Вы здесь

Фаворит. Стрелец. Глава 3. В нужное время в нужном месте (К. Г. Калбазов, 2017)

Глава 3

В нужное время в нужном месте

– Фитиль пали!

Оно, конечно, можно и всему десятку прикурить от одного. Но командирам это не нужно. Каждый стрелец должен уметь быстро запалить фитиль. Так что пришлось Ивану доставать из кошеля кремний, кресало и трут. Высек искру, раздул уголек на небольшой тряпице, обильно пропитанной селитрой, от нее уже прикурил длинный пеньковый фитиль. Потушил трут – и все принадлежности опять в кошель.

– Полку сыпь! – продолжал разоряться сотник.

Открыл крышку затравочной полки, насыпал на нее порох из пороховницы, закрыл, встряхнул, продул, пищаль к ноге.

– За-аряжа-ай!

Открыл колпачок дробницы, ссыпал порох в ствол, достал пулю из сумки, то же в ствол и сверху пыж из пакли. Прибить заряд деревянным шомполом с латунным оголовком. И снова оружие к ноге.

Кстати, пищали все чаще и чаще называют ружьями. Все это от метаморфозы слова «оружный». Стрельцов собирают по разной надобности, и нередко без оружия. Как это было прошлой ночью, когда тушили пожар. Стрелец ведь понятия не имеет, по какой надобности его поднимают по тревоге. Вот и поступает уточнение, оружным идти иль без ружья. Ну а так как основным вооружением стрельца является пищаль, то и слово это все больше прилипает именно к ней.

– Фитиль крепи!

Вновь подхватить пищаль на уровень пояса, примериться на глазок и закрепить тлеющую пеньку в подвижной рогульке.

– Фитиль мерь!

Теперь, двигая подпружиненную рогульку, убедиться, что тлеющий уголек придется примерно посредине пока еще закрытой полки. Порядок, поправлять ничего не надо. Стой, жди следующей команды.

– Фитиль раздуй!

Подуть на уголек, избавляясь от нагара, а не получится, можно помочь пальцем, укрытым в кожаную перчатку. Порядок.

– Кладь!

Вскинул пищаль, уложив цевье на воткнутый перед ним бердыш, упер в плечо неудобный фигурный затыльник. Нужно будет подтесать зар-разу. Навел ствол в сторону предполагаемой цели. В данном случае это длинный деревянный частокол с ошкуренными бревнышками, имитирующий строй противника. На нем уже есть множество белесых точек, отмечающих прежние попадания. Примерно раз в год частокол обновляется.

– Полку открыть!

Палец привычно тянет крючок крышки на себя, открывая фитилю доступ к затравке. И тут же целишься в предполагаемого противника.

– Пали!

Не забыть прикрыть глаза.

Залп! Строй тут же заволокло дымом. Частокол пропал из виду, затянутый молочной пеленой. Впрочем, она довольно быстро развеивалась благодаря небольшому ветерку. Защекотало нос, едва не чихнул. Но удержался.

Сразу после выстрела пищаль в правую руку. Левой выдернуть из земли бердыш и податься назад. А твое место уже занимает другой стрелец. И снова звучит команда сотника.

Когда вся сотня отстрелялась, сотник с полусотенными и десятниками отправились к частоколу выискивать попадания, отмечая их краской. Если насчитают слишком мало отметин, то последуют дополнительные тренировки. Тут и муштра, и владение холодным оружием, и холостая тренировка с пищалями. Причем все это придется проделывать в выходной день.

Странные все же методы обучения. Ну и как при подобном подходе понять, кто именно косорукий? Как ни крути, а здесь без индивидуального подхода никак не обойтись. Впрочем, нужен-то он нужен, но и отработка залповой стрельбы необходима. Порох же денег стоит. Вот и совмещают.

Признаться, Иван был сильно удивлен, когда узнал, что раз в месяц стрельцы высаживают по полному боекомплекту. То есть по двенадцать зарядов, имеющихся на их берендейках. Мало? Ну это как сказать. На сотню стрельцов это уже тысяча двести выстрелов, на полк – двенадцать тысяч. При весе заряда пять граммов выходит пятьдесят килограммов. А порох здесь реально дорог.

Да и свинец денег стоит. Иван подозревал, что наказания за промахи в немалой доле из-за того, что пули терялись безвозвратно. В то время как при замене измочаленных бревен металл извлекался и вновь пускался в оборот.

– Молодец Архип, ладно обучил тебя обращаться с ружьем, – оглаживая бороду, заметил дядька Степан из их десятка.

Оно ведь как. Понятие коллективной ответственности за нерадивость одного не в двадцатом веке придумали. Вот как появились первые соединения, еще в незапамятные времена, так и один за всех и все за одного. Безотказный инструмент давления.

Перед началом тренировок стрельцы откровенно вздыхали по поводу того, что сегодня им достанется на орехи из-за молодого, нарисовавшегося в их десятке. Каждый посчитал своим долгом поучить мальца. Но тот не подкачал. Еще и носы утер стрельцам бывалым.

– Батя такой. Науку накрепко в башку вбивает, – не стал спорить Иван, принимая мнимую заслугу отца.

Родители ведь сами обучают своих чадушек воинскому искусству. Ничего, вот придут занятия с сабелькой, он посмотрит, что тогда скажут стрельцы. С бердышом-то Архип и впрямь обучил Ивана неплохо обращаться. А вот сабля ему и самому едва давалась, а потому преподать добрый урок не мог.

Вот с ножом Иван обращается хорошо. Не без того. Благодаря детскому увлечению рукомашеством и ногодрыжеством в той, прошлой жизни, он может кое-что показать нынешним воякам. Но сабелькой сколь-нибудь сносно пользоваться не умеет.

Сегодняшний день Ивана совершенно не вдохновил. Он уже понял, что настоящий современный бой – это форменная свалка. Да еще и стоять тебе приходится во весь рост. При таких раскладах заполучить шальной свинец – как два пальца об асфальт. А учитывая, что войны тут не редкость, так и вовсе весело становится.

Нет, с этим надо что-то делать. Бежать? Глупо. Жизнь вне закона Ивана не прельщала. Остается как-то устраиваться в существующих реалиях. Сама война его не так уж и пугала. Наоборот, где-то даже кровь начинала быстрее бежать по жилам. Повоевал он, чего уж там. Но вот местные методы его не устраивали.

Хм. И еще не мешало бы заполучить в свои руки оружие поприличнее, чем это фитильное чудо. Из него интересно пострелять где-нибудь за околицей. И вовсе не хочется оказаться посреди сражения в руках с этим антиквариатом. Причем антиквариатом даже по нынешним меркам. Кремневым замком уже давно никого не удивишь. Только он куда дороже фитильного, а в казне, как всегда, нет денег. Но зато не запрещено вооружаться собственным оружием, и это не может не радовать.

Ага. Возвращаются командиры. И судя по выражениям их лиц, сотня отстрелялась неплохо. Во всяком случае, сотник не выказал неудовольствия по поводу результатов. А то ведь не только рядовым стрельцам придется месить раскисший грязный мартовский снег, но и им грешным…

– Ванька, ну ты да-ал! Просто загляденье.

