Вы здесь

Фактор удачи. 6 глава (Татьяна Клищенко)

6 глава

Ужинали мы на веранде, в тихой романтической обстановке. Робкий ветерок, принося морскую свежесть, едва колыхал язычки пламени множества свечей, медленно истекающих восковыми слезами в рогатых шандалах. Неутомимый прибой чуть слышно вздыхал, аккомпанируя бесконечным, словно дорога в горах, тостам Азара, добровольно взявшего на себя роль тамады.


Новорожденный серп месяца неспешно поднялся в небо, загадочно перемигиваясь с братом-близнецом, который качался на морских волнах. Аромат роз, причудливо смешиваясь с запахом моря, кружил голову не хуже прекрасного вина, рубином мерцающего в высоких хрустальных бокалах.


Тихо. Только цикады завели вечную, как море, мелодию и стрекочут, стрекочут, стрекочут… Что б им пусто было, все шорохи заглушают. С другой стороны, они мгновенно смолкнут, если их что-то спугнет.


К примеру, ветка сухая треснет под раздвоенным копытом горного козла. Или под неосторожной лапой оборотня…


Вообще-то, со стороны гор мы прикрыты замком, но все равно, торчим на веранде глупыми мишенями, прикрытые лишь ажурной листвой винограда и звездным бархатом неба. Я даже вздрогнул, когда над головой пронеслась молчаливая тень, тут же скрывшаяся в ночи. То ли птица ночная, то ли еще какая тварь. Но, похоже, кроме меня, это больше никого не взволновало. Азар самозабвенно токовал, проговаривая очередной тост, Забровский увлеченно внимал Эллине, что-то мило щебечущей, не обращая внимания на тролля. Один я сижу, как на иголках. Ну что ж, кто на что учился.


Все-таки нужно ненавязчиво отменить эти романтические посиделки. Свежий воздух не всегда так полезен, как о нем толкуют седовласые целители.


Ветерок поменял направление, стало свежо. Плечики Эллины зябко дрогнули, и она предложила перейти в каминный зал. Я от всей души поддержал столь разумное предложение.


Азар ловко разжег загодя приготовленные дрова, от камина повеяло теплом, мы расселись в креслах, любуясь танцем огня, потекла светская беседа ни о чем. Потом Эллина пересела к клавесину, стоящему в углу, и мы смогли насладиться милой спокойной музыкой, которую хрупкие пальчики виртуозно извлекали из музыкального инструмента.


Вот это работа! Я так не отдыхал уже много лет, а работать так вообще не доводилось. Красота! Общаюсь с бесконечно милыми обитателями шикарного замка, пью замечательное вино, ем редкостные деликатесы. А главное, ни одного мерзавца на горизонте…


Жаль только, что идиллия эта не может продолжаться вечно, а значит, нужно хотя бы сделать вид, что тружусь в поте лица. Поэтому, поаплодировав исполнительнице и поблагодарив за доставленное удовольствие, я извинился перед обществом и вышел в ночь.


Тихо. Грифоны пялятся куда-то в даль. Проходя мимо, я потрепал одного из них по гриве, ощутив тепло нагретого за день камня. Цикады на мгновение смолкли, заслышав скрип песка под моими ногами, потом снова завели бесконечную скрипучую мелодию. Спящий лес сонно переговаривается с мерно вздыхающим морем, месяц с любопытством поглядывает на землю. Безмолвие такое, что слышно, как на конюшне хрупают овсом вороные. Тишь и благодать кругом…


Аж противно.


Дежурный обход не выявил ничего подозрительного, я неспешно вернулся к грифонам и закурил, задумчиво глядя в морскую даль. Наконец окурок прочертил воздух падающей звездой и упал на песок, рассыпавшись искрами. Я недовольно крякнул. Не хорошо получилось, завтра Азар будет долго ворчать на него. Я наклонился, чтобы отбросить окурок дальше в кусты, но тут сиреной взвыло моё шестое чувство.


Я шарахнулся в сторону, на ходу вынимая из кобуры пистолет, над самой головой, со свистом рассекла воздух какая-то ночная тварь, то ли птица, то ли мышь летучая. Я в сердцах плюнул. Скоро неврастеником стану, от собственной тени буду шарахаться. Это на меня местная атмосфера так губительно действует.


Убедившись, что вокруг по-прежнему тихо, я поднялся по лестнице. Взялся за ручку, скрипнула дверь, но я замер. Вот оно! В спину уперся взгляд, от которого побежали мурашки: внимательный равнодушный взгляд, таким в тире к мишени приглядываются.


