Глава 7
Юрский парк… по-русски…
Звонко трещал двигатель нашего штатного «Ижака».
Ирина, управляя рогатым мотоциклетным чудовищем с коляской, большей частью помалкивала. Понятно почему – обоих не перекричишь. Имеется в виду веселенький звуковой дуэт, состоящий из разудалого двухцилиндрового баритона и шума ветра в ушах, претендующего на роль вездесущего бэк-вокала.
Впрочем, ей помолчать полезно. Ибо… разговаривает много!
Просто мы уже успели немного поцапаться перед отъездом и слегка потрепать друг другу нервы. Так, по мелочам. Для создания рабочего настроения и жизнерадостного тонуса.
Все началось, как водится, с мелочей.
Точнее, с вопроса.
– Что это у тебя за мусор на руке? На помойке эту грязь нашел, бичуган? – поинтересовалась Ирина, как только мы вышли от моих родителей.
Я только фыркнул возмущенно. Отвернулся демонстративно и молча направился к коляске мотоцикла. Самое интересное, что буквально минуту назад в обществе моих родителей эта дамочка была олицетворением английской леди на великосветском приеме. «Извините», «пожалуйста», «будьте любезны», «не стоит затруднений, уважаемая Людмила Леонидовна» – фу! До тошноты. А как только вышли – на́ тебе: «мусор», «помойка», «бичуган», и, надо думать, совершенно неуважаемый «бичуган».
Змея двуличная.
– Подарок от любимой, – напустив на себя важности, неторопливо произнес я, забираясь в коляску и устраивая между ног свой чемодан. – От сглаза, между прочим. Как чувствовала, с какими лицемерками ее суженому придется общаться.
– Ты разбил мое сердце, – вздохнула Ирина и неожиданно насадила мне на голову огромный мотоциклетный шлем, – умри за это, черствый и бездушный мальчик!
– Осторожнее! – возмутился я. – Так и шею сломать можно. Ребенок я или… погулять вышел?
– Ты хоть знаешь, что это за браслетик?
Ирина даже повременила с запуском стартера. Стояла, упершись двумя руками в сиденье мотоцикла, и рассматривала меня как под микроскопом.
– «Хренечка» от сглаза, я же сказал. Очень полезная вещь, между прочим. А что, понравилась?
– А кто подарил, конечно, не скажешь? Наверняка не скажешь. Понимаю. Начнешь выеживаться, на умняк падать, цену себе набивать.
У меня от возмущения аж шлем на глаза съехал.
– Да когда я выеживался-то?
– Да все время.
– Чего ты врешь? Ой, извините, не так! Вы, уважаемая леди, неправду говорить изволите.
– Вот! А говоришь, не выеживаешься. Ты и сейчас надулся как пузырь.
– Да ты на себя посмотри, выдра!
– Умно. Впечатляет даже. Надо же! Услышать такое от ребенка… пятидесяти лет от роду.
Я и заткнулся.
Вот как у нее так получается?
Двигатель завелся со второго раза, и, на мое счастье, заткнулась и Ирина. Знаете что? Иногда я горько жалею, что когда-то в минуту слабости открылся этой мегере. Показал вражи́не свою ахиллесову пяту. Все верно, пятьдесят лет с учетом прошедшего года – не поленилась же посчитать!
Непостижимая женщина. До невыносимости. И как вообще прикажете с ней общаться?
Ей двадцать три. По моим меркам – вообще соплячка. В дочери годится. Ну, или с большой натяжкой – в романтические партнеры. А что? В нашем двадцать первом веке «папиков» никто не отменял. Только как я могу ее позиционировать в таком качестве, имея рост метр двадцать и вес тридцать три цыплячьих килограмма? Никак. Ладно, отставим романтику. Не больно-то и хотелось. Я вообще в этом времени – ребенок. Только с точки зрения ребенка эта «выдра» мне даже в матери не годится. Так, сестра старшая. По умолчанию мы с ней так и «соприкасаемся». Как правило. До того момента, пока ей вдруг не захочется предательски вонзить мне нож в спину. Как в данном конкретном случае, например.
И вот сижу я сейчас будто бы как ни в чем не бывало, подставляю свою бестолковую головушку под набегающие воздушные потоки, а самому стыдно, аж зубы сводит. Как от самого кислющего в мире цитруса. Мне всегда стыдно, когда эта гадюка ненавязчиво так указывает на то, что на самом деле я гораздо старше, чем выгляжу. И на то, что веду себя как инфантил, изображая своим поведением дите неразумное. Кстати, это очень легко сделать, достаточно лишь чуть ослабить контроль над самим собой – и все, ребенок берет верх над занудой-взрослым.
