Фантом. Книга первая. Охота за русскими ракетными секретами (Н. Н. Лузан, 2015)

Декабрь навалился на Россию ранними и небывало крепкими морозами. Особенно они свирепствовали на севере. Здесь, в Архангельской области, холодное дыхание близкой Арктики, казалось, навечно сковало ледяным панцирем все живое. Суровое белое безмолвие безраздельно властвовало над утопавшей в непроходимых сугробах тайгой, и ни один звук, ни одно движение не нарушали стылой предрассветной тишины.

Наконец долгая зимняя ночь нехотя уступила место дню. Хмурый рассвет едва заметной розовой полоской окрасил восток. Робкий луч солнца скользнул над горизонтом, и в морозной дымке фантастическим миражом проступили циклопические сооружения российского космодрома Плесецк. Угасающее полярное сияние разноцветными бликами поигрывало на заиндевевших гигантских металлических конструкциях ракетного старта. На нем, в паутине труб и кабелей, застыла новейшая межконтинентальная баллистическая ракета «Тополь-М». Над ее разработкой трудились лучшие научные и инженерные умы России. Она должна была стать важным козырем в той новой «ракетно-ядерной игре», что затеяли «ястребы» из Пентагона, и цена сегодняшних испытаний в укреплении обороны страны была как никогда высока. Неудача могла на несколько лет назад отбросить Россию в ее титанических усилиях вернуть былую мощь своим стратегическим силам сдерживания.

Чем лично грозил провал пуска ни командующий Ракетными войсками стратегического назначения генерал-полковник Соловцов, ни главный конструктор Соломонов старались не думать. Они гнали прочь саму мысль об аварии, так как еще были свежи в памяти недавние неудачные испытания ракеты «Булава» на Северном флоте, больно ударившие по его командованию и конструкторам.

В эти последние мгновения перед стартом на командном пункте царила звенящая тишина. Стрелка хронометра мучительно медленно ползла по циферблату и, наконец, застыла на цифре «ноль». Соловцов и Соломонов впились взглядами в экран, на котором гигантской сигарой серебрилась покрытая инеем ракета, и мысленно молили только об одном: чтобы пуск состоялся и ракета вышла на заданную траекторию. И когда через толщу бетонных стен донесся рев маршевых двигателей первой ступени, командующий, главный конструктор и расчет пуска перевели дыхание.

Ракета нехотя качнулась над пусковым «столом» и, полыхнув струей клокочущих газов, вонзилась в небо. Стартовая площадка потонула в клубах дыма и пара. И еще не успела рассеяться серая пелена, как загрохотали задвижки на многотонной бронированной двери лестничной потерны, ведущей к старту, и топот множества ног нарушил тишину подземелья. Генералы, офицеры и конструкторы, забыв про возраст, звания и должности, наперегонки бросились к выходу.

Их не могли остановить ни рев сирен тревоги, ни жар, пышущий от раскаленной бетонки. Этот властный и завораживающий зов, который однажды, с первыми в их жизни учебными пусками на полигонах Байконура, Плесецка и Капустина Яра, поселился в крови, так же как и тридцать лет назад, неудержимо влек к старту. Они выскочили на смотровую площадку и, задрав головы, провожали взглядами ракету до тех пор, пока на унылом северном небе не возник огненный крест – произошло отделение первой ступени.

В следующее мгновение оглушительный крик «Ура-а-а!» пошел гулять раскатистым эхом по тайге. В воздух полетели шапки а, затем, по старой еще «королевской» традиции, в армейских фляжках забулькал спирт, появились подносы с ломтями сала и горками соленых огурцов. Расторопные тыловики на ходу разворачивали «походный стол».

Через двадцать семь минут с далекой Камчатки на командный пункт полигона Плесецк поступил долгожданный доклад: пролетев одиннадцать тысяч километров, учебная головная часть точно поразила заданную цель. Это был успех! Это была долгожданная и выстраданная победа! И захмелевшие не столько от спирта, сколько от радости победители не стеснялись своих эмоций и радовались как дети.

В тот день центральные российские телеканалы и газеты коротко сообщили об успешном запуске межконтинентальной баллистической ракеты с полигона Плесецк. Но мало кто, разве что специалисты да разведчики, обратил внимание на прозвучавшую вскользь информацию об успешных испытаниях новой противоракетной системы «Тополь-М», которая делала ее неуязвимой для средств поражения противника.

Эта новость не прибавила настроения в Пентагоне и, конечно, в ЦРУ. Американская разведка уже не первый год вела безуспешную охоту за новейшими русскими ракетно-ядерными разработками. Пришедшая в себя после развала «советской империи» и быстро набирающая экономическую и военную мощь Россия явно была не по нутру американским «ястребам». Появление в ее руках такой грозной «ядерной дубины», как ракетный «Тополь», вызывало у них зубовный скрежет.

Уже на следующие сутки после сообщения об успешном испытании ракеты «Тополь-М» в посольские резидентуры ЦРУ в Москве, Киеве и Астане на имя их руководителей за подписью директора поступили строго конфиденциальные шифровки. В них предписывалось:

«…Сосредоточить основные усилия на поиске и последующей вербовке перспективного источника информации с целью получения разведывательных данных о конструктивных особенностях ракеты «Тополь-М» и системах автоматического управления ее полетом».

В первую очередь внимание резидентов обращалось на наличие у будущего агента доступа к сверхсекретным научным разработкам в области создания системы преодоления ракетой «Тополь-М» противоракетной обороны. Наряду с этим американскую разведку интересовали планы Министерства обороны России по оснащению новым оружием сил стратегического сдерживания. Срок выполнения поставленной перед резидентами задачи директор ЦРУ определил минимальный, и он был продиктован из Белого дома. На фоне этих впечатляющих успехов русских там были крайне раздражены неудачами, преследовавшими Пентагон в его попытках развернуть над США «космический противоракетный зонтик», и потому давили на разведку.

Особые надежды в решении этой задачи в руководстве ЦРУ возлагали на резидентуру в Киеве. Ее сотрудники не находились под таким плотным колпаком контрразведки, как в Москве. Недавно назначенный на должность резидента в Киеве «момент-карьерный» разведчик Абрахам Саливан внимательно вчитывался в каждое слово шифровки. Она давала ему шанс утереть нос «поросшим мхом» агентуристам-вербовщикам, поглядывавшим на него свысока и мнившим себя новыми бондами.

Должность резидента, можно сказать, сама свалилась на Саливана. Короткие командировки в заштатную резидентуру в Гондурас, а затем протирание штанов в Лэнгли в аналитическом отделе вряд ли позволили бы ему подняться так высоко по служебной лестнице, если бы не очередная перетряска в ЦРУ. Военная операция в Ираке обернулась грандиозным скандалом для руководства американской разведки. В раскаленных песках, между Евфратом и Тигром, оно прилюдно село в лужу. Оружия массового поражения, о котором с подачи ЦРУ послушные администрации Белого дома журналисты раструбили на весь мир, у злодея Хусейна не оказалось. Сам он, подобно джину, воскресал то в одном, то в другом месте Ирака. Лишь спустя полгода после начала войны отловленный в вонючем колодце и представленный всему миру заросший до ушей жалкий старик ничего, кроме жалости, уже не вызывал.

В сложившейся ситуации Белому дому, чтобы сохранить и без того уже изрядно замаранное политическими скандалами лицо, ничего другого не оставалось, как назначить дежурных козлов отпущения. В ЦРУ их оказалось предостаточно; и под общую гребенку «зачистили» не только ближневосточные, но и половину резидентур в странах бывшего советского блока. Зияющие дыры принялись заполнять теми, кто оказался под рукой. Саливан, возможно, так бы и «зачах» на аналитике, если бы на глаза директора не попала его прошлогодняя докладная по Украине. Она произвела впечатление, и вскоре последовало это назначение в Киев.

Встретили здесь Саливана, мягко говоря, холодно. Половину резидентуры составляли «старики», добившиеся всего своим горбом и потому особенно не скрывавшие пренебрежительного отношения к нему – «паркетному назначенцу». Он не стал понапрасну тратить силы на распри и интриги. Ему нужен был результат, и отсутствие опыта практической агентурной работы Саливан компенсировал упорством, «чугунной задницей», а также знанием всех ходов и выходов в хитросплетениях бюрократии Лэнгли.

Умение держать нос по ветру, приобретенное за многие годы работы в центральном аппарате ЦРУ, здесь, в Киеве, весьма пригодилось. В высоких кабинетах Лэнгли только начинали набирать силу новые веяния, а Саливан уже выдал под них свежие идеи и неординарные предложения. Ряд из них был реализован в оперативных разработках и дал первые ощутимые результаты. Это быстро заставило «стариков» прикусить языки, и они если и перемалывали ему кости, то полушепотом и по темным углам.

Поправив старомодные очки, за которыми прятались бесцветные, холодные глаза, Саливан отложил в сторону шифровку директора и пробежался цепким взглядом по лицам лучших агентуристов резидентуры.

Молодые, но уже подающие надежды Роберт Левицки, Дик Динар и Джоан Грей загоревшимися глазами пожирали резидента. Амбициозные и честолюбивые, жаждущие успеха, спящие и видящие себя вербовщиками суперагентов, они понимали, что шифровка, объявлявшая охоту на русские ракетные секреты, давала им шанс отличиться не только перед ним – резидентом, но и «засветиться» гораздо выше.

Ветераны – Марк Перси, Генри Ковальчук и Николос Берд, прошедшие огонь, воды и медные трубы в разведке, такого энтузиазма не выказывали и хмуро смотрели перед собой. Они были сыты по горло выборами на Украине и отлично понимали, что передышки не будет и им снова придется надолго забыть о выходных и отпусках. Хорошо зная характер Саливана и его бульдожью хватку, они представляли, что тот сдерет с них три шкуры, но добьется того, чтобы хоть из-под земли, но добыть секреты так не вовремя проросшего «русского “Тополя”».

От подобной перспективы Марку Перси, дотягивающему лямку в разведке, стало муторно на душе. Теплившаяся еще недавно надежда вырваться на рождественские каникулы к семье и там, среди милых его сердцу гор, на берегах Ориноко, провести несколько дней с приходом шифровки директора угасла. В сердцах, захлопнув блокнот для служебных записей, он раздраженно буркнул:

– Своих дубов хватает, так еще этот чертов «русский “Тополь”» на нашу голову посадили!

– Лесоводы чертовы! – поддержал его сидевший за соседним столом Генри Ковальчук и затем желчно заметил: – Пока будут командовать щенки, нам, старым легавым, только и остается, что подвизгивать, чтобы дотянуть до пенсии.

– Генри, у вас что, появились конкретные предложения? – обратил внимание на их перешептывание Саливан.

– Пока нет, сэр! Но скоро будут! – бодро ответил тот, чтобы отвязаться от лишних вопросов.

– М-да?! – хмыкнул тот, посмотрел поверх очков и, заглянув в свои записи, спросил:

– А что вы скажете о перспективе использования по данной проблеме агента Недримайло?

«Да, шеф не дремлет?! Похоже, Генри попал под накат!» – посочувствовал другу Перси, и чтобы самому не подставиться, принялся в уме лихорадочно перебирать свою агентуру.

– «Недримайло»?! – переспросил озадаченный Ковальчук и после затянувшейся паузы ответил: – Проверенный агент. Сотрудничает три года. Имеет опыт участия…

– Я не об этом! – прервал Саливан. – Меня интересуют его связи в оборонке Днепропетровска, и в первую очередь на Южном машиностроительном заводе.

«Глубоко копает! – удивился Перси. – Похоже, не зря просиживал ночами над делами нашей агентуры. Вон куда ниточку тянет. ЮМЗ в советские времена «клепал» чудовищные межконтинентальные баллистические ракеты «Сатана». При одном только ее упоминании некоторых генералов в Пентагоне бросало в дрожь. Этот ракетный колосс своим мегатонным ядерным зарядом был в состоянии превратить Нью-Йорк в одно огромное кладбище. После развала СССР и ликвидации последних ракетных полков Винницкой армии завод зачах, но кое-какие кадры там еще сохранились… В общем, перспективное направление» – оценил он ход мыслей Саливана и с сочувствием посмотрел на Генри.

Бедняга не мог толком вспомнить связи агента на заводе, путался в должностях, именах и вынужден был вертеться как уж на раскаленной сковороде, чтобы хоть как-то сохранить лицо. Саливану надоело слушать его невнятный лепет, и он снисходительно заметил:

– Генри, меня интересуют только связи Недримайло из числа конструкторов и ведущих инженеров, которые ведут в Москву.

– Сэр, я доложу позже, – промямлил тот.

– Хорошо. Я полагаю, вы понимаете, что именно на этом пути надо искать решение задачи. Псевдоним вашего агента говорит сам за себя, так что остается самому не дремать.

– Да, сэр! – с трудом выдавил из себя раздавленный и униженный публичной поркой Ковальчук, и на его вырубленной, будто топором, физиономии прорезалась жалкая гримаса.

Саливан снисходительно кивнул головой и перевел взгляд на Перси. Тот напрягся. За это время ему на ум не пришло ни одной свежей идеи. В последние дни он вынужден был с головой уйти в дела, связанные с выборной кампанией, и потому вопросы, относящиеся к добыванию разведывательной информации по военной тематике, отошли на второй план. На сей раз его пронесло, шеф задержал внимание на молодежи и, обращаясь к ней, заговорил энергично и с напором.

– Друзья! Перед нами стоит масштабная задача. Решить ее мы сможем в том случае, если объединим наши усилия! И здесь важно не сбиться на частности, необходимо мыслить и работать системно и творчески. Надо действовать решительно и смело. Все риски окупятся с лихвой! – И, выдержав паузу, не без пафоса закончил: – Нам предстоит сделать все возможное и невозможное, но найти того единственного агента, который принесет секреты «Тополя»! Ваш козырь – это молодость и задор!

– Сэр, надеюсь, и нам разрешат тряхнуть стариной? – съязвил Берд.

Николос мог позволить себе такое. За его плечами были четыре года работы в киевской резидентуре. Он, как никто другой, владел оперативной обстановкой и наработал такие связи среди местных политиков и военных, что им мог бы позавидовать и сам украинский президент. Существовало и другое немаловажное обстоятельство, которое позволяло ему держаться независимо и уверенно. Хитрый лис – Берд при случае не упускал возможности упомянуть про своего двоюродного братца, далеко не последнего человека на Капитолийском холме. Все это заставляло руководство резидентуры относиться к нему с опаской, а коллег – с завистью.

Искушенный в аппаратных интригах Саливан лишний раз не захотел лезть на рожон и обострять отношения с «крутым стариком». Он пропустил мимо ушей колкий выпад и свел все к шутке:

– Если есть чем, то почему бы не тряхнуть.

– А что, и тряхнем, если, конечно, доверите, – продолжал язвить Берд.

За его спиной кто-то не сдержался и хмыкнул. Саливан грозно блеснул очками, его губы сжались в узкую полоску, и во внезапно наступившей тишине стало слышно, как за стеклом бьется ожившая муха. Берд напрягся, поняв, что на этот раз хватил через край и старательно отвел взгляд в сторону. Саливан выдержал долгую паузу и затем холодно заметил:

– В таком случае я рад за вас, Николос. Но прежде чем трясти, у меня к вам будет небольшая просьба.

– Какая? – заерзал тот на стуле.

Назревала щекотливая ситуация – молодежь потупилась, а «старики» поедали глазами «выскочку», предвкушая удовольствие, что Николос сумеет, как следует, его «отбрить». Но лицо Саливана по-прежнему оставалось непроницаемым как маска, не меняя тона, он продолжил:

– Да пустяшная, Николос. Когда начнете трясти этой самой стариной, смотрите, чтобы пыль в глаза не попала.

Берд на миг растерялся, но, как человек, не лишенный чувства юмора, по достоинству оценил тонкий выпад Саливана, и, натянуто улыбнувшись, бодренько ответил:

– Если разрешите, то только вражеской контрразведке!

Грей, не сдержавшись, хихикнула, оживились и остальные. Легкая волна смеха покатилась по кабинету, и царившая в нем официальная атмосфера разрядилась. Молодежь тоже осмелела, первым решил проявить инициативу Роберт Левицки.

– Сэр, позвольте в развитии варианта по ЮМЗ взять в разработку бывших военных ракетчиков-стратегов из числа украинцев, – слегка краснея, предложил он.

– А почему бы и нет! – живо отреагировал Саливан. – Вопрос заключается в том, насколько они близки к интересующей нас проблеме.

– Я не ошибусь, если скажу, что трое из них представляют разведывательный интерес. В свое время они командовали дивизиями и даже армиями в ракетных войсках стратегического назначения бывшего СССР.

– И что из того? Той советской армии давно уже нет, а сами генералы сидят на печи, – буркнул Перси.

– Не спешите с выводами, Марк. В этом предложении есть свое рациональное зерно, – не согласился с ним Саливан и, пододвинув к себе блокнот для записей, спросил:

– Кого конкретно из генералов вы имели в виду, Роберт?

– Пустового, конечно, Толубко с Крыжко, – перечислил Левицки бывших командиров ракетных дивизий и армий.

– Толубко до сих пор командует академией в Харькове, – напомнил Берд.

– И у него, вероятно, еще остались серьезные связи среди ракетчиков в Москве, – подсказал Левицки.

– С Толубко все ясно. А что Крыжко? – проявлял все большую заинтересованность Саливан.

– Генерал долгое время руководил центральным испытательным полигоном в СССР, а до него командовал нижнетагильской дивизией, на вооружении которой находилась первая модификация еще старого «Тополя». Наряду с этим…

– Достаточно, Роберт, не будем забывать о конспирации! – прервал Саливан доклад и распорядился: – Проработайте перечисленные кандидатуры. Особое внимание уделите их связям в России и затем доложите мне лично.

– Будет исполнено, сэр! – заверил Левицки.

Саливан сделал пометку в блокноте и, пробежавшись взглядом по подчиненным, спросил:

– Господа, какие еще будут соображения?

– Позвольте, сэр? – снова заговорил Берд.

– Конечно, Николос.

– Есть еще одна свежая идея, и, может, именно она приведет к цели. Я имею в виду родственные связи.

– Родственные связи, но чьи и где? – уточнил Саливан.

– Ведущих российских разработчиков «Тополя-М» на Украине.

– А что, есть такие?

– Имеются, по моим данным, у двоих.

– А если как следует поработать, то наберется и больше, – поддержал его Перси.

– Отлично! Весьма перспективный вариант, – согласился Саливан и предложил: – Вам, Николос, и карты в руки! Не откладывая дела в долгий ящик, займитесь разработкой этого направления.

– Да, сэр! – живо откликнулся тот.

Требовательный звонок телефона прервал совещание. Саливан снял трубку. По выражению его лица разведчики догадались: звонит посол, а по обрывкам разговора поняли: речь шла о действиях «российского десанта» под командыванием неугомонного московского мэра Юрия Лужкова, действовавшего в Крыму и в Донбассе. Судя по интонациям в разговоре и односложным ответам помрачневшего Саливана, посол был недоволен тем, как развивались события в этой части Украины и ответными действиями резидентуры.

– Мы учтем ваши рекомендации, сэр! – сухо закончил разговор с послом Саливан, положил трубку и после паузы спросил: – Господа, какие еще будут предложения?

Молчавший до этого Динар замялся, не решаясь сказать.

– Дик, говорите, я слушаю вас! – подбодрил его Саливан.

– Сэр, я полагаю, что и Крым в этом плане может оказаться весьма интересен.

– Каким образом?! – снова оживился Саливан.

– Под Ялтой есть несколько военных санаториев русских, в них отдыхает немало ракетчиков. Это, как правило, не «окопные офицеры», а крупные «шишки» из центральных штабов. Кроме того…

– И длинноногие ракетчицы тоже. Так что будет где разгуляться нашему холостяку Дику! – хмыкнул Берд и подмигнул Джоан Грей.

Она фыркнула и отвернулась к окну. Динар покраснел, но сдержался и продолжил:

– Кроме того, не стоит сбрасывать со счета военно-морскую базу в Севастополе. Там тоже можно поискать подходы к ракетным секретам.

– Отлично, Дик! Молодец! – похвалил Саливан и, пробежавшись взглядом по подчиненным, спросил: – Какие еще есть мнения?

– Какие могут быть еще мнения, кроме твоего, – буркнул Ковальчук.

– Все уже сказано! Пора за дело браться! – поспешил смягчить его резкость Перси.

– Совершенно верно! – согласился Саливан и не удержался от короткой речи: – Господа! Я вам благодарен за активную и плодотворную работу. У меня нет ни малейших сомнений в том, что общими усилиями нам удастся решить эту ответственную задачу директора. И последнее: вас, Николос, и вас, Роберт, попрошу обобщить все сказанное и послезавтра – нет, завтра представить мне аналитическую справку для доклада в Лэнгли.

– Есть, сэр! – в один голос ответили они.

– За работу, господа! – завершил совещание Саливан.

Первым, как ошпаренный, за дверь вылетел Ковальчук, вслед за ним на выход дружно потянулись остальные. Перси, возвратившись в кабинет, открыл сейф, выложил на стол последние донесения агентов, справки, составленные по результатам недавних бесед с политиками, и приготовился засесть за докладную, но не успел. В дверях появился мрачный как грозовая туча Генри. Трепка у Саливана задела его за живое. Он тяжело опустился на стул, жалобно скрипнувший под тяжестью трехсот фунтов, и сквозь зубы процедил.

– Все, Марк, с меня хватит подтирать сопли идиотам и ничтожествам! Я уже сыт по горло! Все, к черту эту службу!

– Генри, ну перестань! Не заводись по пустякам? – пытался успокоить его Перси.

– И это ты называешь пустяком?!.. Я завербовал русского майора… И меня как щенка мордой в дерьмо!.. Я… Я ему… – Ковальчук задыхался от душившего его гнева.

Перси с сочувствием смотрел на друга, но так и не дождавшись, когда он спустит пар, полез в сейф, вытащил бутылку виски, разлил по рюмкам и предложил:

– Давай выпьем!

Ковальчук тупо уставился на стол, бутылку и затем, сграбастав лапищей рюмку, одним махом опрокинул и просипел:

– На-а-ливай!

Виски снова забулькало в бутылке. Поморщившись, Перси присоединился к Ковальчуку и выпил. За второй рюмкой последовала третья. Они пили до тех пор, пока бутылка не опустела. В тот вечер ему не удалось написать ни строчки, и пришлось выслушивать пьяные излияния Генри. А он уже не мог остановиться и порывался разобраться с Саливаном. Перси стоило немалых сил удержать его в кабинете, а потом едва хватило терпения дождаться, когда опустеет посольство. Взвалив на плечи поплывшего Ковальчука, он протащил его по безлюдным коридорам к запасному выходу.

Мороз и ветер слегка протрезвили Генри, и он снова принялся костерить Саливана. Перси с трудом запихнул его на заднее сиденье, сел за руль «Понтиака», и когда подъехал к воротам, то за его спиной уже раздался громкий храп. Тяжелые вздохи и переливы свиста, вырывавшиеся из необъятной груди Ковальчука, звучали до самого посольского дома. Здесь Перси опять пришлось изрядно попотеть, чтобы дотащить триста фунтов горы мышц до двери и затем уложить в кровать. После такого марафона, мокрый, как мышь, он возвратился к машине с одной мыслью – поскорее добраться домой и забраться под душ.

Не обращая внимания на знаки, Перси давил ногою на педаль газа и через пятнадцать минут был у подъезда своего дома. Поставив машину в гараж, поднялся в квартиру, на ходу стащил куртку и, швырнув на диван, поспешил в ванную. Пальцы ожег стылый холод металла, и через мгновение трубы отозвались издевательским свистом – произошла очередная поломка водопровода. Прокляв в душе ремонтников, он возвратился в гостиную, закутался в теплый халат, прилег на диван, включил телевизор и осовевшим взглядом уставился в экран. Там на все лады краснобайствовали опостылевшие за два месяца избирательной кампании украинские политики. Перси в сердцах хлопнул по кнопке пульта, прошлепал в спальню и, не снимая халата, нырнул в холодную, будто сугроб, постель.

«Сволочи, все в сторону России поглядывают! Решили выморозить, как тараканов!» – последнее, что промелькнуло в меркнущем сознании Перси.

Третью ночь подряд ему снился один и тот же, похожий на горячечный бред, сон.

Это была Москва! На это счет у него не возникало сомнений. Он узнал гигантскую арку моста, нависшую над закованной в гранитные берега рекой. Монументальную колоннаду Центрального парка культуры и отдыха. Напротив среди буйной зелени бетонно-стеклянной громадой высился Центральный дом художника. Там, в парке, в укромном месте ему предстояло забрать из тайника донесение агента.

Стараясь не шуршать опавшими листьями, он крался по центральной аллее и не узнавал парка. С первой минуты его не покидало ощущение того, что он находится в каменно-бронзовом паноптикуме. На входе ему встретился гранитный Маркс. Вождь мирового пролетариата снисходительно поглядывал на него с высоты своего роста.

Перси невольно замедлил шаг и в следующее мгновение похолодел от ужаса. С левой стороны на него надвигалась ватага, отощавших до скелетообразного состояния несчастных жертв сталинского ГУЛАГа. Сам вождь тоже не остался в стороне от облавы. В развевающейся на ветру розово-гранитной шинели он гигантскими прыжками несся ему наперерез, отсекая от выхода. Перси заметался, но отступать было некуда. На другом выходе из парка его поджидали здоровенный стальной детина с кувалдой в руках и разбитная бронзовая бабенка с остро отточенным серпом. Западня вот-вот должна была захлопнуться, ему ничего другого не оставалось, как только искать спасения в густом кустарнике.

Он нырнул в заросли сирени и, не чувствуя боли от хлеставших по лицу веток, понесся вперед, пока с маху не ткнулся головой между бронзовых колен Ленина. Ильич довольно заурчал и, осклабившись в плотоядной ухмылке, повелительно махнул рукой. Крона гигантской липы задрожала, и среди листьев возникла измазанная черной краской рожа с козлиной бородкой и пенсне на хищно раздувшемся носе.

Сладострастно облизнувшись, Яков Свердлов просунул свою бронзовую лапищу сквозь ветви, и ее узловатые пальцы потянулись к штанам Перси. Он ощутил леденящий холод на своих ягодицах, пронзительно взвизгнул, вьюном выскользнул из колен Ильич и бросился искать спасения у юных пионеров, зажавших в темном углу целомудренную каменную даму с веслом.

А там Перси поджидала засада. Как из-под земли, возникли три чекиста с маузерами. Потрескивая каменными кожанками, они пытались взять его в кольцо и теснили к болоту. Взметнув болотную тину на мирно ворковавших на бережку пруда деревянных Бабу-ягу и Кощея Бессмертного, он окунулся в вонючую жижу.

Страх придал силы. В отчаянном рывке Перси вырвался из трясины и в изнеможении распластался на траве. Рев и дикие вопли, звучавшие в ушах, стихли, и в наступившей тишине его, обостренный близкой опасностью, слух уловил странный звук. Он приоткрыл глаза и содрогнулся от омерзения. Перед ним, расплывшись по бетонной кувшинке, квакала покрытая слизью бронзовая лягушка, у ее лап валялось яйцо. Проклятое яйцо! Оно с потрохами выдавало его российской контрразведке. Это была чистая подстава! Мерзавец-агент оставил в нем свое шпионское донесение! Западня захлопнулась! Неподвластная воле сила влекла Перси к тайнику, и, когда пальцы коснулись яйца, над головой раздался леденящий кровь скрежет – сам Железный Феликс тянулся к нему своей бронзовой рукой. Это был полный провал… И в следующее мгновение Перси окаменел.

Каменно-бронзовый паноптикум в парке Центрального дома художника пополнился еще одним заурядным экспонатом-шпионом.

Ночной кошмар в парке Центрального дома художника для Марка Перси оказался лишь дурным сном. Утро началось с уже ставшего привычным гула автомобильных моторов. Под окнами посольского дома, где он занимал двухкомнатную квартиру, ровно в половине восьмого появилась колонна автобусов, увешанная оранжевыми флагами. Это новая смена направлялась менять «околевших» за ночь на лютом морозе в летних немецких и польских палатках «бойцов оранжевой революции».

В те декабрьские дни незалежна Украина напоминала готовый вот-вот взорваться от накала политических страстей котел. Киев с утра и до поздней ночи сотрясали яростные митинговые страсти, а центр – майдан превратился в главную сценическую площадку. За последнее время здесь успело засветиться немало западных политических звезд. Самый крутой «польский шахтер» Лех Валенса сладко «напевал» хлопцам и дивчинам о будущем «счастливом браке» Украины с сытой Европой. Главный ее «миротворец» Хавьер Солана, похоронивший под ковровыми бомбардировками половину Югославии, сулил ей «натовский зонтик».

Вслед за ними не преминули отметиться совсем уже «оправевший» борец за «демократию» Борис Немцов и вездесущая Ирина Хакамада. А затем рванула на эту «всеукраинскую сцену» неугомонная «Верка Сердючка», но «ее» некстати прорезавшийся московский акцент пробудил подозрения у ревнителей украинской мовы, и «она» безнадежно застряла на границе.

Прошедший день мало чем отличался от предыдущих. С раннего утра горластые дивчины и хлопцы, разогретые щедрыми «западными чаевыми», принялись заводить сонно зевавшую массовку. Лениво покрикивая: «Москаль, на Украину зубы не скаль!», «Наше сало – не пропало!», «Пидэм в НАТО – жить богато!» – толпа в ритуальном танце двинулась по кругу.

Так продолжалось до обеда. С появлением на майдане дымящихся котлов с аппетитно пахнущим борщом и рождественских наборов, завозившихся фурами из Польши, революционный пыл «оранжевых» бойцов и сотников быстро угас. Загрузившись под завязку, они расползлись по палаткам, и на площади воцарилась благостная тишина.

Спустя час ее нарушил гул десятков мощных моторов – это вереница автобусов, битком набитых новыми, изголодавшимися по западной халяве, «оранжистами» подтянулась к площади, и она снова ожила. На трибуне тоже произошло движение, вспыхнули мощные прожекторы, на подмостках появились «гусляры» и волнами тяжелого рока обрушились на эту всеукраинскую тусовку.

В какой-то момент на последнем аккорде с надрывом всхлипнула и затихла бас-гитара, и наступившую тишину нарушил веселый скрип. Это по расшатанным ступенькам, дружески похлопывая по плечам забившуюся в восторженном экстазе массовку, поднялись на трибуну исполненные собственной значимости «оранжевые вожди» – Ющенко с Тимошенко, и началось действо.

Больше двух часов длился этот расписанный заокеанскими режиссерами спектакль, и, когда он подошел к концу, его главные актеры – Король майдана под ручку с Газовой принцессой, сияя улыбками победителей, под восторженный рев толпы покинули трибуну. Через минуту в морозном мареве о них напоминали лишь сизый дымок и едкий запах выхлопных газов. Вслед за ними, уставшая и охрипшая от криков, массовка потянулась к станциям метро. Наступило время нищих и бомжей. Выбравшись из зловонных нор, они расползлись по мусорным отвалам, спеша урвать кусочек «западной халявы», которая подобно манне небесной сыпалась на головы давно потерявшей разум толпы.

Киев ненадолго погрузился в полуобморочную дрему, и только из-за плотно зашторенных окон американского и польского посольств кое-где пробивались слабые полоски света. Там, в тиши кабинетов за толстыми бронированными дверьми, под мощным электронным экраном, защищавшим от невидимых щупальцев русской разведки, сотрудники посольских резидентур корпели над сценарием очередного дня «оранжевой революции». Далеко за полночь они разъехались по конспиративным квартирам, где их ждали услужливые конфиденты, жаждавшие не столько «революции», сколько очередной порции маняще хрустящей «капусты».

Прошедшая ночь, несмотря на вчерашний накал страстей на майдане, не потрясла жизнь столицы Украины. Перси, под затихающий грохот колонны автобусов, направлявшейся к «полю боя», закончил зарядку и потом несколько минут простоял под холодным душем. Он следил за собой и в свои сорок шесть мог дать фору многим молодым. Покончив с туалетом, съев бутерброд с ветчиной и выпив горячего, приготовленного по-турецки, кофе, к которому пристрастился, когда работал в Тбилиси, спустился в гараж, сел за руль форда и отправился в посольство.

Помпезный особняк на фоне обветшавших бетонных коробок позднего советского ренессанса был виден издалека. Перси приехал одним из первых. Во дворе царила тишина. Она сопровождала его по безлюдным коридорам до самого кабинета, там на столе надрывался телефон. Звонил Ковальчук.

– Хэлло, Марк! Так ты нас ведешь в ресторан? – без предисловий начал он разговор.

– Хоть сейчас, скажи только Саливану, – в тон ему ответил Перси.

В трубке послышалось рычание, и потом зазвучала отборная брань. Дождавшись, когда у Ковальчука иссяк запал, он подтвердил:

– Все остается в силе. Вечером в «Гетмане». Кроме тебя явку прикрывают Николос и Джоан.

– Ну, хоть с ними повезло, – буркнул Ковальчук и поинтересовался: – Во сколько выдвигаемся?

– Раньше шести не имеет смысла.

– Как скажешь. Я готов работать с тобой круглые сутки.

– Спасибо, Генри! Я этим дорожу. Давай до вечера, – закончил разговор Перси и положил трубку.

Больше никто не беспокоил, и он, наконец, смог заняться отработкой справок и сообщений агентов, накопившихся за неделю.

