© Корчевский Ю. Г., 2016
© ООО «Издательство «Яуза», 2016
© ООО «Издательство «Эксмо», 2016
Глава 1
Родителей своих Мишка не помнил. Жил он с дедом и бабкой в их ветхой избенке на берегу речки в Чижевском селище, что под Хлыновым раскинулось.
Трудное детство было у Мишки. Дед был совсем дряхлым, и приходилось мальчику и коз пасти, и крышу латать, когда протекала, и дрова на зиму заготавливать. Зимы в вятских краях суровые, а силенок мало. Пока ребенком был, хворост собирал, а уж когда подрос, с дедовым топором в лес ходить стал – сушняк рубить да вязанками домой носить. Хворост быстро прогорал, и ходить за ним в лес приходилось каждый день. Не то – самостоятельные мужики: те деревья валили, пилили и на лошаденке в санях вывозили.
А еще – голодно зимой. Однако научился Мишка силки ставить. Когда-никогда птица попадет или заяц, тогда праздник в доме – мясным духом пахнет.
Каждое воскресенье бабка водила Мишку в церковь, на службу. Мишке в церкви было интересно: высоко над головой росписи чудные – ангелы парят, свечи горят, ладаном пахнет, оклады у икон златом-серебром сияют – лепота! И вокруг нарядные все, особливо купцы, житий люд. Те всегда в первых рядах, а беднота да голытьба позади толкается.
Мальчик любознательным был, бабку вопросами донимал: «Что там написано?» Только что бабка сказать могла, когда сама неграмотная? Однако любознательного мальчонку заприметил приходской священник – пригрел, грамоте учить стал. А Мишка и рад. Случится время свободное, и, когда службы в церкви нет, к священнику бежит.
– Эта буковка – «аз», эта – «веди», а эта – «ижица».
Священник терпеливо показывал Мишке буквы в большом церковном псалтыре, а тот не переставал удивляться диковинным обозначениям, старательно выведенным рукой писца, а еще тому, что у каждой свое, говорящее название!
Беден был Мишка, не мог купить ни бумаги, ни пергамента, ни чернил. Из письменных принадлежностей только и было, что перьев в избытке. И учился Мишка писать зимой на снегу, а летом – на пыльной земле пальцем или хворостиной. Однако сметлив он был не по годам – схватывал все на лету, впитывал знания, как губка воду, и памятью Господь его не обидел. И к весне уже весь алфавит знал и читать умел – пока, правда, по слогам.
А еще священник его числам учил. Поперва, пока счет до десятка шел, Мишка на пальцах считал. А потом при храме вроде церковно-приходской школы образовалось, и Мишка вместе с другими ребятами стал ее посещать.
Смелым был Мишка – жизнь заставила. От деда защиты и помощи по дряхлости его ждать не приходилось, вот и бился Мишка на кулачках, когда обижали. Не смотрел, что обидчик старше и ростом выше. Часто сам бит бывал, и синяки не сходили, но уважать себя заставил. Весь Мутнянский конец знал, что малец обиду не спустит. Мутнянский – это от речки, Мутнянкой прозванной. Несколько улиц, часто кривых и коротких, конец образовывали. И селились на таких концах люди одного ремесла.
Мутнянский конец был местом, где селились лодочники. Кто долбленки делал – это когда из ствола толстого дерева нутро выдалбливается, а потом снаружи обтесывается, а кто и плоскодонки ладил. Узка долбленка, но верткая, ходкая на воде. Плоскодонка пошире будет, на ней хорошо грузы возить.
Мишка мечтал иногда: «Как вырасту, тоже лодки делать стану».
Востребованное ремесло – Мутнянка в десяти шагах от избы протекает, впадает в Вятку. А где реки, там и спрос на лодки есть. И инструменты у деда есть – в сарае. Только вот заниматься ремеслом сил у него уже нет.
Так и рос паренек – как почти все его сверстники: работой любой занимался, не гнушаясь, лишь бы на еду заработать, потому как деда с бабкой тоже кормить надо.
Только после одной встречи жизнь Мишкина изменилась.
По селищу весть пронеслась: колокол в церковь Успения Пресвятой Богородицы привезли. Он лежал во дворе на жердях, дожидаясь подъема на колокольню. Узнав о колоколе, сбежались ребята посмотреть вблизи на сверкающее диво. Большой колокол, на солнце блестит, а понизу – вязь славянскими письменами.
И стал Мишка те буковки читать. Слушают ребята, рты раскрыв. Многие и постарше изрядно, да неграмотны вовсе.
Обошел Мишка колокол, надпись счел. А рядом купец оказался. Послушал он Мишку и подошел после.
– Никак – грамоте обучен?
– Разумею.
– Сколько весен тебе?
– Бабка говорит – двенадцать.
– Хм, а живешь где?
– На Мутнянском конце.
– У лодочников?
– Ага.
– И считать умеешь?
– А до десяти десятков.
– Ты гляди-ка, – удивился купец. – Кто же тебя научил?
– Священник Питирим – да вот же его церква.
Купец раздумывал, с любопытством оглядывая паренька.
– А как тебя звать-величать?
– Михаилом, – солидно ответил Мишка.
– Заработать хочешь?
– Кто же не хочет?
– Это верно, да вот только не у всех получается. Ты вот что: приходи завтра ко мне в лавку – на Огневищенском конце, спросишь Аникея Лазарева.
Купец огладил бороду, перекрестился на икону надвратную и вышел с церковного двора. А Мишку любопытство распирало – чего от него купцу надобно?
Ночью он спал беспокойно, а утром, едва проснувшись и ополоснув лицо, задал курам корма и – на Огневищенский конец.
Идти было недалеко, Чижи – село невеликое.
