Фантомная боль. Часть первая. Клетка (Александр Варенников, 2018)

Глава 1

«Я помню то поле, посреди которого очнулся. Я смотрел на свои руки и не узнавал их. Я помнил, как дышать, как смотреть, моргать. Мое тело сохраняло ту память, которую я имел прежде. Но этого было недостаточно.

Изумрудная трава колыхалась под действием ветра. Казалось, что это вовсе не трава, но морские волны в прибрежной зоне. Жизнь берет начало в воде. Тогда я подумал, что это всего лишь метафора.

Мне было страшно. Небо казалось низким, зловещим. Я огляделся по сторонам, но не увидел ничего. Пустота обступила меня со всех сторон, оставив лишь твердую землю под ногами. Как будто у пустоты на меня были свои планы…»

Равик открыл глаза. Тонкая линия света, подобно острию ножа, резанула его, казалось, до самой глубины мозга. Он сморщился, но постарался открыть глаза еще шире. Аккуратно двигая головой, огляделся по сторонам.

Он находился в больничной палате совершенно один. Лишь какой-то монотонный звук, похожий на гудение люминесцентной лампы, составлял ему компанию. Взгляд Равика пробежался по белым стенам, но не наткнулся ни на что особенно приметное.

«Где я нахожусь?» – задался он вопросом, на который ему суждено было получить ответ лишь спустя некоторое время.

За окном, как приметил Равик, была ночь. Слабый свет уличного фонаря проникал сквозь окно в палату и растворялся во внутреннем освещении. Он протянул правую руку к окну, будто бы стараясь дотронуться до него, пренебрегая всеми законами природы и здравого смысла. В тот момент его взгляд упал на собственное предплечье.

Несколько тонких полосок, длиной по несколько сантиметров каждая, параллельные друг другу, были нанесены на его руку. Равик, натужно выдохнув, дотронулся до полосок, но лишь очень слабо почувствовал изменения на поверхности руки. Приятная шероховатость. Никакой скованности движений руки. Вид тех полосок, что были для Равика чем-то посторонним, но, в то же время, уже принадлежавшим его телу, заставил сердце в груди биться быстрее. Он уронил голову на подушку.

Дверь палаты отворилась, и в помещение вошел статный немолодой мужчина с бакенбардами и пластиной телесного цвета, заменяющей ему часть лица. Поверх костюма был накинут белый халат. За ним вошла молодая медсестра. Она сразу же принялась снимать показания многочисленных приборов, установленных в углу палаты, подальше от больничной койки, на которой лежал Равик.

Мужчина скованно улыбнулся. Бегло осмотрел своего пациента.

– Где я нахожусь? – хриплым голосом спросил Равик. – Кто вы?

– Меня зовут доктор Свенссон. Я твой старый друг, Равик. Так уж получилось, что ты стал моим пациентом теперь. Никогда бы не подумал…

– Как я сюда попал?

– По собственной воле. Точнее, по необходимости, – Свенссон подошел к медсестре и что-то сказал вполголоса. Та кивнула и продолжила выполнять начатую работу. – Мы знали, что могут быть, так сказать, побочные эффекты. Поэтому я решил попридержать тебя здесь. В своей клинике.

– Но почему я ничего не помню? И почему вы зовете меня Равик? Это мое имя?

– Слишком много вопросов, – тон Свенссона стал более серьезным. – Постарайся еще немного отдохнуть. Твой мозг нуждается во временном покое. Лучше всего просто поспать, – доктор усмехнулся. – Я понимаю, что в твоей ситуации это будет не столь легко сделать. Но ты, все же, постарайся. В конце концов, мы с тобой знакомы много лет, и мне ты можешь доверять.

Слова доктора не вселили в Равика чересчур много надежды. Его голова упала на подушку, и он закрыл глаза, ожидая, что когда откроет их вновь, память сама по себе вернется к нему. Но все было куда сложнее.

Доктор Свенссон и медсестра покинули палату, и Равик снова остался наедине со своими мыслями и странным гулом, происхождение которого было для него загадкой. Он безмолвно смотрел в потолок, стараясь успокоить бурный поток собственных мыслей.

«Должен ли я верить человеку, которого вижу впервые в жизни? – задавался Равик все новыми и новыми вопросами. – Пусть даже он говорит, что мой друг. Но что еще остается мне? Подняться на ноги, как минимум!»

Это он и постарался сделать. Тело нехотя слушалось его, будто бы между разумом и всей структурой его тела возник конфликт. Он присел на край койки и почувствовал, как его что-то потянуло за висок. Это был провод, прикрепленный к выбритому виску липучей поверхностью. Равик содрал его. Таких проводков было несколько, и прикреплены они были по всему телу. Равик содрал их все.

Он аккуратно встал на ноги и сделал несколько шагов в сторону раковины. Тело все еще не слушалось, но уже вырисовывался какой-никакой, но прогресс. Звенело в ушах, тошнило. Добравшись до намеченной цели, Равик ухватился за края раковины обеими руками и посмотрел в зеркало, что располагалось на уровне его глаз.

Он внимательно исследовал свое лицо, искренне надеясь, что память, подобно одинокому путнику, вышедшему из тумана, явится перед ним. Пальцами руки провел он по своей щеке, покрытой щетиной. Ничего. Ни единого воспоминания. «Будто этот чертов туман не собирается рассеиваться никогда!» – подумал Равик.

Зеленые глаза. Ему вспомнилась трава на том поле из далекого сна. Единственным принадлежавшим ему воспоминанием было воспоминание об иллюзорном, неясном, чуждом. Но кто мог украсть его память? Травма? На лице, да и на теле Равика не было следов, подтверждающих подобную теорию. Что-то внутреннее? Травма мозга? «Но я ведь могу соображать!» – возмутился про себя Равик.

За дверями палаты он услышал быстрые шаги. Кто-то, набрав приличную скорость, пробежал мимо. Равик прислушался. Никаких посторонних звуков. Лишь тишина и мерный гул лампы, который начинал понемногу раздражать. Подошел ближе к двери. Снова прислушался. И снова ничего.

Он слышал тишину. Она была убийственна. Была прекрасна.

Равик приоткрыл дверь. Его взору предстал длинный коридор, хорошо освещаемый длинными рядами ламп. Ни единой души. Покинув палату номер 307, Равик прошел по коридору чуть вперед. Остановился. Все больше окружающая его реальность походила на дурной сон, от которого он не мог пробудиться. Тряхнув головой и откинув дурные мысли в сторону, Равик продолжил путь.

В кабинетах, двери которых располагались по обе стороны коридора, он замечал незнакомые ему приборы самых разных форм. Сквозь идеально чистое стекло он смотрел на приборы, некоторые из которых напоминали ему микроскопы больших размеров, другие – томографы неизвестных модификаций. Обилие лампочек самых разных размеров и форм. Рентгеновские снимки. Просвеченные насквозь человеческие тела. Животные в клетках…

Равик вошел в один из кабинетов. Он долго и пристально смотрел на клетки. Они привлекли его внимание, но не видом своим, а сутью. Отсутствие свободы Равик чувствовал более чем сильно. Он будто бы проснулся в клетке, не зная, какой на дворе год, какая погода за окном, какое время года. Он не знал, в какой части земного шара находился.

Равик встрепенулся, когда услышал приближающиеся шаги. Не мешкая, он укрылся за столом, после чего аккуратно выглянул. Шаги становились все громче и громче, а сердце в груди стучало все быстрее и быстрее.

Незваные гости были неплохо экипированы. С головы до ног в броне из кевлара, в руках у каждого – по модифицированной винтовке HK G36. Крепкие ребята, похожие на наемников. Бывшие военные, не нашедшие себе лучшего применения, чем отстреливать тех, на кого укажет новый хозяин. Что те самураи, оставшиеся без хозяина. Ронины.

Взвешивать все за и против не имело смысла. Равик просто не смог бы противостоять им. Безоружный, потерявший много сил, одетый в больничную пижаму. Словно слепой котенок. Да и нетрудно было догадаться, по чью душу прибежали эти головорезы. «Остается прикинуться тенью, – подумал Равик. – Тенью неизвестного объекта».

Внимательно вслушиваясь, Равик подполз к двери. Он выглянул в коридор. Наемники были в палате. Равик понимал, что, не обнаружив объект на месте предполагаемого нахождения, они начнут рыскать повсюду. А тогда уже никаких вариантов, кроме как сдаться, не останется. «Вряд ли они предложат выпить, – усмехнулся Равик, горько ощущая всю сложность ситуации. – Так что нужно ускоряться…»

Пригнувшись, он пробежал по коридору вперед, до следующей двери. Удостоверившись, что никто не заметил его, он рванул дальше. Коридор казался ему бесконечным, да и время будто бы поменяло скорость своего течения. Новая дверь. Еще немного шансов выбраться невредимым из этой дурной истории. Но Равик не знал, что ожидало его впереди.

Пока он строго придерживался плана. Ноги принесли его к пожарной лестнице. Осмотревшись, Равик не заметил камер наблюдения. Выдохнул. Немного времени, чтобы собраться с мыслями, он все же выиграл.

Двумя этажами выше что-то происходило. Равик замер. Он услышал чей-то голос, возбужденный, надрывистый. Тот мужчина будто уговаривал о чем-то. Мольбу прекратила короткая автоматная очередь. Приглушенная – незваные гости пользовались глушителями. Равик слышал, как упало человеческое тело. Этот звук сложно было спутать с чем-то другим. Ему был знаком этот звук не понаслышке.

От скверных мыслей стало не по себе, но времени на самокопания у Равика попросту не было. Оттого он и направился вниз, на первый этаж. Шагал он тихо, заранее просчитывая каждый свой шаг. Но до нижнего этажа он не добрался.

Кто-то быстрыми шагами поднимался наверх. Не решаясь испытывать судьбу, Равик плечом выбил дверь, ведущую на второй этаж. К его счастью, за дверями никого не было.

Теперь окружающее пространство больше напоминало больницу, чем прежде. На смену странным приборам и молчаливым кабинетам явились вполне привычные палаты. За дверями одной из них Равик и решил скрыться.

– Кто вы? – в сердцах воскликнул пациент, лежавший на больничной койке. Он говорил по-немецки, как и Свенссон.

– Тсс… – Равик приложил палец к своим губам. – Тише.

Пациент – полноватый мужчина за сорок, одетый в такую же больничную пижаму, что и Равик – послушался. Он поднялся со своей койки, не отрывая взгляда от незнакомца.

– Что здесь происходит? – шепотом спросил пациент.

– Понятия не имею, – сморщившись, ответил Равик. – Вам лучше оставаться здесь и не высовываться.

– Черта с два! – повысил тон пациент. – Я – бывший коп…

Короткую беседу прервал шум выстрелов. Равик невольно сжал кулаки. Пациент замер. Оба понимали, что дело принимает все более серьезный оборот.

– Твою мать! – воскликнул бывший коп. – Кто эти парни? И что им здесь нужно?

– Если бы я знал. Слушай, у тебя оружие есть?

– Оружие? В такие клиники, как эта, не пускают с оружием. Не пускали, по крайней мере, – пациент выдохнул. Он подошел к окну. – Я вижу человек десять. Вооружены круто, техника всякая. Не похожи на простых оборванцев.

– Где мы находимся? – спросил Равик.

– В каком смысле, где?

– Место. Город. Страна, черт возьми!

Бывший коп оценивающим взглядом посмотрел на Равика. Не каждый день перед тобой возникает человек с потерей памяти, это уж точно.

– Мы в Швеции…

«В Швеции…» – эхом пронеслось в мыслях Равика.

Еще одна автоматная очередь разрезала тишину. Опасность подбиралась все ближе и ближе. И если уж эти ребята раздают свинец направо и налево всем подряд, то для своей цели они его точно жалеть не станут.

– Нужно выбираться отсюда, – сказал Равик и приоткрыл дверь.

Пациент не стал ждать приглашения. Пригнувшись, он подбежал к своему новому знакомому. Оба прислушались. Тишина подсказывала, что можно покинуть палату и двинуться дальше.

Внезапно во всей клинике погас свет. Коридоры, лестницы, палаты – все погрузилось во тьму. Остался лишь свет далекой Луны, да мелкие вспышки звезд на небе.

Коридор, по которому двигались Равик и бывший коп, заворачивал за угол. Тень упала на стену прямо перед ними. Тень человека, который пятился назад…

В последние секунды Равик сумел разглядеть лицо человека. Простой медбрат в белой робе. Подняв руки, он громко хныкал, понимая, что конец неизбежен. Тень его расплылась по стене. Автоматная очередь заставила его замолчать.

Кровь брызнула на стену. В миг обмякшее тело, изрешеченное пулями крупного калибра, упало на холодный пол. Был слышен разговор по рации. То был немецкий язык, и Равик его прекрасно понимал.

– Шевелись! – сказал он бывшему копу и толкнул его в ближайшую палату.

Оба буквально ввалились внутрь. К их счастью, там никого не оказалось, но то был лишь вопрос времени.

– Вот сволочи! – выпалил пациент.

– Быстрее, быстрее, – подгонял его Равик, когда они пересекали пустующую палату.

Свет фонарей – признак опасности. В кромешной темноте он выглядел явным показателем силы. Как бы там ни было, свет фонарей мог предупредить Равика и его брата по несчастью о том, что отряд наемников где-то рядом. На то они и ориентировались.

