хрень, вся изогнутая.

– Это что? – спросил я, показывая лекарю эту изогнутую хрень.

– Бандаж для прижигания ран, – ответил тот дрожащим голосом.

– Sadist, – обругал я его за такие методы лечения, но уже осознал, что ни он, ни вообще никто вокруг меня этого слова не поняли – маркиз де Сад родится только через триста лет. А сам термин появится еще через век.

– Филипп, Иниго.

– Мы тут, сир.

– Разведите небольшой костер здесь, неподалеку от меня, и поставьте кипятить большой котел воды. И еще один котелок приготовьте, поменьше.

– Сержант, – поискал я глазами.

– Нет его, сир, на разведку поехал, – ответил мне Микал.

– Осмелюсь заметить, ваше высочество, что кровь пустить сможет и мой цирюльник, – сказал безбородый сьер Вото.

Лицо лекаря стало цвета свеклы, когда он услышал мое титулование.

– Давай его сюда скорей. Пусть пустит кровь этому лекарю, а то он тут мигом lasty skleit.

Лекаря быстро освободили от кафтана, камзола и рубашки. А прибежавший цирюльник, который по совместительству был у сьера Вото лучником, медной бритвой с шипением пустил доктору кровь прямо на землю.

– Ne ponos, tak zolotucha, – констатировал я это безобразие.

Лицо медикуса приобрело здоровую бледность, и угроза инсульта его вроде как миновала.

– Положите его подальше и присыпьте его дурную кровь землей, чтобы не воняла.

Цирюльник с Микалом утащили лекаря за шатер, с моих глаз долой, и там перевязали его рану его же грязной тряпкой.

Вскипела вода в котелке над костром, который разожгли паж и оруженосец. Я приказал побросать в маленький котелок бинты и ланцет и продолжать кипятить. Заодно и бритву цирюльника, который так неосторожно ее оставил в пределах моего зрения. А большой котелок – поставить охлаждаться в тень.

Пришел цирюльник, глазами ища свою бритву.

– Тебя как звать? – спросил я его.

– Хулио Эскаланте, ваше высочество.

– Твоя бритва, Хулио, кипятится, – просветил я его. – Брось также в котелок свой ланцет.

– Зачем, ваше высочество?

– Потому что я так хочу!

Уф… Приказать все же легче, чем объяснить. А главное – быстрее.

– Микал, намочи мою повязку.

– Как намочить, сир? Всю? – уточнил тот у меня.

– Нет, только там, где присохла кровь, а то отдирать будет трудно.

Без боли не обошлось. Пришлось терпеть – теперь я рыцарь! Эбенть! Ноближ оближ, епрть! Кровь склеила волосы и приварила их к коже и тряпке. Пришлось цирюльнику аккуратно обрезать их ножом. Эх… Побрить бы сейчас голову, да невместно: аристократия тут ходит с длинными волосами. Пережиток прошлого, когда шлемы были маленькими, а туго заплетенная коса на затылке – дополнительная защита от рубящего удара.

– Рана не страшная, ваше высочество, чистая, – сообщил свое авторитетное мнение Хулио. – Свезло кожу, и только в одном месте обнажилась кость. Крови, конечно, много пролилось, но с головой всегда так. Сейчас мы лишнюю шкурку обрежем. Положим мазь и снова замотаем. И все быстро заживет. Гноя нет, хвала Иисусу.

– Кипяченым бинтом вяжи, – предупредил я цирюльника, по совместительству врачевателя. – Тем, который уже высох. И остальные бинты заверните в чистую холстину, как высохнут. Не дай бог, пригодятся.

И я перекрестился, вовремя вспомнив, что с левого плеча надо. Все у них на западе через назад да наоборот делается.

– Всенепременно, ваше высочество. Ваше желание для нас – закон.

Продувной рожи Хулио я не вижу, но затылком чую, что глумится надо мной этот кантабр. Как бы сказали в двадцать первом веке – прикалывается.

– Сьер Вото.

– К вашим услугам, ваше высочество.

– Дайте лекарю обещанные деньги и отвезите его обратно, – распорядился я.

– Но он же ничего не сделал, ваше высочество, – возразил мне рыцарь. – За что ему платить?

– По крайней мере, он привез мази, которые мы у него выкупим, и бинты. Пригодятся в дороге. Но если вы хотите, чтобы все было по справедливости, то вычтите из оговоренного гонорара долю Хулио за то, что он пустил лекарю кровь. Уврачевал, так сказать, врача. Не то бы он тут богу душу отдал от удара.

Хотел сказать – инсульта, да вовремя язык прикусил.

Хулио за моей спиной самонадеянно фыркнул.

Окружающие удовлетворенно заулыбались. Правильный у них принц, справедливый. Всегда приятно в этом убедиться.

– Это вам на память, сир. – Филипп протянул мне мятый кусок свинца. – Шар был полый, от удара смялся и треснул, поэтому не смог вам причинить фатальных последствий.

– Кто же это балуется подобным оружием? – Я с интересом вертел в руках шар, диаметром немного меньше кулака, толщиной стенки в два миллиметра примерно. Увесистый.