Добежав до лавки, Мишка остановился в нерешительности. В лавку заходили и выходили люди. Наконец Мишка решился и вошел.
Ого! У купца лавка была больше, чем дедова изба. И чего только на полках не было: тюки тканей разных цветов, платки, еще чего-то, чему Мишка и названия не знал.
Оробел парень, застыл у порога. Неудобно ему стало, видя такое богатство вокруг, за свою драную рубаху и босые ноги.
– Ты чего встал – проходи!
Из-за прилавка вышел давешний купец.
– Здравствуй, Михаил.
– И вам доброго дня, дядя Аникей.
– Разговор у меня к тебе есть. Помощника я к себе в лавку подыскиваю – чтобы грамотный был, счет вести мог. Был у меня помощник, да только зимой лихоманка его забрала. Давай-ка проверим, насколько ты учен. Держи!
С этими словами купец сунул Мишке в руки, покрытые цыпками, вощеную дощечку и деревянное писало.
– Пиши: два прибавить три.
– Чего писать, дядя Аникей – пять будет.
– Откуда знаешь?
– Так это – из головы.
– В уме, что ли, посчитал?
Аникей заставил Мишку писать разные слова, складывать и вычитать простые числа. Выполненным заданием остался доволен.
– Подходишь ты мне, парень. Вот только видок у тебя! – покачал он головой. – Всех покупателей мне распугаешь!
Мишка смутился. Он и сам это понимал, да денег на новую одежду у него не было. Видел парень монетки несколько раз, но в руках держать не приходилось.
– Ты честен ли, не воруешь? – неожиданно спросил купец.
– Как можно? – возмутился Мишка. – Я же крещеный, в церкву хожу.
– Ну – это я так, для порядка. Согласен ли ты работать у меня? Жалованье положу – одна деньга в седмицу.
Мишка не знал, что и сказать. Одна деньга – это много или мало?
Купец расценил Мишкино молчание по-своему.
– Ну, харчи в обед, само собой – мои.
– Согласен! – выпалил паренек.
– Однако же, – продолжал купец, – в таком виде тебе работать нельзя. Вот как сделаем. Я тебе рубаху и порты подберу. Как придешь в лавку, будешь переодеваться. А заработаешь деньжат – за одежу рассчитаешься, рубаха и порты твоими станут.
Обрадовался в душе Мишка, но виду не показал.
До обеда они вместе тюки тканей перетаскивали да пересчитывали. Товар перекладывал в основном Аникей и диктовал пареньку:
– Шелк красный из Синда – один. Атлас хорезмский, лазоревый – один.
Не успевал Мишка – сроду на восковой табличке писалом не писал, оттого и язык от усердия высунул.
До обеда они трудились, отрываясь от дела, когда покупатели заходили. В обед купец лавку прикрыл. На чистой тряпице снедь разложил: яйца вареные, кусок белого хлеба, лук, редиску, жбан кваса выставил. Квас вкусный, на ягодах сварен. От вида яств таких у Мишки аж скулы свело, но он терпеливо ждал, когда купец первым вкушать начнет.
Такой вкуснятины паренек еще не пробовал.
После перекуса снова принялись за работу, пока в лавке не стемнело.
– Тебя где черти носили! – стал ругаться дед, когда Мишка явился домой. – С утра глаз не кажешь, уж на дворе вон темень какая, а его все нету да нету!
– Не ругайся, деда, я работать у купца Лазарева стал. Он мне рубаху и порты новые справить обещал.
– Тогда другое дело, – смягчился дед.
Мишка похлебал постной похлебки с горбушкой черного ржаного хлеба да и спать отправился. Утомился за день с непривычки, аж пальцы на правой руке ломило.
И пошел день за днем в работе. Приходил Мишка в лавку в своей драной одежде, переодевался, а дальше – что Аникей скажет. Тюки подносил к прилавку, ткань помогал отмерять, на вощеной табличке записывал, сколько какой продано. За месяц освоился, обвык. Да так ловко стал управляться, что не успеет еще Аникей распорядиться, как Мишка уже и так несет то, что купец хотел. И записывать не забывал – даже без напоминаний. А в конце месяца Аникей торжественно вручил ему четыре деньги и за одежду распорядился:
– Носи, заслужил. Обувку тебе еще справим, дай только срок. На младшего приказчика похож будешь.
Как на крыльях летел Мишка домой – так хотелось похвастаться перед дедом и бабкой обновками! Ни с кем из ребят по пути не разговаривал, боясь выронить монеты, что во рту, за щекой держал.
Долго разглядывали дед с бабкой обновы, в руках мяли. Бабуля даже прослезилась на радостях.
В один из дней, когда Аникей надолго отлучился, Мишаня сам переложил тюки на полках: шелк – к шелку, ситец – к ситцу, атлас – к атласу. Да не просто переложил, а с учетом цвета – оттенки одного цвета к одному месту снес. Так и покупателю удобно, и купцу. Раньше все тюки и рулоны вперемешку лежали.
Явившийся под вечер Аникей удивился.
– Это кто же в моей лавке так похозяйничал?
– Подумал я, – сказал Мишка, – что лучше один материал в одно место сложить, другой – в другое, кучкой. И нам сподручно, и покупателю товар видно.
Аникей хмыкнул, удивленный, походил у стеллажей.
– Ладно, пусть полежит покамест, а там видно будет.
Нововведение оказалось удобным. Да и опыта паренек уже немного набрался. Явится покупательница, а Мишаня сразу к ней:
– Чего изволите? У нас весь товар отменный, заморский.
И сразу рулоны раскатывает. Слова словами, а перед яркой да красивой тканью ни одна женщина не устоит, хоть немного, но купит.
Смотрел на него Аникей и дивился:
– И откуда ты такой взялся? Прямо купец прирожденный! А года возьмешь, взматереешь, так и меня обскачешь!