В конце дня Саливан собрал совещание. На этот раз оно шло вяло и рутинно. Разработанный в Вашингтоне сценарий президентских выборов на Украине, рассчитанный на то, чтобы окончательно разрушить славянское единство, пока выполнялся без больших сбоев. Бешеные деньги и подкупленные на них политики вместе с агентами влияния делали свое дело.

Безнадежно «похилившаяся» власть пока еще президента Леонида Кучмы уже ничего не значила. Дело несчастного журналиста Гонгадзе, умело раскрученное «оранжевыми», смертельной удавкой сжималось на его горле. В этой ситуации ему было не до поддержки своего фаворита – премьера Януковича. Тот, оставшись один на один с оппозицией, предпринимал отчаянные попытки удержаться на плаву, но с каждым новым днем шансы на победу таяли, как мартовский снег под ярким весенним солнцем. «Оранжевым» осталось сделать всего одно усилие, чтобы спихнуть Януковича с политической сцены.

Саливан битых полчаса только и твердил об этом. Его монотонная нотация ничего другого, кроме недовольных гримас на лицах ветеранов – Перси, Ковальчука и Берда, не вызывала. Им осточертело слушать то, что и так было очевидно. Но Саливан, желая лишний раз покрасоваться перед желторотыми юнцами – Левицки, Динаром и первой красавицей резидентуры, рыжеволосой бестией Грей, продолжал долдонить о конспирации и стращал вездесущими агентами Москвы.

Менторский тон шефа все больше раздражал Перси. У него, прослужившего в разведке свыше двадцати лет и прошедшего через чистилище адовой агентурной работы в Москве, Варшаве, Белграде и Тбилиси, эта словесная жвачка давно уже навязла в зубах. Злость и зависть к Саливану мутной волной поднималась в нем, и было от чего.

После удачно проведенной операции в Тбилиси, когда резидентуре удалось спихнуть потерявшего политический нюх Шеварднадзе, не допустить к власти оказавшегося «бумажным» львом «аджарского князька» Абашидзе и ввести в президентский дворец Майкла-Бульдозера – Саакашвили, он в душе рассчитывал на повышение. Друзья уже поздравляли с успехом и намекали на должность резидента или, на худой конец, на «теплое местечко» в Лэнгли, но в последний момент все сорвалось. Завистники, тершиеся рядом с директором, посчитали, что с «худым концом» в Вашингтоне делать нечего, и сплавили его на Украину.

В Киеве ему пришлось тянуть лямку под началом очередного «паркетного резидента», чугунной задницей высидевшего себе должность в кабинетах Лэнгли и видевшего живого агента разве что в голливудских триллерах. Нахватавшись верхушек в разведке и поднаторев в написании докладных, Саливан возомнил себя новым Даллесом и не упускал случая потрепать шкуру таким «старикам», как он, Генри и Николос. Им, «съевшим не одну собаку» на оперативной работе и имевшим на своем счету не один десяток вербовок ценных агентов, и не в каком-то карманном Гондурасе, а в бывшем советском блоке, скрипя зубами, приходилось терпеть его мелочные придирки.

Саливан изредка бросал косые взгляды в их сторону и продолжал разглагольствовать. К концу совещания Перси так и подмывало выпалить в эту самодовольную рожу: «Выскочка! Что ты понимаешь в агентурной работе?! Самовлюбленный болван! Ты годишься только на то, чтобы рассказывать чужие шпионские сказки! Посмотрел бы я на тебя в настоящем деле, когда задница в мыле, а на хвосте сидит русская контрразведка. Это тебе не папуасы с пляжей Новой Гвинеи, где ты каждый год грел свое брюхо!»

Подавив вспышку неприязни к Саливану, Перси бросил нетерпеливый взгляд на часы. Стрелки показывали четверть седьмого. До явки с агентом Бульбой оставалось меньше трех часов. Прожженный журналюга – он, без разбора «мочивший» в своих статьях «прогнившую и коррумпированную власть», с полуслова понимал, что от него требовалось. Встречи с ним занимали не больше получаса. Слив очередной компромат и получив новое задание, Бульба, дотошно пересчитав полагающийся шпионский гонорар, спешил снова окунуться в кипящий интригами «котел украинской политической кухни», чтобы снять «жирный навар».

Наконец Саливан закончил совещание. Свободные от явок с агентурой отправились домой, а Перси возвратился в кабинет, чтобы прихватить сканер для поиска «электронных жучков», которыми мог быть «заряжен» агент, пару тысяч долларов для оперативных расходов и присоединиться к Ковальчуку, Берду и Грей. Те уже находились в техническом блоке – там спецы Сэма Дункана, главного технаря резидентуры, заряжали их электронными глазами и ушами.

Перси в этом составе выходил на явку с агентом уже не первый раз и потому не испытывал беспокойства. В отличие от Левицки и Динара, напоминавших молодых борзых на охоте и своим щенячьим визгом лишь привлекавших внимание контрразведки, Генри даже на самых рискованных операциях не терял хладнокровия и вел себя как хитрый лис. Несмотря на свои триста с лишним фунтов, он был подвижен, как ртуть, а от его цепких, напоминающих глазки гризли, глаз не могло укрыться ни одно подозрительное движение. Николос с Джоан тоже ничем не уступали ему.

Ковальчук встретил появление Перси добродушным ворчанием:

– Марк, а мы уже подумали, что останемся без ужина.

– Скажи спасибо нашему «Цицерону», – не преминул помянуть он Саливана. – Если бы ему…

– Генри, черт с ним! – перебил его Берд и поторопил: – Время поджимает!

Ковальчук не удержался крепким словцом прошелся по Саливану и, громко сопя, постарался не отстать от легкого на подъем Перси. За ними едва поспевала Джоан. Высокая шпилька на сапоге была помехой при беготне по лестницам, но на публике пять футов и шесть дюймов с точеной фигуркой и бюстом Монро делали ее чертовски привлекательной. Она уже ни первый раз «замыливала глаз» наружке и надежно прикрывала своей неотразимой грудью явки с агентами.

Под щелчки электронных замков на лестничных переходах они галопом промчались по лабиринту коридоров и спустились во внутренний двор. Порыв ветра наотмашь хлестанул по разгоряченным лицам шершавой снежной крупой и запорошил глаза. Чертова украинская зима даже здесь, в Киеве, показывала не европейский, а славянский норов. Перси поднял воротник куртки и нырнул в машину. Послушный его твердой руке «понтиак», похрустывая снегом, покатил к воротам. Вслед за ним тронулись Ковальчук с Грей, замыкал движение на своем синем форде Берд.

Впереди, в свете фар, тусклым пятном возникла стеклянная будка. Внутри замельтешили размытые силуэты охраны, и через мгновение металлические створки ворот бесшумно разъехались в стороны. Перси утопил педаль газа, и машина, взметнув снежное облако, устремилась к проспекту. За ним, как привязанный невидимой нитью, ехал Ковальчук. Где-то позади затерялся Берд. Ему предстояло заранее занять позицию у явочной квартиры.

Ветер по-хозяйски разгуливал по городу и пригоршнями швырял снег в витрины супермаркетов, окна офисов, ресторанов и ночных баров. Эта снежная круговерть была только на руку разведчикам, так как добавляла лишних забот контрразведке. Пока ее «хвоста» они не заметили, но, следуя испытанному правилу, решили «им» подергать.

На очередном перекрестке Перси на скорости промчался на мигающий свет светофора. Слева позади себя разглядел форд Ковальчука, дальше они разъехались в стороны, чтобы через несколько кварталов сойтись вновь. Еще четверть часа помотавшись по городу и не обнаружив следов слежки, Перси свернул на хорошо знакомую стоянку перед ночным баром с претенциозным названием «Гетман».

Здесь его привлекали ни столько знаменитая украинская кухня и неизменный гопак в исполнении Мыколы Нитудыхатки, от которых тащился Ковальчук, сам выходец из Закарпатья, сколько близость бара к явочной квартире. На ней Перси проводил явки с наиболее перспективными агентами резидентуры ЦРУ. Прошло не больше минуты, на стоянку въехали Ковальчук с Грей Джоан, и, присоединившись к нему, вместе они прошли к бару.

На входе их встретил швейцар – ряженный казачура с закрученным в тугую спираль оселедцем на выбритой до зеркального блеска башке. Громыхнув свисавшей до самого пола саблей, он отвесил низкий поклон, широко распахнул дверь и рявкнул так, что нищего, нацелившегося за милостыней к добродушному Ковальчуку, сдуло как ветром.

– Заходьте, сэр! Для таких гарных панов, як вы, у нас усэ еэ! – пробасил казачура.

Перси передернуло: как этот ряженный болван с первого взгляда распознал в них американцев.

Генри заиграл желваками на скулах и глухо буркнул:

– Go to hell!

«К черту или куда подальше? Какая разница! Но как этот ряженый болван догадался, кто мы? Как?! Русский? Украинский агент? Стоп, Марк! Так можно и свихнуться!» – подавив в себе раздражение, Перси шагнул вперед.

В вестибюле они не задержались и, не снимая курток, прошли мимо гардероба в зал. В нем было немноголюдно: сказывались непогода и начало рабочей недели. К этому часу в «Гетмане» собралась разношерстная публика. Наметанным взглядом Перси прошелся по залу и ничего подозрительного не заметил. Дотошный Генри беглым осмотром не ограничился и задержал внимание на троице, занимавшей места за колонной.

Сиротливо стоявшая на столике бутылка с дешевым вином, бедная закуска и бугрившаяся под свитером мышц спина громилы его насторожили. Возникшие было подозрения, что это за казенный счет «гуляет» наружка, рассеяли две его спутницы. Боевая окраска и вызывающе торчащие из глубокого выреза платья груди не оставляли сомнения в роде их занятий. «Ночные бабочки, распустив яркие «крылья», подманивали сексуально озабоченных «мотыльков».

Освоившись, Перси выбрал свободный столик у стены – отсюда хорошо просматривались вход в зал и проход на кухню. Не успели они расположиться, как за соседним столиком двое бритоголовых, с золотыми, в палец толщиной цепями на бычьих шеях, приняли стойку и жадными взглядами принялись «раздевать» Джоан.

«Бедняга Генри!» – с сочувствием подумал о нем Перси и поискал глазами официанта.

Через мгновение тот, будто черт из табакерки, возник перед столиком. Весь его вид не то что говорил, а просто кричал: в стенах «Гетмана» безраздельно властвует дух незалежной Украины. Широченные синие шаровары, подпоясанные желтым кушаком, выбритая до блеска голова, на которой, напоминая бычий хвост, болтался жидкий оселедец, и лихо закрученные усищи делали его похожим на Рудого Панько из знаменитых гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки».

Расшаркавшись в поклоне, официант вытащил из широченного рукава рубахи меню, но Генри отмахнулся, и тот скороговоркой посыпал названиями блюд щирой украинской кухни. Перси слабо в них разбирался и полностью положился на вкус Ковальчука.

Нотации Саливана, похоже, пробудили в нем зверский аппетит, и он, решив, как следует, растрясти статью специальных оперативных расходов, не стал мелочиться и заказал: уху по-киевски, жареного фазана в грибном соусе, салат «Вечерний каприз». Ужин тянул минимум на тысячу долларов, но это уже была забота казначея и Саливана, как списать их. По сравнению с теми шальными деньгами, что закачивались в резидентуру, чтобы свалить все еще поглядывающую в сторону России украинскую власть, эта тысяча выглядела просто смехотворной.

Ароматные запахи, гулявшие по залу, пробудили в Перси чувство голода. Рюмка крепкой горилки, которую налил Генри, еще больше распалила аппетит. После нее ему показалось, что ничего более вкусного, чем салат «каприз», он в своей жизни еще не ел. Но до конца насладиться этим гастрономическим парадом, который горел желанием продемонстрировать Генри, ему не удалось.

Время неумолимо поджимало: до явки с агентом Бульбой оставалось совсем немного. На ходу дожевав остатки жареного фазана, Перси терпеливо отсидел положенное на унитазе и, убедившись, что контрразведка на это раз оставила его в покое, тенью проскользнул на улицу.

Ковальчук, оставшись в одиночестве – Джоан кружила в танце голову своей дежурной жертве, не скучал и, кромсая ножом и вилкой елозивший по тарелке огузок птицы, не забывал внимательно следить за тем, что происходило в зале и вестибюле. Прошло пять минут, как Марк покинул бар, но никто не пытался сесть ему на «хвост». Контрразведка, похоже, сегодня отдыхала, и Ковальчук мог спокойно отдаться своим огромным желудком щирой украинской кухне.

Перси, кутаясь от ветра в воротник куртки, быстрым шагом спускался вниз по улице. Позади осталась приземистая, нахохлившаяся под снежной шапкой, церквушка; через десяток шагов слева в тусклом свете фонарей, зияющим провалом возникла арка проходного двора. Нависавшая над ней выщербленная морда льва не оставляла сомнений: он у цели. Лишним подтверждением тому служил стоявший неподалеку форд Берда – это была последняя подстраховка перед заходом на явочную квартиру.

По привычке Перси бросил взгляд за спину и, не заметив слежки, стремительно нырнул в подворотню. Пробежав десяток метров, он решил подстраховаться, шмыгнул в нишу и затаился. Несмотря на крепкий мороз, грудь обдало жаром. Так происходило каждый раз, когда он выходил на явку с агентом. Чувство близкой, дышащей в затылок опасности и азарт будоражили кровь и щекотали нервы. По натуре Перси был игрок, и эта самая захватывающая из всех игр – игра с контрразведкой, стала тем наркотиком, без которого он уже не мог жить.

Ветер стих, снежная круговерть осела, и в блеклом свете фонарей причудливой подковой проступила арка. За ней тусклыми светляками мелькали проносящиеся по улице машины. В наступившей тишине напряженный слух Перси уловил легкий скрип снега, и через мгновение во двор вбежала закутанная по самые глаза женская фигура. Он напрягся, но опасения оказались излишними. Громыхнув дверью, девица исчезла в подъезде напротив.

«Черти тебя носят в такую погоду!» – буркнул Перси, выждал еще минуту и, убедившись, что «хвоста» за собой не привел, решительным шагом отправился на явочную квартиру.

Она находилась на соседней улице и располагалась на втором этаже старого купеческого особняка. Массивная, чудом сохранившаяся после опустошительных набегов «металлистов», бронзовая дверная ручка обожгла ладонь холодом. Перси потянул ее на себя, вошел в подъезд и на одном дыхании взлетел на второй этаж. Здесь царили полумрак. Нашарив замок, он вставил ключ, повернул на три оборота и толкнул дверь. Она легко подалась, и вошел в явочную квартиру.

Первым три года назад ее начал использовать для встреч с особо ценными агентами его предшественник Сэм Болтон. Наводку на нее он получил из пражской резидентуры ЦРУ. Дочь несостоявшейся «поп-дивы» в поисках заработка шесть лет назад выехала в Чехию. Привлекательная внешность и знание трех языков сделали ее незаменимой для «новых русских» и «новых украинцев», наводнивших Прагу. Среди них оказалось немало тех, кто своими политическими связями в России и на Украине представлял интерес для американской разведки. В резидентуре быстро смекнули, что более подходящей кандидатуры для агентурной разработки «объектов», чем обольстительная «токин гел», трудно подыскать, и положили на нее глаз.

Подготовка и сама вербовка не заняли много времени и прошли гладко. Смышленая, «крученая» в передрягах, «токин гел» с полунамека поняла, что от нее требуется и долго не «ломалась». При «птичьих правах» и проблемах, которые периодически возникали с полицией нравов, такая крутая «крыша», как американская разведка, была весьма кстати, а будущий солидный шпионский приработок пересилил все ее опасения.

После короткого «шпионского ликбеза» агент ЦРУ Фиалка, испуская завлекательные ночные запахи, под объективами скрытых видеокамер кружила головы и развязывала языки млевшим от ее чар русским и украинским политикам и бизнесменам. Войдя во вкус, она осмелела и предложила своим американским хозяевам «семейный шпионский подряд» – подключить к работе «простаивающую без дела» мать.

В киевской резидентуре ЦРУ предложение Фиалки посчитали запоздалым. Бывшая заведующая армейским клубом, на лице которой даже под толстым слоем грима читались следы бурной и далеко не безгрешной молодости, при всей ее артистичности никак не тянула на современную Мату Хари. Друзья и приятели по прежней службе, «поросшие мхом» отставники – майоры и подполковники, лишь изредка, и то после большого бодуна, залетавшие к ней на «огонек», чтобы тряхнуть стариной, для разведки давно не представляли интереса. А молодые и дикорастущие паны новой украинской армии, обращали на нее внимание, разве что когда помогали перейти «украинский Бродвей» – Крещатик.

Однако многоопытный Сэм Болтон, которому резидент поручил изучить обстановку вокруг «мэм», не спешил сбрасывать ее со шпионского счета. Она, а еще больше квартира, расположенная на бойком месте и имевшая удобные подходы, во всех отношениях соответствовала для конфиденциального приема агентуры. Это предложение Болтона резидент утвердил без колебаний, и Сэм, предвкушая легкую победу, со спокойной душой отправился на вербовку будущей содержательницы явочной квартиры ЦРУ.

В тот миг, когда перед ним в распахнувшейся двери возник эдакий сильно подвядший «божий одуванчик», он не мог предположить, что беседа с ней будет стоить ему стольких нервов и отнимет не одну минут жизни. В начале разговора ничто не предвещало бурного и едва не закончившегося скандалом финала. Скучавшая от одиночества, хозяйка, обрадовавшись приходу «друга» дочери, затрещала как сорока. Сэму понадобилось все его умение, чтобы деликатно заткнуть этот словесный фонтан и перевести беседу в нужное русло. Но когда речь зашла о «дружеской услуге» ЦРУ, мадам неожиданно заартачилась. В ней вдруг проснулось и заговорило партийное прошлое. Вбитый замполитами в голову за десятилетия ее безупречной службы марксизм-ленинизм противился всякой связи с коварной «вражеской разведкой», и Болтону, чтобы сохранить лицо перед резидентом, ничего другого не оставалось, как «дожимать» ее до конца.

«Закусив удила», он не почувствовал, когда и в какой момент перегнул палку: мадам, не выдержав напора, «поплыла» и совсем некстати хлопнулась в обморок. Сэм, как ошпаренный, заметался между ней и домашней аптечкой. Больше часа приводил ее в чувство, а затем снова взялся за свое. На этот раз мадам не устояла. Ее прошлые коммунистические убеждения не выдержали испытания, когда в руках Болтона заманчиво зашуршали доллары.

И сейчас, увидев Перси, она засуетилась и стала настойчиво зазывать на кухню, оттуда аппетитно пахло печеной сдобой. Но он вежливо отказался – до прихода Бульбы оставались считанные минуты, и, перебросившись с ней парой дежурных фраз, проводил ее до кухни, а затем прошел в гостиную. Здесь его ждала деликатная работа, о которой не подозревали ни сама хозяйка, ни агенты. За книжными стеллажами спецами из отдела оперативной техники была хитроумно смонтирована аппаратура скрытой аудиозаписи и видеонаблюдения.

Прикрыв плотно дверь, он подошел к крайнему стеллажу, снял с верхней полки два тома стихов Пушкина и, нащупав на задней стенке шляпку «монтажного шурупа», надавил. За спиной еле слышным шорохом отозвались включенные микрофоны, а в противоположных углах комнаты подмигнули зрачки оживших микроскопических видеокамер, вмонтированных в стены. Теперь каждое слово и жест агента будут бесстрастно зафиксированы, чтобы потом, если он вдруг вздумает «крутить хвостом», не дать ему соскочить с крючка.

Возвратив книги на прежнее место, Перси принялся на скорую руку накрывать на стол. Явки всухую, даже с отработавшими свое агентами, он старался не проводить, так как сам побывал в их шкуре, когда на заре работы в ЦРУ проходил стажировку в бейрутской резидентуре. Тех двух месяцев ему хватило на все оставшиеся двадцать лет. В Киеве, как тогда в Бейруте, засвеченному агенту горло не резали, но это нисколько не делало его жизнь легче. Угроза расшифровки, подобно дамоклову мечу, постоянно нависала над ним, и в отличие от разведчика, защищенного дипломатической «крышей», для Бульбы очередная явка могла закончиться арестом. Шпионский хлеб во все времена был не сладок, поэтому Перси не стал мелочиться – выставил на стол из стенного бара бутылку французского коньяка, к которому агент питал слабость.

К этому времени хозяйка приготовила ужин и робким стуком в дверь напомнила о себе. Перси принял поднос и стал расставлять на столе закуску. Сухой кашель, донесшийся из прихожей, прервал это занятие. Он выглянул в коридор и энергично махнул рукой, переминавшемуся с ноги на ногу у порога, Бульбе. Тот ответил вымученной гримасой – нервный мандраж читался по его подрагивающим губам. Несмотря на прошлые заверения Болтона, завербовавшего агента на «жопной компре», в том, что ЦРУ не даст в обиду своего «помощника», Бульба, приходя на явку, каждый раз испытывал чувство страха.

– Все о’кей, Богдан! Раздевайся! – подбодрил Перси и включил сканер.

Индикатор показал – на агенте нет «прослушки».

Перси отключил сканер и, широко распахнув дверь, пригласил:

– Проходи, Богдан! Твой коньяк ждет тебя!

– Я ненадолго! – сипло ответил Бульба, торопливо стащил с себя пальто, повесил на вешалку и, на ходу поправив разлохматившуюся гриву волос, прошел в гостиную.

Бутылка коньяка и ужин на столе прибавили ему оптимизма, но задерживаться на явочной квартире, где он чувствовал себя как на электрическом стуле, желания не проявил и заявил:

– Марк, у меня времени в обрез. Сам видишь, что на майдане творится. Не сегодня, так завтра мы их скинем!

– Но полчаса, надеюсь, найдется?

– Пойми меня, Марк, там такое… – Бульба замялся.

– Найдется, найдется! – стоял на своем Перси и подтолкнул его к столу.

Агент протиснулся бочком между стеной и диваном и плюхнулся в кресло. Перси решительно ухватился за бутылку, разлил коньяк по рюмкам и предложил тост:

– За наши успехи, Богдан!

– И чтобы о них никогда не узнала контрразведка! – мрачно обронил тот.

– И не узнает! Здесь, на Украине, как у вас говорят, у нас все схвачено! – заверил Перси и, пододвинув к агенту блюдо с нарезкой, предложил: – Ты закуси!

Бульба не стал ждать второго приглашения, и через минуту в гостиной раздавался лишь стук вилок и ножей. Хозяйка квартиры знала, как найти путь к желудку даже самого последнего шпиона, и приготовила отменный ужин. Бульба на время забыл о своих страхах и, расправившись с нарезкой, навалился на запеченную в яблоках грудинку. Он плотоядно обсасывал ребрышки молодого поросенка и от удовольствия причмокивал губами. Перси не забывал подливать в рюмку и вскоре по замаслившимся глазам агента определил, что тот созрел для разговора. Но, прежде чем перейти к делу, он бросил наживку:

– Как дела в Подкове, Богдан?

– Як сажа бела, – хмыкнул тот.

– И все-таки?

– Бегут як крысы с тонущего корабля. Витьку скоро капец!

– Так, так! А для нас что есть интересного? – подводил его к заданию Перси.

Вопрос сразу поубавил аппетит Бульбы. Он с сожалением посмотрел на остатки грудинки, вытер губы салфеткой, вытащил из кармана смятый сверток и, подмигнув, положил на стол.

– Что это?! – насторожился Перси.

– Не лякайся, цэ нэ мина! – хихикнул агент.

– Что-то поинтереснее?

– А як ты догадался?!

Поведение Бульбы уже стало раздражать Перси, и он потребовал:

– Богдан, у меня нет времени разгадывать твои загадки! Что в свертке?

– Кино, и дуже интересное!

– О чем?

– О том, шо прихлебатели москалей замышляют против нас.

– Запись подлинная?

– Обижаешь, Марк! Я тебе липу никогда не приносил?! – обиженно засопел Бульба.

– Извини, Богдан, ты меня не понял! – быстро отыграл назад Перси и пояснил: – Я имел в виду источник ее происхождения.

– Самый шо ни есть надежный. Сидит там, где трэба но… – и здесь агент замялся: – Сам понимаешь, за просто так пуп рвать не собирается.

– Понятно, ни он, ни ты в накладе не останетесь, – поспешил заверить Перси и полез в карман пиджака.

Бульба перестал жевать, а его глаза алчно загорелись, когда на стол одна за другой посыпались доллары. Полторы тысячи, похоже, особого энтузиазма у агента не вызвали. Он не спешил забирать деньги и буравил взглядом американца. Перси прибавил к ним еще пятьсот и с сарказмом произнес:

– Можно сказать, от души отрываю!

– Не прибедняйся, Марк! За них вы три шкуры с нас сдерете! – не остался в долгу Бульба, сгреб деньги и сунул в карман.

Перси, зная сволочной характер агента, не стал припираться, а перешел к делу – положил на стол фотографию и спросил:

– У тебя есть к нему подходы?

Бульба мельком глянул на фото и с мерзкой ухмылочкой ответил:

– Если с тыла, то я всегда готов. Судя по роже, его попка очень даже подойдет для моего «гондураса».

Перси поморщился – голубые пристрастия агента у него, человека строгих пуританских взглядов, вызывали чувство брезгливости, и сухо сказал:

– С «гондурасом» или без него нас будут интересовать его московские связи. В первую очередь, с кем встречается, характер контактов и, конечно, каналы финансирования.

– О, «бабки» – они всем нужны! – протянул Бульба и, повертев в руке фотографию, ответил: – Прямых выходов у меня нет.

– А ты, Богдан, постарайся! Очень постарайся! – не отступал Перси и, чтобы разжечь честолюбие агента, объявил: – За тобой – материал, а за нами – твоя поездка в Штаты и публикация в самом крутом журнале.

– О, цэ дило! С такой подмазкой я его точно насажу! – загорелся Бульба.

– Это надо сделать как можно быстрее.

– Накинь еще, и за мной не заржавеет!

– Об этом можешь не беспокоиться.

– Тогда не вижу проблем. Бабки – ваши, а секреты – наши! – хохотнул Бульба.

– Вот и договорились! – подвел Перси итог явки, и они вернулись к ужину.

Покончив с остатками грудинки и коньяка, Бульба начал собираться. Перси не стал его задерживать и, проводив до двери, вернулся в гостиную, отключил записывающую аппаратуру, выждал еще десять минут на тот случай, если на дворе дежурила наружка, и только потом решил уходить. Придремавшая в своей комнате хозяйка, услышав шум шагов, выглянула в коридор и, смущаясь, поинтересовалась:

– Может, еще что, господин Марк?

– Нет, спасибо! Все было хорошо! Мы уже закончили, – отказался он и, пожелав спокойной ночи, покинул квартиру.

Крепчающий с каждой минутой мороз разогнал по домам последних гуляк. Внимательный взгляд Перси не обнаружил следов наружки ни во дворе, ни на выходе на улицу. Впереди, в тусклом свете занесенных снегом фонарей, угадывался под шапкой снега форд Берда. Тот тоже заметил его и дважды подмигнул фарами. Теперь Перси был окончательно уверен в том, что ни он сам, ни Бульба не засветились перед контрразведкой, и, подгоняемый порывами ветра, возвратился в бар «Гетман».

За время, проведенное на явке с Бульбой, здесь мало что изменилось, разве что в зале прибавилось народа и шума. На крошечном пяточке перед эстрадой под звуки тяжелого рока в клубах сизого дыма тряслась и дергалась подогретая градусом публика. Взгляд Перси остановился на сиротливо сидевшем за столиком Генри, и в душе он посочувствовал ему. Наливаясь яростью, тот не спускал глаз с двух обвешанных золотыми цепями «качков», нахально пялившихся на Джоан. Перси понял, что вернулся вовремя и, решительно работая локтями, пробрался через толпу к столику.

– Ну, наконец, Марк! – с облегчением произнес Ковальчук.

– Все о’кей, Генри! Можно сниматься!

– Слава богу! Еще секунда, и я бы этим бритым обезьянам черепа раскроил!

– Не стоит!

– Ладно, черт с ними! Ты как отработал?

– Нормально! А как у вас?

– Все чисто! Ты ушел без «хвоста», – снова оживился Ковальчук и предложил: – Выпить не хочешь?

– Нет! С меня хватит! – отказался Перси и поискал взглядом официанта.

Тот тут же отреагировал на движение за столиком американцев, юлой подкатился к ним и, осклабившись в дежурной улыбке, поинтересовался:

– Чего господа еще изволят?

– Расчет! И быстрее! – рыкнул Ковальчук.

– Сейчас, сейчас! – засуетился официант и исчез за ширмой.

Счет, с которым он вернулся, не добавил настроения Генри. Недовольно бурча под нос, он отсчитал тысячу сто долларов и швырнул на стол. Перси подхватил под руку, подошедшую после танца, Джоан и увлек ее к выходу. Ковальчуку хватило выдержки мирно разойтись с набычившимися «качками». Прячась от ветра, швырявшего в лицо пригоршнями снег, они прошли к машинам. Джоан села за руль, Генри плюхнулся рядом, и она первой выехала со стоянки, вслед за ней тронулся Перси. Для него день завершился результативной явкой с Бульбой, об этом напоминал видеодиск, приятно оттягивающий карман пиджака.

Подъехав к гаражу, Перси бросил ключи дежурному, предоставив тому заниматься машиной, а сам поднялся в квартиру. Предвкушая удовольствие первым увидеть «убойный материал», включил ноутбук и вставил в него диск. На дисплее крупным планом возникли лица известных украинских политиков. Их беседа, похоже, проходила на загородной даче. Он внимательно вслушивался в разговор, пытаясь понять, о чем идет речь, но так и не смог: украинский язык оставался для него «китайской грамотой». Решив, что для спецов Дункана перевод не составит никаких трудностей, Перси, выключив ноутбук, отправился в спальню и через пять минут спал крепким сном.

На этот раз его не преследовали кошмары – Сталин, Ленин и Дзержинский вместе с компанией чекистов не гонялись за ним, как за зайцем, среди бронзово-каменных идолов в парке Центрального дома художника. Впервые за последние дни Перси спал безмятежным сном. Следующее утро для него началось с уже ставшего привычным пронзительного визга труб и боя барабанов «оранжевых бойцов», направлявшихся в автобусах к центру Киева. Под их звуки он закончил зарядку, принял душ, позавтракал и выехал в посольство.

Плотный снег весело поскрипывал под колесами «понтиака». О вчерашнем ненастье напоминали лишь большие сугробы и автомобильные пробки на дорогах. Через сорок минут он, наконец, добрался до посольства и остановился перед воротами. Их створки нехотя покатились в стороны, но на полпути застопорились. Встревоженная охрана засуетилась у пульта, пауза затягивалась, Перси вытащил из кармана зажигалку, сигареты, открыл окошко и закурил.

В какой именно момент – он не заметил, когда и как рядом с машиной возникла долговязая мужская фигура в длиннополом коричневом пальто. Высокозадранный воротник и низко надвинутая на глаза зимняя шапка скрывали лицо. В следующую секунду рука неизвестного взметнулась, Перси съежился, и его обдал предательский холодок – в окошко влетел и шлепнулся на сидение серый комок. Несколько секунд он тупо смотрел на него, а когда поднял глаза, то след Метателя уже простыл. Коричневое пальто последний раз мелькнуло за фонарным столбом и затерялось в толпе пешеходов.

Перси снова уставился на комок бумаги, но так и не прикоснулся – сказывалась многолетняя выучка разведчика. В нем могло находиться все что угодно, начиная с обращения «изменника на месте», так со времен «шпиона века» – полковника ГРУ Олега Пеньковского в ЦРУ – прозвали предателей, инициативно предлагавших свои услуги разведке, и заканчивая мерзкой пакостью очередного сумасшедшего. В последние дни их число росло в геометрической прогрессии – лишним свидетельством тому служили облитые краской ворота и стены посольства. И все же любопытство взяло верх над осторожностью. Он развернул замусоленный ком бумаги. На нем на русском языке был отпечатан странный текст:

После дурацкого стишка шел бессвязный набор слов, среди которых изредка попадались цифры.

«Бред какой-то!» – подумал Перси и уже собрался выбросить опус сумасшедшего поэта, но инстинкт разведчика заставил остановиться. «Погоди, Марк! Просто так записки в дипломатические машины не швыряют. Здесь что-то кроется? Но что?! Не будем гадать! Пусть с этим разбираются аналитики!» – решил он, вытащил из кармана платок и сложил записку.

К этому времени охрана разобралась с забарахлившей электроникой, и створки ворот медленно поползли в стороны. Не дожидаясь, когда зеленым светом вспыхнет въездной светофор, Перси нажал на педаль газа.

Перси поставил машину на стоянку во дворе посольства и, подгоняемый желанием узнать, что скрывается за странным текстом записки, поспешил в кабинет. Впопыхах он забыл в машине кейс с электронной картой и оказался заблокированным в проходном тамбуре. После освобождения из «мышеловки», вызвавшего недвусмысленные намеки у дежурного службы внутренней безопасности, ему пришлось возвращаться к машине – карта оказалась на месте, на этот раз благополучно пройдя проверку электронного глаза, он поднялся в крыло резидентуры.

Здесь, как всегда, было тихо – разведка не любит суеты. Безликие двери были плотно прикрыты, и лишь у приемной Саливана наблюдалось движение. У Перси не было ни малейшего желания встречаться с ним. Он незаметно прошмыгнул к себе в кабинет, захлопнул дверь на защелку и занялся расшифровкой записки.