– Дядька Митрофан, дядька Антуфий, да и много кто еще и рядом с тобой не стояли! – возбужденно встретили его на краю поля друзья по детским игрищам.

Егор, Гришка, Артем и Ефим. Они все сверстники, разве что Гришка на годок помладше будет. Друзья они такие, что не разлей вода. Эти-то ребята и помогали Ивану обустраивать кузницу в овраге да таскать туда отцовский инструмент.

Правда, этим их помощь и ограничивалась. Плавку он провел сам, несколько часов качая меха, приспособив для этого подручную механизацию. Тяжко пришлось, не без того. Но лучше уж потерпеть. Парни, правда, обиделись, но все же отнеслись с пониманием. Что такое секреты мастерства, им объяснять не надо. У всех отцы стрельцы и пробавляются разными ремеслами. И у каждого свои ухватки, которыми они не спешат делиться с другими, разве только с детьми.

Вот и его тайну они хранили так, как это может делать лишь молодежь. Прилетело их другу по голове, и снизошло на него прозрение, а то, гляди, и божья благодать. И прознал он о тайне булата. Нормально. Для подростков, да еще в это время, более чем достаточно. А что до остального… Умри, но друга не предай. Понятно, что есть и исключения, но это ведь исключения…

Иван посмотрел на парней. Что это? За радостным и даже восхищенным блеском глаз угадывается эдакое сожаление и зависть. Все в одном флаконе. Это он дуреет от тупой тактики стрельцов и серьезной опасности для себя любимого. А вот они… Для них облачиться в стрелецкий кафтан – заветная мечта.

Так что пусть батю и толкнула на этот шаг по большей части банальная жадность, но ничего такого страшного он не совершил. Наоборот. Воплотил в жизнь заветную мечту каждого без исключения мальчишки Стрелецкой слободы. Как и подавляющего большинства всего остального Русского царства. Откуда ему было знать, что сынок, после того как на него снизошла благодать в виде свалившейся сосульки, стал на всю голову стукнутым. Нет, он конечно же замечал. Но не настолько же!

Вот и выходит, что зря Иван с Архипом так-то. Все же любит тот сына. Откровенно любит. Тут ведь вам не там. На законодательном уровне предусмотрена ответственность за поднятую на родителя руку. За такой проступок надлежит бить кнутом нещадно. Считай, до полусмерти.

И что с того, что с момента, как Иван записан в войско, отец не имеет над ним власти? Избить так, что стрелец не сможет нести службу или до увечья, он, разумеется, не может. Не приведи господь – так отвечать будет своей шкурой. А вот поучить сына, даже стрельца, в своем праве. Сын же, хоть трижды стрелец, не моги поднять руку на родителя, и все тут. Иначе быть битым кнутом. Разве что в случае со стрельцом будет отсутствовать такая приставка, как «нещадно».

А Архип степенно рассказывает соседям о том, что вымахал сынок с оглоблю, а жениться не думает. Вот он его и отселил, чтобы за ум быстрее брался. Даже самого злого дворового пса парню выделил, чтобы, пока семьи нет, имущество под присмотром было. И счастье, что младшие братишка и сестренки не видели того, как он с отцом-то. Не то слухи пошли бы, а там…

– Вань, дай пищаль понесу, – едва не умоляя, попросил Гришка.

– А мне бердыш, а, Вань, – подхватился Артем.

И тут пошла потеха. Ребята начали спорить, толкаясь и раздавая друг дружке тумаки, за право нести снаряжение товарища. Не сказать что всерьез, все же дружба у них крепкая, но весьма чувствительно.

– Охолоньте, парни, – возвысив голос, остановил их Иван. – Никому оружие не дам. Если кто заприметит да десятнику донесет, тот потом с меня на учебном поле семь шкур спустит. А оно мне надо?

– И то верно, – не без гордости поддержал его Ефим.

Шутка сказать, их дружок теперь стрелец и ходит в подчинении у настоящего десятника. А дядька Кузьма – он воин бывалый. Под таким не забалуешь. Враз окоротит дурную головушку.

Господи, детский сад, трусы на лямках.

– Значит, так. Сейчас по домам, обедаем и к двум часам собираемся у Артемки.

– А чего делать-то будем? – спросил Гришка.

– На Красную площадь пойдем, на Гостиный двор, – деловито ответил Иван. – Пришла пора ножи пристроить.

– Все? – уточнил Ефим.

– Все, что готовы, – подтвердил Иван.

– А не жаль? – это уже Гришка.

Иван осмотрел дружков. Лица у всех кислые, куда бы деться. Это получается, они рассчитывали, что он их одарит теми ножами. Клинки-то знатные. Вот страсть как хочется им такими владеть. Оно будущему воину очень даже с руки. Опять же ножей вышло шесть, их всего пятеро. А на продажу и одного достанет. Он же огромных деньжищ стоит.

Однако по планам Ивана одного ножа ему ну никак не хватит. Да он им даже за дом не расплатится. А должок-то висит. И на том подворье он пока только квартирует.

– Так. Парни, давайте поговорим откровенно. За то, что не выдали меня, низкий поклон и моя благодарность. Но я никогда и намека не делал, что одарю вас теми клинками. Мало того, я и себе ни одного ножа не оставлю. Вот, есть отцовский из доброй стали, им и буду пользоваться.

– А чего так-то? – Вроде и нет повода обижаться, но обиду в голосе Егор все же не сдержал.

– А того. Знатные клинки, да ни мне, ни вам не по чину. Беда через них очень даже приключиться может. Не журитесь, други. Я обещаю вам, что каждому из вас справлю достойный нож из доброй стали. А то, глядишь, еще и сабельки. Не глядите на меня так. Не булатные клинки будут. Но такие, что и царю в руки взять незазорно. Верите?

– Вань, да с чего бы нам тебе не верить? – виновато ответил за всех все тот же Егор. – Ты это… не обижайся. Просто булат… Только словом его помянешь, как дух захватывает. И твоя правда, была в нас надежда. Но то так. Не важно. Мы тебе верим, Ваня. Так, ребята?

И молодежь тут же загомонила, наперебой заверяя Ивана в своей преданности. А то как же, он ведь уже стрелец, но не чурается с ними якшаться. Хотя ему теперь впору со зрелыми мужами вровень стоять. К тому же сызмальства вместе, и чего только за это время с ними не приключалось, всегда дружбу блюли.

Дома пришлось подбросить в печь дров да разогреть щи в керамической чашке. Наготовил-то целый горшок, но куда ему столько за один раз съесть. Тот в сенях стоял, чтобы готовка не скисла. Ну и на второе подогретое же отварное мясо с кашей. Ох уж эта гретая сечка.

Все же без хозяйки оно как-то не очень. Нужно что-то придумать. Нет, не жениться. Рановато пока. А вот прислуга какая не помешает. А то планов у него целое громадье. И когда этим всем заниматься? Много времени съедает служба, а если его еще и на быт тратить, так и вовсе, считай, ничего не остается.