Через месяц Аникей лавку пораньше закрыл.
– Пойдем-ка со мной.
И с Мишаней – на торг, что в центре был, на площади. Не торжище, конечно, как в Нижнем Новгороде или Пскове, но свои ряды есть – мясной, рыбный, оружейный…
Купец подвел Мишаню к сапожникам.
– А есть ли у вас сапожки короткие легкие для парубка?
Мишка аж расцвел. Никто его так раньше не называл.
Перемерили несколько пар, пока не подобрали по ноге – красной кожи, мягкие, на подошве из толстой свиной кожи. Поторговавшись, – какой базар без торга? – купец скинул цену, да и купил.
– Носи, помощник, заслужил. Я слово купеческое давал, стало быть – исполнить должен. И ты себе на носу заруби: коли слово дал – держи! Кровь из носа – держи! Тогда тебе люди верить будут и уважать тебя станут. И под слово твое и товар тебе в долг дать могут али другое чего. Понял ли?
– Понял, дядя Аникей.
С приходом Мишани у купца дела пошли веселей. Подбил парень итоги за один месяц, за другой – выросла прибыль-то.
А через два месяца купец сказал озабоченно:
– За товаром ехать надо, пока тепло и реки полноводны. Подсобки-то уже пустые, сам видишь – весь товар в лавке выложен. Ежели один в лавке останешься, сдюжишь ли?
– Цены знаю, отмерять могу, счету обучен. Полагаю – справлюсь, дядя Аникей.
– Боязновато. Вишь – Бог детей нам не дал, супружница здоровьем слаба, ей бы с домашним хозяйством справиться, а в лавке и опереться не на кого, окромя тебя.
– Я не подведу, дядя Аникей.
– Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь! Увидим по осени. Я ведь не в соседнюю деревню еду – аж в Псков. Хорошо, если с ветром повезет – попутный будет. На ушкуе-то против течения идти придется, за веслами попотеть. Да пока товар скуплю, да пока назад… Раньше чем через месяц, а то и поболе, не возвернусь. Выдюжишь?
– Спать-есть не буду, а не подведу.
– Ну – дай-то бог.
Через несколько дней купец уехал, дав парню кучу наставлений. В общем-то Мишаня и сам знал, что делать – освоился уже в лавке. Однако слушал Аникея со всем вниманием. Он – главный в лавке, хозяин!
Мишаня из кожи вон лез, стараясь угодить каждому покупателю. Хоть пару пуговиц продать, но только не отпустить покупателя без покупки. Когда покупателей не было – в лавке убирался, пыль протирал, мелкий товар повыгоднее на прилавке раскладывал.
За хлопотами время летело, и Мишаня с сожалением отметил, что лавка почти опустела – кончался товар-то! Когда уж Аникей явится?
Но пришел день – распахнулась дверь, и на пороге появился веселый, слегка пьяненький, загорелый купец.
– Ну здравствуй, Михаил!
Обвел взглядом полки и глаза вытаращил.
– А где товар-то?
– Продал, дядя Аникей!
– Не может быть! – не веря глазам своим, купец заглянул в опустевшую подсобку. – Хм! Ну тогда вот что. Давай сначала телегу с товаром разгрузим, а уж потом считать будем.
Они перетаскали баулы, рулоны и тюки в лавку и сложили кучей посередине. Купец уселся за прилавок и начал по вощеным дощечкам считать. Потом деньги пересчитал. Все сошлось до полушки.
– Молодца, Мишаня! Выходит – мне снова за товаром ехать можно? А что? Вполне до осени, до ледостава еще ходку сделаю. За рвение и честность еще две деньги тебе к жалованью добавляю!
Купец был доволен, отсчитал Мишане деньги. Рад был и Мишка. Нанял он плотников – стены у избы на два венца поднять, да печников – печку поправить. Зима, чай, впереди.
Преобразилась избенка! Дед с бабкой не нарадуются. Мишаня себя добытчиком почувствовал, даже ходить стал степенно, а не вприпрыжку, как раньше.
Через неделю купец и в самом деле снова за товаром уехал, успокоенный успешной Мишкиной торговлей. Хорошо теперь: товара много, выбор большой. Мишаня со временем в покупателях разбираться стал, не лебезил перед каждым. Зайдет в лавку молодица, а он ей:
– Ах, как тебе к лицу вот этот шелк! Личико еще краше и приятней будет. И все женихи – твои.
Зардеется девушка и обязательно купит шелку.
К мужской половине – другой подход. Зайдет, к примеру, женатый человек, Мишаня к нему со всем вниманием.
– Вот аглицкое сукно, износа не будет – как есть заморское. И подклада к нему, да пуговицы оловянные. Коли желаете – медные есть, но подороже. А четыре аршина возьмете, так я и скидку дам.
Насчет скидок Мишаня подсмотрел на торгу – у купцов новгородских. Те со свеями да прочими немцами общались, у них переняли. И пошел, пошел товар… Так что, когда Аникей с новой партией товара явился, Мишаня большую часть первой партии уже продал.
Подивился Аникей:
– Да у тебя талант купеческий, парень!
Он посчитал деньги, сверился по записи – сошлось.
– И ты молодец, Михаил, и я не промах оказался. И знаешь, почему?
– Скажи, дядя Аникей.
– Нужного человека найти непросто. Один идет, увидел камень и пнул его. А другой этот камень подберет, очистит его, а это – самородок золотой. Постарше будешь – поймешь.
Прошел год. На жалованье купеческом вырос Мишаня, подрос, отроком стал. Идет по улице – девчата заглядываются. В селе Мишаню уже узнавали и, несмотря на его молодость, здоровались уважительно. Вот только у Аникея здоровье сдавать начало, тяжело стало ездить за товаром.