Прошло полтора часа, но ему так и не удалось отыскать ключ к шифру. Не помогли и электронные мозги, компьютер сердито потрескивал и каждый раз высвечивал на экране одну и ту же абракадабру. Тот, кто загадал эту головоломку, имел, видимо, богатую фантазию и изощренный ум. Он будто насмехался над Перси. Эти «Ха-Ха!» в последней строчке идиотского стишка окончательно вывели его из себя.

«Мерзавец! Мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! Я все равно докопаюсь!» – завелся Перси и снова засел за компьютер.

Время шло, а он ни на шаг не приблизился к разгадке тайны записки. Затянувшийся поиск убеждал его в том, что на этот раз выпала не пустышка, которыми в последнее время засыпали резидентуру, тронувшиеся на почве политической шизофрении местные «друзья Америки», а настоящий «изменник на месте».

«Кто ты? Что у тебя за душой? Хотя и так ясно. У всех у вас одно на уме – деньги! Сколько же ты хочешь?» – размышлял Перси, но ответа на эти вопросы так и не получил.

Требовательный стук в дверь оторвал его от расшифровки. По тому как она задрожала, он догадался – это был Ковальчук, и, прикрыв записку газетой, пошел открывать.

– Кажется, я вовремя?! – пробасил тот и, дохнув в лицо вчерашним букетом из «Гетмана», ворчливо произнес: – Марк, ты почему с «Черным Джеком» без лучшего друга разговариваешь?

– С чего ты взял?!

– Не прикидывайся! Закуску я уже вижу.

– Какую?! – недоумевал Перси и, перехватив взгляд Генри, жадно шаривший по столу, убрал газету в сторону.

Ковальчук задержал взгляд на записке и не смог скрыть разочарования:

– Я-то думал, ты вчерашнего фазана доедаешь. А ты, оказывается, чужие записки читаешь.

– Только что в машину подбросили.

– Да? А почему мне ничего не кидают? Я бы от хорошенькой блондинки с ракетными секретами не отказался, – хохотнул Ковальчук, но через мгновение улыбка исчезла с его лица, и в нем заговорило профессиональное любопытство.

– Что-нибудь серьезное?

– Пока не знаю? Пытаюсь расшифровать, но никакого толка!

– Давай помогу, – предложил Ковальчук.

Перси замялся. Железное правило: «Что известно тебе, позволено знать только резиденту», вбитое в голову в первые дни службы в ЦРУ, не позволяло делать этого. Но Генри был одним из немногих в резидентуре, к кому он испытывал искреннюю симпатию и доверие. Почти одногодка, он прошел в разведке все и умел держать язык за зубами.

– Марк, ты же меня знаешь! Я не побегу звонить по посольству! Звонарей и без меня хватает, – в голосе Ковальчука звучала обида.

– Попробуй, – согласился Перси и передал записку.

Ковальчук с трудом втиснулся в кресло, взял в руку лупу и склонился над ней. Ноздри его большого хрящеватого носа затрепетали, как у гончей, взявшей след. Внимательно осмотрев лист, потом сам текст, он заключил:

– Могу точно сказать: составлял не дурак.

– Да, ни одного следа, ни одного намека не оставил, – согласился Перси и посетовал: – Где теперь его искать?

– Не переживай, рано или поздно, но объявится, не для того он задницу морозил у ворот.

– Если его не перехватит контрразведка.

– Украинская? Ей-то зачем? – усомнился Ковальчук.

– А русская? – напомнил Перси.

– Чего гадать? Сначала надо разобраться, что хочет этот Метатель.

– Пытаюсь, но ничего не выходит.

– У меня получится. Я такие орешки люблю щелкать, – самоуверенно заявил Ковальчук и взялся за расшифровку записки. Он исписал два листа бумаги, но каждый раз выходила полная бессмыслица, и, потеряв терпение, с раздражением бросил:

– Ни черта не разберешь. Докладывай Саливану, у него голова большая, вот пусть ее ломает!

– Придется, – согласился Перси и взялся за трубку телефона.

Резидент оказался на месте и, не дослушав доклад до конца, немедленно потребовал к себе. Сунув записку в папку, Перси торопливо стащил с себя свитер, швырнул на кресло и направился к стенному шкафу. Педант Саливан не терпел на службе свободного стиля, и ему пришлось поменять гардероб. Выбрав темно-синий пиджак в мелкую полоску, он затруднился с выбором галстука. Ковальчук не удержался и съязвил:

– Марк, носки тоже смени – белые будут как раз в тему. Да и не забудь, когда войдешь каблуками щелкни. Саливан такое любит!

– Да пошел ты! – огрызнулся Перси и подтолкнул Ковальчука к двери.

Захлопнув ее на замок, он спустился в приемную Саливана и сразу прошел в кабинет. Резидент был один и короткими шагами мерил свободное пространство за креслом. Перси по походке догадался: сообщение о Метателе заинтриговало его, и в своем предположении не ошибся. Саливан с ходу перешел к делу и потребовал:

– Выкладывай, Марк, что там у тебя?

Перси подошел к столу и положил папку. Резидент опустился в кресло, пододвинул ее к себе, достал записку, внимательно осмотрел и предложил:

– Присаживайся, Марк! С запиской разберутся специалисты, а пока доложи, как все произошло.

Перси занял место за приставным столом и, стараясь не упустить деталей, приступил к рассказу. Он занял не больше двух минут.

– Не густо, – подвел итог Саливан и, стрельнув из-под очков колючим взглядом, спросил: – Марк, а почему только сейчас доложил?

Здесь, в кабинете резидента, эта его затянувшаяся возня с запиской со стороны выглядела по-дилетантски. И Перси ничего другого не оставалось, как молча проглотить упрек.

– Понятно! – не стал теребить Саливан и нажал кнопку на пульте вызова.

Ответил дежурный из службы безопасности.

– Слушаю вас, сэр?

– В просмотровый зал видеозапись с камер внешнего наблюдения!

– За какой период?

– Сегодняшнюю! С семи до восьми тридцати.

– На каком участке?

– От въездных ворот и подходов к ним.

– Будет исполнено, сэр!

В кабинете еще не стих отзвук голоса дежурного, а Саливан уже давил на другую кнопку. На этот раз ответили из технического отдела. Это был сам начальник – Дункан.

– Сэм, срочно зайди ко мне! – распорядился Саливан.

– Хорошо, сэр! – еле слышно прошелестело из динамика.

Перси напрягся в ожидании новых неприятных вопросов, но Саливан оставил его в покое и снова принялся внимательно рассматривать записку.

«Сам туда же! Тоже мне, Шерлок Холмс!» – с раздражением подумал Перси и отвернулся к окну.

Мороз нарисовал на стекле замысловатые рисунки, и он принялся разгадывать их. Отвлекли его от этого занятия стук в дверь и тихий шорох шагов. На пороге возник иссушенный, будто египетская мумия, Сэм Дункан. На беднягу, сутками просиживавшего в кабинете, невозможно было смотреть без слез. Большущая, напоминающая страусиное яйцо, голова чудом держалась на гусиной шее. Тщедушное тело подпирали тонкие, полусогнутые, как у кузнечика, ноги. Половину желтого, словно пергаментная маска, лица, скрывали огромные в толстой роговой оправе очки. Это был лучший технарь резидентуры. Саливан высоко его ценил и, подав папку с запиской, с неожиданной теплотой произнес:

– Я на тебя очень рассчитываю, Сэм.

– Что здесь, сэр? – похожим на скрип плохо смазанной дверной петли голосом спросил он.

– По твоей части – надо расшифровать.

– Когда?

– Немедленно!

– Постараюсь!

– Старайся, Сэм! Старайся! Как только появятся первые результаты, доложить мне лично!

– Хорошо, сэр! – проскрипел Дункан и тенью растворился за дверью.

В это время на столе ожил телефон, звонили из просмотрового зала, там все было готово. Саливан посмотрел на часы, затем на Перси и поторопил:

– Поспешим, Марк. У меня не больше пятнадцати минут.

Стремительным шагом они прошли по коридору и свернули в крыло, где находился кинозал. На входе их встретил дежурный службы внутренней безопасности и, пробежав тревожным взглядам по лицу Саливана, спросил:

– Что-то случилось, сэр?

– По твоей части, Майкл, ничего! – не стал вдаваться в подробности тот, прошел на задний ряд, сел с краю и распорядился:

– Включай запись!

Дежурный прошмыгнул в операторскую кабину. Свет в зале погас, и на экране крупным планом возникли улица и тротуар у забора посольства. Прошла минута, за ней другая, но долговязого Метателя записки среди людей, сновавших перед посольством, Перси не заметил и предложил:

– Сэр, повторим еще раз, только пусть скорость уменьшат?

– Хорошо, – согласился тот и распорядился: – Дуглас, повтори, только помедленнее.

– Есть, сэр! – ответил тот и исчез в операторской.

В ней что-то громыхнуло, и кадры на экране слились в одну серую полоску. Прошла минута-другая, и они медленно поплыли перед глазами Перси.

– Стоп! Стоп! – воскликнул он, и кадр застыл на экране.

На нем крупным планом камера выхватила его форд и серый силуэт, надвигавшийся справа.

– Дальше! Дальше! – торопил Перси оператора.

Силуэт принял очертания мужской фигуры и навис над машиной. Перси подался к экрану и силился разглядеть лицо Метателя, но морозная дымка и неподходящий ракурс не позволяли сделать этого.

Саливан вообще ничего не разобрал и потребовал от оператора:

– Дуглас, поищи подходящий план и дай эту рожу крупным планом!

Перед ними вновь замельтешили кадры, и, когда запись остановилась, все свободное пространство экрана занял Метатель в коричневом пальто. Но и на этот раз его лицо невозможно было рассмотреть – оно скрывалось за высоко-поднятым воротником и под нахлобученной до самых глаз шапкой.

– Один нос торчит, и больше ничего! – в сердцах произнес Перси.

– М-да, по нему даже наш Сэм вряд ли что узнает, – заключил Саливан, поднялся из кресла и распорядился: – Марк, продолжай работу и постарайся выжать все, что можно!

– Хорошо, сэр! – заверил тот.

После ухода Саливана он еще полчаса просидел перед экраном, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, но Метатель не дал ни малейшего шанса. Дуглас уже в четвертый раз прокручивал запись, выискивая подходящие кадры и ракурсы. И каждый раз перед Перси всплывало одно и то же: синие пуговицы на пальто, верхняя болталась на истрепанных нитках, тонкие губы, посиневший на морозе нос и густая щетина на щеках – все это не складывалось в одно целое и расплывалось бесформенным бледным пятном.

Устав от этого бесплодного занятия, Перси, оставив дальше разбираться с Метателем психологам и физиономистам, вернулся к себе в кабинет и до вечера провозился с документами. За все это время его так и не потревожили ни Саливан, ни Дункан. Он не стал больше ждать и, плюнув на докладную, запихнул материалы в сейф и отправился домой.

Там его ждали пустота и одиночество. После душа, вяло прожевав бутерброд и выпив кружку кофе со сливками, он включил телевизор и отдался во власть баскетбола. Игра «Чикагских буйволов» на время отвлекла от назойливых мыслей о Метателе. Победа любимцев подняла настроение, и, прежде чем лечь, он позвонил домой. Трубку взяла жена. Голос Маргарет звучал так, будто она находилась рядом, и отозвался щемящей тоской в сердце. Прошло больше семи месяцев с того дня, как они виделись в последний раз, и сейчас каждое ее слово теплом согревало душу.

Большие и маленькие радости – успех Джона на автогонках, удачный дебют Мери на сцене университета, ожившие после неожиданно грянувших заморозков, ирисы, о которых с гордостью рассказывала Маргарет, – заставили его на время забыть о бульбах, кобзарях и мовчанах. В последние дни от одного вида агентов, а еще больше от мерзости того компромата, что они вываливали на явках, Перси начинало тошнить. После разговора с Маргарет он с легким сердцем забрался в постель, но тут зазвонил сотовый. На нем высветился номер Берда.

– Ты меня слышишь, Марк? Ты слышишь?! – надрывался он.

– Да! Да!

– Срочно приезжай в посольство.

– Что произошло?!

– Это не телефонный разговор! – ушел от ответа Берд и отключился.

Сон сняло как рукой. Перси соскочил с кровати, рысью промчался в ванну, сполоснул лицо, на бегу оделся и спустился в гараж. Придремавший дежурный очумело уставился на него, а затем на часы. Стрелки показывали начало второго. Но Перси было не до того, его терзали самые противоречивые мысли.

«Джон на гонках попал в аварию?! Нет! Этого не может быть! Зачем было Маргарет скрывать это? Провал в резидентуре? Контрразведка взяла моего агента? Вряд ли. Украинцы сквозь пальцы смотрят на нашу возню, а у других руки коротки. У «оранжевых» с «синими» сдали нервы, и они схлестнулись в драке? Не похоже. На улицах тихо. Остается одно: Сэм расшифровал записку Метателя!» – заключил Перси, и сердце радостно трепыхнулось в груди.

С этой мыслью он вошел в кабинет Саливана. Тот был не один, в креслах сидели Дункан и Берд. Несмотря на глубокую ночь, они выглядели бодро. Даже на пергаментном лице-маске Дункана проступил еле заметный румянец. Саливан не скрывал радости и, изменив казенной манере, почти дружески произнес:

– Надеюсь, Марк, ты не пожалеешь, что не досмотрел седьмой сон?

– Сэр, я и до первого не успел добраться! – оживился он, прочитав на лице резидента подтверждение своей догадке.

– Ничего страшного, посмотришь в следующий раз. Проходи, присаживайся! – добродушно произнес Саливан.

Заняв место рядом с Дунканом, Перси скосил глаз на синюю папку в его руках.

– Сэм неплохо поработал и расшифровал записку Метателя, – перехватив взгляд, пояснил Саливан и распорядился: – Приступай, Сэм!

Тот поправил очки, раскрыл папку и принялся монотонно, будто пономарь на паперти, читать:

– «Сатана». «Тополь». ТТХ. Последнее следует понимать как тактико-технические характеристики, – пояснил он.

«Безмозглый идиот! Как все просто?!» – с досадой подумал Перси.

– «Сатана» – 50. «Тополь» – 100, – продолжал бубнить Дункан.

«Надо полагать тысяч, и не их «деревянных» гривен, а наших долларов», – заключил Берд.

– Математический алгоритм траектории движения боевого блока при наведении на цель – 300, – читал дальше Дункан.

– А у него губа не дура! Ставки круто поднимает! – хмыкнул Берд.

– На этом требования заканчиваются, и следует предложение… – не поддержав его шутливого тона, сухо произнес Саливан и кивнул головой Дункану.

Тот перевернул лист и зачитал последний абзац.

– Если мои предложения покажутся вам интересными, жду ответ завтра в Интернете на сайте «Ракетная техника. Новинки, изобретения и предложения». Ключ для зашифровки вам известен.

Перси с Бердом многозначительно переглянулись – это было что-то новое в их разведывательной практике, но первыми они не спешили высказаться. Саливан тоже не торопил с ответом. Час назад, когда Дункан доложил о расшифровке записки и зачитал ее, он отказывался в это поверить. Неслыханная удача свалилась словно снег на голову. Прошло всего два дня, как резидентура начала охоту за русским «Тополем», а его секреты сами плыли в руки.

– Сэр, о таком подарке можно только мечтать, – первым нарушил затянувшееся молчание Перси.

– Как у Диснея! Еще не успела высохнуть краска на шифровке директора, а гонец с секретами уже стучится в дверь, – скептически заметил Берд.

– С «Сатаной» более или менее ясно. А вот о каком «Тополе» идет речь, о новом или старом? Если о старом, то по нему нам многое известно, – терялся в догадках Дункан.

– Совершенно верно, Сэм! Возникает закономерный вопрос: а может, это приманка контрразведки? – предположил Берд.

– Николос, ты думаешь, что она подставляет нам жирного живца? – Саливан задал тот самый вопрос, который вольно или невольно возник у всех.

– Думаю, да! Но только не украинская! – категорично отрезал он. – Если это подстава, то только русских.

– А вдруг «изменник на месте»?! – возразил Перси.

– Допустим! Но тогда непонятно, за каким чертом ему тащиться в Киев, когда есть Москва? – недоумевал Дункан.

– Ну, почему, Сэм! Здесь есть свой резон. На Украине у русской контрразведки руки коротки, – поддержал Саливан версию Перси.

– А может, именно на этом она и строит оперативную комбинацию?! – стоял на своем Берд. – Мы клюнем, потом через него нас вытащат в Россию и там накроют на тайнике. Далеко за примерами ходить не надо, вспомните про Гомера.

– Вряд ли. На Лубянке не дураки сидят и через четыре года повторяться не станут! – не согласился Перси.

– Господа! Если исходить из содержания записки, то источник информации весьма перспективен. На мой взгляд, есть смысл рискнуть и завязать с ним оперативную игру, – неожиданно поддержал его обычно осторожный в оценках Дункан.

– Сэм, из теплого кабинета оно, конечно, виднее! Но я бы хотел на тебя посмотреть, когда в затылок дышит контрразведка, – с сарказмом заметил Берд.

И без того унылая физиономия Дункана совсем скуксилась и стала еще больше походить на трагическую маску. Ему на помощь пришел Перси и предложил:

– Николос, давай не будем накручивать друг друга! Никто не собирается лететь в Москву. Сначала здесь его выпотрошим, а там посмотрим.

– Вам решать. Я свое мнение высказал, – буркнул Берд и отвернулся к окну.

Последнее слово оставалось за Саливаном, но он не торопился с решением. Ситуация, действительно, складывалась нестандартная. Метатель был не первым и не последним в череде тех, кто торговал секретами, но тот напор, с каким он добивался ответа на свое предложение, вызывал невольный протест. Еще больше раздражала настойчивость, если не сказать, наглость, с какой торговец секретами навязывал свои условия и диктовал время встречи. Отдавая должное его находчивости вести переговоры в Интернете, где могла утонуть любая контрразведка, Саливан не находил ответа на главный вопрос: почему именно завтра?

– Почему?! – вслух произнес он.

– Что вы имеете в виду, сэр? – уточнил Перси.

– Я хочу понять, почему первый сеанс связи он назначает на завтра?

– Уже сегодня! – поправил Дункан и, посмотрев на часы, отметил: – В нашем распоряжении осталось меньше двадцати двух часов.

– Может, он ограничен во времени? – предположил Перси.

– Или имеет серьезные денежные проблемы. Мафия, конкуренты и всякое такое. Здесь и в России подобное часто происходит, – напомнил Дункан.

– А если за ним стоит контрразведка и загоняет нас в цейтнот? – гнул свое Берд.

– Не исключаю, но на ее почерк это не очень-то похоже, – возразил Перси.

– Пока можно сказать только одно: он действует нестандартно, – заключил Дункан.

– Стандартно или не стандартно, но, помяните мое слово, этот Фантом еще поморочит нам головы, – дал мрачный прогноз Берд.

– Фантом?! – повторил Саливан и, подумав, объявил: – А что, многообещающее название для будущей операции.

– По крайней мере, здесь, в Киеве, мы ничем не рискуем, – поддержал его Дункан.

– Но я за нее не возьмусь! – наотрез отказался Берд.

– С таким настроением, как у тебя, Николос, не то что ее, а и ловлю кур нельзя поручить! – сухо отрезал Саливан и остановил взгляд на Перси.

Тот заерзал на стуле и вяло, чувствуя безнадежность своего положения, возразил:

– Сэр, я с выборами захлебываюсь.

– Ничего, Марк, не утонешь, мы поможем! А если контакт с Фантомом получит развитие, я тебя полностью разгружу.

– Хорошо, сэр! – вынужден был согласиться он.

– Вот и отлично! – подвел итог Саливан и переключился на Дункана. – Ты, Сэм, срочно займись подготовкой ответа Фантому. Через час проект положить мне на столе!

– Будет еще раньше! – заверил тот.

– А мне что делать, сэр? – спросил Перси.

– Ждать. Как только ответ будет готов, запустите по чистому каналу в Интернет.

– Ясно!

– Тогда за дело, господа! – закончил ночное совещание Саливан.

Перси спустился к себе в кабинет, заварил крепкий кофе и выпил одну за другой две чашки. После них в голове прояснилось, и, чтобы до прихода Дункана скоротать время, он открыл сейф и засел за докладную. Но работа не шла, все эти справки и донесения агентов сейчас казались постной кашей без соли для мозгов. В них гвоздем засела будущая операция с Фантомом. В глубине души Перси был доволен тем, что Саливан остановил свой выбор на нем – по большому счету это было справедливо. С него все началось, и на нем должно закончиться. Операция с Фантомом может и должна стать громким и заключительным аккордом в его карьере разведчика.

Прервал эти тщеславные мысли Сэм Дункан. Его голый череп возник в дверном проеме, и он объявил:

– У меня все готово, Марк!

– А Саливан утвердил? – уточнил Перси.

– Да! Можешь отправлять хоть сейчас.

– Отправим, но сначала хотелось бы посмотреть.

– Как хочешь, – пожал плечами Дункан и положил на стол два листка бумаги.

На первом, где была зашифровка, Перси внимания не задержал. Это было обычное письмо-прикрытие, которыми перебрасывались между собой коллекционеры. На втором – содержание ответа Фантому, оно занимало всего четвертушку листа и начиналось…

«Наш друг! Мы признательны Вам за это обращение. В нем есть хорошая основа для перспективного партнерства. В качестве первого шага предлагаем провести личную встречу 19 декабря в семнадцать часов в баре “Гетман”…

Здесь Перси прервал чтение, с удивлением перевел взгляд на Дункана и спросил:

– А почему в «Гетмане»?

– Спроси у Саливана. Это не мое дело, следить по каким кабакам ты шляешься, – с усмешкой ответил Дункан.

– Понятно… Уже настучали! – буркнул Перси и снова обратился к тексту:

…Там Вас встретит известное Вам лицо. Чтобы не произошло ошибки, на нем будет синий галстук в желтый горошек и стального цвета пиджак…

– Без меня меня одели! Хоть бы спросили! – проворчал Перси.

– А чем тебе не нравится? Радуйся, за счет заведения гардеробчик обновишь, – поддел Дункан.

– Нечего сказать, хорош гардеробчик?! Синий галстук! К нему только портрета Кучмы не хватает! Вы что, с Саливаном решили меня заживо похоронить?!

– Не понял?

– А что непонятного. «Оранжевые» с таким маскарадом в «Гетмане» скальп с меня еще на входе снимут.

Дункан рассмеялся и с легкой иронией произнес:

– Радуйся, Марк, что Саливан еще портрет Сталина тебе в руки не дал. Карман у пиджака оказался маловат, пришлось красным платком обойтись.

– Час от часу не легче. После такого «голубые» и «оранжевые» меня точно в коммунисты запишут! – хмыкнул Перси и снова вернулся к записке:

…Ваш финансовый интерес понятен. Желательно на встрече подкрепить его конкретными материалами. Да поможет Вам Господь!»

– Какой Господь? Лишь бы черт не попутал! – фыркнул Перси и, положив папку с документами в сейф, спросил:

– Как отправлять?

– По сотовому. С него выстрелишь в Интернет, – пояснил Дункан и, положив на стол телефон, вышел.

Перси запихнул его в карман и, прежде чем отправиться в город, по старой привычке проверил запись ответа Фантому. Несмотря на ночную суматоху, подчиненные Дункана не допустили сбоев, оба текста на листе и в телефоне совпали до точки, до запятой. Осталось только запустить сообщение в Интернет, а потом запастись терпением и ждать, когда в электронной паутине появится ответ.

Через час приглашение ЦРУ к «измене» отправилось искать своего адресата, а Перси с чистой совестью возвратился домой, чтобы прихватить еще один-другой час сна. На этот раз Саливан дал ему передышку до обеда, а сам вместе с Дунканом так и не сомкнули глаз. Неугомонный Фантом не позволил расслабиться и вскоре напомнил о себе.

В одиннадцать пятнадцать в Интернете на сайте «Ракетная техника. Новинки, изобретения, предложения» дежурная смена технического контроля резидентуры обнаружила очередное сообщение Фантома. После расшифровки текста даже у, казалось, лишенного нервов Дункана очки свалились с носа.

Он пыхтел словно разогретый самовар и повторял:

– Ну, наглец! Ну, наглец!

– Не то слово, Сэм! Законченный мерзавец! Подлец. Думает, что мы под его дудку станем плясать! – возмущался Саливан.

И было от чего. Фантом напрочь отверг предложение резидентуры и нахально вел бесцеремонный торг. Предлагая купить тактико-технические характеристики первой ступени ракеты «Тополь-М» и пусковой установки за 100 тысяч долларов, он категорически отказывался от личной встречи в баре «Гетман» и настаивал на обмене через камеру хранения на железнодорожном вокзале. Саливан в ярости заметался по кабинету, но соблазн уже сегодня получить секреты «Тополя» пересилил гнев, он вынужден был принять условия Фантома и начать подготовку к операции.

Перси, поднятый на ноги звонком дежурного, возвратился в посольство и вошел в кабинет резидента, когда у того все эмоции, вызванные очередным фортелем Фантома, схлынули.

Устало кивнув на кресло, Саливан пригласил к столу:

– Садись, Марк!

Бессонная ночь и головоломки, которые продолжал загадывать Фантом, основательно измотали даже железные нервы Саливана. Под глазами залегли серые тени, а до этого бодро торчавший хохолок каштановых волос сейчас напоминал грязную тряпку. Не лучше выглядел и Дункан. Перси с сочувствием посмотрел на них, подсел к столу и с любопытством покосился на папку с расшифровкой сообщения Фантома.

– Почитай, почитай, Марк, что пишет этот мерзавец! – тоном, не сулящим ничего хорошего, произнес Саливан.

Перси открыл папку, бегло пробежался взглядом по тексту и оторопел: подобного нахальства от Фантома он никак не ожидал.

– Да, Марк, подкинул ты нам работенку, – не выдержав затянувшейся паузы, проворчал Дункан.

– Я?! Работенку? – вспыхнул тот.

– Этот негодяй крутит нами как хочет!

– Сэм, прекрати! Причем тут Марк! – осадил Саливан и потребовал: – Я жду ваших предложений, что делать дальше?

И не услышав ответа, он взял инициативу на себя и напомнил:

– Директор требует от нас добыть секреты «Тополя»! И каким бы мерзавцем не являлся Фантом, в сложившейся ситуации он пока единственная ниточка в наших руках, которая может привести к результату. Мы не имеем права упускать такой возможности. Разведка – это всегда риск и удача.

– Без этого нельзя, – согласился Перси и осторожно заметил: – Но я не исключаю еще одного сюрприза со стороны Фантома.

– Как бы он не втянул нас в чужую игру с сомнительным концом, – обронил Дункан.

– Игру?! Сюрпризы?! Концы?! А вы что, пришли сюда работать в белых перчатках? Болтать легче всего. Дело делать надо! Секреты «Тополя» вам на блюдечке никто не принесет! – не выдержал и сорвался на крик Саливан.

– Сэр, никто не отказывается работать! – смутился Перси.

– Надо только предусмотреть все возможные риски, – промямлил Дункан.

– Риски? Понятно, никто не хочет таскать каштаны из огня, – буркнул Саливан и, подавив вспышку гнева, заговорил не терпящим возражений тоном: – Все, разговоры закончились! Времени на подготовку к выемке тайника осталось в обрез. Ты, Сэм, берешь под контроль эфир, но главное – вокзал. Со всех сторон обложи техникой камеру хранения! Бригадой наружного наблюдения прикрой подходы!

– Будет исполнено, сэр! – заверил он.

– Теперь ты, Марк…

– Я понял, сэр. За мной тайник.

– Да! Ты начал дело – тебе его и заканчивать.

– С деньгами, как?

– Десять тысяч за «кота в мешке» за глаза хватит, а там посмотрим! – отрезал Саливан и закончил совещание.

С этой минуты разведывательная махина резидентуры ЦРУ, подобно спруту, начала распускать свои невидимые для непосвященного щупальцы вокруг вокзала и на подходах к нему. Ее технические службы «процеживали» эфир, пытаясь нащупать позывные контрразведки. Две бригады наружного наблюдения за час до выхода Перси на тайник принялись «шерстить» цепкими взглядами толпы пассажиров на вокзале, выискивая среди них агентов контрнаблюдения. В зале камер автоматического хранения на подстраховке дежурили Берд и Левицки.

Сам Перси вместе с Ковальчуком за сорок минут до выемки тайника выехали из посольства и принялись колесить по городу, пытаясь запутать наружку контрразведки, если та сидела на «хвосте». Стрелки часов приближались к семнадцати. За прошедшее время ни одна из служб резидентуры не обнаружила ничего подозрительного. Саливан, в руках которого сходились все нити операции, отбросив последние сомнения, дал команду на выемку тайника.

– Все о’кей, Марк! Удачи тебе!

По его лицу Ковальчук догадался: наступил момент для действий и перестал раскручивать «карусель». Через десять минут они были на привокзальной площади, нашли свободное место на стоянке и, оставив машину, потерлись у торговых киосков, а потом смешались с толпой. Людская река подхватила их и, стремительно пронеся через центральный вход, выплеснула в главный зал. Ковальчук, расталкивая локтями «мешочников», подобно ледоколу, прокладывал путь к камерам хранения. На входе к ним встретился взглядом с Бердом. Тот дал условный сигнал – поправил правой рукой шапку – путь к тайнику был свободен.

Настал черед Перси. Несмотря на то что за спиной был добрый десяток подобных операций, его охватило волнение.

«Старею! Нервы уже ни к черту!» – с горечью подумал он и оглянулся по сторонам.

Вокруг царила полусонная тишина, но она была обманчива и в любую секунду грозила взорваться топотом ног и отрывистыми командами. Мужичонка в потертой дубленке, дремавший на лавке, молодой парень, тискавший в углу немолодую тетку, и даже цыганка с замурзанным ребенком, разложившая на полу свои узлы, на поверку могли оказаться контрразведчиками, ждущими, когда его рука коснется пакета с секретами. И тогда конец. Конец всему! Скандальная шумиха в прессе, позорное выдворение из страны и бесславное прозябание на пенсии.

«Хватит себя накручивать, Марк! Скоро от собственной тени станешь шарахаться! Главное – тайник, а там будь что будет! Если что, Генри прикроет!» – взял себя в руки Перси и решительно шагнул к ячейке.

Страхуя от нападения группы захвата, тут же за спиной горой вырос Ковальчук. Его уверенный голос: «Все нормально, Марк!», придал уверенности. Сухим хрустом отозвался под пальцами механизм наборника, и в окошке заскакали цифры. Последней промелькнула тройка, и Перси потянул ручку на себя. Она легко подалась, в темном провале ячейки взгляд отыскал перетянутую скотчем пачку сигарет. Секундное промедление, и она оказалась в кармане куртки, взамен на дно ячейки шлепнулся пакет с долларами, и непослушная рука захлопнула дверцу.

Первый шаг дался с трудом. Перси шел к выходу и не чувствовал под собой ног, ожидая что вот-вот раздастся грозный окрик, а в следующее мгновение на спину обрушатся крепкие тела и намертво припечатают его к полу. Позади остался зал камеры хранения, впереди, в толпе, промелькнуло напряженное лицо Берда, но липкий страх, сжимавший в своих когтистых лапах бешено молотящееся сердце, не покидал Перси до привокзальной площади. В эти бесконечно долгие секунды он видел перед собой только необъятную спину Ковальчука. Тот тяжело пыхтел, то и дело срывался на бег, его нервы тоже были на пределе.

«Быстрее! Быстрее!» – подстегивал Перси невидимый голос.

«Спокойно. Спокойно, Марк!» – успокаивал другой.

«Смотри, справа! Слева заходят еще двое!»

«Только не паникуй! Машина уже рядом!»

Непослушной рукой Перси рванул ручку дверцы и нырнул на заднее сидение. Здесь уже контрразведка была бессильна, дипломатический статус служил лучше любой охранной грамоты. В изнеможении, откинувшись на спинку сидения, он несколько секунд не мог пошелохнуться. Предательская слабость холодной испариной проступила на лбу и солеными ручейками заструилась по лицу. Они затекали в глаза, но Перси их не замечал и остановившимся взглядом смотрел перед собой.

Генри хорошо понимал, что творилось в душе друга и, положив руку на плечо, с непривычной для него теплотой произнес:

– Все о’кей! Ты молодчина, Марк!

Тот не проронил ни слова.

– С тобой все в порядке?

– Да! – устало произнес Перси, и после паузы с горечью произнес: – Похоже, играть в такие игры мне уже поздно. Нервы совсем ни к черту!

– Брось себя накручивать! Все нормально! Ты молодец!

– Перестань, Генри! Какой к черту молодец, когда штаны мокрые, – вымученно улыбнулся он и устало произнес: – Поехали!

– Какое поехали? Мы полетим, Марк! – воскликнул Ковальчук и вдавил в пол педаль газа.

Машина, описав немыслимый пируэт на обледеневшей мостовой, выкатилась со стоянки на проспект и понеслась к посольству. Через двадцать минут они ворвались в кабинете резидента. Он был не один, рядом находился Сэм Дункан. Судя по их оживленным лицам, Перси догадался, что результаты операции им уже известны.

Саливан встретил его широкой улыбкой и, с трудом сдерживая нетерпение, поторопил.

– Марк, не томи нас! Где улов?

– Здесь! – ответил он и выложил пакет на стол.

