Тишина
Из-за приоткрытой двери слышались чарующие, мягкие звуки мелодии. Казалось, сам воздух пел. За столом, в углу сидела она. Длинные пряди белокурых волос облегали плечи, казалось, что её стройная, такая нежная и мягкая спина находит продолжение в этих переливающихся на пламени свечи волосах. Она сидела, опёршись своим тоненьким, остреньким подбородком на руки. Её глаза были закрыты. Длинные, чуть загнутые кверху ресницы слились в одну полосу, так украшавшую её бледное лицо. У правой стены стояло старенькое, уже потерявшее блеск пианино. Мелодия, о, это была чудная мелодия, лилась не из недр этого инструмента. Она шла из души играющего мужчины. Он был низок, смугл лицом, большие глаза его были закрыты. Лишь тоненькие пальчики бегали по клавишам, словно боясь нажать на них, но, каждый раз пересиливая себя, он извлекал из этого инструмента чудные звуки.
Она спала. Он подошёл, обнял это нежное тело, взял его на руки и медленно, казалось паря по воздуху на крыльях какой-то неописуемой нежности к этому созданию, положил её на постель и укрыл мягким, тёплым одеялом. Она не проснулась. Лишь перевернувшись на бок, потёрла рукою носик и снова успокоилась. Томительное, сладостное дыхание сна пронизывало комнату. Он снова сел за инструмент и нерешительно перебрал несколько нот. Потом ещё. И ещё. И всё слилось в единое целое. Дыхание этой очаровательной девушки, эта мелодия, движение его пальцев. Всё служило одному.
Уже давно перевалило за полночь, когда он решительно встал, тряхнул головой, протёр лицо руками и сел рядом, на кровать. Наступила абсолютная тишина. Не слышно было шелеста листьев берёзки, что так лениво и небрежно, порой стучалась в окошко своими руками-ветками. Не слышно было движения воздуха. Тишина. Он чувствовал биение её сердца. Не ушами, не чем либо ещё, а своим сердцем, ибо оно билось в том же ритме. Ах, этот тяжёлый, душный воздух летней ночи. Какой густой он, кажется при вдохе он доходит до самого мозга, кажется его можно попробовать губами, прикоснуться к нему. И этот воздух стоял неподвижно. Обволакивал всё. Но как недолго можно слышать тишину. Вот, в углу, над столом, где мы и застали девушку, начала тихонько, думая что её не слышат, возиться мышь. Вот муха начала кружиться над лампой. И она проснулась. Моргнула своими вдохновенно-голубыми глазами, потёрла их и облокотилась головой на неподвижно сидящего мужчину. Он, казалось, ждал этого, хотя и задремал. Медленно, боясь причинить хоть какое-то неудобство, он провёл рукой по белокурым волосам её. И она вновь уснула у него на коленях.