Глава 10
Не нравится мне эта ситуация
Как мало мы ценим свое детство!
Точнее, как по-детски легкомысленно стремимся стать взрослыми! Безоглядно спешим окунуться в мир проблем и забот, накрутить на себя вериги обязанностей, ответственностей, нехватки времени, денег, здоровья.
Какое ребячество! Глупые и бестолковые дети несутся к взрослой жизни как мотыльки на пламя. Потом, опалив крылья и возмужав, становятся умными и толковыми, с тоской оглядываясь назад и тяжело вздыхая.
А пути назад в детство уже нет!
Для всех… кроме меня. Что это, мой приз или мое наказание? Хочется думать, что первое. По крайней мере, по сиюминутным ощущениям – я счастлив. В данную секунду. И в следующую…
Но стоит задуматься на долгие годы вперед – вновь становится страшно. Почему-то кажется, что главным моим мучителем и палачом окажется скука. Безысходность всеведения. Тупик всезнайства. Замкнутый фатальный круг. Ни ответа, ни привета. Может, поэтому меня постоянно тянет на рожон?
Вот как сейчас, например.
Толстая, неопрятная тетка в милицейской форме неприязненно разглядывает меня из-под тяжелых, набухших век. Мятая голубая рубашка с потемневшим около шеи воротником, засаленный галстук, ломаные погоны старшего лейтенанта на оплывших жирных плечах. На толстенных ногах – некогда лакированные ботинки общевойскового артикула, которыми тетка нетерпеливо елозит под столом.
– Ну?
«Баранки гну!» – хочется ответить, но говорю другое:
– Родька ни при чем.
Когда я узнал, что Родиона из компании Юрася прямо из школы повели в опорный пункт за поджог сараев, долго не думал. Просто развернулся на входе и помчался в милицию. Благо тут рысью пять минут ходу.
– Ну?
– Это не Родька поджег. Это я поджег. Вернее, не я. «Свистулей» попал. Случайно. Простите, тетенька…
Старательно имитирую тупого первоклашку, готового вот-вот расплакаться. У Родиона отец – военный летчик. Служит в Любимовке на военном аэродроме. Не нужны ему заморочки с милицией. А мне, интуитивно чувствую, эта ситуация пригодится.
Родька сидит тут же, в кабинете, и делает мне «страшные» глаза. Ага, значит, Трюху он уже успел сдать. Тогда – план «Б».
– И вообще я только фольгу принес. А обмотал мальчик. И поджигал мальчик. У меня даже спичек нет. Вот посмотрите.
– Подожди, подожди. Какой мальчик? Трюханов?
– Я его не знаю, тетенька. Он к нам во двор пришел. Я его вообще раньше никогда не видел. А Родьку видел. Это не он…
– Заткнись!
Ничего себе! Общение с младенцами. Стою, хлюпаю носом. Тетка что-то напряженно соображает, теперь неприязненно рассматривая Родиона.
Вообще, первым порывом у меня была идея всех «застроить» через кагэбэшные связи. Даже открыл было рот у дежурного, чтобы назвать код и пароль. Но что-то остановило. Решил поиграть своими силами, благо железный козырь в рукаве все равно остается. А теперь чувствую – как правильно я сделал, что не раскрылся.
Не нравилась мне эта ситуация.
Что-то было в ней неправильно. Что – не могу понять. Но кожей чувствую.
– Фамилия.
– Моя?
– Твоя, твоя! Как твоя фамилия!
– К-караваев. Витя Караваев.
– Адрес.
– С-сафронова.
– Что Сафронова? Дом какой, квартира?
– Дом пять. Квартира семь. Второй этаж. Комнаты справа и… справа. Слева бабушка живет. Только как ее зовут, я не пом…
– Да заткнись ты уже! Кхм… Помолчи, мальчик!
Тетка, тяжело пыхтя, встала, потянувшись достала какую-то папку с сейфа и, усевшись, стала что-то писать.
Я незаметно подмигнул Родьке. Вид у него был пришибленным. Здорово перепугался парень. Прессовала она его, что ли? Что же тут не так?
Я украдкой глянул на часы, висевшие на стене справа от тетки. До контакта с Сатурном оставалось тридцать три минуты. Предполагая, что зависнем мы здесь надолго, я как на уроке поднял руку:
– Можно, тетенька?
– Чего?
– Я с мамой пришел. Она на улице ждет. Можно я ее позову?
– Чего же ты… Ну, давай… Давай-давай, зови.
Я выскочил из опорного пункта и со всех ног помчался к телефону-автомату за углом. Набрал первый номер из списка. Сработало без «двушки», как я и предполагал.
– Слушаю.
– Это Старик. Для Сатурна – контакт отбой.
– Принял.
Повесил трубку.
Побежал обратно врать, что мама ушла, не дождавшись…
Зловредная тетка продержала нас до обеда.
Потом вручила повестки для родителей и отправила восвояси. В школу мы, разумеется, не пошли. Вернее, пошли, но не в здание, а на пустырь за правым крылом.
Я взял у Родьки повестку. Так. Ага! Тетка, оказывается, его отца вызвала. Пронникова Анатолия Игоревича. А вот у меня – мать. Вот же зараза! Ну почему такая несправедливость?
Реально с батей было бы проще. Он ментов как-то недолюбливает. В отличие от матери, искренне и беззаветно считающей их нашими надежными защитниками. И опорниками.
Помню, даже читать она меня учила по «Дяде Степе» Михалкова. «Лихо мерили шаги две огромные ноги…» Брр. Фильм ужасов…
– Не говори пацанам, что раскололись насчет Трюхи, – сказал я Родьке, сидя на деревянном ящике и царапая веткой в пыли, – скажешь, «лепили горбатого», ничего не видели, ничего не знаем.
Родька глянул на меня с надеждой. Ему было очень стыдно. И страшно.
– Она сразу орать начала. Сказала, на учет поставит. Отца накажут. – Он еле заметно всхлипнул, несмотря на свои солидные десять лет. – А у бати и так на службе… Проверки, комиссии… Приходит ночью… В воскресенье тоже…
Вот!
Я понял, что мне показалось странным. Чего тупил так долго?
– Слушай, Родька, а кто в тот вечер Трюху у вас во дворе видел? Ты?
Конец ознакомительного фрагмента.