– Михаил, я вот что думаю, – обратился к Мишане как-то купец. – Ты уже в торговом деле поднаторел, не пора ли тебе на ушкуе за товаром ходить? А я уж в лавке как-нибудь, по-стариковски управляться буду.
Мишаня и сам видел, как непросто давались Аникею торговые вояжи. Одно удерживало раньше от такой помощи хозяину – сам возрастом не вышел. Это здесь, в Чижах, Михаила знали. А явись он в тот же Новгород – кто с недорослем дела вести захочет?
Меж тем торговля обороты набрала, купец лавку расширил, свой ушкуй купил. Не лодья конечно, но все же свое судно. Известное дело – доставка товара в Чижи на чужом судне дорого купцу обходилась: «За морем телушка – полушка, да рупь перевоз». И команду свою купец набрал – четыре человека. Жалко было Аникею, если поднятое дело прахом пойдет.
Перед первым плаванием долго наставлял купец Михаила – к кому идти, какие цены за товар давать.
– Смотри, ты человек новый – обмануть могут. Товар сочти и лично проверь – каждую штуку.
– Хорошо, дядя Аникей, я понял.
– Для команды ты – начальник. Кормчему подчиняется команда в деле речном – куда судно править, где паруса поднять, где на ночевку встать. А кормчий – тебе. Для него ты – это как я. Уяснил ли?
– Боязновато. В лавке я освоился, а тут – взрослыми мужиками командовать! Вдруг взропщут, ежели что не домыслю, дядя Аникей?
– Прежде чем команду дать, обдумай ее трижды. Коли дурные приказы отдавать будешь, на смех поднимут. А солидно, с умом держать себя станешь – и взрослые подчинятся. Кормчий Павел – человек надежный, ему довериться можно. Трудно будет – с ним посоветуешься. Ты совету бывалых людей не гнушайся, в том сраму нет. А вот ежели склонишься к какому решению – уже не отступайся, до конца иди.
Аникей отдал Мишане матерчатый пояс с зашитыми в нем монетами.
– Пояс не снимай в дороге, а когда на место прибудешь, на торг с ним не ходи – лихие люди враз срежут, даже и не почувствуешь.
– Ага, понял, дядя Аникей.
– Тогда с богом. Пошли, до ушкуя провожу.
У берега, у бревенчатой пристани покачивался на волнах кораблик. Поперва он показался Мишане большим – двадцать шагов в длину, шесть – в ширину, да мачта посередине.
– Здравствуйте, добры молодцы! – поприветствовал команду купец. – Ноне с приказчиком моим младшим – Михаилом – пойдете. Слушайте его, как меня самого. Первое плавание у парня, если что не так – подскажите. Да думаю, на реке-то Павел все знает, чай – три десятка лет за веслом.
Михаил с пристани спрыгнул на ушкуй. Палуба непривычно качалась под ногами. Мужик из команды привычно отвязал причальный конец, и ушкуй медленно отвалил от причала.
По лицу Аникея, изборожденному морщинами, текли слезы. У Мишани сжалось сердце. Вот сгорбленная фигурка купца на берегу реки исчезла за поворотом. Ушкуй уверенно шел вперед, в неведомые Мишане дали.
Матросы уселись на весла – выгрести на стремнину. Они были заняты своим привычным делом, а Мишаня не знал, куда себя деть.
– Поди сюда, – позвал с кормы Павел, стоявший за рулевым веслом. – Стой рядом, за берегами приглядывай, запоминай. Ходка у тебя первая, но мыслю – не последняя, потому – пригодится. Ты еще вьюнош молодой, у тебя все впереди.
Ушкуй выбрался на середину Вятки, и его подхватило течением. Кормчий приказал поставить парус. Матросы потянули за веревки, расправившийся – парус хлопнул на ветру, надулся, и кораблик ускорил ход.
– Повезло, вишь, нам, – и ветер попутный! – радовался Павел.
Мишаня больше глазел по сторонам. Он никогда не уплывал от Хлынова так далеко. Родные Чижи, селище возле Хлынова, он знал. В самом городе бывал – а вот дальше?
– Дядя Павел, а кто на левом берегу живет?
– Какой я тебе дядя? Павлом зови. А живут там разные племена-народы. Чуваши, черемисы, мордва. Они больше под Казанское ханство тяготеют.
– А далеко ли нам плыть?
– Далековато, парень. Сначала спустимся по Вятке до впадения Пижмы, по ней поднимемся до самых ее верховьев, потом – волоком до Ваи, из нее – в Усту, дальше – Ветлуга, а уж из нее – в Волгу. По-татарски она Итилем называется. А там сам решай – в Нижнем Новгороде пристанем али в другие города – Ярославль, скажем, добираться будем. Только хозяин твой, Аникей, в Нижний все время ходил. Он и ближе, и ярмарка там знатная – все товары есть.
Мишаня про себя решил, что и он первую ходку за товаром в Нижний сделает. Боязно поперва далеко забираться.
– Хорошо идем, – довольно улыбаясь, сказал Павел. – Вятка ноне полноводная, отмелей нет, и ветер попутный; да и течение помогает.
После полудня на берегу показался город.
– Павел, а это что за село?
– Не село – городок. Котельнич называется, Хлыновского уезда.
Тянулись берега, поросшие лесом. Иногда, завидев приближающийся ушкуй, к воде подходили какие-то люди, призывно приглашая пристать к берегу.
– Павел, чего это они?
– Товар предлагают: шкурки, рыбу вяленую али сушеную, поделки из дерева – ложки, лопаты, грабли.
– Чего же ты мне раньше не сказал?
– Зачем тебе рыба да ложки?
– Они не нужны, а меха можно было бы посмотреть.
