3
Тина проснулась среди ночи. В доме стояла абсолютная тишина, и Тина не сразу сообразила, с чего это ей вздумалось приземлиться в одной из гостевых спален, но потом она вспомнила все: аэропорт, такси, ключ от калитки, на мгновение вдруг застрявший в замке, их с Семеном спальня, на кровати тело Семена, окровавленная голова, худая спина женщины, залитая кровью… Тина вспомнила, как кто-то что-то спрашивал у нее, она отвечала, а незнакомая девушка помогла ей раздеться и поила чаем.
Тина зажгла ночник и села в кровати. Жар схлынул, и сейчас ей хотелось есть, но для этого требовалось спуститься вниз, а значит, пройти мимо комнаты, где… Конечно же, Семена и его визави там больше нет, но все равно неприятно.
И бог знает куда запропала Елена Игоревна. Раньше она никогда так не поступала.
Тина сунула ноги в тапки и потянулась за халатом. Рядом кто-то заворочался, и Тина шарахнулась с кровати, больно ударившись коленями о прикроватную тумбочку.
– Ты что?
Девушка-таксистка, что поила ее чаем. Каким образом она оказалась в этой же кровати, Тина поняла, но факт налицо.
– Никого не было, а у тебя температура. – Девушка села на кровати, поджав ноги по-турецки. – А дом здоровенный, комнат прорва, вот я и думаю: понадобится тебе что-то ночью или хуже сделается, а я и не услышу. Ну, вот и улеглась тут, кровать-то как аэродром, здоровенная. Сменная одежда у меня в багажнике всегда ездит, но полотенца я в вашем шкафу поискала, не обессудь. Ты чего вскочила, тебе хуже стало?
– Нет. – Тина поднялась, ощущая боль в ушибленной коленке. – Я… А Елена Игоревна не вернулась?
– Никого не было. – Девушка зевнула. – Чаю хочешь? Или, может, поесть чего?
– Да. – Тина уже целиком овладела собой. – Но если Елены Игоревны нет, то я не знаю, как…
Девушка поднялась с кровати и поискала ногами комнатные тапки – одни из тех, что были в ванных комнатах в запаянных пакетах. Одетая в длинную растянутую футболку, достающую ей до середины бедра, она оказалась довольно высокой, крепкой и длинноногой, с белой кожей человека, не знающего о существовании соляриев.
– Я… Как вас зовут, простите?
– К чему церемонии, если мы спали в одной кровати, – ухмыльнулась девушка. – Василисой меня зовут, такое вот идиотское имя втулили. Можешь звать меня Вася, хоть это и странно. Или если гламурно – то Лиса, мне все едино. Ладно, идем вниз, поищем что-нибудь съестное.
Тина покачала головой – она понятия не имела, что и где хранится, а в холодильнике, скорее всего, только йогурты: Семена дома не было несколько дней, а для нее всегда готовили свежее. Вчерашнюю пищу Тина не стала бы есть ни за что на свете.
В доме странно пахло, и впервые в жизни Тина ощутила, что дом пуст, не спасали дела даже рыбки, лениво снующие в аквариуме. И Тина вдруг подумала, что было бы, проснись она сейчас в полном одиночестве. Эта мысль показалась ей неуютной, она поплотнее укуталась в халат и вздохнула – все-таки хорошо, что эта чужая девушка Василиса вздумала остаться с ней. Конечно, никакой Васей она ее называть не станет, глупости какие.
– Что бы ты съела?
Тине хотелось настоящей итальянской пасты с острым соусом, но она понимала, что это вряд ли достижимая цель. Чтоб быть съедобной, паста должна быть свежеприготовленной, а Елены Игоревны нет. И бог знает, есть ли готовый соус, а если есть, то где он стоит?
– Хочешь, пожарю яичницу? – Василиса по-хозяйски открыла холодильник. – Или омлет сделаю, тут есть молоко и сыр. Будешь омлет?
– Да, пожалуйста.
Тина была согласна и на омлет, голод, казалось, вот-вот доконает ее. Она с интересом наблюдала, как Василиса взбивает в миске яйца с молоком, трет туда сыр… Впрочем, процесс приготовления еды Тину мало волновал, ей нужно подумать о том, что произошло и как ей быть дальше. Ведь остался отцовский бизнес, которым занимался Семен, – а теперь как быть?
Тина привыкла, что деньги всегда есть, что не нужно думать, как купить то или это, так же, как и в быту все делалось как-то само собой, управляемая умелой рукой Елены Игоревны лодка домашнего быта плыла ровно, не качаясь и не задевая рифы и мели. А теперь как же? И похороны, их как-то придется организовать… Но самое главное – что же дальше?