Равик подумал о том, что было бы хорошо найти Свенссона. «Если доктор, конечно, остался в живых, – добавил он про себя. – Ведь обычно во время таких крупных операций в живых не оставляют никого. Ни женщин, ни детей. Про мужчин и говорить не следует…»

Равик снова нахмурился. Ход его мыслей был последовательным, отработанным. Он прекрасно понимал все тонкости этого кровавого дела. Таким же образом он помнил, как двигаться, как дышать. Все это могло говорить лишь об одном – его прошлое как минимум косвенно связано с оружием и смертью. Как максимум – он сам приносил смерть в этот мир.

Петляя коридорами больницы, Равик и бывший коп будто бы сами загоняли себя в ловушку. Каждая новая возможность стопорилась внезапным появлением наемников. Свет их фонариков не оставлял непроверенным ни один даже самый дальний уголок. То и дело раздавались выстрелы, слышались крики. Кровавая жатва была в самом разгаре. Равику и думать не хотелось о том, сколько людей погибло буквально за десяток минут. Он косвенно был виновен в их смерти, хотя подтверждений тому он так и не смог найти.

Следы крови на стенах, на полу. Наемники не избавлялись от трупов. Завернув за угол коридора, Равик и пациент наткнулись на последствия массовой расправы. Около десятка тел, изуродованных выстрелами, перепачканных собственной кровью и кровью тех, кому довелось оказаться поблизости, лежало на полу. Бывший коп остановился, увидев перед собой нелицеприятное зрелище.

– Боже… – протянул он.

В это же мгновение пуля меткого стрелка прошила насквозь его череп. Последовала автоматная очередь. Запрокинув голову, бывший коп упал на пол. В ту же секунду раздался еще один выстрел. И еще. Равик, не растерявшись, тоже упал лицом вниз. Чтобы затеряться среди трупов, нужно притвориться трупом.

Шаги неприятелей были слышны все более отчетливо. Угомонить разогнавшееся сердце было сложнее всего. Учащенное дыхание могло выдать Равика в любую секунду.

– Отряд! – скомандовал один из наемников по-немецки. – За мной!

Когда шаги неприятелей были уже еле слышны, Равик тяжело выдохнул. Он чувствовал, как к горлу подступила тошнота. Не удержавшись, он извергнул из себя все то, что было в желудке. Озноб пробил его, будто бы намекая на то, что двигаться дальше бессмысленно. Но сдаваться раньше времени Равик не собирался.

Он посмотрел на тело пациента. Тучный мужчина, застывший в странной позе. Равик не испытывал особых сожалений по поводу его смерти. Не испытывал радости. Он не испытывал ничего, принимая смерть как данность. Он не знал этого человека.

Равик заметил, как полоски на его предплечье изменились в цвете. Они побагровели, будто бы залились кровью. Найти тому факту объяснение было Равику не под силу. Всю свою энергию он сконцентрировал на спасении собственной жизни.

Окольными путями он добрался до первого этажа. Это оказалось несложно. Он остановился около центрального входа в здание, спрятавшись за колонной. Просторный холл, стойка рецепции. Как в отеле. «Видимо, все наемники рыщут по зданию, – подумал Равик. – Глупо было оставлять вход без присмотра. Очень глупо. Что ж, эта глупость может сыграть мне на руку…»

Уж слишком сильно он хотел выбраться. Настолько, что не заметил, как сзади к нему подкралась незнакомка. Облаченная в комбинезон армейской расцветки, с коротко стриженными каштановыми волосами. Сжимающая в руке пистолет с глушителем.

Равик почувствовал прикосновение стали к затылку. Незнакомка отошла чуть назад, сохраняя надежную дистанцию. Равик поднял руки вверх. Обернулся.

На вид ей было не больше тридцати лет. Строгие черты лица, выразительные глаза. Довольно привлекательная для наемницы. Хотя, наличие пистолета в ее руках отнюдь не наводило Равика на мысли романтического характера. Да и на привлекательность ее в тот момент ему было наплевать.

– Что тебе нужно? – спросил он по-английски.

– Какого цвета мои глаза? – ответила она вопросом на вопрос.

Равик смутился. Услышать подобное под дулом пистолета было очень даже странно. Но он, все же, вгляделся в ее глаза. Темно-синие. Как глубины далеких морей. Что-то загадочное таилось в тех глазах. Некоторая истина, пока еще не известная Равику.

Раздались выстрелы. Автоматная очередь прошила стену прямо около Равика. Подоспели вооруженные до зубов наемники. Воспользовавшись моментом, Равик ребром ладони ударил наемницу прямиком в шею. Резким движением руки он выхватил у нее пистолет и ударил ее еще раз, но уже кулаком и по лицу. Наемница упала на пол, а за ней и Равик – что-то впилось в его висок, и дикая боль разнеслась по его голове. Словно воткнули раскаленный штырь в ухо.

По его щеке текла кровь. Пуля, выпущенная одним из наемников, прошла по касательной, слегка задев бровь. Диким гулом наполнилось пространство вокруг.

Переместив взгляд с наемницы, покоящейся без сознания, на отряд наемников, Равик подумал, что ему пришел конец. Двигаться он уже не мог – осталось слишком мало сил. Голову нещадно клонило вниз. Он подумал, что было бы хорошо просто умереть во сне, дождавшись наемников. Лежа в больничной койке. Угораздило же его проснуться чуть раньше положенного времени!

«Нет! – сказал он себе. – Не время сдаваться. Только не так. Только не в беспамятстве!»

Ему казалось, что он видит человека, полностью окутанного огнем. Но был ли то человек? Изрешеченный пулями, высокий, широкоплечий. Похожий на исчадие ада, каким его рисуют в иллюстрациях к книгам.

Он (или оно) появился из неоткуда. Словно в один момент это создание срослось из миллиардов атомов в единое целое. Жаром обдало все вокруг. Послышались автоматные очереди. Это подоспели новые наемники.

Теперь борьба разворачивалась между противоборствующими сторонами. Равик, находясь в полусознательном состоянии, мог понять, что на его глазах разворачивается настоящее вооруженное столкновение. Рокот выстрелов не прекращался ни на секунду. Пули превращали холл клиники в руины.

Горящий человек извергал пламя. Оно поражало и тех, и других. К звукам стрельбы прибавились истошные крики горящих ярким пламенем людей. Все это было похоже на галлюцинации. Равик был на грани потери сознания…

Он очнулся, лежа на земле. Точнее, на небольшой замощенной булыжниками площадке около центрального входа в клинику. По спине вместе с нервными импульсами пролетала боль.

Фасад здания, в котором Равик находился считанные секунды назад, был разворочен мощным взрывом. Стихли выстрелы. Прекратились крики. На смену безумию пришла тишина окружающей природы.

Величественные корабельные сосны обступали здание клиники и дорогу, ведущую к нему, со всех сторон. Суровый северный лес. Далекое небо, усыпанное звездами. Безмолвная Луна.

Равик прополз немного вперед. Сделал он это машинально, потому что определенные цели перед собой не ставил. Подальше от того места, где все было объято огнем и смертью. Подальше от того места, в котором ему суждено было пробудиться.

Чуть поодаль стояли на парковке автомобили. Равик смекнул, что было бы неплохо убраться подальше не на своих двоих, но на машине. Он поднялся на четвереньки, затем – на обе ноги. «Уже лучше…» – протянул он. Прихрамывая на правую ногу, направился в сторону парковки. Там его уже поджидали…

Из припаркованного Volvo вышел седовласый мужчина. Выглядел он довольно молодо, что резко контрастировало с цветом волос и усталыми глазами, будто бы насквозь пронизывающими Равика, застывшего в ожидании.

Время будто бы остановилось. Прекратился ветер, что игрался в ветвях деревьев.

– Что вам нужно от меня? – разразился Равик вопросом. Говорил он по-английски.

Седовласый мужчина ничего не ответил. Он вскинул пистолет и направил дуло на Равика. По лицу его пробежала тень сомнений, и не заметить это было невозможно.

– Я очнулся в этой чертовой больнице от силы минут двадцать назад. Я ни черта не помню! На меня уже наставляла пистолет какая-то сумасшедшая! Теперь еще и вы! И еще этот горящий тип, этот взрыв. Я не понимаю, что здесь происходит! Так что если собираетесь меня прикончить, то делайте это быстрее, черт возьми!

Напряженный монолог Равика заставил седовласого сомневаться еще больше. Он опустил пистолет.

– Ты действительно ничего не помнишь? – спросил он. Бархатистый баритон. Красивый голос.

– А должен?

Равику показалось, что он вот-вот отключится. В глазах рябило, по телу пробежал нездоровый холодок. Казалось, что воздуха стало в разы меньше. Склонив голову, он попятился чуть вперед. Седовласый мужчина подхватил его и потащил к машине.

– Я вывезу тебя отсюда, Равик, – сказал он.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Позже объясню! – бросил седовласый, усаживая Равика на переднее пассажирское сидение. Сам он сел за руль автомобиля и, нажав на кнопку включения двигателя, вдавил педаль газа в пол. Volvo рванул с парковки, выехал на дорогу и унесся прочь от полуразрушенного здания больницы.

– Фамилия Маврин тебе о чем-нибудь говорит? – спросил седовласый.

– А должна?!

– Не отвечай вопросами на вопросы, мать твою! Это раздражает. Так говорит о чем-нибудь, или нет?

– Нет… – протянул Равик.

Он закрыл глаза. Болью было наполнено его тело. Голова, казалось, вот-вот разорвется на части. Оттого он и отключился практически моментально.

Седовласый мужчина, управляя автомобилем на петляющей загородной трассе, время от времени посматривал на спящего Равика. Во взгляде его читалось подозрение.

Глава 2

Высокое солнце освещало беспечно возвышающиеся над неспокойными равнинами горы. Лето 1982-го года в Афганистане казалось особенно жарким. Быть может, виной тому ощущению были непрекращающиеся боевые столкновения с моджахедами. Маврин не мог знать наверняка.

В Афганистан он отправился несколько недель назад. Если быть точнее, то три недели и два дня назад. В аду каждая минута на высоком счету. В этом Маврин, которому лишь недавно стукнуло восемнадцать лет, убедился буквально в первый же день, когда попал под обстрел и увидел смерть на предельно близком расстоянии.

Все не так, как в кино. Когда кровь сослуживца брызгает на твое лицо, а изуродованное взрывом тело товарища лежит в нескольких метрах от тебя; когда в ушах стоит дикий гул, а тебя тошнит до того сильно, что нет возможности держаться; когда в перекрестном огне погибают ни в чем не повинные люди – женщины, дети, старики… мир кажется вывернутым наизнанку, изуродованным. В войне нет ни капли прекрасного. Нет в ней романтики.

Пожалуй, есть лишь романтика исхода. Когда за спиной остается вражеская территория, и расстояние от нее до тебя такое, что ни один снайпер не возьмет на мушку. Но даже когда транспортный ИЛ-76, грозно разрушая молчание пустыни ревом реактивных двигателей, отрывается от взлетно-посадочной полосы и устремляется вперед, в родные для сотен солдат края, на дне души остается тот самый осадок, что не дает многим жить нормальной жизнью «на гражданке». Каждый из нас получает то, что заслуживает.

Долгие дни отделяли Маврина от возвращения домой, но он уже не чувствовал себя прежним человеком. Да и чувствовал ли он себя теперь? Казалось, что в тело впрыснули огромное количество новокаина. Иначе сердце просто разорвалось бы от постоянной тревоги за самого себя и за тех, кто рядом.

На склоне, ближе к вершине горы, было спокойнее, чем там, внизу. Солдаты редко спускались в ущелья, даже когда желание набрать трофейного оружия и поглумиться над трупами убитых «духов» было непреодолимым. Все же, желание остаться в живых одерживало верх над жадностью. Если и спускались, то только лишь с прикрытием. По-быстрому обшаривали кишлаки и сматывались прочь. Наверх, где спокойнее.

Маврин как раз залег наверху. Со своим боевым товарищем по фамилии Степаненко – украинцем, перебравшимся в Москву еще в детском возрасте – и лейтенантом Трофимовым – бывалым офицером с крупными черными усами и неизменной папиросой в зубах – он следил за отрядом моджахедов. Вглядываясь в иссушенные, темные лица «духов» сквозь оптику бинокля, он насвистывал старую мелодию из любимого фильма.

В тот момент ему почему-то вспомнился дом родной. Знакомые со двора. Школьные заботы. Год назад война казалась ему другой. Никто ведь не рассказывал об ужасах, которые происходили на чужбине.

– Расслабились «духи», – сказал Трофимов рядовому Степаненко, убрав бинокль от лица. – Доложи в штаб. Пускай «вертушки» вызывают. Пора тут все с землей сравнять к чертовой матери…

Степаненко ничего не ответил. Вообще, говорил он крайне редко, но делал все добротно. Хороший такой боевой товарищ. За несколько недель, проведенных в аду, Маврин успел несколько раз поблагодарить судьбу за такое вот знакомство. Стрелял Степаненко хорошо, да и в технике шарил. И человеком был честным. А большего и не нужно было.

Трофимов был мужиком суровым. Он потерял троих друзей за каких-то полгода, оттого запасся ненавистью к «духам» на долгие времена. Никакой сложной драмы. Лишь желание мести, более свойственное человеку, нежели какому-либо другому животному.

