Глава 4
Прекрасное и ужасное
– Вон тот. – Трюха ткнул чумазым пальцем в сторону добротного частного дома под оцинкованной крышей.
Вот где он грязь находит? Вчера возле бабули был чист, как младенец. Утром тоже – умыт, причесан. Через пятнадцать минут нашего путешествия по вражескому закулисью – пальцы уже грязные. В карманах, что ли, землю носит?
– Все. Ближе не подходим. Дуй в школу.
– А ты?
– У меня освобождение, – не моргнув глазом заявил я, – пластырь на щеке видишь?
– А ранец зачем взял?
Да он не так глуп, как кажется.
– Давай-давай. Иди, опоздаешь. У меня от первого урока освобождение. Сейчас мне вон в больницу надо. Иди, я сказал.
– Ну и дурак, – обиженно и абсолютно нелогично буркнул Трюха, развернулся и тронулся в школу.
Вот лишь бы ляпнуть что-нибудь.
– Тохе ничего не говори, – бросил я ему вслед.
Не поворачиваясь, он в ответ махнул рукой. Мол, понял.
Я осмотрелся. Слева старинный высокий забор. За ним – территория инфекционного отделения городской больницы. Сюда я и показывал, когда врал Трюханову, что мне нужно к врачам. Детвора не знает специализации этого медицинского закутка, вынесенного еще в довоенные времена за пределы городской черты. В наши дни этот район уже практически центр города, хотя местность по-прежнему глухая и неухоженная. Такие вот особенности ландшафта – балки, пригорки.
Справа – длинный ряд одноэтажных домиков самого разнообразного калибра. Между забором и домами – начинающая зарастать весенней зеленью грунтовка. Местность высокая – гребень холма между Загородной балкой и проездом Сеченова, который в простонародье кличут Госпитальной балкой. Ближе к морю – огромное старинное кладбище, где лет десять уже никого не хоронят. Кстати, там у нас покоится дед-фронтовик, погибший уже после войны на стройке. На войне – за четыре года ни единого ранения, а через десять месяцев мирной жизни подорвался на авиабомбе, застрявшей в полуразрушенном фундаменте. Успел только познакомиться с бабушкой и дождаться рождения моей мамы. Судьба.
Сейчас старое кладбище превратилось в жутковатые заросли непроходимого кустарника, среди которого тут и там виднелись покрытые мхом памятники и развалины старинных склепов. Там очень любила тусоваться шпана постарше, цыгане, блатные, игровые и всякий другой асоциальный элемент. В городе это место традиционно признано источником жутких страшилок и душераздирающих легенд.
Хотя на самом деле здесь очень красиво, буйствовала сирень. Вдали синело море. Справа – усыпанные весенними цветами персиковые, вишневые и абрикосовые деревья между домами. Запах – одуреть. Живи да радуйся.
Только я не радоваться сюда пришел. Работать. Встряхнув ранцем, я полез на стену больничного забора. Метра три высотой. Хорошо, что ракушечник старый и весь в щербинах от пуль и осколков. Лезть легко. Наверху – густые заросли дикой акации. Неделя-другая – и она зацветет буйным ароматным цветом. Пока лишь молодые салатовые листочки, но благодаря им снизу меня практически не видно. По крайней мере, я на это рассчитывал.
Держась за ветки деревьев, я прошел по верху забора до столбика, как раз напротив дома Исаковых. С удобством расположился и стал наблюдать.
Крепкий и богатый по этим временам каменный дом выходил фасадом прямо на улочку. Так здесь и строят, в отличие от северных широт нашей страны, где почему-то норовят все спрятать за высоким забором, большей частью – из уродливой доски-горбыля. Слева к дому прилепился крытый кирпичный гараж с зелеными воротами (прав был Трюха насчет колера). Справа – калитка и небольшой кусок сетки-рабицы. За калиткой – палисадник, над которым клубились начинающие зеленеть виноградные лозы. В глубине угадывался огромный участок с лабиринтом хозяйственных построек татарского образца. Конца не было видно – участок нырял в балку.
Во дворе было оживленно. Крутилась многочисленная детвора, пробегали женщины, неспешно ходили мужчины. Никого из них я не знал. Видел Тоху, Антона Исакова. Он был в синей школьной форме и с портфелем. Крутил головой и что-то резко отвечал наседающей на него древней старушке, очень колоритной, надо сказать, пожилой женщине. Настоящая Иске Аби. Закончив пререкаться, непочтительный внук взял у Аби холщовую сумку и решительно шагнул в сторону калитки. Сменная обувь, догадался я. Обязательный атрибут примерного школьника. И раскаленный прут для ладони хулигана.
Тоха вышел через калитку и тут же зашвырнул «сменку» в кусты рядом с гаражом. Расстегнул куртку и верхние пуговицы голубой рубашки, слегка подкатал рукава, чтобы торчало все нарочито неаккуратно. Взъерошил волосы. Тут все понятно – приводил форму одежды в соответствие со статусом недисциплинированного школьника. Такой вот устоявшийся дресс-код. Однако в школу идти пока не торопился.
Кого он ждал?
В нетерпении Тоха пинал портфель то одним, то другим коленом. А ведь там должна быть чернильница! Так называемая «непроливайка», которая чудесным образом почти всегда проливается на учебники и тетради. Особенно если пинать вот так. Портфель в конечном итоге полетел на скамейку, а Тоха начал метать камни в больничный забор. Аккурат в то место, над которым, между прочим, сейчас я и притаился. Этого еще не хватало! Снаряды летели не особо кучно. Некоторые из них проносились в опасной близости от моей головы, исчезая в глубине обитания туберкулезников и гепатитчиков.