– Эх, молодо-зелено, а еще приказчик, – добродушно улыбаясь, сказал Павел. – Меха надо брать по весне, в крайнем случае – ранним летом. Когда зверя зимой добывают, мех гуще, такой и греет лучше. И от выделки мездры качество зависит. В этом деле глаз набить надо – пощупать, присмотреться.
– Верно, я как-то не подумал. Я ведь у Аникея больше тканями занимался.
Когда начало смеркаться, Павел направил ушкуй к берегу и пристал в заводи, объяснив Мишане, что здесь ночевать следует. Видно, стоянкой этой пользовались и ранее – на поляне были выжжены круги от костров.
– Павел, еще не темно, дальше плыть можно.
– Плыть-то можно, только как в темноте потом дрова для костра искать да кашеварить?
Мишаня пристыженно замолчал. И здесь Павел прав. Говорил же Аникей: «Трижды подумай, прежде чем что-то сказать».
Матросы с ушкуя нарубили сухостоя, развели костер и подвесили закопченный котел, зачерпнув воду из реки. В забулькавший кипяток щедро сыпанули пшена, нарезанного сала, соли с перцем.
Вскоре от котла пошел ароматный дух. Павел, помешав варево, попробовал.
– Готово! Мужики, садитесь трапезничать.
Все уселись в кружок вокруг снятого с огня котла и потянулись к нему ложками. А у Мишани и ложки-то своей не было. Хоть плачь от досады!
Павел ухмыльнулся, сходил на ушкуй и принес деревянную – из липы – ложку.
– Держи! Впредь имей свою.
Еще один урок преподал Мишане кормчий.
Кулеш был горяч и вкусен. Мишаня заработал – ложкой.
– Не части – по очереди, по кругу.
И здесь оплошность! Не бывал ранее в походах парень, не ел гуртом, не знал мелочей. Кушать сначала начинал кормчий, как главный на судне, за ним, по очереди – члены команды.
Матросы с аппетитом ели. Мишаня, прислушиваясь с интересом к их неспешному разговору, не заметил, как вокруг сгустилась тьма, на небе высыпали звезды. Лицо от близкого огня костра раскраснелось, стало даже жарко, а со спины подступала ночная прохлада – приходилось поворачиваться к костру то одним, то другим боком, чтобы согреться.
В животе у Мишани разлилась приятная тяжесть, веки стали слипаться.
– Первую вахту несет Никанор, за ним – Трофим.
Все, кроме вахтенного, улеглись спать. Павел устроился на ушкуе, остальные расположились на берегу.
Усталый Мишаня, подложив руку под голову, снова и снова вспоминал впечатления первого дня пути и пытался представить себе другие города, в которых они побывают. А воображение несло его еще дальше – в иноземные страны с другой стороны Черного моря, о которых говорили матросы. Неведомые и далекие, как Стожары, поблескивающие над головой…
Ночь прошла спокойно, и Мишаня отлично выспался. Утром – едва только забрезжил рассвет – вахтенный развел костер, вскипятил воду и бросил туда горсть травяного сбора. Попили горячего – душистого настоя, похрустели сухарями и – снова в путь.
От реки тянуло сыростью, было зябко. Но потом поднялось солнышко, пригрело.
Около полудня Павел скомандовал опустить парус, налег на рулевое весло. Ушкуй стал поворачивать вправо и вошел в русло небольшой реки.
– Пижма, – пояснил Павел.
Снова подняли паруса и шли под ними почти до вечера.
– Везучий ты, парень: ветер все время попутный, под парусом идем, на весла не садились, – сказал за ужином кормчий.
После кулеша – снова в сон. Только поспать не удалось. Когда наступило время второй вахты – ближе к первым петухам – раздался всполошный крик:
– Тревога! Тати!
Все мгновенно вскочили и бросились к ушкую. Расхватали из носового рундука топоры да сулицы – эдакие коротенькие метательные копья в три локтя длиной – и кинулись назад на полянку, где вахтенный Капитон с кем-то схватился. В слабых отблесках едва горевшего костра Мишаня никак не мог разглядеть – кто с кем дерется. Не долго думая, он бросил в костер валежник. Костер ярко вспыхнул и осветил поляну.
Четверо чужих обросших мужиков в драной одежде дрались с командой. Чужаки, держа в руках дубины довольно жуткого вида, напирали, пользуясь превосходством в длине своего оружия. Силы были примерно равны, и бой шел с попеременным успехом. Слышались крики ярости, стоны от ушибов, крепкий матерок.
Мишаня никак не мог определиться, что ему делать – он растерялся. Павел крикнул:
– Помогай!
Чем? Как? Мишаня выхватил из костра горящую головню, подскочил сбоку к нападавшему мужику и ткнул ему головней в лицо. Мужик взвыл, волосы у него на бороде затрещали и вспыхнули. Мужик заорал, бросил дубину и схватился за лицо.
Матрос – а это был Никанор – тут же воспользовался удобным случаем и сулицей ткнул нападавшего в живот. Мужик рухнул на землю и засучил ногами. Мишане стало страшно, он отбежал в сторону.
Численный перевес сразу сказался, разбойники дрогнули, и когда Трофим раскроил топором голову еще одному татю, побежали и скрылись в темном лесу.
– Фу, отбились! Сколько же этого дерьма развелось – ни тебе по дороге с обозом проехать, ни на стоянках отдохнуть спокойно не дают. Раненые есть? – спросил Павел.
– Кажись, у меня рука сломана, – простонал Капитон.
На него напали неожиданно, и он не успел защититься. Благо тревогу поднял.
Корабельщики содрали толстую кору с дерева, наложили ее на руку и все обмотали холстиной. Спать уже никто не ложился.