– Церковники, сир, – ответил за Филиппа Микал. – Им запрещено проливать кровь. Да и не предназначен этот шар для того, чтобы убивать. Оглушить – да. Взять в плен.

– Взять в плен, – повторил я эхом. – Зачем это Пауку? Я и так был у него в замке.

Никто на это ничего не ответил.

– А теперь мне надо немного отдохнуть, – высказал я пожелание, отложив свинцовый шарик в сторону.

Действительно после процедур резко клонило в сон, хотя затылок слегка задергало после вмешательства. Но тупо так, не острой болью.

Окружающие разом поклонились и разошлись. Только Микал приготовил мне изголовье насколько можно удобней и снял с меня сапоги.

Сон – лучшее лекарство, как говорила моя мудрая бабушка. Остается надеяться только на витальные силы растущего организма.

Военный совет собрался после ужина, как только прибыл сержант со своей группой разведки и похлебал горячего.

Нашлась даже карта, нарисованная на оленьей коже, вполне себе неплохая работа, даже с некоторой попыткой масштаба. Красивая карта, типа современных туристических: схематично все и красиво, с наядами и китами на месте морей, башнями на месте городов, парусами на реках, до которых мест они судоходны. И врет небось эта карта по семь загибов на версту, так же как современные туристические схемы. Но основные дороги, броды и мосты показаны. По крайней мере, в направлениях не запутаешься. И то хлеб.

В совете принимал участие весь командный состав: я, дон Саншо, сержант, шевалье д’Айю и сьер Вото. Мой паж и паж Саншо – невзрачный паренек лет десяти, изображали обслугу: обносили господ советников вином. Хорошим вином, а не той дрянью, что мне вчера Микал подсунул в виде недоделанного глинтвейна.

Дон Саншо, как старший по возрасту из инфантов, взял обязанности председателя на себя.

– Мон сьеры, мы сидим вот тут, – ткнул он пальцем в карту, – в самой середине этого леса. И до визита лекаря ни одна душа про нас не знала.

– Я говорил – его надо повесить за то, что он руки не моет, – подал я голос.

Все засмеялись как хорошей шутке. А когда отсмеялись, Саншо продолжил:

– Не знали. Теперь будут знать. И искать. Отсюда нужно уходить. Прямо завтра с утра, а то может быть поздно.

– Надо прорываться на север, к нашему кораблю, – предложил сьер Вото, кивнув страусячьим пером.

– Где он нас ждет? – поинтересовался я.

– В Руане, в Нормандии. Дюк* Нормандский сейчас в контрах с отцом. И людям Паука там не развернуться, – пояснил рыцарь.

– До Нормандии надо еще дотопать, – подал голос сержант.

Что удивительно, рыцари к нему прислушались, но одновременно посмотрели на меня; как на его сюзерена, наверное.

– Продолжай, – подбодрил я старого служаку.

– Это идти на север в земли дюка Орлеанского, который лишь вассален Пауку, а на деле суверенный сеньор. Можно пройти, если переправимся через реку Шер севернее Тура. Но дальше, думаю, что в вашей земле, государь – в Этампе и Немуре, которые принадлежат вам, как конту* де Фуа, и вашей матушке, нас уже будут ждать люди Паука, которые возьмут этот ваш лен* под опеку Луи. И как ни соблазнительно там запастись продовольствием, поменять коней на свежих и ваших людей взять в провожатые, но придется ваши земли обходить через Шартр. А это уже домен* его величества Луи Одиннадцатого. Даже если пройдем дальше, то придется просачиваться мимо Лютеца…

– Теперь они его называют Париж, – подал голос паж Иниго де Лопес.

– Да хоть лошадиной задницей! – повысил на него голос сержант, затыкая непрошеного комментатора. – Дорога петляет через Монфор и Эвре – это все равно Лютец обходить по большой дуге. Либо по Сене сплавляться через весь город, что чревато опознанием и арестом. Предстоит тяжелый марш – чуть больше сотни лиг. – Тут он самодельным циркулем из щепочек показал маршрут. – Десять дней минимум, если все пройдет гладко. А у нас на руках лежачий раненый. Сильно не поскачешь. Клади все полмесяца. Найдут и перехватят. Еще и через реку Шер переправляться – это, во-первых, идти обратно, время тратить, а во-вторых, мосты для нас закрыты. Думаю, даже броды закроют. Они тоже первое что подумают – что мы будем прорываться к своему кораблю или в комте*. Этамп, где можем найти подкрепление.

– Не перехватят, – хвастливо заявил шевалье д’Айю. – Людей столько Паук не найдет, чтобы все перекрыть. Максимум что будет в заслоне – копье. К тому же у нас одна дорога – у него сорок.

– Дорог сорок, зато мостов и бродов единицы, – перебил его дон Саншо, сверкнув единственным глазом. – Как насчет того, чтобы переправляться вплавь? В доспехах. Нет желающих? Странно. На дворе тепло. Другие предложения есть?