Вероятность того, что в кишлаке, что находился у подножья горы, кроме моджахедов могли находиться мирные жители, нисколько его не смутила. «Тут мирных нет!» – говорил он, когда дело касалось случайных жертв среди мирного населения.

Степаненко доложил по рации о местонахождении банды моджахедов. Дело оставалось за малым: дождаться прибытия авиации и не высовываться. Троим выступать против целого отряда было просто бессмысленно.

– ХАДовцы не соврали, – продолжил говорить Трофимов, продолжая смотреть в бинокль. – Слыхали, что у них свои люди в отрядах есть? Агентов засылают прямо к «духам». Вот это стальные яйца иметь нужно!

Маврин кивнул в знак согласия. На лбу его крупными каплями застыл пот, да и тело все было мокрым от непривычной жары.

Авиация не заставила себя долго ждать. Два грозных Ми-24, частично бронированных, несущих на себе ракеты и пулеметы, с грозным ревом направлялись в сторону кишлака с моджахедами. Трофимов ухмыльнулся, предвкушая то, чему суждено было случиться буквально через считанные секунды.

На расстоянии в полтора километра пташки выпустили ракеты, которые ударили точно в цель. Огнем залилось все вокруг. Последовала пулеметная очередь, после чего вертолеты ушли на второй круг. К тому моменту в поселении если и остался кто живой, то лишь по чистой случайности. Второй заход пташек должен был все исправить.

– Хороши… – протянул Трофимов.

Маврин внимательно посмотрел на лейтенанта. «Сколько же мне потребуется времени, чтобы стать таким, как этот человек? Скольких товарищей я должен похоронить? У скольких «духов» должен отнять жизни?» – задавался он вопросами, на которые не желал и боялся слышать ответы.

Клубы дыма и далекий рокот вертолетов не то чтобы не заряжали его. Эту энергию, мощную по своей сути, он пропускал через себя, не оставляя ничего внутри. Глядя на то, как афганское поселение разлетается на куски, он не радовался в душе своей. Горький привкус ощущал он во рту, но то была не желчь злой радости.

Проселочная дорога. Одинокий УАЗик, в котором сидят трое. За рулем Маврин. Рядом сидит Трофимов. Он курит папиросу и смотрит по сторонам. Его мало что тревожит, хоть взгляд карих глаз суров и наблюдателен. Ему хочется выпить водки и прилечь, а может и порубиться в картишки с другими офицерами. Ему хочется набить кому-нибудь морду, потому что душа его требует крови. Он что тот ангел смерти с обожженными крыльями. Он носит звание воина-интернационалиста.

Степаненко сидит позади. Он тоже смотрит по сторонам. Вообще, выбираться без прикрытия на одной машине – дело опасное. Того и гляди, нападут «духи». Тропинки хоть и изведанные, да всегда на пути попадется что-то особенное.

– А ну-ка, останови, – скомандовал Трофимов, подавшись чуть вперед.

Вдоль дороги, погоняя палкой ослика, шел афганский мужчина. В приличном возрасте, как успел подметить Маврин. Он остановил машину и положил руки на руль.

Трофимов, не забыв про свой верный АК-74, вышел из машины. Маврин и Степаненко последовали за ним, не особо понимая, что происходит.

– Эй, ты! – зарычал лейтенант на афганца. Тот остановился.

Остановился и ослик. Он будто бы невзначай взмахнул хвостом. Хозяин ослика что-то сказал на своем родном языке. В руках он по-прежнему держал палку.

– А ну опустил бревно! – продолжал рычать лейтенант. – Живо!

Переводчиков среди военных не было. Никто не знал афганский язык, а Степаненко даже русский не особо умело использовал в обычной жизни. Но обозленному лейтенанту не нужны были переводчики. Он предпочитал язык суровых жестов, язык силы.

– Ты что, тупой, мать твою?! – поравнявшись с афганцем, который немало смутился и готов был уже вскинуть руки, давая понять, что безоружен, продолжал задавать свои пустые вопросы Трофимов.

– Дуст! Дуст! – кричал афганец в ответ.

– Друг, значит? Друг, говоришь?!

Маврин посмотрел на Степаненко. Товарищ ответил ему растерянным взглядом. Оба солдата оказались в подобной ситуации впервые. Надрывистый гнев офицера мог заставить любого взволноваться. Он будто заряжал окружающее пространство какой-то темной, отбирающей жизни энергией.

– Ну, приятель, ты сам нарвался!

Короткая автоматная очередь разнеслась по бескрайней пустоши. Встрепенулся ослик. Скотина испугалась. Да что там, двое молодых парней, что стояли позади разъяренного офицера, тоже дрогнули от неожиданности.

Труп афганца лежал на дороге. Две пули угодили в лицо, третья – в шею. Прошла навылет. Крови было много. Трофимов сплюнул, после чего прикончил и ослика. Не раздумывая так. Будто бы невзначай.

– Ну а что скотина мучиться будет? – пояснил он солдатам. – Все равно с собой брать не будем. Помрет и так в пустыни.

– И чем он это заслужил? Афганец…

Трофимов обернулся. Он пристально посмотрел на рядового.

– Думаешь, не заслужил?

– Я не знал его.

– Вот и я не знал, солдат. Не знал, когда он перейдет на сторону врага. Не знал, когда всадит пулю в твою чертову голову, солдат! Потому и прикончил его. Здесь. Пока у него лишь драная палка в руках была! Чтобы на завтра мои ребята не погибли, – Трофимов сделал паузу. – Мы на войне. Тут есть либо друзья, либо враги. Запомни это!

Выдержав тяжелый взгляд лейтенанта, Маврин кивнул. «На войне у каждого своя правда…» – подумал он в тот момент. Погано стало на душе. Так сталось в первый, но не в последний раз за те долгие полтора года, что провел он в Афганистане.

Управляя УАЗиком на пустынной дороге, он пристально смотрел вперед, думая о том, сколько таких вот «потенциальных моджахедов» встретится на пути разъяренных воинов-интернационалистов, жаждущих крови и отмщения. Маврин не был пацифистом. Не чувствовал себя таковым. Вероятно, это взыграла в нем человечность. Он и сам не знал. Просто чувствовал, как по нутру расползается странный в условиях непрекращающейся жары озноб.

Глава 3

Равик морщился от набегающей волнами боли. Сон его, тревожный и короткий, не дал успокоения. Он время от времени поглядывал на седовласого мужчину, что управлял автомобилем глубокой ночью на загородной трассе.

Путь то и дело приводил к побережью моря. Пенясь и шумя, волны разбивались о высокие скалы. Холодные виды скандинавского полуострова. Красота северных широт. Равик не знал наверняка, бывал ли раньше в этих краях. Бывал ли он вообще где-либо?

– Что случилось в больнице? – спросил Равик седовласого мужчину, имени которого он по-прежнему не знал.

– В больнице случилось то, чего не должно было случиться, – ответил тот с полным отсутствием эмоций на лице. Он просто следил за дорогой, будто был всего лишь извозчиком, не причастным ни к чему из произошедшего в клинике. – Операция провалена. Маврин жив. Свенссон скрылся. Людей потеряли. Хорошо хоть, удалось тебя вытащить.

– Доктор Свенссон? Кто он такой?

Седовласый внимательно посмотрел на попутчика.

– Это тот самый человек, который лишил тебя памяти, Равик. Человек, который отобрал у тебя прошлое, – он сделал паузу. – Они в своих лабораториях намеревались что-то сделать с тобой. Я не знаю, что именно. Если бы нам удалось поймать Свенссона, то вопросов осталось бы куда меньше.

Равик вспомнил слова доктора Свенссона про то, что они давние друзья и про то, что он может доверять ему. Пустой треп. Человек без памяти – что воин без щита и брони. Подвержен каждому удару судьбы. Мечется из стороны в сторону, не зная, где правда, а где ложь. Человек без памяти – почти что не человек. Пустой сосуд, который каждый может наполнить напитком на свой вкус.

Оттого Равик и не мог доверять своему новому знакомому. Слова подтверждаются действиями. «Если в ближайшее время этот человек не наставит на меня дуло пистолета или не попытается воткнуть мне нож в спину, то, быть может, стоит начать ему доверять, – подумал Равик. – В конце концов, вариантов у меня не так уж и много».

– Мое имя Грегор, – представился седовласый мужчина, не отводя взгляда от дороги. – И едем мы, если тебе интересно – а тебе, я уверен, интересно – на явочную квартиру в Стокгольме. Днем отправимся на базу. По-другому сделать не получится, да и отоспаться бы нам не мешало. Ночка выдалась еще та…

– На базу?

– Все верно, – коротко ответил Грегор.

Узкая загородная дорога вливалась в широкополосную трассу. Равик посмотрел на указатель. До Стокгольма оставалось около полусотни километров. Полчаса в пути, не больше.

Встречные фары слепили глаза, оттого еще больше болела голова. Равику хотелось сорвать ее с шеи, открутить, выдернуть. Он посмотрел на полоски, что были нанесены на его предплечье. Они снова потеряли цвет.

– Держи, – словно прочитав мысли попутчика, сказал Грегор и протянул ему тонкую шелестящую пластину с таблетками. – Положи одну на язык. Она рассосется быстро. Станет легче.

Равик последовал совету. Ему было уже все равно – лишь бы избавиться от боли, столь цепко ухватившейся за его организм.

Спустя какое-то время обезболивающее подействовало. Легкое чувство эйфории пришло на смену боли. Равик запрокинул голову и закрыл глаза. Грегор довольно хмыкнул и чуть прибавил газу. До Стокгольма оставалось всего ничего…

Город встретил путников утренней тишиной пригородов и легким туманом. Volvo на приличной скорости ворвался в размеренную утреннюю жизнь царства аккуратных двухэтажных домиков – таунхаусов. Туда, где утро начинается с чашки только что сваренного кофе и приятной беседы с домашними; туда, где тепло и уютно, хоть и погода редко балует ясными деньками.

По водной глади залива курсировали огромных размеров экскурсионные паромы и небольшие частные яхты. Отовсюду веяло морем. Равик расслабленно смотрел по сторонам – таблетки действовали безотказно. Ему даже показалось, что все складывается не так уж и плохо.

Грегор направил автомобиль в центральную часть города. В одном из старинных зданий располагалась та самая явочная квартира, про которую он говорил. К тому моменту, как Volvo, проехав приличное расстояние по вымощенным брусчаткой улицам Старого города, остановился около дома, стены которого были выкрашены в бордовый цвет, утренний туман уже рассеялся. На улицах прибавилось людей. Путники затерялись в мерном движении шведской столицы.

Равик ощутил прохладу дня, когда вышел из машины. Не спасла даже куртка, которую одолжил ему Грегор. Он пробежался до дверей подъезда.

Грегор позвонил в домофон. Ему ответил мужской голос. После недолгих разговоров дверь в подъезд открылась, и путники вошли внутрь.

– Отлежимся здесь. Надежное место, – сказал Грегор, когда они поднимались по лестнице на четвертый этаж здания.

Равик кивнул в знак согласия, хотя вариантов у него, по сути, никаких и не было. Рвани он на улицу в совершенно странном виде – одетый в больничную пижаму, с ссадинами на лице и теле – его бы тут же остановили полицейские и, не особо раздумывая, отправили бы в ближайший участок. Отсутствие документов не сыграло бы на руку. Исход был предельно ясен – никакой ясности. Только новые вопросы.

В явочной квартире их ожидал рослый мужчина в черном свитере с высоким воротом и джинсах. Покрасневшая, морщинистая кожа лица; крепкие руки. Видом своим он походил на простого рыбака. Так, по крайней мере, показалось Равику. Единственным отличием было лишь наличие плечевой кобуры, причем пустой. Снятый с предохранителя пистолет мужчина держал в руке.

– Проходите, – сказал он, придерживая открытой входную дверь.

После того, как «гости» прошли в глубину квартиры, мужчина в свитере осмотрел лестничную площадку и закрыл дверь на оба замка.

– Вертолет будет ожидать на площадке в половине шестого вечера, – доложил он Грегору.

Тот с полным отсутствием эмоций на лице расчехлил плечевую кобуру и положил на стол свою Беретту. Выдохнул.

– Доложи на базу о моем прибытии, Марк, – ответил Грегор. – Сделай, что ли, кофе… И найди Равику какую-нибудь одежду. Не думаю, что ему комфортно в этой чертовой пижаме.

Мужчина в свитере удалился на кухню. Спустя какое-то время оттуда послышался короткий разговор, а на фоне закипал электрический чайник.

– Тут все по старинке, Равик, – сказал Грегор. – Чем проще квартира, тем меньше проблем. Впрочем, ты уже бывал здесь…

Равик не мог не согласиться с тем, что квартира выглядела более чем просто. Старая, потрепанная мебель в комнате. Застеленный паркетом пол. Будто вернулись на десятки лет назад, когда в мире еще не существовало множества разновидностей строительных материалов, доступных любому жителю такой зажиточной страны, как Швеция; когда в человеческие тела не вшивали микрочипы, а вместо рук и ног не приделывали сверхсовременные протезы, которые, по сути, были в десятки раз лучше человеческих конечностей по множеству показателей.

Мир менялся каждый день, и Равик знал об этом. Он помнил мир, из которого выпала его личность и растворилась на закате прошлого дня. Он помнил, что до его пробуждения в мире идей побеждали трансгуманистические взгляды. Технологии совершенствовались. Но в старой квартирке в центре Стокгольма он этого нисколько не чувствовал. И только странные полоски на предплечье, меняющие цвет, могли сказать ему о чем-то большем.