– Молодец, парень, ловко ты головней в харю-то ему ткнул! – похвалил Павел. – А вообще-то знай, что какое-никакое оружие у нас в носу ушкуя лежит: топоры, сулицы – даже меч!
Мишаня кивнул и спросил:
– А почему у него волосья на бороде затрещали?
– Тати по лесам сидят, бани годами не видят и руки после жирной пищи о бороду вытирают. Промаслена борода-то, потому и загорелась. У тебя по годам твоим малым борода еще не растет, откуда тебе об этом ведать?
За полдня они успели подняться до верховьев Пижмы. Тут река уж вовсе узкая стала, в иных местах борта о берега задевали. От берегов команда и отталкивалась жердями. Мишка с интересом ждал – чем это кончится?
Все оказалось проще.
На берегу показался мужик в одних портах – без рубахи и босой.
– Все, добрались до волока! – довольно сказал – Павел.
Мужик на берегу подошел поближе.
– Что, хозяин, перетаскивать будем?
– Будем.
– Две монеты.
Кормчий протянул мужику приготовленные деньги. Мужик свистнул залихватски – так, что уши заложило. Вскоре из леса появились еще мужики, ведущие коней в узде.
Ушкуй выволокли на берег, поставили килем на желоб из бревен, густо смазанных пахучим дегтем, впрягли лошадок и потащили-поволокли. Команда шла следом.
Волокли судно часа три, потом столкнули его в небольшую речушку – носом по течению.
– Счастливо добраться!
Матросы стали отталкиваться от берега жердями, и ушкуй, подхваченный течением, медленно двинулся вперед.
– Ну, видел теперь, что такое «волок»? Мы из Пижмы в Ваю перебрались. Еще две речки впереди, и мы в Волге. А там уж плыви куда хочешь.
– Павел, а почему нельзя по Вятке в Каму? Я слыхал, что Кама в Волгу впадает.
– Спору нет, можно и так. Реки полноводные, и деньги за переволок платить не надо. Только закавыка одна есть. Там, где Кама в Волгу впадает, город татарский стоит, столица ихняя – Казань называется. Мимо никак не пройдешь. И мытари, что деньги со всех судов взимают в пользу хана казанского. К тому же путь сей длиннее, а потому дольше. Понятно?
– Спасибо, понял.
Торгуя в лавке Аникея, Михаил даже не подозревал о множестве преград, стоящих у русского купца на его пути за товаром, и тонкостей, о которых купец не должен был забывать. Это если погода благоволит, нет дождя или бури.
Через неделю ушкуйники добрались до Нижнего Новгорода.
Мишка считал, что Хлынов – город большой. Оказалось, он ошибался. Нижний был велик, даже громаден. Стены крепости каменные, а не из дубовых бревен, как в Хлынове. Ярмарка – глазом не окинешь! А шуму-то!
Поперва Мишка растерялся. Да вспомнил наставления Аникея. Пояс с деньгами в рундук сунул, предварительно отсыпав немного. С ними и отправился на торг.
Длинными извилистыми рядами тянулись навесы. Торговцы сбивались в ряды – мясной, рыбный, меховой.
Нашел Мишка и ряд, где торговали тканями. А тут уж он в своей тарелке: щупал, тянул на разрыв ткань – не ветхая ли? Торговался за каждую полушку. Сбросил еще цену за опт. Продавец в конце, когда уже по рукам ударили, удивился:
– Гляди-ка, – мал, а ухватки, как у матерого купца. Тебе куда товар доставить?
Мишка объяснил, где стоит ушкуй.
Забрел он в оружейный ряд. Долго приценивался и купил себе нож обеденный, малый, в чехле. Без него как без рук – ни хлеба отрезать, ни мяса. Гордо повесил на пояс – первый нож его.
И снова по рядам: прикупил пуговиц оловянных, медных и даже несколько штук из жемчуга. Дорогие – страсть, но только богатые модницы и в Хлынове и в Чижах были.
Еще бы ходил Мишка по торгу, да солнце на закат пошло. Пришел на пристань, а там уже матросы перекидывают тюки и рулоны тканей на ушкуй. Удивился Мишка: подвода с верхом гружена товаром была, разгрузили, – а на ушкуе места не убавилось. Это сколько же телег с товаром в ушкуй войдет?
Следующим днем Мишаня закупил шелк синдский из-за Великой стены, парчу персидскую. Закупил бы и еще разных товаров, от обилия которых разбегались глаза, да деньги в поясе к концу подходить стали. Зато знал теперь молодой приказчик, какие товары и почем есть в Нижнем.
И решил Мишаня, что не только тканями торговать надо. Много чего диковинного узрел на Нижегородской ярмарке паренек, а на редкий или необычный товар завсегда свой покупатель найдется. Например, бумага – тоже из Синда. Грамотеев, что писать умеют, в Хлынове немного, но они есть. Стало быть, надо взять немного, попробовать. Ведь еще в детстве слышал он от деда, что нельзя класть все яйца в одну корзину. И в торговле тако же. Шире выбор у покупателя быть должен, тогда и купец с прибылью будет. Эх, открыть бы свое дело, да денег мало, скопить требуется. «Впрочем, какие мои годы, – подумал Мишаня, – еще успею, а терпения и прилежания мне не занимать».
Этим же вечером, после приема и перегрузки товаров ушкуй двинулся в обратный путь, потому как за стоянку у пристани платить надо было, а денежки Михаил считать умел.
До сумерек они спустились вниз по Волге изрядно, остановились на ночевку на левом берегу. Правый – это уже опасно: чужие, не русские земли. Можно не только товаров лишиться, но и самой жизни.
А уж с утра – известными путями: поворот на Ветлугу, затем Уста, Вая, волок до Пижмы, а там уж и Вятка. Почитай, дома.
