Глава 5
Контрацепция
Турка сходил в столовку и купил бледного чаю в граненом стакане. Пускай и не вода, но точно лучше, чем пить из крана. Чай хотя бы кипятком заливают.
Под низким потолком столовой кружили мухи, как миниатюрные истребители. Воздух был густым и спертым, стояла влажная духота. Еще Турка взял кругленькую пиццу. Пацаны прикалывались, что вместо колбасы с сыром в тесто запекают крысиные хвосты и кишки.
Шуля бродил по столовой и стряхивал «по мелочи» с лошков. Турка тоже этим раньше занимался. А что, хочешь перекусить, а денег нет. Попросил у того рубль, у того два, вот тебе уже и обед.
Сейчас это показалось ему глупостью. Здоровенный лоб выпрашивает подачки у малы́х. Хотя раньше делал ведь так, и что такого, вроде?
Один пацанчик из пятого класса пил густой малиновый кисель. Шуля подошел к нему и сказал:
– Малой, есть чо по мелочи?
– Не, нету.
– Что у тебя тут? Кисель? – Шуля покосился: на входе географ. Застыл и следит. – Смотри, муха села на край стакана! Фу, а ты пьешь. Да она личинку туда отложила, я видел. Слышь, мало́й! Не чеши – гони рубль.
– Правда, нету!
– Я тебя запомнил, – пригрозил Шуля. Кинул быстрый взгляд – географ скрестил руки на груди. Пацанчик пожал плечами и продолжил хлюпать киселем.
На историю собирались медленно. Мария Владимировна уже сидела за столом. Сегодня на ней была более плотная кофточка, белая с расклешенными рукавами и воротником-оборкой. Вырез V-образный, ткань натянута на груди достаточно плотно. Училка встала, взяла пыльную тряпку и стерла конец «сентября» (кто-то подписал вместо «р» букву «л»). Двумя пальчиками подхватила кусочек мела и начала выводить месяц заново. Буквы витиеватые, у Хазовой похожий почерк. Сплошные кургульки. Прописная «т» похожа на «м». «И», «ша» и «эль», написанные в одно слово, превращаются в сплошные английские «u».
– Звонок был? – спросила она, не оглядываясь. Мел скрипел по доске, на пол летели мелкие пылинки.
– Был, – ответил Вова и подмигнул Турке. На первой парте уже располагались близнецы Водовозовы, на привычном месте сидел умытый Рустам (он даже полотенце с собой носит), впереди Турки устроились Петя Русаков и Максимка. Последний, по обыкновению, чему-то усмехался под нос, искоса поглядывая по сторонам.
– А где ж остальные?
– Физкультура была.
– И что? – улыбнулась Мария Владимировна. – Хотя, в общем, я же сказала, что никого не держу. Учеба – дело добровольное, тем более на моих занятиях. Неохота, чтоб среди урока базар начался. Не буду говорить банальности, вроде «это вам нужно, а не мне», просто выставлю тройки в конце, да и все. Жалко, думаете?
– Так можно не ходить на уроки? И получить тройку просто так?
– Да, можно, – кивнула Мария Владимировна.
Вовка оживился, поглядел на Турку. Тот пожал плечами. Разыгрывает, наверно, их училка. Без году неделя в школе, а уже какие-то сказки рассказывает, новшества вводит.
– Только вы остальным не говорите, – проснулся Русаков. – А то вдруг кто-нибудь зайдет, и это самое… И вообще, вы же преподаватель! Разве так можно – разрешать ученикам…
– Петька, заткнись! – зашипел Вова. – Блин, а кто ж у меня мяч утащил? Он хоть и старый, но нормальный еще. Минька настоящая, не прыгает же! Дерьмо собачье… Я проверил кое-какие сумки, но без толку. Думаю, эти… – он мотнул головой.
Голоса вплыли в класс, хлопнула дверь. Шум, смех и ругательства, шарканье многочисленных подошв по паркету. Целая толпа ввалилась в кабинет, переговариваясь и хихикая.
