Глава 2
Небо сегодня хмурилось. Белесая монетка солнца едва проглядывала сквозь серую хмарь, а распластавшиеся до самого горизонта облака то и дело одаривали всех желающих и не очень мелкой моросью, изредка переходящей в настоящий дождь. Кого-то такая погода, возможно, и не радовала, а вот боевики, наверняка, пребывали от нее в восторге. Они отродясь не сидели за конспектами, лекции если и выслушивали, то только затем, чтобы пойти тут же отрабатывать их на практике, а еще каждый день в любую погоду с утра их выгоняли на полигон для закрепления пройденного накануне и ранее материала.
Ну и просто, чтоб не расслаблялись!
Так что мы, целители, в чьи обязанности входило посменное дежурство на этом самом полигоне, из первых рук знали, какое это сомнительное удовольствие – швыряться огнем, от оного уворачиваться, бегать, прыгать и валяться в пыли в частенько безжалостный даже по утрам летний зной. Уж лучше дождь.
– Ой, смотри, а вон и твой новенький! – жизнерадостно отметила Лоана, с которой мне сегодня выпало следить за тем, чтобы первокурсники факультета боевой магии благополучно дожили до следующего занятия.
«Новенький» Кайден, прославившийся на всю школу благодаря короткой, но на диво яркой стычке с демонологами, быстро стал еще и «моим» среди всех знакомых. Можно подумать, мы по собственной доброй воле вместе столько времени проводим!
– Не мой он, – недовольно буркнула я в который раз. Определение меня не смущало, но напрягало. Не хватало еще, чтобы его услышал сам Кайден. Интуиция подсказывала мне, что такую принадлежность он вряд ли расценит положительно.
Боевики высыпали на полигон кучно, о чем-то переговариваясь, и лишь лучник держался чуть в стороне, выделяясь из толпы не только светлой макушкой. Я тихонько вздохнула – послали же боги упрямца. Ну что ему стоит быть хоть чуточку поприветливее! Ведь мог бы, я же чувствую!
К тому времени, как наставник Одран пояснил ученикам цели и задачи урока, небо разродилось не только мелкой моросью, но и полноценным дождем, часто заколотившим по крыше навеса, под которым сидели мы с Лоаной. Я снова вздохнула и тайком выудила из кармана одну из запасенных заранее морковок. Завтрак завтраком, а наблюдать за зрелищем всегда интереснее с «хлебом».
А зрелище предстало то еще!
Сегодня боевики работали с огнем. Яркие вспышки, ревущие клубы пламени, расплескивающиеся по мишеням, огненные круги, отчаянно шипящие под льющимся с неба водопадом, стелющийся по земле пар…
Темные кожаные куртки – отличительный признак боевиков – служащие своего рода легким доспехом, намокли и заблестели. Вода стекала с облепивших головы волос, по лицам, превращала ровную землю под ногами в грязевое месиво. Сила звенела в воздухе, от нее, как и от вида, перехватывало дух. И не даром, ох не даром, эти дежурства были одной из повинностей, которую будущие целительницы не торопились избегать.
А Кайден справлялся ничуть не хуже других. В чем-то даже и лучше. Не зря директор Паскветэн упоминал про очень сильный дар. Лицо из мрачного сделалось просто сосредоточенным, кажется, происходящее его хоть немного, но заинтересовало.
Когда от простой отработки заклинаний на мишенях боевики перешли к поединкам, я все же заволновалась и вгрызлась в морковку куда активнее, не обращая внимания на смешливый взгляд однокурсницы.
Противники обменивались парой-тройкой ударов и потом, по знаку наставника, менялись. И первые три прошли без особых происшествий. Одному из первокурсников, имя которого я узнать еще не успела, слегка задело ногу, но мокрая ткань защитила от огня не хуже доспеха, и наставник махнул рукой, подскочившей Лоане, чтобы сидела на месте.
А потом все случилось как-то внезапно и очень стремительно.
Когда был подан очередной знак для смены партнера, боевик, стоявший напротив Кайдена успел погасить заклинание, а вот лучник – нет. Не ожидавшего такой «подлости» парня швырнуло наземь врезавшимся в грудь шаром, да еще и протащило по грязи. И на всеобщую беду у пострадавшего сыскался друг-заступник.
Удар пришелся Кайдену в спину, заставил его всего лишь пошатнуться и наверняка был просто намеком – эй, поосторожнее будь! – но этого было достаточно для того, чтобы у моего подопечного сорвало крышу.
Резкий разворот и удар. На этот раз чистой, неразбавленной магией, а не кулаками. Он пришелся на выставленный щит – парень оказался не промах. А дальше уследить за тем, кто и что делает у меня уже не получилось. Кажется, вмешался еще кто-то, вокруг все загрохотало, засверкало, запылало. Лоана вцепилась в мою руку, и я не столько услышала, сколько заметила, как шевельнулись ее губы, шепнув имя Бригиты.
Чтобы остановить этот хаос наставнику Одрану потребовалось не так много времени. Злющий, как демон, он быстро раскидал сцепившихся магов в разные стороны, кого-то удержали друзья-однокурсники.
Я схватила лежащую под боком сумку со снадобьями и лекарскими принадлежностями и кинулась к пострадавшим, пытаясь отыскать взглядом среди измазанных в грязи первокурсников Кайдена, но учитель возник на моем пути, как из-под земли.
– А ну-ка брысь! – сурово рявкнул он. – Потом остолопов осмотрите, чай от ран не помрут, если только от дурости!
После чего он повернулся к нам с Лоаной спиной, тут же про нас забыв.
– Так! Ты, ты, ты и ты, четыре круга по полигону бегом. Кто придет вторым-третьим-четвертым – еще круг. Живо-живо, шевелитесь! Вы сюда не на девок глазеть пришли!
– Но наставник, он первый начал…
– Пять кругов! Бего-ом… марш!
Кайден подчинился самым первым. То ли чувствовал за собой вину, то ли сыграла военная привычка подчиняться приказам, которой у его сокурсников пока еще не выработалось. Однако остальные его быстро догнали и вырвались вперед.
Я сначала заволновалась – может он пострадал куда серьезнее, чем оценил наставник и ему помощь требуется прямо сейчас, а не когда он свалится в грязь без сознания? Но нет, судя по размеренным движениям, ровному темпу, он просто не стремился стать первым и закончить наказание, как можно быстрее. Сомнительное удовольствие месить грязь под дождем для него, кажется, было не таким уж сомнительным.
В итоге, когда он, наконец, добегал свое, весь курс уже давно вернулся к занятию, а Лоана, треща, как сорока, заговаривала зубы последнему пострадавшему, который по сути был первым, ибо с него то все и началось. У парнишки был сильнейший ушиб грудной клетки и лично я подозревала еще и трещину в ребрах.
Наставник, едва глянув на подошедшего к нему с отчетом о выполненном задании лучника, махнул в мою сторону, и я вздохнула – таки царапинами не отделался.
