Вы здесь

Учение о составе преступления в уголовном праве России и Китая. Часть Первая. Учение о составе преступления в уголовном праве России ( Коллектив авторов, 2009)

Часть Первая. Учение о составе преступления в уголовном праве России

Раздел I. Понятие состава преступления

Глава 1. Этапы становления учения о составе преступления

В Средние века (XVI–XVII вв.) термин Corpus delicti (с лат. основа, существо преступления, остов, состав преступления) употреблялся в сугубо процессуальном смысле. Им обозначали различные внешние следы преступления, «которые носил на себе объект преступления»[1], например труп убитого, орудия и средства совершения преступления, следы крови и т. д., «т. е. вообще совокупность тех признаков, по которым бы можно было удостовериться в действительном совершении преступления, чтобы затем перейти к специальному разысканию преступника»[2]. Видимо, именно этим обстоятельством можно объяснить тот факт, что на протяжении довольно значительного времени в уголовно-правовой литературе составу преступления почти не уделялось внимания – о нем либо вовсе не упоминалось, либо говорилось вскользь. Так, известный русский ученый Н. Д. Сергеевский в пособии к лекциям по уголовному праву избегал использования словосочетания «состав преступления», и лишь в главе второй отдела IV «Приложение наказания к преступному деянию» коснулся обстоятельств, принадлежащих «к составу судимого деяния»[3]. Н. С. Таганцев определял состав преступления как «совокупность характеристических признаков преступного деяния, состоящих из двух взаимосвязанных групп: объективных и субъективных»[4].

В конце XVIII – начале XIX в. этому термину стали придавать уголовно-правовое значение, что связывается с активной кодификацией уголовного права и появлением Особенной части в структуре уголовного законодательства[5]. Вначале данное словосочетание появилось в лексиконе немецких криминалистов, которые перевели Corpus delicti как Thatbestand (Tatbestand) и использовали в смысле совокупности необходимых объективных признаков преступления. Длительное время процессуальное происхождение Corpus delicti, его «родимые пятна» сказывались на содержании этого понятия в уголовном праве, вот «почему из учения о составе преступления обыкновенно исключали учение о субъективных условиях виновности»[6]. Получалось, что вопрос о вине, о субъективных (внутренних) признаках совершенного деяния не охватывался учением о составе преступления. Например, крупнейший, по определению Н. Д. Сергеевского[7], представитель юриспруденции этой эпохи, баварский криминалист Ансельм Фейербах, который был последователем кантианской философии с ее бескомпромиссным противопоставлением объективного субъективному, относил к Tatbestand только объективные признаки преступного деяния, а субъективные свойства (вину) выводил за пределы состава преступления, рассматривая их в качестве второго (наряду с Tatbestand) самостоятельного условия наступления уголовной ответственности и наказуемости лица, совершившего преступление[8].

Постепенно, однако, ряд немецких криминалистов стали трактовать содержание Tatbestand более широко, с включением в него всех необходимых, и объективных, и субъективных, признаков преступного поведения. Так, еще один известный немецкий ученый-криминалист А. Ф. Бернер, являвшийся последователем гегелевской философии, признававшей единство объективного и субъективного, субъекта и объекта, включал в состав преступления и объективное свойство (действие, бездействие), и субъективное свойство деяния – вину лица[9]. Вместе с тем, по свидетельству А. Н. Трайнина, и в этот период в курсах буржуазного уголовного права Листа, Видаля, Ру и других авторов учению о составе преступления отводилось по нескольку строк. А в значительной по объему работе К. Кенни «Основы уголовного права» состав преступления как понятие вообще не упоминается[10].

Помимо проблемы соотнесения Tatbestand с субъективными свойствами преступного деяния в немецкой доктрине не получал однозначного разрешения вопрос о соотношении состава преступления (Tatbestand) и собственно преступления. И это не случайно, ибо оставался открытым вопрос о том, что же такое состав преступления. В итоге одни юристы отождествляли эти понятия, считали их синонимичными, полагая, что «состав преступления» – это лишь иное наименование преступления[11], другие придавали им разную роль и содержание. В конечном счете учение о составе преступления активно не разрабатывалось, «сама проблема предавалась забвению, особенно чувствовалось это в учебной литературе»[12].

Данная проблема (среди прочих) «перекочевала» в уголовно-правовую теорию России, когда к середине XIX в. российские криминалисты восприняли и ввели в научный оборот Tatbestand, звучавший в переводе на русский язык как состав преступления. Он трактовался доктриной в широком смысле этого слова в качестве определенного числа необходимых объективных и субъективных признаков, которое не может быть ни увеличено, ни уменьшено. Но и в России спектр отношений к рассматриваемому юридическому термину был достаточно широк – от полного его отрицания (по тем мотивам, что ни в одной другой науке он не используется, следовательно, и уголовное право может без него обойтись) до признания важной роли данного понятия. Однако масса неясных вопросов оставалась, а внимания им, как и в целом составу преступления, в дореволюционной русской правовой литературе уделялось крайне мало. По свидетельству А. Н. Трайнина, в учебнике проф. Н. Д. Сергеевского и в курсе уголовного права проф. Н. С. Таганцева, в котором подробно излагалось учение о преступлении, вопросы состава преступления не разрабатывались. Учебники профессоров С. В. Познышева и П. П. Пусторослева уделили этим вопросам всего одну страницу, а учебник Э. Немировского, вышедший в 1918 г., учения о составе преступления не затрагивал вовсе[13].

Не баловал использованием этого термина и законодатель: вплоть до 1958 г., когда были приняты Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик[14] (а в последующем – уголовные кодексы союзных республик), ни один законодательный акт уголовно-правового содержания понятием состава преступления не оперировал[15].

Заметный всплеск интереса в отечественной науке уголовного права к учению о составе преступления наметился во второй половине 40-х – 50-х годах, в период опубликования А. Н. Трайниным трех монографий, посвященных итогам исследования автором означенной проблематики[16]. Последовала серия статей и монографических работ, в которых попутно или специально рассматривались дискуссионные вопросы учения о составе преступления[17]. Полемика продолжилась на страницах юридической печати и в 60-х годах[18].