– Если нас ищут на севере, то надо идти на юг и кораблем подняться вверх по Луаре до Клермон-Феррана. Там через перевал перейти у Пюи де Санси и сплавиться уже по реке Дордони до Бордо, – подал голос сьер Вото. – А оттуда уже и до дома рукой подать.

– Там нас на берегу Луары уже ищут жандармы* Луи, – сообщил сержант. – Нас чуть не переняли, да сир вовремя надоумил заранее гербовые котты снять и наемниками прикинуться, что с контракта домой идут в Гасконь.

– Жандармы – это серьезно, – заметил шевалье, задумчиво взяв себя кулаком за подбородок. – Сколько жандармов было в Плесси-ле-Тур?

– Двадцать, – ответил дон Саншо, – не считая кнехтов при них. И в самом Туре вполне может стоять целая ордонансная рота. Может, даже не одна. Потому как эта двадцатка сменялась на скоттских* гвардейцев, пока мы там гостили. – Саншо со злостью сплюнул себе под ноги, припомнив гостеприимство Паука.

– Если в городе рота жандармов, – заметил сержант, – то это сотня копий, в каждом – сам жандарм, три конных лучника или арбалетчика, кутюлье*, пеший пикинер*, оруженосец и паж. Возможно еще и валет*. Итого восемь сотен воинов, не считая поднятого ополчения в городах. Даже десяток городских аркебузиров* на мосту, прикрытых пикинерами, – это нам не преодолеть. Так что хватит им людей все дороги перекрыть. На север и на юг нам дорога заказана. Восток прикрыт рекой Шер. Остается только запад. К тому же граница Анжу неподалеку, а уже там власть неаполитанского ре*.

– Мог бы Феб сражаться – прорвались бы, – согласно кивнул ему дон Саншо. – А так… Только и можем как мыши между метлами проскочить разбойными тропами.

– Если идти прямо на Анжер, то будет короче, и до границы – десять лиг максимум. Можно за один день проскочить. Дороги хорошие, – высказался шевалье. – Дождей не ожидается.

– А на этих дорогах нас и переймут, – кивнул сержант и протянул в сторону руку, в которую паж инфанта тут же вложил кубок с вином.

– Надо выслать ложного гонца, – сказал я. – Руан на Сене?

– Именно так, – кивнул шевалье, отчего три павлиньих пера на его берете затрепетали.

– Пошлем туда гонца с двумя письмами. Одно – на случай, если гонец попадется в лапы врагов, – в сумке. Другое, подлинное, – толково зашитое в одежду. Для капитана корабля.

– И желательно, чтобы гонец попался Пауку? – ехидно отметил сьер Вото.

– Нежелательно, – отринул я это тонкое предположение о подлости. – Но на всякий случай надо озаботиться заранее. Со всех сторон.

– Что в письмах будет? – Дон Саншо поднял бровь над здоровым глазом.

– В первом – то, что мы через две недели прибудем в Руан и чтобы капитан готовился к этому сроку отойти в Дувр.

– Почему в Дувр?

– Чтобы Паук об этом спрашивал своих советников, – улыбнулся я. – А у тех мозги трещали: при чем тут Англия в этом раскладе?

– А во втором письме?

– Немедленно сниматься с якоря и идти в Дувр.

Все удивленно уставились на меня.

– И там купить мне олова возов пять-десять, ну насколько у капитана денег хватит. Дома рассчитаюсь.

– А сами куда пойдем, по-твоему?

– На северо-запад, лесами к реке Луар. Она судоходна?

– Судоходна практически по всему течению. – Сержант, как заправский генштабист, выдал справку. – Впадает в Сарту, Сарта в Луару. День-два активного сплава – и мы в Бретани. Только вот на пути стоит город Анжер.

– А в Анжере будут нас ждать жандармы Паука? – предположил я, вопросительно глядя на старого вояку.

– Вряд ли, – уверенно ответил дон Саншо за сержанта. – Нет у него там власти. Это земли неаполитанского ре.

– Тогда пойдем на северо-запад – к Луару, как сказал дон Саншо: разбойничьими тропами. А там возьмем барку и проплывем по реке мимо Анжера, не останавливаясь в городе, – предложил я.

– На барке – долго… – протянул шевалье.

– Зато меня не растрясете. Барка мягко плывет. Сплавимся в Бретань до Нанта. А там наймем корабль до дома. Морем. В Биарриц, Сан-Себастьян, Бильбао или Сантандер. Как повезет. Денег у нас хватит?

– Хватит, – ответил дон Саншо. – Не хватит, так под мой вексель наши купцы дадут. Сеньор де Рец поможет еще мне. Нам бы только до его замка на Луаре добраться.

– Это который Рец? Маршал франков, победитель англичан? – уточнил я у него.

– Не бойся, Феб. Не выдаст и даже поможет. Мой отец с ним с Длинной войны дружен. С тех пор, как они не смогли от англичан отбить Жанну Орлеанскую. Он тогда у сеньора Реца в пажах ходил.

– Ну коли так, то нам прямой резон идти к реке Луар лесом, – подвел я итог совещания.