И еще как не отделался!
Куртка и рубашка на левом плече свисали обгорелыми лохмотьями, а сквозь них просвечивала красная воспаленная кожа, уже наливающаяся волдырями. К тому же он еще и прихрамывал.
Мне захотелось застонать – ну вот куда несет этого недоумка, когда он даже щит нормально поставить еще не может?
– Садись, – тем не менее, спокойно произнесла я, указывая на лавку. Совершенно очевидно – нотации здесь не помогут, так чего зря воздух сотрясать? – Ожог сильный… очень больно? Могу настойку корня мандрагоры дать, она…
– Не надо, – процедил лучник сквозь зубы, не глядя на меня.
– Ну и… терпи! – в свою очередь фыркнула я, проглотив куда менее профессиональное «дурак!». – Мне нужно снять с тебя куртку и рубашку, чтобы обработать рану.
Кайден потянулся к завязкам горловины и тут же прошипел сквозь зубы сдавленное ругательство. Ожог, омытый и смягченный холодным дождем начал давать о себе знать жгучей болью, усиливающейся от малейшего движения.
К счастью, помимо отказа от обезболивающего, отбрыкиваться от моей помощи лучник больше не стал. В три руки мы кое-как стащили с него одежду, и все это время он не переставал проклинать все на свете такими цветастыми оборотами, от которых у меня зубы сводило. Я представила, что начнется, когда я стану наносить мазь на ожог и содрогнулась. А потом, не придумав ничего лучше, нашарила в кармане еще одну морковку и, подгадав момент, сунула ему в рот.
Кайден поперхнулся очередным ругательством.
– Свежая морковь очень хорошо помогает от ожогов! – наставительно отчеканила я в ответ на изумленный взгляд.
– При приеме внутрь? – крайне скептически хмыкнул лучник, тем не менее с хрустом откусив от «затычки».
– В том числе, – соврала я, и глазом не моргнув. А что? Убью одной стрелой двух зайцев – и заткну, и полезным для здоровья овощем накормлю!
Веры в серо-стальном взгляде не прибавилось, но морковка оказалась вкусной.
Я сунулась в сумку за мазью на основе еловой живицы, свиного нутряного сала и пчелиного воска.
– Всегда задавался вопросом, – процедил Кайден, когда я начала наносить мазь. – Почему все маги как маги – дунул-плюнул и чудеса, а целители без своих вонючих гадостей ничего и сделать толком не могут.
Я от его слов сбилась с неслышного речитатива заговора и сила, накопленная на кончиках пальцев, смешивающаяся с мазью, в разы усиливающая ее целебное воздействие, бездарно рассеялась в воздухе.
– Потому что ломать не строить – раздосадовано буркнула я. – От ваших дунул-плюнул вон что получается. – Я кивнула на ожог. – Крушить все вокруг – большого ума не надо. Поэтому боевики и учатся три года. А целители – восемь.
Я замолкла на какое-то время, а потом не удержалась и прежде, чем начать заново заговаривать рану, проворчала себе под нос:
– И никакие они не вонючие!
Раздавшийся следом хруст морковки отдавал отчетливой насмешкой.
Сила лилась прохладным ручейком, осторожно касаясь обожженной кожи, помогая ей восстанавливаться в разы быстрее. Она смешивалась с терпко пахнущей сосновым лесом мазью, и та отдавала всю свою целебную силу без остатка. У обычной травницы лечение такого ожога заняло бы не менее недели регулярного ухода. Кайден же, сняв повязку послезавтра, обнаружит лишь небольшое покраснение.
Вот вам и какой от вас толк!
Я продолжала мысленно пыхтеть и бубнить, перевязывая его плечо, когда к нам подошел наставник Одран.
– Ну, что там?
– Все нормально, – мгновенно отозвался лучник.
– Не тебя спрашивают! – осадил его мужчина.
– Ничего страшного, – отозвалась в свою очередь я, затягивая узел бинта. – Пару раз сменить повязку – и следа не останется.
– Отлично, я сообщу наставнице Мадален, пусть отметит это в твоей противоожоговой практике. А вот ты, – он повернулся к Кайдену. – Незачет. Дополнительные занятия по контролю силы и пересдача через неделю. Давай, шуруй обратно на поле, хватит рассиживаться. Поработаешь над щитом пока, для этого и одной руки хватит.
Лучник подчинился без возражений, на лице не отразилось ни малейшего недовольства даже когда пришлось натянуть обратно мокрые и драные рубашку и куртку, хотя приятного в этом, очевидно, было мало. И уже поднявшись, и сделав шаг вслед за наставником в сторону продолжающих занятие однокурсников, он обернулся и посмотрел на меня.
– Спасибо.
То, что к пациенту нужно искать дополнительные подходы, мне было ясно давно. Вот только какие – в голову не приходило. Кайден вежливо, но твердо пресекал мои попытки расковырять его скорлупу, и чем дальше, тем больше казался мне похожим своим непрошибаемым упрямством на осла, которого силой никуда не сдвинешь. А я все не могла подобрать достаточно заманчивую морковку, чтобы подвесить ему перед носом.
И вот пару дней назад, во время беседы с директором Паскветэном, меня осенило. На следующий же день я подкараулила Кайдена после ужина, собираясь хитростью и уловками вытрясти из него обещание показать мне, как он стреляет из лука – ведь я же видела, насколько бережно он относится к оружию, даже в школу с собой привез, хоть тут ему оно не особенно и нужно. Ведь не может это не иметь причин?
К моему разочарованию, хитрость с уловками не понадобились. Стоило мне затронуть эту тему – и подопечный сам признался, что да, ему не хватает постоянных тренировок, но на глазах у всей школы не хочется, не любит он, когда на него толпа народу пялится, и вообще…
Ах, как же была права наставница Мадален, когда говорила нам, что главное – понять, чего хочет человек, и тогда он сделает все, чего хотите вы! Я прямо предложила:
– Кайден, а если я покажу тебе подходящее место – ты покажешь мне, что такое эта ваша стрельба из боевого лука? Ведь один человек – это же не толпа, верно? – я заискивающе заглянула в прозрачные светло-серые глаза.
Он хмыкнул, окинул меня понимающе-оценивающим взглядом и согласился.
Хорошую поляну я знала давно – просторный прогал, чуть вытянутый в длину. Тихое место, куда можно пройти не через главные школьные ворота, а сквозь неприметный лаз в ограде. Школяры здесь бывали редко – компании для гулянок выбирали места ближе к реке и дороге, парочки для свиданий искали уголки поукромнее. То, что надо нелюдимому одиночке для любимого занятия. К ней я и вывела своего несговорчивого подопечного.
Лес здесь словно расступился, давая солнца и простора траве, выкинувшей к середине лета колоски. Сухостоина на дальнем конце поляны, теперь уж и не разберешь, что это раньше было, все еще не упала. Обомшелую корягу, что раньше красовалась чуть ли не в самом центре, кто-то перетащил ближе к границе деревьев. А прямо между двумя мертвыми деревьями, ближе к краю, красовался пень, обросший пестрыми поганками. Я пристально вгляделась в него, потом еще раз обвела взглядом место – все в порядке. Хорошо.