– Что это? – спросил он у Грегора, показывая подозрительную часть своего тела.

Грегор внимательно присмотрелся. Он провел пальцами по полоскам. Задумался.

– Ничего такого раньше я не видел, Равик. – ответил он. – Не помню, чтобы у тебя на теле было что-то подобное…

Грегор закатал левый рукав, и Равик понял, что не только у него одного было особого рода «дополнение». Левая рука Грегора на самом деле являлась дорогостоящим протезом, о чем свидетельствовал штрих-код на тыльной стороне предплечья. Обязательное требование для производителей – размещение штрих-кодов на «деталях» для быстрой обработки информации. Борьба с нелегальными производствами.

– Зато теперь у меня удар сильнее, – усмехнулся Грегор. – С одного маха могу вынести кому-нибудь мозги из черепной коробки. Прогресс, мать его!

Несмотря на то, что протез выглядел более чем органично, во всех деталях копируя настоящую человеческую конечность, от него будто бы исходило зловещее излучение, описать которое было отнюдь не просто.

– Странно, что на моей руке нет штрих-кода, – качнул головой Равик. – Могут возникнуть вопросы…

– Вопросы? Не думаю, что у кого-то они возникнут. Мы с тобой живем не в том мире, где нам могут задавать вопросы. Это мы их задаем. И получаем на них ответы.

Наступило недолгое молчание.

– Так кто же я? – спросил Равик, глядя на свою руку.

– Ты – солдат. Один из многих. Солдат без родины, но с идеей. А это куда лучше. Да ты и сам прекрасно это знаешь. Ты сам выбрал такой путь.

Сон Равика был тревожен. Он то и дело открывал глаза, глубоко вдыхая спертый воздух квартиры, и ловил взглядом признаки реальной жизни. Будто кошмары прошлого преследовали его. Но он ничего не мог знать о них.

После нескольких часов передышки они с Грегором снова двинулись в путь. Оба были молчаливы и задумчивы. Собственно, Равик не знал, с каких вопросов ему начать, а вот Грегор – каких вопросов избегать. Так они и пребывали в идеальном равновесии взаимоотношений двух хорошо знакомых, но, в то же время, почти неизвестных друг другу людей.

Вытянутый, напоминающий формой фюзеляжа оружейный патрон, вертолет ожидал их на взлетно-посадочной полосе небольшого частного аэродрома. Лопасти его нещадно крутились, создавая воздушные завихрения. Через пару минут ему суждено было взмыть в небо и унестись прочь, на сотни километров от аэродрома.

Оставив припаркованный на полосе Volvo, Грегор и Равик поднялись на борт вертолета и заняли места. Внутри было достаточно просторно и комфортно, несмотря на то, что вертолет явно предназначался для переброски спецотрядов. Крепления для тросов, многочисленные ручки, несколько ящиков с боеприпасами. Навигационная система, берущая свое начало в кабине пилотов, распространялась на салон крупной интерактивной картой, на которой был отмечен маршрут полета.

– Северное море? – спросил Равик, слегка нахмурившись.

– Да. Там много нефтяных платформ, – ответил Грегор. – И никто не задается вопросами…

Усилился рев, увеличились обороты двигателя. Вертолет оторвался от полосы и стремительно унесся вперед и вверх. Вечерело, так что зажглись фонари, ровными рядами расположенные вдоль дорог. Зажегся свет в домах. Вскоре вся эта световая феерия превратилась в неровные полоски и крупные пятна. Вертолет набрал крейсерскую высоту полета.

Сидя напротив Грегора, Равик наконец мог спокойно разглядеть его лицо. Лишенное каких-либо эмоций, бледное, строгое. Крупные, словно высеченные топором черты этого лица, к слову, не казались отвратительными. Наоборот, что-то откровенно мужское таилось в них. Взгляд его серых глаз был подернут пеленой задумчивости, но не какой-то временной, мимолетной, а постоянной, заставляющей душу черстветь. «Такие лица бывают у людей, которые прошли через огонь войны, – подумал Равик. – Но какую войну пережил он?»

– Наша жизнь – это война, – словно прочитав мысли собеседника, сказал Грегор. – Может и было как-то иначе много лет назад. Но не сейчас. Мир поменялся. И ты, и я… мы оба родились на этой войне. На войне нам и суждено погибнуть. И важно лишь одно: какую сторону мы выберем перед тем, как уйти.

По телу Равика пробежал холодок. На какое-то мгновение ему показалось, что Грегор видит его насквозь. Знает что-то такое, чего не знает сам Равик. Некую тайну.

Изрезанное побережье Швеции осталось позади. Вертолет пролетал высоко над тревожными водами холодного Северного моря, неподалеку от берегов Норвегии. По крайней мере, такой маршрут был отмечен на интерактивной карте.

Темнота обступила со всех сторон. Пилот погасил основное освещение салона. Мерный шум несущейся на большой скорости машины убаюкивал. Равик то и дело закрывал глаза, но вскоре открывал их вновь, не желая засыпать. Выбравшаяся из глубин души тревога не отпускала.

Равик вспомнил наемницу, которую видел в клинике. Их знакомство, подчеркнутое угрозой смерти, казалось ему не только не случайным, но и каким-то тревожно-сигнализирующим моментом. Ее вопрос, донесшийся будто бы с другой стороны жизни. Той самой невидимой стороны, про которую Равик ничего не знал.

Но почему она хотела убить его? И хотела ли? Может быть, она сомневалась, как сомневался Грегор, наставив пистолет на Равика в момент их встречи на парковки около полуразрушенного здания клиники?

Равик хотел было спросить Грегора о той наемнице, но вовремя одернул себя. Свои догадки он решил оставить при себе. Снова закрыл глаза, а когда открыл, посмотрел в иллюминатор и увидел внизу огни нефтяных платформ.

Вертолет пошел на снижение. Платформы, подобно неизвестным науке морским чудовищам, с присущей им мощью и громоздкостью нависали над неспокойными водами Северного моря. Сотнями огней, будто моргающими глазами, были усыпаны их железобетонные тела.

– Мы почти на месте, – сказал Грегор.

Одна из платформ находилась на приличном отдалении от остальных. До нее было минут пять лету. Вертолет на низкой высоте подобрался к этому неповоротливому чудовищу. Сделал круг перед заходом на посадку.

– Не так давно норвежские нефтяные компании начали избавляться от своих платформ в этих местах, – пояснял Грегор. – Нефть уже не стоит тех денег и тех сил, которые люди вкладывали в ее добычу раньше.

– И вы купили одну из них?

– Да. Наша небольшая армия купила себе одну из десятков таких платформ. Внешне она ничем не отличается от обычной буровой, на которой работают трудяги из нефтяной промышленности. Но внутри… это совершенно другая история.

Тем временем вертолет коснулся площадки. Снизились обороты двигателя. Равик видел, как к вертолету подбежали наемники, облаченные в такую же форму, что и те, которых он видел в клинике. Те, что убивали ни в чем не повинных медицинских сотрудников и пациентов. Но все ли было так просто? Мог ли Равик быть уверен в том, что человек в белом халате, безоружный – это есть друг? Можно ли были винить наемников в том, что они просто выполняли свою работу, и выполняли ее хорошо?

– С возвращением, майор! – приветственным тоном, на чистом немецком языке сказал один из наемников. Он протянул руку Грегору, когда тот покинул вертолет и стоял на площадке. Равик находился чуть позади.

– Спасибо, лейтенант, – ответил Грегор и направился прочь с площадки.

Равик огляделся по сторонам. Его окружали невзрачные бетонные надстройки, металлические перекрытия и балки, выкрашенные в красный цвет. Устремившись в небо, высилась над прочими строениями нефтяная вышка. Из небольших окон вырывался наружу искусственный свет, мощные прожекторы добавляли освещенности внешним пространствам.

Людей на платформе было достаточно много. Все, по большей части, были одеты в военный камуфляж темных и серых расцветок. Равик приметил охрану, размещенную по периметру. Платформа – что хорошо укрепленный форт. Просто так не пробраться. И не выбраться…

– На след Дьявола выйти не удалось, – продолжал докладывать лейтенант. – Он исчез с территории клиники так же внезапно, как и появился. Положил много наших…

– Я видел, – нахмурившись, сказал Грегор. – Похоже, у него было достаточно сил на этот раз.

– Чертовщина какая-то. Наш агент говорит, что Маврин специально послал его туда вместе с отрядом. Показать, что есть еще порох в пороховницах…

– Маврин – чертов старикан на исходе жизни! – огрызнулся Грегор. Он достал из кармана пачку сигарет, выудил себе одну и закурил. – Я не думаю, что он решает, что и как делать. Уже нет. Его время прошло.

Равик внимательно слушал разговор. Он шел позади, внимательно изучая окружающие его предметы и тех людей, которых он видел. Наемники. Небольшая армия, способная свергнуть власть в какой-нибудь из стран «третьего мира». Хорошо подготовленные, с достаточным количеством вооружения, такие отряды формировались на руинах былых армий. Мир рушился, и те, у кого была власть, растаскивали его в разные стороны, стараясь отхватить себе кусок побольше.

– Ну вот ты и дома, Равик, – обернувшись, сказал Грегор. – Вспомнилось что-нибудь?

Ответить было нечего. Память прошлых дней так и не возвращалась, как бы Равик ни старался напрячься.

– Ничего страшного. В конце концов, у тебя есть много времени для того, чтобы прийти в себя. После всего того, что ты совершил для общего дела…

– А что я совершил?

Равик внимательно посмотрел сначала на лейтенанта, а затем и на Грегора. Настала недолгая пауза.

– Две недели тому назад ты прибыл в Швецию с миссией. Ты должен был убрать Олега Маврина – нашего давнего и заклятого врага. Человека, для которого нет таких понятий, как честь и гордость, – Грегор говорил с расстановкой. – Маврин стоит во главе крупного отряда «Феникс». Наемники, как и мы. Бывшие солдаты, уставшие от предательств со стороны государственных лидеров.

Что-то пошло не так. Информация попала в чужие руки. Кто-то рассказал Маврину о покушении. Тебя поймали. Поместили в ту самую клинику, в которой ты очнулся вчера вечером. Они почистили твою память. Сложно сказать, с какой целью они это сделали. Возможно, для того, чтобы вживить тебе новые воспоминания. Возможно, чтобы настроить тебя против нас…

– Все это похоже на чертов сон! – вырвалось у Равика.

– Но это правда, и тебе придется с этим смириться, – Грегор помедлил. – И, да… добро пожаловать в «Сектор»!

Глава 4

Окутанные туманом улицы города были пустынны в дневной час. Тишина обволакивала пространство, делала его неощутимым, далеким. Будто все, что окружало Равика, вытягивалось и видоизменялось. Словно кому-то удалось повлиять на известные человеку измерения.

Он шел без цели, просто потому что нужно было идти. Ветер хлестал его по лицу невидимой плетью. Откуда-то издалека доносился шум моря.

Стая птиц взмыла в небо. Равик внимательно наблюдал за красивым действом. Ему хотелось улететь прочь из незнакомого города вместе с теми птицами.

Одна из них присела на его руку. То был черный ворон. Красивое оперение, массивный клюв. Но что-то чужое, неясное привлекло внимание Равика. Он присмотрелся. На лапке птицы был закреплен какой-то предмет.

Птица, будто бы не желая, чтобы ее разглядывал человек, взмыла вверх и устремилась к крыше ближайшего здания. Полет ворона был грациозен, потому Равик долго смотрел ему вслед. Смотрел до тех самых пор, пока не раздался взрыв.

Закрепленным на лапке ворона предметом была взрывчатка. Птица, сама того не осознавая, стала смертницей. Взрыв прогремел прямо на крыше здания, так что вниз, на тротуар и проезжую часть посыпались куски бетона и мелкая крошка стекла. Равик рванул в сторону. Он перешел на бег.

Тот взрыв не был единственным. Каждая птица стала смертницей в том незнакомом Равику городе. Ему оставалось лишь бежать как можно быстрее, дабы не оказаться погребенным под завалами.

Его сердце тревожно билось в груди, а птицы все взрывались и взрывались. Но кто мог сделать такое?

Вопрос эхом повторялся в голове Равика. Он проснулся посреди ночи. То был всего лишь кошмар. Воплощение потаенных страхов.

Каюта, в которой он находился, напоминала ему клетку. Причиной тому, возможно, служило отсутствие окон, или же сами размеры каюты. Довольно тесное помещение, рассчитанное на компактное проживание максимум двоих наемников. Равик был в каюте один.

Он лежал на втором ярусе кровати. Взгляд его был направлен строго вверх. Перед его глазами будто все еще парили черные птицы. Не угодил ли он сам, подобно птице, в клетку? Да еще и полоски на его предплечье снова приобрели багровый оттенок. О чем все это могло говорить? У Равика было слишком мало кусочков сложного пазла собственной судьбы.

Он спустился со второго яруса, потянулся. Он не знал, который час; не знал, день ли уже за окном, или ночь все еще властвует над северными широтами Западной Европы. Пытаясь собраться с мыслями, он встал перед зеркалом и оперся о небольшой столик руками. В темноте каюты его отражение казалось размытым, словно кто-то посторонний написал это отражение масляными красками. Свет придал очертаниям строгость.