А может, уговориться с Глафирой? С соседкой, у которой он подворье выкупает. Пусть готовит ему, дом и его грешного обихаживает. Ну она-то, допустим, не откажется. Дело-то ей привычное, и деньга лишней не будет. Но это же какая обида матери выйдет. А Иван вроде как порешил с семьей помириться. Пусть и не считает он их за родных, не екает сердце. Но ведь это сволочью нужно быть, чтобы пренебрегать теми, кто тебя искренне любит. А ведь они его любят, потому как он им сын.

Парни уже поджидали его. И едва завидев, что Иван идет в парадном темно-синем стрелецком кафтане Дмитриевского полка, тут же расправили плечи. Шагать по московским улицам на глазах честного люда вровень со стрельцом, который в твоих дружках, дорогого стоит. Во всяком случае, среди сверстников их статус резко взмыл ввысь.

Правда, самому Ивану такие дружки не столь престижны. А потому приходилось вышагивать степенно, посматривая на гомонящих и балагурящих товарищей с легким снисхождением. Пусть другой мир и иное время, нравы отличаются от привычных ему, но люди – они и здесь люди, а значит, немало зависит от того, как ты себя подашь. И начинать нужно уже сейчас, с малого. И парни это принимали с пониманием. А тот как же иначе!

Дошли до Мясницких ворот, что были неподалеку от их слободы, и вошли в Белый город. Дальше до конца Фроловки и до Ильинских ворот Китай-города. А там по Ильинской прямиком до Гостиного двора, где обретаются приезжие купцы.

Москва. В своем мире Ивану побывать в столице так и не довелось, хотя и была возможность. Ну неинтересно ему было. Как и поездки на курорты. Вот прокатиться на Урал или в Сибирь, помыть золотишко или побродить с геологической партией, это да. Комары, неудобства, бивачная жизнь, скрипящий на зубах песок. Это ему было куда ближе, чем морское побережье близ отелей. Кстати, песок очень даже исправно скрипит и на пляже, только еще и жаришься, как идиот, на солнышке, делая вид, что тебе нравится, чтобы жена не обижалась. Зато в этом мире вот она, Москва белокаменная.

Тут никакой оговорки. Не сказать, что он такой уж великий знаток истории, но тем не менее кое-что все же знает. Ну и читал в свое время немало. Пусть писатели-фантасты, почитаемые им, в своих книгах и врали с три короба, все же общую картину рисовали достаточно правдоподобно.

Так вот. На дворе был одна тысяча шестьсот девяностый год от Рождества Христова. На троне Русского царства восседал Дмитрий Первый, из рода Рюриковичей. А правой рукой при нем был Василий Годунов. Их род уже больше века подле царей, переживая вместе с ними и взлеты, и падения.

Иван не раз читал о том, что допетровская Москва была деревянной. Как и о том, что она много раз выгорала от пожаров чуть не дотла. Однако сейчас он шел по довольно широкой улице, застроенной каменными домами. Вернее, если быть точным, то кирпичными, оштукатуренными и выкрашенными в светлые тона. И под ногами у него была самая настоящая мостовая. Причем отчищенная от снега дворовыми владельцев подворий.

Дома двух- и трехэтажные, с большими прямоугольными и арочными окнами, а как следствие – и высокими потолками. Особо выделяются княжеские и боярские дворцы за решетчатыми заборами из чугуна.

И это вовсе не является отличительной чертой Фроловки. В Белом городе вообще запрещено деревянное строительство. Самым молодым домам всего двадцать лет. Если случались пожары, то строить на месте сгоревших усадеб можно было только каменные строения и никак иначе.

В результате такой политики в Кремле и Китай-городе нет уже ни одной капитальной постройки из дерева. Только камень. На Руси отсутствовала иная архитектура, кроме церковной. Так что зарождающийся русский гражданский стиль вобрал в себя понемногу от церковного и греческого, втиснув в эту смесь еще и элементы русских теремов. Получилось весьма недурно. Пусть Иван и понятия не имел, с чем это можно сравнить.

Имелась в Москве и своя академия наук. Причем довольно известная, в мире пользуется авторитетом. В свое время толчок ей дали иностранцы, но вот уже четверть века как там заправляют русские ученые. Не то что иноземцы отсутствуют как класс, но их не особо много.

Наличествует и медицинская академия, выпускники которой ценятся по всему свету. К примеру, придворный медик Людовика Четырнадцатого, того самого, который «солнце», был выпускником именно этого заведения.

Признаться, к русским в этом мире отношение вполне нормальное. Нет, они конечно же варвары. Но коль скоро не лезут в европейскую политику, то пусть себе живут в своем диком углу. Как говорится, плодятся и размножаются.

Европейцев это очень даже устраивает. Ведь чем больше населения в дикой Московии, тем больше европейских товаров она сможет переварить. Именно за рынки сбыта западные королевства и бились на Руси, интригуя, влезая во внутренние дела, стремясь оттереть конкурентов.

Ах да. Еще и Папа. Католическому понтифику отчего-то непременно хотелось подмять под себя православную церковь. Но в этом стремлении его поддерживали не все европейские королевства. Пусть там и укоренилось христианство, но оно успело разделиться на три течения. Зато плюсом ко всем остальным добавились иезуиты. Жирным таким плюсом. И все же того негатива к Руси, что имел место в мире Рогозина, здесь не было и в помине.

Иван подозревал, что причина столь разительных отличий состояла в том, что в этой России не было Смутного времени. Конечно, проблем хватало, не без того. Но все же дела обстояли куда как лучше, чем в оставленном им мире.

Правда, Россия как единое государство пока еще не состоялась. Пока – потому что московские цари все еще не оставили надежду привести под свою руку Новгородскую и Псковскую республики. Первая раскинулась по всему русскому северу, за Уральские горы и дальше, гранича с Китаем.

Русская демократия никак не желала идти под руку московского царя и вполне успешно противостояла остальным желающим. К тому же благодаря развитым торговым связям умудрялась контролировать огромные малозаселенные территории Сибири и Дальнего Востока.

Несмотря на несколько войн и дважды сожженный Новгород, отношения между Русским царством и республикой были вполне добрососедскими. Всему причиной торговля. Ведь в тех землях у руля стояли купеческие дома. А торгаши – они и есть торгаши. Эти попросту не могли игнорировать удобный транзит из Европы, на котором сидели. Вот и везли заморские товары через Новгород и Архангельск в Русское царство.

С псковичами москвичи и вовсе жили душа в душу. На тамошнем вече даже рассматривался вопрос о присоединении с сохранением ряда привилегий и автономии. В принципе царь был готов пойти на это. Все упиралось только в отсутствие общих границ. Оно, конечно, можно и прорубиться через новгородские земли. Было бы желание. Но Псков был извечным союзником Новгорода, а потому… Хотеть-то псковичи хотели, но не настолько, чтобы за это еще и воевать. Новгородцы же в этом деле проявляли полнейшее непонимание.