Тем не менее наметились серьезные расхождения среди ученых, и по настоящее время не решен ряд вопросов о понятии состава преступления и его роли в уголовном праве. К числу таких вопросов относятся:

1. О соотношении состава преступления с преступлением. Как уже ранее упоминалось, в буржуазной науке встречались попытки рассматривать эти понятия как синонимичные. «Многие считали, что “состав преступления” – это лишь иное наименование преступления»[19]. В советской теории уголовного права почти единогласно признавалось, что речь идет о несовпадающих явлениях и их понятиях[20], хотя и весьма близких, но на этом близость позиций и заканчивается. Так, по мнению А. А. Пионтковского, понятие преступления выражает социально-политическую сущность преступного, а состав преступления – это правовое, юридическое понятие[21]. Вряд ли это верно, ибо, как замечает В. Е. Жеребкин, «оба понятия в равной мере являются политическим и юридическим»[22]. Столь же спорно и то, что преступление и состав преступления, их понятия соотносятся как род и вид[23]. Думается, состав преступления (кражи, грабежа, убийства и т. д.) является продуктом мыслительной деятельности законодателя, логической структурой, передающей основное содержание понятия преступления (кражи, грабежа, убийства и т. д.). Что же касается преступления, конкретного его вида (кража, грабеж, убийство и т. д.), то это материальный объект, то, что реализуется субъектом преступления в жизни, наносит существенный вред (или создает реальную угрозу нанесения такого вреда) объектам уголовно-правовой охраны.

2. О содержании (элементах) состава преступления. «Господствую щей является позиция, согласно которой состав преступления образуют четыре группы признаков, которые характеризуют объект, объективную сторону, субъективную сторону преступления и субъекта»[24]. Вместе с тем в уголовно-правовой теории не раз высказывались мнения о том, что в состав преступления не должны включаться признаки объекта посягательства[25], объекта и субъекта преступления[26], субъекта преступления (вменяемость и возраст)[27], причинная связь, вина[28]. «Что же остается в составе? – резонно задавали вопрос М. Д. Шаргородский и Н. С. Алексеев, – … фактически ликвидируется изучение общего состава преступления»[29]. Существуют мнения о трехчленной структуре состава преступления, а именно: «объект – деяние – субъект»[30], и даже о двучленной его структуре: «объективная сторона – субъективная сторона»»[31].

3. Об уголовно-правовом значении состава преступления. Превалирует мнение, что состав преступления – это совокупность предусмотренных уголовным законом объективных и субъективных признаков, необходимых и достаточных для признания определенного общественно опасного поведения в качестве преступного. Таким образом, состав преступления как юридическое понятие преступного выступает весомой юридической гарантией привлечения к уголовной ответственности лишь при наличии оснований, зафиксированных в уголовном законодательстве.

В этом плане уголовно-правовая доктрина и законодатель в свое время совершенно правильно отвергли рекомендацию В. С. Тадевосяна, предлагавшего «не детализировать в кодексе составы преступлений, а по возможности излагать их в обобщенном виде», называя в статье Особенной части лишь вид преступления (кража, мошенничество, убийство и т. д.), без раскрытия его существенных объективных и субъективных признаков[32].

Открытие такого правового феномена, как состав преступления, сродни созданию в химии таблицы Менделеева. Благодаря ему можно вести речь о юридической структуре такого явления, как преступление, осознанно в законодательном порядке определиться с кругом элементов, которые должны присутствовать при описании в законе соответствующего вида преступного деяния, ставить вопрос о наполнении (конкретизации) этих элементов определенным кругом признаков, о включении их в предмет доказывания по уголовному делу[33]. Наконец, без оперирования категорией состава преступления невозможно решение вопроса об основании уголовной ответственности (ст. 8 УК РФ)[34], равно как и осуществление квалификации преступления: соотнесения признаков содеянного с признаками, указанными в Уголовном кодексе, и констатации их совпадения или несовпадения. 4. Об общем составе преступления (общем понятии состава преступления). Если отвлечься от споров терминологического характера, то трудно согласиться с точкой зрения о том, что понятие общего состава преступления «является надуманным, а с точки зрения судебной практики – ненужным»[35], равно как и общее понятие состава преступления. Общее понятие состава преступления – это абстракция; оно объемлет собой тот минимум необходимых признаков, который присущ всем составам преступлений без исключения. Так, обычно констатируют, что к обязательным признакам объективной стороны преступного поведения относится действие (бездействие)[36], субъективной стороны – вина лица в форме умысла или неосторожности, к обязательным признакам субъекта – физический признак, вменяемость и достижение лицом установленного уголовным законом возраста. И только относительно объекта преступления обычно ограничиваются указанием на то, что каждый состав преступления содержит в себе характеристику объекта преступления, без него нет ни преступления, ни его состава[37].

Известно, однако, что понятие объекта преступления объемлет различные виды объектов, выделяемых по вертикали (общий, родовой и т. д.) и по горизонтали (основной, дополнительный и т. д.), а также предмет преступного посягательства и потерпевшего. Что из этого присутствует непременно в каждом составе преступления? Представляется, что из выделяемых по горизонтали видов общественных отношений (блага, интереса) обязателен в каждом без исключения составе основной объект, т. е. тот, который всегда нарушается определенным видом преступного поведения и ради охраны которого законодателем создана соответствующая уголовно-правовая норма[38].

Таким образом, на уровне общего понятия состава существуют шесть его признаков, без которых немыслим ни один состав преступления. Это: основной объект; действие или бездействие; вина; физический признак субъекта преступления, его вменяемость и возраст.

Из сказанного следует, что общее понятие состава преступления как абстракция позволяет поставить осмысленно вопрос о том, что входит в содержание каждого без исключения состава преступления, применив «метод обобщения признаков, свойственных всем конкретным составам преступлений…»[39].

5. Деление составов преступлений на виды. Пожалуй, наиболее дискуссионным является вопрос о выделении в теории российского уголовного права материального, формального и усеченного составов преступлений. В преступлении с материальным составом вредные последствия названы законодателем в качестве обязательного признака состава преступления (лишение жизни, хищение, вред здоровью той или иной тяжести, существенный вред, тяжкие последствия и т. д.). В преступлении с формальным составом указание на вредные последствия отсутствует, равно как и в законодательном описании преступлений с усеченным составом, где к тому же и действие не «развернуто», дано в урезанном виде.

