Пролог
При каждом выдохе в темноте появлялось радужное облачко пара. По цвету это напоминало бензин, расплывающийся в черной луже. Бондарь, одетый как заправский горнолыжник, осторожно положил на снег свое снаряжение. К сожалению, это было не оружие, и состояло оно всего лишь из пары лыж и двух лыжных палок.
«Палки как палки, – решил он, пробуя одну из них на прочность. – Я не ас слалома, чтобы определить, чем они хуже или лучше других. А как насчет лыж? – Бондарь критически прищурился. – Похоже на универсальную конструкцию, с классическим боковым вырезом и стандартной заточкой. Гибкие, не слишком короткие и не слишком длинные, достаточно широкие, чтобы не вязнуть на целине. В общем, подходящие лыжи, – сказал себе Бондарь. – Главное, чтобы я сам не подкачал».
Подумав так, он с сомнением покачал головой и хмыкнул, догадываясь, сколько опасностей подстерегает его на крутом склоне горы Фишт. Это был последний западный бастион Главного Кавказского хребта. Высота грандиозной базальтовой пирамиды лишь самую малость не дотягивала до трех километров. Несмотря на то что Бондарь находился не на самой вершине горы, а на ее склоне, испытание ему предстояло серьезное. Условия были, что называется, экстремальные. Отсутствие настоящего опыта и мастерства беспокоило Бондаря даже сильнее, чем перспектива погони, которая неминуемо начнется, как только его отсутствие будет замечено. Сумеет ли он тягаться со всеми этими молодыми, ладными, спортивными парнями, которые числятся здесь инструкторами и явно знают толк в скоростном прохождении трассы? Ладно, время покажет, флегматично рассудил Бондарь. Пока что оно работало на него.
Была ночь. Глухая, темная, морозная. Фантастически красивая. Полная, чуть сплющенная луна серебрилась в сияющем ореоле. Ювелирно ограненные звезды казались неправдоподобно крупными и яркими. Снежная гладь сверкала и переливалась, словно посыпанная алмазной пылью. Но любоваться этим почти космическим пейзажем было некогда.
Опустившись на колено, Бондарь занялся лыжами. Он воткнул ботинок в паз держателя, закрепил каблук, отрегулировал жесткость крепления. Встал, наклонился и защелкнул второй ботинок. Оставалось затянуть ремни безопасности, которые удержат лыжи, если крепления расстегнутся при падении. Это оказалось непростой задачей, поскольку мороз стоял нешуточный. Озябшие пальцы Бондаря делались все более одеревенелыми и непослушными. Полторы минуты ушло на то, чтобы продеть кончик ремешка в пряжку. То же самое повторилось при возне со вторым ботинком. Когда Бондарь выпрямился, его скрюченные пальцы едва протиснулись в перчатки. «Жаль, что нельзя скатиться уже знакомым маршрутом», – подумал он, поудобнее обхватывая палки. Но внизу находились сторожевые посты, и, только обманув их, Бондарь мог надеяться добраться до равнины целым и невредимым. Если, конечно, не переломает кости при спуске. Короче говоря, или грудь в крестах, или голова в кустах, хотя в случае чего голову еще поискать придется.
– Ну, поехали, – прошептал Бондарь.