Осталось выяснить, подойдет ли она моему подопечному из его профессиональных, стрелковых соображений – но если и нет, то поискать еще что-то мы всегда успеем. Брейден велик, и человек знающий всегда найдет здесь то, что ему нужно. Я посторонилась и пропустила Кайдена вперед:
– Смотри, как тебе?
Лучник, в отличии от меня, долго рассматривать поляну не стал – мазнул взглядом, и приговорил:
– Отлично.
Деловито бросил куртку на корягу, куда аккуратнее пристроил туда же колчан с луком и стрелами, и принялся мерить поляну шагами.
– Ты только в живое дерево не стреляй, ладно? – спохватилась я. – А то мало ли. Брейден – место не простое…
– Я помню, Шела. – Лучник насмешливо сверкнул на меня глазами. – Ты говорила.
Говорила. А еще сама привела на опушку в урочный час и, положив свои руки поверх его, прошептала положенные слова, разломила жертвенный хлеб. Сама вынула пробку из сушеной тыквы, полной молока и, пролив в лесную траву треть, просила лес взглянуть на этого человека и не вредить ему – если, конечно, он сам не навредит лесу. После я отдала сосуд Кайдену, бдительно проследив, чтобы он отпил не менее трети, запивая свою половину краюхи. Оставшуюся часть подношения мы положили на прогретый солнцем валун, и, постояв немного в тишине, развернулись и ушли. Не оглядываясь.
Все было сделано по правилам, и Кайден тщательно следовал моим объяснениям, но меня так и не оставило ощущение, что он все же не совсем понимает, в какое место явился. А потому, я на всякий случай повторила ему:
– В мертвое дерево, Кайден. Хорошо?
И смотрела на него требовательно и серьезно до тех пор, пока он не дернул углом рта:
– Хорошо.
Я удовлетворенно кивнула, уселась на корягу, и потянула к себе небрежно брошенную лучником куртку. Сложила и пристроила себе на колени.
Кайден взял оставленное возле меня оружие, застегнул на талии пояс с колчаном, достал из чехла лук, расписанный быками и журавлями Эзуса, воина и покровителя воинов. Придирчиво осмотрел. После вынул тетиву, пропустил сквозь пальцы, проверяя, не отсырела ли? Цела ли?
Убедившись, что снасть в порядке, он зацепил петельку на одном конце тетивы за один из рогов, упер его в землю, и надавив своим весом, согнул тело лука, ловко зацепил еще одну петельку за второй рог. Снова осмотрел свое оружие.
Я смотрела на Кайдена, и едва ощутимая улыбка сама собой касалась моих губ.
Я люблю то чему учусь, то, чем буду заниматься всю жизнь, зарабатывая себе на хлеб. Мои таланты больше касаются собственно целительства, милостивая Бригита не отмерила мне великого дара к изготовлению снадобий, но я все равно люблю это занятие. И перед тем, как начать готовить очередное зелье, я точно так же придирчиво перебираю свой инвентарь. Чисты ли разделочные доски? Остры ли ножи? Те ли подготовлены пестики и ступки?
Возможно, это не всегда необходимо – ведь далеко не каждому снадобью важно, в какой ступе оно будут измельчено, в дубовой или бронзовой. Но здесь суть в самом ритуале подготовки. Он не только позволяет убедиться, что все в порядке, он настраивает на нужный лад. Приводит в должное состояние разум, чувства и силу. И когда я методично расставляю-раскладываю ножи и мерные ложки, я вся прихожу в нужное настроение. По-моему, в этом есть какое-то волшебство. Магия без магии.
И потому, я сейчас, как никто, понимала Кайдена, совершающего перед началом стрельбы свой собственный ритуал подготовки. Движения его были привычны и размерены. Отточены годами и закреплены многократными повторениями.
Возможно, по отдельности не все эти действия были нужны сейчас для начала тренировки – но все вместе они были лучнику совершенно необходимы. Они дарили ему успокоение.
Я смотрела и радовалась, что не стала давить на него с целью форсировать лечение, хоть и советовал мне директор Паскветэн. Все же, я оказалась права – он и так оттаивает. Уж лучше я так, потихоньку, полегоньку, без рывков. А теперь, глядишь, и веселее дело пойдет.
Кайден ухватил пустую тетиву, и потянул ее: легко, потом сильнее, и до самой челюсти. Захватил несколько стрел, воткнул в землю у ног. Потянул из колчана еще одну стрелу, наложил на тетиву, плавным движением, будто продолжающим предыдущее, натянул ее – и отпустил. Глухо стукнуло – стрела вошла в сухое дерево, там, где вверху раздваивался ствол, ровно посередине, а Кайден быстрым смазанным движением выдернул из земли еще одну…
Вторая, третья и четвертая стрелы вошли в сухостину еще до того, как прекратила дрожать первая, ровной строчкой от развилки вниз, пятая срезала голову поздней ромашке, последняя ушла в обросший грибами, словно бахромой, пень.
– Ты что творишь, хулиган! А вот я тебе! – противным старческим голосом обругал его пень, выдернул из земли корешок, переломил пополам стрелу и, ловко перебирая высвобожденными гибкими корнями, удрал в гущу леса, бормоча под нос: – Вот тебе и погрелся на солнышке!
Кайден молча проводил ворчливый пень ошалелым взглядом. Я во все глаза смотрела на лучника – ну, приятно же, ради разнообразия видеть его не хмурым, недовольным или безразличным, а вот таким ошеломленным. Тот, вдоволь налюбовавшись видами леса, перевел взгляд на меня.
– Что это было?
– А я тебе говорила!
Мы заговорили разом, и его изумленный возглас слился с моим самодовольным.
Лучник гневно сверкнул на меня глазами – ярко-голубыми на фоне ясного неба – и отвернулся с крайне независимым видом.
Выдернул еще пучок стрел, воткнул на освободившееся место и расстрелял ни в чем не повинную древесину, с такой скоростью, словно от нее зависела его жизнь.
Или рассудок.
И тогда я вдруг поняла, что прямо сейчас лучше и правда оставить его одного. Не потому, что Кайдену в моем присутствии было неуютно, нет. Как раз наоборот, просто потому, что в данный момент для него никого и ничего вокруг не существовало, кроме цели перед глазами, лука в руке, поющей тетивы под пальцами. Еще успеется и поговорить, и понаблюдать. Главное, что сейчас он не тонул сам с собой в глубоком ледяном озере, а наоборот – будто вынырнул на поверхность и жадно хватанул ртом свежий воздух.
И это хорошо. Это правильно. Значит, не только я его к свету тяну, еще и сам тянется, хоть и редко.
Колчан опустел, Кайден отправился доставать стрелы из мишени, и я воспользовалась этим, чтобы его окликнуть.