– Разве не было звонка? – спросила Мария Владимировна. – Вышли и зашли как положено. Постучали, спросили разрешения.
Заново зашли только наиболее адекватные. Тузов и компания «не услышали» замечание. Они расположились на «камчатке», без спросу открыли окно – задребезжало стекло.
– Мы после физ-ры! – пояснил Рамис. – Щас вонять будет.
Учительница изогнула бровь, но ничего не ответила. Села на стул и принялась листать журнал, покусывая кончик большого пальца. Турка разглядел кроваво-красные ногти.
Стало интересно: какие они на вкус, ее пальцы. Наверняка нежные и пахнут каким-нибудь мылом-кремом.
Турка никогда и никому не признался бы в собственных фантазиях. Насчет пальцев училки.
Появились Вол и Шуля. Они тоже проигнорировали просьбу выйти и зайти как надо.
– А чо? – только и ответил Вол.
– Итак, начинаем урок, – улыбнулась Мария Владимировна. – У нас интересная тема. Новейшая история. Учебники у всех есть? Сегодня я немного расскажу о большевиках, что они вообще хотели, и как зародилось революционное движение. Вообще, планирую показать вам фильм про Романовых. Это последняя правившая династия Российской империи. Знаете, что с ними произошло?
– Им поотрезали бошки! Всем! – выкрикнул Проханов. Многие загоготали.
Учительница кивнула:
– Верно. Только в следующий раз, если вы что-то знаете, лучше поднять руку. Тогда я поставлю в свой блокнотик плюсик. Накопится пять плюсиков – и это уже пятерка.
– Фига се, крутяк! – опять Проханов. Снова все засмеялись, а Мария Владимировна только вздохнула.
– Проведем перекличку.
Снова список фамилий и привычное: «Я!», «Здесь!», «Туточки!» Кто-то молча поднимал руку. У Турки в голове бродил приятный туман, и от него тяжелели веки, и голова сама легла на парту.
В открытые окна врывался прохладный ветер вместе с мельчайшими капельками измороси. Небо заметно потемнело, и на фоне стального заслона клубились серые завихрения туч.
Воздух в классе сгущался от кислых миазмов пота.
Некоторые после физкультуры не переоделись. У Березина торчали из подмышек рыжеватые волосы.
Учительница рассказывала о большевиках, о кружках каких-то. Закуток Тузова и прочих дышал шумом и смехом, пацаны что-то разглядывали под столами. У Вола щеки сделались бордово-фиолетовыми, а на шее вздулась жила. Он сидел за последней партой среднего ряда, все время нырял под крышку парты и подначивал громким шепотом: «Давай! Да давай!»
– Ау! Прекратите разговаривать, мальчики!
Ноль внимания. Учительница продолжала рассказывать про план, в какой четверти что будет. Турку из истории волновала только Великая Отечественная война, Сталин, Гитлер, великая Красная армия и ее подвиг под Сталинградом, битва на Курской дуге и так далее. Вот как раз летом Турка книгу на эту тему прочел, настоящий учебник. Да только отец сказал, что историю перевирают, а правды никто не скажет, потому что каждый тянет на себя одеяло.
Но все равно интересно. И про газовые камеры, как мучили нацисты людей в концлагерях, какие опыты над ними ставили. Жалко, что про это не рассказывают в школах. Было бы круто. Вообще, в школе порой какие-то ненужные вещи приходится учить, а самому занимательному уделяется пара строчек в параграфе.
– Да хватит уже! Попросила ведь, тише! Вы же взрослые люди. Мужчины почти! А ведете себя как малышня.
Вол хихикнул. Послышался булькающий звук. Тузов сохранял каменное выражение на своем грубом лице, Крыщ смеялся в кулак, а Рамис всхлипывал со слезами на глазах.
Мария Владимировна поплыла по ряду. Каблуки тук-тук. Тук-тук. Сегодня она тоже была в юбке, чуть более строгой. Она прошла в конец класса, внимательно глядя под крышки парт. Вол прекратил смеяться, но на дне тупых, блестящих, словно пуговки, глаз плескалось безумное веселье.
