ЧАСТЬ 1
Ты помнишь огни самолёта – маленькие звезды улетевшей любви над грустным Парижем? Я помню… mon ami! Ветер, я помню ветер и запах твоего парфюма… Ветер обвивал его словно шарф вокруг моей шеи. Зябко… я куталась своим сознанием в воспоминания, пытаясь согреться в них, как в одеяле. А глаза не отрывала от ночного неба, в которое улетела ты, словно птичка… моя птичка. Капрон чулок обтягивал мои стройные ноги, а туфли жали. Вот так бы сбросить их и побежать босиком по мокрой полосе вслед за тобой!.. Взмахнуть руками-крыльями и взмыть в тёмное небо! К черту туфли, пальто – все это мешает! Платье промокло, ярко-красный атлас выглядит тёмно-бордовым и липнет к телу, но я не слышу, не чувствую кожей… Только ветер и твой ускользающий запах, за которым я бегу… В глазах хрустальн
ыми каплями застыли слёзы.
Каплями. Время остановилось в моём стремительном беге. В погоне за улетающей мечтой. Мне кажется, я пробежала тысячу километров, но так и не взлетела. Упала, разбив колени.
Сколько времени я пролежала так, не знаю. Как во сне чьи-то сильные руки подняли меня и понесли. Машина, кожаное сиденье, звук мотора. И голос, мягкий баритон на французском: «Мадам, Вы упали! Я помогу Вам».
Чувствую тёплый плед на окоченевших ногах и вкус виски, который обжигает мне горло, возвращая жизнь в онемевшее тело.
Кто может унять разрывающую душу боль одиночества? Кто сможет высушить реки замерзших слез на ресницах? Ночной герой, случайно оказавшийся рядом? А, может, это ангел спустился с небес, чтобы спасти меня и утешить одинокое истекающее кровью сердце? Мысли путались в голове, а приятный баритон что-то говорил по-французски. Я не могла видеть лица водителя, только его куртку и светлые волосы.
Я воспринимала только отрывки слов. Он говорил, что у меня красивые глаза, и в них отражаются звезды. И ещё что-то о том, что нужно выплакать горе, и тогда вновь взойдет солнце. Я слышала смутно, но тембр, звук голоса и спокойный тон успокаивали меня, словно укачивали. Наверное, я уснула, точнее, забылась на какое-то время.
Свет фар вывел меня из забытья, и я открыла глаза. На меня смотрел молодой француз с тонкими чертами лица и ослепительной улыбкой. Madame Laissez-nous vous aider! Он сказал, что его зовут Луи. Как странно – это имя показалось мне знакомым. А, может, я его слышала во сне? Я вложила озябшие пальцы в его протянутую теплую ладонь и шагнула в реальность, глотнув свежий парижский воздух. Он вел меня по лестнице вверх, и я шла, даже не спрашивая, куда и зачем. Просто потому, что человек протянул мне руку, возможно, руку помощи. Помню маленькую комнату код самой крышей здания, кресло, светильник и чашку горячего чая, которую я едва держала – так дрожали руки… Он присел на корточки возле меня, пристально смотрел и кутал мои озябшие ноги пледом. Как заботливая няня кутает простуженного ребёнка. Хотя он и сам был, в сущности, ещё дитя.
Я впервые видела его, но столько нежности, столько участия и трепетной откровенной теплоты я не встречала давно. Наверное, только в той, другой жизни, из которой ты улетела, а меня выбросило осознанием непонимания прямо с трапа на взлётную полосу.
Мой новый мир в этой маленькой комнате был наполнен теплотой и нежностью, Луи создавал его. Создавал для меня. Окруженная его вниманием, я быстро согрелась, и даже ритм сердца стал бодрее. Я вернулась к жизни и была готова воспринимать окружающую меня реальность. Наконец, комната стала приобретать чёткие очертания, и я увидела стол, деревянную кровать, шкаф… мебели было немного. И самое интересное, что привлекло моё внимание – эта, стоящая в углу картина. На неё падала тень от штор, и я не могла хорошо её рассмотреть. Сквозь сумрак просвечивал только силуэт обнажённой женщины.