Повинуясь собственному приказу, он опустил очки и, резко оттолкнувшись, покатился по склону, постепенно забирая вправо, чтобы уйти подальше от накатанной лыжни. С одной стороны, отчетливый одинокий след на рыхлом снегу выдаст преследователям направление его маршрута, но, с другой стороны, незнакомая дорога не позволит им развить ту скорость, которую они демонстрируют на изъезженной вдоль и поперек трассе. Это в какой-то мере уравнивало шансы преследователей и беглеца. Ведь Бондарь не являлся профессиональным горнолыжником. Предстоящий слалом по пересеченной местности был для него одним из самых сложных и опасных испытаний, когда-либо выпадавших на его долю. При таких условиях даже имеющаяся фора не обеспечивала ему победу. За выигрышный приз под названием «Жизнь» предстояло еще хорошенько побороться. Держа палки в свободно вытянутых руках, Бондарь скользил вниз, следя за тем, чтобы лыжи не соприкасались и не расходились слишком далеко. Между его коленями постоянно сохранялся небольшой зазор, а ботинки отстояли друг от друга «на волосок меньше ширины плеч», как говорил инструктор. Несмотря на то что пока все шло гладко, на первом же по-настоящему крутом спуске Бондарь с трудом удержался на ногах. Осторожность требовала принять низкую стойку, чтобы смягчить возможное падение. Знакомый всем импульс: в случае опасности втянуть голову в плечи, съежиться и прижаться к земле…
Как бы не так! Отключив рациональное мышление, Бондарь лишь слегка пригибался и распрямлялся вновь, заставляя себя сохранять преимущественно высокую стойку. Она избавляла его от перенапряжения мышц, приводящего к боли и судорогам в области бедер. Любой, кто прислонится спиной к стене, приняв такую позу, как будто он сидит на воображаемом стуле, может представить себе, каково это – долго находиться на согнутых ногах. Кроме того, прямая стойка обеспечивала Бондарю наибольшую устойчивость и позволяла быстрее реагировать на постоянные изменения рельефа.
Пока что спуск шел нормально. Стекла очков окрашивали местность в зеленоватый оттенок, отчего казалось, будто Бондарь под водой, где-нибудь на дне морском. Далекие ели казались темными островками водорослей, разбросанными по светлому песку. Однако было слишком холодно, чтобы поверить этой экзотической иллюзии. И под лыжами определенно поскрипывал снег, а не коралловый песок.
Вжик… вжик… Справа промелькнули контуры недавно возведенной станции канатной дороги. Причудливый светящийся купол смахивал на глубоководный батискаф. Засмотревшись на крохотную человеческую фигурку, прильнувшую к стеклу, Бондарь едва не налетел на груду строительного мусора, увенчанную снежной шапкой.
Горнолыжный комплекс «Лунная поляна» еще не сдали в эксплуатацию, однако он почти уже был готов принимать туристов. Уже запустили три канатно-буксировочные дороги, две канатно-кресельные и одну маятниковую, мимо которой проехал Бондарь.
Последняя подвесная дорога представляла собой грандиозное сооружение на сейсмостойких опорах. По сверхпрочным тросам ходили два открытых вагончика, вмещающие в себя по сорок человек каждый. Когда один опускался вниз, второй с такой же скоростью возвращался к станции. Маятниковая канатная дорога позволяла подняться на высоту 2266 метров за 8 минут, но в экстренном режиме работала в полтора раза быстрее.
Таким образом, человек, находившийся на станции, теоретически мог очутиться у подножия Фишт раньше его. Вагон развивал скорость до четырехсот метров в минуту, а Бондарь спускался со скоростью около сорока километров в час, однако сразу за станцией он был вынужден постоянно притормаживать или выписывать зигзаги, огибая камни, пни и заснеженные стволы сосен. Просека, выбранная им, не была приспособлена для скоростного спуска, но изменить маршрут он уже не мог.
И все же пушистый снежный покров придавал Бондарю уверенности. Слегка меняя наклон, пружиня обеими ногами и перенося вес тела с одной ноги на другую, он легко обходил препятствия. При резких поворотах из-под лыж вылетали фонтаны снега, искрящегося в лунном свете. Пьянящее ощущение скорости притупляло инстинкт самосохранения. Ведь Бондарь был первопроходцем, покоряющим еще никем не освоенный, после обильного снегопада, склон. Он испытывал непередаваемый восторг, скользя черной точкой по гигантскому белоснежному листу. Прочерченная Бондарем линия была извилистой и четкой. Линия жизни. Линия, готовая оборваться в любой момент. Его стремительная тень выглядела контрастной, как при магниевой вспышке. А луна сияла ярче осветительной ракеты. Серебристые нити канатной дороги убегали далеко вперед, сливаясь с ажурными опорами.
