Вы здесь

Фантом улитки. *** (Юлия Лоншакова)

Тройная правда и тройной порог.

Поэты, этому верному, верьте.

Только об этом думает Бог:

О Человеке. Любви. И Смерти.

З. Н. Гиппиус

© Юлия Лоншакова, 2015


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

В тот вечер я спешила к самому прекрасному мужчине на Земле праздновать день рождения самого любимого человека. Ни сентябрь, проворно прогнавший лето, ни моросящий дождь, не могли поселить в моем теле тлетворную хандру, справиться с которой осенью обычно кажется невозможным. С зонта стекали холодные ручейки, руки мерзли, ветер трепал волосы, а косой дождь, кажется, нарочно пытался смыть тушь с ресниц, но я была самой счастливой, укрывая платком янтарные хризантемы, пахнущие яблоками, грибами, прелой листвой и острым перцем одновременно.

К дому я подошла совершенно мокрая, почти не следа не осталось от тщательно созданного образа леди, поднялась на третий этаж и позвонила в дверь. Она отворилась, и передо мной стоял высокий мужчина. Сегодня он был по-особому красив: темные волнистые волосы, мягкий, но одновременно уверенный взгляд карих глаз, выражавших безграничную любовь, таящих пытливый ум и решительность.

– Дорогая моя леди, скорее заходи! Ты сегодня прекрасна! – он улыбался той обаятельной улыбкой, доброй и открытой, беззастенчивой и ласковой, которая всегда вселяла в меня уверенность, что всё в нашей жизни будет славно.

Я бросилась ему на шею, тараторя от переполнявших меня эмоций бессвязные предложения:

– Я так соскучилась! Нас отпустили так поздно! Я так торопилась к тебе! И смотри у меня новая юбка! И, между прочим, экзамен я сдала на «отлично»! Теперь мой итальянский еще лучше! И, вообще, здравствуй, мой самый любимый, любимый, любимый папочка!

– Ты у меня молодец! Проходи скорей! – ответил он.

– Я так рада тебя видеть! Поставь цветы в вазу! – восклицала я.

Из гостиной струился бархатистый свет, и пахло лилиями.

– Папочка, наконец-то я дома, в лагере было нескучно, но иногда я так тосковала. – сказала я, обернулась и, смеясь, воскликнула. – Ух-ты, как постарался! Какой красивый стол накрыл!

– Не преувеличивай! – слукавил он, отодвигая для меня стул.

Сам сел напротив и сказал, наполняя бокалы:

– Тебе на прошлой неделе исполнилось четырнадцать – могу угостить тебя шампанским. Сначала за тебя! Будь самой счастливой! Дорогая, я безумно соскучился, жду повествования о твоих итальянских каникулах и юношеских приключениях, но это завтра.

Папа встал и положил рядом со мной книгу в кожаной обложке.

– Теперь давай выпьем за маму, сегодня был бы ее тридцать девятый день рождения, – тихо произнес он, но слез не было, лишь грусть в глазах, там, где должна быть радость, и печальное сияние там, где должен быть сверкающий блеск.

Я была в замешательстве: папа никогда не показывал мне такую меру тоски по маме, никогда не становился таким серьезным в мамин день рождения, который уже долгое время отмечает без нее.

– Что это за книга, пап? – растерялась я, и, пытаясь шутить, сказала. – Неужели ты выбрал для меня литературу, которая станет первой ступенью во взрослую жизнь?

– Ты права: я подобрал для тебя книги, но эта не одна из них. Это мамин дневник, – спокойно произнес он, не отреагировав на мою иронию, – прочти его сейчас. Можешь задавать любые вопросы, я готов к этому! Но и ты будь готова, милая, что всё написанное сильно повлияет на твою жизнь.

В одну секунду на мои плечи рухнули путы, колючие и тугие.