Территория Русского царства кроме центральной части включала в себя средний и южный Урал, Казанское и Астраханское ханства, Калмыцкие и Ногайские степи до реки Яик[2]. На западе у москвичей был только один сосед – Речь Посполитая, вобравшая в себя половину известной Ивану Украины и раскинувшаяся от Балтики почти до Русского моря. Вот так. Не Черного, а Русского. На юге Османская империя в виде ее вассала Крымского ханства.

Вот такую картину в общих чертах представляла собой Русь. Именно так и именовались территории, находящиеся под контролем трех русских государств. Правда, общего у них было более чем достаточно. Так же как вера и единая неделимая церковь.

Это было единственным достойным свершением богобоязненного царя Василия Четвертого, батюшки нынешнего правителя. Не в силах удержать под рукой Новгород, он сделал все для того, чтобы сохранить московский патриархат. А так как новгородцы еще помнили свой горящий город, то, чтобы не нагнетать обстановку, царь отделил церковь от государства.

А посему она теперь вне политики, и патриарх Московский и всея Руси пользовался всей полнотой власти в среде духовенства. Причем даже на территориях, подконтрольных Речи Посполитой.

Вообще-то думать, что все так уж благостно, мог только дурак. Любому разумному человеку понятно, что церковь является агентом влияния и исподволь действует в интересах Москвы. Но внешне все выглядело пристойно. И начни давить церковь, объявив ее пособницей московского царя, столкнешься с яростным, открытым сопротивлением народа.

А еще Василию Тишайшему, а именно такое прозвище он получил от своих современников, удалось провести реформу православной церкви, не допустив ее раскола. Ивану поначалу было непривычно наблюдать крестящихся двумя перстами. Впрочем, его тело проделывало это без труда. Сначала срабатывала мышечная память, а потом и сам привык…

Шли недолго. От слободы до площади всего-то чуть больше двух верст. Гостиный двор представлял собой двухэтажное каменное строение с крытой галереей. На первом этаже помимо лавок имелись и склады. Второй этаж был полностью отведен под торговые галереи. Товар тут представлен самый разнообразный, от специй и пряностей до дорогого оружия. Как, впрочем, и сами купцы были самых различных национальностей.

Причем в немалой степени присутствовали и восточные торговцы. Еще прадед нынешнего Годунова, будучи по факту правителем при своем шурине царе Федоре, сделал все для того, чтобы оживить торговлю по Волге, поставив на ее берегах города-крепости Самару, Царицын и Саратов. Его потомки продолжили это начинание, и вскоре торговля с восточными соседями оживилась. Так что купцов из Средней Азии здесь хватало.

Впрочем, басурмане Ивана сейчас мало интересовали. Нет, на Востоке любят превосходные клинки. И короткие в том числе. Но в их среде все же куда большей популярностью пользуется дамаск. Он, конечно, уступит булату, но не так чтобы сильно, а потом, на вкус и цвет у всех фломастеры разные.

Поэтому Иван уверенно прошел в уже знакомую лавку на первом этаже. Там разместился новгородский купец Жилин Игнат Пантелеевич. А к чему что-то изобретать, коль скоро отец уже пристроил тут первый их клинок? Да и второй скорее всего пойдет сюда же. Хотя нет, сомнительно все же.

Первый-то он и есть первый. А вот на второй батя станет искать покупателя куда как более вдумчиво. Покорпит малость, где-то подучится чему новому, но постарается одеть клинок в нарядные рукоять и ножны, сдобрить самоцветами. В доме нужды в деньгах нет, а потому терять возможность получить полную выгоду глупо. А покупатель на сабельку найдется. Не может не найтись. Пусть и не сразу.

– Здравствуй, уважаемый, – поприветствовал Иван приказчика.

В прошлый раз он не заходил с отцом в лавку. Предпочел перекусить пирогами с зайчатиной, они здесь знатные. Тем не менее отличить хозяина от слуги несложно. Поэтому он четко осознавал, кто перед ним.

– И тебе здравия, – любезно поздоровался приказчик, мужчина среднего сложения лет тридцати от роду.

– Мне бы с хозяином переговорить, – даже не глядя на разложенный товар, произнес Иван.

– Отчего же я не смогу тебе помочь?

– Оттого что я не покупатель, а продавец. Товар хочу предложить, – все так же с достоинством ответил Иван.

Впрочем, при его молодости выглядело это несколько комично. Прожитые годы сами по себе придают вес, и сколько ни пыжится безусый юнец, вровень со зрелым никогда не станет. И Иван прекрасно отдавал себе в этом отчет, одновременно испытывая некую неловкость.

– Что за товар? – уловив неуверенность молодого человека, с долей превосходства поинтересовался приказчик.

– Когда станешь хозяином этой лавки, тогда и будешь спрашивать. Я говорю, Игната Пантелеевича позови, или он тебе потом уши обрежет.

А вот это Иван уже бросил зло и с вызовом. Причем на этот раз выглядел настолько убедительно, что приказчик невольно даже отшатнулся и предпочел не обострять. К тому же он в Москве гость, стоит же перед ним служилый московского стрелецкого войска, а не голытьба какая. И плевать, что ты новгородец и гость. Случись что, парнишка может и по сусалам пройтись за непочтительное обхождение.

– Андрей, что тут за шум? – появившись из-за двери, ведущей в складское помещение, спросил вышедший купец.

Мужчина за сорок, кряжистый, одет богато, как и подобает уважаемому и состоятельному торговцу. Окладистая борода, на голове мурмолка, подбитая бобром. Оно можно и соболем, денег хватит. Да только для этого одних денег недостаточно. Не Новгород. В Москве соболь только высокородным положен. А за ослушание можно и под кнут встать.

– Да вот, Игнат Пантелеевич, тебя просит, говорит, что у него товар на продажу имеется.

– Ну все, все, не тарахти. Я, чай, здесь, и муж сам все мне обскажет. Здравия тебе, добрый человек.

– И ты здрав будь.

– Чем могу помочь?

– Товар у меня имеется. Вот, взгляни.

С этими словами Иван вынул из сумки, что была у него через плечо, чистую тряпицу, в которой оказались завернуты четыре клинка с рукоятками в виде обычных деревянных плах, обвитых кожаным ремешком.

– Та-ак, что тут у нас? Ага. Ну что сказать, нормальные, в общем-то, клинки.

– Эка ты о булате, Игнат Пантелеевич.

– Так-таки и булат? – с долей сомнения произнес купец.

Иван, не говоря ни слова, протянул руки и начал заворачивать клинки в тряпицу.

– Да погоди ты, паря. Дай хоть подержать в руках да взглянуть. Ты на продажу принес иль похвастать?

– Гляди, – вновь разворачивая тряпицу, согласился Иван.

Купец-то он купец, но в металле толк знает. Да и неудивительно, коль скоро на его прилавке и оружие очень даже соседствует с иными товарами. Так что проверил все как надо. Даже с позволения парня пару раз рубанул по стальному прутку, оставив на нем зарубки и не попортив режущую кромку ножей. Проверил их на излом и остался доволен.