Все дружно склонились над ним. Несколько секунд в кабинете были слышны лишь тяжелое дыхание да скрип паркета под ногами Ковальчука. Саливан вытряхнул содержимое пакета, и на стол выпала пачка сигарет Кент.

– А у него почти наш вкус, – с улыбкой отметил Саливан.

– Сейчас проверим! – ответил Дункан и, размотав скотч, раскрыл пачку.

Из нее выпали два туго скрученных листка бумаги. Он разладил их, и все четверо впились глазами в текст.

Прошла минута-другая, и гневный румянец проступил даже на восковых щеках Дункана. Кабинет сотрясали такие ругательства, какие его стены вряд ли когда слышали. Даже Саливан, ничего не понимавший по-русски, догадался, что Фантом снова оставил их с носом. В столбце, где перечислялись параметры первой ступени и пусковой установки, на месте последней цифры стояло многоточие. Без нее всем тем секретным сведениям, что занимали три с лишним страницы, была грош цена. Десять тысяч долларов оказались не просто выброшенными на ветер – они стали легкой добычей авантюриста, оставившего в дураках всю резидентуру.

– М-да, «Кент», но не наш! – не удержался и подпустил яду Ковальчук.

– Сволочь! Эти русские… – у взбешенного Перси больше не нашлось слов.

– Украинцы! – мрачно обронил Дункан.

– Какая к черту разница! Все они одним миром мазаны! – прорычал Саливан и в ярости швырнул бумаги на пол.

Задуманная им будущая многообещающая разведывательная операция, так и не начавшись, бесславно провалилась. Теперь его ожидал не только разнос у руководства ЦРУ, а и позорное унижение – стать посмешищем в глазах подчиненных.

Этот предновогодний день в кабинете директора Федеральной службы безопасности России мало чем отличался от многих предыдущих, разве что волшебные узоры, нарисованные морозом на оконном стекле, празднично украшенные витрины «Детского мира» и оживленная суета на улицах, прилегающих к Лубянской площади, напоминали о приближении праздников. Но он не замечал этой веселой и завораживающей красоты Москвы и мысленно находился за сотни километров от нее, в столице Украины – Киеве.

Несколько минут назад на его рабочий стол легла совершенно секретная ориентировка. По данным надежного источника российской разведки в ЦРУ, на его резидентуру в Киеве вышло неустановленное лицо с предложением о продаже совершенно секретных сведений, имеющих прямо отношение к разработке нового поколения систем ядерного сдерживания – ракетного комплекса «Тополь-М». В Лэнгли ему придали исключительное значение и тут же закрыли всю информацию, которая имела отношение к неизвестному торговцу секретами. Но даже то, что удалось добыть российским разведчикам, трудно было переоценить. Они заблаговременно предупредили о грозящей угрозе, и теперь уже от контрразведчиков зависело, удастся ли им вовремя найти изменника и обезвредить.

«Молодцы! Оперативно сработали!» – с теплотой подумал директор о коллегах из СВР и снова склонился над ориентировкой.

В ней было всего пятнадцать строк! Но зато каких! В каждой заключалась бесценная для профессионала информация, и каждая говорила о крайней опасности Инициативника. Судя по тому, что удалось добыть источнику российской разведки в ЦРУ, предатель располагал сверхсекретными данными о Ракетных войсках стратегического назначения России и рассчитывал продать их за миллион долларов.

Даже беглый взгляд на краткий перечень того, что внезапно «проснувшийся изменник» предлагал американской разведке, невольно заставил директора поежиться и воскресил в памяти мрачную тень «зловеще знаменитого» шпиона – бывшего полковника ГРУ Олега Пеньковского.

«Неужели все повторяется?! Нет! Нет! Мы не имеем права допустить повторения подобного!» – эта мысль не давала покоя директору, и в его памяти ожили события тех далеких лет.

В начале шестидесятых, когда только создавались Ракетные войска стратегического назначения, Пеньковский, запутавшись в долгах и погрязнув в распутстве, сам пошел на контакт с английской, а затем и с американской разведкой и выдал сведения особой важности. Его предательство дорого обошлось стране. В глухих лесах Украины, Белоруссии и Прибалтики, в непроходимой уральской и дальневосточной тайге строителям и ракетчикам пришлось еще не один год переносить и строить на новых местах боевые старты для ракет и хранилища для ядерных зарядов.

Спустя сорок лет история одного из самых гнусных предательств с пугающей узнаваемостью повторялась. В последние дни уходящего года неизвестный ФСБ Инициативник создал реальную угрозу для утечки государственных секретов. Еще не став агентом иностранной спецслужбы, он сделал серьезную заявку своим будущим хозяевам в качестве ценнейшего источника информации. Подобного развития событий ни директор, ни его подчиненные не могли допустить, но обстоятельства и неумолимое время работали против них, и в этой стремительной гонке им ничего другого не оставалось, как опередить изменника.

«Опередить! Во чтобы то ни стало опередить! Но где тебя искать? Где?! – задавался этим вопросом директор. – Судя по тому, что предлагаешь американцам, ты стервятник большого полета. Вот только где гнездишься? Научный институт? Конструкторское бюро? Вряд ли. Судя по тому, чем располагаешь, это для тебя мелковато. Скорее всего, штаб ракетных войск! А может… Нет! Только не Генштаб!»

Директор невольно поежился и решил: «Нечего гадать! Надо действовать! Искать и обезвредить мерзавца! Но кому поручить? Миронову? Блинову? Так кому?.. Судя по всему, ты военный! Значит, сам бог велит заняться тобою генералу Градову. А Георгий Александрович не подкачает».

И теплая волна симпатии к нему согрела директора. За последние несколько лет военные контрразведчики сделали немало для укрепления армии и сохранения в тайне новейших военно-технических разработок. Разоблачения изменников – Величко, Белошапкина, Смаля, Дудника, Сыпачева, Скрипаля и других – говорили сами за себя. Последним двум не помогли ни опыт, приобретенный за время службы в ГРУ, ни самые современные средства связи и тайнописи, изобретенные спецами из ЦРУ и СИС. Военные контрразведчики сумели переиграть их.

Директор больше ни минуты не колебался в своем выборе и, склонившись над ориентировкой, наложил на нее короткую и решительную резолюцию:

Тов. Градову Г. А. Прошу создать оперативную группу, согласовать совместные действия с заинтересованными управлениями и в кратчайшие сроки найти и обезвредить изменника.

С того дня десятки служб, опытных розыскников и аналитиков российской контрразведки включились в работу. Через сутки им удалось сузить круг поиска «проснувшегося изменника» до трех ведомств. Он мог находиться в Главном оперативном управлении Генерального штаба, в штабе Ракетных войск стратегического назначения либо в ГРУ. Этот первый успех не принес контрразведчикам желанного облегчения: они по-прежнему еще слишком далеко находились от конечной цели – Инициативника. Впереди их ждала кропотливая и тонкая работа. От них требовалось, не оскорбляя подозрением честных людей и одновременно не насторожив изменника, в кратчайшие сроки проверить десятки, сотни майоров, подполковников и полковников, а после предательства Полякова – возможно, генералов, чтобы выйти на того единственного, предлагавшего свои услуги американской разведке.

Прошли еще сутки, и ранним утром в приемной руководителя военной контрразведки генерала Георгия Градова собрались на срочное совещание начальники ведущих отделов: генерал-майор Анатолий Сердюк, полковник Николай Кузьмин и полковник Василий Писаренко. Направления их работы нечасто пересекались, и они, теряясь в догадках, бросали вопросительные взгляды то на обитую коричневой кожей дверь кабинета Градова, то на его помощника, но тот лишь недоуменно пожимал плечами.

Они нервно переминались с ноги на ногу, а со стен приемной из длинного фоторяда на них сурово смотрели предшественники генерала. Двадцати девять совершенно разных лиц и разных судеб, но их объединяло одно общее – преданность делу. Они не жалели ни себя, ни других ради того, чтобы защитить армию от тех, кто пытался посеять сомнения в душах ее командиров и бойцов, кто спал и видел, как растащить по углам Россию и ее несметные богатства.

В далеком 1917 году, когда толпы вооруженных дезертиров, бросив боевые порядки, разлились морем грабежей и бунтов по голодным и замерзающим городам и деревням, казалось, что Россия канет в небытие. Лондон, Вашингтон, Берлин и Токио, предвкушая близкую победу, уже кроили под себя ее карту. Но этим планам не суждено было сбыться: молодая Красная армия не только выстояла, но и наголову разгромила иностранных интервентов и белогвардейцев. И в этой ее победе свою роль сыграли контрразведчики – они каленым железом выжигали измену.

Очередное испытание для России и ее народа наступило 22 июня 1941 года. К осени вождям рейха казалось, что Красной армии больше нет! Но она выстояла, а вместе с ней сохранилась и быстро набрала силу военная контрразведка. Война быстро учила, пополнивших ее ряды, недавних командиров рот и взводов, и вскоре Смерш – «Смерть шпионам!» – превратилась в грозную силу.

Невиданную по накалу и масштабам тайную войну с советской контрразведкой гитлеровские спецслужбы проиграли вчистую. «Большое сито» «Смерш» надежно отсевало вражескую агентуру. Более 30 000 разоблаченных вражеских шпионов, 9500 обезвреженных террористов и диверсантов, свыше 80 000 разысканных и арестованных военных преступников – эти цифры говорили сами за себя.

И когда на смену «горячей» пришла холодная война и против страны ополчились едва ли не все разведки мира, ни одна из них так и не смогла похвастаться вербовкой «особиста». Они были и остались особой кастой в контрразведке, для которой высший смысл служения заключался в четырех, но зато каких словах – «Жизнь Родине! Честь никому!».

Роковой август девяносто первого отозвался на окраинах России грозными всполохами межнациональных конфликтов. Армия, оплеванная клевретами, была брошена в нищету, а на Лубянку одна за другой накатывались разрушительные волны «реорганизаций», каждый раз вымывая из ее стен профессионалов своего дела. Казалось бы, для шпионов разных мастей в России снова наступил «золотой век». Они, уже не таясь, по-хозяйски разгуливали с услужливыми конфидентами в коридорах власти и в очередной раз пытались перекроить страну по лекалам «закройщиков» из Вашингтона и Лондона.

Но снова Провидение и Армия спасли Россию. Кровью своих офицеров и солдат она «загасила» навороченных и щедро прикормленных иностранными спецслужбами боевиков, а затем вместе с контрразведчиками уничтожила «осиные гнезда» терроризма и потушила запальный фитиль новой гражданской войны на юге России.

Российская армия мучительно и трудно возрождалась вновь. И пульс этой новой жизни все громче звучал в грозном реве ракетных двигателей на испытательных полигонах, в бодром гуле авиационных моторов, все чаще взмывавших в небо МиГов и «Сушек», в раскатистых разрывах артиллерийских снарядов на учебных стрельбищах. Вместе с ней набирала былую силу и контрразведка. Она чутко прислушивалась к ритму боевой и учебной деятельности войск, отзывавшемуся непрерывной чередой телефонных звонков, доносившихся в приемную из зала дежурной службы.

И этот пульс армейской жизни был близок и дорог сердцам Сердюка, Кузьмина и Писаренко. Разные по характеру и по возрасту, они, так же как и их предшественники, строго смотревшие с портретов, имели одно общее в своей судьбе – все они жили и служили ради одной цели: несмотря ни на что, уберечь и сохранить Ее – великую, многострадальную, но еще никем не побежденную Русскую, Красную, Советскую, Российскую армию!

Сегодня, так же как и вчера, как и много лет назад, за внешне не приметной дверью кабинета руководителя военной контрразведки, словно в фокусе, концентрируются все боли и проблемы армии. За ней разрабатываются известные только узкому кругу лиц секретные контрразведывательные, разведывательные и боевые операции против шпионов и террористов.

Сердюк, Кузьмин и Писаренко бросали беспокойные взгляды на дверь кабинета генерала Градова и в уме строили различные предположения. Загоревшееся над головами световое табло положило конец догадкам.

– Проходите! Георгий Александрович освободился, – пригласил в кабинет помощник.

Первым открыл дверь и шагнул в тамбур генерал Сердюк, за ним – Кузьмин, последним в полумраке исчез седой ежик волос Писаренко.

Яркий солнечный свет, свободно падавший через три больших окна, теплыми бликами поигрывал на деревянных панелях большого прямоугольного кабинета. В нем не было ничего лишнего. Заднюю стену занимала, отмеченная множеством загадочных разноцветных кружков и флажков, карта мира. Эти и другие обозначения, наполовину прикрытые шторой, говорили о том, что интересы военной контрразведки России простирались далеко за ее границы. В углу из глубокой ниши выглядывал сейф, за его содержимое любая разведка отдала бы многое. На рабочем столе, рядом с электронной панелью, горкой высилась стопка папок. Слева у стены располагался стол для служебных совещаний. Строгость обстановки смягчалась любительскими, и оттого еще более трогательными фотографиями юноши и жизнерадостного мальчугана лет четырех, занимавшими центральное место на журнальном столике. В них угадывались черты самого Градова.

Внешне добродушный вид генерала не мог ввести в заблуждение Сердюка и настороженно выглядывавших из-за его спины Кузьмина и Писаренко. Высокий крутой лоб Градова пропахала глубокая борозда. В уголках больших, распахнутых навстречу собеседнику, карих глаз застыл ледок. Профессионал, начавший службу рядовым опером, он своим горбом и недюжинным умом добился того, о чем, наверно, мечтал каждый контрразведчик. За его спиной были десятки проведенных операций и разоблаченных агентов противника.

Градов живо поднялся из-за стола и шагнул навстречу офицерам. Его ладная и хорошо сложенная фигура, в которой не просматривалось и намека на начальственный живот, легко двигалась по ковровой дорожке, густой ворс которой скрадывал шаги. Энергично пожав руки, он пригласил к столу заседаний и объявил:

– Есть серьезный разговор.

Сердюк переглянулся с Кузьминым и Писаренко. Генерал так просто словами не бросался, и в душе они уже попрощались с новогодними праздниками. Градов передвинул по столу красную папку и предложил:

– Анатолий Алексеевич и вы, товарищи офицеры, ознакомьтесь с материалами и доложите свои соображения!

Сердюк раскрыл папку, по привычке бросил взгляд на верхнюю часть первого листа и, увидев резолюцию директора, понял, что вопрос более чем серьезный.

Последним прочитал материалы Кузьмин и хмуро заметил:

– Серьезная заявка на пожизненное заключение.

– Петля по негодяю плачет! – с ожесточением произнес Писаренко.

– Это дело суда, а наша задача – найти и обезвредить изменника! – не дал разгуляться эмоциям Градов и сухо потребовал: – Прошу высказываться по существу!

– С информацией скудновато, – взял инициативу на себя Кузьмин.

– Николай Александрович, ты слишком многого захотел, – возразил Сердюк и спросил: – Что конкретно предлагаешь?

– Для начала определиться где искать. То, что дают аналитики – Главное оперативное управление Генштаба, штаб РВСН и НИИ, не вызывает сомнений, но это сотни офицеров, и пока их будем разрабатывать секреты уйдут к ЦРУ.

– Не надо сбрасывать со счетов и ГРУ, – напомнил Писаренко.

– Вот там в первую очередь и надо копать! – категорично заявил Кузьмин и отметил: – В последнее время в «Аквариуме» что-то многовато «кротов» расплодилось.

– Николай Александрович, выбирай выражения! По нескольким мерзавцам не суди обо всех! – осек его Градов.

– Извините, Георгий Александрович, с языка сорвалось, – смутился тот.

– А чтобы не срывалось, иногда прикусывай, – строго заметил Градов и обратил взгляд на Писаренко.

– Василий Григорьевич, у тебя предложение?

– Да! Работу в ГРУ надо начать с тех, кто пришел из ракетных войск.

– Разумно! – присоединился к нему Сердюк и продолжил: – Но одного этого будет мало, если не найдем ответы на вопросы: почему на резидентуру ЦРУ выход был на Украине и какие из секретов самые важные?

– С Украиной понятно – там нас нет, зато церэушники чувствуют себя как дома! А вот какие секреты, вам, Анатолий Алексеевич, лучше знать, – резонно заметил Кузьмин.

Сердюк и Писаренко обменялись быстрыми взглядами. Это был справедливый упрек. За их спинами были пять лет учебы в высших ракетных училищах Ростова и Перми, а потом армейская служба в боевых дивизиях РВСН на Урале. Не обижаясь на колкий выпад, Сердюк признал:

– Николай Александрович, тут ты прав, поэтому, если плясать от печки – секретов, то надо ориентироваться на тот круг лиц, кому известна мощность боевых блоков.

– Он станет еще уже, если отталкиваться от математического алгоритма их траектории. О нем знает не больше десяти, максимум пятнадцати человек! – еще дальше пошел Писаренко.

– Молодец, Василий Григорьевич! – похвалил Градов.

– В таком случае придется расширить перечень объектов и включить в него 4-й НИИ и Академию Петра Великого, – напомнил Сердюк.

– А Киев? Почему все-таки Инициативник выбрал Киев? – снова задался этим вопросом Кузьмин.

– Ну, не в Минск же ему ехать, где церэушников Батька по стойке «Смирно!» строит! – с улыбкой заметил Писаренко.

– Я, кажется, знаю?! – оживился Сердюк и, обращаясь к Градову, спросил: – Георгий Александрович, не напоминает ли вам эта ситуация дело над оренбургским Инициативником?

– Дудником?! – произнес тот, и через мгновение его лицо просветлело.

Семь лет назад друзья из Службы национальной безопасности Украины, с которыми еще в советской контрразведке был «съеден не один пуд соли», помогли в изобличении предателя. Они сообщили о попытке Инициативника продать резидентуре ЦРУ в Киеве важные секретные сведения по ракетным комплексам, стоявшим на вооружении Оренбургской ракетной армии. Вскоре оперативная группа Сердюка установила его, им оказался старший инструктор штаба армии майор Дудник.

«Дудник?! Дудник», – повторил про себя Градов. В его глазах блеснул задорный огонек, и он спросил:

– Анатолий Алексеевич, ты хочешь сказать, что у «нашего» изменника родня в Киеве?!

– Утверждать не берусь, но то, что на Украине, так это точно! – подтвердил Сердюк.

– В таком случае в нашем уравнении одним неизвестным становится меньше! – оживился Градов.

– Георгий Александрович, а не получится, как в известной украинской истории: в огороде – бузина, а в Киеве – дядька! – усомнился Писаренко.

– Василий Григорьевич, нам такая история не подходит! Этого Гастролера, кровь из носа, мы должны взять пока он не сдал секреты!

– Гастролер? А что, хорошая кличка для дела! С такой он долго не попляшет, – бодро заявил Кузьмин.

– Хорошей, Николай Александрович, она станет, когда предателя в тюрьму посадим! – не поддержал его тона Градов и, заканчивая совещание, распорядился: – В дальнейшей проверке подозреваемых основное внимание сосредоточить на тех, кто связан с Украиной!

– Все ясно, Георгий Александрович, будем искать! – ответил за всех Сердюк, и офицеры дружно потянулись на выход.

На выходе из приемной Кузьмина перехватили ветераны его отдела. Когда-то еще «зеленым» лейтенантом под их началом он начинал службу в управлении особых отделов в Группе советских войск в Германии. С тех пор они почти не изменились, их энергия и задор по-прежнему били через край, и Кузьмину не удалось выскользнуть из дружеских объятий. Его блестящий глянцем, бритый затылок затерялся за широкими спинами ветеранов.

Писаренко с грустью посмотрел вслед – предпраздничный дух уже витал по коридорам, и побрел к Сердюку составлять план розыска. Его кабинет располагался на седьмом этаже и отличался от остальных не столько своими размерами, сколько необычной обстановкой. Одна из его стен напоминала музей ракетно-космической техники. Макеты ракет, пусковых установок, начиная от первых королевских и заканчивая последними образцами, выстроились грозными батареями на полках. Противоположную стену занимала фотогалерея из известных в стране лиц.

Бесстрастное время, друзья и сослуживцы запечатлели на черно-белых и цветных снимках тридцать пять лет службы и жизни Анатолия Сердюка.

Русоволосый рослый лейтенант с серьезным лицом и строгим взглядом светло-карих глаз, в глубине которых таилась лукавинка, в выгоревшем «пэша» и запыленных «хромочах» с подножки «Урала» кому-то энергично махал рукой. За его спиной сплошной стеной стоял дремучий лес, а вдалеке, над верхушками елей и берез, угадывалась густая паутина антенн боевой стартовой позиции.

На другой фотографии широкоплечий, уже заматеревший здоровяк, широко улыбаясь, изо всех сил упирался в песчаный степной берег и тащил из воды отчаянно трепыхавшегося, чуть больше пальца окунька. Рядом с ним, с подсаком в руках, суетился жилистый с колючим ежиком смоляных волос рыбак. В нем без труда можно было узнать нынешнего слегка раздобревшего полковника Писаренко. Прошедшие годы обильно усыпали сединой голову Василия, согнали со щек юношеский румянец и заставили слегка потускнеть когда-то темные, как переспелые ягоды оренбургской смородины, глаза.

Замыкал этот фоторяд большой цветной снимок: на нем внушительный генерал-майор в окружении инженеров и военных наблюдал со смотровой площадки за стартом ракеты. Власть и ответственность за долгие годы службы наложили на Сердюка свой отпечаток. В строгом прищуре глаз и затвердевшем подбородке читались воля и решительность. В крепко стоявших на бетонке ногах и широком размахе плеч чувствовались уверенность в себе и основательность в решениях.

Писаренко пробежался взглядом по фотографиям, остановился на той, где объектив запечатлел их с Сердюком на рыбалке, и с грустью произнес:

– Было же время, Анатолий Алексеевич, хорошую рыбу ловили, а сейчас приходится разных гадов!

– Поймаем, куда денется! – с ожесточением ответил тот, открыл сейф и достал из него папки с оперативными наработками, полученными за последнее время на ряд офицеров штаба РВСН, 2-го НИИ и Академии Петра Великого.

Приступить к их изучению им не удалось. Зазвонил городской телефон. Сердюк поднял трубку, в ней раздался надтреснутый, с придыханием, но еще бодрый голос. Его лицо смягчилось, и в интонациях зазвучали непривычно теплые нотки:

– Спасибо, Виктор Григорьевич! Взаимно! – благодарил он собеседника.

– Как поживаете?..

– Ничего, все будет нормально!..

– Об этом не может быть и речи…

– Поможем…

– Завтра пришлю ребят…

– Ну что вы!..

– Если не мы, то кто?….

– Служба?

– Служба нормально! Не скучаем.

Писаренко догадался: разговор шел с генералом Тарасовым. В семидесятых годах под его началом в Особом отделе по Оренбургской ракетной армии он вместе с Сердюком осваивал азы контрразведки, а затем овладевал непростым искусством оперативной разработки и анализа, в которых Виктору Григорьевичу трудно было найти равного. Но главное, чему они и десятки других, пришедших из войск в Особый отдел, армейских офицеров научились у ветерана-фронтовика, так это его преданности делу.

И потом, в «смутные» девяностые, когда контрразведку не лягал разве что ленивый, они не кинулись за длинным рублем в мутные воды разрухи, в которых вовсю шуровали и набивали себе карманы «капустой» бритые затылки и лощеные с волчьей хваткой «прорабы перестройки». Стойко выдержав испытания, обрушившиеся на контрразведку, безденежье, Сердюк, Писаренко, Кузьмин и Градов и с ними тысячи других сотрудников продолжали упорно делать то дело, которому отдали всех себя генерал Виктор Тарасов и ветераны контрразведчики.

Писаренко ерзал на стуле и порывался к телефону. Сердюк не стал больше испытывать его терпение и, заканчивая беседу, предложил:

– Виктор Григорьевич, я думаю, вам будет приятно услышать вашего самого беспокойного и неугомонного ученика Васю Писаренко.

– Одну минуту…

– Спасибо! Взаимно, и вам всего доброго! – попрощался Сердюк и пододвинул телефон к Писаренко.

Он взял трубку, и его энергичный, бодрый голос зазвучал не только в кабинете, а и в приемной. Несколько минут шел этот согревающий взаимным теплом разговор ученика с учителем, и когда он закончился, Сердюк отключил все телефоны и вместе с Писаренко взялся за изучение оперативных материалов. К концу дня им удалось выжать из них все, что могло иметь отношение к поиску Инициативника, и на экране дисплея компьютера в хитросплетении кружков и стрел появилась схема.

– Осталось одно, чтобы она заработала, – последний раз щелкнув «мышкой», устало произнес Писаренко.

– Не совсем, – возразил Сердюк.

– А что еще?

– С безымянным делом, сам знаешь, кроме маяты, ничего не будет.

– Это точно! Как говориться, как назовешь, так и поплывет, – вспомнил Писаренко.

– И что на ум приходит?

– Мутный?.. Хотя… Нет, не пойдет! И так уже намутил!

– А если Чужой?.. Нет, тоже не вариант. Уже было… Так называлось дело на Дудника, – напомнил Сердюк.

– Анатолий Алексеевич, чего голову ломать? Шеф за нас уже подумал!

– Гастролер… – вспомнил тот.

– А чем плоха?

– Да, нет! В самую точку будет! Главное, чтобы его «гастроль» не затянулась.

– Наши начальники нам не дадут, – с улыбкой заметил Писаренко.

– Будем считать, что с кличкой определились, – заключил Сердюк и предложил: – Пошли дальше: кого включим в группу розыска?

– От меня – майор Байдин и капитан Салтовский, – предложил Писаренко.

– Байдин?.. Знаю по делам на Блаженного и Арийца. Ничего не имею против, хваткий работник! А вот Салтовский?..

– Молодой, но ему не уступит. Недавно обкатался в Югославии.

– Вопросов нет, тебе виднее, – не стал возражать Сердюк и назвал своих: – От меня – полковник Гольцев, подполковник Кочубей и майор Остащенко.

– Анатолий Алексеевич, мы про нашего хитроумного друга забыли, – намекнул Писаренко на ловко ускользнувшего Кузьмина.

– Сейчас у него самого спросим, – заявил тот, включил телефон оперативной связи и набрал номер.

В трубке раздались долгие гудки. Не отвечал и аппарат заместителя Кузьмина – похоже, обоих ветераны взяли в крутой оборот. Опытные конспираторы, они знали, как обрубать концы, и только через дежурного Сердюку удалось его найти. В голосе Кузьмина звучали веселые нотки, которые тонули в нестройном хоре громких голосов и характерном стеклянном звоне.

– Ты что ли, Анатолий Алексеевич? – спросил он.

– Николай Александрович, что-то рановато теряешь бдительность. Звон стаканов у меня даже слышно, – уколол его Сердюк.

– Завидуешь, Анатолий Алексеевич?

– Нет, предостерегаю. У нас с Василием Григорьевичем – деревянные.

– И, наверно, под одеялом пьете? – хмыкнул Кузьмин.

– Вот чего не имеем, того не имеем, но если не жалко, то одолжи.

– Так и быть, подарю! Только смотрите, не увлекайтесь. А то вот одни взяли и потом под тем одеялом от «Метрополя» и до «Плакучей ивы» все рестораны обошли, – не остался в долгу Кузьмин и уже в деловом тоне спросил: – Что есть вопрос?

– Пока один. Кого от тебя включать в группу розыска.

– Майора Крузова, а в резерв… – Кузьмин задумался.

– Капитана Пятницу?.. – пошутил Сердюк.

– Нет! На необитаемый остров им еще рановато, – и в трубке послышался раскатистый смех.

– Счастливый, – позавидовал Писаренко.

– Ладно, Коля, хватит одного! – закончил разговор Сердюк и подвел черту под списком группы.

Большинство названных офицеров он знал лично. С одними выезжал в инспекторские проверки, и там они показали себя способными аналитиками и разработчиками; с другими приходилось участвовать в операциях, где им противостоял матерый враг, и они не стушевались.

– Нормальные ребята! – согласился с подбором кандидатур в оперативную группу Писаренко и поинтересовался: – А объекты, как распределим?

– Мы берем на себя штаб РВСН, управления ракетных армий, 4-й НИИ и Академию Петра Великого, – перечислил Сердюк.

– Мне остается Главное оперативное управление Генштаба и ГРУ?

– Пожалуй, маловато будет. Возьмите еще на себя погранпереходы с Украиной.

– А может, ими займется Кузьмин, ему они как-то ближе, – закинул удочку Писаренко.

– Нет, у него и без этого работы хватит! И еще наряду с украинскими проработай и белорусские. Я не исключаю, что Гастролер мог через их КПП проскочить.

– Хорошо.

– Вот и договорились!

– С чего начнем?

– Кроме секретов и места у нас есть еще одна подсказка: надо установить всех, кто был в отпусках, отгулах, болел, когда…

– Когда Гастролер вышел на резидентуру в Киеве! – догадался Писаренко.

– Совершенно верно!

– Цели ясны, задачи поставлены, товарищ генерал! Будем выполнять, – бодро заявил Писаренко и, прихватив наброски плана розыска, отправился его дорабатывать.

С этого часа предновогодние и первые дни января для офицеров группы оперативного розыска слились в один. Градову не требовалось их подгонять, к 12 января круг поиска Гастролера максимально сузился. Вечером на стол Сердюка лег список на двух листах, в котором значились одиннадцать фамилий, пять из них были выделены жирным шрифтом. По мнению полковника Писаренко и Гольцева, именно на этих офицерах требовалось сосредоточить основное внимании.

Все пятеро, в то время когда Гастролер пытался выйти на контакт с американской резидентурой в Киеве, отсутствовали на службе. Все они имели прямой доступ к совершенно секретным материалам, относящимся к математическому алгоритму траектории полета боевого блока и новейшим разработкам по системам преодоления ПРО.

Но не только эти обстоятельства привлекли внимание Сердюка. В сухих и лаконичных строчках докладной Писаренко и Гольцева он пытался найти ответ на вопрос: что могло подтолкнуть предполагаемого Гастролера на путь предательства?

«Корысть? Непомерное тщеславие и амбиции? Банальный авантюризм и больная психика, подвигнувшая поиграть в эдакого Джеймса Бонда? А может, тлевшие в глубине души бациллы национализма? Так что же?» – размышлял Сердюк и склонился над списком. Он, внимательно вчитываясь в каждое слово, рассчитывал найти ту самую зацепку, которая позволит вывести на изменника. Под номером один Писаренко и Гольцев вывели начальника отделения западноевропейского направления ГРУ подполковника Григория Дудинца.

Выпускник Харьковского высшего военного командно-инженерного училища ракетных войск после трех лет службы в войсках поступил в Военно-дипломатическую академию. Окончил ее с красным дипломом и был направлен в аппарат военного атташе при посольстве России в Германии. После ряда успешных оперативных разработок по немецкой линии был переведен на вышестоящую должность в Австрию. Последние два года работал в центральном аппарате ГРУ в Москве.

В незапятнанной послужной биографии Дудинца внимание Сердюка привлекли два обстоятельства: его близкие отношения с доктором технических наук полковником М., который занимался научными разработками в области теории автоматического управления полетом космических объектов в Академии Петра Великого. Второе обстоятельство, на первый взгляд, может, и не столь существенное, было связанно с конфликтом, произошедшим несколько лет назад между ним и начальником отдела. При рассмотрении кандидатуры на должность помощника военного атташе в Германию тот сделал выбор не в пользу Дудинца.

Следующим в этом списке значился заведующий лабораторией № 3 4-го НИИ РВСН подполковник Василий Оноприенко. В свое время на ее базе разрабатывались математический алгоритм полета ракеты «Тополь-М» и отдельные элементы системы преодоления ПРО противника.

Выходец с Западной Украины, он в 1986 году, когда компартия находилась еще в силе, а ее «вечно живой» марксизм-ленинизм был главной «религией» в стране, едва не вылетел из института и армии. За националистические высказывания коммунист Оноприенко получил на заседании парткома строгий выговор с занесением в учетную карточку. После этого его многообещающая научная и военная карьера пошла под откос, а в семье начался разлад. В девяносто первом семья распалась, но и с новой женой он не обрел счастья: в двухкомнатной хрущевке на окраине Москвы и с девятью тысячами зарплаты рассчитывать на него не приходилось. Случайные приработки на стороне ночным охранником не принесли желанного благополучия, и неудачник Оноприенко уныло дотягивал «служебную лямку», чтобы на старости лет не остаться без куска хлеба – военной пенсии.

Третьим по списку проходил начальник отдела Главного оперативного управления Генштаба, молодой и «дикорастущий» полковник Михаил Стельмах. В 2000 году, во время командировки в Абхазию, он «засветился» на контакте с ооновцем из Польши, но о нем, как положено, командованию не доложил. Тем не менее это не помешало ему с помощью «крутого» тестя через год перебраться в Генштаб. На новом месте Стельмах попытался «расправить крылья» и «взлететь» на генеральскую должность, но их быстро «подрезали» – у маршалов были свои сыновья, которых надо было выводить в генералы. Недолго попсиховав, он как будто смирился.

На доцента, кандидата технических наук подполковника Ореста Литвина при абсолютно чистой биографии и незапятнанном послужном списке у Гольцева все-таки нашелся небольшой «крючок»: оппоненты «слили» в урну его докторскую диссертацию. Ее тема напрямую была связана с разработкой нового направления в теории автоматического управления полетом космических объектов. Эту неудачу, разобиженный на всех и вся, Литвин валил на ученый совет Академии Петра Великого, который, как он считал, с подачи генерал-полковника Зверева, специально «тормознул» его, чтобы пропихнуть на должность начальника кафедры своего старого дружка полковника Зайцева.