Интересно, во что легче впасть – в маразм или в детство?
Я горестно вздохнул и огляделся.
А почему это мы, интересно, свернули не на Большую Морскую, а на улицу Ленина? Наша оперативная база немного в другом направлении. Я, конечно, если даже и впал в детство, то до маразма мне еще далеко.
Ну?
Ирина глянула на меня и чуть заметно кивнула. Мол, ты не ошибся, дедушка, – цель поездки уже не спортзал во Дворце пионеров. Я в ответ требовательно дернул подбородком: «Объяснитесь, дамочка». Она в ответ тоже подбородком показала куда-то вперед и вправо.
Надо сказать, что, несмотря на постоянные пикировки, мы отлично понимаем друг друга без слов. Когда нужно. Чего скромничать, партнеры мы отличные. Спайка и взаимопонимание на высоте. Что не мешает этой… чешуйчатой пресмыкающейся…
Ладно, хорош! Пора успокоиться, старичок.
Чего заводиться из-за этой малолетки. Она, кстати, указала направление, где находится Корабельная сторона. Это мне ничего не говорит, но за Корабелкой после крутого спуска находится… Инкерман. А там – заброшенный скальный монастырь, о котором говорил Пятый. Я помахал рукой, чтобы Ирина оторвалась от дороги, потом указал пальцем в сторону и вниз. Мол, доедем туда и потом на спуск?
Теперь она просто и без затей кивнула. Угадал, значит, малыш.
Я тоже просто и без затей показал ей кулак: «Предупреждать надо о смене планов! Иначе с моей стороны последуют убедительные возражения. И жесткие санкции».
А она кротко на долю секунды закатила глаза: «Ой, боюсь-боюсь! Вертела я ваши санкции…»
Я резко чиркнул ладонью по тыльной стороне запястья левой руки. Мол, хватит болтать за рулем. И показал пальцем по ходу движения мотоцикла: «Следи за дорогой, балаболка».
В ответ – кверху большой палец. Можно расценивать, как «вы правы, коллега, спасибо за ценное указание». Или как «не пугайся, маленький, тетя и без тебя разберется». Я предпочел выбрать первый вариант и… отвернулся в сторону, дабы не провоцировать не в меру болтливого водителя.
Неудачный выбрал момент для наслаждения пейзажами. Мы спускались к основанию Южной бухты по Красному спуску, поэтому перед носом у меня замелькала каменная стена ноздреватого известняка с буро-зелеными пятнами диких вьющихся растений. Та еще картинка!
На мое счастье, козырек на коляске отсутствовал, поэтому горячий воздух, упруго бьющий в лицо, под громоздким шлемом на влажных от дневной жары волосах казался уже не таким горячим. Даже слегка прохладным. Я с удовольствием зажмурился и постарался задрать подбородок повыше, ловя набегающий воздушный поток еще и пазухой расстегнутой чуть ли не до пупа клетчатой рубашки.
Для детского спортивного лагеря меня, между прочим, нарядили в самое что ни на есть лучшее, что нашлось в маминых загашниках. И я сейчас планировал этот прикид аккуратно повесить в один из шкафчиков спортзала – для повторного облачения в день моего «возвращения в семью из мест не столь отдаленных». А на время «командировки» у нас есть – ни много ни мало – целая костюмерная городского Драматического театра, что через сквер рядом с Дворцом пионеров. Где работает еще один из моих наставников – старый дядюшка Хаим, хабуб Хейфец, Хаим Натанович дорогой.
Он этой весной учил, впрочем, до сих пор меня учит практической маскировке в полевых условиях. Ну, и иногда принимает самое живое участие в подборе для своего ученика повседневных «одежд». Потому что «таки, юноша, противник в этом деле мелочей не приемлет». По этой причине я стараюсь обычно посещать театральные закрома в отсутствие Хейфеца, благо такая возможность мне предоставлена. Нравлюсь я деду.
Теперь из-за новой вводной придется отложить визит к старику на пару часов. И позаботиться особо о сохранности своего парадно-выходного платья, лазая по скалам и норам. Дабы впоследствии не расстраивать родителей.
Опаньки!
Не ожидал я, что мы этой дорогой поедем. Ирина в свойственной ей манере просто срезала приличный крюк, достоинство которого заключалось в наличии твердого асфальтового покрытия. Не снижая скорости, мы неслись уже по каким-то задворкам, проулкам и балкам. Разумеется, без асфальта. Я посильнее сжал челюсти, заботясь о целостности языка, а то так и придется до конца жизни жестами разговаривать.