– Ну что же. Действительно булат, – произнес купец так, словно подобный товар к нему в лавку несут чуть не каждый день. – За каждый нож дам по пять рублей, – наконец подытожил он.

В ответ Иван только пожал плечами и вновь начал заворачивать ножи в тряпицу. Деньги-то, конечно, хорошие. Здесь же, в лавке, за эти деньги можно сторговать сабельку из доброй стали. Причем пусть и не в дорогой, но доброй оправе. Вот только та сталь не шла ни в какое сравнение с булатом.

– Ты чего опять сбираешься? – вскинулся купец. – Ты же не саблю принес, а ножи. Так чему удивляешься? Вот коли сабелька была бы, то иное дело.

– Игнат Пантелеевич, в каждом этом ноже три четверти фунта доброго булата, цена которому по двадцать рублей за фунт. А ты меня хочешь осчастливить крохами.

– И сколько ты хочешь за один клинок?

– А двадцать рубликов и хочу. Причем это если ты все четыре клинка заберешь разом.

– Да побойся бога…

– Боюсь, Игнат Пантелеевич. Вот как есть боюсь, – уже собираясь уложить сверток в сумку, искренне повинился Иван.

– Погоди, паря.

– А чего годить, Игнат Пантелеевич? Да, это нож, а не сабля. Но ведь вещица-то особая. Немало найдется тех, кто захочет вот так, с небрежением, отрезать кусок мясца за трапезным столом, играя настоящим булатным клинком. И я не стоял бы тут перед тобой, если бы мне не нужны были деньги сегодня же.

– А почем я знаю, может, клинки те уворованные?

– Купец, ты, конечно, уважаемый гость, но за словесами-то следи. Да, я молод. Но перед тобой стрелец, а не тля подзаборная.

– Прости, служилый. Я же не о том, – поспешил пойти на попятную купец. – Ну вдруг ты без спросу батюшки вынес их из дому? А мне потом головная боль.

– Мои клинки.

– Ну твои так твои. Ну чего ты их в сумку-то убрал? Доставай уж. Сейчас серебро вынесу.

– Рубль мелким серебром насыпь, – попросил Иван.

– Отсыплю, – пообещал купец.

Получив полную плату, спрятал пухлый кошель на груди и вышел на улицу, где его уже поджидали друзья-товарищи. Каждому вручил по четвертаку серебряной мелочью. Мало? Ой ли? По делам и награда. Причем очень даже щедрая. Что парни тут же подтвердили с нескрываемым возбуждением. Потолкались. Пошумели. Да и разошлись в разные стороны. Четверо подростков пошли в торговые ряды, а стрелец куда-то вправо.

– Родька, – позвал купец.

– Здесь я, Игнат Пантелеевич. – В торговом зале тут же появился мужчина за тридцать, крепкого сложения и с цепким взглядом.

– Стрелец молодой только что отсюда вышел. Видал?

– Видал. Дмитриевского полка, служилый.

– Уверен?

– Я стрельцов хорошо различаю. Темно-синий кафтан, желтые петлицы из витого шнура, шапка малиновая, сапоги желтые. Дмитриевский и есть.

– Их слобода, кажется, за Мясницкими воротами? – припомнил купец.

– Там, – коротко подтвердил мужчина.

– Надо бы прознать, где он живет.

– Сделаю, – уверенно пообещал Родион.

Он был старшим охранной ватаги купца. И сторожили они его добро не только в пути, но и здесь. В Москве, как и везде, татей и разбойного люда хватало. Вот и приходилось постоянно беречь добро. Но кроме того, и другую работу выполнять. Как и разного рода поручения.

– А к чему это тебе, Игнат Пантелеевич? – встрял приказчик.

– А ты не смекаешь?

– Нет.

– Я за всю жизнь хорошо как с дюжину разных клинков дамасской стали в руках держал. Булатных – только два. А тут за неполный месяц сабля булатная да четыре ножа. По первости-то я решил, что взял стрелец трофей знатный. И ведь тоже в таком же платье был. А теперь еще и эти клинки. И у всех одна черта общая. Словно их только что сработали и до ума довести не смогли.

– Это с чего ты так подумал? – усомнился приказчик.

– А с того, что такую сталь в богатый оклад одевают. Иной ему невместен, – вместо купца пояснил Родион.

– А еще узор. Что на сабельке, что здесь, очень уж схож. Вот и выходит, что кто-то прознал секрет булата, который утратили в незапамятные времена. Вот так-то. Ты чего тут стоишь, Родька?

– Да куда он денется, – отмахнулся Родион. – Дальше слободы один ляд не уйдет. Там и сыщу. А так заприметит еще. А нам, я так думаю, шум ни к чему.

– Это ты верно думаешь. Ладно. Делай как знаешь…

Ничего не подозревающий Иван хотя и расстался с друзьями, но покидать Красную площадь не спешил. Нужно быть либо дураком, либо много о себе думать, чтобы безоружным бродить по московским улицам, имея при себе такие деньжищи. А у него только нож за кушаком. С саблей он управляется откровенно плохо. С бердышом лучше, но не ходить же с ним по городу.

Вот и решил приобрести себе нормальное огнестрельное оружие. Причем к данному решению Иван пришел вовсе не потому, что боялся грабителей. Это, разумеется, тоже. Но главное, ему не по нраву то убожество, которое собой представляла его пищаль. Громоздкая, неудобная и непрактичная.

Избавиться от нее он не мог. А вот обзавестись чем-нибудь дополнительным – это пожалуйста. И парочка пистолетов вовсе даже не помешает. А то мало ли, вдруг завтра в поход. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

Дорого? Да, недешево. Что-то более или менее приличное обойдется не дешевле пяти рублей, а то и семи. Про эксклюзивные образцы лучше помолчать. Можно приобрести и мушкет, причем подобрать не из стреляющего мини-ядрами эдак граммов в сорок весом, а что-то более пристойное и с меньшим калибром. Но… Если только для личного пользования.

Чтобы убедить командование в необходимости владеть чем-то, выбивающимся из общего ряда, нужно иметь железный аргумент. В армии носить круглое и катать квадратное начали вовсе не в двадцатом веке. Когда Иван поинтересовался, а что, мол, если завести за свои средства мушкет с кремневым замком, то десятник посмотрел на него как на идиота и спросил, как же он, милый, тогда будет выполнять команды начальника. А ведь там чуть ли не половина команд про этот самый гребаный фитиль. Так что не майся ерундой и будь как все.

И это притом, что полки иноземного или нового строя все как один уже вооружены мушкетами с кремневым замком. Вот странное дело. Круглый год под ружьем именно стрельцы, а все самое лучшее – в полки под командованием иноземцев.

Нет, стрельцов, конечно, перевооружают. Правда, новые мушкеты, или, как их все чаще называют на Руси, ружья, пока лишь в двух стрелецких полках из двадцати шести. Но тут главное, что процесс идет. Да и начальству особо не возразишь. Разномастное вооружение подразделению на пользу ну никак не пойдет.

