Глава III
Волшебник Алеша
И главное:
таинственный термос
Но не только Вася Вертушинкин был в этот день в плохом настроении.
Да-да, взрослые тоже иногда огорчаются. В их жизни, как это ни странно, тоже бывают всякие сложности, неприятности и непредвиденные осложнения. Хотя, по-моему, большинство ребят считают, что у взрослых всегда все в порядке. На то они и взрослые.
А случилось вот что. Волшебник Алеша накануне вечером позвонил по телефону своему другу, директору зоопарка Владимиру Владимировичу. Он хотел, как обычно, поговорить с ним, расспросить, что новенького.
Разговор, однако, получился самый огорчительный, можно даже сказать – обидный.
– Завтра, завтра. В крайнем случае послезавтра, – сняв трубку, счастливым, усталым голосом сказал Владимир Владимирович. Он даже не спросил, кто с ним разговаривает.
– Ты о чем, Володя? – удивился Алексей Секретович.
– А, это ты, Алешка! – радостно воскликнул Владимир Владимирович. – Все колдуешь, ворожишь, гадаешь на кофейной гуще? Волшебством-баловством занимаешься? Не спорю, не спорю, ты, конечно, Повелитель Волшебных Ключей! И все-таки не надоело тебе? А у меня, брат, радость. Зоопарк открывается. Завтра. В крайнем случае послезавтра. Как давно я об этом мечтал, ты же знаешь!
Волшебник Алеша промолчал.
– А какие звери! – восторженно продолжал Владимир Владимирович, не обращая внимания на затянувшееся молчание своего друга. – Не мыши какие-нибудь. Ты ведь знаешь: мыши с детства терпеть не могут меня. То есть я хочу сказать, я с детства терпеть не могу мышей, просто не переношу их. Ах, если бы ты только увидал моего слона! Уверяю тебя, ты бы просто умер от восторга! Только что из Африки, прямо-таки еще тепленький… А крокодил! Зеленый, как огурчик… А лев! Что за грива! Чудо, роскошь! Что-то в ней такое буйное, дикое, первозданное. Именно о такой работе я мечтал, о настоящей, живой в полном смысле этого слова! Понимаешь?
Волшебник Алеша ничего не ответил. Он молча положил трубку на рычаг, так осторожно, словно она была стеклянной.
Его друг Владимир Владимирович всегда слегка подсмеивался над его профессией. Но так откровенно, так грубо… Как он мог?.. Неужели он не чувствовал: каждое его слово ранит волшебника Алешу, вонзается в него, как острейший кинжал?
Волшебник Алеша долго сидел в кресле ссутулившись, уставившись в одну точку. Настольная лампа мягко освещала детские рисунки на стене. Елки, похожие на зеленые юбочки. Девочку с тремя голубыми глазами.
«С джинном, что ли, поболтать? Может, хоть немного на душе легче станет, – подумал волшебник Алеша. – Тоже вот, подкинул мне сокровище Секрет Тайнович. Что мне с ним делать? Чем его развлечь?»
Уже прошел месяц, как волшебник Алеша забрал джинна к себе. За это время несчастный джинн весь извертелся в кувшине от скуки и безделья. Локтями и коленками протер до дыр ветхий от древности медный кувшин. Надо было подыскать ему какой-нибудь новый сосуд.
– О я несчастный, бездомный! – всхлипывал и причитал капризный джинн. – Тебе, конечно, все равно. А каково мне, горемыке, остаться без родного кувшина!
Но выход нашелся неожиданно легко. Джинна просто очаровал голубой термос, стоявший на кухне у волшебника Алеши.
– Уж до того гладенький! – умилился джинн, в первый раз забравшись в термос. – А пробочка! Клянусь вечностью, никогда еще меня так крепко не закрывали.
На том и порешили. Волшебник Алеша начертал на голубом термосе волшебные знаки, чтобы взбалмошный джинн не мог выбраться наружу когда ему вздумается. Жизнь понемногу наладилась, и скоро джинн привязался к волшебнику Алеше всем сердцем.
Итак, волшебник Алеша достал с полки голубой термос. Смахнул с него пыль рукавом, вздохнул и негромко проговорил заклинание:
Джинн, яви свою мне верность
И покинь сейчас же термос!..
Он отвинтил пластмассовую крышку, вытащил пробку…
Послышался нарастающий гул, свист и грохот, словно электричка на полной скорости вылетела из туннеля.
Разбрасывая колючие хвостатые искры, из горлышка термоса вырвалась тонкая струйка дыма. Разрастаясь, она поднялась до потолка, сгустилась, темнея, и превратилась в огромного джинна в полосатой чалме.
Настольная лампа испуганно мигнула и погасла. Померк светлый экран телевизора.