Но что это? Услышав, как запели, зачирикали тросы над головой, Бондарь чертыхнулся. Это пришли в движение подвесные вагоны. Бондарь не видел тот, который приближался сзади, зато имел возможность отлично рассмотреть вагон, поднимающийся к вершине. Выкрашенный в цвет яичного желтка, он был обтекаем, как субмарина или дирижабль.
А что, если охранники не гонятся за беглецом? Что, если они спешат ему навстречу, отрезая путь вниз?
Мысль, осенившая Бондаря, была ошеломляюща в своей ясной простоте. Так и есть. Охота началась. Можно было не сомневаться, что охранник, заметивший подозрительного лыжника в районе станции, дал общую тревогу. В таком случае по следу Бондаря были пущены загонщики, а стрелки́ находились сейчас в таком нарядном и безобидном на вид вагоне.
В том самом, который неумолимо приближался снизу!
«Желтая субмарина» постепенно увеличивалась в размерах. Забирая вправо, Бондарь начал уходить из-под канатов. Они уже не пели, а ныли, срываясь на злобный визг. Неожиданно раздался совсем другой звук: резкий, громкий, раскатистый: «Шара-ах-х-х!»
Выше по склону взметнулся грязно-белый гейзер, окутанный вихрящейся снежной пылью. Следующий взрыв прозвучал прямо по курсу, вынудив Бондаря не только затормозить, но и припасть на колено. Находившиеся в проплывающем мимо вагоне лупили из подствольного гранатомета, причем умело и расчетливо, почему-то не пуская в ход сам автомат. Причина этого стала понятна, когда очередная взрывная волна подхватила Бондаря и завертела его колесом вместе с тарахтящими палками и лыжами. Его не собирались убивать. Выстрелы из гранатомета направлялись таким образом, чтобы сбить его с ног. Подтверждением тому стала пауза, наступившая после того, как цель была достигнута. «Желтая субмарина» остановилась, зависнув за спиной барахтающегося в снегу Бондаря. Приняв сидячую позу, он первым делом сорвал треснувшие очки и отшвырнул их в сторону. Не до карнавала.
Голова гудела, как колокол. Бондарь помотал ею и сплюнул. Слюна оказалась красной, словно на снег капнули вишневым вареньем. Только вкус был не сладкий, а соленый. Кувыркаясь, он прокусил щеку, хотя руки-ноги были, кажется, целы. Лыжи – тоже. Стянув перчатки, Бондарь занялся расстегнувшимся креплением.
– Эй, не вздумай, – предупредил его человек, высунувшийся из вагона. – Ты у меня на мушке.
– А ты у меня на х… – бросил Бондарь через плечо. Это прозвучало достаточно громко и вызывающе. Гранатометчик в фуникулере занервничал.
– Гляди, ты у меня дождешься! – предупредил он.
– Да пошел ты…
Раскачивающийся вагон походил издали на нелепую елочную игрушку, но пренебрежение Бондаря было вызвано не этим. Поскольку его не пристрелили сразу на месте, то любые угрозы сделать это чуть позже являлись самым обыкновенным блефом. Он был нужен им живым, а не мертвым. Это предоставляло Бондарю свободу действий. Относительную, конечно, как и все в изменчивом подлунном мире.
Проверяя свою догадку, он встал, повернувшись к вагону спиной. Оттуда немедленно вылетела граната, взорвавшаяся в опасной близости от Бондаря, но все-таки не причинившая ему ни малейшего вреда. Судорожно зевнув, чтобы избавиться от пробок в ушах, он оттолкнулся палками и помчался вниз.