Завершал список старший офицер оперативного отдела штаба ракетных войск подполковник Сергей Митров. На первый взгляд в его послужном списке «темных пятен» не просматривалось, если не считать одной, но существенной детали. По оперативным данным Гольцева, в последнее время он стал проявлять служебное рвение. Вечерами засиживался в кабинете и работал над секретными и совершенно секретными документами, в том числе содержащими обобщенные сведения по последним испытаниям ракеты «Тополь-М».

«Так кто же: Дудинец?.. Оноприенко?.. Стельмах?.. Литвин?.. Или Митров?.. Кто?» – задавался этим вопросом Сердюк.

Времени для ответа у генерала и остальных участников оперативно-розыскной группы оставалось все меньше. Гастролер – в чем они не сомневались – вряд ли остановится на полпути. Как опередить его и не допустить утечки секретов? – эта мысль не давала покоя Сердюку. Не оставляла она его и дома. Умывшись, он прошел на кухню, там ждал запоздалый ужин. Наталья разогрела остывшие пельмени и поставила на стол. Он вяло ковырялся вилкой в тарелке, а она пыталась поймать его взгляд. Впереди, судя по всему, предстоял неприятный разговор. Начала Наталья его издалека.

– Толя, а нельзя ли перенести твой отпуск?

– А? Что?.. – он все еще находился в плену мыслей о Гастролере.

– Я спрашиваю: можно ли перенести твой отпуск?

– Отпуск?!. Зачем?

– Чтобы провести его всей семьей. Последний раз это было до поступления Егора в институт.

– Ну да…

– На июль или август. У него как раз закончится сессия, – оживилась Наталья.

– В принципе можно, но захочет ли сам Егор?

– Если ты с ним поговоришь, он согласится.

Сердюк опустил вилку с пельменем в тарелку и спросил:

– Ты что, сама не можешь?

– Я могу, но… – и здесь Наталья замялась.

– Нет, ты давай договаривай до конца.

– Толя, я понимаю, что служба…

– Оставь ее в покое! Что случилось?

– А ты разве не замечаешь, что происходит в доме?

– И что? Ничего плохого я не вижу.

– Это, если приходить ночевать! – сорвалась на крик Наталья.

– Перестань! – начал злиться Сердюк.

– Не перестану! Ты, Толя, со своей «любимой женой» – службой совсем забыл о семье. Егор совершенно отбился от рук!

– С чего ты взяла? Нормальный парень!

– Нормальный?! Ты посмотри на часы!

– Он уже не мальчик, целых двадцать лет.

– Ты знаешь, кто у него друзья?

Сердюк замялся и в душе готов был признать, что в последнее время мало уделял внимания сыну. Институт и мотогонки, казалось, надежно ограждали его от «улицы».

– Байкеры! – выпалила Наталья.

– А они что, не люди?

– Ты посмотри, что про них говорят по телевизору! Одни наркоманы и чокнутые. Толя, поговори с Егором пока не поздно! Его надо оторвать от этой компании.

– Хорошо! Только не накручивай меня.

– Я не накручиваю. Но сердцем чувствую: они его до добра не доведут.

– Все, хватит! Я завтра поговорю с Егором! – отрезал Сердюк.

Неприятный разговор испортил и без того паршивое настроение. Он поднялся из-за стола, прошел в зал и включил телевизор. Экран вспыхнул яркими красками трибун малой арены «Лужников», и волнующий рокот тысяч болельщиков заставил дрогнуть сердце заядлого болельщика. Шла двенадцатая минута второго периода, счет на табло 2:1 в пользу «Динамо» прибавил ему настроения и на время заставил забыть о Гастролере, службе и продолжавшей ворчать в соседней комнате жене.

Острая и бескомпромиссная игра старых соперников отвлекла на время. Стремительные атаки накатывались то на одни, то на другие ворота, шайба, как мышь, металась под клюшками хоккеистов. К концу периода уральцы сумели переломить игру, и все чаще их мощные броски угрожали воротам динамовцев. Гол назревал, и на последней минуте шайба, словно пойманная рыба, затрепыхалась в сетке ворот бело-голубых. После перерыва магнитогорцы усилили натиск, и еще две безответные шайбы пропустили динамовцы. Финальный свисток судьи подвел печальный для Сердюка итог – счет на табло был 4: 2 в пользу «Магнитки».

Проигрыш любимцев не добавил настроения. Он возвратился на кухню и еще долго возился с моделью парусника-корвета, а когда прошел в спальню, жена вновь напомнила о сыне.

– Толя, Егор так и не пришел?

– И что? – буркнул он.

– Ты с ним поговори. Первый час, а его нет дома.

– Наташа, он взрослый человек и голову на плечах имеет.

– Взрослый, говоришь?! Как связался с байкерами, так все и покатилось. Последнюю сессию с тройками сдал.

– Хорошо-хорошо, я же сказал, поговорю! А теперь давай спать, – ушел он от продолжения неприятного разговора.

«Да, надо обязательно переговорить, а то с этими гастролерами скоро про сына родного забуду», – решил Сердюк и повернулся к стенке. В меркнущем сознании бледными масками то возникали, то проваливались в темноту лица Митрова, Стельмаха, Дудинца, Оноприенко и Литвина. Они корчили ему рожи и злорадно хихикали.

Пустая пачка из-под сигарет «Кент» и мало что говорящая информация по ракетному комплексу «Тополь» в тот злополучный для резидентуры ЦРУ в Киеве день не стали последним сюрпризом, который преподнес ей Фантом. Саливана, питавшего надежду на то, что установленные технарями Дункана в камере хранения миниатюрные видеокамеры дадут результат и Инициативник, наконец, «засветится», ждало жестокое разочарование.

После того как Перси оставил в тайнике деньги, смена операторов, дежурившая в посольстве и не спускавшая глаз с мониторов, к своему изумлению увидела на экране не физиономию неуловимого Фантома, а усыпанное веснушками лицо мальчишки. Воровато оглянувшись по сторонам, он открыл ячейку хранилища, вытащил сверток с долларами и, крутнувшись волчком, шмыгнул в толпу.

Саливан, а вместе с ним Перси, Ковальчук и Дункан тупо смотрели на тускло мерцающий экран, с которого на них щурилась нахальная рыжая физиономия, и не могли найти слов. Фантом в очередной раз сделал им козью морду и оставил в дураках. Одним ловким ходом он легко ушел от наблюдения и чужими руками утащил из-под носа американской разведки «каштан» в десять тысяч долларов.

– Мерзавец! Подлец! – взорвался Саливан, и его кулак с грохотом обрушился на крышку стола.

– Э-э, кто бы мог подумать? – растерянно пробормотал Дункан.

– Во, дает! – восхитился Ковальчук.

Перси промолчал, чтобы лишний раз не попасть под горячую руку рассвирепевшего Саливана. Но это не спасло. Метнув на него испепеляющий взгляд, тот дал волю гневу.

– И это все вы, Марк! Изменник на месте?! Черт вас дернул тащить эту мерзость ко мне!

– Сэр, я только выполнял свой долг, и не моя вина, что все так получилось, – попытался объясниться Марк.

Но Саливан не стал даже слушать и костерил на чем свет стоит всех подряд. Попал под этот накат и Дункан. Без вины виноватый, он растерянно хлопал глазами и, когда к нему вернулся дар речи, осекся на первом же слове. Саливан и ему заткнул рот, припомнив все, что было и не было. Хитрый Ковальчук предпочел не переть на рожон и отступил в сторону. Перси угрюмо смотрел в пол и чувствовал себя так, будто его с головой окунули в дерьмо. Вольно или невольно, но он оказался первым и, похоже, станет крайним в этой скандальной истории.

«Черт бы с ним, с Фантомом! Прокол с ним еще как-то можно объяснить. Мало ли, всякое случается. Но на что списать десять тысяч долларов? На что?! На глупость? Но на чью? Это же надо в конце службы, и так обгадиться! Теперь все зависит, как Саливан повернет дело», – терзался Перси.

Тот, словно прочел его мысли, яростно прорычал:

– Это же надо так обгадиться! Что прикажешь докладывать в Лэнгли? Что? Я тебя спрашиваю, Марк?!

Тому ничего другого не оставалось, как молча проглотить обиду.

– Подождать, – выдавил из себя Дункан.

– Да?! Сэм, тебе легко говорить. А мне что делать, когда вопрос на контроле у директора? И потом, на что десять тысяч спишем?

– Сэр, может, не стоит сгущать краски? Подождем, его следующий ход, – пытался сгладить ситуацию Перси.

– Что?! Ход! С вашими ходами, Марк, мы уже превратились в посмешище!

– Сэр, но Фантома тоже можно понять. Он серьезно рискует и потому страхуется.

– Страхуется?! А кто мне десять тысяч вернет? Кто?!

– Сэр, Фантому нужен миллион, и он проявит себя, – неожиданно проявил смелость Дункан.

– Действительно, нас же никто в шею не гонит! – поддержал его Ковальчук. – А деньги, что деньги, спишем на выборы. Тысячей больше, тысячей меньше – какая разница? Ни сегодня, так завтра между «оранжевыми» и «синими» такая драчка начнется, что только успевай нашим ненасытным «кроликам» «капусту» подкидывать.

– Генри, выбирай выражения, мы с тобой не на ферме, – рыкнул Саливан и, отшвырнув от себя информацию Фантома, заявил: – Хватит советов! Тема с Фантомом закрыта! Все свободны!

Ковальчук с Дунканом вышли из кабинета. Перси предпринял еще одну попытку переубедить Саливана. Но тот категорично отрезал:

– Все, Марк, я сыт по горло этим мерзавцем и вашими авантюрными предложениями. Больше не хочу о нем даже слышать! Вы слышите? Не хо-чу!

– Авантюрные?! – Перси задохнулся от возмущения и, в ярости хлопнув дверью, вылетел в приемную.

Саливан выругался ему вслед и излил злость на ручке. В его побелевшем от напряжения кулаке она жалобно хрустнула и развалилась на куски. Он смахнул осколки со стола на пол, вскочил из кресла и, в душе проклиная всех и вся, принялся описывать круги по кабинету. Вызывающая выходка Перси и эта, сейчас выглядевшая откровенно дурацкой, бездарная возня с Фантомом взвинтили и без того накрученные нервы.

В последние месяцы ему пришлось работать без выходных. Удачно начатая операция по компрометации президента Кучмы и его ставленника на президентских выборах Януковича к финишу начала пробуксовывать. Выпущенный из бутылки джин «оранжевой революции» вот-вот грозил выйти из повиновения. Ее «вожди», почувствовав вкус близкой власти, закусили удила, перестали прислушиваться к советам и гнули свое. В то время как на юге и востоке Украины набирали силу другие настроения, площади и улицы Крыма, Донецка и Луганска запестрели российскими флагами, на митингах все громче звучали голоса: «Скинуть захребетников-бандеровцев!» и «Идти в Россию!». В ответ в Закарпатье и на Львовщине подняли истошный вой «отмороженные» националисты и боевики из УНА-УНСО.

Призрак гражданской войны замаячил на горизонте Украине – войны, которая могла ее взорвать и снова вернуть в объятия ненавистной Москвы. Такой ход событий никак не укладывался в сценарий, разработанный «яйцеголовыми» из Госдепа и ЦРУ. В нем Украине отводилась ключевая роль: вслед за Грузией стать важнейшим звеном в том «санитарном кордоне», что выстраивался вокруг пришедшего в себя после «трепки» бандитской приватизацией и сокрушительного дефолта «русского медведя».

Поход «западной демократии» на Украину, объявленный президентом Бушем полтора года назад, грозил потерпеть фиаско, а текущая по тайным каналам долларовая река бесследно уйти в «песок» и раствориться в карманах ненасытных конфидентов. В Лэнгли этого не хотели понимать и требовали решительных действий и результатов. Тон разговоров становился все более жестким. Саливану то и дело тыкали в лицо этим чертовым «планом» – так, будто он, Саливан, один был виноват в том, что рухнувший в девяносто первом году СССР не похоронил под своими обломками Россию.

План! Когда он появился? В декабре восемьдесят девятого на Мальте. В то время когда генсек Горбачев пожимал руку президенту США Бушу-старшему и говорил о перестройке международных отношений, директор ЦРУ в узком кругу объявил: «…Мы и наши союзники обязаны сделать все, чтобы Советский Союз навсегда перестал существовать как географическое понятие. Россия, этот последний осколок «империи зла», и она должна превратиться в лоскутное одеяло, которое мы будем кроить по своему усмотрению!»

В девяностых годах этот казавшийся фантастическим план осуществился. «Советский блок» – Варшавский договор и СЭВ – пал, вслед за ним канул в вечность СССР. Западная цивилизация, «переварив» к началу XXI века страны Восточной Европы и Прибалтики, через Кавказ и Среднюю Азию все ближе подбиралась к мировой энергетической кладовой – России. Сегодня на Украине, а завтра в Белоруссии на ее «кровеносных» артериях – нефтегазопроводах должна была окончательно затянуться экономическая удавка, чтобы навсегда поставить ее на колени.

Именно об этом говорил директор ЦРУ с Саливаном при его назначении на должность резидента. И у него захватывало дух от грандиозности поставленной задачи, а голову кружила слава исполнителя великой миссии. Но тогда в кабинете директора Саливан в полной мере не представлял всей ее сложности. Спустя полгода от той эйфории не осталось и следа. За время, проведенное в Киеве, он измотался больше, чем за все предыдущие годы службы. Сегодняшний провал операции с Фантомом его окончательно доконал. В эти минуты Саливану хотелось только одного: не видеть и не слышать ни Дункана, ни Перси, ни Ковальчука. Стены кабинета давили и плющили его. Швырнув документы в сейф, он, с трудом попадая руками в рукава пальто, оделся и, тяжело ступая, вышел из кабинета. Гулкое эхо пустых коридоров сопровождало его до дверей. На выходе морской пехотинец вытянулся в струнку и отдал честь. Скользнув по нему отсутствующим взглядом, Саливан спустился во двор к машине. Примерзшая на морозе ручка дверцы внедорожника с трудом подалась нажиму, он распахнул ее и плюхнулся на сиденье.

Вышколенная охрана поспешила открыть ворота перед машиной резидента. Он оставил без внимания согнувшиеся в подобострастном поклоне головы и нажал на педаль газа. Джип, тяжело качнувшись на «лежачем полицейском», выкатился на проспект. Поземка со змеиным шипением бросилась под колеса, и Саливану пришлось напрячься, чтобы не угодить в сугроб. Он с ненавистью смотрел на блеклое мерцание вечерней рекламы, холодное величие древних соборов славянского города, который никак не хотел расставаться со своим прошлым и всячески противился тому, чтобы покончить с «азиатским варварством» и отдаться во власть «западной цивилизации».

Позади остался занесенный снегом сквер, справа из полумрака проступила серой стеной посольская многоэтажка. Саливан сбросил скорость, свернул к арке и два раза подмигнул фарами. В ответ полосатый шлагбаум взметнулся вверх, и машина, нырнув в темный зев, остановилась перед воротами гаража. Навстречу спешил дежурный, Саливан оставил ему ключи, вошел в подъезд и поднялся в квартиру.

Кодовый замок ответил тихим писком, дверь беззвучно отошла в сторону, и из пустого коридора потянуло запахом холостяцкого жилья. Загруженный по горло работой Саливан со дня на день откладывал приезд семьи из Вашингтона. В лишенных домашнего тепла комнатах он с особой остротой ощутил собственную ничтожность в той грандиозной борьбе политических сил, что развернулась на Украине. Переступив порог, он, отключив электронную систему защиты, швырнул пальто на диван, прошел в столовую, сполоснул руки, открыл холодильник и выставил на стол «пуританский» ужин. Усталость и апатия убили чувство голода, его челюсти вяло жевали говяжью нарезку, потухший взгляд скользнул по шкафам, остановился на сиротливо стоявшей в баре бутылке виски, и рука потянулась к ней. Одну за другой он выпил три рюмки. Крепкий напиток ударил в голову, вместе с ним ушла свинцовая тяжесть из тела. После шестой рюмки Саливан на заплетающихся ногах добрел до кровати, путаясь в брюках, стащил их и рухнул в постель.

Проснулся он, как обычно, в семь – сказывалась многолетняя привычка. О вчерашнем «ужине» напоминали сухость во рту и слабая дрожь в ногах. Холодный душ, плотный завтрак, а затем быстрая езда по городу вернули Саливану свежесть и уверенность в себе. В рабочий кабинет он поднялся твердым шагом и не успел снять пальто, как в дверь постучали – это оказался Дункан.

Скромняга Сэм остановился на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу. Саливан поморщился: его приход ломал уже устоявшийся график работы – просмотр синей папки с дежурными сообщениями откладывался, и, недовольно поморщившись, спросил:

– В чем дело, Сэм?

– Опять он, сэр! – тихо произнес тот.

– Кто он?

– Фантом. Он пишет…

– Чт-о-о?! Хватит! Не хочу о нем больше слышать! – сорвался на крик Саливан.

Дункан пожал плечами и развернулся, чтобы уйти.

– И что мерзавец пишет?

– Сэр, здесь есть над чем подумать.

– Да? Читай! – потребовал Саливан.

Дункан открыл папку и зачитал:

«Господа, прошу понять меня правильно. Мальчишка и многоточия в моем списке – это страховка от неприятных сюрпризов контрразведки…

Здесь он сделал паузу, и посмотрел на Саливана – тот кивнул головой, и продолжил:

…Надеюсь, вы понимаете, что в сложившейся ситуации больше всего рискую я. А риск должен быть справедливо оплачен. Тех десяти тысяч хватает, чтобы закрыть четырнадцать позиций из моего списка. Я держу свое слово – они перед вами. Отсчет вести с номера 22 и дальше по списку…

– Наглец! – процедил сквозь зубы Саливан, открыл сейф, достал вчерашнее сообщение, положил перед собой и потребовал: – Повтори цифры, Сэм!

Скрепя пером паркеровской ручки, вслед за Дунканом он принялся заполнять многоточия в тексте и, когда последняя цифра закрыла позицию 36, оживился и отметил:

– О, это уже кое-что! Давай дальше!

К сожалению, я ограничен по времени. Если мое предложение заинтересовало вас, я готов к развитию контактов, но в другом месте – России и при других обстоятельствах. Мои условия по оплате остаются прежними. Жду ответа на известном вам сайте», – прочитал последний абзац Дункан.

Саливан встал из-за стола и энергично прошелся по кабинету. В эти минуты его раздирали противоречивые чувства. Еще вчера, пылая ненавистью к Фантому, он готов был задушить мерзавца голыми руками. Но после последнего сообщения ситуация резко изменилась – секреты «Тополя» стали реальностью, теперь перед директором ему не в чем было оправдываться. Фантом оказался не «пустышкой», и в Саливане снова заговорил трезвый расчет. По тому как Фантом вел торг и ловко уходил от наблюдения, напрашивался очевидный вывод о том, что на резидентуру вышел перспективный источник информации. Лишним подтверждением тому служил перечень, предложенных на продажу секретов. Они, вне всякого сомнения, заслуживали внимания, но гораздо более существенным Саливану представлялись разведывательные возможности Фантома. Будущая оперативная игра с ним стоила свеч.

«Так кто же станет моим надежным помощником в работе с ним? Кто? – ломал себе голову Саливан. – Опытный и искушенный в таких операциях Берд? Вряд ли! С самого начала ты не горел желанием. Ковальчук? Тоже нет. Этот уже свое отработал и ждет не дождется, когда пойдет на пенсию. Остается Перси? Пожалуй, на Марка можно рассчитывать. С него все началось и на нем должно закончиться. А если Дункан? Немногословный и все знающий Сэм. Твой совет будет очень кстати».

И, бросив на него испытующий взгляд, Саливан спросил:

– Сэм, скажи откровенно, что ты думаешь обо всем этом?

Тот, стараясь не затронуть самолюбия резидента, деликатно заметил:

– Сэр, извините, но вчера вы погорячились. Мне, кажется, на Фантоме рано ставить крест.

– Да?! И что предлагаешь?

– Первое – перепроверить его данные.

– Легко сказать! У нас нет агента в Генштабе русских.

– А если это сделать через возможности агентства по инспекции на местах.

– ОСИА?

– Да! Они регулярно выезжают с проверками на русские ракетные базы и обладают огромным массивом информации.

Если в нем как следует покопаться, то, может, удастся найти подтверждение данным Фантома.

– А что, неплохая идея! – согласился Саливан.

– Тогда я запрашиваю Лэнгли, пусть наведут справки через агентство?

– О’кей. Запрос составь аккуратно, чтобы не пронюхали про вчерашний… – Саливан замялся: – Ну, сам понимаешь…

– Да, сэр! Я подумаю, как обыграть запрос, – заверил Дункан и поинтересовался: – Я так понял, мы возобновляем операцию по Фантому?

Саливан не спешил с окончательным решением. Его одолевали сомнения, которые мог понять и оставить при себе этот надежный молчун.

– Сэм, ты сколько прослужил в Киеве? – начал он издалека.

– Скоро будет пять лет.

– Срок немалый. За это время уже успел собаку съесть.

– Собаку не собаку, но в их «славянской кухне» кое-что понимаю, – скромничал Дункан.

– Я это ценю. Сэм, только откровенно: игра с Фантомом стоит свеч?

Лицо-маска Дункана пошло трещинами, а глаза повлажнели. Похвала Саливана стоила многого – к резиденту относились по-разному: одних донимал его педантизм, других – крючкотворство. «Горячих блинов» он с ходу не принимал и заставлял по нескольку раз править документы, а потом сам «вылизывал» до последней запятой.

Для оперативников-агентуристов, мотавшихся с одной явки на другую, эта писанина была сущим наказанием, а язвительные шутки аналитиков вроде той, что «чем больше бумаг, тем чище задница», только больше заводили их. «Старики», которым за двадцать лет службы возня с бумагами давно осточертела, скрипя зубами, выдавливали из себя отчеты, а потом по «темным углам» перемывали Саливану кости.

Дункан их понимал и в душе не осуждал, так как еще недавно сам находился в их шкуре. Предшественник Саливана не жаловал его, работу отдела и держал за «черную кость». Абрахам оказался первым, кто по достоинству оценил труд технарей и аналитиков и не упускал случая лишний раз их отметить. И сейчас его скупая похвала нашла отклик в душе Сэма. Он благодарно кивнул головой и, проглотив внезапно подкативший к горлу ком, сипло произнес:

– Спасибо, сэр! Мы так редко слышим о себе доброе слово.

– Будет тебе, Сэм! Давай по существу! – ворчливо произнес Саливан.

– Если говорить прямо, то вчера за Фантома я бы и полцента не дал.

– А что изменилось за ночь?

– Многое.

– А именно?

– После последнего сообщения у меня отпали сомнения в том, что мы имеем дело с подставой ФСБ. А если отбросить вчерашние эмоции и трезво с позиций самого Фантома посмотреть на ситуацию…

– И что увидим? – торопил Саливан.

– Мы имеем дело с очень хитрым и рационально действующим типом. Несмотря на все наши старания, он ни разу не засветился.

– Наверно, плохо старались!

– Тем не менее, сэр, я убежден, с ним у нас есть хорошая перспектива.

– Перспектива? – повторил Саливан и после короткой паузы нажал кнопку на селекторе.

По легкой хрипотце Дункан узнал голос Перси.

– Слушаю вас, сэр! – ответил тот.

– Зайди ко мне, Марк! – распорядился Саливан.

Спустя пять минут Перси стоял в кабинете резидента и настороженно посматривал то на него, то на Дункана. Саливан, прокашлявшись, начал трудный разговор.

– Марк! Я… В общем, мы вчера все погорячились. Сам понимаешь, в этой свистопляске с выборами скоро на стенки начнешь бросаться.

Перси, готовый ощетиниться, как еж, тоже смягчился и признал:

– Извините, сэр, я тоже перегнул палку. Я руководствовался только интересами дела.

– Все верно, Марк! И потому они должны быть выше личных обид, – согласился Саливан и, передвинув по столу папку, предложил: – Ознакомься с новым сообщением Фантома.

Перси впился глазами в его расшифровку и, прочитав, перевел взгляд на Саливана. На его лице читался ответ.

– Ты правильно меня понял, Марк: готовься к работе в России, – подтвердил тот его догадку.

– В России?! – опешил Перси и зябко повел плечами.

Двадцать лет назад в московской резидентуре ЦРУ ему пришлось начинать службу рядовым оперативником-агентуристом. При одном воспоминании о «колпаке КГБ», из-под которого он с трудом выбрался, в желудке противно засосало. Советский Союз, а теперь Россия по-прежнему оставалась сверхтяжелой для агентурной работы.

– Так что скажешь, Марк? – допытывался Саливан.

– Сэр, это что, перевод в московскую резидентуру? Я-я-я… даже и не знаю, – растерялся Перси.

– Нет, Марк, пока обкатка перед тем, как продолжить работу с Фантомом.

– Понятно, но я с трудом представляю обстановку в России.

– Это поправимо.

– Каким образом?

– Поработаешь в составе нашей инспекции на русской ракетной базе, – огорошил его Саливан.

– И собственными глазами увидишь «Тополь», – поддержал Дункан.

– Я, в инспекции?! – изумился Перси. – Извините, сэр, но я никогда не работал по ее программе!

– Марк, это не проблема. Как говорится, не боги горшки обжигают. С руководством агентства я договорюсь, и тебя включат в ближайшую группу. Это будет во всех отношениях полезная миссия.

– О’кей – согласился Перси.

– В таком случае Россия и Фантом ждут тебя! – закончил беседу Саливан.

Перси возвратился к себе в кабинет и долго переваривал услышанное. Судьба в очередной раз совершила неожиданный зигзаг в его карьере разведчика. Час назад он и не помышлял о поездке в Россию, тем более в составе инспекции. Поразмыслив, он пришел к заключению: в нынешней ситуации, когда выборы на Украине уже сидели в печенках, разведпоездка под надежной «дипломатической крышей» на российскую ракетную базу могла стать хорошим допингом. Перспектива побывать в ядерном логове русских приятно щекотала нервы. Теперь ему оставалось запастись терпением и ждать, когда Саливан выполнит свое обещание о включении в состав инспекции. Согласование с Лэнгли и ОСИА не затянулось. Он задействовал «наверху» все связи и добился своего. Перси, готовясь к поездке в Россию, в душе надеялся, что на короткое время сможет встретиться с семьей. Но надежде не суждено было сбыться, Саливан торопил события, и ему вместо Вашингтона пришлось отправиться в Германию.

У трапа самолета его встретил Ален Хилл, когда-то они вместе работали в белградской резидентуре ЦРУ, а сейчас, перед назначением в Москву, он проходил «разведобкатку» в инспекции. Не задерживаясь в Берлине, они проехали на базу прединспекционной подготовки, там Ален представил его руководителю группы подполковнику Майеру Кевину Ли. Тот не был профессиональным разведчиком, но за годы поездок по русским ракетным базам поднаторел в шпионских делах, с полунамека понял, что от него требуется, и потому не стал вникать в характер миссии Перси, предоставив его самому себе.

Первую неделю он и Хилл провели в классах специальной подготовки и исправно штудировали документы и инструкции. Вторая неделя оказалась гораздо насыщеннее. Перси с живым интересом читал отчеты предыдущих инспекций по результатам проверки российских ракетно-ядерных баз и арсеналов, листал толстенные альбомы с фотографиями пусковых установок и ракет: «Тополь», «Сатана» и «Скальпель». К концу курса подготовки он мало в чем уступал Блю Брайену, Раддишу Кейту и Фортиэру Эрлу, «съевшим собаку» на инспекционных делах.

Чем глубже Перси вникал в тонкости инспекции, тем все больше проникался значимостью информационных возможностей Фантома. Разведчики ЦРУ и РУМО и работающая на них армия агентов из числа инспекторов за тринадцать лет, казалось бы, должны были выпотрошить и вывернуть наизнанку и «Тополь», и «Скальпель», и «Сатану». Но русские умели надежно хранить свои главные секреты – математический алгоритм полета боевых блоков и ложных целей, систему преодоления ПРО и еще десятки других параметров, и по-прежнему были недосягаемы для ЦРУ. Американской разведке оставалось только мечтать о появлении такого агента, как Пеньковский. В ближайшей перспективе все могло измениться: Фантом, по твердому убеждению Перси, мог стать тем самым суперагентом, который добудет секреты «Тополя».

Пятого февраля группа инспекторов сдала зачеты и на следующий день вылетела в Москву. Поздним вечером самолет приземлился на военной авиабазе «Чкаловская». После проверки на таможенном посту подполковник Майер Ли и с ним девять инспекторов заняли места в автобусе и выехали в город. Перси приник к окну. В сгустившихся сумерках российская столица предстала перед ним огромным, сверкающим всеми цветами рекламы бетонно-стеклянным монстром. Она поражала динамизмом своей жизни и совершенно не походила на ту унылую и серую советскую столицу, в которой начиналась его карьера разведчика.

Познакомиться поближе с новой Москвой ему не удалось. Сильный мороз не позволял высунуть носа из посольской гостиницы, а на следующий день после завтрака американская инспекционная группа возвратилась на авиабазу «Чкаловская». Здесь ее ждали представители Российского Национального центра по уменьшению ядерной опасности (НЦУЯО) и Центра организации реализации договора (ЦОРД). В начале взлетной полосы гудел прогретыми двигателями самолет Ан-72.

Ли по-приятельски поздоровался с руководителем российской группы сопровождения полковником Смирновым – это была их четвертая совместная инспекция. Обменявшись короткими репликами о погоде – она не баловала: крепкий мороз пощипывал за нос и уши, они, а за ними инспекторы прошли в тесное помещение предполетной подготовки. Здесь Ли, следуя пунктам протокола, объявил цель инспекции: ракетная база в районе города Йошкар-Ола.

До нее было два часа лета, и все то время, пока самолет находился в воздухе, Перси жалел, что не присоединился к Хиллу, предложившему перед взлетом хлебнуть виски. Теплый меховой костюм не спасал от стылого холода, и к концу полета в нем, казалось, начало звенеть все. Резкий удар шасси о бетонку положил конец этой пытке. Подняв снежное облако, самолет промчался по взлетной полосе и, сбросив скорость, вкатился на стоянку.

Еще не успели стихнуть двигатели, как салон, превратившийся в летающий холодильник, наполнился шумом и гамом. Первыми сошли с трапа на обледеневшую бетонку представители НЦУЯО и ЦОРД, вслед за ними к выходу потянулись американские инспекторы. Перси держался ближе к «тертому калачу» Блю. Из-за его широкой спины в проеме люка проглянули кусочек голубого неба и часть взлетного поля, на котором, будто стая нахохлившихся птиц, застыли по линейке шесть вертолетов Ми-8Т. Позади них, за перелеском, проглядывали выкрашенные в грязно-зеленые цвета огромные ангары.

Перси шагнул на ступеньку трапа и поежился. Колючий северный ветер хлестанул по лицу, и кожа моментально задубела. В Йошкар-Оле было намного холоднее, чем на авиабазе «Чкаловская» – близость к Уралу давала о себе знать. Задрав воротник куртки, он сошел на бетонку и присоединился к Хиллу с Брайеном.

Навстречу инспекторам, пылая бурыми от мороза физиономиями, скорым шагом приближались представители ракетной базы. Впереди группы не шел, а скорее, «камуфлированным шаром» катился коренастый полковник с добродушным лицом. За ним, едва поспевая, вышагивал долговязый майор. Остальные восемь офицеров-ракетчиков зябко переминались на расчищенной от снега площадке и бросали любопытные взгляды на американцев.

Полковник колобком подкатился к Смирнову и зычным командирским голосом доложил:

– Командование Киевско-Житомирской ордена Кутузова третьей степени ракетной дивизии готово к проведению инспекции. Руководитель группы сопровождения полковник Кашкин, – и затем, широко улыбнувшись, добавил: – Гостеприимная марийская земля всегда рада гостям!

– Насчет гостеприимства, Владимир Иванович, пока ничего не могу сказать, но с погодой ты явно подкачал, – едко заметил Смирнов и потер рукой начавший белеть на морозе нос.

– Игорь Сергеевич, претензии не ко мне. Вы были гораздо ближе к небесной канцелярии, – отшутился тот.

– Не будем спорить! До бога далеко, а ты рядом. Поехали, пока не зазвенели! – распорядился Смирнов.

– Есть! – козырнул Кашкин и предложил: – Если не возражаете, предлагаю следующий порядок. Впереди машина ВАИ, за ней «поларис» с представителями НЦУЯО, ЦОРД и американскими инспекторами, затем «буханка» с моими офицерами. Багаж и личные вещи повезет «козел».

– Как скажешь, Владимир Иванович, ты здесь хозяин! – не стал возражать Смирнов.

Кашкин обернулся к подчиненным, зычно отдал команду, и все пришло в движение. Долговязый майор и восемь офицеров – сопровождающих от ракетной базы, выдерживая четкий шаг, ровной шеренгой подошли к американским инспекторам и представились. Затем ядовито-зеленая машина, чем-то напоминающая буханку хлеба, лязгнув металлическими внутренностями, резво подкатила к сложенным в горку багажу и рюкзакам американских инспекторов. Из нее выскочил не первой молодости капитан и, блеснув на солнце линзами запотевших очков, вместе с прапорщиком принялись шустро перебрасывать вещи в машину.