Равик внимательно посмотрел на свое лицо. Подобное действо он предпринимал уже не в первый раз за прошедшие сутки. «Кто знает, может и сработает» – говорил он сам себе.

Собственное лицо казалось ему чужим. Как будто сущность его вытянули из былого тела и поместили в новое, не оставив иного шанса. Непривычными казались движения рук, ног, шеи. Непривычными и, если так можно выразиться, враждебными. От подобных ощущений Равику становилось не по себе. Его лоб покрывался каплями пота, а сердце тревожно стучало в груди.

Наемник? Солдат? Неужели эти руки убивали? Но если и так, то убивали они ради какой-то высшей цели, или же ради безмерного желания наживы? Быть может, просто ради того, чтобы доставить удовольствие самым темным уголкам души?

Стук в дверь каюты. Равик еле заметно вздрогнул, крепче сжав края столика, будто бы пытаясь вырвать его вместе с креплениями из стены.

Летом 1982-го года Маврин точно так же, как и Равик в 2032-м, стоял напротив зеркала и внимательно смотрел на себя. Не с целью получше разглядеть свое лицо он делал это, но с совершенно другими мыслями и идеями.

Он думал о том, что воля случая в жизни решает если уж не все, то очень многое. Один неверно сделанный шаг, одно не вовремя сказанное слово могут изменить исход затяжной и изнуряющей битвы. Битвы человека с самим собой.

– Если бы не воля случая, я был бы уже мертв, – проговорил Маврин вслух своему собственному отражению.

Это случилось ранним утром, когда солнце еще только всходило над афганскими возвышенностями, и легкая, почти невидимая дымка держалась над землей. Прохлада ночи бесследно исчезала, и Маврин, закинув на плечо верный АК-74, шел по узкой тропинке к близлежащему ручью. Ему хотелось испить холодной водицы, да и просто пройтись в молчаливом одиночестве.

Дорога, которой он спускался с возвышенности, была исхожена советскими солдатами вдоль и поперек. Рядом находился кишлак, в который порой отправлялись за спичками да за другими благами. Афганский народ особо не жаловал «воинов-интернационалистов», но и дорогу им переходить тоже не собирался. Казалось бы, опасаться Маврину было совершенно нечего. Потому и шел он в вольной задумчивости, подобно персонажам лермонтовской прозы.

«… и к свисту пули можно привыкнуть, то есть привыкнуть скрывать невольное биение сердца…» – вспомнилась ему цитата из «Героя нашего времени».

Внезапная встреча заставила Маврина замереть. Он машинально вскинул автомат, хоть рука его в тот момент и дрогнула. Добравшись до ручья, он столкнулся с моджахедом лицом к лицу. Предельно близкое расстояние.

Тот, судя по всему, шел своей дорогой. Вероятно, к отряду. Остановился, чтобы испить воды и передохнуть. Присел на корточки, положил автомат на камень. Маврина все это немного смутило, хоть он и понимал прекрасно, что «духи» – такие же люди, как и он, только стоящие по другую сторону баррикад. Он понимал, что они устают, отдыхают, как и он сам. Вот только в бою они виделись ему иначе. Виделись оскалившимися зверями, которым чуждо все людское. Так, наверное, было проще свыкаться с мыслью о том, сколько человеческих жизней забрала война, и сколько жизней она еще заберет.

Напившись холодной водицы, «дух» обернулся, и, увидев советского солдата с оружием в руках, замер на месте. Его острый взгляд впился в лицо Маврина.

– Не стреляй, – сказал он с сильным акцентом. – Я уходить отсюда. Медленно уходить. Хорошо?

Маврин ничего не ответил. Он держал «духа» на мушке. Тот же сделал шаг назад, и поднял руки.

– Ты только не стреляй, хорошо? Я уходить…

– Где твой отряд? Что ты здесь делаешь?

«Дух» и бровью не повел. Он аккуратно взял свой автомат за ствол и поднял над камнем. Сделал еще один шаг назад. Затем еще один. Медленно, вкрадчиво. Будто зверь, готовый атаковать в любой момент.

– Где твой отряд, урод?! – повторил свой вопрос Маврин, но теперь с большей настырностью.

– Нет отряда. Один я здесь. В кишлак иду. Семья у меня там. Жена. Дети.

Маврин знал, что должен был рано или поздно нажать на спусковой крючок. Лучше уж рано, чем слишком поздно. Короткая очередь – и дело в шляпе. Никаких сожалений. Он знал, что моджахед на его месте не стал бы раздумывать. Тем не менее что-то мешало ему выполнить свою прямую обязанность – убить противника. Человечность ли? Быть может, трусость? Легко судить со стороны. Куда сложнее сделать шаг.

«… иногда маловажный случай имеют жестокие последствия…»

И если бы не одинокий камень, который из-за неловкого движения другого «духа» скатился с горы вниз, прямо к ногам Маврина, то, возможно, советского солдата ожидала бы участь сотен других солдат, застигнутых врасплох, пойманных в смертельный капкан.

Маврин отреагировал незамедлительно. Развернув туловище, он машинально направил дуло автомата прямо на «духа», который собирался по-тихому подобраться к нему со спины. Короткая очередь прошила моджахеда насквозь. Обмякшее тело упало на камни.

– А! Умри! – заорал другой дух, прицеливаясь в Маврина.

Но советскому солдату уж очень не хотелось умирать. Воспользовавшись своей отменной реакцией, данной природой, он отпрыгнул в сторону. Нажав на спусковой крючок, Маврин выпустил очередь в сторону «духа». Пули прошили тело моджахеда по диагонали, от уха до пятки. Кровь залила ручей, окрасив воду в красное.

После оглушительных выстрелов тишина природы казалась Маврину чужой, неестественной. Он тяжело дышал, лежа на каменистом пригорке. В спину больно вонзилось острие камня, но то было самой малой бедой в сравнении с тем, что могло случиться.

На звуки выстрелов немедля отреагировали сослуживцы. Среди них был Трофимов, который в тот самый момент жадно поглощал тушенку прямо из жестяной банки, закусывая черным хлебом и запивая водой. Среагировал и Степаненко. Он схватил Калашников и побежал в ту сторону, откуда раздавались выстрелы.

– Стоять, солдат! – заорал ему вслед старший прапорщик Селиванов. Рослый, статный мужчина около тридцати с небольшим, он имел громкий командный голос, внушающий доверие солдатам. – Помереть хочешь?!

Степаненко остановился, впившись взглядом в Селиванова. В этот момент из палатки вышел лейтенант Трофимов.

– Пойдем, посмотрим, кого там прикончили…

– Маврин туда пошел! – сказал Степаненко.

– Твою мать… – протянул Трофимов. Он повернулся к Селиванову. – Костя, возьми пару бойцов. Пойдем выручать нашего!

Какого же было их удивление, когда они, спустившись с горы, увидели сидящего на земле с автоматов в руках Маврина, а по обеим сторонам от него – мертвых «духов» с множественными огнестрельными.

– О, как, – усмехнулся Трофимов. – Сам справился. Молодчик!

Протянув руку, он помог Маврину подняться на ноги. По лицу рядового струился пот, нижняя губа чуть подрагивала. Лейтенанту было предельно ясно, что испытывал солдат в тот момент. Этот ужас он и сам пережил однажды.

Маврин столкнулся взглядом со своим товарищем. Степаненко кивнул, скупо улыбнувшись.

Прапорщик Селиванов, закуривая папиросу, присмотрелся к телу одного из моджахедов. Того, что лежал в ручье. Опустился на корточки. Выпустил струю дыма прямо в лицо мертвому «духу».

– Старый приятель, – сказал он и кивнул, будто бы соглашаясь сам с собой. – Все никак прикончить этого уродца не мог. Как козел горный бегал, ей Богу! – он повернулся к Маврину. – А ты, парень, умело с ними.

– Вариантов других не было, – ответил Олег.

Вот и стоял он, глядя на себя в зеркало, пытаясь понять, что же именно его чуть не погубило: трусость, или же человечность. Не думал он, что будет задаваться таким вопросом. Трусом себя никогда не считал, да и поступал всегда по совести.

Но то был, пожалуй, один из первых серьезных вопросов, с которыми ему предстояло столкнуться в жизни. Тогда, в разгар летнего дня в Афганистане, затерянный в горах чужой страны, воюющий ради блага народа, который этого самого «блага» не хотел вовсе, он не думал, что когда-нибудь возглавит собственную армию. Тогда он не знал, как ответит на самый главный вопрос в своей жизни.

Глава 5

Равик стоял у перил и смотрел на водную гладь Северного моря. День перевалил за свою половину, и холодное солнце медленно двигалось к горизонту. С востока дул холодный ветер, так что он поднял ворот куртки, спрятав шею и частично уши.

Грегор поравнялся с Равиком и тоже устремил свой задумчивый взгляд вперед. На нем был военный камуфляж с броневыми вставками. Из кобуры на поясе торчала рукоять пистолета. Преданный своему делу солдат.

– Через неделю мы улетаем в Японию, – сказал Грегор спустя какое-то время. – Я знаю, что тебе сейчас не по себе из-за всех этих изменений, но есть незаконченное дело.

Равик внимательно посмотрел на своего собеседника. Безусловно, этот человек вызывал его доверие. Но почему же Равик чувствовал в душе своей вакуум? Ради чего он боролся раньше, и ради чего будет бороться теперь?

Он словно потерял свою личность. Отчасти, так оно и было. Самим собой человека делает память. Без нее, как и без прошлого, человек может быть кем угодно.

– А какое у нас дело в Японии? – спросил Равик.

– Не у нас. У «Феникса». Крупная партия биоимплантов, используемых в военных целях, будет передана в Токио людям Маврина, – ответил Грегор, закурив. – В Азии у «Феникса» хорошие и долгосрочные связи. Есть такая корпорация – «NanoMedics». Очень крупная организация, продукция которой может повлиять на ход любой современной битвы. Об этом знают очень немногие. От большинства людей информация о военных разработках скрыта, и так было всегда. Да вот только ставки сейчас чересчур высоки.

– Ты сказал, что Маврин – человек бесчестный, – сменил тему разговора Равик. – Но… что именно он сделал?

– Много чего нехорошего, – Грегор посмотрел собеседнику прямо в глаза. – Он не верит в человечность. Не верит в то, что люди могут измениться. Этот человек прошел через несколько воин, он повидал немало. Я не могу судить его за то, что он стал таким. Но ведь если ты увидишь монстра, Равик, то попытайся остановить его. Иначе нельзя…

– Но как я оказался на вашей стороне? В «Секторе»?

Грегор ничего не ответил на этот вопрос. Он лишь докурил сигарету и выбросил окурок в море. Выпустил струю дыма.

– Ты сам явился в «Сектор». Знал нечто важное о спецоперациях «Феникса». Но ты не был перебежчиком. Просто ты выбрал сторону, и все, – последовала пауза. – Порой лишиться памяти – это великое благо для человека. Возможность начать жизнь заново. Воспользуйся этим и не копайся в своем прошлом. Оно может ужалить, подобно змее. Яд прошлого оставляет следы на душе. А потом она гниет. Твоя душа гниет. И с этим ничего не поделать. С этим приходится жить.

Равику нечего было ответить. Он оставил свои вопросы, надеясь, что рано или поздно сможет задать их вновь. Но вдруг Грегор прав, и прошлое – это не то, за чем стоит гоняться?

Мощный порыв восточного ветра ударил Равика в лицо. Прорываясь сквозь металлические нагромождения нефтяной платформы, ветер свистел, будто бы напевал свою незнакомую человеку мелодию.

– Пойдем отсюда, – сказал Грегор. – Холодно что-то стало…

Куда теплее было в кают-компании. Кроме Равика и Грегора, в просторном помещении находилось около десятка наемников. Среди них были как мужчины, так и женщины. Кто-то обедал; кто-то просто общался, сидя за столиком у окна и поглядывая на море. На застекленных прилавках была выставлена разнообразная еда в контейнерах, предназначенных для длительного хранения. Повар, облаченный, как и полагается приличному повару, во все белое, помогал посетителям с выбором блюд. Если бы не военный камуфляж и оружие, могло бы показаться, что это обыкновенная столовая на борту круизного лайнера.

– Заказать тебе кофе, Равик? – спросил Грегор.

– Не отказался бы…

В то время, пока Грегор отправился к прилавку, намереваясь сделать заказ, взгляд Равика стал блуждать по лицам людей, окружавших его. Он полагал, что, раз уж состоял раньше в отряде, то, вполне возможно, сможет наткнуться на кого-нибудь из знакомых. Но он встретил взгляд совершенно неожиданного персонажа из его новой истории.

Наемница, с которой Равик столкнулся в клинике во время перестрелки, сидела за столиком у противоположной стены. Попивая кофе, она о чем-то общалась с рослым мужчиной с гладко выбритой головой. Завидев Равика, она сконфузилась, а после резко оборвала разговор и встала из-за стола.

Равик хотел было рвануть к ней, но увидел приближающегося к столику Грегора. В руках он держал поднос, на котором в блюдцах стояли две чашки кофе. Понимая, что могут возникнуть вопросы, Равик сдержал свое желание поговорить с наемницей и остался сидеть в кресле за столом.

Грегор поставил чашки, а поднос отдал одному из наемников, что проходил рядом. Тот, не сказав ни слова, кивнул Грегору, отнес поднос к прилавкам и передал поварам, после чего присоединился к своей компании и покинул помещение.