Так и не покинув Красную площадь, а только перейдя на другую сторону Ильинской, Иван оказался в оружейной лавке голландского купца. Тот не был гостем Москвы, а проживал в столице, причем не в Немецкой слободе, которую лет сорок назад вынесли фактически за пределы столицы, а в самом городе. Мало того, он проживал в том же доме, где располагалась его лавка, только на втором этаже. Такое устройство дома – единственное исключение, позволяющее лицам неблагородного происхождения проживать в двухэтажных строениях.

Не выселили же старого голландца по той простой причине, что он был выкрестом[3]. С переходом в православие он уже не подлежал выселению. Кто знает, что его подвигло на смену веры, любовь к русской жене или нежелание расставаться с выгодами, которые сулил дом в самом сердце торговой Москвы.

О вошедшем в лавку посетителе возвестил легкий перезвон колокольчика. А вот станет ли он покупателем, во многом зависело уже от продавца, коренастого седовласого мужчины в европейском платье с наметившимся брюшком. Нередко нам только кажется, что мы сами покупаем тот или иной товар. На самом деле опытный и одаренный продавец, едва почувствовав, чем именно вы интересуетесь, обставит все таким образом, что вы непременно отоваритесь у него.

Именно таким и оказался владелец лавки. Иван прекрасно осознавал, что его попросту подводят к правильному решению. Но в то же время не мог ничего с собой поделать. Возможно, сказалось его увлечение в прошлой жизни. Он просто никогда не встречал подобного пистолета ни на просторах инета, ни уж тем более в реале.

Многоствольные системы – да. Кремневки револьверного типа – да. Этот же… Нет, он также револьверного типа. Только барабан состоит из трехзарядных камор, у каждой из которых имеется собственное кресало. Проворачиваясь вручную и становясь на защелку, барабан выводит кресало с затравочной полкой напротив курка. Выстрел. Отвести курок на предохранительный или боевой взвод. Провернуть барабан. И снова выстрел. Каморы и цевье устроены так, что при нештатном срабатывании всех зарядов одновременно стрелок не пострадает.

Очень интересная конструкция. А главное, при одном стволе возможность сделать три выстрела подряд. Вместо двух в случае покупки пары пистолетов. Но и цена у этого одного пистоля целых двадцать рублей. Не хухры-мухры. И габариты будь здоров. Шутка сказать – около полуметра.

Правда, и ствол длинный, выполненный, как и каморы, с особым тщанием, и диаметр ноготок к ноготку. Что в современных реалиях дорогого стоит. Вот только не помешало бы господину купить к этому пистолю пулелейку. Она как раз именно под него и выполнена. Так что пуля пройдет по стволу впритирку, ничуть не болтаясь. И стоит сущие мелочи, всего лишь два рублика. Но зато какая точная и приятная стрельба.

У-у-у, змей-искуситель!

Валить отсюда надо, вот что. Причем быстро так. Нащупал голландец слабое место Ивана и теперь долбит в него безошибочно. Еще чуть, и обязательно довесок какой припарадит. Талант у человека, чего уж там. Вот только зарядить новую игрушку, и на выход.

Надо будет еще и кожевенных дел мастера навестить. Не то носить эту бандуру за кушаком… Ну чисто башибузук какой или пират. Нет, местных таким не удивишь. Путешественники, которые могут себе позволить, зачастую именно так пистолеты и носят. Но ведь неудобно…

Белый город. Там, в самом конце Яузской улицы, у городской стены проживал еврей-выкрест Спиридон Семенович, которого все называли дядя Яша. Старый еврей был одним из известнейших менял Москвы. Пробавлялся и ростовщичеством. А еще принимал на сбережение все что придется, и деньги в том числе.

За сравнительно небольшую мзду можно было не сомневаться, что имущество останется в целости и сохранности. Мало того, ты мог хранить свои деньги у дяди Яши совершенно бесплатно и даже получить за них небольшой рост. Только если не трогал свое серебро в течение года.

Ивану вовсе не улыбалось разом лишиться всех своих средств. А такая возможность вполне существовала. Дом ведь зачастую оставался под присмотром дворового пса да соседей, которые могли заметить посторонних, только если те подходили с улицы, а не с огорода. Вот и решил он определить их в этот средневековый банк, вместо того чтобы устраивать тайники и клады. Хватит того, что два еще не законченных клинка прячет под стеной сарая.

Лично с дядей Яшей Иван знаком, конечно, не был. Но у того была определенная репутация. А потому он уверен, что в этом доме за высоким каменным забором деньги будут в полной сохранности. Как ни крути, а с собой он собирался забрать двадцать семь рублей из остававшихся пятидесяти семи. Вообще-то, по его прикидкам, остаться должно было сорок, но так уж вышло, что дорогу ему перебежал голландец.

У дяди Яши все прошло чинно и спокойно. Тот не задал ни одного лишнего вопроса. Старый еврей лишь поинтересовался, не желает ли парень оставить деньги в рост. Нет. Ну, на нет и суда нет.

Вообще-то не сказать, что Иван чувствовал себя спокойно. Вместе с остатками от жалованья у него сейчас двадцать восемь рубликов. Сумму никак мелкой не назовешь. Двадцать пять нужно будет отдать хозяйке дома. Или скорее все же хозяину. Ну а трех рублей, чтобы начать осуществлять задуманное, более чем достаточно.

Хм. Это если с батей ничего не срастется. А как наладится, то… Ничего. Надо будет, опять навестит домик на Яузской улице. Невелика трудность.

На раскисшие и грязные улицы опустились сумерки. Еще немного, и стемнеет. Ивану не раз приходилось гулять по ночной Москве. И по Земляному валу, и по Белому городу хаживал. А то как же, молодежь нередко гуляет чуть ли не до первых петухов. А то, что городские ворота закрыты… Вот уж мелочи какие. Уж кто-кто, а московские мальчишки точно знают, где и как пролезть, чтобы ни собаки не задрали, ни стрельцы сдуру не пальнули из пищали.

Однако сегодня Иван чувствовал себя не в своей тарелке. Это если мягко сказать. За то, что покоится в кошеле у него на груди, могут порешить и глазом не моргнуть. Если уж за сапоги… Кстати, они на нем совсем новенькие. Только сегодня надел обнову. Как, впрочем, и кафтан.

Молодцы все же дядька Антип и тетка Авдотья, дело свое знают туго. И ногам хорошо, и кафтан удобно обнимает тело, не смотри что новенький и необмятый. Погодка загляденье, поэтому подбитый мехом надевать не стал. Упарился бы. А вот теперь что-то подмораживает. Думает об этом, а сам непроизвольно взглядом по сторонам водит, нет ли кого в темных углах.

– А-а-а!

Громкий женский вскрик. И пусть он полон боли, в нем все же больше удивления.

– Помоги-ите!!! Стра-ажа!!!

А вот этот… Нет, не истошный. Его даже с уверенностью нельзя назвать и испуганным. Нет, конечно, призывают на помощь, причем это не шутка какая. Но… Именно что призывают, только и всего. Хотя вкупе с первым вскриком звучит это все же как-то…

Кричали из-за угла. Шагах в десяти был перекресток, на котором стоял двухэтажный дворянский дом. Что с того, что Белый город. Татей и разбойного люда и здесь хватает. А патрулей на все улицы не напасешься.