Надеяться на божью помощь, Министерство чрезвычайных ситуаций или доблестных сотрудников милиции не стоило. Даже если жители поселка Солохаул и слышали взрывы, то приняли их за фейерверки в честь Рождества. Сегодня же наступило 25 декабря, а доморощенных католиков в православной России развелось выше крыши. И Рождество отмечают, и Хэллоуин, а некоторые и американский День независимости за компанию. Сплошные праздники – хоть стой, хоть падай. Всеобщее похмелье на чужом пиру. Бах… Бабах… Ба-ба-бабах… Раскаленные осколки остервенело шипели, плавя снег. Все-таки это была довольно рискованная пиротехническая забава, учитывая то, что после недавнего снегопада взрывы запросто могли вызвать сход лавины.
Покинув опасную зону, Бондарь покатился дальше, стремительно удаляясь от канатной дороги. Просека вывела его на открытое пространство. Здесь уклон делался более пологим, но это никак не сказалось на скорости, поскольку отпала необходимость лавировать между препятствиями. Усталые мышцы, на славу потрудившиеся при бесчисленных поворотах, наконец получили небольшую передышку. Все, что требовалось от Бондаря, это сохранять равновесие при спуске. По инерции он сам ехал вниз… прямо на редкую цепочку из человеческих фигур, возникшую впереди! В сравнении с величественными масштабами горного массива они смотрелись безобидными черными мошками на белом покрывале, однако это было обманчивое впечатление. Их было пятеро, все они стояли на лыжах и, насколько он разглядел, были вооружены короткоствольными автоматами. Подтверждением этому стали пляшущие огоньки и пунктиры трассирующих пуль, разрезавших темноту снизу доверху. Набрав полные легкие воздуха, Бондарь продолжал мчаться прямо на лыжников, решив, что вилять и юлить бессмысленно. Если отдан приказ вести огонь на поражение, то его прикончат в любом случае. Уворачиваться от очередей из пяти стволов бессмысленно. Никакие зигзаги и виражи не помешают стрелкам попасть в приближающуюся мишень. Тем не менее они продолжали тратить патроны впустую. Алые прочерки пуль выполняли ту же самую функцию, что и бездарно израсходованные гранаты: Бондаря пытались остановить. Он был нужен врагу живым любой ценой. Его боялись даже слегка зацепить, не то что срезать автоматной очередью. Такой щепетильностью грех было не воспользоваться, и Бондарь не упустил предоставленного ему шанса. Издав боевой клич, он пошел на прорыв.
В каждой цепи есть свое слабое звено. Шеренга автоматчиков, перекрывших спуск к подножию Фишт, не являлась исключением из общего правила. Третьим справа стоял высокий плечистый парень двадцати четырех лет, отлично экипированный, физически крепкий, морально устойчивый, тренированный, плечистый, лишенный каких-либо существенных пороков. Мастер спорта по биатлону, соответственно отличный лыжник и стрелок, он не видел особых проблем в том, чтобы остановить человека, удирающего с главной базы.
Когда парня и его товарищей подняли по тревоге, они еще только готовились ко сну, обмениваясь грубоватыми шутками, принятыми в их сплоченном мужском коллективе. Была рождественская ночь, и они засиделись за праздничным столом. Опустошили одну бутылку шампанского на пятерых, посмотрели телевизор, перекинулись в картишки. Операция по задержанию беглеца показалась им отличным поводом проветриться. Почему бы не подышать свежим воздухом перед сном?
Действительно, почему бы нет? И парень дышал, пытаясь достать языком кусочек курицы, застрявший в зубах после праздничного застолья. А потом с наслаждением жал на спусковой крючок, следя за красочными хитросплетениями трассирующих пунктиров. Он стрелял и ждал, когда же этот идиот, несущийся навстречу, додумается упасть на снег и поднять лапки вверх. Наверное, совсем голову потерял от страха, размышлял парень. Немудрено. Под перекрестным огнем любой в штаны наложит. Первые признаки беспокойства он ощутил, когда обнаружил, что чокнутый лыжник почему-то мчится на него, а не на товарищей. Парню это не понравилось. Ситуация изменилась, нужно было срочно менять тактику. Жаль, что нельзя всадить в беглеца пулю, подумал он. Как же быть? Пропустить его и пуститься следом? Или попытаться сбить его с ног, когда тот будет проноситься мимо?