Так вот о чем предупреждало шестое чувство, а я сгоряча решил, что совсем уже мышей не ловлю.


Я не стал оглядываться, шарить взглядом по темному массиву леса. Если там кто и сидит в засаде, фонариком семафорить не станет, серебристой радужкой не подмигнет…


Ладно, будет день и будет пища, в том числе и для размышлений. А с таинственным соглядатаем я днем разберусь. Кода наши шансы уровняются.


Пока я бродил вокруг замка, все успели разбрестись по комнатам. Азар убрал со стола и, пуская дым в потухшее нутро камина, ждал моего возвращения. Убедившись, что мне ничего не надо, тролль пожелал спокойной ночи и отправился к себе в сторожку.


Я тоже не стал задерживаться, день был насыщен событиями, голова и ноги гудят, требуя отдыха.


Войдя к себе, я зажег старомодную свечу, по стенам заметались тени, заполошно вторя моим движениям. Я неспешно разобрал постель, пистолет занял привычное место под подушкой, одежда комком полетела в ближайшее кресло. Дунув от души, я погасил зыбкий огонек и отдернул штору, прикрывающую окно. Толкнул створки, они послушно распахнулись, в комнату ворвалась ночь, наполненная чудными звуками и головокружительными ароматами. Бодрящая свежесть обласкала тело, унося прочь усталость дневного зноя. Тьма, наводненная таинственной жизнью, окутала замок, только окно в сторожке Азара светится. Не спится троллю, молится, наверно, своим жестоким подземным богам.


Следя за дымом, лениво утекающим в ночь, я задумался. Смущает обилие странностей и совпадений в этом деле: чудесное спасение из пасти гарпии буквально в последний момент, сногсшибательный гонорар за, в общем-то, тривиальную работу. Опять же – Забровский со своими «ощущениями, требующими творческого и неординарного подхода». Не исключено, что все это тщательно спланированная провокация: решили заманить насолившего многим сыскаря в ловушку. А что, место тихое, уединенное, усыпят мою бдительность вкусной едой и комфортным проживанием, а когда я окончательно потеряю страх и разучусь бегать, нагрянут в замок колдуны-чернокнижники, жаждущие крови, развернут толковище и страшными пытками выпытают все мои тайны. А после сбросят с превеликим удовольствием бедолагу-сыскаря в самое глубокое ущелье, какое сможет отыскать верный хозяину тролль. Или в море утопят, благо плещется под самым окном. Море-то, вон какое большое, кто там несчастного сыскаря отыщет? Все концы в воду.


Море, конечно, большое, спору нет. А небо, все же, больше. Много больше…


Я долго крутился на мягкой постели, стараясь поудобнее улечься, но все время что-то мешало: то подушка слишком большая, то комар принялся зудеть над самым ухом.


Наконец я задремал, мысли спутались и плавно перешли в сон, добрый и приятный, как в детстве…


Разбудил меня чей-то пристальный взгляд. Я рывком поднялся, рука юркнула под подушку в поисках пистолета. А её нет! Подушки!! И сижу я не на кровати в своей комнате, а в глубоком кресле, поглотившем мое тело, словно я попал в зыбучий песок – ни рукой, ни ногой не шевельнуть. Напротив, на простом деревянном табурете сидит монах в черном балахоне, в руках четки постукивают. Глубокий капюшон надвинут на лицо, и как я не вглядывался в густую тень, так и не смог разобрать черты лица. Хотя что-то знакомое в облике монаха проскользнуло. Вот только что?


Монах молча протянул руку, раскрыл ладонь, и я увидел черный кристалл в форме звездного тетраэдра, внутри которого трепещет пурпурная звезда. Занятный камушек.


– Это не камушек, – подал голос монах. Знакомая интонация резанула слух, но память упорно молчала, мне так и не удалось определить, где я мог слышать этот низкий баритон. – Это ключ.


– И что им можно открыть? – с деланно безразличным видом поинтересовался я.


– Не что, а как. Чистый сердцем откроет дверь для всего человечества в Шамбалу. Черное сердце откроет врата Тартара.


Универсальный ключик, получается. Я попытался выбраться из удушающих объятий кресла, но мне это не удалось. А странный монах словно не заметил моих усилий, только кристалл подносит все ближе и ближе. Камень увеличивался на глазах, вот он стал размером с большое яблоко, на одной из граней я ясно разглядел сверкнувший треугольник. А кристалл увеличивался, вот уже фигура монаха скрылась за его гранями. Все закружилось, меня подхватил безумный вихрь, я закричал, но, к собственному ужасу, не услышал ни звука. Круговерть замедлилась, рассыпалась на тысячу изображений смешного человечка, беззвучно разевающего рот. Святой Зиждитель, да это же я!