Когда перед ней появилась тарелка с горячим омлетом, Тина уже забыла, что хотела есть. Беспокойство овладело ею, и она, взяв вилку, вздохнула – ей отчаянно хотелось просто куда-нибудь уехать и забыть обо всем. Улететь туда, где тепло и радостно, и океан. И больше не возвращаться ни в этот дом, ни в эту жизнь. Остаться на одном из островов, где вечное лето, и…
Но нужно позаботиться о делах.
– Что застыла? – Василиса с аппетитом принялась за свою часть омлета. – Ешь, пока горячий.
Семен был абсолютно холодным, когда она тронула его ногу в спальне. Тина поежилась – она представить себе не может, как все это могло произойти в ее доме, с ее мужем. Какая-то пошлая драма. И как могло получиться, что Семен оказался вовсе не на переговорах в столице, а в их спальне с любовницей? И куда все-таки подевалась Елена Игоревна?
Омлет оказался восхитительным, и у Тины снова проснулся аппетит.
– Давно бы так. – Василиса поставила перед Тиной большую кружку с чаем. – Я тут у вас печенье обнаружила и джем. И мед есть, красота. Что тебе подать?
– Абрикосовый джем, пожалуйста. – Тина обхватила чашку ладонями. – Если есть.
– Тут полный буфет этого добра. – Василиса хихикнула. – Готовились к длительной осаде или к зомбоапокалипсису?
– Что, простите?
– Забей, ничего. – Василиса поставила на стол баночку с абрикосовым джемом. – Слушай, ты не молчи, этим ты себе только хуже делаешь. Хочешь поплакать – давай реви, не стесняйся. Хочешь посуду побить – побей ее на фиг, чтоб от сердца отлегло, только не вот эту красивую посуду, которая в буфетах, а найдем что поплоше. Ты, главное, не загоняй все внутрь, это потом боком вылезет.
Тина пожала плечами – плакать ей не хочется, злости нет, только огромное недоумение и растерянность. Как быть дальше? А ведь у отца был адвокат, и Семен тоже пользовался его услугами. И уж адвокат точно должен знать. Кому, как не этому толстому проныре, вечно сующему свой нос в чужие дела, знать, что делать.
– Слушай, а что теперь-то? – Василиса отпила чай и намазала печенье джемом. – Вот супруга твоего убили, теперь надо же что-то делать?
– Я, наверное, утром позвоню адвокату. – Тина не привыкла разговаривать с кем-то о своих личных делах, но сейчас, похоже, исключительный случай. – Нужно выяснить статус всего имущества, ну и отцовский бизнес… Я не знаю, что и как, но нужно узнать.
– Понятно. – Василиса вздохнула. – А баба-то эта, что с ним была, кто она?
– Не знаю. – Тина пожала плечами. – Ее лица я не видела, а даже если бы и видела, что с того? Я никого из знакомых мужа не знаю, тем более по работе.
– Что, даже на корпоративах разных не встречались?
– Я не посещаю такие мероприятия. – Тина поморщилась, вспомнив испорченное Рождество. – Семен мою позицию хотя и не одобрял, но понимал. Для меня совершенно неприемлемо торчать весь вечер в толпе незнакомых людей, которые улыбаются мне только потому, что я жена шефа, а потом несколько месяцев будут злословить, обсуждая мой наряд, драгоценности и бог знает, что еще. Так что ни на какие мероприятия мне с Семеном ходить не приходилось. Иногда мы бывали в театрах, но там мы никогда не встречали его знакомых.
– Понятно. – Василиса хмыкнула. – У богатых свои причуды, что ж. Ну, да тебе, если что, нового мужа найти будет – раз плюнуть, конечно.
Тина мысленно застонала – ей не нужен был никакой новый муж, ей и старый не был нужен, но отец настаивал, потому что нужно было кому-то передать бизнес, а она, Тина, оказалась не способна им заниматься со своим дипломом искусствоведа, полученным в Лондонской королевской школе искусств. И Семена она встретила не в клубе, где не бывала, а в галерее – модный художник, новое направление… Тина помнит, как ходила между стен, увешанных совершенно дикими гербариями из презервативов, пустых консервных банок и гнутых столовых приборов, и в толк взять не могла, зачем ее сюда позвали. Вокруг толпились экзальтированного вида девицы в немыслимых нарядах, состоящих из обязательного бесформенного свитера собственной вязки, надетого поверх длиннющей юбки или вытертых джинсов. И все они казались солдатами какой-то армии, где пьяный маршал заказал укуренному кутюрье разработать форму для батальона уборщиц. Дизайнер выполнил заказ со всей тщательностью, снабдив каждую боевую единицу внушительных размеров торбой и на разные лады вязанными крючком шапочками.