Перси с тревогой проводил взглядом свой рюкзак: его бесцеремонно швырнули на пол «буханки», поднялся по ступенькам в автобус и занял место рядом с Блю. Позади них расположились офицеры НЦУЯО и ЦОРД. Последним вошел Кашкин и, пробежавшись строгим взглядом по рядам, приказал водителю:

– Степа, заводи «поларис»! Едем вокруг «Ешки»!

«Поларис»?! «Буханка»?! «Ешка»?! – Перси недоумевал, не находя объяснения такой сверхсекретности русских.

Двери этого, в отличие от ядерного американского «полариса», русского автомобильного чуда с душераздирающим визгом захлопнулись, и через мгновение Перси почувствовал себя так, будто попал в камнедробилку. Зубы выбивали барабанную дробь, голова грозила вот-вот оторваться, а в ягодицы шпыняла сорвавшаяся с креплений пружина. Судя по перекошенной физиономии, не лучше чувствовал себя и Блю. На очередной кочке он не выдержал и сквозь зубы процедил:

– Садисты! И вот так каждый раз!

Перси, чтобы не прикусить язык, промолчал и, вцепившись руками в ручку переднего сиденья, отвернулся к окну. По сторонам тянулся унылый пейзаж: занесенные снегом поля с редкими перелесками, покосившиеся от времени и непогоды бревенчатые избы, угрюмые мужики, как ему казалось, злобными взглядами провожавшие кортеж, – все то, что и двадцать лет назад он видел в Подмосковье.

Через километр картина за окном разительно изменилась. Дорогу стиснули заборы из красного кирпича, из-за которых аляповато помпезными особняками вызывающе заявляла о себе новоявленная русская буржуазия. Затем начались пригороды Йошкар-Олы, но рассмотреть их Перси не удалось. Центр города остался в стороне, и колонна, описав замысловатую петлю, въехала в уютный дворик.

На крыльце инспекцию встречали нервно переминавшаяся заведующая гостиницей и два дежурных администратора, больше смахивающие на вышибал из ночного бара. Кроме них во дворе и поблизости в парке не было ни души, лишь вдалеке за деревьями мелькали пешие патрули. Опытным взглядом Перси оценил: местная контрразведка с первого шага жестко очертила вокруг инспекторов незримую черту.

Но сейчас, после пытки в «летающем холодильнике» и русском «поларисе», ему было не до нее, в нем жило одно желание – поскорее забраться в тепло. Им с Брайеном достался угловой номер. Спартанская обстановка, а еще больше новая, после мороза, напасть – духота и жар, исходивший от раскаленных батарей, вскоре «выкурили» их в холл.

Там уже толкались Кейт с Эрл и постреливали похотливыми взглядами в угол, где стоял телевизор. Вряд ли им были интересны мелькавшие на тусклом экране местные красавицы, водившие хоровод у лесного родника, когда их живое воплощение сидело перед ними на диване.

Перси тоже задержал взгляд на горничной, и, действительно, в ней было за что зацепиться. Губки бантиком, кокетливая родинка над верхней губой, пышные формы и вызывающе глубокий разрез на короткой юбке, в который проглядывали соблазнительные розовые ляжки, заставили быстрее бежать кровь.

– Что, Марк, давно телевизор не смотрел? – ироничный вопрос заставил его смутиться.

Обернувшись, он увидел перед собой расплывшуюся в ухмылке физиономию Хилла. Тот причмокнул губами и мечтательно произнес:

– Ничего не скажешь, хороша! Я бы не прочь с ней покувыркаться.

– Да, мощная секс-бомба, – согласился Перси.

– Рассчитываешь взорвать?

– Ален, кончай ерунду пороть!

– Не знаю, не знаю. Ее моральные устои вряд ли поколеблешь, с коммунизмом у них давно покончено, а вот без запала можно точно остаться, – хмыкнул он.

– Да пошел ты! – вспыхнул Перси.

– Ну, будет тебе, Марк, шуток не понимаешь, – примирительно сказал Хилл и предупредил: – На всякий случай держи ухо востро, эта секс-бомба вполне может оказаться из арсенала ФСБ.

Дальше эту опасную тему им не удалось развить, из номера вышел Ли и пригласил подняться на второй этаж в конференц-зал для брифинга. Здесь американских инспекторов ждали полковник Смирнов, полковник Кашкин и офицеры группы сопровождения от ракетной базы.

Прединспекционная процедура шла строго по протоколу и заняла чуть больше получаса. По ее завершении Ли объявил цель инспекции – «Проверка исходных данных», и назвал объект – «Ракетный полк».

С этой минуты для инспекторов началась работа. Кейт записывал маршрут на миниатюрный навигатор, встроенный в наручные часы. Брайен, прячась за спиной Эрла, замерял радиационный фон на хитроумно упрятанный в поясную бляху дозиметр. Ли отвлекал разговором Смирнова и Кашкина. Но провести разведку подходов к ракетной базе им так и не удалось. Контрразведка, похоже, не дремала. Первым забил тревогу Хилл – его сканер обнулился в загадочном излучении, навигатор Кейта вывел его на Колыму, а дозиметр Брайена показал такую чудовищную дозу, от которой они должны были тут же облысеть. Русские же вели себя как ни чем не бывало, и только на лице долговязого майора, бушлат которого подозрительно топорщился на животе, гуляла иезуитская улыбка. От нее Хиллу стало не по себе, он отключил сканер, тоже сделали Кейт с Брайеном, и больше до ракетной базы они не решались искушать судьбу.

База возникла как из-под земли, ощетинившись металлическими ежами перед контрольно-пропускным пунктом. Его начальник – прапорщик зверского вида, с двумя автоматчиками, поднялся в автобус, придирчиво сверил списки с документами инспекторов, и только после этого ворота базы открылись. Проехав около полукилометра, автобус остановился на въезде в боевую зону. Невольный холодок обдал спину Перси, когда над его головой проплыли бетонные башни, из бойниц которых угрожающе торчали стволы тяжелых станковых пулеметов, а перед глазами холодно блеснули изоляторы электрического заграждения. Тысячи вольт в одно мгновение могли испепелить все, угодившее в этот электрический капкан. Наконец, позади осталось минное поле, и он с облегчением вздохнул. Автобус объехал врытый в землю капонир и занял место на стоянке перед гигантским, выкрашенным в камуфлированный цвет, бронированным ангаром. В нем находилась ракетная пусковая установка с ядерным зарядом «Тополь». Американские инспекторы и сопровождавшие от ракетной базы вышли на расчищенную от снега площадку и ждали, когда полковник Кашкин отдаст распоряжение.

Его отрывистая команда проплыла над притихшим лесом. В следующее мгновение справа у входа в ангар снег с тихим шипением скатился с бронированного колпака, и из укрытия показался часовой. Вместе с ним Кашкин прошел к пульту управления, нажал на кнопку переговорного устройства и назвал пароль. В ответ из бронированного чудовища – ангара послышался грозный гул. Прошло несколько секунд, и оно, лязгая зубами-шестернями, медленно открыло огромную пасть. Перси подался вперед и с жадным любопытством вглядывался в створ.

Первыми в мрачное укрытие бесстрашно забежали беззаботные солнечные зайчики, весело поскакав по стенам, спрыгнули на ядерного монстра и съежились. «Тополь», который даже на фотографиях поражал воображение, вблизи вызывал трепет. В лучах солнца стекла двух кабин вспыхнули багровым светом, словно глаза изготовившегося к прыжку дракона. Четыре его металлические «лапы» – опоры и четырнадцать, в человеческий рост, колес легко несли на себе стотонную махину. Ее гладкое, отливающее зловещим отблеском, туловище-ракета заканчивалось тупой, безликой «головой». Под ее «черепом» таилась, готовая в любую секунду превратить в космическую пыль сотни тысяч человеческих жизней и целые города, «ядерная смерть».

Перси был потрясен. В его голове не укладывалось: «Как и кто создал такое техническое чудо в России? В стране, где дороги напоминали, скорее, поле боя, чем автобан, а легковые автомобили мало чем отличались от броневика. Стране, где нищий спал на несметных богатствах, а олигарх – Ходорковский на тюремных нарах. Как они смогли?!» – задавался он этими вопросами.

Его изумленный взгляд перехватил Брайен и с тревогой спросил:

– Марк, что с тобой?

– Это невероятно?! Это невозможно?!

– Что ты имеешь в виду?

– Все это! Как они смогли, Блю?!

Тот пожал плечами.

– И все-таки – как?

Брайен наклонился к его уху и тихо произнес:

– С помощью отвертки, молотка и еще какой-то матери…

– Какой такой матери?.. – недоумевал Перси.

– А вот это – самый большой русский секрет! – рассмеялся Блю.

– Кончай голову морочить! Объясни толком?! – начал злиться Перси.

Но Брайену было не до разъяснений. Ли дал команду инспекторам приступить к проверке, и они, разбившись по парам, направились к пусковой установке. Там их ждал боевой расчет пуска. Перси пристально вглядывался в лица офицеров, как будто хотел прочитать ответы на свои вопросы.

Молоденький капитан – командир расчета, и именно ему в час «Ч» предстояло выполнить приказ: «Пуск!».

Совсем юный лейтенант – оператор, палец которого должен был последним нажать кнопку на «ядерном пианино» в кабине гигантского МАЗа.

Не намного старше их выглядел прапорщик – механик-водитель пусковой установки.

«Совсем мальчишки! Ровесники моего сына! – поразился Перси и в следующее мгновение ужаснулся: – Господи! Как же хрупок мир! И этот мир находится в руках мальчишек?!.»

В крохотном кабинете старшего оперуполномоченного отдела контрразведки 4-го Научно-исследовательского института Ракетных войск стратегического назначения майора Романа Саликова, ставшем командным пунктом, было не повернуться. Осанистая фигура начальника отдела полковника Виктора Гольцева занимала все свободное пространство. Самому Саликову и подполковнику Николаю Кочубею, тоже далеко не детских размеров, пришлось втиснуться между необъятной спиной Гольцева и пузатым несгораемым сейфом. Все трое склонились над экраном монитора и пытались разглядеть то, что происходило за сотню метров от них – в лаборатории соседнего корпуса института. Их ждало горькое разочарование: экран покрывала густая серая рябь точек. Сквозь нее размытым силуэтом проступала мужская фигура. Аудиозапись тоже ничего не давала, микрофон, «воткнутый» в потолочный светильник, страшно фонил и отзывался визгливым писком эфира.

Гольцев бросил недоуменный взгляд на Саликова с Кочубеем. Они принялись крутить ручки настройки на пульте спецаппаратуры оперативного контроля, которую «технари» установили в кабинете начальника лаборатории № 3 подполковника Василия Оноприенко. Их попытки ни к чему и не привели: мощная радиопомеха от радиопередатчиков узла связи забивала слабый сигнал. Смуглое лицо Кочубея, выдававшее в нем южанина, исказила болезненная гримаса, он в сердцах произнес:

– Неделя работы коту под хвост!

– Но не должно же быть так? Вроде все предусмотрели, – сокрушался Саликов.

– Все, да не все! Поздно, поезд ушел! И я тоже хорош! Поверил Федорову на слово, – казнился Гольцев.

– Вы-то тут причем, Виктор Александрович?! На то они и технари, чтобы своими инженерными извилинами шевелить и таких «хвостов» не оставлять, – не согласился с ним Кочубей.

– А притом, Коля! Легче всего на других валить! Мы-то самим где были?

– Вчера же проводили проверку, и все работало? – недоумевал Саликов.

– Виктор Александрович, я предупреждал Федотова насчет узла связи, но он же «великий Попов». Ему слова не скажи – «Я все знаю! Не учи ученого!», доучил – теперь к Кровопускову снова тащиться! Мало он нам прошлый раз крови попортил, так теперь… – от досады у Кочубея больше не нашлось слов.

При одном упоминании этой фамилии глаза Гольцева потемнели. В последнюю неделю он чаще бывал в окружном суде, чем у себя в отделе, и там не один час убеждал Кровопускова в обоснованности проведения оперативно-технических мероприятий в отношении Оноприенко. Тот на словах соглашался, а когда дело доходило до утверждения постановления, в последний момент давал задний ход и требовал дополнительных доказательств его шпионской деятельности.

И когда, наконец, удалось добыть эти «дополнительные доказательства» – получить подпись Кровопускова под постановлением суда, а затем с таким трудом установить «технику» в кабинете Оноприенко, досадная мелочь свела все на «нет»! В эти самые минуты, когда объект Лаборант – Оноприенко, заперев дверь, «колдовал» над секретными документами, контрразведчики оказались «слепы» и «глухи». Гольцев с сочувствием смотрел на мрачные, осунувшиеся лица подчиненных.

Здоровый румянец, обычно игравший на щеках крепыша Саликова, поблек, глаза глубоко запали, и ранее поблескивающий в них задорный зеленый огонек погас, плечи поникли, китель стал просторным и болтался, будто на вешалке. Рано обозначившийся начальственный животик тоже куда-то пропал. От бессонницы и усталости он едва держался на ногах.

Не намного лучше выглядел и Кочубей. Лучший волейболист управления, казалось, не знавший усталости, и тот не выдержал нервного напряжения. Его выразительный, с легкой горбинкой нос заострился и все больше напоминал клюв. Густые черные как смоль брови сердито сошлись на переносице и походили на крылья уставшей птицы. Волевой подбородок с глубокой ямочкой посредине покрывала густая щетина. Лихой казацкий чуб растрепался. Кочубею не хватало разве что папахи на голове, черкески на плечах и кинжала за поясом, чтобы быть своим среди абреков. Кровь кубанских казаков и кабардинцев проступала в чертах его лица и кошачьих движениях гибкого тела.

Сам выходец из тех краев – Гольцев испытывал к нему не только теплые земляческие, но и товарищеские чувства. Два года назад при проверке отдела ФСБ по 58-й армии Северо-Кавказского военного округа он «положил глаз» на тогда еще майора и перспективного старшего опера. Хваткий в работе, интересный в общении Кочубей оставил о себе положительное впечатление, и в начале прошлого года, когда в отделе центрального аппарата департамента военной контрразведки появилась вакансия, Гольцеву не пришлось долго подыскивать замену.

Николай без колебаний принял предложение и переехал в Москву. И хотя с жильем получилась накладка – пока решался вопрос с переводом, комната в общежитии Академии Петра Великого на Садовом уплыла к другому, он ни словом не обмолвился. У других – женатых положение с жильем было не лучше, многим приходилось ютиться по чужим углам или у знакомых. Пристроившись на время у дальних родственников, Николай большую часть времени пропадал на службе и пахал за двоих. Его работа не осталось незамеченной – на год раньше срока он «получил» подполковника.

Но не только это, а еще удача, чаще, чем другим, сопутствовавшая Кочубею, подвигла Сердюка первым включить его в оперативную группу по розыску Гастролера. С выбором он не прогадал: Николай первым обратил внимание на Оноприенко, а дальше, подобно снежному кому, дело стало обрастать новыми деталями, указывающими на то, что тихий и незаметный завлаб мог быть тем, кто выходил на резидентуру ЦРУ в Киеве.

И вот теперь, когда в проверке Оноприенко наступил момент истины – с помощью оперативной техники предстояло документально закрепить факт сбора им шпионской информации по ракетному комплексу «Тополь-М», произошел досадный сбой. На экране продолжал мельтешить силуэт Оноприенко, а в редкие паузы среди помех прорывался шелест бумаг.

Унылую атмосферу командного пункта нарушал свист эфира. Кочубей, в который уже раз склонился над панелью управления и принялся крутить ручки настройки, но на экране по-прежнему продолжал «сыпать снег», а по ушам била какофония из помех. Раздосадованный Гольцев не сдержался и треснул кулаком по столу. И произошло чудо! Помеха исчезла, экран очистился от серой ряби, и на командном пункте отчетливо зазвучали голоса. Оноприенко был уже не один, напротив него, вальяжно развалясь, занимал кресло чернявый усатый полковник с объемистым портфелем в руках.

– Рома, кто такой?! Из какой щели этот усатый таракан выполз? – воскликнул Кочубей.

– Приятель! – не стал распространяться Саликов.

– Нелегкая его принесла! Только связисты угомонились, теперь он начнет нервы мотать! У тебя что здесь – проходной двор или особо режимный объект?

– Коля, угомонись! Пришел тот, кто надо, и как раз вовремя, – не стал вдаваться в подробности Гольцев.

– Понял, Виктор Александрович! Случайных людей в нашем деле не бывает, – сообразил Кочубей.

– Совершенно верно! Теперь смотрим и слушаем! – распорядился Гольцев и потребовал: – Роман, поработай над второй камерой! Изображение сделай четче и держи в фокусе лицо Оноприенко!

Саликов недолго поколдовал над панелью управления, и на экране крупным планом возникли Оноприенко и его собеседник. Гольцев сел удобнее, над ним навис Кочубей, и все замерли в ожидании. Они старались не пропустить ничего из того, что происходило в кабинете начальника третьей лаборатории.

А там усатый полковник выставил на стол бутылку водки, покопался в портфеле и к выпивке добавил закуску.

– Володя, к чему это? – замялся Оноприенко.

– К празднику!

– К какому? До двадцать третьего еще две недели.

– Пусть без меня отмечают! Сам знаешь, праздник в армии, что для коня свадьба: морда – в цветах, а жопа – в мыле. Замордуют одними построениями и «маршем маленьких лебедей». А сегодня мы отметим по-человечески не только 23-е, а и эпохальное событие в моей жизни, – наседал Усатый и, не дожидаясь согласия Оноприенко, принялся разливать водку по стаканам.

Уступая его напору, тот, прежде чем выпить, поинтересовался:

– За что пьем?

Усатый расплылся в довольной улыбке и с гордостью произнес:

– А празднуем мы, Вася, знаменательное событие в жизни полковника. Наконец, после двадцати лет безупречной службы и вовремя скончавшейся «любимой» тещи он сподобился купить настоящую машину!

– И какую? – оживился Оноприенко.

– Опелек! Состояние, скажу, отличное!

– А жигуль?

– Сыну отдал, пусть добивает! Так что не отметить такое событие со старым другом – большой грех. Кстати, сколько мы отбарабанили в этой шараге? Двадцать? Двадцать один?

– В августе будет ровно двадцать два.

– Золотое очко! Выпьем за него, я имею в виду «золотое» и мой опелек! – с пафосом произнес Усатый и двинул стаканом по стакану Оноприенко.

Их звон, усиленный аппаратурой, протяжным эхом отозвался в кабинете Саликова. Он сам, а вместе с ним Гольцев и Кочубей наблюдали за тем, как Оноприенко и его приятель крупными ломтями ломали хлеб и аппетитно жевали колбасу. Бедняга Саликов, с утра не державший во рту маковой росинки, заелозил на стуле, а его пустой желудок требовательно и громко напомнил о себе. Роман стеснялся при начальнике заглянуть в стол, где лежали банки консерв, пачки галет, сахар и кофе.

Первым не выдержал Кочубей и с сарказмом заметил:

– Рома, а они лучше тебя подготовились.

Саликов бросил вопросительный взгляд на Гольцева. Тот повел носом и, тяжело вздохнув, с грустью сказал:

– Водки просить у них не будем, а вот червячка заморить не помешало бы.

– Один момент, Виктор Александрович, – оживился Саликов и принялся выкладывать из тумбочки свои припасы.

– Виктор Александрович, тут кое-чего не хватает. Может исправить, здесь рядом? – предложил Кочубей.

– Это уже перебор, Коля, – умерил его пыл Гольцев и, зацепив вилкой шпротину, отправил в рот.

Этот «пир желудков» в кабинете Саликова продолжался недолго. Усатый запустил руку в портфель и выставил на стол вторую бутылку водки с новой закуской.

– Володя, аккуратнее! Тут секретные документы! – возглас Оноприенко заставил контрразведчиков забыть о позднем ужине и прильнуть к экрану монитора.

На нем отчетливо проступили два крепких, как армейская табуретка, зада. Оноприенко и Усатый ползали по полу и собирали документы.

– Дифференциалы? Интегралы? Тангенсы и котангенсы? – бубнил Усатый и укорял Оноприенко: – Эх, Вася, когда ты кончишь научной мутью забивать свою умную голову?

– Вот защищу докторскую и все! – заявил Оноприенко.

– Докторская? А на кой хрен она тебе перед дембелем?

– Под нее мне место завкафедрой в МАИ обещали.

– И сколько будешь получать?

– Пятнадцать, плюс пенсия пять двести.

– Вася, о чем ты говоришь? Твоя голова миллионы стоит!

– Какие миллионы, Вова? Наш поезд давно ушел.

– Не скажи!

Оноприенко пожал плечами и с горечью произнес:

– Но ты же не хуже меня знаешь, после сорока ни голова, ни мы сами никому не нужны?

– Ерунду ты порешь, Вася! Вот взять твоего Гаврилова.

– А что Гаврилов? Нормальный мужик!

– Я не о том. На должности пятый год «лежит» и даже плавниками не шевелит, зато на стороне такие бабки зашибает, что нам и не снились.

– Я не Гаврилов, – буркнул Оноприенко.

– А зря! Так умным дураком и помрешь! За твои мозги и знания на Западе в приличной фирме бешеные бабки заплатили бы.

– Володя, ты что несешь? Я что, сволочь? Нет, я секретами не торгую! – возмутился Оноприенко.

– Да я пошутил, Вася! – тут же отыграл обратно Усатый и предложил: – Давай еще по одной накатим.

Водка весело забулькала и полилась в стаканы. Из кабинета Саликова уныло наблюдали за тем, что происходило в лаборатории – шпионажем там и не пахло. Гольцев погрустнел, устало откинулся на спинку стула и попросил:

– Роман Николаевич, убавь звук.

– Дальше ничего интересного уже не будет! – заключил Кочубей.

– С Оноприенко все ясно – не Гастролер! – подвел итог Гольцев.

– Виктор Александрович, а может, еще проклюнется? – не терял надежды Саликов.

– Рома, после второй бутылки от этого затюканного жизнью доктора путного ничего не услышишь, – скептически отнесся к его предложению Кочубей.

– Виктор Александрович, разрешите продолжить контроль? – упорно стоял на своем Саликов.

В нем – молодом работнике – горело неуемное желание разоблачить «своего» первого шпиона. До сегодняшнего дня все складывалось в пользу этой версии. В декабре прошлого года Оноприенко был в отпуске у родителей на Украине, в городе Самбор, в то самое время, когда Инициативник пытался выйти на резидентуру ЦРУ в Киеве, а по возвращении в институт полез в секреты «Тополя». Гольцев хорошо понимал, что сейчас происходило в душе Саликова и, не желая лишать его последней надежды, разрешил:

– Хорошо, Роман Николаевич, отрабатывайте до конца, а завтра на доклад можете прибыть на час позже.

– Виктор Александрович, я уверен, Оноприенко – это Гастролер! – твердил Саликов.

– Будем надеяться, – не стал его разубеждать Гольцев и направился к выходу. К нему присоединился Кочубей.

К этому времени корпуса института опустели, и лишь несколько окон – дежурного, лаборатории №№ 3, 5 и 6 – тусклыми пятнами проглядывали в ночной тьме. Гольцев с Кочубеем прошли на стоянку машин. Дремавший на заднем сиденье водитель встрепенулся на стук дверцы и осоловело захлопал глазами.

– Солдат спит – служба идет! – строго заметил Гольцев.

– Я только задумался, товарищ полковник! – смутился боец.

– Ладно, Витя, протирай глаза, и за баранку!

Разбитной «дембель» – младший сержант Зыков – пулей вылетел из машины, на ходу расправил помяты бушлат, подтянул болтавшийся ниже пояса ремень и занял место за рулем волги. Несмотря на свои девять с лишним лет тяжкой армейской жизни и шестерых водителей, на всю «катушку» поупражнявшихся за ее рулем, она на удивление резво покатила вперед. Гольцев и Кочубей, нахохлившись, ушли в себя. Еще одни сутки напряженной работы, которые, как они рассчитывали, а с ними и Сердюк, должны были привести к Гастролеру, оказались потраченными впустую.

На следующий день в десять часов в кабинете Гольцева собрались Кочубей, майор Юрий Остащенко и капитан Виктор Салтовский. Его скромную обстановку скрашивали массивная, выполненная из малахита подставка для карандашей и ручек, напоминавшая о службе Гольцева на Урале, и большая цветная фотография, на которой будущий министр обороны и маршал России главнокомандующий РВСН генерал-полковник Игорь Сергеев вручал ему именное оружие за участие в разоблачении изменника Дудника.

Последним в кабинет вошел Саликов. По его грустному лицу Гольцев догадался: надежде, которая еще теплилась в глубине души, не суждено было сбыться. Справка, которую представил Саликов ничего нового к тому, что он вчера слышал и видел собственными глазами в кабинете Оноприенко, не добавляла. Но Гольцев не собирался зацикливаться на неудаче – в ней был свой плюс: круг подозреваемых сузился до двоих – доцента Ореста Литвина и старшего офицера оперативного отдела штаба РВСН Сергея Митрова. С обсуждения хода проверки по Литвину он начал совещание и обратился к Остащенко.

– Юрий Викторович, вы готовы доложить по Литвину?

– Да.

– Я слушаю.

– Проверка на телефонах, по Интернету и на почтовом канале ничего не дала. Мы продолжаем работу и рассчитываем…

– Дальше!

– В обращении с секретными документами, в том числе по проблематике «Тополь-М», действий, подозрительных на шпионаж, не выявлено, – закончил доклад Остащенко.

– На контактах с иностранцами тоже не засветился, – дополнил его Салтовский.

– А что, с отпуском Литвина на Украину, разобрались?

– На сегодня точно установлено, он его там не проводил! – доложил Остащенко.

– Чем это подтверждается?

– Вчера получен ответ из Воронежского управления ФСБ: Литвин вместе с семьей отдыхал у родителей жены. В военкомате в журнале учета отпускников есть необходимые отметки.

– Выходит, у Литвина – железное алиби! – не смог скрыть своего разочарования Гольцев и подвел неутешительный итог: – Остается Митров, но если он в Киев не ездил, я не знаю, с чем идти к Сердюку.

– С этим у Митрова как раз все в порядке! В декабре был на Украине, у родителей в Виннице. Зато по другим вопросам – полный ноль. К «Тополю» интереса не проявляет. На контактах с иностранцами не «светится», – доложил Салтовский.

– Виктор Александрович, а если мы не в том круге ищем? – предположил Остащенко.

– Юра, давай с Митровым до конца разберемся, а потом будем круги рисовать, – отмахнулся Гольцев и, пробежавшись взглядом по поникшим головам подчиненных, смягчился: – Ребята, не опускать руки! Разрабатывайте дальше Митрова, и результат будет!

– Постараемся! – ответил за всех Кочубей.

После ухода офицеров Гольцев сел за докладную по результатам проверки Оноприенко и Литвина. К семнадцати часам он насилу вымучил ее и, как на плаху, побрел в кабинете Сердюка. Там уже находился Писаренко. Судя по оживленному виду, ему с поиском Гастролера повезло больше. Свидетельством тому служила лежавшая на столе фотография полковника Генштаба Стельмаха с неизвестным на фоне церковной ограды.

«Не грехи же они там замаливали? Похоже, Вася со своим орлами напал на след Гастролера?» – кольнула ревнивая мысль Гольцева.

Ее подтвердил Сердюк и отметил:

– Василий Григорьевич, материал на Стельмаха интересен, с него и начнем доклад Градову, – а затем обратился к Гольцеву: – Виктор Александрович, как прошло мероприятие по Оноприенко?

– Пустой номер! У него только докторская на уме.

– Жаль, столько времени и сил впустую потратили, – посетовал Сердюк и поинтересовался: – Что есть нового по Литвину и Митрову?

– С ними бег на месте! Тычемся как слепые котята! – не мог скрыть досады Гольцев.

– Ладно, не расстраивайся, Оноприенко тоже результат! В ряду Гастролеров на одного меньше стало, – пытался смягчить горечь от неудач Сердюк.

– Анатолий Алексеевич, извините, время поджимает, к Градову опоздаем, – напомнил Писаренко.

Сердюк бросил взгляд на часы – до совещания оставалось меньше пяти минут, взял докладную у Гольцева и на выходе из кабинета распорядился:

– Виктор Александрович, будь на месте, мало ли что!

– Понял! – ответил тот и спустился к себе на этаж.

Не задержавшись в приемной Градова, Сердюк и Писаренко прошли в кабинет. Первый вопрос, который он задал им, касался Оноприенко.

– Похоже, что чист, Георгий Александрович. Оперативные материалы и данные вчерашнего технического контроля снимают с него все подозрения, – доложил Сердюк.

– М-да! А что по другим объектам?

– Намечается перспектива по Стельмаху. Более подробно доложит Василий Григорьевич.

Писаренко передал докладную Градову. Тот прочитал и посетовал:

– Не густо, ожидал от вас большего!

– Георгий Александрович, делаем все, что в наших силах, – заверил Сердюк.

– Наверно, не все, Анатолий Алексеевич. Процесс идет, а прорыва на главном направлении нет! Это не работа! – не смог скрыть досады Градов.

Сердюк и Писаренко понуро молчали. Упрек был справедлив. По их первому требованию Градов откладывал в сторону все остальные дела, чтобы выбить вне очереди лучшую оперативную технику, немедленно снимал с других участков сотрудников и отправлял в командировки. «Наружка» не знала покоя и за последнюю неделю истерла ноги, гоняясь по Москве и пригородам за пятью Гастролерами. Но больше этих горьких слов Сердюку и Писаренко говорили глаза Градова. Ему, и только ему, каждую неделю приходилось отдуваться за их работу на «ковре» перед директором. Они готовы были расшибиться в лепешку, но только чтобы не причинять ему боль, и Сердюк буквально взмолился:

– Георгий Александрович, дайте еще время! Мы найдем его! Мы заставим его раскрыться!

– Время? Раскрыться?! – повторил вслух каким-то своим мыслям Градов, поднялся из кресла, прошел к шкафу, снял с полки книгу «Смерш» и спросил:

– Надеюсь, читали?

Сердюк кивнул головой, а Писаренко не удержался и похвалился:

– У меня она с автографами почти всех авторов.

– Это хорошо, Василий Григорьевич! Но если к ним добавишь автограф Гастролера, обещаю, в следующей книге и для тебя найдется место! – с легким сарказмом произнес Градов и зашелестел страницами.

Сердюк с Писаренко терялись в догадках. То, что книга «Смерш» была детищем Градова, ни для кого в департаменте не являлось секретом. Четыре года назад, загоревшись идеей восстановить правдивую историю военной контрразведки времен Великой Отечественной войны, он собрал группу энтузиастов, и те взялись за, казалось бы, безнадежный труд.

Понадобился не один месяц, чтобы в архивах времен зловещего Наркомата внутренних дел СССР отыскать материалы тех лет. А когда они нашлись и заговорили сухим, бесстрастным языком совершенно секретных докладных записок, радиограмм, оперативных сводок и разведдонесений, перед авторами открылась одна из самых захватывающих книг – книга удивительных человеческих судеб. На ее страницах сама война правдиво и без прикрас рассказала историю Смерша и тех, кто своими жизнями и смертями писал ее страницы.

Градов энергично листал эту дорогую для него книгу, пока не остановился на странице 171 и положил перед Сердюком и Писаренко. С фотографии на них смотрел строгий старший лейтенант – разведчик Смерша Петр Прядко. Они с любопытством поглядывали то на фотографию, то на Градова и ждали продолжения. Его взгляд смягчился, а в голосе зазвучали непривычно теплые нотки:

– Петру было намного трудней, чем нам. Он был один среди врагов, но его находчивости и изобретательности можно только поучиться. Одним простым, но эффективным ходом Петр парализовал целую шпионскую школу гитлеровцев. Что он совершил? – Градов сделал многозначительную паузу и продолжил: – Написал всего пять слов, но каких: «Здесь живут шпионы капитана Гесса», и ночью вывесил плакат на штабе абвергруппы 102. На следующее утро половина Краснодара знала, что по улице Седина, 10, готовят гитлеровских агентов и диверсантов. Спустя два дня из Берлина прилетела специальная комиссия и вывернула это «осиное гнездо» наизнанку. После ее отъезда Гесса сняли с должности, часть инструкторов отправили на фронт, а половину курсантов – несостоявшихся шпионов – вернули в лагеря.

– Блестящий ход! – согласился Сердюк.

– Что бы нам такое написать и заставить Гастролера проявиться? – задался вопросом Писаренко.

– Направление мысли верное, Василий Григорьевич! Ищите и найдете! – поддержал Градов и снова обратился к прошлому.

– Как-то давно от ветерана Смерша генерала Григоренко – наверно, знали такого?

– Ну как же? Был начальником второго главка КГБ – легенда советской контрразведки, – подтвердил Сердюк.

– Так вот он рассказал мне об одной уникальной операции, которую вели контрразведчики Смерш. Тогда грешным делом подумал: может, ветерана годы подвели, уж слишком невероятной выглядела она. А совсем недавно ей нашлось документальное подтверждение.

– И что за операция? – заинтересовался Сердюк.

– Радиоигра, и называлась «Загадка». Я не поленился разгадать, почитал дело и должен сказать: более блестящей работы не встречал! Только один факт: наш разведчик был лично известен начальнику Главного управления имперской безопасности Германии обергруппенфюреру Кальтенбруннеру, а его донесения ложились на стол самому Гиммлеру.

– Вот это да! Штирлиц отдыхает! – поразился Писаренко.

– Штирлиц не Штирлиц, а Виктор Бутырин оказался разведчиком от бога, – подчеркнул Градов и снова сделал паузу.