А черные зеркала вокруг – это грани кристалла, только изнутри! Замуровали!


Я заметался в поисках выхода, тысячи отражений задвигались, вторя каждому моему движению. Голова закружилась, к горлу подкатил тугой ком тошноты, грудь сдавило, словно тисками, за каждый вздох приходится бороться. Еще немного и я задохнусь в проклятом кристалле!


– Монах! Выпусти меня! Выпусти!!!


– Тише-тише, – сказал кто-то, касаясь моего плеча. Я сорвался в головокружительное падение, калейдоскоп красок радугой брызнул в глаза, наконец, все завершилось ощутимым ударом спины о кровать. Сердце суматошно колотилось, взламывая грудную клетку, во рту пересохло, по спине сбежала противная змейка холодного пота.


Потребовалось пара секунд, пока я сообразил, что нахожусь в собственной комнате, а у кровати стоит Забровский, с легкой опаской взирающий на пистолет, заметно подрагивающий в моей руке. Я перевел дыхание – проклятый монах и его дурацкий кристалл оказались сном. Кошмарным, липким, но сном.


– Я же выстрелить мог, – прохрипел я, конвульсивно сглатывая. – Что вы здесь делаете?


– Вы кричали, – невозмутимо пояснил Забровский. Звякнул графин, в моей руке оказался стакан воды. Наблюдая, как я жадно поглощаю живительную влагу, Забровский продолжил, – А на счет выстрелить… Вы профессионал, рука к оружию привычна. Такие люди с бухты-барахты на курок не жмут.


Все то он знает, теоретик крабов. Под взглядом Забровского, полным сочувствия, моя рука нырнула под подушку, убирая пистолет с глаз долой.


– Кошмар приснился? – спросил Забровский. В голосе мага прозвучало сочувствие, но почему-то подробностями страшного сна делиться не хотелось. Что-то там такое проскочило, интимное. Подсказка, что ли. Нужно будет проанализировать на досуге.


– Да так, ничего особенного, – сказал я, прислушиваясь, как сердце умеряет бег. – Вы извините, что побеспокоил. Все уже прошло.


Я демонстративно принялся взбивать подушку. Забровский намек понял и направился к дверям. Но на полпути остановился.


– Вас монах посетил, – констатировал Забровский факт, заглянув мне в глаза. Я прикинулся шлангом.


– Какой монах? Обычный кошмар, навеянный духотой, – попытался я сделать вид, что не понимаю, о чем речь. А у самого дух перехватило, стоило вспомнить заточение в удушающем кристалле.


– Вы, Марк, на всё ущелье кричали: «Монах! Выпусти меня!» А тут только один монах бродит. Черный, – с тихой грустью сказал Забровский. Потом церемонно раскланялся и добавил: – Не буду вам мешать. Отдыхайте. Монах редко приходит больше одного раза за ночь.


В голове мелькнула догадка.


– Вас Монах тоже в кристалле душит? – догнал мага у самых дверей мой вопрос. Забровский замер на месте, словно наткнулся на стену. Медленно оглянулся и взгляд, тяжелый, как смертный приговор, скользнул по моему лицу. Повисло неловкое молчание, будто я невзначай упомянул о веревке в доме повешенного.


– Нет, – сказал маг, словно выстрелил. По лицу пробежала судорога, маг явно хотел еще что-то сказать, но передумал. Махнув рукой, он молча вышел.


Глядя на захлопнувшуюся за спиной Забровского дверь, я задумался. По всему выходит, я правильно угадал, Монах и Забровского мучает кошмарами. Ну, его то ладно, по штату положено, а мне за что такое счастье?


Я долго ворочался, влажные простыни сбились в неудобный ком, а сон все бежал прочь, напуганный роем назойливых мыслей. Шамбала, Тартар. Ключ универсальный. Что-то проскальзывает на границе сознания, какая-то подсказка, вот только уловить никак не могу.


Восток успел покрыться робким миндальным румянцем, а предрассветный сумрак вытеснил в темные углы ночную тьму, когда я забылся тревожным сном, готовый проснуться при малейшем появлении кошмара. К счастью, Забровский оказался прав, монах больше не появился.


Утро нового дня я встретил, благодушно похрапывая.