Большинство российских ученых признают целесообразность выделения этих видов составов. Другое дело, что их понимание разнится. Так, одни из них применительно к формальным составам говорят о «беспоследственных» преступлениях[40], что вряд ли верно. Это то же, что утверждать, что существуют преступления вне времени, места и обстановки их совершения. Если и вести речь о выделении трех указанных групп составов преступлений, то только применительно к составам преступлений, которые различно конструируются законодателем, – в частности, материальных и формальных, – «в зависимости от включения или невключения наступления вредных последствий в число признаков, характеризующих объективную сторону преступления»[41]. Соответственно сторонники этой позиции полагают, что в формальных составах вредные последствия выступают в качестве факультативного, необязательного признака состава преступления (В. Д. Меньшагин, В. Н. Кудрявцев, Т. В. Церетели, В. И. Курляндский и др.).

Противники такого деления не согласны с данной постановкой вопроса. По их мнению, вредное последствие является обязательным признаком любого состава, но применительно не ко всякому преступлению оно подлежит специальному доказыванию в суде[42]. «В так называемых “формальных” преступлениях, – утверждает Н. Ф. Кузнецова, – преступные последствия не требуют особого доказательства, а в “материальных” они доказываются судом специально, отдельно от действий»; вместе с тем «преступное последствие является обязательным элементом состава преступления[43]. Даже если бы дело обстояло именно так, то и тогда трудно согласиться с утверждением, что спор идет больше о словах и различие между материальными и формальными составами «непринципиально и не заслуживает того большого внимания, которое ему уделяется в нашей литературе»[44]. То обстоятельство, что в одном случае специальное доказывание требуется, а в другом – нет, подсказывает, что такое положение возникает не на пустом месте, существуют какие-то особенности отражения вредных последствий в законе.

По мнению А. Н. Трайнина и его сторонников, эти особенности заключены в том, что преступное последствие: а) может носить нематериальный характер и потому трудно фиксируемо в законодательстве и на практике, к тому же б) оно сливается с деянием (например, при клевете или оскорблении). По нашим подсчетам, в действующем Уголовном кодексе РФ свыше половины составов преступлений – формальные, т. е. в них вредные последствия четко не обозначены. Но, во-первых, такие последствия не всегда носят нематериальный характер. Например, производство и сбыт немаркированных товаров или продукции, совершенные в крупном размере (ст. 1711), – это экономическое преступление, способное причинить крупный материальный ущерб потребителю и в целом обществу, однако признак материального ущерба в качестве конститутивного в статье не указывается. Во-вторых, не всегда в законе последствия сливаются с действием. Так, в ст. 2153 в качестве альтернативного криминообразующего признака называется нарушение нормальной работы, которое возникло либо могло возникнуть. Тем самым закон различает фактически наступающие вредные последствия («повлекло нарушение») и угрожаемые («могло повлечь»). Во втором случае нет «материального» состава, поскольку наступление вреда не выступает обязательным требованием для такого преступления, как приведение в негодность нефтепроводов, нефтепродуктопроводов и газопроводов, а потому немыслимо слияние действия (бездействия) и вредного последствия. Такого слияния в законе и не происходит.

Отсюда связывание формальных составов с нематериальным вредом, а по характеру описания в законе – влекущих слияние с деянием (действием, бездействием), от которого якобы невозможно отделить вредные последствия, недостаточно обоснованно, хотя, видимо, вполне мыслимы и ситуации, о которых говорят противники рассматриваемого деления.

Столь же спорны доводы против выделения «усеченных» составов, к каковым теория и практика относят, в частности, разбой, вымогательство, бандитизм, пиратство, получение права на чужое имущество при мошенничестве.

Как отмечается в отечественной уголовно-правовой литературе[45], проблема «усеченных» составов уходит своими корнями в работы немецких криминалистов конца XIX и начала ХХ в. (Биндинга и др.). В дореволюционном праве России эта проблема обсуждалась в работах А. М. Круглевского и С. П. Мокринского[46]. В советское время об «усеченных» составах писал ряд ученых и практических работников: Н. Д. Дурманов, М. Д. Шаргородский, Н. Меркушев, Н. Дворкин и др.[47] По мнению сторонников признания «усеченных» составов, конструкция последних – это законодательно-технический прием, используемый в целях активизации борьбы с отдельными категориями опасных преступлений. Законодатель сознательно переносит момент окончания таких преступлений на более раннюю стадию – приготовления или покушения на преступление, хотя фактически преступление, как правило, продолжается. Имеет место так называемая юридическая фикция.

Сообразно этому Н. Д. Дурманов писал, что «об оконченном преступлении можно говорить в двояком смысле: или в смысле конструкции оконченного преступления в законе, то есть в соответствующей статье Особенной части, или же в смысле определения конкретного оконченного преступления в судебной практике»; «судебная практика… при определении оконченного преступления исходит из характера формулировки состава данного преступления в статье Особенной части советского уголовного закона»[48].

Другие авторы, возражая Н. Д. Дурманову, указывают, что судебная практика понимает оконченное преступление «так, как законодатель формулирует составы преступлений»[49]. Но против этого никто и не спорит. Речь идет о том, что разбой согласно закону полагается оконченным с момента нападения и применения насилия, опасного для жизни или здоровья, а фактически (в жизни, в реальности) это преступление не ограничивается нападением в целях хищения, а продолжается до реального изъятия и завладения чужим имуществом. Значит, существует временной разрыв между моментом окончания посягательства в юридическом смысле и фактическим его окончанием. Законодатель намеренно (искусственно) передвигает момент окончания разбоя и других преступлений с фактического окончания на более раннюю стадию – покушения либо (в других случаях) приготовления. Так, бандитизм определяется в законе (ст. 209 УК РФ), в частности, как создание банды в целях нападения на граждан или организации. Здесь законодателем окончание преступления связывается со стадией приготовления. «Создание вооруженной банды, – сказано в абз. 2 п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. № 1, – является в соответствии с ч. 1 ст. 209 УК РФ оконченным составом преступления (курсив наш. – Л.К.) независимо от того, были ли совершены планировавшиеся ею преступления»[50].