– Когда я был в клинике… ну, то есть, когда началась вся эта заварушка, я видел нечто странное, – начал Равик, желая разрушить подступившее молчание. – Может быть мне, конечно, показалось, но… я видел человека, который с ног до головы был в огне. При этом он просто ходил, как будто ему было все ни по чем.

Грегор кивнул с пониманием. Он отпил немного кофе, после чего посмотрел на собеседника.

– Ты видел Дьявола. Доподлинно неизвестно, откуда он… оно появилось. Возможно, это один из мутантов современного мира. Радиоактивное чудовище, не знающее боли. Скажу лишь одну вещь – когда Дьявол вступает в дело, начинается настоящий ад.

– Так и в клинике случилось?

– Да. Эта тварь положила кучу наших солдат в один миг.

– И оно… что, принадлежит Маврину? Все это похоже на какой-то ночной кошмар.

Грегор ухмыльнулся. Вероятно, впервые за все время его общения с Равиком.

– Ты проснулся в таком вот странном мире, – он хлебнул кофе. – Скоро ты перестанешь удивляться тому, что окружающая действительность больше похожа на вымысел. Это будущее, которого мы желали. Будущее, которое мы заслуживаем.

Стрельбище находилось на нижних этажах основного здания. Просторное помещение, разделенное на несколько отсеков, с хорошей звукоизоляцией. Блуждая по скрытым пространствам платформы, Равик все больше и больше поражался тому, насколько обширным являлся отряд «Сектор». Он видел лишь малую часть того, что принадлежало этой частной армии, но этого было вполне достаточно.

За столом небольшого отсека, увешанного мониторами, на которые выводились изображения с камер наблюдения, сидел мужчина с заметно поредевшей белесой шевелюрой и странной, будто застывшей на лице ухмылкой.

– Это Виктор, – представил мужчину Грегор, обернувшись к Равику. – Оружейных дел мастер, так сказать.

– Я думал, что не нуждаюсь в представлении, – усмехнулся мужчина, поднимаясь из-за стола и протягивая Равику руку. – Обо мне тут и так все знают, разве нет?

– Боюсь, что нет, Виктор, – сухо ответил Грегор. – Ты сидишь на самом дне этой чертовой платформы.

– Зато у меня много оружия под рукой, – Виктор похлопал по лежащему на столе пистолету, внешний вид которого был Равику неизвестен.

– Это экспериментальный пистолет, – словно прочитав мысли собеседника, пояснил Грегор. – Модель A-5. Отдаленно напоминает Glock, но в десяток раз лучше.

– Мое детище, – гордо подметил Виктор.

Он взял в руки пистолет и с легкостью начал его разбирать. На все про все у него ушло секунд десять, не больше. Закончив, он оперся руками о стол и с горделивым выражением лица посмотрел на Равика, будто бы ожидая его реакции на мастерски выполненную работу.

– Не самое простое устройство, – сказал Виктор. – Не Макаров, уж точно… – он помедлил. – Так, а ты, стало быть, новенький?

– Что-то вроде того, – усмехнувшись, ответил Равик.

Он подошел к столу чуть ближе. Окинул взглядом составные части пистолета А-5, столь быстро разобранного Виктором. Выдохнул.

На то, чтобы собрать пистолет, у него ушло ровно семь секунд. Загнав магазин в рукоять и отложив пистолет в сторону, Равик повел бровью, будто бы удивляясь собственной скорости. Удивился и Виктор. Казалось, что его горделивость в миг испарилась, оставив вместо себя глупое выражение лица и чувство досады из-за поражения в негласном поединке.

– На уровне подкорки, – констатировал факт Грегор. – Такие вещи никуда не пропадают. Они в твоей голове.

– Кто ты, парень? – спросил Виктор. Равик ничего ему не ответил.

Равик сидел в просторном кресле. Он был расслаблен, голова его была откинута чуть назад. По обеим сторонам кресла размещались устройства, видом своим напоминавшие прожекторы, направленные друг на друга. В одном из них было широкое отверстие, которое Равик изучал взглядом, ожидая, когда в кабинет вернется военный врач.

– Ну что, Равик, ты готов? – спросил, войдя в помещение, врач – мужчина в годах, с острой бородкой, в очках. На нем был белый медицинский халат, едва скрывавший камуфляж.

Равик кивнул. В конце концов, ему самому было интересно узнать, что же за устройство находится в его предплечье.

– Грегор попросил просканировать тебя полностью. Начнем с головы, – сказал врач, присаживаясь около устройства. На поверхности правой консоли был размещен сенсорный пульт управления. – Это портативный томограф, не самый новый, но свои задачи выполняет по полной программе. Просто лежи смирно и ничего не делай.

Равик снова кивнул. Быстрыми движениями жилистой руки врач установил режим работы томографа. Едва слышно зажужжали консоли и начали свое движение сверху вниз, вдоль тела Равика, по миниатюрным рельсам, установленным по бокам кресла.

«Что бы это ни было, – подумал Равик. – С этим нужно будет смириться. Ну, в конце концов, не ядерную бомбу же мне вшили в тело! Подумаешь, какое-то устройство. Этим теперь никого не удивить…»

Консоли дошли до конечной точки сканирования, после чего начали двигаться обратно. Военный врач все это время смотрел в сторону, явно думая о чем-то своем. Блеск его светлых глаз показался Равику весьма и весьма странным.

– Хм, – многозначительно протянул врач, глядя на консоль. В тот момент на сенсорном экране высветился предварительный вариант снимка.

– Что там? – спросил Равик.

– Все после, – спокойно улыбнувшись, ответил врач. – А теперь попрошу тебя просунуть руку вот в то отверстие в консоли, – указал он пальцем. – Да, сюда.

Консоль с отверстием подъехала чуть ближе, и Равик без труда смог выполнить указание врача. Снова раздался жужжащий звук. Томограф принялся сканировать руку Равика.

На этот раз лицо врача выглядело озадаченным. Он внимательно присмотрелся к изображению на экране. Почесал бородку. Блеск его глаз теперь нельзя было спутать с чем-то другим. Глаза его было не настоящими.

– Готово, – сказал он, наконец, Равику. – Мне потребуется минут пятнадцать на распечатку снимков. Я передам их Грегору. Сможете посмотреть вместе с ним.

– Так что же там?

– Понятия не имею. Но что-то очень интересное.

Равик подумал, что это был не самый исчерпывающий ответ из всех, что приходилось ему слышать. Что же могло так взволновать военного врача, которому, можно быть в этом уверенным, довелось повидать немало всякого за время практики? И снова вопросов становилось куда больше, чем ответов.

Покинув кабинет, Равик пошел по узкому коридору. Он еще не особо хорошо разбирался в лабиринтах помещений, но, к его радости, местами попадались указатели, по которым можно было спокойно ориентироваться. Но была ли где-нибудь табличка, которая могла указать Равику, где ему суждено было встретить таинственную наемницу вновь?

Вторая встреча за день уж точно не была случайной. По крайней мере, на этой огромной платформе посреди холодного моря. Она была явно взволнованна. Равик же стоял посреди коридора в полном оцепенении. И даже когда она сделала несколько шагов навстречу ему, он не сдвинулся с места. Он просто не знал, что следует от нее ожидать.

Меньше всего он ожидал от нее объятий. Той самой нежности, которую почувствовал он, когда ее щека коснулась его щеки. Он вдохнул запах ее волос. Что-то кольнуло глубоко внутри, где-то под сердцем.

– Хорошо, что ты вернулся, – сказала она на чистом русском языке и резко отстранилась, будто бы опасаясь, что их кто-то заметит. – Пойдем отсюда.

– Но… – хотел было возразить Равик. Осекшись, он двинулся вслед за девушкой.

Она вела его лабиринтами коридоров. Проводница в загадочном мире, в который Равик попал, подобно Алисе из известной сказки Льюиса Кэрролла. Но только вместо диковинных пейзажей – холод металла и нордическая красота открытого моря. Следуй за белым кроликом…

Наемница привела Равика в свою каюта. Она ничем не отличалась от той каюты, в которой поселился Равик. При должной рассеянности можно было запросто перепутать помещения.

– Никто не должен видеть нас вместе, – сказала она сразу же после того, как закрыла за собой дверь. – Ты же знаешь…

– Я даже не знаю, кто ты такая, – ответил Равик, разводя руками. Он заметил на ее лице синяк. – Знаю только, что ты хотела прикончить меня в той чертовой клинике!

– Это была мера предосторожности, – спокойно ответила наемница. – Я не могла быть уверена в том, что ты остался самим собой. Но ты ведь остался?

Равик не смог ответить на этот вопрос с должной уверенностью. Он промолчал.

– Ты хотел рассказать мне что-то очень важное. Что-то о моем отце. Сказал, что придет время. А потом исчез… Просто испарился, ничего не сказав, – наемница помедлила. – Грегор сказал, что тебя захватили люди из «Феникса». Была сформирована отдельная группа. А после еще то, что случилось в клинике…

– Они не хотели спасать меня, – холодно сказал Равик. – Грегор сказал, что они пришли за Свенссоном, и за Мавриным. А меня должны были спасти. Но те наемники ворвались в клинику для того, чтобы прикончить меня, и я почти уверен в этом. Но почему? Почему они охотились на одного из своих?

– Да все потому, что ты вовсе не свой…

Чуть склонив голову, Равик сидел на самом краю койки, будто опасаясь занять больше места. Время от времени он посматривал на наемницу. Она, и в самом деле, была хороша собой. Да только снова Равику не было никакого дела до ее красоты. Он был озадачен совершенно другим вопросом.

– Ты не рассказывал мне о том, кто ты и зачем вступил в ряды «Сектора», – говорила наемница. – Но с самого первого дня нашего знакомства я подозревала, что мы преследуем одни и те же цели…

– И какие же?

– Об этом позже. Грегор узнал какую-то информацию касательно тебя. Что-то из твоего прошлого. Действительно, та миссия была отнюдь не спасательной. Была поставлена прямая задача – уничтожить объект. Он не называл твое имя. Только внешнее описание и место, в котором ты должен был находиться. Но я сразу поняла, о ком идет речь.

– Но ты все равно отправилась в Швецию, разве нет?

– Чтобы спасти тебя. По крайней мере, постараться это сделать. Я не могла подставляться.

Равик приложил к вискам вспотевшие от волнения ладони. Перед ним находился еще один человек, который заслуживал доверия не больше, чем надпиленная доска подвесного моста. Внизу была пропасть. Шанс был всего лишь один.

– Ты точно не помнишь, о чем хотел мне сказать перед своим исчезновением? – спросила наемница. – Что-то важное… И ты был очень встревожен чем-то.

– Кто ты? – ответил вопросом на вопрос Равик.

– Меня зовут Вера. И я единственный человек в этом отряде, которому ты можешь доверять.

– Похожие вещи мне говорил и Грегор. Но, как оказалось, он хочет моей смерти. При этом почему-то оставил в живых, – Равик тяжело выдохнул. – Вот только зачем?

– Грегор ведет двойную игру, – сказала Вера. – У него какие-то личные счеты с Мавриным, но об этом я мало чего знаю. Знаю лишь, что не все, что он делает, доходит наверх.

– Наверх?

– За этим отрядом стоят влиятельные люди. Возможно, кто-то из зарубежного правительства. Кто-то очень могущественный.

– Зарубежного? То есть Европа?

– Скорее всего. У американцев теперь другие интересы. Демократию по миру разнести не смогли, так теперь у себя ее искоренить пытаются, – усмехнулась Вера. – Слишком сильно распылялись последние десятки лет.

Равик кивнул в знак согласия. О том, что в США началось время великих реформ, он прекрасно помнил. Теперь попасть на территорию государства иностранному гражданину было не проще, чем пробраться за «железный занавес» Советского Союза послевоенных лет. Новый президент продолжал политику своего предшественника, но только с большим напором. Страна устала от мигрантов.

«Третий мир» оставался обозлен в ответ на действия Вашингтона. К слову сказать, многие страны из развивающихся превратились в развитые и самостоятельные в экономическом и политическом плане. Бразилия, Индия, Пакистан… список был достаточно внушительным.

Бывший Европейский Союз все больше и больше напоминал разобщенные территории времен феодального Средневековья. После отсоединения Великобритания стала придерживаться собственной политики. За ней последовала Германия, и т.д.

Россия вступила в тесное сотрудничество с набирающим обороты гигантом КНР. Отношения стран оказалось взаимовыгодным, что позволило создать самую крупную и самую мощную коалицию, когда-либо существовавшую в мире.

Вообще, распределение сил на карте мира очень сильно отличалось от того, каким оно было какие-нибудь десять-пятнадцать лет назад. Теперь больше тревоги в мир и без того неспокойный привносили вот такие крупные частные армии, вроде «Сектора» или «Феникса». Об этом не раз говорилось в СМИ, но всей правды люди попросту не знали. Они не догадывались о том, что в руках этих отрядов оказывались передовые разработки оборонных предприятий и научных институтов, всемирно известных и глубоко уважаемых обществом. Миром управляли единицы людей. Те, кто стоял во главе таких отрядов.

– Тебе нужно уходить, – сказала Вера, присев на корточки перед Равиком. – Нам не следует много времени проводить вместе, особенно сейчас. Это слишком опасно.