– Луи, Вы художник? Это Ваше творение там, в углу? – задумчиво спросила я. Он только кивнул и улыбнулся в ответ загадочной улыбкой. – Покажите, я хочу её видеть, я знаю толк в живописи, – мой тон был нетерпелив. Он встал, взял со стола светильник, подошёл к окну и откинул штору, которая скрывала полотно.
Свет упал и осветил рисунок. Это был шок, я так и застыла с чашкой в руке. На картине полулежала обнаженная натура – женщина, и это была я.
– Я рисовал Вас, мадам! – шёпотом произнёс Луи. – Вы не станете сердиться на меня за подобную дерзость? Если позволите, я расскажу Вам все.
Я смотрела на него, затаив дыхание и молча кивнула:
– Да, конечно.
Он начал говорить, говорить тихо, словно боялся спугнуть меня своими словами.
Он говорил, что уже более двух лет мой образ приходит к нему во сне. А утром исчезает призрачной дымкой. Эти сны не дают ему покоя, терзая его воображение эротической властью. Он говорил, и его губы дрожали, и, казалось, на глаза наворачивались слёзы. Он был в плену, в плену своих снов обо мне. Они преследовали его как навязчивое видение, которое он не мог отогнать, как ни пытался. Во сне я приходила, целовала его и позволяла любить себя. Так он говорил. Во сне он был счастлив со мной, а когда утром мой образ таял, он мучительно страдал. И так весь день бродил в ожидании ночи.
Когда тоска дошла до предела, он взял кисть и нарисовал меня на холсте, чтобы днём я была рядом и не покидала его. Так ему было легче, говорил он. Он считал себя безумным все эти два года, понимая, что любит женщину, которую никогда не видел, сгорает от любви к фантому. Но он был не властен что-либо изменить. Он считал себя безумным до сегодняшнего дня, когда увидел меня живую и настоящую. Чудо – иначе это нельзя было назвать – свершилось чудо!
Сраженная речью молодого художника, я молчала. Мысли путались. В то время, когда разгорелся мой роман с женщиной, я уже была любима мужчиной, с которым мы никогда не встречались. Мистика! Это просто немыслимо! Судьба преподносит такие сюрпризы!.. И именно сейчас, когда я была на краю пропасти, он возник в моей жизни из ниоткуда, чтобы помочь, а, может, чтобы в корне изменить мою жизнь…
Его искренность трогала и ошеломляла. Пауза моего молчания затянулась, это было понятно. Но что ему ответить? Как вести себя сейчас – я не знала.
Он словно прочитал мои мысли по глазам, потому что сказал:
– Я ничего не прошу и ни на что не надеюсь… Позвольте только мечтать о Вас, ибо то, что Вы есть, для меня уже счастье! И я не безумен – Вы существуете!
Дрожащим от волнения голосом я произнесла:
– Спасибо Вам, Луи! Я позволяю Вам мечтать.
Он опустился на колени и поцеловал мою руку.
– Спасибо, Мадам!
Время остановилось. Я, сидящая в кресле, и юноша возле моих ног.
Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь шторы, озарили комнату и наполнили её светом, вывели нас из полузабытья.
– Мне пора… – тихо произнесла я. Луи вздрогнул и посмотрел на меня голубыми, как небо, глазами, полными надежды. В которых я читала лишь одну фразу-мольбу: «Я увижу Вас ещё раз?» Я освободила руку, которую он не хотел отпускать, и кивнула: «Думаю, да!». – Сейчас я уйду, не провожай меня.