Вместе с тем, во-первых, следует согласиться, что терминологические наименования – материальные, формальные, «усеченные» составы – не совсем удачны, поскольку неадекватны содержанию отражаемых ими терминов. Путь здесь только один – совершенствование обозначений. Во-вторых, что «практический смысл всякой теоретической проблемы уголовного права определяется тем, способствует ли эта проблема задачам точной квалификации преступлений и индивидуализации виновных или нет»[51]. Н. Ф. Кузнецова далее утверждает, однако: «Концепция деления преступлений на „формальные“ (беспоследственные составы) и „материальные“ (с последствиями) мало чем помогает (курсив наш. – Л.К.) при решении этих вопросов».

Если даже это так, то все-таки – помогает и, заметим, вопреки утверждению «мало чем», – в немалой степени. Трехчленное деление ценно тем, что оно позволяет правоприменителю в процессе квалификации преступления правильно установить юридический момент окончания посягательства. Если законодатель связывает момент окончания последнего с наступлением последствий (преступление с материальным составом), преступление может считаться оконченным только при наступлении вредных последствий. Если посягательство сконструировано в законе по типу формального состава, оно полагается оконченным при совершении деяния (действия, бездействия), например оскорбление, клевета, заведомо ложный донос, побег, дезертирство, самовольная отлучка. Если налицо «усеченный» состав, то момент окончания преступления законодатель связывает с покушением или – в других случаях – со стадией приготовления к преступлению (юридическая фикция, поскольку фактически преступление продолжается). Разве сказанное не способствует квалификации преступлений, а равно индивидуализации ответственности и наказания?

Отрицание факта существования анализируемых конструкций наносит, безусловно, ощутимый урон и теории, и практике. В частности, вместо назревшей дискуссии об уточнении границ понятия каждой из трех конструкций, их разновидностей (в частности, нуждается в выделении конструкция преступления с формально-материальным составом, например ст. 2153), об унифицировании взглядов на момент окончания преступлений с формальным и «усеченным» составами и т. д., ведется, как представляется, малопродуктивная дискуссия по вопросу, существуют в природе такие конструкции либо же нет. Вопрос сам по себе, может, и важный, но не пора ли делать серьезный шаг вперед? Нетрудно заметить, что простой констатации использования законодателем различных конструкций в зависимости от его решения по определению момента окончания преступления явно недостаточно: в одних нормах этот момент связывается с фактическим наступлением последствий, в других – с угрозой их наступления, в третьих – с совершением действий (бездействия), причем оказавшихся успешными для виновного, хотя и не повлекших преступных последствий (о них не говорится в диспозиции статьи), в четвертых – с формальным моментом окончания деяния, в пятых – с совершением хотя бы части деяния, описанного в законе, в шестых – с приготовительными действиями. Если оставаться в рамках выделяемых трех конструкций, необходимо четче определить разграничительные линии между ними и объем каждого понятия, а затем обрисовать их разновидности. Нуждаются в дополнительном осмыслении причины, побуждающие законодателя прибегнуть к одной из шести разновидностей конструкции состава, равно как и то, насколько обоснованно толкуется момент окончания преступления применительно к той или иной конструкции его состава.

Анализ УК РФ 1996 г. показывает, что доля материальных составов в нем относительно невелика. Это позволяет сделать ряд важных выводов. Во-первых, далеко от действительности утверждение, приводимое в ряде учебников и курсов по уголовному праву, что последствия (а отсюда и причинная связь) – обязательный признак всякого состава преступления (Р. Р. Галиакбаров, В. Д. Филимонов, Н. Ф. Кузнецова и др.). Ведь они фигурируют менее чем в половине составов, а отсюда последствия – столь же факультативный признак, как и способ, орудия и средства совершения преступления и т. д. Во-вторых, поскольку последствия – один из важнейших криминообразующих признаков, сомнительно столь редкое применение в законодательстве конструкций материального состава. В-третьих, необходимо большее внимание теории и практики к иным (помимо материальных) видам состава преступления. Особенно в части определения момента окончания посягательства. В одних случаях судебно-следственная практика в этих вопросах уже определилась. Скажем, относительно составов создания опасности (таковых в УК РФ около 20) сложилось твердое мнение, что речь идет о возникновении «такой ситуации либо таких обстоятельств, которые повлекли бы предусмотренные законом вредные последствия, если бы не были прерваны вовремя принятыми мерами или иными обстоятельствами, не зависящими от воли причинителя вреда. Угроза при этом предполагает наличие конкретной опасности реального причинения вреда…» (п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 ноября 1998 г. № 14 «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения»)[52]. Когда речь идет о конструкции состава, где окончание преступления связывается с совершением фактически приготовительных действий (организацией незаконного вооруженного формирования, созданием банды, преступного или экстремистского сообщества и т. д.), то состав полагается осуществленным в момент возникновения такого объединения, наделенного всей совокупностью присущих ему признаков (см., например, п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм»). Если деяние характеризуется в уголовном законе как «посягательство», «требование», «призывы» и т. п. (разбой, вымогательство, призывы к неподчинению), его окончание определяется моментом нападения, предъявления требования, озвучивания призывов и т. д.

Сложнее оценить ситуации, когда в диспозиции статьи действие обозначается отглагольными существительными: «воспрепятствование», «вмешательство», «выращивание», «привлечение», «вовлечение», «фальсификация», «изготовление», «принуждение» и т. п. Ясно, что речь идет о процессе осуществления деяния, имеющем, следовательно: а) протяженность во времени, б) незавершенный или завершенный характер, в) а при завершении – как успешный, так и безуспешный. Как в этом случае определить момент окончания преступления?