Тина смотрела на это потешное войско и понимала, что если сейчас не уйдет, то «творец» обратит на нее свой пылающий от дозы кокаина взор и потребует оценки его «искусства», а Тина не любила говорить людям неприятные вещи, но лгать не любила еще больше.
И когда она, прячась за спинами почитательниц «таланта», короткими перебежками достигла двери в галерею, кто-то вдруг взял ее за руку. Это был Семен, который, как оказалось, пришел на ту выставку с подружкой, но девушка побежала восторгаться «талантом», а Семен, едва взглянув на «искусство», вдруг отчетливо понял, что с такой мадам ему не то что не по пути, но даже на одной планете не очень правильно находиться.
Но у Семена была одна странность: он абсолютно не запоминал дорогу. Он был способен заблудиться в парке у своего дома, что уж говорить о помещении, где размещалась галерея. Он потерялся, как Белоснежка в лесу. И увидев, что Тина выходит, ухватился за нее как за спасательный круг.
Они посидели в кафе, поболтали о разных ничего не значащих вещах, а на следующий день Тина улетела в Милан, там как раз проходила выставка старинных кукол. Она и думать забыла о Семене, пока на выходе из музея кто-то не взял ее за руку. Это снова был Семен.
И ему удалось то, что не удавалось никому до него, – он Тину смог удивить.
До этого парни, которые пытались ухаживать за ней, казались ей скучными, глуповатыми, примитивными и пустыми. По чести говоря, так оно и было, и всякий раз, читая досье, которое подсовывал ей отец, Тина хохотала: вот ведь, и это угадала, и тут почувствовала фальшь!
С Семеном все было по-другому. Он не болтал лишнего, не пытался изо всех сил понравиться, он просто в какой-то момент оказался рядом – да так и остался, всем своим видом давая понять, что такое положение дел – самая естественная в мире вещь.
И с отцом он тоже поладил.
И когда полтора года назад отца не стало, он тоже был рядом. Не говорил ничего, и это было благом, иногда слова лишние, дела не исправишь, а от болтовни только хуже становится. Но Семен был рядом, отложив все дела – они молчали, смотрели старые фильмы, гуляли в парке. Тогда Семен словно ждал чего-то – может, какого-то разговора, но Тина не привыкла изливать душу и потребности такой не испытывала.
Конечно, Семен всегда был рядом, и конечно, он знал о диагнозе отца – а она не знала до последнего. И когда отец умер, ее не было рядом, урну с прахом хоронили в тот день, когда она сошла с самолета, – Семен объяснил, что таково было желание отца. А она не знала, и получается, что и отца тоже, по сути, не знала.
И теперь все выглядит так, словно и Семена не знала.
С тем Семеном, которого она знала больше пяти лет, не могло произойти ничего подобного. Он не мог привести в их дом какую-то девицу и при этом расположиться в их спальне. Если бы ему зачем-то понадобилось с кем-то переспать, он снял бы квартиру, номер в отеле наконец, но притащить в их кровать любовницу – нет, ни за что.
– Конечно, я часто уезжала. – Тина говорила сама с собой, ей требовалось проговорить то, что теснилось в голове. – Но я всегда так делала, Семен не возражал, он же понимал, что мне это нужно. И, возможно, я не думала о том, что нужно ему. Может быть, он хотел нормальную, среднестатистическую семью – детей, поездки за город на выходной, секс регулярный… Нет, я же все это понимала и раньше, и думала, что… А неважно теперь, что я думала.
– Ты зря себя не казни. – Василиса шумно вздохнула. – Когда он на тебе женился, то видел, что ты за птица? Его все устраивало тогда? А что баба у него на стороне была, так удивляться нечему, все мужики так устроены, если бы для них эти побегушки налево что-то значили, в загсах очереди стояли бы с утра до ночи. Ты пойми, очень редкий мужик откажется попарить морковку на стороне, особенно если жена в отъезде, а мадам сама предлагается. Но по итогу сегодня одна мадам, завтра другая, а живет-то с женой, не уходит.
– Может быть, честнее было бы уходить?