Зверская техника! Почему такие жесткие рессоры и неудобное сиденье? И ноги некуда пристроить. Никогда у нас не заботились об удобстве пассажиров! Я имею в виду – инженеров-проектировщиков. Враги рода людского. Впрочем… танки действительно у нас одни из лучших. Не самые комфортабельные, правда, но немцы в свое время писали кипятком…
Опля!
Это я предусмотрительно уперся руками в кожух коляски. Ирина заставила мотоцикл в мгновение ока встать как вкопанному. Как когда-то вставал Сивка-Бурка – «листом перед травою».
Адский водила.
– Дальше пешком, – сказала она, освобождаясь от шлема, – оглядимся, освоимся.
Причальная зона. Техническая.
Слева, чуть позади, виднеется плавучий док. «Slow speed». Это не название, не подумайте, что я сошел с ума. Детские ассоциации: первое иностранное выражение, которое я увидел в жизни и даже смог перевести, – достаточно было глянуть на плавдок чуть левее, там уже по-русски: «Тихий ход». Еще мысль тогда в детстве мелькнула: «И стоило ли строить такую огромную махину, чтобы перевести с английского два слова? Так, чтобы всем видно было. Странные люди».
Через главную городскую бухту, которая в этом месте становится совсем уж узкой, устье рядом – чумазый мол и так называемая «Нефтяная гавань». Морская мазуто-колонка.
Приблизительно я сориентировался, куда мы прибыли, и, надо сказать, слегка был расстроен. Эта дамочка вообще нормальная или нет? До Загайтанской скалы в Инкермане, где вырублены каменные кельи древнего монастыря, – километра четыре, не меньше. Час пехать! Но почему-то ни скулить, ни возражать мне не хотелось. Свежи были еще раны на душе. Я уже говорил, что Ирина – психолог от Бога? Если не по образованию, то уж по интуиции – точно.
– Пешком так пешком, – не очень жизнерадостно буркнул я, – чемодан не попятят? Из коляски?
– Тут сторож на причале – наш человек, присмотрит.
– Присмотрит он, – проворчал я по-стариковски, все равно застегивая тент на все крючки, до последнего.
Вообще, будь моя воля – я тоже начал бы поиски именно с Инкермана. Ирина здесь абсолютно права, и ворчал я совершенно напрасно. Из вредности.
– Любительница пеших прогулок, – не унималась моя желчь. – И райончик здесь еще тот. Ты хоть в курсе?
Места тут и правда глухие.
Мрачные и, официально выражаясь, криминогенно-опасные. В узкой «зеленке», тянущейся между морем и скалами вдоль южного побережья, там, где проходит нитка железнодорожной колеи, одиноко связывающая город с цивилизацией, в этой стихийно образовавшейся парковой зоне, воняющей мазутом и ржавым железом, любит собираться и весело проводить время самый разношерстный народ – синяки, нарики, бывшие зэки, как, впрочем, и будущие, цыгане, бичи, гоп-компании да всякий другой неспокойный люд. Они жгут здесь костры, жарят на ошметках металла мидий, сосут ханку и даже купаются! Вы не поверите – в небольшой заводи, куда сбрасывают отработанные воды из городской электроцентрали. А что? Зато тепло даже в непогоду. Отдыхают, короче, по полной. И нагоняют ужас на приличных граждан, глазеющих на этот беспредел из окон проползающих мимо поездов и электричек.
Потому что пешком сюда приличные люди не ходят!
Про это я и хотел намекнуть Ирине. Которая, кстати, я только сейчас обратил внимание, была одета в легкомысленный сарафанчик. Из коллекции «мини-бикини». И держался он если не на честном слове, то все равно эти две нитки и бретельками трудно было назвать. И… впрочем, ладно. Об отсутствии некоторой части купальника под сарафаном я лучше упоминать не буду. В конце концов, это ее личное дело.
– Не простудишься? – мрачно поинтересовался я.
Вообще-то в тени под сорок. Скалы плавятся. Вон камень аж почернел. Но Ирина правильно поняла мой сарказм. Она вообще все правильно понимает. И даже умеет быть лаконично убедительной.
– Так надо.
«Значит, надо так». Это из какой-то песни, не помню точно.
Вот, значит, что!
Если теперь я правильно понял, Ирина сейчас будет изображать шашлык в голодном доме. Листок капусты в козлином царстве. Подсадную утку!
Смело. Только зачем? Спросить – гордость не позволяет. Сам догадаюсь. Войти в контакт с криминогеном? Чтобы пощупать тела в наколках на предмет странных ребятишек, прыгающих по каменным кельям Инкерманского монастыря? Скорей всего. Что может быть крепче тесной дружбы, начавшейся с пары зуботычин? А за свои бретельки Ирина и мамонта разорвет пополам.