Иван действовал скорее на одних рефлексах, чем осознавая происходящее. Рука, и без того время от времени теребившая рукоять пистолета, выдернула оружие единым махом. Даже не заметил, как палец взвел курок. Ноги уже сорвались в бег. Вот и перекресток.

Бежит какая-то женщина, одетая на европейский манер в плащ, который сейчас развевается за ее спиной. Сумерки уже достаточно сгустились, а потому детали не рассмотреть. Зато видно того, кто ее нагоняет. Хм. Судя по одежке, наш, русский душегуб, но вот в руках блестит клинок шпаги. Не то чтобы русские ими не пользовались, среди стрельцов половина со шпагами ходит. Но чтобы душегубы… Не суть важно.

Вскинул пистолет, отчего-то подумав о вовремя приобретенном оружии. Расстояние шагов сорок. Далековато. Оружие еще не пристреляно. Да и потряхивает с отвычки, чего греха таить. Выстрел!

Мужчина остановился так резко, что какое-то расстояние еще и проехал по подтаявшему снегу, едва не растянувшись на земле. А потом резко рванул в сторону, стремясь уйти за дом на противоположной стороне улицы.

Взвел курок. Отжал защелку. Провернул барабан. Готов. Вскинуть пистоль. Взять упреждение. Выстрел! Мимо! Твою в гробину, душу, мать нехай!

И снова неизвестный меняет ход своих действий. Ну не носят тут больше двух пистолетов. Многоствольные игрушки достаточно редки, потому что при сравнительно низкой надежности стоят баснословных денег.

Женщина уже в нескольких шагах от Ивана, бежит молча, взгляд испуганный, но решительный. Как хотите, так и понимайте. Убийца же вскидывает руку, в которой уже зажат пистолет. Сволочь, решил достать свою жертву пулей.

А вот не угадал, собака! Третья камора заняла позицию напротив ствола. Курок уже взведен. Иван выстрелил, практически не целясь, навскидку, чтобы только напугать неизвестного. Глядишь, рука дрогнет, и тот промажет.

Но вышло неожиданно удачно. Похоже, свинцовый гостинец угодил неизвестному в руку. Мужчина вдруг схватился за правое предплечье, выронив пистолет. Тот, в свою очередь упав на мостовую, разразился выстрелом. И что примечательно, пуля провизжала совсем рядом с ухом Ивана. Или это ему показалось.

Женщина навалилась на него с мощью стенобитного орудия, едва не опрокинув на мостовую. Хм. Ошибочка. Тут нет мостовой. Лишь раскисший снег и грязь, еще не прихваченная только-только начинающим поддавливать морозцем. Ну да удержался, и слава богу. Не хватало еще изгваздать обнову.

Подхватив женщину за талию, единым махом развернул ее, заводя себе за спину. Пистоль за кушак, и нож из ножен. Бог весть, как он собирался противостоять с этой безделкой шпаге. Но страха нет. Оно всегда легко, когда боишься за кого-то. Потому как тот страх другой. Не имеющий ничего общего с медвежьей болезнью.

Но неизвестный решил, что с него на сегодня достаточно. Пока Иван возился с женщиной, пистолем и ножом, того и след простыл. Никого. Словно и не было. Разве что запах сгоревшего пороха, разнесшийся по переулку, да белесые облачка, поднимающиеся в холодное и быстро темнеющее небо.

– Господи! Даша! – решительно и с явственной тревогой выкрикнула женщина.

О как! Русская. Впрочем, ничего удивительного. Многие дворянки частично перенимают туалеты у иноземцев. Правда, в основе берут только самое удобное. Хотя хватает и тех, кто готов приносить жертвы красоте и слепо следовать европейской моде. Как то – покрывать свои лица белилами. Бред. Но достаточно распространенный среди московских модниц.

Женщина вырвалась из его объятий и побежала в ту сторону, откуда еще недавно улепетывала во все лопатки. Ну и Иван за ней. Только сначала сделал петлю, чтобы подобрать пистолет. Как ни крути, а это его первый военный трофей. Во всяком случае, в этом мире.

Ничего так. Пусть и самый обычный одноствольный, популярный среди путешественников, но ладный такой. И калибр сродни его трехкаморному. Миллиметров двенадцать. Что не может не радовать. Местные ручные гаубицы Ивану претили.

Ага. А вот и та, чей вскрик он услышал первым. Товарка склонилась над ней, призывая тихим голоском:

– Даша. Дашуня. Милая, отзовись.

Легкий, едва уловимый стон. Иван склонился над раненой и уверенно приложил палец к живчику на шее. Есть! Прощупывается пульс! Значит, не померещился стон. Надо срочно…

– Стрелец, бери ее и неси за мной, – вдруг властно распорядилась женщина.

Хм. На вид за тридцать. Но прехорошенькая. Следит за собой баба, причем не на европейский манер. В том смысле, что ни следа этой местной косметики. Только то, чем боженька одарил. И фигурка благодаря распахнутому плащу и правильно сшитому сарафану угадывается. Не худосочная, но и не в теле. Кровь с молоком, как бы это избито ни звучало. И все это Иван успел рассмотреть за доли секунды.

– Чего встал, служивый?

– Патруля нужно дождаться, – вдруг невпопад ответил он.

– С ума сошел. Да она сейчас кровью изойдет.

– Так я перевяжу. – Иван задрал кафтан, без тени сомнений намереваясь оторвать полосу от рубахи под ним.

– Да бери же ты ее, остолоп! Живо, кому говорю!

Вот кто бы ему объяснил, с какого такого перепуга он вдруг взялся выполнять ее приказы? Но ослушаться отчего-то не получалось. Бывает такое, когда на твоем пути попадаются не просто властные люди, но еще и способные одним своим видом внушить к себе уважение. А еще, вроде ничего и не предприняв, безошибочно дают понять, что они имеют право и умеют распоряжаться.

Нести раненую оказалось недалеко. Всего-то шагов сто. В смысле именно через столько подбежали к ним четверо мужиков. Все вооружены ружьями с кремневыми замками, с заткнутыми за пояс пистолетами и большими ножами. Иван даже грешным делом едва не опустил раненую на землю, чтобы встретить новую напасть.

– Не смей, – велела женщина, четко уловив его намерение. – Свои.

– Ирина Васильевна, цела? – выпалил мужик с аккуратной бородкой с проседью посредине.

– Все потом. Возьмите Дашу. Да поворачивайтесь, черти! А ты куда, служивый? А ну-ка, давай за нами.

Двое подоспевших на помощь уже подхватили его ношу, а оставшиеся лихо так взяли Ивана под белы рученьки. Он и охнуть не успел, как уже лишился и обоих разряженных пистолетов, и ножа. Даже был охлопан. Правда, обнаруженный под кафтаном кошель эти ухари и не подумали трогать.