Юристы в этом вопросе расходятся во мнениях. Скажем, полагаются оконченными: изнасилования – «с момента начала полового акта, акта мужеложства, лесбиянства и иных действий сексуального характера… независимо от их завершения и наступивших последствий» (п. 5 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. № 11 «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»)[53], незаконные охота и рыболовство – с момента начала добычи, «независимо от того, были ли фактически добыты водные животные или растения, рыба или иные животные» (п. 17 упомянутого постановления № 14), угон транспортного средства – с момента отъезда с места, на котором оно находилось (п. 15 постановления Пленума Верховного Суда от 22 октября 1969 г. № 50 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения (ст. 211, 211.2, 148.1 УК РСФСР)[54], изготовление фальшивых денежных знаков или ценных бумаг – с момента готовности хотя бы одной такого рода единицы (п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 апреля 1994 г. № 2 «О судебной практике по делам об изготовлении или сбыте поддельных денег или ценных бумаг»)[55], взяточничество – с момента принятия получателем хотя бы части взятки (п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе»)[56], посев запрещенных к возделыванию растений – «с момента посева независимо от последующего всхода либо произрастания растений» (п. 29 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами»)[57], и т. д. Иначе говоря, в одних случаях момент юридического окончания деяний связывается с началом осуществления деятельности, в других – с ее физическим завершением, в третьих – с успешным (хотя бы частично) итогом для виновного.

О неустойчивости мнения практики свидетельствует ее позиция и по составам вовлечения несовершеннолетних в антиобщественные действия. Одно время предлагалось считать преступление оконченным, если воздействие на подростка было успешным, в противном случае действия взрослого должны были расцениваться как покушение на вовлечение (п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 16 по делам о преступлениях несовершеннолетних)[58], в 2000 г.


Пленум связал окончание этого преступления с моментом «вовлечения… независимо от того», совершил ли подросток противоправные действия (п. 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних»)[59].

Изложенное свидетельствует о необходимости выработать единый подход к конструкциям «нематериальных» составов преступлений. Думается, он должен заключаться в следующем: если из текста закона не вытекает иного, преступление надлежит полагать оконченным с начального момента осуществления действий в отношении основного объекта преступления. Скажем, браконьерство – с момента начала добычи зверя, птицы, растения, изнасилование – полового акта, вовлечение – воздействия с преступными намерениями и т. д.

Глава 2. Понятие состава преступления в современной доктрине уголовного права

§ 1. Понятие, структура и значение состава преступления

Обращаясь к анализу понятия состава преступления, следует отметить, что вплоть до принятия УК РФ 1996 г. это понятие было научным, а в уголовном законодательстве не только не формулировалось, но и почти не упоминалось. Единственным исключением была ст. 16 УК РСФСР 1960 г., в которой говорилось об условиях уголовной ответственности при добровольном отказе от совершения преступления – «если фактически совершенное деяние содержит состав иного преступления». Вместе с тем понятие состава преступления активно использовалось высшими судебными органами СССР и РСФСР, в частности в постановлениях Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР по конкретным категориям уголовных дел. Так, в п. 3 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972 г. № 4 «О судебной практике по делам о хищениях государственного и общественного имущества» говорилось: «От состава этого преступления (выделено нами. – В. К.) суды должны отличать такое злоупотребление служебным положением, которое, хотя и было совершено по корыстным мотивам и причинило материальный ущерб государству или общественной организации, однако не связано с безвозмездным обращением социалистического имущества в свою собственность или собственность других лиц (например, сокрытие путем запутывания учета недостачи, образовавшейся в результате халатности; временное пользование имуществом без намерения обратить его в личную собственность или в собственность других лиц)». А в п. 14 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 марта 1966 г. № 31 «О судебной практике по делам о грабеже и разбое» отмечалось: «Наличие состава разбоя (выделено нами. – В. К.) или грабежа, соединенного с насилием, следует признавать в случаях, когда насилие являлось средством завладения имуществом либо средством его удержания».

Вплоть до принятия УК РСФСР 1960 г. в доктрине уголовного права господствовало понятие состава преступления, сформулированное А. Н. Трайниным: «Состав преступления есть совокупность всех объективных и субъективных признаков (“элементов”, которые согласно советскому закону определяют конкретное общественно опасное для социалистического государства действие (бездействие) в качестве преступления»[60]. Не изменились принципиально научные воззрения на понятие состава преступления и во второй половине XX в. в период действия УК РСФСР 1960 г. Так, А. А. Пионтковский считал составом преступления «совокупность признаков, характеризующих по советскому уголовному законодательству определенное общественно опасное деяние как преступление»[61]. По мнению В. С. Прохорова, состав преступления – это совокупность установленных советским уголовным законом признаков определенного общественно опасного деяния[62]. М. П. Карпушин и В. И. Курляндский считали, что «общее определение состава преступления может быть сформулировано как совокупность признаков, с помощью которых уголовный закон определяет посягательство как преступное»[63].

В настоящее время понятие состава преступления используется не только в российской уголовно-правовой науке, но и в уголовном законодательстве России (УК РФ 1996 г.). Так, в ст. 8 УК, определяющей основание уголовной ответственности, говорится: «Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом». Законодательное упоминание о составе преступления мы находим и в уголовных кодексах некоторых бывших республик Советского Союза, ныне – самостоятельных государств. Так, в ст. 51 УК Республики Молдова 2002 г. «Основания уголовной ответственности» предусматривается: «Реальным основанием уголовной ответственности являются совершённые вредные деяния, а юридическим основанием уголовной ответственности служат признаки состава преступления, предусмотренные уголовным законом». Данный Кодекс (ст. 52) описывает и само понятие состава преступления: «(1) Состав преступления представляет собой совокупность установленных уголовным законом объективных и субъективных признаков, квалифицирующих вредное деяние как конкретное преступление. (2) Состав преступления является юридическим основанием для квалификации преступления в соответствии с конкретной статьей настоящего Кодекса».

После принятия УК РФ 1996 г. в одной из первых работ, посвященных этой проблематике, И. Я. Гонтарь писал: «Состав преступления является содержащимся в уголовном законе описанием признаков общественно опасного деяния. Не совокупность признаков, установленных, предусмотренных в уголовном законе, как это принято утверждать, а описание этой совокупности признаков»[64].