Привычным движением достала телефон из кармана пальто и вызвала такси. Машину подали через пять минут. Я встала, открыла дверь и спустилась по лестнице, села в чёрный «шевроле» и уехала в наступившее утро. Позади остался силуэт Луи у окна: он смотрел мне вслед.
Моя квартира, мой дом, моя зона комфорта. Наконец-то я здесь. Раздеваюсь, бросаю одежду на пол – горничная уберёт потом – и иду прямо в ванну.
Вода журчит и смывает с меня события прошлой ночи. Капли струятся по телу, наполняя его жизненной силой. Волосы рассыпались, смотрю в зеркало на стене и вижу незнакомую мне женщину, новую себя. Красивые черты лица, безупречная белизна тела, и только уставшие зелёные глаза выдают пережитое накануне. Все так сумбурно… Я не хочу думать, завтра, все завтра… Накидываю халат, ступаю в мягкие тапочки, прохожу в спальню и падаю в объятья постели.
Объятья сна… сколько они продлились, не знаю. Утро зыбким лучом пробежало по моему обнаженному плечу, легко касаясь, словно перышком. Запах горького кофе у изголовья. Прикосновения в сочетании с приятным запахом разбудили меня. Открываю глаза и сладко потягиваюсь. «Наверно, это был сон…» – мелькает мысль в голове. Окидываю взглядом комнату, отмечая порядок, чистоту и наличие всего необходимого. Значит, горничная все уже убрала и приготовила мой любимый кофе. Наверное, ходила на цыпочках, чтобы не разбудить меня, думаю я. Ирен очень деликатна. Она у меня с тех пор, как я приехала в Париж. Полячка. Ирен – эмигрантка. Французский знает плохо, зато прекрасно говорит по-русски, готовит, убирает, порядочна и аккуратна. Я очень довольна ею. Но сейчас речь не о ней…
Встаю, накинув халат, сажусь у раскрытого окна и пью кофе, погружаясь в раздумья.
Мальчик-француз, откуда он, зачем появился в моей жизни? И эти синие глаза и печальный взгляд… вспоминаю маленького принца с планеты Экзюпери.
Вся эта история напоминает сон. Ну, нет! Я включаю разум и начинаю логически мыслить. «Ты вышла уже из детского возраста, дорогая Ева, чтобы верить в сказочных принцев и золушек, – говорю себе я. – Пора привести себя в порядок и вспомнить о работе. Скоро выставка в Нью-Йорке, а у тебя ещё целая папка, в которой пылятся только наброски, эскизы. Любовь, как цунами, поглотила тебя, и ты совсем забросила живопись, забросила свой привычный уклад жизни. Так не пойдёт!»
Лучше всего картины мне удавались на берегу моря. Да, это именно то, что мне нужно! Привычным движением набираю номер своего агента и даю распоряжение по поводу билетов и времени вылета. Сегодня я лечу на родину, в Россию, в Крым. Целый день сборы, кручусь веретеном – я как белка в колесе. Ну, вот уже вечер, машина с багажом отъезжает, и уставшая Ирен машет мне вслед рукой на пороге дома…
Во время перелета я полностью погружена в воспоминания о доме. Которые наполняют меня безудержной детской радостью. Я так давно не была на родине. Десять лет, как умер папа – с тех пор я больше не выезжала в Россию. Слишком глубоко ранило горе, и боль не пускала меня туда. А теперь… теперь как встретят меня родные места? Я думала об этом с трепетом и восторгом. Папа был военным офицером, его жизнь была отдана морскому флоту. Вся жизнь, до конца. Море, которое я так любила – именно с ним мне приходилось делить папу, и море оставило его себе… навсегда.
Я долгое время не могла смириться с этой мыслью. И даже вид синевы на побережье приводил меня в неописуемую тоску. Я перестала любить синий цвет и старалась не использовать его, заменяя на оттенки других цветов. Но сейчас все по-другому. Я чувствую, что все изменилось, и я готова встретиться с морем.
С радостью и с лёгким осадком забытой грусти…