– Но… Я улетаю в Японию через несколько дней. Грегор сказал.

– Я слышала об этой спецоперации. Тебе следует быть начеку. И, все же, если Грегор оставил тебя в живых, то он имеет с этого какую-то выгоду. Так что ты в относительной безопасности.

– Что ж, это окрыляет, – ядовито усмехнулся Равик. – Осталось понять, с какой стороны следует ожидать опасность…

Вера взяла руку Равика своими руками. Она долго и пристально смотрела в его глаза, будто бы пытаясь найти тот отклик, который нашла уже однажды. Повисло неловкое молчание.

– Тот вопрос, который ты мне задала в клинике. Про глаза. Что ты имела в виду? – спросил, наконец, Равик.

– Просто я ошиблась, – скромно улыбнувшись, ответила Вера. – Не думай об этом.

Но Равик не мог не думать об этом. Лежа на втором ярусе кровати, он буравил взглядом потолок, и рой мыслей носился внутри его головы. Образ Веры не покидал его. Но кто такая была эта русская? И почему русским чувствовал он и себя самого?

Сложно описать внутреннее понимание человеком своей принадлежности к той или определенной национальности. Но факт того, что Равик мыслил на русском языке, хорошо владел им, да и вообще, испытал определенную степень комфорта рядом с русской девушкой, пусть и посреди чуждого моря, был неоспорим.

Снова болела его голова. Слишком тяжелыми казались мысли. Самоидентификация проходила неестественно тяжело, будто сознание отторгало внешнюю оболочку. Или же, наоборот, тело не принимало разум. От подобного ощущения можно с легкостью сойти с ума. Равик, казалось, был на грани.

Глава 6

Мишени появлялись внезапно. Столь же внезапно они исчезали. Так и случается в реальном бою. Нет времени на раздумья. Нет времени, чтобы прицелиться. Всего секунда – и ты мертв.

Равик сделал кувырок вперед. Так он оказался у бетонной плиты, поставленной «на дыбы». Выглянув из-за нее, он ухватился взглядом за голограмму вооруженного автоматом Калашникова террориста. Сделал несколько выстрелов. Точно в цель.

На стрельбище он пришел один. Виктор встретил его своей привычной ухмылкой, но теперь во взгляде его читалась странная, схожая сутью своей с ненавистью, но не столь явная в проявлениях своих зависть.

Равику хотелось проверить себя. Пострелять по мишеням. Понять, кем он является на самом деле, Равик мог лишь опытным путем, но не изнуряющим самоистязанием, сидя в запертой каюте, глядя на себя в зеркало. Он был готов проверить на прочность ту клетку, в которой оказался по воле случая.

– Выходи на «поле», – сказал ему Виктор, протягивая Равику модифицированную винтовку HK G36. – С этим малышом шутки плохи, – добавил он. – Смотри, не подстрели себя…

– Постараюсь, – без особых эмоциональных проявлений ответил Равик и пошел к двери, ведущей на «поле».

Мишенями служили голограммы. Важно было не подстрелить мирных жителей, при этом уничтожить как можно больше террористов.

– Ты особо не переживай, дружище, – сказал по громкой связи Виктор. – Они не будут стрелять в ответ. Такая задача по тебе, так ведь?

Пропустив мимо ушей язвительность Виктора, Равик принялся методично отстреливать мишени, продвигаясь по полю вперед на предельной скорости. Он, не сомневаясь, отдался своим инстинктам, и не прогадал. Движения его были отточенными, четкими. Глаза его видели мишени, мозг обрабатывал информацию. «На уровне подкорки…» – вспомнились ему слова Грегора.

– Но что же за машина для убийств тогда сидит глубоко во мне? – мог спросить Равик у самого себя. – Неужели это и есть моя сущность? Солдат, или же преступник?

Когда все цели были поражены, а поле осталось позади, он остановился и выдохнул. Сердце его билось быстро, но он не чувствовал усталости. Он был спокоен, и кровь разливалась по напряженным мышцам, которые остро нуждались в тренировках.

Оставив стрельбище, Равик сходил в каюту, помылся в душе, побрился, сменил одежду и отправился обедать в кают-компанию. Грегора он не видел со вчерашнего вечера, но не особо из-за этого переживал. В отряде постоянно что-то двигалось, менялось. Каждый новый день он видел незнакомые лица. Те, кого ему уже довелось повстречать, куда-то пропадали. Платформа была лишь перевалочным пунктом. Курортом для таких, как Равик.

Он мог лишь догадываться о масштабах «Сектора» и сферах его настоящего влияния. Отряд, как предположил Равик, имел крупную сеть. Разбросанные по всему миру базы, уйма тайных агентов, явочные квартиры. Связи в верхах власти множества стран. Все это походило на страшный сон фантаста, но с одной лишь оговоркой. То была реальность.

Пообедав, Равик отправился на свежий воздух. Свинцовые тучи заволокли небо. Сырой, зябкий день. Казалось, что вот-вот начнется дождь. Равику вспомнился сон, который явился ему в клинике. Он стоял посреди зеленеющегося поля, а над головой его нависали такие же темные тучи. То поле казалось теперь Равику морской гладью. Колышущаяся под действием ветра трава была подобна волнам неспокойного моря. Видел ли он в своем сне прошлую жизнь? Мог ли рассчитывать он, что однажды прошлое приснится ему, а может и вовсе вернется внезапно? Но если сны его – отражение ушедшей навсегда реальности, то, стало быть, в той реальности все было далеко не прекрасно.

Его одолевали кошмарные сны. Он просыпался посреди ночи, забывая, где находится, и готов был выть в кромешной темноте от бессилия. Клетка. Этот образ никак не выходил у него из головы. Засел едкой мыслью в глубинах сознания. Птицы…

Громко кричали в вышине чайки. Маршруты их полетов то и дело менял своими резкими порывами сильный ветер. И даже будучи в небе, птицы не обретают окончательную, неопровержимую независимость. Все в мире зависит от обстоятельств. Ветра влияют на птиц. Люди влияют на людей. И от этого никак не скрыться.

Равик посмотрел на ладони своих рук. Но своих ли? Теперь он знал, что внутри его тела есть нечто чуждое человеку. Так насколько верно теперь он мог судить о себе как о человеке? И кто, или что, дает живому существу право самоидентификации в этой жизни? Неужели снова память? И кто мы без нее?

– То, что находится в твоей руке – нечто вроде модуля, – говорил ему Грегор, когда они сидели в кабинете врача. То было на следующий день после исследований и знакомства с наемницей по имени Вера. – Сложно сказать, для чего именно он служит, но это что-то необыкновенное. Не припомню, чтобы у тебя была такая штука до твоего исчезновения.

– По сути дела, твоя рука – нечто среднее между протезом и обыкновенной человеческой рукой, – добавил врач. – Этот модуль настолько глубоко интегрирован в системы твоего организма, что я, признаюсь, поначалу диву дался. Это нечто новое в медицине.

– Ты точно ничего не припоминаешь? – спросил Грегор. – Может быть, какие-то отрывки разговоров, или еще что-нибудь?

– Да говорю же, что не помню, – чуть раздраженно ответил Равик. – Мне не меньше вашего интересно понять, что из меня сделали в этой чертовой клинике!

Он снова взглянул в глаза врача, заметил странный блеск. Те глаза были не чем иным, как сдвоенным протезом со встроенными функциями «скрытого видения». Кроме стопроцентного зрения, такие глаза давали владельцу возможность видеть изображения, которые не существуют в реальности. Получать посредством мощного приемника изображения с компьютеров и смартфонов, или даже из таких же «глаз» других людей. Эта технология активно продвигалась на рынке военных разработок последних лет, и Равик замечал такие вот «глаза» у многих членов отряда.

– По сути, все твое тело напичкано имплантатами. Ни один из них не имеет штрих-кода или какого-либо другого опознавательного знака, – продолжал говорить врач. – Но при всем при этом нет никаких повреждений со стороны внутренних органов. Мозг в полном порядке. Нервная и сосудистая системы не затронуты. Занятно все это, в общем.

Он протянул Равику снимок, на котором было изображено его просвеченное тело. Кроме большого пятна модуля, что был спрятан в руке, Равик приметил небольшие пятна, которыми являлись имплантаты. Один из них располагался в области правого виска, еще один – в груди. По одному в каждой ноге…

– Вживленные в тело материалы. Похоже, для стимуляции работы мышц. Укрепления в районе таза. Сердце частично состоит из имплантатов. Но это не означает, что у тебя проблемы с сердцем. Это, скорее, дополнительная деталь, если так можно выразиться.

– И что? Я теперь не умру никогда? – с сарказмом спросил Равик.

– Чисто теоретически, с таким набором «примочек» в теле человека трудно назвать живым, если уж придерживаться традиционного понимания вопроса. С другой стороны, пока живо твое сознание, твой разум – жив и ты сам. Философские вопросы лучше оставить философам, разумеется.

Но этот вопрос Равик не мог оставить лишь кучке книжных червей – оставшимся в современном мире философам. Вот уже несколько дней он думал о том, что сокрыто внутри него, и о том, какие последствия все это может ему принести.

Киборг. Равику вспомнилось это слово, когда он стоял под нависшими темными тучами, ожидая, когда с неба прольется дождь. Киборгами в фантастике называли машинно-человеческий гибрид. Сотканного из плоти, крови и высокотехнологичных материалов монстра. Забавно было лишь то, что с проникновением в реальную жизнь огромного количества имплантатов, используемых не только в военных целях, но и в повседневной жизни, писатели перестали употреблять это слово.

Есть такое понятие, как эффект «зловещей долины». Это гипотеза, согласно которой, чем больше робот или другой объект, схожий по своим параметрам с человеком, но не являющийся им, похож на настоящего человека, тем большую он может вызывать неприязни и отвращения у людей-наблюдателей. Равику вспомнилось это самое понятие. О нем он услышал когда-то давно, в прошлой жизни. Оно прочно врезалось в его память.

Вызывал ли он у самого себя чувство отвращения, неприязни? Глядя в зеркало, он видел собственное отражение, и ненавидеть себя, как и любой другой человек, мог и за поступки, и за внешность, и за свое беспамятство. В этом он нисколько не отличался от других людей.

Он выбивал из себя страх с каждым новым ударом. Он не чувствовал боль, усталость. Обыкновенный боксерский мешок, подвешенный цепью к потолку тренажерного зала, буквально вынимал из него все те излишки напряжения и сил, что могли трансформироваться в гнетущие мысли и пугающие догадки. Боксируя, он лишал себя тяготящего чувства.

Ближе к вечеру Равик оказался в тренажерном зале. Разогревшись немного на беговой дорожке, сделав пару подходом жима штанги лежа, поупражнявшись с гантелями, он почувствовал себя немного лучше. Добравшись до боксерского мешка, он решил выложиться по полной программе. Кроме того, ему нравилось, что в зале единоборств он мог оставаться наедине с самим собой.

Телу не нужны были напоминания. Движения Равика были отточенными, равно как и умение стрелять из различных типов огнестрельного оружия. Обе руки были развиты одинаково хорошо. Удары он наносил молниеносно, не жалея сил и воздуха, что врывался и вырывался из его легких.

– Может, спарринг? – окликнул его знакомый голос.

Грегор стоял в дверях зала. На нем была спортивная форма. Равик обратил внимание на то, как хорошо было сложено его тело. Крепкие мышцы рук, широкие плечи, крупный торс. Внешне он был куда крупнее Равика.

– У тебя есть одно очень явное преимущество, – чуть усмехнувшись, заметил Равик, указывая на руку-протез Грегора.

– Снять его я, увы, не могу. Зато обещаю не бить в полную силу.

– Тогда это будет нечестный поединок.

Грегор, не обращая внимания на слова Равика, полез на боксерский ринг. Он несколько раз подпрыгнул, размял шею, плечи.

– Перчатки и шлемы лежат вон в том ящике, – указал он своему потенциальному противнику. – Дверь не заперта.

Понимая, что спорить дальше будет бесполезно, Равик кивнул и направился за инвентарем. Вскоре он вернулся к рингу и с ловкостью забрался на него.

– Ну что, поехали? – спросил Грегор, надев перчатки и шлем.

Дождавшись, когда Равик наденет экипировку и приготовится, он сделал первый удар. Джеб. Дальше – удар дальней рукой. Равик, не растерявшись, уклонился и нанес удар по животу противника. Дальше – несколько прямых ударов. За ними последовал хук. Точное попадание.

Грегор тряхнул головой. Вероятно, не ожидал такого напора. Все же, его движения были достаточно быстрыми, чтобы ответить Равику прямым ударом правой, который тот пропустил. Напряжение нарастало. Сила ударов увеличивалась.

Выжидая, когда Равик нанесет удар, Грегор резкими движениями перемещался по рингу. Удар. Еще один. И снова Равик пропустил удар правой, но удержался и ответил свингом.

В нем словно закипела ярость. Полосы на его предплечье окрасились в красный цвет, словно кровь хлынула в них с новой силой. Будто полосы эти были не из какого-то материала, разработанного в лаборатории, но из человеческой плоти.

Он провел серию ударов и сбил противника с ног. Грегор упал, но быстро поднялся. Тряхнул головой.

– Неплохо, – сказал он, тяжело выдыхая.

Грегор тоже провел серию. Правой, левой, апперкот. Последний удар чуть было не лишил Равика сознания.