Лукавый прищур его глаз говорил о том, что этот разговор им затеян неспроста. Тонкий психолог, он вовремя уловил, что розыск Гастролера зашел в тупик и, стараясь не задеть самолюбия подчиненных, пытался вывести из него. Сердюк внимательно следил за каждым словом, чтобы не пропустить подсказки.

– Безусловно, Виктор был талантливым человеком, – вернулся к рассказу Градов, – но операция «Загадка» не получила бы такого развития, если бы не было блестящего замысла, который получил поддержку у Виктора Семеновича.

– Абакумова, начальника Смерш? – уточнил Писаренко.

– Да, он и его подчиненные, генералы Утехин и Барышников, гроссмейстерски просчитали комбинацию, на которую клюнули в гитлеровской разведке.

– Георгий Александрович, а на чем она строилась? – уточнил Сердюк.

– На одном, но существенном обстоятельстве, в дальнейшем оно сыграло решающую роль в успехе операции. У Виктора был дядя, и не простой дядя, а заместитель наркома путей сообщения. Не мне вам говорить, что значило для гитлеровцев накануне Курской битвы иметь такой источник информации.

– Мечта любой разведки, – согласился Писаренко и посетовал: – Нам бы где такого дядю найти?

– Ищите, Василий Григорьевич, все в ваших руках! – улыбнулся Градов и продолжил рассказ: – После «успешного», с помощью контрразведчиков Смерш, выполнения задания в советском тылу Виктор возвратился к гитлеровцам и в разговоре с Дуайтом – кадровым сотрудником разведшколы, «проговорился» о дяде. Тот сообщил куда надо, и после этого завертелась «карусель». Виктора самолетом отправили в Берлин. Там больше недели перепроверяли: чего это стоило – знает только он сам, а потом начали готовить к выполнению специального задания. Гитлеровцы рассчитывали с его помощью, под «американским флагом» – тоже были не дураки, в сорок третьем на них мог работать разве что сумасшедший, – завербовать дядю и через него получать данные о переброске советских войск и боевой техники на фронт. И это было еще не все: на втором этапе планировался теракт против наркома путей сообщения Лазаря Кагановича.

– Ничего себе, на кого замахнулись?! – удивился Сердюк.

– И не только на Кагановича – речь шла и о Сталине.

– С такой, как у него охраной, это был пустой номер, – скептически заметил Писаренко.

– Как сказать. С учетом близости дяди к Кагановичу и самому Сталину, при удачном стечении обстоятельств, теракт мог состояться. По крайней мере, в Берлине надеялись и специально под Виктора разработали особое устройство по типу бесшумного пистолета и заряды с отравляющими веществами.

– То есть Виктор и сам должен был погибнуть, – предположил Писаренко, – но он же не самоубийца, а гитлеровцы не дураки?

– Совершенно верно! Гитлеровцы рассчитывали использовать его втемную и снабдили антидотом. На самом деле, это была имитация. Когда антидот проверили в нашей лаборатории, то в ампуле оказался яд.

– После акции обрубали концы! – сделал вывод Сердюк.

– Конечно! – подтвердил Градов. – Но весной сорок третьего ставка была сделана не на теракт а на получение через дядю стратегической развединформации. Поэтому перед заброской Виктора и Дуайта доставили в Главное управление имперской безопасности на инструктаж к самому Кальтенбруннеру. Надо отдать ему должное: он со знанием дела вникал в детали операции, интересовался их мнением, почему агентура из русских военнопленных не отличалась высокой эффективностью в работе.

– Ишь, чего захотел! На страхе много не наработаешь! – скептически заметил Писаренко.

– Все так! – согласился Градов. – Поэтому на Виктора, за спиной которого было три «результативных ходки» в наш тыл, в Берлине очень рассчитывали. На следующий день после инструктажа у Кальтенбруннера его и Дуайта на специальном самолете из особой эскадрильи Гиммлера перебросили в Смоленск, а 20 июня сорок третьего года высадили в Подмосковье. С того дня агентурная группа «Иосиф» – такое кодовое название ей дали гитлеровцы, приступила к работе в Москве. После того как Виктор с помощью Смерша «успешно завербовал» дядю, он принялся регулярно снабжать Берлин стратегической дезой. В германской разведке на него буквально молились. Гиммлер не раз объявлял «Иосифу» личную благодарность за успешную работу. Но ни он, ни Кальтенбруннер так и не догадались, что Виктор работал на другого Иосифа – Иосифа Сталина! – пошутил Градов и хитрющим взглядом пробежался по подчиненным.

– Георгий Александрович, все понятно! – заявил Сердюк и заверил: – Мы еще раз подумаем и найдем ход, как вывести Гастролера на чистую воду!

– И сделать это надо поскорее! – закончил совещание-урок Градов.

Он не прошел даром и дал толчок мыслям Сердюка. По дороге в свой кабинет в его голове уже зародилась, пока еще не до конца оформившаяся, свежая идея. Торопясь подкрепить ее, он позвонил Гольцеву и спросил:

– Виктор Александрович, где Кочубей?

– Только что был здесь, – доложил тот.

– Найди, и оба ко мне! – распорядился Сердюк, сложив документы в сейф, прошел к окну.

За ним в неспешном хороводе кружились снежинки, их завораживающий танец погасил сумятицу мыслей, и внезапно возникшая идея стала приобретать конкретные очертания новой оперативной комбинации. Ему уже представлялась цепочка мероприятий, которые бы сдвинули с мертвой точки проверку старшего офицера оперативного отдела штаба РВСН подполковника Сергея Митрова, ставшего основным подозреваемым. Стук двери прервал его размышления. В кабинет вошли Гольцев и Кочубей, в их глазах читался один и тот же вопрос: ну, как?

Сердюк не стал распространяться о содержании совещания у Градова и, кивнув на кресла, озадачил Кочубея вопросом.

– Коля, как твой английский?

Тот замялся и неуверенно ответил:

– Трудно сказать… Последний раз работал год назад.

– Ничего, мы тебе хорошенькую американку подведем, вечерок-другой постажируешься и сойдешь за стопроцентного янки, – повеселел Гольцев, сообразивший, что разбор «полетов» у Градова прошел без «стрельбы навылет».

– А нос куда дену? – буркнул Кочубей.

– А что, нос как нос. Нам только остается завидовать – не так ли, Виктор Александрович? – пошутил Сердюк.

Гольцев хмыкнул, с сомнением покачал головой и сказал:

– Не знаю, не знаю! Уж больно он на американца не похож! Если только под какого-нибудь Пейсаховича выдать, их туда много свалило.

– Пейсахович?! Никогда! – вспыхнул Кочубей.

– Не Пейсахович не Пейсахович! Остынь, казак! Надеюсь, потомок янычар или черкесов тебя устроит? – предложил Сердюк.

– Если только прикажите, Анатолий Алексеевич, только зачем? – сдался Николай.

– Попробуем тебя как американца «подвести» под Митрова.

– Классная идея! – ухватился за нее Гольцев.

– Меня?! Под Митрова? – усомнился Кочубей. – Он ведь не пацан, и если завязался с церэушниками, то как меня легендировать перед…

– Чего заранее гадать? Подставишься, а там видно будет!

– Погоди, Виктор Александрович! Николай прав: так, с налета, можно и дров наломать, – осадил Сердюк, и в кабинете возникла долгая пауза.

Подстава, о которой шла речь, была одной из самых сложных и острых оперативных комбинаций, которую как контрразведка, так и разведка использовали в тайной войне против друг друга. В случае успеха она позволяла обеспечить перехват Гастролера на подходах к резидентуре ЦРУ, не допустить его вербовки, а главное – исключить утечки секретов «Тополя». Но она имела смысл в том случае – и тут Кочубей сто раз был прав – если Гастролер еще не вышел на прямой контакт с американцами.

«Коля прав! А если вышел? – пытливый ум Сердюка искал варианты и нашел, он предложил: – Коля, а если тебя подвести к Митрову под видом иранского разведчика?

– Иранского?! – удивился Кочубей.

– Как иранского?! – не меньше его был озадачен Гольцев.

– Именно иранского! – развивал свою мысль Сердюк. – С точки зрения Гастролера, у него появляется выбор: кому и по какой цене продать секреты – американцам или иранцам. Телевизор он смотрит, газеты читает и знает, что иранцы гоняются за ядерными и ракетными технологиями. Что касается американцев, то здесь мы тоже железно закрываемся. Их «смертельная дружба» с иранцами сыграет нам только на руку. Разведывательные позиции ЦРУ в Тегеране почти нулевые, и если, предположим, Гастролер сообщит о твоем выходе, то они вряд ли это смогут проверить. Остается одно слабое место – Москва. Тут надо подумать, под какую «крышу» тебя, Коля, спрятать.

– Здорово, Анатолий Алексеевич! Комбинация – сто процентов выигрышная! – загорелся ее Гольцев.

– Здорово будет, Виктор Александрович, когда ее утвердит Градов, а суд даст санкцию на проведение, – остудил его пыл Сердюк.

– Кровопусков хоть и зануда, но хорошо понимает разницу между бандитом и шпионом! Дело только за Николаем, а с ним я вообще проблем не вижу – прямо вылитый перс! – не терял уверенности в успехе Гольцев.

– Виктор Александрович, ну вы даете! – возмутился Кочубей: – Без меня меня женили! Ладно, американец еще куда ни шло, но мусульманин?!

– Успокойся, Коля, никто и ничего обрезать у тебя не станет. Ты же с ним в баню не пойдешь.

– Баню нам устроит Градов, если Гастролера на чистую воду не выведем, – положил конец препирательству Сердюк и, заканчивая совещание, объявил: – Короче, Николай, настраивайся на работу по иранскому варианту. Завтра по тебе, надеюсь, будет решение. А сейчас все по домам!

Несмотря на бессонную ночь и свинцовую усталость, Кочубей в приподнятом настроении покидал Лубянку. От горького осадка, лежавшего на душе после неудачи с Оноприенко, не осталось и следа. Увлеченный предстоящим поединком с возможным Гастролером, он не обращал внимания на сутолоку в метро, не ощущал толчков в спину, когда выбирался из людской реки, выплеснувшейся на площадь перед станцией метро «Динамо», и затем втискивался в маршрутку.

– Ой! Что вы наделали? – этот возглас заставил Кочубея встрепенуться.

Под ногой валялся сломанный каблук от женского сапога, а на него из-под копны каштановых волос сверкнули холодным изумрудным блеском зеленущие глаза.

– Простите, девушка! Я не хотел, это случайно, – смешался Николай.

Она бросила на него негодующий взгляд и заняла место у окна. Он втиснулся на свободное место, потерянно вертел в руках сломанный каблук и не знал, что сказать. Маршрутка упорно пробивалась через снежные заносы и автомобильные пробки. На остановке у кинотеатра «Прага» девушка поднялась на выход. Николай предупредительно распахнул дверцу, подал руку, и после секундного колебания маленькая теплая ладошка легла ему на ладонь. Выбравшись из маршрутки, она, прихрамывая, сошла на тротуар.

– Девушка, разрешите вам помочь? – предложил Николай.

– Чем?

– Отвезти вас на такси.

– Не надо, я сама, здесь недалеко.

– И все-таки давайте возьмем такси.

Девушка замялась, Николай воспользовался этим и предложил:

– Ну если не на такси, то позвольте нести вас на руках?

– А позвольте не позволить, – ироничный ее ответ и лукавая улыбка прибавили ему уверенности.

– Значит, остается такси! Ждите, я сейчас! – воскликнул Николай и ринулся к обочине.

В той снежной круговерти, что творилась на дороге, высмотреть в ревущей автомобильной лавине такси было невозможно, и Николая осенило. Он решительно подхватил под руку девушку и увлек ее к тускло светящемуся витринами торговому центру.

– Молодой человек, вы, что себе позволяете? Мы же с вами не знакомы?! – вяло сопротивлялась она.

– Сейчас мы это исправим! Меня звать Николай! – представился Кочубей.

– Что, что?!

– Точнее, кто – Николай!

– Э-э, Татьяна.

– Вот мы и знакомы! – рассмеялся Кочубей и огорошил вопросом: – Таня, у вас какой размер?

– Чт-о? Что вы имеете в виду?

– Только размер обуви.

– Э-э, 36-й, – вымолвила Татьяна.

– Почти размер Золушки! Ждите меня здесь! – бросил Николай на ходу, поднялся на второй этаж в отдел обуви. Его взгляд метался по рядам «казачков», «ботфорт», «ковбойских», и не знал, на чем остановиться.

– Вам помочь, молодой человек? – пришла на помощь продавец.

– Да! Мне нужны сапоги тридцать шестого размера!

– Зимние или осенние?

– Зимние, и самые лучшие!

Продавец скептическим взглядом пробежалась по его куртке и ботинкам. Купленные на подполковничью зарплату на «Черкизоне», они говорили сами за себя и явно не дотягивали до стильных женских сапог. Николай сник. Тех четырех тысяч, что лежали в кармане, едва хватало на невзрачную пару «прощай молодость». И здесь на выручку пришла продавец.

– Молодой человек, а может, посмотрите зимние ботинки? – посоветовала она.

– Пожалуй! Да, я положусь на ваш выбор, – согласился Николай.

– Постараюсь не подвести, – улыбнулась продавец и поинтересовалась: – Извините, сколько вашей даме лет и как она выглядит?

– Красивая! – все, что нашелся сказать он.

– Понятно! – усмехнулась продавец и, пробежавшись взглядам по полкам, выбрала ботинки и предложила: – Не самые лучшие, но вы понимаете по такой цене…

– Да, да, – согласился Николай.

– Фирма «Альба», вполне приемлемый вариант и если…

– Беру! – решительно заявил он и, расплатившись, возвратился к Татьяне.

– Николай, зачем?! – только и нашлась что сказать она.

– Я готов искупить вину кровью, но ботинки важнее, – свел он все к шутке.

Татьяна смущенно смотрела то на него, то на ботинки и растерянно повторяла:

– Нет! Нет! Я не могу их принять.

– Таня, но это же не хрустальная туфелька, а всего лишь зимние ботинки!

– Боже! В наше время еще остались принцы?! – восклицание пожилой дамы, наблюдавшей за этой сценой, придало Николаю уверенности.

– Спасибо, мадам! Но в наши времена лучше быть арабским шейхом! – пошутил он, опустился на колени и подставил ботинки под ноги Татьяны.

Она заразительно рассмеялась, улыбка придала ей еще большее очарование. В это мгновение Николай никого и ничего не замечал, кроме большущих зеленых глаз Татьяны. Он купался в их бездонной глубине, таившей в себе недосказанность и загадку.

Проверка американцами российской ракетной базы под Йошкар-Олой подходила к концу. За три часа Перси, добросовестно изображавший инспектора, вместе с Блю старательно обследовали правый борт пусковой установки и контейнера, измерили до миллиметра все бункера, за металлическими стенками которых находились системы энергообеспечения и управления ракетой. Но всякий раз, когда они приближались к затянутой плотным брезентом, как ее называл Блю, «самой секретной бочке русских», за их спинами тут же вырастал долговязый майор, и им приходилось перебираться на новое место.

Русские не давали подступиться к своим секретам, и, упрятанная в круглый металлический контейнер, система навигации и управления пусковой установкой на марше все еще оставалось загадкой для американских инспекторов. Перси вовсе не горел желанием ее разгадывать: от сильного мороза пальцы одеревенели, и рулетка с трудом подчинялась ему. Хилл и Брайен чувствовали себя ничуть не лучше и нетерпеливыми взглядами подстегивали, копавшихся у левого борта пусковой установки, Кейта и Эрла. Наконец они закончили работу и доложили Ли. Тому осталось только подписать протокол.

По предложению полковника Смирнова, это было решено сделать в гостинице, Ли не стал возражать. Крепчавший с каждым часом мороз диктовал свои условия. Русские и американцы дружно поспешили к автобусу. «Поларис», погромыхивая на щербатой бетонке, через сорок минут доставил их в город.

В столовой гостиницы инспекторов поджидали щедро накрытый стол и памятный набор сувениров.

Запоздалый обед начался с тоста хозяина – полковника Кашкина.

– За нас, ракетчиков! И чтобы наши ракеты поражали только учебные цели! – предложил он.

К нему присоединился Смирнов и дополнил:

– А наши инспекции всегда проходили в дружеской и деловой обстановке.

Ли понял все без переводчика, энергично закивал головой и до дна выпил рюмку водки. За первым тостом последовали второй, третий. Разговор за столом оживился, и незримый барьер, разделявший русских и американцев, начал рушиться. Они, в чьих руках находилось самое грозное оружие, как никто другой понимали, насколько хрупок нынешний мир и каковы разрушительны последствия ядерной войны. Но испробовать все изыски русской кухни и разгадать загадки продукции знаменитого на всю округу фокинского ликеро-водочного завода – водку с интригующим названием «Мужские тайны» и «Женские секреты» – американцам не удалось. С севера надвигался мощный циклон, и они срочно выехали на аэродром.

Под завывание ветра и сердитое шипение поземки Ан-72 с трудом оторвался от бетонки и, совершив круг над погрузившейся во мглу Йошкар-Олой, взял курс на авиабазу «Чкаловская». Здесь члены инспекционной группы тоже не задержалась – в конце взлетной полосы их ждал с разогретыми двигателями боинг, и после проверки на таможне они поднялись на борт. Спустя три часа, глубокой ночью, самолет с инспекторами приземлился на американской военной базе в Германии. Там Перси ждал первый сюрприз: у трапа его встретил представитель ЦРУ при германской разведслужбе (БНД) Стив Бергман. По его озабоченному лицу он догадался: и на этот раз не удастся вырваться к семье – Саливан срочно вызывал его в Киев. Первым же рейсом Перси вылетел на Украину.

Киев встретил его легким морозцем и широкой улыбкой Роберта Левицки. По дороге в город он охотно делился последними новостями и слухами, гулявшими по коридорам посольства и кабинетам резидентуры. Все, как и две недели назад, крутилось вокруг выборов, и Перси тяжело вздохнул. Снова окунаться в этот «политический омут» после «каникул» в Германии он не испытывал желания и, чтобы потянуть время, решил остаток дня провести дома. Благие намерения так и остались намерениями: едва Перси переступил порог квартиры, как ожил телефон – Саливан напомнил о себе и потребовал явиться в посольство. Переодевшись, он спустился в гараж, сел в машину и поехал в посольство. Первым, кого он встретил в резидентуре, был Ковальчук.

Распахнув объятия, он добродушно пробасил:

– Марк, ты отлично выглядишь!

– Ты тоже, Генри!

– Как, русские медведи не намяли бока?

– С ними все о’кей, а вот дед мороз… – Перси зябко повел плечами и, открыв дверь кабинета, пропустил Ковальчука вперед.

Поговорить им не удалось. На столе требовательно зазвонил телефон – это снова был Саливан.

– Марк, я не понял, кто у нас резидент – я или Ковальчук?

Выражение лица Перси сказало Генри все. Он прошелся крепким словом в адрес Саливана. Тот повысил голос:

– Марк, у тебя что, нет другого времени болтать с этим бездельником?

– Мы не болтаем, а обсуждаем результаты моей поездки в Россию.

– Насколько мне известно, ты ее уже обсуждал с Сьюзен. Может, ты соблаговолишь рассказать и мне?

Этот выпад Саливана застал Перси врасплох. Его короткая интрижка с Сьюзен выплыла наружу. В нем все вскипело от негодования. Саливан вместо дела предпочел копаться в грязном белье. С трудом сдерживая, чтобы не разразиться бранью, Перси прорычал:

– Абрахам, если тебе больше делать нечего, как только слушать сплетни, то спроси у Сьюзен!

Саливан сбавил тон:

– Марк, это же шутка, – и распорядился: – Поднимись ко мне!

Перси швырнул трубку и дал волю свои чувствам. Ковальчук поспешил ретироваться из кабинета. Саливан и на это раз не упустил возможности продемонстрировать свою осведомленность и власть. По большому счету в «момент-романе» с Сьюзен, случившемся во время пребывания на базе прединспекционной подготовки, ничего из ряда вон выходящего не было. Подобного рода амурные истории время от времени «всплывали» в резидентуре и серьезно на службе не отражались. Но слухи, которыми они потом обрастали, для Перси, дорожившего репутацией образцового отца семейства, были болезненны, и потому в кабинет резидента он вошел полный решимости раз и навсегда поставить точку в этой истории и не позволить злым языкам трепать свое имя.

Суровое лицо Саливана ничего хорошего не сулило. Сухо пожав руку, он кивнул на кресло, а сам прошел к сейфу. Перси с нетерпением ждал продолжения разговора. Тот не спешил, порывшись в бумагах, возвратился к столу, положил на стол документ и предложил:

– Посмотри на досуге, Марк!

«Посмотри?» – в разыгравшемся воображении Перси уже рисовались пикантные фотографии со Сьюзен, снятые скрытой камерой в гостиничном номере центра прединспекционной подготовки, и он буркнул:

– Я не любитель клубнички.

– Марк, это не шутки. Разговор у нас будет серьезный! – нагнетал обстановку Саливан.

«Серьезный?! Кому это понадобилось раздувать скандал?» – мутная волна гнева вновь захлестнула Перси и выплеснулась багровым румянцем на щеках.

Это не осталось без внимания Саливана, и он поспешил остудить его и заявил:

– К Сьюзен это не имеет никакого отношения, это связано с Фантомом.

– Фантомом? А причем здесь Сьюзен?

– Извини, она здесь ни при чем, пришлась к слову.

– Абрахам, ты уже столько напустил тумана, что у меня голова идет кругом! – спустил пар Перси и потребовал: – Тогда объясни, что происходит с Фантомом?

– Ситуация вокруг него резко осложнилась.

– Насколько серьезно?

– Пока не на столько, чтобы на операции ставить крест, но если и дальше языки будем распускать, то на ней придется ставить крест.

– Абрахам, я не трепло! – вспыхнул задетый за живое Перси.

– Марк, речь не о тебе, – остудил его Саливан, – речь идет об утечке информации по Фантому.

– Утечке?! Откуда такие данные?

– От наших партнеров в английской разведке поступила строго конфиденциальная информация, касающаяся Фантома.

– Англичане? Фантом? Откуда они узнали?! – поразился Перси.

– Если бы только они!

– А кто еще?

– Русские!

– Русские?! Как? – и Перси потерял дар речи.

– По данным источника англичан в ФСБ, русским известно только то, что некто попытался выйти на нас с предложением о продаже секретов.

– Слава Господу, уже легче! – с облегчением вздохнул Перси и задался вопросом: – Что же делать Абрахам? – и сам же ответил: – Форсировать операцию с Фантомом!

– Совершенно верно, Марк! Поэтому поездку к семье придется отложить. Мы должны опередить ФСБ и любой ценой вытащить из Фантома информацию по «Тополю».

– И нейтрализовать «русского крота»!

– Да! – подтвердил Саливан и пояснил: – Мною уже предпринят ряд мер! С сегодняшнего дня об операции с Фантомом в резидентуре будут знать три человека: я, ты и Дункан. Для остальных работа с ним прекращена как неперспективная! А твоему дружку Ковальчуку больше ни слова!

«Генри – “крот”»?! – от этой мысли Перси стало не по себе.

Русские агенты в ЦРУ и Агентстве национальной безопасности – этих «электронных ушах» американской разведки, ни для него, ни для Саливана не были новостью. Время от времени ФБР добиралось до их потаенных нор и вытаскивало на белый свет – последним и самым крупным оказался Эймс. Он выдал русским больше десятка особо ценных американских агентов в ГРУ и Службе внешней разведки.

– Сэр, вы что, подозреваете Ковальчука? – не мог в это поверить Перси.

– Марк, давайте не будем спешить с выводами, – ушел от ответа Саливан. – Им, и не только им, занимается специальная комиссия из Лэнгли. Твоя задача – это Фантом. Изучи последние материалы и завтра – нет, сегодня доложи свои предложения!

– О’кей, сэр! – заверил Перси, забрал документы и возвратился к себе.

Первые минуты он не мог сосредоточиться на материалах, в голове была настоящая «каша», но постепенно работа захватила его. За время командировки в резидентуру от Фантома поступило два коротких электронных письма. В них он, на прежних условиях, подтверждал свою готовность к передаче секретных материалов. Дункан ответил тремя, а дальше все застопорилось. Камнем преткновения стало место будущей встречи – Фантома не устраивала Москва. Опасаясь попасть в лапы русской контрразведки, он предлагал провести ее в Белгороде либо в Харькове.

Эта осторожность Фантома была объяснима. Даже его короткий вояж на Украину не мог остаться незамеченным русской контрразведкой. Перси ломал голову, чтобы вырваться из заколдованного круга, но ничего дельного, кроме как предложить Фантому пешком перейти дырявую, словно швейцарский сыр, российско-украинскую границу, а потом на попутных машинах добраться до Харькова, на ум не приходило. С этим предложением он отправился к Саливану. Тот, поворчав, согласился ним.

На следующий день Перси выехал на место, чтобы в деталях проработать свой план. Три дня, проведенные в Харькове, не пропали даром. Российские и украинские пограничники проявляли бдительность только на постах, а в километре от них через границу средь бела дня можно было провести незамеченным даже слона. В самом Харькове, этом громадном мегаполисе, человеку было легче затеряться, чем иголке в стоге сена.

В Киев Перси возвратился убежденный в успехе задуманного им предприятия. На этот раз Саливан безоговорочно его утвердил. Последнее слово было за Фантомом. Электронное письмо, отправленное ему Дунканом, больше недели оставалось без ответа. И только 24 февраля Фантом сообщил о готовности к встрече и назначил ее на 8 марта. Перси по достоинству оценил его ход, в нем был свой резон: в этот праздничный день в России гуляли все, и контрразведка не являлась исключением.

Шестого марта он с Дунканом уже сидели на чемоданах, чтобы выехать в Харьков, когда от Фантома пришло электронное письмо. В последний момент он, похоже, запаниковал, побоявшись с секретными материалами перебираться через границу. До середины апреля между ним и резидентурой продолжалась переписка, в итоге договорились о встрече в Москве. При этом Фантом выдвинул условие: на нее должен прибыть ни кто иной, а Перси. Это насторожило Саливана. Он, опасаясь, что русская контрразведка через своего «крота» в ЦРУ вышла на Фантома и готовила ловушку, два дня хранил молчание, а на третий доложил в Лэнгли неожиданное для многих предложение: направить Перси в Москву вместе с Грей под видом супружеской пары немецких туристов. Здесь сыграли свою роль не столько знание ими немецкого языка, сколько политические мотивы. В случае провала «уши ЦРУ» прятались бы за спины германских туристов. Кроме того, и тут Саливан был абсолютно прав: в условиях, когда российско-германские отношения переживали бурный подъем, и ни одна из сторон не была заинтересована в раздувании скандала.

В Лэнгли по достоинству оценили предложение Саливана и 23 апреля дали разрешение на проведение встречи Перси с Фантомом в Москве. Дальше события развивались с калейдоскопической быстротой: 25 апреля он вместе с Грей вылетел из Киева в Германию, там им предстояло перевоплотиться в супружескую пару Вольф, чтобы через два дня в составе туристической группы выехать в Москву.

В Берлине их встречал знакомый по прошлой командировке Бергман. Из аэропорта они отправились в Потсдам на конспиративную квартиру ЦРУ. Спустя час к ним присоединился сотрудник «русского отдела» БНД Гельмут Кох. По виду добродушный пузан с незапоминающимся лицом, он оказался профи в легальной разведке – в этом Перси убедился после нескольких минут разговора. Под прикрытием туристических групп Кох за пять лет исколесил Россию вдоль и поперек и ни разу не «засветился» перед контрразведкой сам и не подставил под нее тех, кого выводил на связь с агентами.

Солидный стаж Коха в разведке, а еще больше пузатый кожаный портфель, из которого торчали корешки разноцветных папок, говорили Перси и Грей о том, что в БНД отнеслись со всей серьезностью к просьбе коллег из ЦРУ. После обеда Кох с немецкой пунктуальностью принялся готовить их к предстоящей поездке.

Прошел час, и Перси начало подташнивать от инструкций, которые одну за другой Кох извлекал из своего, казалось, бездонного портфеля. Его монотонный голос навевал смертную скуку. Перси с Грей бросали тоскливые взгляды на Бергмана. Тот лишь пожимал плечами. А Кох, казалось, не замечал унылых лиц американцев и продолжал, как дятел, долбить их пунктами из секретных инструкций и положений. Инструктаж-«пытка» с короткими перерывами продолжался до ужина, после него Перси и Грей были предоставлены самим себе.

В доме воцарилась благостная тишина, которую нарушал легкий перестук каблучков Джоан, доносившийся из спальни на втором этаже.

«Пойти, проверить жену. Жену? Повезет же кому-то! А может, и мне? Легенду надо подкреплять!» – мелькнула у Перси шальная мысль. – Дурак! Под нашими и бэндэшными объективами! Этого еще мне не хватало!».

Чертыхнувшись в душе, Перси прошел в сад. В нем бушевала весна. Аккуратно подстриженные газоны были устелены нежно-белым ковром из опавших лепестков яблонь. Кроны гудели от веселого гомона птиц и жужжания пчел. Среди сочной зелени кустарника, густой стеной окружавшего летнюю беседку, яркими красными пятнами проглядывали бутоны роз. Их нежный и пьянящий аромат кружил голову. Перси всей грудью вдыхал и не мог насладиться бодрящей свежестью, проснувшейся после затяжной и холодной зимы природы. В эти редкого минуты покоя ему не хотелось думать ни о Фантоме, ни о Саливане, ни о шпионской возне, которая за двадцать лет работы в ЦРУ уже изрядно надоела. Он бродил по саду, отдавался душой умиротворяющей тишине и не заметил, как подкрались вечерние сумерки.

Солнце поблекло и, окрасив кромку неба яркими розовыми красками, закатилось за горизонт. Порыв северного ветра, сердито прошумев в верхушках деревьев, умчался в сторону парка и там затих. Из глубины сада потянуло прохладой. Поежившись, Перси возвратился в дом и прошел в бильярдную. Через час ему наскучило гонять шары, и он поднялся в спальню.

Накрахмаленное, пахнущее свежестью утренней фиалки, постельное белье располагало ко сну. Переодевшись в халат, он босиком пошлепал в ванную комнату. Ее пластиковая дверца светлым пятном отсвечивала в полумраке, из-за нее доносились шум воды и мелодичное мурлыканье. Его взгляд прилип к дверце и жадно «пожирал» обнаженную Грей. Каждый поворот и изгиб ее тела распаляли в нем страсть. Неподвластное воле страстное желание овладело Перси. Не в силах противиться ему, он сбросил с себя халат, распахнул створки душа и шагнул под струи воды.

Джоан отшатнулась к стене и, защищаясь, выбросила перед собой руки. Ни они, ни ее умоляющий взгляд не могли остановить Перси. Близость красивого и соблазнительного своей молодостью и силой тела заставляла его забыть о жене, службе и скрытых камерах. В эти мгновения ему на все было наплевать, он видел перед собой только соски крепких грудей Джоан. Прикосновение к ним обожгло пальцы и заставило трепетать плоть.

– Марк, не надо! Не надо! – умоляла Грей.

Но ее обжигающе горячее дыхание, которое он ощущал на своем плече, тяжелая грудь, упавшая на руку и бешено стучащее под ладонью сердце, еще больше распаляли страсть. Подчиняясь ее слепому и властному зову, Перси прижал Джоан к стенке и принялся покрывать жаркими поцелуями лицо, шею и грудь. Она перестала сопротивляться, и из широко распахнутого рта вырывалось томное дыхание. Он стиснул ее в объятиях и до ломоты в зубах впился в горящие пламенем губы. Она обмякла и через мгновение отозвалась порывистым движением на призыв его плоти. Вода хлестала по слившимся в экстазе телам, стенки душевой кабины впивались в спины, но они ничего не ощущали, отдавшись охватившей их страсти…

Возвратившись к себе в спальню, Перси без сил рухнул в постель и впервые за последнее время уснул безмятежным сном. Он не слышал звона будильника – разбудили его громкие голоса Коха и Бергмана, приняв душ, он спустился в столовую. Там уже ждал легкий завтрак, приготовленный Джоан. Встретившись с ней взглядом, Перси с облегчением вздохнул. В ее глазах не было ни тени упрека, ни осуждения. Его сердце радостно встрепенулось, теперь их связывала тайна, о которой не догадывались Кох и Бергман. Судя по ним, вчерашняя его близость с Джоан не попала под объективы скрытых камер, и это добавило Перси настроения. Он с аппетитом уплетал за обе щеки омлет и не оставлял без ответа едкие шутки Коха. Не в тягость оказалось и занятие – оно закончились раньше, чем накануне. На это раз Бергман не стал мучить их вопросами-ловушками, а ограничился общим инструктажем и вместе с Кохом уехал в город.

Оставшись вдвоем, Перси и Джоан, не сговариваясь, отправились на прогулку по Потсдаму. Обратно они возвратились поздно вечером и, выпив чай с бутербродами, разошлись по спальням. Ранним утром оба уже были на ногах. Вскоре подъехал Бергман – на этот раз он был строг и деловит. Вместе с ним, теперь уже супруги Курт и Анна Вольф, сменив не только имена, фамилии, но и гардероб на немецкий, отправились в аэропорт и там присоединились к группе туристов, вылетавших рейсом в Москву.