Комната погрузилась в темноту. Но джинна без труда можно было разглядеть и в кромешной тьме. Глаза его жгли и светились, как раскаленные угли. Казалось, стены комнаты раздвинулись, а потолок выгнулся дугой под напором его тяжелой головы и грузных, узловатых плеч.
– Что прикажешь, о повелитель? – громоподобно вопросил джинн.
В буфете тонкими птичьими голосами заговорили рюмки на высоких ножках.
– Опять из-за тебя пробки вылетели, электричество погасло! – с досадой пробормотал волшебник Алеша. – Ну что ты, честное слово, не можешь нормально появиться из термоса?
Джинн виновато склонил могучую голову, и полосатая чалма съехала ему на нос.
Волшебник Алеша принес из кухни табурет и, негромко ворча, что с джиннами лучше не связываться, такой уж это беспокойный народ, принялся чинить пробки.
На этот раз джинн сразу почувствовал, что волшебник Алеша чем-то смущен и опечален.
– Ты грустен, мой повелитель? – робко спросил джинн, стараясь сдержать раскаты могучего голоса.
Волшебник Алеша, пригорюнившись, уселся в кресло.
– Понимаешь, все мои друзья считают, что волшебство – это баловство, не более того. Даже милиционер Толя и мой самый близкий друг директор зоопарка…
Джинн резко выпрямился. Ухом задел хрустальную люстру. Заскрипели и зазвенели пыльные подвески.
– Позволь, о повелитель, я низвергну в бездну и милиционера Толю, и даже директора зоопарка! – взревел джинн.
Но волшебник Алеша только безнадежно покачал головой:
– Что ты! Это же прекрасные люди. Они вправе иметь свое мнение. Да я и сам, что уж тут скрывать, последнее время нет-нет да и подумаю: уж не бросить ли мне волшебство и не заняться ли чем-нибудь?..
Волшебник Алеша не договорил.
Огромный джинн с грохотом упал на колени. Куски ветхого дубового паркета брызнули из-под его колен во все стороны.
– Опомнись, о повелитель! – заголосил джинн. Слезы, похожие на огненные груши, закапали из его глаз, оставляя на полу обугленные, дымящиеся по краям дыры. – Если не будет волшебников, то зачахнут и умрут все сказки. Они уснут и больше никогда не проснутся. А обо мне ты подумал? Нет, тебе все равно! Стоит ли беспокоиться, тратить драгоценное время?.. Пошел вон, дряхлый, никому не нужный джинн… Прощай, мой милый гладенький термос, где я мечтал провести столько уютных тысячелетий!..
– Да не переживай ты раньше времени, – с досадой сказал волшебник Алеша. – Я ведь еще ничего не решил.
Джинн жалобно всхлипнул и вытер нос кулаком.
– Позволь мне вернуться в мой родной термос, где мне осталось нежиться так недолго… – простонал он. – Я хочу в тишине отдаться своей горькой печали, излить в стенаниях жгучую скорбь…
– Ну уж, так сразу «жгучая скорбь», «стенания»! – недовольно поморщился волшебник Алеша. – Какие вы, джинны, право, нежные. Уж слова вам не скажи!.. Впрочем, если хочешь назад в термос, изволь!..
Волшебник Алеша, думая о чем-то своем, проговорил:
Джинн, яви свою мне верность
И вернись обратно в термос!..
Джинн сначала одной ногой осторожно ступил в термос, потом второй. Сложив над головой руки, он начал медленно втягиваться в узкое горлышко. Очертания его затуманились. Потом он сделался прозрачным, зыбким, словно жидкое стекло. Сквозь него стала видна дверь, ведущая на кухню. И наконец, тонкой струйкой дыма он исчез в термосе.
– Крышку закрой, в спину дует… Ты, конечно, хочешь, чтобы я простудился, как в прошлый раз?.. – послышался из термоса слабый, плачущий голос и сдавленный кашель.
Волшебник Алеша завинтил крышку. Стоны, всхлипывания и кашель затихли.
«Конечно, нервы, – невесело подумал волшебник Алеша. – Тоже ведь живое существо, что ни говори. А я его еще огорчил: сказал, что хочу бросить свое древнее ремесло. Поневоле разнервничаешься… Как вы считаете? О, несомненно!..»
У волшебника Алеши была привычка самого себя спрашивать: «Как вы считаете?» – и самому себе отвечать: «О, несомненно!»
Волшебник Алеша потушил настольную лампу и распахнул окно, чтоб выветрился запах дыма и паленого паркета.
Светила полная голубая луна. Прохладные лучи легли на стену. Наверно, луна тоже любила детские рисунки.
Елки, похожие на зеленые юбочки, засеребрились и задрожали в голубом лунном свете.
А нарисованная девочка, казалось, посмотрела на волшебника Алешу с упреком всеми своими тремя большими немигающими глазами.