Еще полтораста шагов – и высокий каменный забор, выкрашенный в какой-то светлый цвет. Доподлинно уже не разобрать. Скрипнула калитка. Двое с раненой скользнули вовнутрь. Следом женщина. Ну и Ивана, решившего было упереться, подтолкнули. Не грубо, но настойчиво так. И не откажешь.

– Алеша, этот пистолет убийцы, – уже в гостиной дома, указав на трофей, произнесла неизвестная.

Хотя отчего это неизвестная. Какая-то Ирина Васильевна. Н-да. Ну очень информативно. Хотя-а… А вот не хочется ему отчего-то выяснять подробности. Совершенно никакого желания. И напротив, Иван сейчас предпочел бы быть подальше отсюда.

– Понял, Ир… кхм, – вдруг стушевался статный парень лет двадцати пяти.

– Ничего, Алеша, Матвей уж возвестил мое имечко чуть не на всю округу.

– Кхм, – теперь уже прокряхтел бородатый мужчина. – Прости, так уж вышло. Испугался за тебя.

– Не винись. Сама виновата. Верни ему его пистоль, – велела женщина третьему.

Потом как-то внимательно посмотрела на Ивана. По-хозяйски, что ли. Оценивающе так. Ну не принял Иван еще полностью реалии этого мира, а потому и смущаться не стал. Умом, разумеется, понимал, что за подобное поведение можно очень даже поплатиться, да толку-то. Все на рефлексах. Ну не смог он удержаться, чтобы не окинуть женщину ощупывающим, едва не раздевающим взглядом. А все потому, что при свете свечей, да еще и без плаща, в одном только сарафане, она была куда как краше, чем в сумерках на улице. Сдаться бы такой на милость победителя. Но…

Породу видно. Попробуй только. Если что не так, голову враз снимут. Общество здесь сословное, и это еще мягко сказано. Нет, если сверху вниз, то чего только не случается. А вот снизу вверх… Ну, это только при незначительной разнице. Тут же пропасть видна сразу.

Ага. Поняла, что творится в его голове. И странное дело, эта властная женщина вдруг стушевалась. Едва заметно, но внимательно наблюдавший за ней Иван рассмотрел это явственно. Машинально заправила за ушко прядь волос, выбившуюся из-под кокетливого кокошника. И…

Перевела взор на диван, залитый кровью, где сейчас какой-то дядька с пенсне на носу колдовал над раненой. Помогала ему молоденькая служанка, вовсе не боявшаяся кровушки. Иван был готов голову прозакладывать, что женщина таким образом хотела отвлечься и взять себя в руки, явно выбитая из колеи несвойственным поведением юноши. Правда, по факту этот паренек был куда старше ее самой. Ну да кто же об этом знает.

– Что там, Христофор Аркадьевич? – спросила Ирина Васильевна.

– Убийца был какой-то неумеха, – отозвался мужчина в пенсне, судя по всему, врач.

– Еще какой умелец, – возразила женщина.

– Значит, Даша дернулась, и клинок прошел неточно.

– Она меня оттолкнула и приняла сталь на себя, – подтвердила Ирина Васильевна.

– Крови потеряла много, но ее жизнь вне опасности. Разумеется, если клинок был чистым.

– Ясно. Теперь о тебе, служивый, – наконец взяв себя в руки и став прежней, властной и сильной, вновь обернулась к стрельцу женщина. – Как звать?

– Иван, Архипа Карпова сын, – привычно ответил парень, еще не привыкший к тому, что успел ступить на тропу самостоятельной жизни и от отца по факту не зависел.

– Дмитриевский полк?

– Точно так. – Вот ни капли сомнений в том, что она имеет право задавать эти вопросы.

Правда, отвечая, Иван все же старался смотреть в сторону. Ну ее к ляду, эту благородную. Пока-то вроде ничего, но еще обидится. А он на нее просто так смотреть не может. Сразу начинает ощупывать взглядом. А что такого? Карпов-то молод, что есть, то есть. Но ведь для Рогозина эта красавица самая что ни на есть молодка.

– Запомни, стрелец. Ничего не было. Вообще ничего. Шел ты по своим делам, шел и дошел туда, куда и направлялся. Никого не видел. Ни в кого не палил. И никого не спасал. Уяснил?

А что тут еще скажешь? Его, по сути, никто и не спрашивает, как и не ждут иного ответа. Просто обозначают то, что он должен принять безоговорочно. А он что? Он готов.

– Уяснил, – подтвердил Иван.

– Христофор Аркадьевич, запомни паренька.

– Да уж и без твоих указаний запомню, – не отвлекаясь от раненой, ответил врач.

– Дом и хозяина запомни, – это уже Карпову. – Нужда серьезная будет, обращайся к нему. В нужное время и в нужном месте ты оказался, стрелец. Я добро помню. Но имя мое забудь.

– Уже забыл, – с готовностью согласился Иван.

– Все. Можешь идти.

Ну и пошел. Про трофейный пистоль поминать не стал. Ясно же, что его оставили, потому что пистолеты здесь в основном парами ходят. У оружия Ивана, кстати, также пара есть. В смысле осталась у голландца. Ну да такой ствол и отдельно прикупить не грех. Проверено.

Так вот, имея один пистоль, можно с большой долей вероятности найти и его побратима. Оружейников в Москве не так чтобы и много. Железки же имеют свойство ломаться. Причем скорее чаще, чем реже. А стало быть, и починки требуют. Валовое производство оружия тут отсутствует как класс, а потому у всего огнестрела хватает индивидуальных примет. Ох и не завидует Иван этому убийце.

Перед тем как выйти со двора, перезарядил пистоль. А то мало ли, как оно все. Парень, которого женщина назвала Алексеем, с пониманием отнесся к заминке. Молча дождался, пока парень закончит возиться с оружием, и только потом выпроводил.

Снаружи Ивана плотно обступила темнота. Где-то в начале улицы или в конце, кто же поймет, где тут что, нумерация-то отсутствует, видны несколько факелов. А вот голосов не слышно. Да и поблизости никого. Вот и не надо. А то он сейчас нервный. Еще пальнет сдуру.

Еще раз ощупал пистоль за кушаком. Запомнил, как выглядит дом. Тот в общем ряду не выделяется. Видно лишь, что это дворянская усадьба, а не доходный дом, каковых тут, кстати, хватает. Не всем улыбается счастье иметь свои владения в Белокаменной.

Так что сомнительно, чтобы такая властная особа жила в этом доме. Уж скорее те, кому она благоволит. И по ее поведению это вполне заметно. А не прокатили ли его только что? Хотя вряд ли. Тогда бы уж проще было приголубить по голове и скинуть в ров. Мало ли разбойного люда в Москве. Так что нужно запомнить дом-то. Вдруг и впрямь пригодится.

Поправил шапку и зашагал в сторону другой улицы. Обойдет квартал да потом опять выйдет к стене. Вдоль нее все же идти сподручнее. Меньше закоулков. Оно бы, если вернуться, короче вышло. Но ручкаться с нервными стрельцами, набежавшими по горячему делу, нет никакого желания.