– Ты не против будешь, если я тебя тут оставлю? Хочу сходить кое с кем повидаться…
Лучник отрицательно мотнул головой.
– Дорогу до школы потом сам найдешь или зайти за тобой на обратном пути?
– Найду.
– Ну и славно.
Я поднялась с коряги и сделала несколько шагов в сторону кленов на другом конце поляны, как лучник меня окликнул.
– Шела! – Я обернулась и вопросительно вскинула брови. – Тебе в лесу одной не опасно?
Забавный вопрос. Мне не удалось удержать улыбку. Только вызвана она была не тем, что он спросил, а внезапным проявлением заботы, которую сам Кайден почти наверняка не осознал. Он ведь тоже остается один, но о себе почему-то не подумал.
– Нет, не волнуйся. Лес не трогает школяров.
Мой подопечный серьезно кивнул и вернулся к прерванному занятию, а я с легким сердцем зашагала по направлению к березовой роще. Давно я не навещала прабабку, думаю, она мне будет рада.
Березовая роща встретила меня музыкальным шелестом, игрой солнечных бликов в трепещущей листве и свежим ветерком, который гулял здесь всегда, даже в самую безветренную погоду, приветствуя каждого прибывшего и обозначая границы владений сильфиды6.
Она нашлась в самом центре, где тонкие белые стволы расступались, образуя небольшой, идеально круглый пятачок пустой земли, посередине которого лежал плоский гранитный валун-жертвенник. В Брейден за помощью люди приходили нечасто, разве что от величайшего отчаяния сыскать ее где-либо еще, но каждый знал, что с пустыми руками к фейри и соваться нечего. Даров на камне сейчас не наблюдалось, зато наблюдалась сама Лавена.
Она кружилась в воздухе под музыку листьев, лишь изредка касаясь нагретой поверхности самыми кончиками пальцев и снова взмывая вверх. Радужные стрекозиные крылья за спиной трепетали, отражая солнечные лучи, развевались полупрозрачные, будто сотканные из воздуха одежды, то и дело обрисовывая соблазнительные контуры идеального женского тела.
При моем появлении музыка ветра оборвалась на дрожащей ноте, и сильфида, завершив пируэт, плавно опустилась на камень.
– Шела! Какой неожиданный визит! – А вот старческого брюзжания в звенящем юном голосе хватило бы не на одну ворчливую старушку. Да еще по-совиному желтый, жесткий, мудрый взгляд выдавал в прекрасном видении уже несколько веков совсем не юное создание.
– Прости, – искренне извинилась я, присаживаясь рядом. – Было очень много дел…
– Как его зовут? – тут же деловито осведомилась прабабка.
– Учеба его зовут, у-че-ба! – Я обреченно закатила глаза. Родственники, будь они даже фейри, иногда мало чем отличались друг от друга.
– Ну тогда у тебя нет совершенно никакой уважительной причины, чтобы так беспардонно пренебрегать моим обществом! – Желтые глаза опасно сверкнули. Будь я обычным человеком, то, наверное, улепетывала бы уже со всех ног (даже зная, что это бесполезно, все равно что от ветра убегать), а так только возмутилась:
– Так и когда я должна была к тебе прийти?!
– Вчера. А лучше, позавчера, на всякий случай.
– Да, даже если тебя не было! – едко поддакнула я.
– Да, – кивнула вечно юная бабушка, и мой сарказм пропал даром. Оставалось только вздохнуть и попытаться оправдаться:
– Мне директор нового подопечного навязал. Очень запущенный случай…
– Страх? Неуверенность? Озлобленность?
– Отчаяние… – вздохнула я. – Очень злое отчаяние.
– У-у-у… – сочувственно протянула Лавена. – Но он хоть хорошенький?
– Кто о чем, а фейри все о развлечениях, – поддразнила я.
– Девочка моя, без развлечений в этом мире жить очень скучно. И тебе следовало бы об этом помнить.
– Мне нравится то, чем я занимаюсь!
– Ты просто еще не знаешь, что именно теряешь, – наставительно отрезала прародительница. – А у этого лучника очень красивые глаза.
Я открыла было рот, чтобы возмутиться, к чему был расспрос, если про Кайдена она уже знает, но Лавена стремительно сменила тему и возвращаться к предыдущей было уже бесполезно.
О том, что в моей далекой родне были фейри знали не многие, хоть и многие – особенно маги – это интуитивно чувствовали, даже если не могли это ощущение внятно описать. Кровь не водица, особенно такая кровь. Спустя три поколения в потомке сильфиды не было уже ни крохи магии леса, и, тем не менее, все его жители безошибочно ее узнавали. Лавена сама нашла меня, стоило мне первый раз пересечь границу Брейдена.
Когда рождался ребенок-полукровка, дивный народ сам решал, чего в нем больше – человека или фейри. Во втором случае младенца они забирали, не сильно интересуясь мнением человеческого родителя на этот счет. А в первом оставляли – или же подкидывали – людям.
Среди людей полукровкам жилось нелегко – чужие и здесь, и там. Их не то, чтобы боялись – раз фейри от них отказались, значит, не прижилась в них в нужной степени злая и коварная лесная кровь. А просто относились как к увечным, второсортным, с врожденным неискоренимым изъяном. Не люди ведь – нелюди.
Мои родители в Вирш перебрались из села еще до моего рождения, спасаясь как раз от этого клейма. В матери хоть лесной крови и была жалкая четвертинка, а все равно, когда отец на нее глаз положил, односельчане на него смотреть косо стали. Вот он и не выдержал. Спокойно пожить без шепота за спиной смог, правда, только отец. Мама умерла родами…
А так, полукровок и прочих потомков лесных жителей даже в школу раньше не принимали. Только директор Паскветэн, заняв эту должность, пустил их на порог и тепло принял. Ученики, если поначалу и роптали, то привыкли быстро. Маги вообще быстро привыкают ко всяким странностям. Хотя все равно о родстве с лесом на каждом углу трубить было не принято. Вот и я помалкивала.
– Кстати, ты мне не поможешь? – когда сильфида закончила делиться своими новостями, я полезла в сумку. – Нам тут задание по травоведению дали, а я что-то вообще не понимаю, как это сочетается.
– Ну давай, – с притворным недовольством вздохнула прародительница, которая вообще-то обожала упиваться собственной мудростью и важностью. – Я тут, кстати, еще насчет твоих веснушек подумала, а что, если?..
Остаток дня мы провели, валяясь на камне, обсуждая травы, новейшие и эффективнейшие способы сведения веснушек, Нольвенн и ее ухажеров, и поедая принесенные мной для прабабки гостинцы. Дивный народ при всем своем могуществе совершенно не умел печь булочки с маком.
Возможность заниматься стрельбой пошла больному на пользу, однозначно.