В Чижах подивился купец столь быстрому возвращению, удовольствия скрыть не мог. На радостях в качестве награды отсыпал Мишане медяков. Купил молодой приказчик на торгу деду с бабкой мешок муки, крупы гречневой да пшенной. Для стариков – целое богатство. Первая ходка за товаром – не последняя, а кто о стариках кроме Мишани позаботится?
Однако же и еще монеты оставались. И Мишаня решил найти им разумное применение. Помнил он, какая растерянность и какой страх овладели им при нападении разбойников. Жизнь свою и товары нужно уметь защищать, не то перед татями от ужаса застынешь, как лягушонка перед змеей.
На счастливый случай, по соседству, через дом от Мишани, жил отставной воин из боярской дружины – Митрофан. В одном из сражений с татарами ранен он был в левую руку. Сам выжил, а рука усохла, даже кружку с водой удержать ею не мог. Вот к нему и обратился Мишаня следующим днем.
– Здравствуй, сосед Митрофан!
И туесок с мукой на стол поставил. Знал уже Мишаня – деловой разговор с подарков начинать надо.
– И тебе доброго здоровьичка, Мишаня! Как дед с бабкой?
– Живы пока, хворают понемногу.
– Года! Тебя чего видно не было?
– Так за товарами на ушкуе в Нижний ходил.
– Эвона как! Неуж одного Аникей-купец отпустил и деньги доверил?
– Истинно так!
Для убедительности Мишаня перекрестился.
– Потому к тебе и пришел, Митрофан. Помощь нужна.
– Не помощник я, Мишаня. Вишь, рука немощна, не владаю ей.
– Не торопись, Митрофан. На стоянке тати на нас напали. Команда отбилась с трудом. А я и оружием никаким пользоваться не умею. Ткнул разбойника горящей головешкой в лицо – вот и весь мой отпор. Научи оружием владеть, ведь для этого и одной правой руки хватит.
– Садись. Долгий разговор у нас получается. Лет-то тебе маловато, не всякое оружие в руках удержишь. А его ведь не только держать надо – еще и владеть им, атаки ворога отбивать.
– Так что же мне теперь – несколько лет ждать, пока вырасту? – обиделся паренек.
– Экий ты торопливый. Я раздумываю, что подобрать под твое сложение, чтобы посильно было. Копье али меч не по руке тебе еще – тяжеловаты. Пожалуй, кистень – в самый раз!
Это уж потом кистень причислят к разбойничьему оружию. В средние же века пользоваться кистенем не гнушались и лица княжеского звания, бояре и знатные горожане. Ходить по городу в мирное время с мечом на боку было дурным тоном. А кистень что? Спрятал его в рукаве – и не видно. А случись, лихие людишки в темном переулке нападут – защита!
Делались кистени из разных материалов: железные, свинцовые, из мореного дуба, из кости. Были они разной формы, размеров и веса. Для повседневного ношения – полегче, а для боя, да против защищенного броней противника – тяжелые, и не круглые, как шар, а шипастые. Броню пробить они, конечно, не могли, но сталь на шлеме гнули при ударе так, что череп раскалывался, как орех.
К кистеню прикрепляли ремень из тонкой моченой кожи или железную цепочку, а на запястье надевали петельку. Вытряхнул из рукава в ладонь кистень перед броском – и оружие к бою готово. Метнул во врага, подтянул за цепочку – и оно снова в руке. Удобное и скрытное оружие. Так все это подробно растолковал Митрофан Мишаньке.
– Ну и последнее – о цене. Я не жлоб, чтобы с соседа последнюю рубаху снимать, но полагаю, по ногате за день занятий будет в самый раз.
– Весь день не могу, Митрофан, мне в лавке быть надо.
– Целый день тебя никто и не просит. После работы поупражняемся немного, но по возможности – каждый день. Оружие – любое – каждодневных упражнений требует. Кистень-то у тебя есть?
– Откуда? Я же не знал, что ты его выберешь!
– А пойдем в Кузнечную слободу – там и подберем тебе кистень по руке.
Мишаня не стал откладывать покупку в долгий ящик, тем более – Митрофан сам предложил сходить.
Старый воин привел его в дом знакомого кузнеца, вернее – в кузницу его за домом. Жутковато здесь показалось Мишане с непривычки: стены в копоти, в печи огонь гудит, поддуваемый мехами подмастерьем. Сам кузнец по пояс голый, только фартук кожаный впереди. Левой рукой щипцами раскаленную докрасна железяку на наковальне держит, а правой – молотом по железяке бьет, искры во все стороны летят. От звона уши заложило.
Увидал кузнец вошедших, кивнул головой, ударил железяку еще несколько раз, да и сунул ее в горн.
Вышли во двор. После кузницы июньское тепло показалось прохладой.
– Давненько не видел я тебя, Митрофан, – здравствуй!
– И тебе здоровья, и Бог в помощь, Мартьян! Вот, привел соседа своего, кистень по руке приобрести хочет.
– Это можно.
Кузнец подошел к ящику, откинул крышку:
– Выбирай!
У Мишани глаза разбежались. Однако Митрофан сразу потянулся к небольшому железному шару на узком кожаном ремешке.
– Похоже, этот по руке парню придется. Ну-ка, возьми в ладонь, сожми.
Мишаня взял увесистый шар. Кузнец и Митрофан с интересом уставились на его руку.
– В самый раз. А вырастешь – новый подберешь. Надень-ка петельку на руку.
Оба – и Мартьян, и калека-воин – растянули ремешок.
– Да, как по нему делал. Берем.
Торговались они недолго. Мишаня потратил почти все свои деньги, но покупкой остался доволен.
У дома Митрофана расстались.
– До завтра, сосед, вечером жду, – и старый воин ушел в дом.