Кох, исполняющий обязанности заместителя руководителя группы, ни взглядом, ни движением не показал окружающим, что знаком с Перси и Грей. Но, подобно ангелу-хранителю, он возник рядом, когда в Шереметьево лейтенант-пограничник задержал свое внимание на паспорте Вольфа. Проверка завершилась благополучно, и Перси в душе поблагодарил Саливана за его предусмотрительность – немцев в России встречали как своих.

Первый барьер был взят: легенда прикрытия – турист и документы на фамилию Вольф – не дала сбоя. Перси и Джоан прошли в зал ожидания и, не сговариваясь, направились к стойке бара. Волнение давало о себе знать и напоминало сухостью во рту. Чашка кофе сняла напряжение. Появившийся рядом Кох весело подмигнул и, бодренько покрикивая, принялся собирать тургруппу. Прошло около десяти минут, и туристы из Германии четким строем прошли к автобусу. Перси с Джоан заняли места поблизости от Коха. Тот еще раз прошелся по головам и, убедившись, что отставших нет, кивнул водителю. Автобус плавно выехал со стоянки и, вырвавшись из автомобильной сутолоки на четырехполосный автобан, прибавил скорость.

«Неужели, в России одной бедой стало меньше?! Появились хорошие дороги?» – удивился Перси и, откинувшись на спинку кресла, развернулся к окну.

За ним мелькали подернутые нежной зеленью березовые перелески, среди которых тут и там, словно грибы после обильного летнего дождя, прорастали разноцветными крышами загородные дома и виллы новых русских. Перси вполуха прислушивался к рассказу гида и с неподдельным любопытством разглядывал эту новую и во многом для него непонятную и загадочную Россию.

Весенние пригороды русской столицы разительно отличались о тех, что он видел всего несколько месяцев назад, когда находился с инспекцией. С приходом тепла пробудилась не только природа, но и жизнь мегаполиса. Все вокруг напоминало одну огромную стройку, ее размах и масштабы поражали воображение. Россия снова была на подъеме. Ближе к центру города скорость движения резко упала и оставшиеся до гостиницы «Россия» километры автобус полз со скоростью черепахи. Наконец, показались крепостные башни Кремля, и через несколько минут справа возникла огромная стеклянно-бетонная коробка гостиницы.

Спустя час группа германских туристов в полном составе собралась в зале ресторана. Перси и Грей оказались за одним столиком с пожилой супружеской парой из Магдебурга. Обоим давно перевалило за семьдесят, они с трудом слышали друг друга, и потому акцент их соседей вряд ли резал им слух. Под звуки лихой «Калинки», которую наяривали на балалайках разухабистые молодцы, довольные бюргеры за обе щеки уплетали русские разносолы. Потом, разбившись на группки, разбрелись кто по номерам, кто по скверу у Большого театра. Перси и Грей, чтобы не выделяться из общего ряда, присоединились к дружному строю, направившемуся к собору Василия Блаженного. Чеканный прусский шаг, вбитый в своих подданных императором Фридрихом Великим, никак не давался американцам и выдавал их с головой. Промаршировав малый круг по Красной площади, они незаметно отстали, свернули в Александровский парк и незадолго до ужина возвратились в гостиницу.

Он прошел по накатанной программе. Терпеливо выслушав «Калинку» с «Подмосковными вечерами» и, пропустив по рюмке водки, Перси с Джоан поднялись к себе в номер. Прошло около получаса, и к ним заглянул Кох – ему предстояло прикрывать их на экскурсии-разведке в Центральном доме художника, и, обсудив ее детали, они разошлись, чтобы набраться сил перед завтрашним непростым днем.

Утро для Перси и Джоан началось со строгой немецкой «линейки» в ресторане. Кох по головам пересчитал свое поредевшее «воинство» – русская водка вперемешку с «Калинкой» для некоторых оказались трудным испытанием. Те же, кто держался на ногах, после завтрака нестройной колонной двинулись на «приступ» Кремля. Перси и Грей, как истинные арийцы, добросовестно отчеканили шаг по брусчатке Красной площади, а после обеда, прихватив кинокамеру, отправились на экскурсию-разведку в Центральный дом художника. За ними тенью следовал Кох.

Пристроившись к группе экскурсантов, они бродили по выставочным залам, восхищенно трясли головами перед картинами, исправно чиркали в своих блокнотах и не забывали о главном – через стеклянные витражи присматривались к месту будущей встречи. Парк лежал как на ладони, и Перси не составило большого труда найти то самое летнее кафе, в котором предстояла встреча с живым – из крови и плоти – Фантомом.

Местом он остался доволен, оно идеально подходило для конспиративной встречи. В хаотичном скоплении скульптур, разбросанных по парку, в замысловатом переплетении аллей и в десятках летних кафе с праздной публикой было легко затеряться. На руку играли и группы иностранцев, постреливающие по сторонам фотовспышками.

«В такой толчее русской контрразведке не просто будет отследить контакт с Фантомом, – с удовлетворением отметил Перси. Но в следующее мгновение в нем вдруг заговорила тревога, и от радужного настроения не осталось и следа. В подсознании мелькали смутные образы, его взгляд остановился на бронзовом монументе, напоминающем гигантский штык.

«Дзержинский?! Но почему здесь? Ах, да…» – в памяти всплыла подзабытая картина, в свое время обошедшая телеэкраны всех стран мира и занявшая первые полосы газет.

Август девяносто первого. Москва. Площадь Дзержинского. В свете прожекторов, под рев торжествующей толпы металлический трос удавкой сдавил бронзовую шею «железного Феликса». Стрела крана поползла в чернильное небо, и один из главных символов советской эпохи был сброшен с пьедестала. Вслед за ним рухнула последняя великая империя двадцатого века – СССР.

Перси нервно сглотнул, перевел взгляд влево, и липкий холодок обдал спину.

Розово-гранитный Сталин, грозя кулаком, широченным шагом спешил к Центральному дому художника.

«Где я все это видел?! Где?» – лихорадочно вспоминал Перси.

Его взгляд скользнул дальше. Позади Сталина каменная ватага изможденных узников с кирками и топорами в руках пыталась вырваться на свободу из колючего капкана. Справа от них трое чекистов в армированных кожанках брали в кольцо окопавшегося в амбаре «кулака». В зарослях кустарника у пруда притаилась группа партизан…

«Боже праведный! Так это же мой чертов киевский сон?!» – был потрясен Перси его явлением наяву.

Судорожная гримаса исказила его лицо, и это не осталось незамеченным Грей.

– Марк, что с тобой? – всполошилась она.

– Э-э… Все о’кей, Джоан!

– Разве?

– Чертов остеохондроз! Опять напомнил о себе! – с вымученной гримасой ответил он и отвернулся от окна.

Настроение было безнадежно испорчено. Оживший наяву кошмарный сон накануне встречи с Фантомом ничего хорошего не сулил. И только за ужином три рюмки русской водки и неунывающий Кох подняли Перси настроение. Оставив после себя в номере тонкий запах одеколона и пять тысяч евро, предназначенных для Фантома, он отправился к своему «стаду». После его ухода Перси, полистав журналы, начал позевывать и отправился спать. Грей тоже недолго возилась в соседней комнате и вскоре легла в постель.

Утро для них началось с боя курантов на Спасской башне Кремля. Перси посмотрел на часы – пять часов отделяли его от встречи с Фантомом, и ощутил легкое волнение. Короткая, но энергичная зарядка, холодный душ, а больше ободряющий взгляд Джоан вернули ему уверенность в себе. После завтрака они присоединились к группе туристов, направлявшихся на Манежную площадь, побродив около часа, отделились от них и направились в Третьяковку.

На пути к ней ни Перси, ни Джоан не заметили слежки, это подняло настроение и вселило уверенность в успехе операции. В самой картиной галере оно было слегка подпорчено. Мрачные полотна: «Петр I допрашивает царевича Алексея», «Иван Грозный и сын его Иван», ставший жертвой маниакальной подозрительности собственного отца-царя, не говоря уже о современном портрете – «Судьба олигарха», русского миллиардера Ходорковского в арестантской робе, лишний раз свидетельствовали о том, что в России во все времена никто не мог зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы.

Так и не добравшись до последнего зала, Перси с Грей свернули экскурсию и по проторенному туристами маршруту спустились к реке. Легким прогулочным шагом прошлись по Крымской набережной, потолкались среди свободных художников и, купив картину с русским пейзажем, направились на встречу с Фантомом. В парке Центрального дома художника им не составило большого труда затеряться среди праздной толпы. Сделав проверочный круг и, не обнаружив следов слежки, они ровно в два часа поднялись на террасу летнего кафе.

За крайним столиком в правом ряду Перси, наконец, увидел неуловимого Фантома. Средней цены джинсовый костюм спортивного кроя плотно облегал тренированное тело. Волевое, со слегка раздвоенным подбородком лицо скрывали низко надвинутая на глаза синяя бейсболка и темные очки. То, что это был Фантом, сомнений у Перси не возникало. Пароль – торчавшая из верхнего кармана куртки красная шариковая ручка и рекламный проспект представительства фирмы «Мерседес» в Москве на столике – совпал в деталях.

Фантом и без пароля – фотоаппарата, перекинутого через левое плечо Перси, и белого в зеленый горошек галстука с черной заколкой, узнал американца, но не подал вида и невозмутимо продолжал листать рекламный проспект.

«Молодец, хорошо держишься!» – мысленно похвалил Перси.

По легкому пожатию его руки Грей догадалась: «синяя джинсовка» и есть тот самый Фантом, ради которого им пришлось совершить стремительный вояж в Москву. Заказав кофе и мороженое, они отправились искать свободное место и остановились у столика, который занимал Фантом. Поздоровавшись, Перси поинтересовался:

– Вы не возражаете, если мы с Анной присядем?

– Пожалуйста, места всем хватит! – назвал вторую часть пароля Фантом и нервно сглотнул.

«Да, нервы у тебя все-таки не железные», – отметил про себя Перси и, пододвинув стул к Грей, сел напротив Фантома. Возникла томительная пауза, ее разрядила официантка. Она принесла кофе и мороженое. Перси сделал один-другой глоток и начал разговор с банальной фразы:

– Не правда ли ароматный кофе?

– Да! – просипел Фантом.

В его то ли простывшем, то ли перехваченном от волнения голосе отсутствовали всякие интонации. Это отметил про себя Перси и, не давая угаснуть разговору, отметил:

– А погода просто замечательная!

– Курт, ты посмотри какие оригинальные скульптурные композиции! Я таких еще не видела! – живо поддержала его Грей.

Фантом хмыкнул и с иронией произнес:

– Да, такой «каменный зверинец» вы вряд ли где найдете. Но советую по ночам тут не гулять. Знаете ли, у нас призраки советского прошлого имеют обыкновение оживать.

– О, Сталин! Ленин! Дзержинский! – энергично закивал головой Перси и, посчитав, что контакт налажен, предложил: – Давайте знакомиться? Меня зовут Курт! А это моя супруга Анна.

Выдающиеся формы Грей не остались без внимания Фантома. Несмотря на то что его глаза скрывали темные очки, она, как всякая женщина, почувствовала этот откровенно оценивающий и раздевающий ее взгляд и покраснела. Перси тоже заерзал на стуле: свои сорок шесть, которые с головой выдавали седой ежик и морщины на лбу на фоне цветущей Джоан, в карман было не спрятать.

Страх покинул Фантома, и из него поперло нахальство:

– Курт, я было подумал, что Анна – ваша дочь, – с ухмылочкой заметил он.

Перси проглотил эту бестактность и, натянуто улыбнувшись, спросил:

– Вас как называть?

– Можете звать Михаилом. Хотя, какая разница, мы же с вами не собираемся крестить детей. Давайте ближе к делу!

– Хорошо! Михаил так Михаил! – не стал настаивать Перси.

– Мои предложения вам известны? – напористо заговорил Фантом.

– Да!

– И что?

– Они очень интересны и весьма перспективны, поэтому… – пытался перехватить инициативу в разговоре Перси.

– Никаких поэтому! Никаких перспектив! – бесцеремонно оборвал его Фантом и объявил: – Мой товар – ваши деньги, и на том расходимся! Запомните, Курт или как вас там, я не пацан и в шпионские игры играть не собираюсь!

Перси так и подмывало смазать по прячущейся за очками нахальной роже, но он не поддался эмоциям. За долгую службу в разведке ему приходилось обламывать и не таких, тут важно было не пропустить момент, когда «кандидат в шпионы» выплеснет свои эмоции, а затем начнет «плыть». Одни агенты после слова «сотрудничество» скисали и впадали в ступор. Другие, такие как Фантом, корчили из себя циничных умников, задумавших одним махом сорвать куш.

Подавив раздражение, Перси ровным голосом продолжил разговор:

– Михаил, давайте не будем ставить друг другу условия. То, о чем вы сейчас сказали, оставим писателям и поговорим как партнеры. Мы откликнулись на ваше предложение, и давайте его предметно обсуждать.

– Х-м, – хмыкнул Фантом. – Обсуждать, говоришь? Сегодня – разговор, а завтра – достань чертеж, потом – сфотографируй образец… Нет, так не пойдет! Не на того напали! Выжмите как лимон, и потом на помойку!

– Зря вы так, Михаил! Ваша безопасность для нас превыше всего!

– Только давайте без этого! Вы еще расскажите о борьбе за мир и разоружение! Оставьте ваши сказки для простаков! Я назвал свои условия! – отрезал Фантом.

Разговор заходил в тупик. Перси, чтобы выиграть время, потянулся к чашке кофе. Фантом нервно заерзал на стуле. Он явно торопил события, а эта задержка выводила его из равновесия.

«Напора, изобретательности тебе не занимать, но нахрап со мной не пройдет. Не на того напал, – Перси медленными глотками пил кофе и размышлял, с какого бока подступиться к Фантому. – Очки, бейсболка! Нахальный тон – это все игра! Меня такими дешевыми штучками не проведешь. Самоуверенный нахал! Ты влез в игру, где дилетантам не место. ЦРУ задумал переиграть? Мы не таких обламывали! Ты еще не понял, что уже по уши вляпался в шпионское дерьмо. Назад хода нет! Судя по одежонке, настоящих денег ты не видел. А тебе их, ох, как хочется», – заключил Перси, поставил чашку с кофе на стол и предложил:

– Михаил, давайте друг друга не накручивать – не для того мы здесь собрались.

– И я о том же, но условия менять не собираюсь, – на тон ниже сказал Фантом.

– Вот и хорошо. Поймите нас правильно: мы встречаемся первый раз, и сразу вести речь о суммах, которые вы просите, не имея на руках материалов, это с нашей стороны будет по меньшей мере легкомысленно. Давайте решать вопрос поэтапно?

– Курт, я еще раз повторяю, у меня нет времени на разговоры, тем более такие! В России они плохо заканчиваются!

– Михаил, оставьте эти ужасы для слабонервных. За разговоры в вашей стране давно не сажают, – попытался свести все к шутке Перси.

– За такие сажают, – буркнул Фантом.

– Еще раз вас прошу, давайте не будем спорить, а поговорим о деле. На первом этапе мы готовы заплатить за материалы по системе преодоления ПРО и за данные, раскрывающие математический алгоритм движения боевых блоков и ложных целей. За них вы можете получить вдвое больше, чем за все остальные параметры.

– Вдвое? – Фантом облизнул внезапно пересохшие губы.

Сумма, которая вряд ли когда ему снилась, кружила голову, и, не веря собственным ушам, он переспросил:

– Я не ослышался? Пол-лимона?

– Лимон? Это о чем вы? – не понял Перси.

– Ну, пятьсот тысяч вашими, «зелеными»?

– Ах да, пятьсот! Сумма внушительная, но только за подлинники.

Фантом замялся. Перси почувствовал слабину и поспешил его дожать. Изобразив на лице глубокое разочарование, он спросил:

– Так что у вас их нет?!

– Э-э, есть! Но такие важные материалы в одном месте не хранятся. И потом… За ними ведется жесткий контроль. ФСБ и режимщики дыхнуть не дают.

– Как так, Михаил? Вы же писали, что материалы у вас?

– Да, но не подлинники, как вы того требуете.

– Мы не требуем, это правило разведки.

– Вы что, мне не верите? – пытался стать в позу Фантом, но выглядело это неубедительно.

Перси не стал загонять его в угол и поспешил заверить:

– Верим! Только…

Грей нажала ему на ногу и кивнула на выставочную площадку. На ней двое рабочих подтащили к железному Дон Кихоту сварочный аппарат и принялись колдовать над его треснувшим ботфортом. Перси спокойно отнесся к ним, вряд ли русская контрразведка с таким шумом стала бы вести слежку. Фантом не обратил внимания на паузу, в этот момент его занимало другое: почувствовав, что сказочный куш может уплыть, он отыграл назад и заверил:

– Курт, я готов! У меня есть часть подлинников. Остальное я достану! Дайте время!

– Сколько вам потребуется? – старался не упускать из своих рук беседу Перси.

– Недели три, максимум месяц. Поймите, не так все просто!

– Михаил, я представлю ваши трудности, мы подождем.

– А как с оплатой? Вы сказали пятьсот, – напомнил Фантом.

– Да! Наша организация слово держит, – подтвердил Перси.

– Я согласен!

– В таком случае давайте договоримся о следующей встрече.

– Как только у меня будет весь материал, я сообщу по известному вам каналу.

– Отлично! Предлагаю следующую нашу встречу провести на Украине. У вас, насколько я понял, такая возможность есть? – поинтересовался Перси.

– Да! Родственники живут в Харькове.

– Замечательно! Там мы гарантируем вам полную безопасность.

– Все зависит от того, как мне удастся решить вопрос с отпуском. Лишними поездками на Украину я бы не хотел привлекать к себе внимания.

– Разумно! При выборе места в первую очередь будем исходить из вашей безопасности. А пока, чтобы облегчить вашу работу, примите дружескую помощь – пять тысяч евро, – предложил Перси и кивнул Грей.

Она переложила дамскую сумочку на соседний с Фантомом стул и принялась искать в ней косметику. Тот скосил глаза и, когда на сиденье шлепнулся плотный сверток, уронил сверху рекламный буклет.

«Ловко! Быстро соображаешь! Со временем обтешем, и станешь первоклассным агентом!» – отметил про себя Перси.

Сноровке Фантома можно было позавидовать. Одним неуловимым движением он сгреб сверток с деньгами, поднялся из-за стола, прошел к стойке бара, купил сигарет и спустился с террасы. Грей, наконец, нашла зеркальце с губной помадой и, старательно подкрашивая губы, наблюдала за тем, что происходило за спиной. Перси, мелкими глотками пил давно остывший кофе и провожал взглядом Фантома до тех пор, пока синяя джинсовая куртка не затерялась в толпе.

Первая встреча с будущим агентом ЦРУ – в этом Перси уже не сомневался – прошла успешно. Виртуальный Фантом материализовался.

После совещания у генерала Сердюка, на котором родился оригинальный план проверки Митрова, прошел не один день. Гольцев не обмолвился о нем ни словом, а Кочубей тоже не стал лезть с расспросами, так как хорошо понимал: решения подобного рода принимаются не на его и даже не на уровне Сердюка, а гораздо выше. Закрутившись в суете повседневных дел, Николай уже начал забывать о нем, когда неожиданный звонок от Гольцева смешал его планы.

По открытому телефону тот не стал распространяться о причине своего срочного вызова, но по интонациям в голосе Кочубей догадался: идея Сердюка получила поддержку. Свернув встречу в Академии Петра Великого с начальником кафедры боевого применения, он уже через двадцать минут был в кабинете у Гольцева.

– Проходи! Садись! – пригласил тот к столу, пододвинул коричневую папку и предложил: – Ознакомься!

В ней лежало два документа: постановление окружного суда, подписанное Кровопусковым, разрешающее контрразведчикам проведение в отношение Митрова комплекса оперативно-технических мероприятий и план его проведения. На первом листе плана на Оператора в глаза бросалось:

«Совершенно секретно»

Экз. единственный

«Утверждаю»

Ниже стояли подписи таких начальников, что у Николая перехватило дыхание. Материалы по Оператору – Митрову и предложения по его дальнейшей разработке были утверждены на самом высоком уровне.

Посередине листа жирным текстом было выделено:

План оперативно-розыскных мероприятий.

Он начинался с краткого изложения ситуации, сложившейся в розыске Гастролера. Затем выдвигалась версия о возможной причастности к шпионской деятельности старшего офицера отдела ракетных войск стратегического назначения подполковника Сергея Митрова и обосновывалась необходимость проведения в отношении него оперативной комбинации под кодовым названием Перс. Ведущую роль в ней предстояло сыграть ему – Николаю Кочубею. Под прикрытием сотрудника иранской торгово-промышленной компании «Исфахан-текнолоджи» он должен был вывести Митрова на чистую воду.

«Перс? А что, неплохой псевдоним», – оценил Кочубей и приступил к изучению плана.

Со свойственной им обстоятельностью Сердюк и Гольцев спланировали многоходовую оперативную комбинацию, конечной целью которой должны были стать получение убедительных доказательств шпионской деятельности Митрова и срыв его попытки передать ЦРУ совершенно секретные сведения о ракетных войсках стратегического назначения России.

На подготовку к ней Кочубею отводилась неделя. Отправной точкой в задуманной Сердюком и Гольцевым операции должен был стать его первый контакт с Митровым. Оттого как он пройдет, зависело многое – если не все, и потому они вместе с психологами, перебрав различные варианты, остановились на простом, но эффективном ходе.

Фанат московского «Спартака» и сам заядлый футболист, Митров старался не пропустить ни одного матча с участием своих любимцев. В такой ситуации Кочубею, тоже поигрывавшему в футбол и болевшему за московское «Динамо», требовалось лишь одно – убедительно сыграть роль горячего поклонника «Спартака». Место и время предстоящей встречи определил за них футбольный календарь – стадион «Лужники». Принципиальный матч сезона между старыми соперниками ЦСКА и московским «Спартаком» Митров, как полагал Сердюк, не мог пропустить.

Кочубей перевернул последнюю страницу плана и с уважением сказал:

– Виктор Александрович, театр в вашем лице потерял режиссера не меньшего, чем Любимов.

– Да ладно, Коля! Это Сердюк с психологами придумали, – отмахнулся Гольцев и спросил: – Есть вопросы?

– По Митрову нет, а вот с Персом и «Исфахан-текнолоджи» хотелось бы фактурой подкрепиться.

– Подкрепишься! Салтовский подготовил подробную подборку. Зайдешь к нему и изучишь.

– Тогда последний вопрос: Перс – виртуальный или реальный?

– Из плоти и крови. Более того, связан со спецслужбами Ирана. Так что если Митров сольет тебя ЦРУ, то хорошую тень на плетень наведет, но, надеюсь, до этого не дойдет, – заверил Гольцев.

– А вдруг американцы установят Перса, и тогда моя физиономия так засветится, что…

– На это «если», мы с Сердюком тоже кое-что заготовили, – загадочно произнес Гольцев, достал из сейфа пакет и тряхнул над столом.

Из него посыпались фотографии. Наружка добросовестно отработала свой хлеб и отсняла Перса во всех видах. Это был высокий, худощавый с выразительными чертами лица человек восточного типа. В глаза бросались большой с горбинкой нос и щегольская бородка. Гольцев выбрал ту, на которой иранец был заснят крупным планом, и спросил:

– Как тебе типаж?

– Аятолла, он и есть аятолла – ничего особенного, – отметил Кочубей.

– Обижаешь, Коля. Мы с Сердюком ночи не спали, всех иранцев по Москве перебрали, а ты ничего особенного! – проворчал Гольцев.

– А чего их перебирать – для Митрова они все на одно лицо.

– Нет, ты все-таки приглядись!

– Виктор Александрович, чего смотреть, или я что-то не догоняю? – не мог понять причину такой его настойчивости Кочубей.

– А чего тут догонять, смотри! – Гольцев прикрыл ладонью нижнюю часть фотографии и спросил: – А сейчас на кого похож?

– На кого? Даже не знаю, что и сказать.

– А теперь глянь на себя в зеркало! – потерял терпение Гольцев.

– В зеркало? Я с утра бреюсь.

– Придется зарастать.

– Вы хотите сказать…

– Не скажу, что вы как две капли воды похожи, но с бородой за близкого родственника сойдешь.

– А что, мысль: если он – миллионер, то почему бы и не породниться, – рассмеялся Кочубей.

– Все, Коля, шутки в сторону, – в голосе Гольцева зазвучали властные нотки и он потребовал: – Забирай материалы и к Салтовскому, он ждет. Если возникнут предложения, готов выслушать. А завтра – в «лес».

– Бородой обрастать? Так я и здесь могу.

– В Ясенево! Разведчики помогут войти в обстановку по Ирану. Пропуск на тебя я заказал.

– Понял!

– К девяти быть там. Встретит майор Ильин, с ним и будешь работать. Вопросы есть?

– Нет, все ясно!

– Желаю успеха! – закончил разговор Гольцев.

Остаток дня Кочубей провел в кабинете Салтовского за материалами на Перса и компанию «Исфахан-текнолоджи». И когда была прочитана последняя страница досье, у него сложилось ясное представление о характере ее деятельности и самом Персе.

На следующий день в девять часов Николай находился в бюро пропусков в Ясенево. Там его встретил Ильин. Знакомство со штаб-квартирой Службы внешней разведки для него началось с зала Славы. Он вглядывался в лица Кима Филби, Рудольфа Абеля, Кононона Молодого, при жизни ставших живой легендой, вчитывался в пожелтевшие от времени архивные документы и поражался тому, насколько огромен, многообразен и захватывающе притягателен мир разведки. После занятий, забыв про любимый волейбол, Николай спешил на встречу с Татьяной. Та первая, что произошла в маршрутке, наполнила новым смыслом уже устоявшуюся холостяцкую жизнь. Театры, музеи, выставки закружили его и Татьяну в захватывающем хороводе ярких впечатлений и нежных чувств.

На этот раз они встретились у метро станции «Александровский сад». Здесь, у кремлевских стен, весна напоминала о себе во весь голос. Молодая трава ярким зеленым ковром покрывала газон. Кроны лип и кленов гудели на разные голоса от гомона птиц. Легкий ветерок, потягивавший со стороны Москвы-реки, нежно ласкал их разгоряченные лица и шаловливо поигрывал русыми локонами Татьяны. День подходил к концу. В углах кремлевских башен и под аркой моста начали сгущаться вечерние сумерки. Солнце нехотя перекатилось через крышу Манежа и, в последний раз полыхнув жаром на золотых куполах Успенского собора, затерялось в лабиринте улиц. Подул холодный ветер, и Николай с Татьяной поспешили в метро. Проводив ее до подъезда, он возвратился на станцию.

Час пик прошел. На площади было непривычной тихо, и лишь перед входом гудела компания скинхедов. Два милиционера, внимательно «процеживавшие» пассажиров в поисках подозрительного элемента, все чаще бросали на них суровые взгляды.

«Собачья служба», – в душе посочувствовал им Николай и шагнул к двери.

– Гражданин, постойте! – прозвучал за спиной окрик, и тут кто-то схватил его за руку.

– Документы! – потребовал сержант милиционер, а рядовой-«коротышка» переместился за спину Кочубея.

– На каком основании? – возмутился Николай.

– На таком! – в голосе милиционера прозвучала скрытая угроза.

Единственным «документом» у Николая был проездной на метро.

– Сержант, все нормально. Один звонок, и проблемы не будет, – попытался разрядить ситуацию Николай и полез в карман за телефоном.

– Не двигаться! – рыкнул сержант и защелкнул на руке наручники.

– Сержант, ты че?!

– Молчать!

– Кончайте этот цирк! – потребовал Николай.

– Заткнись, чурка! Цирк только начинается! – прошипел сержант.

Выражение его лица ничего хорошего не сулило, но кричать на виду у всех и призывать в свидетели, что он – подполковник Кочубей из ФСБ, было глупо и унизительно. Ситуация складывалась идиотская: без документов и с бородой, отросшей за время подготовки к операции, он, в разыгравшемся воображении милиционеров, рисовался не иначе как боевик. И Николаю ничего другого не оставалась, как подчиниться. Здесь же, на станции метро, его впихнули в прокуренную и обшарпанную конуру-дежурку. Сержант подтолкнул его к стене, одним быстрым движением приковал к батарее и, вальяжно развалясь на колченогом стуле, прошелся по нему оценивающим взглядом. Кепка-бейсболка, куртка за четыре пятьсот и кроссовки вызвали на мрачной физиономии презрительную гримасу. Николай, от такого вызывающего хамства, яростно заскрипел зубами, но наручники не давали двинуться с места, и потребовал:

– Снимите наручники!

– Ага, прямо разбежались, – с ухмылкой ответил сержант и небрежно бросил: – Вадим, прошмонай чурку!

«Коротышка» поднялся с потертого дивана.

– Вы еще пожалеете. Я из ФСБ, – пригрозил Николай.

– Х-э, испугал ежа голой жопой! Вадим шманай, а потом в обезьянник! Там тебе, чурка неструганная, покажут и ФСБ, и АБВГ!

Цепкие пальцы «коротышки» прощупывали куртку и вывернули карманы. Деньги Николая перекочевали к нему, и он взялся за спортивную сумку. Пакет с кефиром, нарезку говядины, батон и банку майонеза сержант смахнул в ящик стола.

– Вы это в протокол занесите, – потребовал Николай.

– Занесем и еще на твоей черной жопе распишемся, – хмыкнул сержант.

– Ты о своей подумай!

– Ч-е?! – дубинка сержанта пролетела над головой Кочубея и, скользнув по левому плечу, шмякнулась о батарею. Второго удара не последовало.

– Стой, Дима! – заорал «коротышка» и затряс перед ним спортивным костюмом.

На куртке синими буквами было набрано ФСБ, а ниже фамилия – Кочубей. В дежурке наступила такая тишина, что было слышно, как за стеной потрескивает лестница эскалатора. Рыбьи глаза сержанта выкатились из орбит, а с дрожащих губ еле слышно прошелестело:

– ФСБ?

– ФСБ! Подполковник Кочубей, если читать умеешь! – рявкнул Николай.

Милиционеры на глазах съежились и стали суетливыми и угодливыми. «Коротышка» плюхнулся на пол, принялся сгребать вещи и складывать в сумку. Сержант трясущимися руками пытался снять наручники, но никак не мог попасть ключом в отверстие и, как пономарь, бубнил:

– Товарищ подполковник, так кто же знал? Кто знал?

Кочубей решил размазать их по стенке и, сбросив с руки наручники, вытащил телефон, позвонил Гольцеву.

– Слушаю! – его властный голос грозным эхом отразился в «дежурке».

– Товарищ полковник, это Кочубей!

– Слушаю тебя, Коля.

– Виктор Александрович, тут такое дело, меня задержали!

– Что-о? Кто?! Где?

– В метро. Моя милиция меня бережет.

– Что-то серьезное? – и в голосе Гольцева прозвучала тревога.

– Да! – подтвердил Кочубей и, бросив презрительный взгляд на милиционеров, заявил: – Меня в террористы записывают.

– Чего, чего? – через мгновение в трубке послышались раскаты смеха, когда он стих, Гольцев не удержался от шутки. – А ты, Коля, сомневался. Теперь убедился: легенда с Персом работает на все сто.

– Убедился! Неделю фонарем светить буду! – сгустил краски Кочубей.

– Да ты что?! – всполошился Гольцев и потребовал: – Дай трубку этим идиотам!

Сержант, не знавший куда девать себя, промямлил в трубку:

– С-сержант Дубина.

– Слушай, Дубина, тебя что, давно не тесали? Делать тебе нечего, как подполковников по участкам таскать? – не выбирал выражений Гольцев.

– Товарищ полковник, это недоразумение. Все, мы разобрались, – потерянно лепетал сержант.

– Какое к черту нормально, когда целый подполковник в кандалах сидит? Кто твой начальник?

– Товарищ полковник, все нормально. У нас нет вопросов.

– Тогда почему держите?

– Уже отпускаем.

– А он что, еще у вас?!

– Вызываю машину и везу домой.

– Вот это правильно. И вези быстрее, пока не стал рядовым! – пригрозил Гольцев, и еще какое-то время отголоски его голоса грозно звучали в дежурке.

Дубина потерянно вертел в руках телефон, боялся поднять взгляд на Кочубея и мямлил:

– Сейчас вызову. Сейчас, товарищ подполковник.

– Обойдусь! С такими «защитничками», как вы, живым не доеду! – отрезал Кочубей, перекинул через плечо сумку и направился в метро.

На следующий день он ловил на себе любопытные взгляды Остащенко и Салтовского. Его вчерашняя история в метро каким-то образом просочилась в отдел, но Гольцев не дал им позлословить и вызвал к себе. Пышущее здоровьем лицо Кочубея рассеяло возникшие было опасения в том, что в операции с Персом может возникнуть затяжка. До ее начала оставалось чуть больше суток, и, несмотря на то что сценарий выхода на контакт с Митровым не один раз проигрывался, они все повторили вновь.

После репетиции и заключительного инструктажа у Сердюка Николай пораньше уехал домой и впервые за последнее время позволил себе отоспаться. Следующий день до обеда он был предоставлен самому себе. В пятнадцать часов за ним заехала машина, и через час Николай был в Лужниках. Там, в служебном кабинете, его ждали Гольцев с Остащенко. Первая новость, которую он услышал от них, была обнадеживающая: Оператор вышел из квартиры и в эти минуты ехал в метро. Им оставалось только запастись терпением и ждать, когда он появится на стадионе.

Конец ознакомительного фрагмента.