А иначе чем объяснить резкое сокращение количества драк, в которых он успел поучаствовать? Или затеять. И, подозреваю, что я еще не обо всех знала – в конце концов, залечить разбитые костяшки способна не только я, а желающих оказать помощь бравому лучнику среди целительниц было хоть отбавляй! Девичьи сердца трепетали при виде страдающего героя, их хозяйки млели и сладко обмирали, а я скрежетала зубами – вот зачем они его поощряют?!
Вот, если бы вместо этого дурацкого восхищения его драки встречали общим неодобрением, глядишь, он бы сдержаннее себя вел. А так – нотации ему читала одна я. А что такое – одна я, против толпы восторженных поклонниц? Ничего, я так считаю. Воспитательный момент похоронен полностью…
Мысли о том, что воспитывать зрелого мужика, наемника и сложившегося человека занятие бесполезное, я от себя гнала.
Ну, он же не дурак. Не сволочь и не истерик. Ему не доставляют радости чужие боль или унижение. Так какого ж демона он вспыхивает по малейшему поводу?!
А еще, после той прогулки Кайден перестал шарахаться от своего целителя. От меня, то есть. И хоть делиться тем, что его угнетает, тоже не спешил, но это уже был успех. Который я собиралась развивать – и потому, в этот выходной мы с лучником снова шли в лес, на облюбованную полянку.
На этот раз он не надел кожаную куртку факультета боевиков, на нем была зеленая котта с капюшоном, традиционный наряд наемников-стрелков. Колчан с луком и стрелами он сегодня закрепил за спиной, а на поясе висели перчатки. Я спускалась по широкой лестнице первого этажа, и уже видела его, ожидающего меня внизу, когда раздался истошный женский крик.
Я птицей слетела в холл, и выскочила за двери вслед за опередившим меня Кайденом, протолкалась сквозь моментально образовавшуюся толпу – и онемела. Язык присох к небу.
С Грейгом мы дружили на тему веснушек. Он рассказывал мне, какими народными средствами пользовались в его краях – а я делилась премудростью, которую мне щедро сыпали наставники и Нольвенн с Лавеной. Помогало одинаково плохо.
Огненно-рыжий парень, мой ровесник, жутко стеснялся своей девичьей склонности к красоте, и потому давали друг другу советы и делились результатами мы с ним тайно. Встречаясь случайно где-нибудь в одном из школьных переходов обменивались кивками-улыбками, и спешили дальше каждый своей дорогой. Для боевика, он был на редкость приятный – не насмешничал и не задирал нос, не пытался доказать всему миру, какой он великий и непобедимый воин. Веселый, улыбчивый, симпатичный. Однажды на нашу тайную встречу притащил букетик лесных фиалок. Я тогда, помнится, жутко распереживалась, что это ухаживание, и вот тут-то и придет конец нашему замечательному общению, но напрасно паниковала – это был просто знак дружеского внимания. Приятный и, что скрывать, лестный.
А теперь Грейг лежал на каменных плитах двора в неестественной позе, из уголка его рта сочилась алая тонкая струйка, а из груди, пробитой насквозь, вырастал высокий тонкий стебель. Ничего более жуткого я не видела…
И, видно, не только я – в зловещем молчании смотрели мы, школяры вперемешку с наставниками, как вслед за стеблем из раны разворачиваются резные листья, а на вершине побега набухает овальная головка цветка, прикрытая чашелистиками. Смотрели, как раскрывается тугой бутон, как разворачиваются в венчик цветка багровые лепестки.
Получившийся цветок был прекрасен. Меня затошнило.
А от бутона, чудовищного в своей красоте, разносился по широкому школьному двору голос…
Завораживающий, чудесный, журчащий ручьем и звенящий птичьими трелями голос не уступал в красоте пурпурному цветку. Слова его падали на камень певучими хрусталиками и разлетались острыми осколками.
Голос говорил о нарушении Договора.
Голос говорил о том, что была убита фейри – и Брейден требует выдать ему убийцу на суд. И дает на это срок в одну неделю, а по ее истечении Брейден возьмет у школы новую кровь, чтобы маги не забывали – Договоры следует чтить. И так будет до тех пор, пока виновный в нарушении древнего договора не будет покаран – одна жизнь в одну неделю. Если же маги откажутся выполнять требования фейри, и не восстановят нарушенный договор, то Брейден возьмет себе эту землю, и все, что на ней есть так же, как некогда ее и дал…
И как только отзвучал последний звук, как только стихло эхо последнего слова, все вокруг резко пришло в движение.
Кто-то из наставников бросился к телу Грейга, кто-то проталкивался через толпу в сторону главного здания, где располагался директорский кабинет, прочие же, словно опали с них цепенящие чары, принялись сгонять школяров внутрь. Мы, испуганные, растерянные, бестолково толпились, как стадо овец, не знающее, куда идти и не слушающее пастуха. Я же, ко всему прочему, то и дело подымалась на цыпочки, озиралась в попытках найти взглядом Кайдена.
В холле нас всех попросили не расходиться, а успокоиться и подождать немного здесь. Зря они это сказали. Ученики загомонили, какая-то девушка зарыдала, не скрываясь, ей в голос вторила другая, неподалеку мальчишка лет тринадцати в балахоне демонолога кричал, что его отец этого так не оставит…
Я, наконец, сумела отыскать Кайдена – с противоположной от меня стороны, возле стены, мрачного, как и всегда, и почувствовала, как мне легчает, а тошнота, появившаяся еще во дворе от созерцания дивного цветка, отступает. На задворках мелькнула мысль – ну, надо же, а я и не знала, что лесовики так умеют! Мелькнула – и пропала, растворившись в ворохе куда белее насущных забот.
После нас расспрашивали. Кто где был, кто что видел. Кто знает, что случилось или может рассказать что-то полезное. Наставники пытались прояснить ситуацию хоть как-то, собирали сведения по крупинкам, и мне на миг стало их жалко – они ведь знают не больше нашего, но должны как-то справляться с ситуацией, выяснять подробности происшествия, искать подонка.
В то, что убийцей мог быть кто-то из наших, я не верила. Я здесь пять лет учусь, я знаю здесь если не всех, то почти всех, здесь нет, просто не может быть тех, кто способен на подобное! На месте наставников, я бы искала чужака.
Фейри были не слишком щедры на информацию – они не сказали, ни кто был убит, ни как, ни где. Сказали только, когда – ровно семь дней назад, в прошлый выходной. Как при таких исходных данных можно кого-то найти, я не представляю. Да уж, врагу не пожелаешь решать такую задачку.
Хорошо, что я не наставник, и это не мое дело, думала я, а внутри живота клубком собирался страх от мысли, что за неделю наставники могут и не успеть. И тогда лес возьмет новую жертву. Выберет случайным образом – и не помогут здесь ни боевые навыки и умения, ни родство с фейри, ни многочисленные школьные зашиты. Лес пройдет их, не потревожив – я сама слышала, как наставник Йохан говорил наставнице Мадален, что ни один из защитных контуров не был задет.