В одном из первых учебников 1997 г. академик В. Н. Кудрявцев охарактеризовал состав преступления как «совокупность признаков общественно опасного деяния, определяющую его согласно уголовному закону как преступное и уголовно наказуемое»[65]. Впоследствии мнение о составе преступления как совокупности установленных законом объективных и субъективных признаков, характеризующих общественно опасное деяние как конкретное преступление (или по другой позиции – как преступление), утвердилось среди большинства авторов[66]. Последователей понимания состава преступления как законодательной модели в уголовно-правовой литературе именуют представителями нормативистской теории состава преступления[67].

Второе направление понимания состава преступления как реального состава преступления в российской уголовно-правовой науке наиболее ярко представлено в работах известного ученого, одного из соавторов данной книги профессора Н. Ф. Кузнецовой[68]. По ее мнению, концепция реального состава преступления исходит из того, что состав – это структурированное по четырем подсистемам ядро (основа, сущность) преступления, состоящее из обязательных элементов, образующих общественную опасность деяния, признаки которых обрисованы в диспозициях уголовно-правовых норм Общей и Особенной частей УК. Состав – такая же реальность, как и преступление, ядром которого он является[69].

По нашему мнению, состав преступления представляет собой совокупность объективных и субъективных признаков, предусмотренных уголовным законом и характеризующих общественно опасное деяние как преступление. Состав преступления – это юридическое представление (описание) законодателя о конкретном реально существующем явлении – преступлении, осуществляемое путем фиксации его признаков в Уголовном кодексе РФ. Кроме того, данное описание осуществляется с определенным уровнем абстрагирования (нефиксации) от ряда черт, присущих конкретному преступлению. Такое игнорирование некоторых черт конкретного преступления обусловлено тем, что они не имеют юридического значения, т. е. не влияют на признание деяния общественно опасным и на уровень опасности самого преступника.

Состав преступления представляет собой законодательную основу конкретного вида преступления. В настоящее время в российской юридической литературе общепризнанным является тот факт, что преступление как определенная система состоит из четырех в равной степени необходимых элементов: того, на что оно направлено (объект преступления); внешней формы выражения посягательства – деяния (объективная сторона преступления); лица, которое совершило это деяние (субъект преступления); и определенного внутреннего психического отношения этого лица к содеянному (субъективная сторона преступления). Данные элементы выделяются по той простой причине, что они есть в каждом преступлении, независимо от их различия по характеру и степени общественной опасности. Они имеются в убийстве и незаконном предпринимательстве, государственной измене и нарушении правил безопасности движения, краже и геноциде. Отсутствие хотя бы одного из этих элементов означает, что отсутствует и само преступление.

Каждый из вышеназванных четырех элементов преступления законодатель описывает с помощью четырех групп признаков: признаков, характеризующих объект преступления; признаков, характеризующих объективную сторону преступления; признаков, характеризующих субъекта преступления; признаков, характеризующих субъективную сторону преступления. Первые две группы именуются объективными признаками, а последующие две – субъективными признаками. В совокупности эти объективные и субъективные признаки и составляют признаки состава преступления.

В уголовном законе признаки состава преступления могут закрепляться различными способами и приемами. В связи с этим возникает вопрос о соотношении состава преступления с уголовно-правовой нормой Особенной части и со статьей уголовного закона. Уголовно-правовые нормы могут быть запретительными, толковательными и поощрительными. Состав преступления необходимо соотносить только с одной разновидностью уголовно-правовой нормы Особенной части – с запретительной нормой. Толковательные и поощрительные нормы не содержат в себе признаков состава преступления, поскольку они имеют другое целевое назначение[70].

Запретительные уголовно-правовые нормы состоят из трех структурных элементов: гипотезы, в которой излагаются условия применения нормы, диспозиции, содержащей описание запрещенного поведения, и санкции, в которой определено наказание за такое поведение. Состав преступления включает в себя признаки, характеризующие объект, объективную и субъективную стороны преступления и его субъект. Из данного сопоставления следует, что совпадение состава преступления и уголовно-правовой нормы можно наблюдать только в части диспозиции. Что же касается санкции уголовно-правовой нормы, то она выходит за пределы состава преступления. Такой же вывод, полагаем, следует сделать и в отношении гипотезы, поскольку, по нашему мнению, в нормах Особенной части гипотеза не предусматривается, а ее роль выполняет ст. 14 УК. Вместе с тем следует иметь в виду, что в диспозиции нормы Особенной части законодатель может указать не все признаки состава, а предусмотреть их в нормах Общей части (возраст, вменяемость, соучастие и т. д.).

Не совпадает состав преступления и со статьей Особенной части уголовного закона, прежде всего, по тем же параметрам, что с уголовно-правовой нормой: по санкции, которая присутствует в статье (иногда – несколько раз, если в ней несколько частей) и которой нет в составе преступления. Кроме того, в диспозиции статьи почти никогда не называются все элементы состава преступления; часто они указываются в статьях Общей части УК, или выводятся из строения уголовного закона (объект преступления)[71], или следуют из логического сопоставления с другими нормами УК. Таким образом, состав преступления является более широким понятием, нежели уголовно-правовая норма Особенной части и статья уголовного закона. Вместе с тем следует иметь в виду и обратное: в одной статье уголовного закона может содержаться сразу несколько самостоятельных составов преступления (простой и квалифицированный или особо квалифицированный), а также полностью не связанных между собой (например, в ч. 1 ст. 301 УК содержится состав заведомо незаконного задержания, а в ч. 2 этой же статьи – составы заведомо незаконных заключения под стражу или содержания под стражей).

В специальной литературе выделяются два вида состава преступления: общий состав преступления, рассматриваемый как научная абстракция, и состав конкретного вида преступления, описанный в законе, который иногда называется видовым составом преступления[72]. Под общим составом преступления понимают структуру любого общественно опасного деяния, предусмотренного Уголовным законом и включающего в себя объективные (объект и объективная сторона состава) и субъективные (субъект и субъективная сторона) элементы. Конкретный состав преступления представляет собой систему закрепленных в Уголовном кодексе конкретных признаков, характеризующих любое преступление данного вида (кража, убийство, бандитизм и т. д.).

