Глава 1
Геннадий фон Мюнхаузен
– Все они тут повязаны! Все до одной!
Малолетний рассказчик выразительно таращит глаза, грозно надувает щеки и даже слегка шевелит ушами в пространстве. Для вящей убедительности и торжественности момента. Уши, надо отдать должное, шикарные – огромные, в пунцовых прожилках, к тому же растопырены так, что напоминают воздухозаборники у «Запорожца».
Эти «локаторы» принадлежат Генке Федюхину. Моему однокласснику.
Он у нас душа компании, заводила и баламут. А главное – враль, которого свет доселе не видывал! Брехло. Белебеня! Сейчас, к примеру, на моих глазах происходит рождение новой легенды. Легко и непринужденно, можно сказать, в режиме импровиза формируется миф о том, почему мальчишкам нашего сопливого возраста так хочется лишний раз дернуть девчонку за косичку. Или треснуть портфелем по маковке. Или – обратить злодейку в бегство, а потом ловко подсечь вражину сзади подножкой. Эх, высший пилотаж!
Просто они… сами во всем виноваты!
Я откинулся на спину и зажмурился, с удовольствием впитывая ароматы душистого крымского августа. Пахнет выгоревшей травой, землей, разогретой под солнцем до «сковородной» температуры, и чем-то цветочно-кипарисовым, если можно себе такой запах вообразить. Цикады трещат как полоумные, перепутав день с ночью. С тяжелым гулом пролетают осы и стрекозы – от сада к саду, скорее всего. Ведь самый фруктовый месяц на дворе. Самый лучший летний месяц, сладкий и беззаботный.
Господи, хорошо-то как!
Мы оголтелой стайкой носились на велосипедах в пригороде, потом слегка утомились и недолго думая рухнули отдыхать прямо на травку, там, где и застала нас усталость, – а чего далеко-то ходить? Теперь, раскинувшись на уютном блекло-зеленом склоне в полутени абрикосовых деревьев, мы степенно толкуем «за жизнь». В данный конкретный момент слушаем доклад философа Генки с его новейшими изысканиями в области гендерных стереотипов.
А он разошелся не на шутку:
– Они же днем – как обычные девки! Не отличишь. В классики там свои играют. В куколки, в цветочки, в резиночки, в дочки-матери свои… – Генкина компетентность смутно настораживает. – Только вранье все это. Маскировка. Прикидываются они! Точно вам говорю. На самом деле они все – самая настоящая банда!
Любопытная версия.
И откуда все это берется? Нет, просто интересно, куда гражданина Федюхина на этот раз заведет его неугомонная фантазия?
Ну, давай-давай.
– Как только заходит солнце и наступает ночь, – нагоняет особой жути рассказчик, – выходят они тайком из дома, собираются вместе и начинают… ловить пацанов!
Ада! Дайте больше ада!
– Повсюду, значит, их ловят! По всему району! А как поймают, пытать начинают. Привязывают к стулу – и… давай раздевать!!!
Ого! Да у нас тут зародыши эротических фантазий! В восемь неразумных лет.
Ну, теперь понятно. Все вдруг стало ну просто предельно ясно. Я бы сказал – транспарентность ночных коллизий в каменных джунглях нашего района начинает торжествовать! Смотри ж ты, экие разбойницы! Ночные бестии. Валькирии местечковые! Ох и плачут по них портфели с подножками. Так и надо этим бандиткам!
И смех и грех.
Каково мне все это выслушивать в свои пятьдесят с лишком?
Не могу удержаться:
– Гендос! А ты – это, того… малость не преувеличиваешь?
Мне можно встревать в самые разнообразные разговоры и задавать любые, даже такие провокационные вопросы, потому что с недавнего времени я на районе пользуюсь невиданным авторитетом. И это не потому что, к примеру, ловко дерусь или там лучше всех плаваю. Нет. Этим никого не удивишь. Я просто недавно имел неосторожность продемонстрировать обществу несколько приемов так называемого «битбокса» в собственной интерпретации.
Если кто не знает (молодежи не касается), битбоксинг – это вовсе не одна из разновидностей классического бокса и даже не искусство махаться битой. Это, как бы точнее сформулировать, использование ротовой полости и голосовых связок не по прямому их назначению, а в качестве воспроизведения музыкальных звуков и ритмов. Без вспомогательных инструментов, разумеется.
Не хватает мне, знаете ли, в этом времени современной музыки.
Хочу попсы!
Вот и зарядил я как-то микс разухабистого ресторанного бита, имитируя ударную установку. Получилось что-то вроде: «Дык. Туки-пыщщ. Дык-дык. Туки-пыщ, пыщщ. Дык. Туки-пыщщ. Дыки-мыки-фики-пыщщ». И по квадрату, как положено. На четыре четверти. Пока губа не онемеет.