– Хватит ржать. Или, может, мне расскажете, над чем хохочете?
– А чо? – ответил Вол и почесал сальные волосы. В воздух взвилось облачко перхоти.
– Заткнись, Вол! – прикрикнул Проханов.
– Да пошел ты, – отозвался Вол и снова прыснул. Учительница внимательно оглядела банду Тузова, заглянула под парту.
– Вы чего – домогаетесь? – спросил Шуля. – Хотите мужского внимания?
Мария Владимировна выпрямилась. Краска медленно залила персиковые щеки, затем лоб, шею и грудь. Рамис, Крыщ и Вол ухмылялись. Вовка гневно поблескивал глазами в их сторону. Турка тоже развернулся и наблюдал за представлением.
– Сомневаюсь, что ты можешь мне его предоставить. Разве у тебя есть в штанах что-то мужское?
Класс мгновенно затих. Даже в пустой комнате невозможно добиться подобного эффекта. Если бы Турка сейчас закрыл глаза, он без труда мог бы представить, что находится в аквариуме. Отголоски улицы, влетавшие в окно, казались чем-то призрачным. Как медузы, они колыхались и дрожали под потолком.
После все взорвались. Кто-то гудел, кто-то свистел, некоторые хлопали в ладоши. Глаза у Шули налились кровью. Турка отметил, что обычно нездоровая бледно-желтая кожа на его скулах побагровела. А лицо у него отвратное, изрыто мелкими оспинками от уже выдавленных прыщей и только назревающих.
Пацаны и девчонки потихоньку затихли, перешептываясь.
Они ожидали нового взрыва.
– Хочешь, после уроков покажу? – тихо спросил Шуля.
Класс снова выдохнул. Как зрители на гладиаторском поединке.
Мария Владимировна ничего не ответила. Губы сузила в нитку. Тело (грудь-то, грудь) задрожало, будто сквозь него пустили легкое электричество.
– Ублюдок, – едва слышно пробормотала она, возвращаясь к столу. Шуля оскалился, а Вол нырнул под стол. В следующее мгновение у него в руке возник похожий на слизня прозрачный шарик с водой.
Вол выкрикнул что-то и швырнул презерватив вперед. Очевидно, он целил в спину учительнице. Конечно, промазал.
«Шарик» угодил в затылок одному из близнецов – возможно, Гришке, Турка не был уверен. Естественно, тонкий латекс прорвался, вода потекла по затылку, часть жидкости попала на зеленую доску и теперь блестела там, словно масло на подогретой сковороде. Близнец вскрикнул и вскочил, махая руками и отряхиваясь. Пятна расползлись по полосатой майке, воротник, спина – все мокрое.
– Эй! Какого хрена?! – Он поискал глазами обидчика, и щеки его быстро порозовели.
– Ах вы…
Еще один презерватив просвистел над собранными в пучок волосами училки. Он врезался в стену с влажным чавканьем, и в разные стороны полетели брызги.
Турка уже плохо понимал, что происходит. В такие моменты ты превращаешься в подобие камеры наружного наблюдения. Что бы ни происходило, ты просто смотришь, открыв рот. И фиксируешь, фиксируешь. Без всяких мыслей.
Вовка тряс товарища и что-то говорил. Мария Владимировна медленно встала и медленно же поплыла к задним партам. Хотя, должно быть, она сделала это очень быстро, но время будто остановилось. Ученики поворачивались, двигались, что-то говорили, откидывали голову и смеялись, ошарашенно таращили глаза, но все это беззвучно.
Как обычно, молча сидел Асламов.
Учительница толкнула Шулю в грудь. Некоторое время его стул висел в воздухе, стоя на паркете лишь задними ножками. Шуля махал руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но не смог.
Послышался скрежет, после – грохот. Шуля все-таки сложился и упал вместе со стулом. Парта тоже сдвинулась, и по полу пробежала вибрация, будто великан потряс как следует кабинет.
Снова тишина. Турка думал, что кто-нибудь из соседних классов на этаже просто обязан заглянуть в кабинет. Обэжэшник там, географ, или математичка (и по совместительству жена Олега Анатольевича), завуч, в конце концов.
