Видение
– Я ничего не вижу без очков, – пожаловался я.
– Без очков? – удивился третий, который стоял где-то вне моего поля зрения.
– Нет, в очках я тоже плохо вижу, – ответил я, когда, надев очки на оконечность своего носа, внезапно почувствовал, что всё вокруг готово броситься в дикий пляс, и швырнул очки предположительно в направлении пола, кто-то сбоку резко вскрикнул и выругался.
– В чём дело?
– Он мне очками попал в ухо.
– Сами виноваты, надо было подойти поближе.
– Странный мир, – сказал я. – Почему-то мне всё кажется ужасно странным, ничего не видно, непонятно, всё вверх дном, и не там, где нужно.
– Даже пнуть толком и то не сможешь, – сочувственно поддержал кто-то знакомый, в жёлтом одеянии, ниже, только какой-то жёлтой полоской видневшийся передо мной.
– Нет, почему же, – злорадно усмехнулся я, и протянул свою конечность в предположительно левом направлении и послал её резким рывком вверх, а затем вперёд и вниз. Тот, в жёлтом одеянии, даже взвыл от боли.
– Я тоже могу меняться, – сказал первый, господин в белых брюках и зелёном френче с погончиками, обращаясь совершенно не в мою сторону, и стукнул по моей правой коленной чашечке. А может, по левой. Я вообще-то не разобрал, но там, кажется, должна была быть моя правая нога.
– Ну, будя, – пробормотал я, – вы уже привыкли, а у меня тут, кажется, было какое-то дело?
– Да, – сказал первый, представившийся полковником. – Вам надо разрисовать стены.
– Так же, как и в прихожей?
– Ну, не совсем, а как получится.
– Я боюсь, что у меня вообще ничего может не получиться сейчас.
– Вот ведро с краской, – мне на голову уронили снизу ясно видимый, летящий как бы сбоку, синий эмалированный чайник.
Я отстранился, сам не знаю куда, и, слава богу, он пролетел мимо и, кажется, упал на пол.
Внезапно всё вокруг закружилось, стены поползли на потолок, пол начал прогибаться вниз, а может быть, вверх подобием воронки, и я почувствовал, как водоворот событий стремительно засасывает меня внутрь себя. Перед моим взором пролетел кувыркающийся чайник без крышки, его жёлтый цвет постепенно переходил в фиолетовый.
У меня началась дикая головная боль. Вокруг слышались какие-то дикие голоса, и я понял, что сам начинаю дичать. Я чувствовал, что крышка чайника надета мне на ногу, я взглянул туда, где предположительно должна была быть моя нога, но там ползло наверх что-то кроваво-красное – наподобие освежёванного человеческого мяса с белыми прослойками жировой ткани, выпирающей наружу из кровавого разреза.
Ужасно запахло палёной шерстью, и гнусный сизовато-бурый дым стремительно начал заполнять комнату. Полковник разделился на составные части, и его рука пыталась меня удержать, она вытянулась до невероятно длинных размеров, даже затрещала от напряжения, и вцепилась в мои волосы, старательно выдирая их вместе с корнями, то есть с луковицами.
Первый раз в жизни я видел такие утончённо-нежные длинные пальцы с эластичной тонкой чувствительной кожей, с аккуратными косообрезанными ногтями, которые пытались удержать мою голову за пышную шевелюру. Но она не давалась, отбрыкивалась, и вращалась в такт телу, которое летело через ужасно колючий терновый кустарник, который уже разодрал в клочья мою одежду и теперь рвал в кровь мою кожу и мышцы.
Сзади полился горячий золотистый дождь, его упругие тугие струи терзали моё израненное тело, они смешивались с чем-то липким и холодным, я понял, что это вытекающая из меня кровь.
– Остановитесь же, наконец! – хотел крикнуть я, но вместо этого из моего рта вырвалось хриплое: – Пиастры!!!
Я не узнавал своего собственного голоса. Да и как его было узнать, если он говорит совсем не то, что надо, причём хриплым испанским акцентом пиратского попугая.
Стремительно вращающаяся воронка заносила меня всё меньшими кругами, постепенно уходила в самоё себя, и я чувствовал, что скоро будет конец.
За мною медленно летело чьё-то тело в жёлтом балахоне и мерно взмахивало рукавами, словно крыльями. Ещё ближе ко мне кто-то чёрный блестел линзами и звонко, но по-вороньи каркал. Моего голоса уже давно не было слышно во всём этом гаме, который стоял кругом. Уж он-то никуда не двигался.