Это была хорошая и, главное, своевременная мысль.
– Держи его! – крикнули парню сразу с двух сторон.
– Сам знаю. – Выплюнув зажеванный кусочек мяса, парень прищурился и приготовился к броску.
По его расчетам, беглец должен был проехать мимо него на расстоянии одного или двух метров. Как же его фамилия? Ага, Бондарь, чуть ли не Джеймс Бонд, надо же! Н-да, отчаянный тип, этого у него не отнять. Готов чуть ли не на таран идти, спасая свою шкуру. Что ж, пришло время охладить его пыл.
Парень оставил автомат в покое и слегка присел, собираясь сшибить Бондаря одним прыжком. Тот заметил его приготовления и даже начал притормаживать, словно опасаясь неминуемого столкновения, однако, как выяснилось в следующую секунду, он ошибался. Занесенная лыжная палка – вот и все, что успел он увидеть, прежде чем острая боль пронзила его глазное яблоко. Вцепившись обеими руками в древко импровизированного копья, он рухнул на колени, оглашая округу таким диким воем, которому позавидовали бы волки.
Дальнейшего развития событий он, разумеется, не видел, поскольку надолго потерял способность адекватно воспринимать действительность. А продолжение было весьма впечатляющим.
Всадив острие правой лыжной палки в глаз противнику, Бондарь тут же избавился от левой и стал наращивать скорость, прижав освободившиеся руки к бедрам. Командир маленького отряда выхватил мобильный телефон и заорал:
– За ним! Этот гребаный шпион не должен добраться до поселка!
Трое лыжников синхронно выполнили поворот прыжком, эффектно крутанувшись в воздухе на сто восемьдесят градусов. Не сводя мстительных взглядов с согнутой спины беглеца, они ринулись в погоню, позволив короткоствольным автоматам свободно болтаться на ремнях. Приказа убивать по-прежнему не было, но кулаки каждого из преследователей чесались все сильнее. Дай им волю, они бы прикончили Бондаря голыми руками прямо на месте.
Думали ли они о том, что эта ненависть взаимна?
Пять минус один осталось четыре. Не слишком обнадеживающая арифметика, но для начала уже неплохо.
Взвешивая свои шансы, Бондарь продолжал мчаться по исполинскому снежному откосу. Его лыжи отзывались радостным визгом на малейший поворот, но сам он лишь покрепче стискивал зубы. Не слишком приятно находиться в роли зайца, улепетывающего от своры гончих. Тем более что прыти и целеустремленности им было не занимать.
Трое лыжников неслись за Бондарем как привязанные. Казалось, между ними протянут невидимый трос, не позволяющий беглецу оторваться от погони. Лыжники шутя повторяли маневры Бондаря, постепенно беря его в клещи. Неужели они добьются своего?
Скорость становилась критической. Встречный ветер обжигал кожу, высекал слезы из глаз и леденил нутро. Снизу на Бондаря летел густой ельник, продраться сквозь который нечего было и мечтать. Приняв левее, он едва не вскрикнул от неожиданности. Вот те раз! Прямо по курсу тянулась непреодолимая ограда из металлической сетки. А ниже – расчищенное от заносов шоссе, окаймленное высокими снежными валами. По нему двигалась колонна автофургонов с включенными фарами. Можно было даже разглядеть крупные эмблемы на их бортах, но Бондарю было не до этого. Он сконцентрировался на поисках выхода из ловушки, в которую угодил. Заметив протоптанную людьми тропу, он заскользил параллельно ей, и интуиция его не подвела. Следы вели к большой дыре в металлической сетке. Так себе сокращали дорогу те, кто таскал стройматериалы с территории горнолыжной базы. Дыра стремительно приближалась. Диаметром около полутора метров, с неровными краями, она казалась отверстием гигантского пылесоса. Или проскочит, или расшибется к чертовой матери!