Элементарщина, конечно, кустарщина дилетантская, но общество от изумления оказалось на пятой точке. И мой социальный статус неожиданно вознесся до небес. С тех пор я регулярно совершенствую свои таланты звукового имитатора и продолжаю «буреть» в пацанском коллективе:
– Вот откуда ты все это знаешь? В таких подробностях? Про стул, про пытки? А?
– А… так меня тоже ловили…
Лихо. Не моргнув глазом! И даже не шевельнув ушами ни разу.
– И тоже… пытали?
– А то! Стали привязывать к… железным воротам. Возле школы, знаешь? Ага, именно к этим! Да только я вырвался. Дал одной там… в нос. Вот так, хрясь! Тогда они куча-малой набросились. Майку мне порвали. Хотели штаны снять – так я их раскидал всех. Да и утек! Они погнались было, да только… ты же знаешь, как я быстро бегаю!
– Ты же майку о забор порвал. Когда к соседу твоему за «изабеллой» лазили! Забыл, что ли? Помнишь, как мать тебя ремнем гоняла?
– Другую! Другую майку! Новую! Да не жалко ее. Зато я теперь их всех запомнил! Всех! Вон! Вон, смотри!
И, спрыгивая со скользкой «маечной темы», начинает тыкать пальцем в сторону виднеющихся неподалеку частных домиков. Мальчишки все дружно разворачиваются туда.
– Видали? Ходят тут. Выглядывают!
Метрах в шестидесяти от нас из проулка одноэтажек выпорхнула парочка наших ровесниц. Стрельнули глазками, пошептались, хихикнули и вприпрыжку поскакали по каким-то своим девчачьим делам.
– Я одну из них видел там, – с важностью заявил Генка, – ночью. Это… Катька. Катька… Мокрушница. Самая злобная из них. Вообще замочить меня хотела. Не знаю, что было бы, если бы я не утек…
И вздохнул печально, все же шевельнув для достоверности ушами.
Трагически на этот раз.
Я присмотрелся. Девчонки как девчонки. Одна, кажется, из нашей школы, из параллельного класса.
Бред!
Однако пацаны слушали открыв рот. А Генка купался в лучах ненадежной и кратковременной славы, млел от наслаждения.
Нужны еще доказательства? Сейчас слепим.
– Вот тебя, да-да, Димон, тебя! Разве девки тебя не ловили ни разу?
Хороший ход!
Димка – слабое звено в нашей компании. Самый щуплый и немногословный член стаи. Попробуй тут возразить нашему «корпоративному моторчику». Да и не так уж часто к Димону здесь обращаются. Особенно по таким серьезным вопросам. Приходится соответствовать.
– Ну… ловили… один раз… Мм… На той неделе… Только я их не запомнил вовсе. Мне… глаза сразу завязали… Тряпкой…
– И как? Тоже пытали? Раздевали? – устроил я свидетелю «перекрестный допрос».
– Ну… я не помню, – замялся Димон и тут же ляпнул не подумав: – Глаза же завязаны! Я и не видел ничего!
– И не видел, и не слышал, и даже не почувствовал, как штаны снимают, – добил я Генкиного подпевалу.
Димон густо покраснел, но за него сразу же вписался наш барон Мюнхаузен:
– Чего ты пристал? Может… неудобно человеку вспоминать. – И дальше пошел гнуть свою линию: – А девки еще и предупреждают всех, кого поймали, – мол, скажешь кому – хуже будет! Специально за тобой охотиться начнут. Тогда уж – все! Кранты!
Я притворно вздохнул:
– Жаль. Давай тогда прощаться, Гендос. Этот закат ты видишь в последний раз. Теперь уж точно – сдернут с тебя твои штанишки. А после этого какая жизнь пацану?
– Не дамся я, – угрюмо буркнул Генка, а затем, подумав, прибавил пафоса: – Живым больше не дамся! Пусть даже и не думают.
Я вновь откинулся спиной в пыльную душистую траву и беззаботно заявил:
– Да ты просто не ходи никуда по ночам. Сделай уж усилие над собой, потерпи. Понимаю, что дома не усидеть, только ведь жизнь дороже! Она один раз дается.
Вот оно мне надо?
Чего к мальчишкам прицепился, дурень великовозрастный? Чешут своими языками – и ладно. Проходят, так сказать, свою школу коммуникации в коллективе, нащупывают ориентиры и экспериментируют статусами. Нормальное дело.
Но до чего же с ними скучно!
– А давай мы их сами ночью подловим, – неожиданно даже для самого себя предложил я, вернувшись в сидячее положение. – На живца! Вон Димона пустим вперед, а сами в засаду. Покажем им, кто на районе хозяин. Пацаны или девчонки. А?