Я вдруг, внезапно, осознала, насколько беззащитна. Перед силой Брейдена ничто вековые заклятия, наложенные на стены школы, от него не спасут заговоры и обереги. Не удержат двери и замки – как не удержали ворота.
Я совсем отвлеклась от общего опроса, ушла в свои мысли, и очнулась лишь от громкого крика:
– Это он! Это он, он, он убил!
Отметила для себя, что говорящий явно находится в истерике, повертела головой, разыскивая крикуна, и обомлела – смутно знакомый парень-теоретик, третьекурсник, кажется, указывал на Кайдена.
А вокруг нарастал согласный ропот.
Ему припомнили все. Драчливость, нелюдимость, язвительность и неуживчивость. Нет, сначала-то кто-то вспомнил, что в тот день видел, как Кайден собирается в лес, что был вооружен, потом кто-то другой заявил, что мой лучник – вообще, единственный в школе, кто держит боевое оружие, потом… А вот потом начался откровенный бред. Выкрики, обвинения и нарастающий согласный гомон.
Я слушала – и не могла поверить. Эти люди, вообще, вменяемы?! Обвинить кого-то только на том основании, что этот кто-то умеет стрелять? Да они все рассудком тронулись от страха! Ведь ничего, ничего еще не известно – с чего взяли, малахольные, что фейри вообще убили оружием, а не магией, к примеру? Из того, что я лично, знала про обитателей Брейдена, можно было с уверенностью заявить – да чхали они на человеческие мечи и стрелы с присвистом! Так причем здесь наличие (или отсутствие) навыка обращения с оружием?!
Проталкиваясь локтями сквозь плотную толпу ближе к Кайдену, я тихо костерила его сквозь зубы – создал же себе репутацию, полудурок!
А вокруг все было плохо – уровень агрессии возрастал, люди, не отошедшие толком от испуга, накручивали друг друга, подстегивали, и недавний страх грозил вот-вот найти себе выход. И нас тут всего двое – а такую толпу, да еще толпу людей, одаренных магически, я успокоить не смогу. Даже половинную не смогла бы – слишком уж силен накал страстей. Не под силу.
Я уже приготовилась попытаться все же, несмотря ни на что – как пришло спасенье. Оттуда, откуда я совсем позабыла его ждать – а зря. Наставнику Одрану понадобилось всего два слова и один пасс, чтобы охладить горячие головы. Причем, в прямом смысле. Холодом пробрало до самых костей, и даже глубже.
– Молчать всем! – густой низкий бас ударил в уши, и желающих воспротивиться приказу не нашлось.
У меня с плеч словно здоровенная плита упала – пусть пальцы на ногах занемели от холода, а все тело покрылось мурашками, пусть от звуковой атаки боевого наставника заложило уши и заныли зубы, но мой дар целителя душ явно говорил – агрессия пошла на спад. Опасность, что ученики прямо здесь и сейчас устроят самосуд, миновала, спасибо Бригите и наставнику Одрану!
А потом из-за массивной бородатой фигуры боевого мага выступил директор Паскветэн. Обвел собравшихся мудрым, печальным взглядом. И, не знаю, как остальным, а мне сразу стало нестерпимо стыдно, безо всякого магического воздействия. Как я могла подумать, что директор бросит своих учеников на произвол судьбы?
Директор Паскветэн заговорил – и говорил он все то, что я до того думала. Что пока ничего не известно, и рано кого-то обвинять, но он уверен, что до тех пор школяры не станут делать глупости. И после тоже не станут – виновный будет наказан согласно Договору. Ведь все его поняли, верно?
Я сердито пыхтела – конечно, они его поняли! Нашего директора попробуй, не пойми. Он у нас справедлив, но суров. Тем и славен!
Пока я мстительно представляла, что директор Паскветэн сделает с ослушником, если такой вдруг случится, он продолжил:
– И кстати. Кайден, ты ведь был в лесу не один?
– Нет, – буркнул в ответ мой лучник.
Я окинула его придирчивым взглядом и чуть не взвыла. Опять замкнулся! Вид мрачный, взгляд потух, и в линии рта, в набыченных плечах, во всей его фигуре читается обреченность и готовность продать свою жизнь подороже.
Я молча, но от души выругалась в адрес мерзавца, убившего фейри – и разом пустившего демону под хвост весь мой труд. А я недавно как раз отчиталась директору об успехах – и где они теперь?
Пока я проклинала про себя убийцу, допрос продолжался:
– С кем ты был, скажи нам пожалуйста?
– С Шелой, – голос Кайдена подвел. Он откашлялся, и повторил: – С Шелой Кассади. Целительница, шестой курс.
Директорский взгляд остановился на мне:
– Это так, Шела, ты была в лесу с Кайденом в тот день?
– Да! – уверенно и твердо отозвалась я.
– И вы были там вместе все время? – пытливо уточнил директор, пристально глядя на меня.
И неожиданно для самой себя, я и на этот вопрос так же уверенно и твердо ответила:
– Да!
Директор кивнул, будто ни на миг не усомнился в этом, и будничным тоном обратился к остальным:
– Ну что ж, если с этим вопросом разобрались, то пока все могут быть свободны. Расходитесь по своим комнатам, и постарайтесь вспомнить, кто где был в тот день, что видел и что делал. Это может быть важно – нам необходима ваша помощь, и значение может иметь любая мелочь.
С этими словами он кивнул всем и развернулся к выходу. Школяры, словно только этого и ждали, хлынули в разные стороны – к дверям, к лестнице, просто в разные стороны – искать друзей, делиться впечатлениями, обсуждать последние страшные события. Я застряла в этом водовороте, а когда он рассосался – Кайдена в холле не было.
Не-не-не, его нельзя сейчас одного оставлять, он же там себе такого в дурной своей башке наворотит!
Куда он мог деться? Замерев на пару мгновений в раздумьях, я подобрала юбку и бегом кинулась к его комнате.
Я, тяжело дыша, вылетела на нужный этаж, когда лучник уже взялся за ручку двери. Испугавшись, что он там забаррикадируется, и из двойной раковины его уже точно не выковыряешь, я его окликнула.
Кайден обернулся на мой голос резко, зло, раздраженно дернул уголком рта. И взгляд серо-стальной, тяжелый, какой-то неуловимо чужой резанул почти материально.
– Чего тебе?
Сходу ответа на этот вопрос у меня не было, поэтому я просто молча преодолела разделяющее нас расстояние, выравнивая дыхание и судорожно прокручивая в голове возможные слова. Все они казались какими-то неподходящими.
– Я просто хотела…
– В утешении не нуждаюсь, – отрезал лучник, обрывая меня на полуслове.
– …спросить, ты в лесу тогда ничего не видел случайно? – я исправилась на полпути, но выбор темы оказался в корне неверным. Кайден сощурил глаза, и я машинально отметила, как побелели костяшки пальцев, сжимающих ремень переброшенного через плечо колчана.