Полковник был уже внизу, он глядел на меня своими ужасающе фиолетовыми глазами, в которых горел фанатичный огонёк тяжёлого безумия и старательно тянул с меня брюки. Его нога ещё была вверху и она летала по воздуху, пиная того, что в жёлтом одеянии. В воздухе? Только сейчас я заметил, что это не был воздух, тут вообще ничего не было. Везде сверкали звёзды, они были значительно ближе к нам, чем, если смотреть на небо безоблачной безлунной ночью.
Откуда-то сбоку медленно подплывал я. Я огляделся, моего тела уже не было, – ни ноги, ни руки, ни туловища, – ни наверху, ни внизу, ни сбоку. И я подплывал ко мне. У меня даже глаза на лоб полезли. Я подплывал к себе, которого не было. И в то же самое время я как бы сбоку видел, как двое я – ошалело смотрят друг на друга и так же ошалело подплывают друг к другу. Между нами пронеслась комета с длинным горячим хвостом, буквально на одно мгновение, закрыв меня самого от себя. Но через мгновение то был уже не я. Это была огромная рыба, и я отчётливо видел громадные ряды её страшных клыков. Впереди, прямо передо мной была её ужасная пасть. На меня дохнуло жарким зловонием. Не оглядываясь, не видел, что сзади меня стоял полковник, уже собранный, аккуратный, снова в белых брюках, зелёном френче, и держал в руке мой любимый розовый чайник с красками.
– Вот и ведро с краской, – повторил полковник.
– А где кисточки? – шёпотом спросил я, потому что боялся разбудить огромную рыбу, которая проглотила меня и теперь отходила ко сну.
Всё началось с начала. Я чувствовал, как рыба стремительно разнеслась по всему существующему пространству, забила все возможные щели и поры, а вновь остался один-одинёшенек, совершенно голый в совершенно пустом пространстве. Но кто-то снова включил звёзды, они бешено завращались и начали рисовать перед моим взором стремительные круги, эллипсы, овалы, кристаллы, многоугольники, и я опять очутился в комнате.
Пол был на левой стене, потолок рядом и мне опять показалось странным видеть свой правый глаз рядом с большим пальцем моей левой ноги. Это была явно не подходящая компания для глаза. Нога была босая, и всё время шевелила большим пальцем около глаза, как бы почёсывая его. Мои ботинки куда-то исчезли.
По сторонам комнаты, по левой и правой стенам, то есть где-то вверху, внизу, по бокам висели в коконах какие-то тёмные личности и подозрительно и мрачно смотрели на меня. На потолке, как муха летал полковник, размахивая фалдами своего зелёного френча, тоже почему-то босой и держал чайник, правда, без крышки. Крышку я держал в руке.
– Как вы себя чувствуете? – спросил меня полковник, как мне показалось, ехидно усмехнувшись. Я запустил крышку чайника по совершенно немыслимой орбите и с удовольствием наблюдал, как она рассекла ему лоб и как алым фонтаном забила горячая кровь. Правда, меня несколько удивило, когда я увидел, как крышка по немыслимой траектории вторично полетела в совершенно целый лоб полковника. На третий раз это меня несколько напугало…
А в пятнадцатый раз это мне уже поднадоело, и я закрыл глаза.
Вдруг я увидел себя на улице. Я лежал у кирпичной стены с облупившейся старой штукатуркой. Я был весь бледный. Меня за плечи поддерживала какая-то сердобольная женщина. Милиционер подносил к моему носу какую-то бутылочку. Глаза мои были закрыты. Чуть погодя внезапно я почувствовал едкий запах нашатырного спирта и был таки вынужден открыть свои глаза.
Вокруг меня уже собрались люди. Какая-то женщина громко вскрикнула и отпустила мои плечи. Милиционер держал у моего носа бутылочку с нашатырным спиртом.
– Очнулся!
– Наконец-то!
– Что это со мной было? – слабым голосом спросил я.
Женщина, поддержанная внимательно слушавшим её народом, начала уверенно рассказывать:
– Иду я по улице и вдруг вижу, парень молодой, ну, вы, то есть, заходит во двор и резко так валится на асфальт. Ну, сначала я подумала, знаете ли, что пьяный. А потом думаю, а вдруг с человеком что-нибудь случилось, с сердцем, например, и бегом к нему. Подбежала, принюхалась – нет, не пьяный и давай его в чувство приводить…
Она уже рассказывала, обращаясь к людям.
– …А он лежит и всё, и сердца не чувствую. Тут милиционер подошёл, спирту поднёс, нашатырного. И вот – вы ожили! – докончила она, обращаясь уже ко мне.
– Что же это с вами было? – спросил милиционер.
– Не знаю, приступ, наверное.
– Может вас в больницу надо?
– Нет, спасибо вам большое.
Я от души поблагодарил их, тепло попрощался со всеми и медленно пошёл к остановке троллейбуса.