У щуплого Димки, как у того хамелеона, резко изменился цвет кожного покрова.
Кровь отхлынула от щек, и он из пунцового жизнерадостного индейца вмиг превратился в зачуханного бледно-желтого ковбоя. Загар не позволил ему стать по-настоящему белым.
– Меня… ночью не пустят, – позорно признался он.
Ну да! А кого здесь пустят?
В Генкиной легенде ночные забеги – самое слабое место. Мы же не беспризорники какие. Максимум в восемь вечера всех оболтусов матери загоняют домой. А то и раньше. Кого тут ловить злобным девчонкам? Самих себя? А к слову, их-то кто по ночам отпускает? Неправильные какие-то у них родители.
Короче, все почувствовали, что Генкина версия слегка завибрировала. Легенда стремительно теряла стройность и грозила вот-вот рассыпаться. Но чем любопытен наш раннешкольный возраст – логика здесь пока не имеет столь определяющего значения, как, скажем, у взрослых. Или даже у старшеклассников. Тянет мальчишек к чуду, к сказкам, к фантазиям. Дед Мороз жив! Он пока еще существует, а значит, могут существовать и ночные хищницы, алчущие мальчишеских штанишек.
И получается – поделом мы их портфелями по макушкам!
А что? В нашем двадцать первом веке те же американцы используют не менее сомнительные поводы, чтобы, скажем, очередной раз сунуться в какую-нибудь страну во имя торжества демократии. А мы чем хуже? У нас свои «пробирки с порошком».
И Генка не сдается:
– А что? Подходящая идея. Поймаем и наваляем. Точно! Кто сможет ночью выйти?
Пацаны замялись. Стали отводить глаза.
Кто-то стал гонять муравьиного льва по лункам склона. Кто-то начал втыкать палочку в землю – настоящие ножи родители носить не разрешают. Желающих, короче, не находилось.
– Я смогу, – поддержал я Генку. Раз заварил сам кашу, нечего отмалчиваться. – Когда собираемся?
– В двенадцать. В полночь! На пустыре за кинотеатром.
Ада!
Пустырь – штатное место для драк между нашими дворовыми группировками. Грозное место. И о нем все знают. Не перепутаешь. Генкин выбор символизирует серьезность его намерений.
– Идет. Так что, вдвоем идем?
– Я сейчас у бабушки ночую, она старенькая, рано спать ложится, – вписался конопатый парнишка по имени Славка, – как заснет, я приду.
Славка не из нашего класса. И даже не из нашего двора, что грозило бы ему обструкцией. Однако на нашей территории живет его бабушка, и поэтому у него шенгенская виза. Доступ Славке в наш аквариум разрешен. Теперь же ему хочется еще и статусного веса поднабрать среди чужаков.
– Ну, и я буду. Чего там. Делов-то…
Это Вадька Трюханов.
Отец его сидит (не без моей помощи), сам Вадька живет с бабушкой. Бабуля, кстати, у него мировая. Трюха наверняка ей скажет, что идет ночью со мной. Допустим, крабов ловить в темноте, на фонарик. И его отпустят. Я среди бабушек двора в авторитете. Сам не знаю почему. Догадываюсь – чувствуют они что-то про мой скрытый возраст. На подкорке ощущают, на жизненном опыте.
Вот и проникаются доверием.
– Все? Нет больше желающих?
Я обвожу взглядом каждого. И каждый сдувается – или отворачивается застенчиво, или пожимает плечами, мол, чего уж там, сам все понимаешь.
– Струсили, – с важностью констатирует Генка.
Годика через два-три за такое заявление он точно схлопочет по шее. Без вариантов. Но бывшие первоклашки пока миролюбивы как травоядные олени. Улица их пока еще не обточила как надо. Хотя стремление к возмужанию уже ощущается.
– Ничего не струсили, – возражает один из пареньков, – просто брешешь ты все, Генка!
Ага! Получил, Федюхин? По федюхинским высотам? Это хорошо, что пока еще не по шее. Тем не менее первые признаки рождения системной оппозиции уже очевидны. Говорю же, взрослеет молодая поросль! Мужает.
– Сам ты брешешь! – взвился обиженный в лучших своих начинаниях Генка. – Не хочешь – не ходи. Только потом, как поймают тебя эти мыши, – не жалуйся нам!
– Мыши! Хи-хи.
– Заткнись, Димон. Мы сегодня ночью за всех пацанов района отомстим. Если случится чего… не вернемся если, значит… вы это…
– …Считайте нас коммунистами, – не выдержал я. – Хорош трепаться, ребя. Давай по домам. Родителей еще надо уболтать…
А ведь это действительно проблема. Как же выйти ночью из дома?
Придумал же себе головняк на ровном месте!