– Не будь дурой. Честнее, скажешь тоже. – Василиса хмыкнула. – Найти хорошего мужа – это такая задача сложная, если учесть, что мужики собой представляют. Знала я одного… Такой весь из себя фильдеперсовый, студент университета, семья приличная, то да се… Вроде бы не пьет, интеллигенция, а я-то дура, рот разинула: ухаживал красиво, умные книжки читал и мне рассказывал, а потом случилась у меня задержка, я возьми ему и скажи. Он позеленел весь, как огурец, ей-богу. Заторопился сразу – типа на занятия надо, потом в библиотеку… А вечером мамаша его пришла ко мне, прямо на стоянку. Значит, он сказал, где меня можно найти. Ну, и с ходу принялась задвигать насчет того, что мне не удастся повесить на шею ее сыну невесть от кого прижитое отродье. И выражений не выбирала, куда только интеллигентность подевалась, непонятно.
– Не все же такие…
– Все. – Василиса вздохнула. – У каждого был какой-то изъян, но в основном, конечно, бедулька одна: пьянка. А я с алкашом жизнь не свяжу ни за что на свете, мне папаши за глаза хватило, да и мать не стесняется с этим особо, и оба брата, и сестра старшая. Ненавижу пьяных! Только вижу кавалера с пивом, не то что водку пьющим, а просто пиво, – все, от ворот поворот, мне такое и даром не надо.
– Ну, тоже верно.
Тина и сама не знала, зачем поддерживает этот разговор. Василиса тарахтела, а ей просто нужно, чтоб кто-то был рядом, пусть даже вот эта без умолку болтающая девица. Слушать о ее семейном алкоголизме Тине, конечно, ни к чему, но прервать неудобно, да и незачем, пустой дом впервые ощущается именно пустым, а после случившегося Тина ни за какие коврижки не хотела остаться здесь одна.
– Так тебя не хватятся дома?
– Скажешь тоже! – Василиса невесело рассмеялась. – Да они рады-радешеньки, что меня дома нет и никто их не пилит за пустопорожнюю жизнь. Я если дома, они у меня все на цыпочках ходят, если трезвые, а я политинформацию провожу – будь здоров! Но если честно, то я уже две недели живу у Мишки Громова, хоть мамаша его и недовольна, но идти пока некуда, ушла я от алкашей своих, а чтоб снять квартиру… Ну, пока не выходит, но скоро съеду. Ушла я от них, понимаешь ты, дело какое. Окончательно ушла.
– Терпение лопнуло?
– Терпение… – Василиса сердито сверкнула глазами. – Мы ведь тоже тут живем, на Правом берегу, только не в таком месте, как ты, но дом у нас большой, на два входа, а во дворе времянка. Вот во времянке я и жила – чтобы пьянок не видеть. Ну, запирала, конечно, известное дело – алкаши, чуть зазеваешься, тут тебе уже что-то сперли, продали и бухают, даром что родня. И вот я в тот день приезжаю домой, а окно разбито, дверь настежь, и вынесено все – телевизор, утюг, ноут, шмотки… В общем, вынесли все, что можно было быстро загнать, фактически обчистили полностью – так, кое-какое барахло осталось, и все. Я к ним, а они уже все вповалку, в грязь. Я вызвала полицию, ну а те быстро нашли, кто был: папаша, братья мои и зять, сестры муж. Мать с сестрой носили в ломбард и на рынок. Групповое, значит, преступление. Ну, и забрала полиция их всех, потом мать и сестру под подписку выпустили, за ними раньше ничего не числилось, а у мужиков всех условный срок за кражи, закрыли их, конечно. А мать протрезвела, голосит – забери заявление Христа ради, ведь посадят отца и братьев-то, все родная кровь! И так жирую, дескать, а семья как попало перебивается. Ну, и лопнуло мое терпение, забрала я шмотки, что остались, плюнула и ушла, и больше не вернусь, пусть как хотят. Нашим-то рассказала, конечно, а Мишка и говорит: давай ко мне пока, дом большой, времянка свободна, живи. Да только у Мишки мамаша – жадюга страшная, стала его пилить, что он меня бесплатно пустил жить, потом взяла моду без меня являться, рыться кругом… Люди у нас, понимаешь, в массе малокультурные, в быту ведут себя как свиньи. Так что я и от Мишки съеду скоро, ищу пока вариант и деньги коплю.
– Можешь сюда переезжать, занимай любую спальню. Совершенно бесплатно, конечно же.
Василиса нахмурилась, и Тина удивилась – что плохого она сказала?
– Я с тобой не для того здесь… Ну, осталась и прочее, чтоб ты… Я просто так, чисто по-человечески!
– И я по-человечески тебе говорю – переезжай. Зачем тебе что-то искать, да еще за деньги, если я сама предлагаю?
Тина отчаянно хотела, чтобы Василиса осталась, потому что она не представляла даже, как будет жить одна, если Елена Игоревна в ближайшее время не вернется. А даже если и вернется. Без Семена здесь все будет не так. И эта комната, залитая кровью, – словно рана в доме, там не то что спать больше нельзя, а и вовсе заходить невозможно, даже когда все отмоется.