– Чего вокруг да около ходить? Давай прямо – не я ли прихлопнул лесовичку? Сначала соврала, теперь задумалась? Вдруг не за того вступилась по дурости? – Он не кричал, но тембр голоса набирал обороты, становился все глубже, злее и… страшнее.
За все это время мне не раз и не два приходилось наблюдать и гасить вспышки его ярости, но вся разница сейчас заключалась в том, что направлена она была на меня. И это отчего-то выбило меня из колеи. Я растерянно молчала, а Кайден продолжал наступать – еще и в прямом смысле. Он сделал шаг вперед, прижимая меня к стене так, что показалось, сейчас придушит.
– Что ты от меня хочешь? Поклясться тебе? – помимо дикой злости в его голосе мне примерещилась еще и какая-то совершенно мальчишеская обида. – Или с поклонами в ножки упасть? Благодетельница! Спасительница! Защитница обиженных, обделенных и умалишенных!
Кулак взметнулся в воздух, и, прежде, чем я успела окончательно испугаться, врезался в стену, рядом с моей головой. Как мне показалось, аж с хрустом. А в следующее мгновение Кайден шумно выдохнул, бессильно уронил руку и ткнулся в холодный камень уже лбом. К счастью, не с целью этот камень проломить.
В коридоре воцарилась тишина.
Я чуть помедлила, прислушиваясь к ней, и к насильно выравниваемому дыханию над моим плечом, а потом взяла его за руку. На ссаженной коже уже выступили многочисленные капли крови, а кисть начала наливаться ушибом, способным лишить руку дееспособности на несколько дней. Я накрыла ее ладонями с обеих сторон и начала шептать заговор. Вслух. Последнее было не обязательным, внутреннего речитатива для концентрации и направления силы тоже бы вполне хватило, но мне показалось, что тихое, мерное звучание древних слов сейчас будет явно не лишним.
– Я этого не делал.
Когда я закончила, Кайден оторвался от стены и посмотрел мне в глаза.
– Я верю.
…твердо и уверенно соврала я второй раз за день.
Идти после случившегося в лес было страшновато. Да что там страшновато – попросту жутко. Но мне нужны были хоть какие-то ответы. Хоть на капельку больше сведений, чем то, что мы услышали от зловещего цветка. Правда, прежде чем нырнуть в густую тень под деревьями, я долго собиралась с духом, уверяя себя, что в послании не было ни слова о том, что ученикам теперь запрещено пересекать границы Брейдена.
Ни громов, ни молний. Только зловещая тишина. Уже после нескольких шагов по шуршащему лесному покрову я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Замерла, огляделась, но никого не увидела. По спине пробежал неприятный холодок, я решительно выдохнула, сжала кулаки и зашагала уже быстрее, выбирая кратчайший путь до березовой рощи. Сверлящий взгляд в спину не покидал меня до того самого момента, как смешанная чаща расступилась перед рядом деревьев с белоснежными стволами. А я поняла, что невольно выдохнула облегченно, когда ступила во владения сильфиды.
– Так и знала, что ты придешь, – прозвучавший откуда-то сверху звонкий голос прабабки заставил вздрогнуть и подпрыгнуть на месте.
Она сидела на одной из тоненьких ветвей, подрагивающих от малейшего дуновения ветра – по сути просто висела в воздухе – прислонившись спиной к стволу. Одна нога согнута, другая покачивалась, щекоча кончиками пальцев мелкие зубчики листьев.
– Расскажи мне, что случилось.
– Была убита фейри, – Лавена произнесла это почти равнодушно, но в воздухе ощутимо запахло грозой.
– Это мы поняли. Но кто? Как? И почему вы решили, что виноваты ученики школы? Есть какие-то следы?
Сильфида вспорхнула с ветки и в мгновение ока оказалась прямо передо мной, желтые глаза вперились в мои, будто прародительница меня подозревала в убийстве.
– Ты не просто так спрашиваешь, – отчеканила она.
– Конечно, не просто так! Моего друга убили! Человека, который уж точно ни в чем не виноват. А через неделю вы собираетесь убить еще кого-то. Такого же невиновного.
– Есть еще причина, – фейри отодвинулась.
– В нашей школе нет убийц, – отрезала я. – Все знают о Договоре и чтут его.
– Если бы это было так, тебя бы здесь сейчас не было, – Лавена пожала плечами. – Но ты пришла искать истину. И не для себя. Кого-то обвинили?
Я досадливо прикусила губу – иногда прародительница была откровенно невыносима, хотя бы потому, что уж чересчур проницательна. Не самое приятное ощущение, когда тебя читают, как открытую книгу.
– Моего подопечного. Кайдена.
– Хм… – задумчиво протянула сильфида, поглаживая березовый ствол. – Не исключено. Кандидатура не лучше, не хуже других.
– Расскажи, что вам известно, – снова взмолилась я. – Я не верю, что…
– Ты не хочешь верить. Это разные вещи, – хмыкнула прабабка и поманила меня в глубь рощи. – Пойдем присядем.
Мы снова устроились на камне. Только на этот раз не было слышно музыки, деревья шумели тревожно, а ветер то и дело печально вздыхал, обдавая лицо неприятно холодным дуновением.
– Убили дочь метсавайма7, будущую хранительницу, – помолчав, произнесла наконец Лавена, и мне показалось, что в это мгновение даже земля под ногами протяжно простонала.
Даже мне слегка не по себе сделалось. Метсаваймы – могущественные фейри, но это могущество могло и сыграть с лесовичкой злую шутку – она наверняка не ждала нападения. К тому же была еще слишком юна и неопытна. Я помнила, как лес праздновал ее рождение четыре года назад.
А еще это отметало крутившуюся в голове версию, что фейри напала сама и получила по заслугам. Хранителям леса до людей не было никакого дела, если только люди не наносили вред их хозяйству.
– Это сделал маг, – продолжала прабабка, глядя совиными глазами в пустоту. – Он забрал всю ее силу до последней капли.
– Зачем? – невольно озадачилась я. Сила фейри уж больно специфическая. Они с той, что владеют маги, как дети одного отца, рожденные разными матерями. Собственные способности за счет фейри не усилишь – двум сводным братьям родными не стать.
Лавена пожала плечами – на этот вопрос у нее ответа не было.
– Убийство замаскировали. Кусочек ее силы отправили гулять по лесу, будто это сама Сиэла, поэтому все раскрылось не сразу. Метсавайм был в ярости, когда узнал. Он хотел смести школу с лица земли, а то и до Вирша дотянуться. Но мы чтим Договор.
– А с чего вы взяли, что это именно кто-то из школы?
– Мы знаем.
– Откуда?!
Сильфида не ответила. Просто посмотрела на меня долгим немигающим взглядом. И стало ясно – в этом сомневаться не приходится.
– Но если вы знаете это, неужели не можете вычислить убийцу?
– Одно знание другому не равно. Мы, девочка моя, не всесильны.
