Тонкая линия света…
Все, что дал новый мир в первые секунды знакомства с ним. Тонкая линия. Пуповина, соединяющая мать и дитя. Молчание. Крик.
Всякое знание есть воспоминание. Рождаясь однажды, мы забываем то, что знали когда-то. Забываем то, что оставили за пределами человеческого понимания, в мире идей. Душа ищет истину в стремительном потоке дней, ведет внутренний диалог. На протяжении всей своей жизни мы пытаемся вспомнить то, что забыли когда-то. Стараемся понять, ощутить, открыть. И все это есть не что иное, как воспоминания души.
Это подобно эффекту дежавю. Человек сталкивается с тем, что уже видел когда-то, но забыл. Будто заглянул в будущее, сам того не подозревая. Увидел в тревожном сне, а наутро позабыл, увлеченный повседневными делами. Быть может, время закольцовано. Быть может, именно эти строки уже были написаны ранее, и именно эти мысли уже посещали голову. Быть может, все ответы уже давно найдены…
Зачем мы рождаемся? Зачем умираем? Является ли тому причиной предопределенность? Душа спрашивает саму себя, ведет внутренний диалог.
Тонкая линия света…
Преодолевая на огромной скорости расстояние между Мюнхеном и Веной, сверхсовременный поезд типа ICE 5 чуть заметно покачивался из стороны в сторону. Мимо проносились поля, леса и деревушки, раскинувшиеся на высоких холмах, все больше походящие на памятники прошлых времен. Тех самых времен, когда уровень урбанизации в Германии еще не достиг пиковых отметок. Люди променяли просторы отдаленных уголков страны на духоту и стремительность больших городов, напоминавших видом своим футуристические крепости из старых фантастических фильмов. Широкие автобаны служили своеобразными стенами для этих крепостей. На дворе был 2032-й год.
Мужчина около тридцати лет, с короткой стрижкой, трехдневной щетиной, облаченный в черный костюм и белую сорочку, сидел у окна и смотрел на стремительно проносящиеся мимо виды изживающей себя немецкой провинции. Он о чем-то живо думал, и свидетельством тому были слегка нахмуренные густые брови и две ровные линии морщинок на лбу. Узкий черный галстук был чуть расслаблен, как и у многих мужчин, находившихся в тот момент в вагоне поезда. Несколько часов для того, чтобы отдохнуть от стремительного движения жизни. Углубиться в это движение настолько сильно, чтобы потерять оттого ощущение скорости. Отдаться во власть комфорта современности, где мягкие кресла в экономическом классе, чай и кофе по требованию, диетическое питание и прочие радости жизни, без которых эта самая жизнь могла бы показаться неполной.
Но мужчину, что сидел у окна, все это мало заботило. Он знал, что недолгая передышка, данная ему судьбой, или же чем-то иным, рано или поздно закончится. И тогда, выдохнув, он поднимется из кресла, сожмет руку в кулак и направится к началу вагона. Он будет идти против движения поезда, и это покажется ему метафорой его жизни. Движение против чего бы то ни было. Так уж получилось, что другого пути теперь у него не было. Время нещадно бежало вперед, как поезд, внутри которого он находился.
– Что-нибудь желаете? – на ломаном английском спросила у него проводница. Миловидная немка. Собранные на затылке белокурые волосы; аккуратная форма, подчеркивающая стройную фигуру. – Эспрессо? Капучино?
– Нет, спасибо, – ответил на чистом английском мужчина.
В тот момент на его смартфон пришло сообщение. Об этом оповестили три коротких звоночка. Он достал аппарат из внутреннего кармана пиджака. Не глядя на экран, мужчина прикоснулся к экрану пальцами правой руки и сделал несколько легких движений. Он смотрел строго перед собой, будто в один миг потерял возможность видеть окружающий его мир. Он видел нечто иное.
Спрятав смартфон обратно в карман, он встал со своего места и направился к началу вагона. Скользящим взглядом он смотрел на других пассажиров, машинально подмечая все более или менее значимые детали. Он знал, что в уравнении могли появиться неизвестные переменные, и весь его план мог пойти под откос, подобно поезду, что набрал слишком большую скорость на стремительном повороте.