В теории уголовного права говорится еще и о родовом составе преступления, под которым понимается «обобщенная характеристика однородных преступлений, содержащих совокупность признаков, присущих этим преступлениям»[73]. Объединенные по ряду общих признаков эти однородные преступления предусматриваются в одном разделе Особенной части УК РФ, например в разделе IХ УК – преступления против общественной безопасности и общественного порядка.

Значение состава преступления заключается в следующем:

1. Согласно ст. 8 УК РФ «основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом». Следовательно, состав преступления является единственным и достаточным основанием уголовной ответственности. Отсутствие хотя бы одного из признаков состава в конкретном деянии означает отсутствие основания для привлечения к уголовной ответственности и, следовательно, невозможность уголовного преследования лица.

2. Состав преступления имеет принципиальное значение для квалификации преступлений; без него невозможно осуществить квалификацию. Под квалификацией в уголовном праве понимают установление соответствия между реально совершенным общественно опасным деянием и закрепленными в законе признаками состава преступления. Суть квалификации – сопоставление фактических обстоятельств содеянного и признаков состава преступления, закрепленного в уголовном законе, в последовательности: объект преступления – признаки объекта; объективная сторона преступления – признаки объективной стороны; субъект преступления – признаки субъекта; субъективная сторона преступления – признаки субъективной стороны.

3. Состав преступления является критерием разграничения преступлений друг от друга. Так, кража и грабеж посягают на один и тот же объект – отношения собственности. Разграничить их между собой можно только по такому признаку состава, как способ совершения преступления. Кража – это тайное хищение, а грабеж – открытое.

§ 2. Общая характеристика элементов преступления и признаков состава преступления

Каждый из четырех рассмотренных элементов преступления законодатель описывает в уголовном законе с помощью определенного набора признаков. Поэтому выделяются четыре группы признаков: признаки, характеризующие объект; признаки, характеризующие объективную сторону; признаки, характеризующие субъекта, и признаки, характеризующие субъективную сторону. Таким образом, преступление состоит из элементов, а законодатель характеризует эти элементы с помощью определенного набора признаков[74]. Под признаком понимается показатель, примета, знак, по которым можно узнать, определить что-нибудь[75]. Вместе с тем при формулировании состава преступления конкретного вида законодатель не использует все признаки, свойственные конкретному проявлению какого-либо преступного поведения, а отбирает из их числа только те признаки, которые характеризуют сущность этого преступления. Например, для признания совершенного кражей не имеет значения, днем или ночью было совершено это деяние, мужчиной или женщиной и т. д., однако это деяние обязательно должно быть совершено тайно, а также лицом вменяемым и достигшим 14-летнего возраста.

Применительно к общему составу преступления как научной категории в уголовно-правовой науке признаки состава подразделяются на обязательные (основные) и факультативные (дополнительные)[76]. Обязательные признаки присущи всем составам преступлений, и их отсутствие означает отсутствие преступления вообще. Так, любое преступление должно совершаться в форме деяния и виновно. Отсутствие деяния (действия или бездействия) или вины (умысла или неосторожности) означает и отсутствие преступления. Факультативные признаки в общем составе могут быть, а могут и не быть, и их отсутствие на юридическую оценку содеянного как преступления не влияет. Например, такие признаки состава, как определенная цель или определенный способ, для общего состава преступления являются факультативными признаками, поскольку некоторые преступления могут совершаться с любыми целями и любыми способами.

Следует подчеркнуть, что деление признаков состава на обязательные и факультативные условно и возможно только применительно к общему понятию состава преступления. Что же касается признаков конкретного состава преступления, то все указанные в уголовном законе признаки составов преступлений определенного вида являются обязательными и их отсутствие означает отсутствие в действиях лица признаков состава конкретного преступления. Так, обязательным признаком хищений чужого имущества (кражи, мошенничества и т. д.) является корыстная цель. Противоправное завладение чужого имущества с иной целью означает, что в действиях лица отсутствуют признаки составов хищений.

Факультативные признаки состава преступления имеют троякое значение.

Во-первых, в конкретном составе преступления они могут приобрести значение обязательного признака основного состава. Например, для оскорбления представителя власти цель значения не имеет, а для бандитизма цель нападения является обязательным признаком.

Во-вторых, они могут становиться обязательным признаком квалифицированного состава. Так, п. «е» ч. 2 ст. 105 УК предусматривает в качестве квалифицированного вида убийства совершение преступления общеопасным способом.

В-третьих, они могут иметь характер смягчающих или отягчающих наказание обстоятельств. Так, в п. «б» ст. 61 УК, предусматривающей обстоятельства, смягчающие наказание, выделено несовершеннолетие виновного, а в п. «н» ст. 63 УК в качестве отягчающего обстоятельства – совершение преступления с использованием форменной одежды или документов представителя власти.

Помимо приведенной классификации в науке уголовного права признаки состава преступления принято также подразделять на постоянные и переменные. К постоянным признакам относятся такие признаки, содержание которых на протяжении всего времени существования уголовно-правовой нормы не меняется. Так, в ст. 105 УК РФ законодатель сформулировал понятие убийства – умышленное причинение смерти другому лицу. Переменные признаки могут менять свое содержание. Так, ст. 264 УК говорит о нарушении правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств. Понятно, что соответствующие правила предусматриваются иными отраслями права (бланкетная диспозиция) и могут при необходимости изменяться без изменения содержания ст. 264 УК. К числу переменных признаков относятся также оценочные признаки, содержание которых также может изменяться. Например, в ч. 2 ст. 186 УК (Изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг) предусматривается ответственность за совершение этого деяния в крупном размере, а в п. «а» ч. 1 ст. 258 (Незаконная охота) – о причинении этим преступлением крупного ущерба. Толкование этих признаков может осуществляться либо самим законодателем, либо непосредственно правоприменителем. Так, применительно к ст. 186 УК сам законодатель в примечании к ст. 169 УК определил, что крупным размером признается ущерб на сумму свыше 250 000 рублей – понятно, что сумма может измениться. А применительно к п. «а» ч. 1 ст. 258 УК Верховный Суд РФ в постановлении Пленума от 5 ноября 1998 г. № 14 «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения» указал: «При решении судами вопроса о том, является ли ущерб, причиненный незаконной добычей водных животных и растений или незаконной охотой, крупным, нужно учитывать количество добытого, поврежденного или уничтоженного, распространенность животных, их отнесение к специальным категориям, например к редким и исчезающим видам, экологическую ценность, значимость для конкретного места обитания, охотничьего хозяйства, а также иные обстоятельства содеянного».