– Хочешь еще?

Грегор вошел в кураж, предвкушая возможный исход поединка. Но Равик честно и добротно ответил ему. Прямым правым он отправил противника в нокаут. Это случилось очень быстро. Как будто что-то щелкнуло в пространстве, из-за чего Грегор упал на помост и остался на нем лежать какое-то время.

Равик протянул ему руку, помогая подняться. Грегор поблагодарил его за хороший бой и удалился с ринга, оставив победителя стоять в гордом одиночестве на помосте.

Стянув с себя шлем и перчатки, Равик сел на край помоста и свесил ноги. Он положил руки на канат. Дыхание его было частым, но после такого поединка это было нормально. Полоски на руке приняли свой привычный вид. О чем же они сигнализировали Равику? Узнать ответ на этот вопрос ему было суждено позже. Всему свое время.

Глава 7

Норвегия. Аэродром у берегов Северного моря. Поздний вечер, когда отблески солнца все еще разливаются по небу, принимая цвета темные, поздние. Плавно снижаясь, заходил на посадку Boeing 787. Практически бесшумный, он словно парил в воздухе, разрезая острыми крыльями пушистые кучевые облака.

В то же время на площадку около огромного ангара приземлился вертолет, в котором находились члены отряда «Сектор». Среди них был и Равик.

Самолет коснулся взлетно-посадочной полосы. Короткий пробег. Взревел реверс тяги. Свернув с ВПП, Boeing прокатился по стоянке самолетов и остановился около ангара. Стальная птица замерла в ожидании нового полета.

Бойцы «Сектора» загрузили в самолет тяжелые ящики, в которых перевозилось оружие и прочий инструментарий, особенно важный в условиях тихих войн. Передатчики, компьютеры, системы слежения. «Сектор» был вооружен до зубов.

Равик зашел в пассажирский салон и занял место у окна. Грегор сел рядом. Он откинул назад спинку кресла, пригладил мощной рукой свои длинные седые волосы, выдохнул и закрыл глаза. Впереди были долгие часы полета над просторами Евразии.

Закончилась дозаправка. Убрали трап. Диспетчер дал добро на взлет. Стальная птица развернулась на стоянке и направилась к полосе. Мерный гул двигателей ласкал слух. Только голоса других членов отряда напоминали Равику о том, что он находился в салоне не один.

Самолет оторвался от земли. Стремительно набрав высоту, он скрылся за облаками от людских взглядов. Взял курс на Токио.

За день до отбытия в Японию Равик вновь встретился с Верой. Случилось это не то чтобы случайно. Он специально искал встречи с ней, да только найти ее в лабиринтах платформы было отнюдь не просто. Блуждая, он встречал подозрительные взгляды наемников. Он слышал обрывки фраз, которые связывались в единый и цельный монолог.

Их встреча случилась на крыше, прямо под громоздкой нефтяной вышкой, которая теперь, лишившись своих основных функций, служила для платформы лишь прикрытием.

Она не сразу заметила присутствие Равика. Стоя позади, он мог наблюдать, как ветер играется ее каштановыми волосами. Одетая в теплый свитер и бесформенные брюки со множеством карманов, она выглядела эффектно на фоне холодного моря и молчания металлических перекрытий. Она словно была создана для этих пейзажей. Порой может показаться, что человек рождается на свет ради одного-единственного момента. Самого прекрасного, самого необыкновенного момента. Конечно же, мыслить в таком направлении глупо. И, все же, порой глупость возобладает над людьми.

– Как ты узнал, что я здесь? – спросила Вера.

– Если честно, я не знал, что ты на крыше, – ответил Равик, приближаясь. – Просто решил посмотреть, что здесь находится.

– Как ты можешь заметить, ничего, – чуть усмехнулась Вера. – Это место угнетает. Да и я никогда не любила море. Всегда боялась глубины.

– Знать бы, чего боялся я…

– Видимо, амнезия – не такая уж плохая штука. Как минимум, можно забыть о страхах.

– Думаешь, страхи не напомнят о себе?

– Вполне возможно. Но что-то о прошлой жизни человеку забыть лишь в радость. Как бы все не сложилось, и кем бы ты ни был, так оно и есть. Так всегда бывает.

– Сложный вопрос, – сказал Равик, глядя Вере прямо в глаза. – «Всегда чти следы прошлого…»

– Кто это сказал?

– Кто-то из древних. Цецилий, вроде…

– Неплохая память.

– И на том спасибо.

Оба улыбнулись. Так просто было стоять на продуваемом ветрами открытом месте, посреди моря, философствовать глупо и улыбаться, забывая, что мир соткан из постоянного чувства тревоги, нарастающих волнений и гонки военных технологий.

– Ты отбываешь завтра? – спросила Вера.

– Да. Ближе к вечеру.

– Будь осторожен там, Равик.

Она коснулась холодной рукой его груди, легонько провела рукой, а после ушла. И будто бы недосказанные слова повисли в воздухе, да только ощутить их, понять полностью Равик был не в силах. Так и стоял он на крыше, под громоздкой вышкой, и слушал, как ветер завывает где-то над головой. Новая песня ветра. Старые мотивы.

Кучевые облака, что скрывали от взора Равика далекую землю Сибири, теряли свою прежнюю кучность, растягивались по небу. Солнце нового дня поднялось из-за линии горизонта. На высоте оно казалось холодным и не особо приветливым, хоть и предельно ярким. Ядовитый желтый диск, дарующий тепло.

После неглубокого сна Равика обхватила своими мягкими объятиями тянущаяся, но столь приятная лень. Как будто впервые с момента своего пробуждения он мог просто расслабиться, сидя в кресле самолета, летящего на высоте одиннадцати тысяч метров над уровнем моря.

Грегор тоже не спал. Выпив чашку кофе, которую он раздобыл на кухне, оборудованной между пассажирским и грузовым отсеками самолета, он читал новости. Информация выводилась на экран сверхтонкого планшета, который в выключенном состоянии представлял собой лишь прямоугольный кусок прочного стекла.

«Эскалация конфликта между КНДР и Южной Кореей. На 38-й параллели снова раздаются выстрелы…»

Равик присмотрелся внимательно.

«После недавнего инцидента, связанного с артиллерийским обстрелом территории Южной Кореи, это уже второй случай применения КНДР оружия против военных структур соседнего государства…

Премьер-министр Японии выразил крайнюю обеспокоенность событиями на Корейском полуострове. По его словам, лидерам обеих стран следовало бы «в срочном порядке сесть за стол переговоров, пока ситуация не вышла из-под контроля».

Представители Новой коммунистической партия Японии, стремительно набирающей популярность среди молодого населения Страны восходящего солнца, категорически отрицают вероятность агрессии со стороны Северной Кореи, называя случившееся на границе «театром теней».

Тем временем в Нью-Йорке прошло экстренное заседание Совета Безопасности ООН по вопросам конфликта на Корейском полуострове, инициированное властями США. Отрицание обеими сторонами конфликта причастности к развязыванию военных действий на 38-й параллели усложняет решение вопроса…»

– Они садятся за столы переговоров и думают, что в их руках есть какая-то власть, – прокомментировал Грегор. – Но настоящая власть всегда находится в тени громких разговоров и жарких споров. Настоящей власти не нужна огласка. Так было всегда. Так и будет впредь…

Равик окинул его вопросительным взглядом.

– У Северной Кореи есть ядерное оружие…

– И, не приведи Господь, она приведет это самое оружие в действие, – Равик посмотрел на собеседника. – Тогда вести переговоры будет уже бессмысленно. У их лидера не настолько слетевшая катушка. Он знает о последствиях своих действий.

– Он – всего лишь пешка в этой игре. Сын лидера, взращенный в комфортных условиях. Подвластный своим амбициям и прихотям, – Грегор помедлил. – Отряд Маврина находится по ту сторону границы. В Северной Корее. «Феникс» поддерживает коммунистические настроения в азиатских странах уже несколько лет. То, что случится в Японии через пару дней, лишь приумножит их силы. И тогда не миновать катастрофы…

– Но… неужели кому-то это выгодно?

– Это выгодно многим. Деньги, Равик. Все мы воюем ради денег, как бы там ни было.

Добавить было нечего. И только лишь мысль о том, что белые облака, стелящиеся где-то внизу, под крылом реактивного лайнера, сменятся тучами дыма и сажи после ядерных взрывов; что мир перестанет существовать в привычном своем виде из-за невероятного, не знающего границ желания наживы, могла привести в ужас любого здравомыслящего человека.

Опыт прошлых столетий показал, что войны следует бояться. Но человеку свойственно приближаться к объекту страха и подсознательного желания. Страх и желание – оборотные стороны друг друга. Стоя у края крыши, человек будто бы испытывает желание прыгнуть вниз. Но это всего лишь страх. Страх, что такое желание возникнет.

– Ты пришел в «Сектор» из желания заработать, – говорил Грегор. – Человек без прошлого. Как и сейчас, в общем-то. Но ты выбрал именно эту сторону. Верится мне, что это не случайно. Я не могу знать, чем ты руководствовался, когда вышел на нашего человека в Петербурге и примкнул к отряду, но я знаю одно: мы с тобой по одну сторону баррикад в этой войне. Это куда важнее денег.

В Токио отряд прибыл на склоне дня. Используя вместительный фургон с удлиненным кузовом для перевозки оружия и оборудования, а также две машины сопровождения, наемники из «Сектора» перебрались из небольшого аэродрома близ Большого Токио в ангар, расположенные в морском порту. Ангар тот был затерян среди прочих строений, скрыт от посторонних взглядов нагромождениями контейнеров.

Сразу же по прибытии специалистами отряда был развернут небольшой командный пункт. Ящики с оружием были вскрыты, оружие проверено и подготовлено к незамедлительному использованию. Ну а спальные места находились в помещениях, служивших когда-то кабинетами. К ним вела крутая лестница с высокими металлическими ступенями. Матрацы и спальные мешки – ничего лишнего.

– Встреча членов «Феникса» и людей из «NanoMedics», как сообщил наш агент, будет происходить в высотном здании в центре Токио, – объяснял Грегор на утреннем брифинге. – Это хорошо охраняемая территория принадлежит члену Новой коммунистической партии Японии Кэндзи Ватанабэ. Очень влиятельный человек не только в Японии, но и во всей Азии; крупный бизнесмен, имеющий связи за рубежом. Вполне вероятно, поддерживает связи с российскими миллиардерами, но это неподтвержденная информация.

Попасть в здание с нижних этажей – задача практически невозможная. Внизу, как и полагается, расположен командный пункт охраны. Охранники – бывшие военные, так что прорываться через нижние этажи бессмысленно. За это время объект может спокойно покинуть здание на вертолете. Площадка расположена на крыше…

Позади Грегора был расположен проекционный экран, на котором появлялись фотографии высотки, сделанные с разных ракурсов.

– Незаметно попасть на крышу здания, прилетев на вертолете, тоже непросто. Охрана на крыше дежурит посменно, временных коридоров попросту нет. Остается одно – пробраться в здание изнутри…

Равик нахмурился. Он сидел позади рослого парня лет двадцати пяти, то и дело ерзающего на стуле.

– Двое бойцов под видом гражданских проникают в здание через центральный вход, – пояснил Грегор, указывая рукой на изображение дверей, ведущих в большое здание, созданное из стекла и бетона. – Будут нужны поддельные паспорта и одежда, лучше – костюмы. Плюс ко всему – договоренность о встрече в одном из офисов здания. Они проникают на крышу и обезвреживают охрану. Далее вступает в игру основные силы отряда. Высаживаемся на крышу. Потребуется гражданский вертолет, чтобы не привлекать лишнего внимания…

Осенью 1982-го года в Афганистане Маврин тоже слушал план операции. Прапорщик Селиванов не забывал даже о самых мелких деталях.

– Потому что по-другому нельзя, – повторял он иногда. – Все ходы должны быть просчитаны заранее. Иначе какой-нибудь «дух» сделает из тебя «красный тюльпан».

Легенду о «красном тюльпане» Маврин услышал сразу же по прибытии в Афганистан. Этот вид смертной казни, который практиковали моджахеды, отличался изощренностью и крайней жестокостью. Доподлинно неизвестно, сколько солдат нашли свой печальный конец таким вот образом.

Введенного в полусознательное состояние с помощью сильнодействующих наркотиков человека подвешивали за руки, кожу подрезали вокруг всего тела, а после натягивали ее вверх и завязывали над головой. Но это не самое страшное. Когда действие наркотиков заканчивалось, человек испытывал сильнейший болевой шок, от которого сходил с ума, после чего умирал медленной смертью…

С такой жестокостью невозможно смириться человеку с относительно нормальной психикой. Не мог смириться и Маврин. Каждый день мысли о том, что люди могут делать друг с другом на войне, да и в мирное время тоже, будто бы разрушали его. Ему снились сны, в которых плоть его осыпалась, и ее уносил чуждый ветер.

Потому перед операцией его не пугала мысль о том, что придется убивать. За время, проведенное в Афганистане, он прекрасно понял: выжить можно лишь в случае, если сам повсюду сеешь смерть.

Трофимов пристально смотрел на Маврина в то время, как Селиванов рассказывал план операции. Он с жадностью жевал кусок сала. Ел лейтенант много, но не набирал вес. Казалось, что вся его внутренняя энергия уходила на гнев и жестокость.

Конец ознакомительного фрагмента.