Но вот мужчина прошел весь вагон из конца в начало и не заметил ничего необычного. Он выдохнул. Двинулся вперед. Напряжение нарастало с каждой новой секундой, отсчитываемой стрелкой его часов швейцарской марки Tissot. Холодный полдень. Самое время понять, что же на самом деле произошло. От мысли об этом по телу его пробежал холодок. Был ли он готов к правде?
Мужчина двигался неторопливо, так, чтобы не выделяться на общем фоне. Обыкновенный пассажир, которому по какой-то причине потребовалось пройти в соседний вагон. Но только кулаки его были сжаты, словно он в любой момент готов был вступить в смертельную схватку с врагом. Он знал, что рука его не дрогнет в момент, когда придется сломать позвоночник любому, кто рискнет встать у него на пути. Таким его сделало прошлое. Но мог ли он винить в существовании этого прошлого кого-то, кроме самого себя?
Он добрался до дверей вагона номер два. Бизнес-класс. Широкий коридор. Две двери. Чуть дальше – небольшой зал, посреди которого располагались стол и стулья. Удобное пространство для проведения конференций.
Мужчина сделал несколько шагов. Прислушался. Казалось, что сквозь тихий стук колес и вой ветра, что обдувал гладкие вагоны поезда, он мог услышать биение собственного сердца. С долей тревоги производило оно новые удары.
Скрипнула дверь. Из комнаты в коридор вышел коренастый мужчина с проседью на висках. Чуть сутулый, одетый в классический костюм темно-серого цвета. Телохранитель. Это нетрудно было понять, наблюдая за вполне привычными наемнику повадками.
Приложив средний палец правой руки к уху, он что-то сказал, после чего обернулся. Тут то он и встретился взглядом с вошедшим в вагон мужчиной в черном костюме. И лишь несколько сотых долей секунды разделило первый зрительный контакт и четко поставленный удар, от которого вошедший мужчина еле успел увернуться.
Последовала контратака. Телохранитель, не особо расторопный, имевший не слишком длинные, но довольно крепкие руки, поставил блок. Посыпалась череда ударов со стороны мужчины в черном. Ярость, которую он до того так хорошо скрывал за маской спокойствия, проступила на его лице в виде устрашающей гримасы.
Удар в область печени заставил телохранителя выпустить из легких весь воздух. Он растерялся. Следующий удар пришелся ему прямиком в лицо. Мужчина в черном схватил своего противника за волосы и, приложив немало усилий, впечатал его лицом в стену. Кровавый след остался на дорогом лакированном дереве. Телохранитель повалился без сознания на пол.
В тот момент, когда соседние двери только пришли в движение, мужчина в черном выхватил из кобуры телохранителя, что так удачно торчала теперь из-под полы пиджака, пистолет фирмы Glock. Машинально снял его с предохранителя. Наставил дуло на дверь, из-за которой спустя мгновение появился второй телохранитель.
– Ни с места! – крикнул на немецком мужчина в черном. – Руки!
Второй телохранитель не стал делать резких движений. Увидев на полу лежащего без сознания коллегу, он приподнял руки и с презрением посмотрел на вооруженного противника. Взгляд его остановился на дуле пистолета.
– Где Свенссон?! – с напором спросил мужчина в черном. – Где он?!
Телохранитель легким кивком указал в сторону конференц-зала. Настала напряженная пауза.
– Тебе ведь никуда не убежать с этого поезда, – сказал телохранитель, по-прежнему удерживая руки поднятыми. – Не самый лучший способ поквитаться со старым врагом…
– А он мне не враг.
В тот момент поезд ворвался во тьму тоннеля. Это стало неожиданностью как для мужчины в черном, так и для телохранителя, который по наитию выхватил из кобуры пистолет и сделал несколько выстрелов в сторону своего противника. Мерцающий свет лишь на мгновения озарял коридор, не давая четкой картинки происходящего. Но то, что порой не видят глаза, прекрасно чувствует тело.
Тело чувствует удары. Теряется контроль. Темнота делает удары неожиданными, страшными. Мерцающий свет, словно вспышки выстрелов, слепит глаза.