«Не промахнуться бы», – посетовал присевший на корточки Бондарь, но глаза не зажмурил. Стоило хоть чуточку качнуться или отклониться от курса, и его, сжавшегося в комок, ударит об сетку, как теннисный мяч. На такой скорости это было все равно что броситься под машину. У-ух! Дыра всосала Бондаря и выплюнула по другую сторону ограды. Он не увидел, как двое преследователей в точности повторили его маневр, а последний, зацепившийся курткой за проволочную бахрому, покатился дальше уже не на лыжах, а кубарем, екая селезенкой при каждом ударе о землю.
Бондарь не оглянулся. Направив лыжи на высокий бруствер, созданный снегоочистителем, он на всякий случай мысленно попрощался с жизнью.
Он никогда не совершал прыжков с трамплина. Не знал, как нужно правильно планировать и что делать в момент приземления. Он просто перелетел через снежный гребень и взмыл в воздух. Сердце замерло, время остановилось. Бондарь завис над полотном дороги, как в тягостном сне, где все происходит медленно и неотвратимо.
Краешек правого глаза видел громаду удаляющегося автофургона с логотипом «Iveco» на заиндевелом полотне. Слева надвигался следующий грузовик. Ярко освещенный, но не ослепленный лучами фар, Бондарь слышал рокот двигателя, видел боковым зрением не только силуэт шофера за лобовым стеклом, но и мельчайшие детали кабины, видел, как по обе стороны от нее вздымаются белые крылья снежной пыли. Казалось, так будет продолжаться вечно, но рявканье автомобильного клаксона послужило сигналом, по которому замедленное восприятие сменилось лихорадочной сменой отрывочных кадров.
Раз! Лыжи соприкоснулись с насыпью на противоположной стороне дороги. Два! Бондаря подбросило вверх, как на батуте. Три! Он снова умудрился опуститься на обе лыжи и, отчаянно балансируя, понесся дальше.
За спиной раздались идентичные по звучанию удары, сопровождавшиеся душераздирающими воплями. Промежутки между ними были очень короткими: глухой стук – крик, глухой стук – крик. Протяжные гудки автомобилей образовали нечто вроде грянувшего и смолкшего похоронного оркестра: ду… ду… ду-ду…
Все это свидетельствовало о том, что гонка с преследованием завершилась. Проехав еще пару сотен метров, Бондарь затормозил и оглянулся.
Уменьшившиеся до размеров спичечных коробков грузовики стояли, растянувшись по всей дороге. Невозможно было определить, что именно там произошло, однако это было не так уж и важно. Главное, что последующие прыжки через шоссе оказались не такими удачными, как тот, который совершил Бондарь. То ли преследователей посшибало кабинами, то ли они угодили в завихрения воздуха за фургонами, но факт оставался фактом: рождественская ночь для них закончилась.
Бондарь вытер взмокшее лицо и прислушался к себе, стараясь определить, надолго ли еще его хватит. В боках кололо, легкие разрывались, к горлу подступала тошнота. После такого отчаянного марш-броска трудно было заставить себя продолжать двигаться вперед, и все же Бондарь поехал дальше. Уклон здесь был пологим, так что никаких сверхчеловеческих усилий не требовалось. Просто стоять на лыжах, сохранять равновесие и поддерживать трясущиеся колени руками. Давно уже Бондарь не чувствовал себя таким измотанным. Дыхание срывалось на всхлипывания, веки с заледеневшими ресницами сделались непомерно тяжелыми, лыжи норовили перекреститься или разъехаться в стороны. И все же он почти достиг цели. Впереди виднелись редкие огоньки поселка. До них оставалось около километра. В Солохауле, конечно, не спрячешься, но там можно будет найти машину, чтобы добраться до Сочи или Дагомыса.
Так вяло размышлял Бондарь, понимая, что, несмотря ни на что, праздновать победу рано. Очень скоро выяснилось, что его скептицизм был обоснован. Когда конец был так близок, он все-таки проиграл.