Да! Тяжело им тут живется.
Наконец из калитки вышел… такой же Тоха, только на голову выше и на полкорпуса шире. Видимо, брат. Отпустил родственнику приветственный подзатыльник и…
А вот это интересно!
Под легкой брезентовой штормовкой на Тохином брате знакомая спецовка! Застиранный бледно-зеленый комбинезон. Точно такой же, в какой был одет вчерашний блондинистый злоумышленник, затащивший меня в подвал. Только… тогда точно был не брат Тохи. Злодей ростом выше и гораздо стройнее. И волосы намного светлее. Да и вообще трудно спутать татарскую кровь с типичным русаком.
Есть первый результат!
Что-то очень легко все получается.
Парочка не торопясь дефилировала в сторону школы. Тоха что-то эмоционально рассказывал, размахивая руками и нарезая круги возле брата. Случайно не про то он повествовал, как отпинал меня давеча? С миловидным великовозрастным дружком?
Любопытно.
Стараясь не делать лишнего шума и аккуратно цепляясь за ветки, я последовал за братьями по кромке забора. Это хорошо, что они не спешили.
На ближайшем перекрестке, там, где больничный забор под прямым углом уходил вправо, парочка рассталась. На прощанье старший вновь осчастливил родственника подзатыльником в качестве демонстрации теплых чувств, и пути братанов разошлись. Малой двинул прямо, а тот, который покрупнее, свернул направо и не торопясь продолжил свой путь вдоль забора.
Я осторожно спустился по ракушечнику вниз и двигался вслед за старшим Исаковым. Надо было выяснить – кто еще ходит в подобных спецовках.
Путешествие не затянулось. Брат свернул к техническому выезду из больничного городка, который был обозначен высокими проржавевшими воротами, и начал лупить ногой в обшарпанную деревянную дверь въездной пристройки.
Вот он где работает! В хозобслуге инфекционного отделения. И одет, стало быть, в комбинезон медбрата. Или как они тут называются? Санитары? Где-то тут должен быть и мой обидчик приятной славянской наружности и белобрысого окраса. Раз так все легко – может быть, и дверь он откроет?
Однако наружу высунулся какой-то древний дедок в коричневом больничном халате, солдатских штанах со штрипками, в шерстяных носках и казенных тапках. Сторож, наверное. Мой объект исчез внутри.
Я развернулся и зашагал обратно. На углу опять вскарабкался на забор, выбрал место, где одна из акаций растет вплотную к кладке, и по веткам спустился внутрь городка.
Кругом какие-то дикие заросли. Это очень хорошо – прятаться удобно. Держась кустов и перебегая открытые места, я в течение часа методично изучал всю территорию больничного комплекса.
И, можно сказать, был под впечатлением.
И от размеров, и от живописной экзотики. Три медицинских корпуса в три этажа каждый – старинные вычурной формы здания, каждое из которых напоминает букву «Е». А еще – административный флигель, приемное отделение, котельная, прачечная и масса разбросанных по территории непонятных подсобок. Все древнее, колоритное. Есть даже парк с водоемом, в котором я с изумлением обнаружил каких-то толстых и ленивых рыб. И все жутко неухоженное, заросшее, обшарпанное, отчего возникала атмосфера какого-то заколдованного царства.
Миленькое местечко.
Если не вспоминать того, что за северо-западным забором сразу начинается то самое легендарное кладбище. Чтобы далеко не ходить, как я понимаю. Впрочем, если учесть, что городок строился на заре советской власти, во времена свирепствовавших в городе тифа и холеры, – возможно, что это и не шутка.
Где-то еще с полчаса я играл в прятки с персоналом, которого стало неожиданно много в какой-то момент. Видимо, закончились планерки и пятиминутки. Больных видно не было. Ну правильно, нечего инфекцию распространять. Несколько раз видел знакомые комбинезоны. Один бледно-зеленый тип тащил огромные тюки с бельем, двое других толкали перед собой металлическую тележку с хромированными баками, четвертый подметал дорожки в парке.
Злодея не было.
Почему-то я был уверен, что найду его быстро и просто, но время подходило к обеду, а результат пока был нулевым.
М-да. Прискорбно.
Для очистки совести я еще покрутился возле одиноко стоявшего двухэтажного здания, которое никак не мог идентифицировать. По всем признакам – больничный флигель с палатами, как говорят в наше время, повышенной комфортности. Аккуратные занавески на окнах, чистые стекла, свежевыкрашенные рамы. Но совершенно нет движения! Я, даже рискуя быть схваченным, вышел к входной двери и подергал за ручку. Закрыто.
Что это? Спецобслуживание? Резерв? Место для корпоративных междусобойчиков?
Непонятно.
С другой стороны – оно мне надо?
Я зашуршал по кустам в сторону забора. Забрался наверх и еще раз тщательно осмотрел место обитания семейства Исаковых. Любопытно, что их участок действительно самый большой в ряду соседей. Справа его подпирала городская электроподстанция, а слева – крутой склон Загородной балки, захламленной мрачными развалинами бараков первых послевоенных строителей. А вокруг тех развалин виднелся огромный абрикосовый сад, где деревья, как старинные богатыри, ростом с двухэтажный дом. Жуткие, корявые, липкие от смолы. И необычайно привлекательные летом, в период сбора ничейного дармового урожая.
Прекрасное и ужасное часто оказываются рядом.
А порой даже и сливаются в единое целое…
Ну, хватит лирики.
Пора на службу.