Но дверь не открывалась.
Шуля быстро вскочил. Вид у него был безумный. Видимо, он не до конца понимал, что делает. Он грубо схватил Марию Владимировну за плечи и тоже толкнул, она наткнулась задом на парту, вверх взметнулись точеные ножки. Придавила кого-то на втором ряду – вроде бы как раз Алика и Шарловского. Алик поддержал учительницу и облапал.
Ведь случайно невозможно скользнуть пальцами по кофточке, а второй рукой – по обтянутому колготками бедру.
Мелькнули черные кружева. Что-то загремело. Это Вовка вскочил на ноги, поднял над головой стул и бросил в конец класса. Наверное, он хотел попасть в Шулю.
Но немного промахнулся.
Тузов успел в последний момент чуть отдернуть голову. Заточенный о паркет металлический квадратик, венчавший ножку стула, рассек ему бровь. Из пореза хлынул поток крови, и Тузов встал, закрывая лицо ладонями. Согнулся и заревел от боли – чистый бизон.
Шуля тем временем растирал поясницу и тяжело дышал, глядя на учительницу. Мария Владимировна, морщась, встала на каблуки. Она еще сильнее дрожала. Вся растрепанная, одна пуговка с кофточки оторвалась, но учительница даже не пыталась прикрыть просвечивающее сквозь ткань белье.
– Ты… ты сумасшедший!
– Первая толкнула!
– Ты кидал… презервативы с водой!
– Отвечаешь? – проревел Шуля. – ОТВЕЧАЕШЬ, ЧТО Я КИНУЛ?!
Проханов громко захохотал, и чем-то этот смех был похож на Аршавинский. Тузов тем временем выбежал из класса, по-прежнему закрывая лицо, – кровь сочилась меж пальцев, и тяжелые капли цепочкой потянулись вслед за ним. Он чуть не сорвал с петель дверь, за ним бросились и его дружки. Про Вовку они на время забыли.
– Мне все равно, кто это сделал. Вали из класса.
– ОТВЕЧАЕШЬ, ЧТО Я?! – продолжал плеваться слюной Шуля.
– Присядь, Шуля! – проорал Турка. – Присядь и заткнись!
Он почувствовал, что, если не вмешаются другие преподаватели, дело может дойти до чего-то серьезного. Шуля с грохотом отшвырнул стул в конец класса, к шкафчикам со всяким дерьмом вроде еще советских табличек и плакатов.
А многоликое существо – класс, – молча наблюдало и наблюдало, ждало развязки.
– Чо? Ты мне указываешь?!
– Я говорю – успокойся. Хватит.
– А я говорю, что щас тебе башку раскрою, – Шуля решительно обошел средний ряд. Уже через пару секунд зловонные запахи, исходящие от бывшего приятеля, защекотали Турке ноздри.
Пот, но не из-за физкультуры. Просто Шуля не очень-то часто мылся. Не только по причине врожденной неряшливости – дома у него не было ни газового отопления, ни горячей воды. И вот он очутился со своими гнилыми пеньками зубов возле носа Турки. – Указываешь мне? Повтори, что сказал! Руки убрал!
– Сядь, – Турка почувствовал, что слова бесполезны, и не стал дожидаться очередной реплики. Резко ткнул Шулю в живот, а когда тот чуть согнулся, добавил коленом в нос и тут же завалил хрипящего соперника ударом под дых.
Опять кровь. Весь паркет залит уже.
Потревоженные парты скрежетали ножками по полу, словно расстроенные виолончели. Турка навалился на Шулю и придавил коленной чашечкой дыхалку:
– Успокоился? А? – тот в ответ шипел что-то малопонятное. – УСПОКОИЛСЯ?!
Раздался еще один чавкающий звук и плеск.
Это Вол под шумок швырнул в близнеца Водовозова очередной презерватив.
– Слезь… да слезь ты… – хрипел Шуля.
Но уже как спущенное колесо, без особого энтузиазма.
Лужи, красные лужи…