Я замолкла, кажется, исчерпав насущные вопросы. Сказанное Лавеной совершенно ничего не прояснило, кроме того, что исключило вероятность чудовищного недоразумения. И круг подозреваемых не особенно сужало – убить юную беззаботную фейри не так уж и сложно при должной подготовке. Обмануть всех кусочком шатающейся по лесу силы – тоже. Умно, да, но не сложно. На это способны даже первокурсники. Прикусив губу, я рассматривала носки туфель, выглядывающих из-под подола, и мучительно пыталась понять – ради чего? Мотив мог прояснить хоть что-то…
– У меня тоже есть вопрос, – прервала мои размышления прародительница. – Почему ты уверена, что он невиновен?
Я сморгнула, не сразу сообразив, о ком идет речь. То, что я пришла сюда не только за истиной, но и за оправданием собственного вранья, слегка подзабылось.
– Я не уверена. Я просто не вижу причин, почему виновным должен оказаться именно он!
Бабка продолжала смотреть на меня, явно не считая это пояснение окончательным.
– Я за него вступилась сегодня и хочу знать, что сделала это не зря. Мне это душевного спокойствия прибавит. И веры в человечество!
Сильфида хмыкнула себе под нос и по-кошачьи прищурив глаза, пообещала попробовать выведать что-нибудь еще. Исключительно ради моего душевного спокойствия. И веры, конечно же.
Начало смеркаться. Я покосилась на неумолимо удлиняющиеся тени и засобиралась обратно в школу. Ночной Брейден не особенно воодушевлял меня даже в мирные времена, а уж после всего случившегося – и подавно. Хоть Лавена и заверила, что договор по-прежнему в силе, и ученикам в лесу ничего не грозит.
Но, сделав несколько шагов прочь, я все-таки обернулась и чуть срывающимся голосом задала последний вопрос:
– Я понимаю условия Договора. И очевидно, почему вы заберете жизнь убийцы, кто бы он ни был, и какие цели ни преследовал. Но за что должны погибать невиновные?
– Жизнь за жизнь. – Желтые глаза сильфиды в сумерках отсвечивали, как два фонаря над главным входом в школу. – Смерть убийцы не восстановит равновесия. Каждая сторона должна понести жертву.
– Но если убийцу не найдут в течение недели? Жертв в школе станет больше.
Сильфида на меня не смотрела. Она ласкала кончиками пальцев ветер, словно успокаивала испуганного детеныша, потерявшего мать. Я подождала чуть-чуть и, не дождавшись реакции, повернула к школе.
– Вы нарушили Договор, не мы. Вы виновны. И за то, что он все еще в силе, вам и платить, – прилетело мне в спину.
Больше вопросов у меня не было.
* * *
Мне не хотелось никого видеть.
Я бы не появился на занятиях на следующий день, если бы не подумал вовремя о том, что этим только укреплю всеобщие подозрения в собственной виновности. Неприятный навязчивый голосок в голове твердил, что мне на это наплевать, и пусть катятся они все куда подальше. Но разум все же взял верх.
И я бы не пошел никуда с постучавшейся ко мне после занятий Шелой, если бы не данное директору обещание. Впрочем, когда она сказала, что хочет прогуляться в лес, я вдруг понял, что сам не прочь вырваться ненадолго из замковых стен. Если уж у меня нет возможности убраться отсюда подобру-поздорову, так хоть создать иллюзию побега.
Она привела меня под старую иву на берегу заросшего ряской пруда. Мы уже бывали здесь пару раз, хорошее место. Спокойное. Самое то, чтобы, как целительница, закрыть глаза и предаваться медитативным думам. Если бы только еще медитации мне помогали.
Болела голова. Просто зверски, усиливая застарелое, устоявшееся уже желание умереть. Я прислонился спиной к древесному стволу, оперся на него затылком, и старался лишний раз не шевелиться. Шела, уже некоторое время сочувственно сопевшая рядом (и как только эта девица умудряется чуять всякий раз мое состояние?), тихонько вздохнула и встала на ноги.
На мое неопределенной шевеление – мол, куда собралась – она только дернула плечом:
– Подожди!
Она придирчиво осмотрелась и потянулась к веткам ивы. Большая их часть свисала над самой водой, а те, что были над нами мерно покачивались слишком высоко. Шела поднялась на цыпочки, руки вскинула, пытаясь зацепить прозрачными пальчиками дразняще свисающие ветви. Вытянулась вверх вся, как тетива, надетая на рога тугого боевого лука. Гибкая, тонкая. Против солнца, кажется, на просвет видна. И лучи в волосах запутались.
Я испытал что-то, похожее, пожалуй, на отцовское любование и щемящую тоску. Сдохну скоро – и никогда у меня не будет такой девушки. Только девки гулящие.
Моя лекарка опустила руки, размяла затекшие мышцы, упрямым взглядом выискивая веточку посговорчивее. И вновь потянулась пальцами к зеленой кроне. Молодая грудь упруго натянула платье. Я замер – и даже головная боль заинтересованно притихла. Изогнутая спина, голова запрокинута и рот приоткрыт – так ей легче дышать, увлекшейся. Контур груди, то ли подсвеченный, то ли размытый солнцем. Организм отозвался – слушай, а может, ну его, умирать? Чего мы там не видели?
Я толкнулся и встал, не давая набрать силу неожиданному безобразию. Выше ее на голову с лишним оказался. И как раньше не замечал? Вскинул руку и сорвал ей ветку – бери, раз уж так хочется. Девушка радостно пискнула, и вцепилась в подношение – ну надо же, вот вам и целительница шестого года обучения! Я снисходительно смотрел на ее рыжую макушку, а она сосредоточенно обрывала с ветви листки, а потом вдруг протянула прутик мне:
– На, погрызи!
Видно, на моем лице так явственно отразилось сомнение в ее душевном здоровье, что Шела обиженно пихнула меня локтем в грудь, старательно пряча в глазах смешинки:
– Ивовая кора – хорошее лекарство! Поможет унять головную боль.
И уставилась выжидательно. Испытания она на мне проводит, что ли? Вот нахалка! Но упрямиться не стал – зажал в зубах палочку и, снова устроившись в корнях старой ивы, мерно грыз ее, под умиротворяющий плеск реки и шелест листвы.
Шела сегодня тихая была. Нотаций не читала, в душу не лезла, прикрываясь ненавязчивыми беседами, просто сидела, обхватив колени руками и смотрела на воду. Неподвижная вся, только пушистый кончик рыжей косы от ветра колыхался и щекотал колоски травы.
И от этого даже появлялось ощущение, что она не в качестве очередного душеспасительного сеанса меня сюда потащила, а просто так. Посидеть рядом, помолчать каждый о своем. Насколько это было близко к истине – я не имел ни малейшего представления, но думать так мне нравилось. Это давало чувство какого-то внутреннего равновесия и… нормальности.
Если бы еще она мне поверила…
Когда в наступающих сумерках мы засобирались обратно в школу, я отбросил в сторону измочаленный прутик и только тогда с некоторым удивлением отметил – голова не болела.