Только все равно – опасно очень. Народ здесь с мозгами не дружит. Особенно когда под алкогольными парами или под маковой дурью.
Я скептически покачал головой.
Мы шагали по узкой тропинке вдоль железнодорожного полотна. Иногда эта путеводная нить витиевато углублялась в заросли кустарника, выныривала в неожиданных местах, напоминающих руины Помпеи, но затем упорно возвращалась к облюбованным рельсам.
– А ты знаешь, сынок, почему эту балку справа называют Сушильной? – неожиданно громко спросила Ирина каким-то неестественно жизнерадостным и звонким голоском. – Потому что раньше, еще в прошлом веке, здесь, на склонах этого оврага, снасти сушили. От старинных кораблей. Паруса, канаты. А еще это место называли Пороховым оврагом. Знаешь почему?
Умники и умницы. Викторина для идиотов.
– А потому, мамочка, что здесь еще, ко всему прочему, и порох хранили! И сушили!! И кое-кому кое-куда засовывали!!! – таким же радостно-писклявым голосом проорал я в ответ. – Правильно я угадал?
Значит, просто козленка подсунуть тираннозавру – мало! Надо, чтобы бедное животное заблеяло выразительно. Голос подало. Погромче и полегкомысленней.
А вот, кстати, и он. Допотопный ящер. Точнее – группа ящеров, выползающих по одному из впереди виднеющихся развалин. Четверо хмырей исключительно недружелюбного вида. Что особо опасно – молодняк, лет по восемнадцати-двадцати, плюс-минус. Самая сложная категория: мышцы выросли, мозги – нет. А вместе с мускулатурой подросло еще кое-чего. Что жить спокойно не дает.
– А ну, стоять!
К нам не спеша приближался тип в разодранной майке, засаленных трениках и шлепках на босу ногу. Явный вожак в этой компании. За ним маячили еще три аналогичных рожи. В таких случаях первое слово всегда за лидером. Стая должна молчать, внимать и быть готовой к выполнению оперативно поставленных задач.
– Ой, мальчики, – растерянно продолжала блеять Ирина. – А мы тут заблудились… с сыночком…
Меня сейчас стошнит от ее голоса.
– Гы-гы. Нормалек такая! А ну, шкет, погуляй пока…
Надо сказать, что отсутствие прелюдий типа «Девушка, не скучаете ли?» или «А не нужен ли зять вашей мамочке?» – явный признак совершенно недвусмысленных намерений с поправкой на глухую местность. Что, без всякого сомнения, добавляет злоумышленникам излишней самоуверенности. И ощущений абсолютной безнаказанности.
– Сам ты шкет, – по инерции буркнул я, некоторым образом смазывая задуманную Ириной мизансцену.
– Чего? – сразу же перенацелился на меня вожак. – Косяк, а ну задвинь сопляка подальше. Чтобы я шукал его долго. Та потремай его там, минут так пару. Мы тут с гражданкой швыдко добазаримся. Правда, красивая?
– Ой, мальчики… не надо… прошу вас, – продолжала Ирина исполнять лохушку, смещаясь назад и чуть в сторону от меня.
– А ты не боись, кобылка. Сейчас знакомиться будем. Косяк, ты еще здесь?
Ко мне вихлястой походкой не спеша направился один из членов стаи, выглядевший самым мелким и неуважаемым в этом прайде. И самым грязным, к слову.
Пятясь задом, словно встревоженные ракообразные, мы с Ириной коротко и незаметно для приближающейся шпаны обменялись взглядами. Она указала глазами на того, кого поименовали Косяком, потом чуть качнула головой в сторону развалин стены и слегка покрутила кистью руки. Для посторонних – будто пальцы слегка затекли, разминала рассеянно. Для меня: «Крути его». Или: «Работаем этого персонажа». А еще точнее: «Сделай так, чтобы этот шустрый Косяк перестал быть шустрым и оказался с тобой вот за этой стеночкой, где мы будем задавать ему интересующие нас вопросы. Вдумчиво и неторопливо. Разумеется, после того, как по просьбам местных трудящихся я ближе познакомлюсь с остальными персонажами».
Бедняги.
Хвала мужеству мотыльков, самоотверженно летящих в пламя свечи!
А ведь и верно. Если кому и задавать вопросы, так это самому «отверженному» в компании. Шестерке. Шнырю. Тому, кем все помыкают.
Во-первых, поможет давняя и скрытая обида на угнетателей. Во-вторых, постоянная опасность делает таких типов действительно шустрыми. Внимательными и наблюдательными. Закон выживания каменных джунглей. Ну а в-третьих, другие могут начать изображать героев. Недолго, конечно. Но оно нам надо?
Конец ознакомительного фрагмента.