Завязалась драка. Мужчина в черном, хорошенько замахнувшись, приложил противника пистолетом по голове. Этого не хватило. В ответ он получил удар в живот и согнулся пополам. Упал на пол пистолет. Телохранитель взревел, замахиваясь. Все это – короткими, отрывистыми движениями. Словно само существование в мире материи было порезано тонкими ломтиками; состояло из вспышек света и тьмы неведения.
Раскатами грома разнеслись по вагону два коротких выстрела. К тому моменту поезд приблизился к выезду из тоннеля. Свет с новыми силами ворвался через огромные бронированные стекла внутрь вагона. Открылся замечательный вид на горную местность, пестрящую яркими красками.
Тяжело дыша, сжимая в руке окровавленную рукоять пистолета, стоял над трупом противника мужчина в черном. Следы крови были на его белой сорочке. Собираясь идти на подобное, он знал, что руки его уже не будут чистыми. Он знал о последствиях.
Теперь, когда явная угроза осталась позади, он мог выдохнуть. И, все же, расслабляться было слишком рано.
В конференц-зале, во главе большого стола сидел немолодой мужчина. Одет он был, как и прочие живые и мертвые в том вагоне, строго и со вкусом. Элегантная тройка темно-синего цвета. Старомодная, как и лицо его владельца. Хотя, если присмотреться, лицо его со всеми видимыми и не очень дополнениями нельзя было назвать старомодным.
Да, он носил бакенбарды, имел округлую форму лица. Глаза его выдавали некоторую усталость, присущую, впрочем, лишь людям идейным, вдохновленным, оттого постоянно находящимся в поисках чего-то нового. Все же, пластина телесного цвета, заменявшая добрую половину его лица, была подобна футуристической дорисовке к портрету прошлых лет. Левая щека, скула, висок – все из дорогого пластика.
– Равик, – произнес он многозначительно. Чистый немецкий, без акцента.
Мужчина в черном чуть смутился. Он привык к своему имени, которое, скорее всего, было лишь прозвищем. Тем не менее из уст этого человека оно звучало немного иначе. Непривычно, по крайней мере.
– Свенссон…
– Ты мог просто обезоружить моих телохранителей, – продолжил мужчина в элегантной тройке. – Старая хватка хищного зверя не дает покоя, да? Хочется чувствовать вкус крови на губах?
– Ты, видимо, неплохо платишь своим головорезам, раз они готовы ради тебя жизни лишиться, – сказал мужчина в черном.
– Не без этого. В конце концов, деньги – лишь средство достижения целей. Правильные средства при грамотном распределении дают хороший результат. Но, увы, вещами лишь «хорошими» тебя не остановить.
– Ты был там, в клинике. И ты прекрасно знаешь, кто я на самом деле, – мужчина в черном напрягся, отчего на висках его проступили вены. – Помоги мне разобраться.
– О, Равик! Знаешь, истина всегда где-то поблизости, – Свенссон причмокнул, провел пальцами по лицевой пластине. – Она в вещах обыденных, хоть в это и трудно поверить. Ты столько раз видел истину, что непременно рассмеялся бы, оказавшись на моем месте.
– Не юли! – взревел Равик, потеряв терпение. Он наставил пистолет на Свенссона. – Просто скажи…
– Нет, не просто! Глаза, Равик. Все в них. Глаза – это зеркало твоей души. Ты знаешь, где искать. Так не теряй времени даром. Ты пришел ко мне для того, чтобы получить ответы, но ты не там ищешь.
– Так где мне искать?!
– В своем прошлом. Оно у тебя есть. И оно у тебя, надо сказать, достаточно интересное. Неужели ты ничего не помнишь?
Равик не помнил ровным счетом ничего. Память его брала свое начало с того самого момента, когда он очнулся посреди огромного поля. Он был одинок и напуган. Трава изумрудного цвета не была способна успокоить его. Тяжелые свинцовые тучи, нависшие над его головой, будто бы напоминали об опасности. Вольный ветер. И ни души вокруг.
– Постарайся вспомнить, Равик.