Зайдя в свой двор, Мишаня решил опробовать покупку. Подойдя к сараям, оглянулся – не видит ли кто? Для начала метнул грузик в доски. Тот отскочил и пребольно ударил парня по колену. Мишаня чуть не взвыл от боли. Нет, уж лучше пусть Митрофан поучит.
Так и повелось. С утра Мишаня в лавку идет – торговать, а после работы – к соседу.
– Вытряхни грузик из рукава, – учил Митрофан. – Можешь сразу снизу бросать – без замаха, но удар при этом несильным получится, да и придется он только по животу. Помни, что от кирасы или щита грузик отскочить может.
Митрофан вытащил из кармана репу и положил ее на вкопанное короткое бревно.
– Попади!
У Мишани из десяти попыток удалась только одна.
– Иди домой и упражняйся.
Только через неделю, когда Мишаня сносно стал попадать в цель, Митрофан стал учить его попадать в цель движущуюся. Он привязал к бечевке репу, потащил ее по траве.
– Ударь.
К своему стыду Мишаня ни разу не попал по цели.
– Иди, занимайся сам.
Мишаня уговорил соседских мальчишек таскать репу на бечевке, купив им сладкого петушка на палочке. Он измучился сам и загонял мальчишек, пока не научился попадать в нее с первого раза.
Митрофан проверил его умение, похвалил.
– А теперь ударь сбоку. Смотри, как надо!
И снова Мишаня упражнялся. Потом пришел черед учиться кистенем выбивать оружие из руки врага. Причем высшим мастерством было не просто выбить, а и забрать оружие противника себе.
– Вот, гляди, как надо это делать. Грузик кидаешь чуть в стороне от сабли или меча, а потом делаешь резкий рывок в сторону. Грузик начинает наматывать ремешок вокруг лезвия. И теперь резко – на себя. Саблю или меч пальцы держат, а твоя рука-то сильнее пальцев, – выдернешь оружие у врага. Только когда меч или нож к тебе полетит, не поранься, за себя уводи и – на землю.
Дома Мишаня воткнул палку в поленницу дров и стал упражняться на ней. Не все выходило гладко, доставалось и палкой в лоб – хорошо еще, что не кистенем.
Вот только учебу вскоре пришлось прервать. В лавке продали часть товара, и купец, выручив деньжат, снова отправил Мишаню за товаром. А Мишаня возьми да и предложи ему:
– Чего вхолостую ушкуй гнать? Надо местных товаров купить – воска, меда да мехов на все деньги. Продам – прибыль будет, на все вырученные деньги нового товара куплю – двойная выгода.
– Я уж и сам об этом думал. Одно плохо – долго продавать, на все лето застрять можно.
– А зачем стоять? Оптом продать! Прибыль не столь велика, но все же с выгодой будем.
Купец помялся.
– Пробовал я не раз, но пока от своего товара избавишься, в лавке – в Чижах – уже пусто.
– Лучший выход – поставить в Нижнем свою лавку и нанять приказчика, пусть торгует.
– И об этом думал. Только честного человека трудно найти. Он ведь там без хозяйского глаза будет. Думаешь, такие как ты – грамотные, честные да разворотливые – на каждом углу валяются?
– И все же я попробую.
– Смотри, Михаил, моими деньгами рискуешь.
– Без риска удачи не видать.
Купец надолго задумался.
– А, семи смертям не бывать, одной же не миновать. Пробуем!
Два дня они закупали шкурки лисы, енота, барсука, волка, скупали бочонки с медом. Воска только не нашли. Погрузились в ушкуй, и отправился Мишаня во вторую свою ходку.
Едва они добрались, как Мишаня на торг побежал. Сыскал покупателя на мед, который тот забрал сразу же. Вот с мехами набегался парень, пока выгодно их пристроил. А самое главное – договорился о регулярных поставках. Особенно оптового покупателя интересовали шкурки белки, бобра и соболя.
Торговать мехом Михаилу понравилось. Мех – товар легкий, ушкуй не перегружен, по течению стрелой летит. А собираясь в обратный путь, кроме обычного товара – тканей – он набрал соли в мешках, рассудив, что впереди осень, крестьяне рыбу, мясо солить будут, и цены на соль сразу же возрастут.
Удивился Аникей быстрому его возвращению, расщедрился на премиальные. А за соль попенял:
– Когда еще засолка начнется? А покамест товар стоять будет. Деньги все время в обороте, в движении быть должны, тогда они прибыль принесут.
Но Мишаня не стал ждать у моря погоды: он нанял подводу, погрузил на нее мешки с солью и отправился к рыбакам, что артелями на берегу приживались. Одни рыбу ловили, другие ее коптили, солили, вялили. И соль была нужна всегда.
Соль была товаром почти стратегическим. Каждый имел на поясе маленький мешочек, где был запас соли вперемешку с перцем. Солили каждое блюдо по вкусу, обильно.
И продал-таки Михаил соль. Не сразу продал – за два дня. Рыбаки взяли четыре мешка и подсказали, что к кожевенникам еще съездить можно. Те взяли сразу, молча отсчитав деньги.
К исходу второго дня вернулся Мишка в лавку к Аникею, вывалил из суконного мешочка груду монет на прилавок.
– Считай, дядя Аникей. Здесь – за соль.
Не рвачествовал Мишка, не ломил цену за соль, а покупатели рассчитались по совести. И получилось в итоге, что соль вышла «сам-два», то есть двойная прибыль.
Купец только ахнул.
– У тебя легкая рука, парень, и талант торговать. Помяни мое слово: еще пару лет, и ты свою лавку в Чижах или Хлынове откроешь и переплюнешь всех. Я, почитай, всю жизнь купечествую, а с твоим приходом обороты выросли. Чутье у тебя на выгоду. Станешь богатым – не забудь старика.