Только сейчас вдруг стало понятно, что жизнь не просто изменилась, она разрушена – та, прежняя жизнь, и в который раз уже разрушена. И что делать дальше, Тина не знает, а просто взять и уехать не может, есть обязанности. Правда, еще неизвестно, какие эти обязанности, но она выяснит.
– Любая спальня к твоим услугам, тут и думать нечего. – Тина обрадовалась, что решение нашлось. – Потом захочешь – съедешь, но я точно не стану тебя упрекать, что живешь бесплатно. Тем более что я сама скоро уеду, меня пару недель не будет, так что…
Василиса включила чайник, сполоснула чашки. Ей очень хотелось остаться в этом доме, ведь, несмотря на жуткое преступление, это все еще отличный дом, она такие только на картинках видела да в кино, а кровь отмоется, делов-то. И Тина… До этого Василиса никогда не сталкивалась с людьми, похожими на нее. И то, что новая знакомая именно такая, какой кажется, сомнений у Василисы не было.
«Пропадет девка. – Василиса искоса поглядывала на Тину, которая сидела в задумчивости. – Адвокат там у нее, эта Елена Игоревна – неспроста, кстати, запропала тетка, может статься, что она в этой истории замазана по уши, вот и дала стрекача. А эта сидит себе как ни в чем не бывало: чай с печеньем пьет, чашку держит, как королева, а ведь обвести ее вокруг пальца – раз плюнуть, что дитя малое, у полного холодильника с голоду помрет. Виданное ли дело одну ее посреди такой беды оставить?»
– Ладно, ты права. – Василиса расставила чашки на места и спрятала в холодильник баночку с джемом. – Давай спать, утром подумаем, как дальше быть. Если ты не против, я займу ту комнату, что рядом с твоей, но завтра. А сегодня доспим как есть. Ты сейчас уже меньше кашляешь, заметила? Лекарство хорошее тебе доктор прописал, и таблетку снова выпей, он же сказал, что их по времени пить надо, а время как раз подошло.
Тина кивнула и безропотно проглотила большую белую таблетку, запив ее водой.
– Это антибиотик, доктор велел пять дней пить, но ты посмотри: два раза попила его, вот третий, а кашляешь уже намного меньше. Кстати, а рыбы твои не кормлены, того и гляди – подохнут с голодухи-то. Чем их кормить?
– Там система автономная, автоматически подает корм. – Тина замученно улыбнулась. – Я спать хочу, странно, да? Обнаружила убитым своего мужа и его любовницу, куда-то исчезла женщина, которую я знаю всю жизнь, а я просто хочу спать, глупость какая-то.
– Ты устала, нездорова, и стресс опять же в угол не задвинешь. – Василиса и сама изрядно хотела спать. – Идем, надо отдохнуть, кто знает, что там с утра начнется.
Они вышли на лестницу и поднялись наверх, стараясь не смотреть в сторону опечатанной полицией спальни. Они обе знали, что там, и пустой дом, тишина и ночь не настраивали их на разговоры, даже бульканье воды в аквариуме звучало как-то тревожно. Лестница освещалась светильниками, но коридор вдруг показался слишком темным, а это было очень неприятно. Взявшись за руки, девушки поспешили пройти злополучный этаж и почти бегом поднялись в мансарду, проскользнули в комнату, которую Тина отчего-то выбрала для сна, и юркнули в кровать. Тина снова закашлялась, и Василиса укутала ее в одеяло.
– Завтра к нормальному доктору надо, пусть рентген тебе сделает, что ли. А то ведь патологоанатом, мало ли, что он там… Покойники-то не болеют. Просто никого другого у меня под рукой на тот момент не нашлось. – Василиса повозилась, устраиваясь. – С таким кашлем тебе в долг никто не даст.
– В долг? Почему в долг? И почему не даст?
– Дитя малое. – Василиса засмеялась. – Неужто не слышала никогда? Это значит, что человек, который так кашляет, долг не вернет, потому что ему до смерти остался час.
– Я не думаю, что в моем случае все настолько скверно.
– Нет, конечно. – Василиса вздохнула. – Это шутка была, и от пустякового бронхита ты не воткнешь, конечно. Все, спи, принцесса. Завтра много чего придется сделать – и тебе, и мне. А там, глядишь, вернется эта твоя Елена Игоревна, займется домом…
Но Тина и так уже спала. Ей снова снилась мама, и она очень боялась этого сна, но поделать ничего не могла.