Перейдем к характеристике признаков состава преступления.

Признаки объекта. Объект преступления – это то, на что направлено общественно опасное деяние и чему причиняется вред или может быть причинен вред. Обязательным признаком этого элемента преступления является собственно объект. К факультативным признакам относятся дополнительный объект, предмет и потерпевший.

Некоторые преступления причиняют вред одновременно двум непосредственным объектам. Так, разбой причиняет вред и отношениям собственности, и в то же время отношениям, связанным со здоровьем человека. В этом случае первый объект является основным (определяет, на что, прежде всего, направлено посягательство), а второй объект считается дополнительным, подчеркивающим дополнительную опасность данного преступления, но не определяющим ее.

Предмет преступления – это признак объекта, воздействуя на который преступник стремится причинить или причиняет вред объекту. В охраняемом уголовным законом общественном отношении предмет представляет собой то, по поводу чего это отношение возникло. В качестве примера можно привести имущество, которое в составах хищений является обязательным признаком объекта.

Потерпевший – это признак объекта, тождественный по содержанию предмету преступления. Однако, являясь субъектом уголовного правоотношения, потерпевший выступает признаком объекта как элемента преступления сравнительно редко. Так, потерпевший предусмотрен в качестве обязательного признака составов преступлений против личности, к примеру, при убийстве – как человек, при развратных действиях – как лицо, заведомо не достигшее 16-летнего возраста, при посягательстве на жизнь сотрудника правоохранительного органа – как сотрудник милиции, и т. д.

Признаки объективной стороны. Объективная сторона преступления представляет собой осуществляемую в определенном месте и при определенных условиях внешнюю сторону поведения человека, которым причиняется вред охраняемым уголовным законом объектам или создается реальная угроза причинения такого вреда.

Объективную сторону преступления составляют:

1) общественно опасное деяние – действие или бездействие;

2) общественно опасное последствие;

3) причинная связь между деянием и наступившими последствиями;

4) способ, орудия и средства совершения преступления, место, время, обстановка.

По поводу деления признаков объективной стороны на обязательные и факультативные в науке уголовного права нет единого мнения. Одни авторы относят к числу обязательных только деяние в форме действия или бездействия, а иные признаки считают факультативными[77], другие полагают, что к обязательным признакам следует также относить и общественно опасные последствия, и причинно-следственную связь[78]. Неоспоримым является тот факт, что любое преступление обязательно характеризуется общественно опасными последствиями, поскольку деяние признается преступлением только тогда, когда оно причиняет вред или создает угрозу причинения вреда охраняемым уголовным законом объектам. Без общественно опасных последствий не может быть преступления. Однако неоспоримым является и то обстоятельство, что, описывая в диспозиции конкретных статей Особенной части УК то или иное преступление, законодатель в некоторых случаях не указывает в силу разных причин на последствия, как, например, при клевете (о формальных составах см. в следующем параграфе). Поэтому с точки зрения признаков состава преступления (но не признаков преступления) к числу обязательных признаков объективной стороны состава преступления можно отнести лишь деяние в форме действия или бездействия. Остальные признаки объективной стороны состава преступления являются факультативными признаками[79].

Общественно опасное деяние – это противоправное, осознанное и волевое активное или пассивное поведение человека во внешнем мире, причиняющее вред охраняемым общественным отношениям. В данном случае термин «деяние» понимается в узком смысле слова, а именно как действие или бездействие[80].

Деяние – это всегда проявление поведения человека во внешнем мире. Поэтому намерения и убеждения человека, какими бы предосудительными они ни были, не влекут за собой уголовной ответственности, если они не получили своего выражения в деянии.

Наиболее распространенной формой общественно опасного деяния является активное поведение субъекта, которое в уголовном праве называется действием. Уголовно-правовое действие – это общественно опасное, активное, осознанное, волевое физическое или информационное поведение человека, причиняющее вред общественным отношениям, охраняемым уголовным законом.

При этом следует иметь в виду, что в уголовно-правовом смысле действие – это не только собственно телодвижения, которыми непосредственно причиняется вред охраняемым объектам. Оно может включать в себя и использование сил природы, животных, различных устройств и механизмов, с помощью которых лицо совершает преступление, например, причинение смерти посредством снаряда, получающего направленное движение за счет сгорания порохового заряда при выстреле из пистолета.

Другой формой общественно опасного деяния является общественно опасное бездействие, т. е. пассивное поведение, заключающееся в несовершении лицом таких действий, которые оно по определенным основаниям должно было и могло совершить в данных конкретных условиях. Общественно опасное бездействие, как и действие, обладает объективным свойством воздействовать на окружающий мир и вызывать в нем неблагоприятные изменения. Бездействие может выразиться в единичном факте воздержания от совершения определенных действий, но может представлять собой и систему преступного поведения. Примером первого вида является нарушение правил техники безопасности, например, невыставление ограждений при производстве взрыва, что повлекло причинение потерпевшему тяжкого вреда здоровью. О системе преступного поведения законодатель говорит чаще всего в тех случаях, когда при однократном бездействии, как правило, преступное последствие не может наступить. Например, при однократном некормлении матерью своего новорожденного ребенка его смерть не наступит, но если это делается неоднократно, то такая вероятность уже велика.

Общественно опасные последствия – это социально вредные изменения в охраняемых уголовным законом объектах, которые наступают в результате совершения общественно опасного деяния.

В зависимости от характера и степени реализации преступных последствий они подразделяются на последствия в виде реального вреда и последствия в виде создания угрозы причинения вреда. Большинство преступлений, предусмотренных действующим УК, причиняют реальный вред. Убийство сопряжено с лишением человека жизни, кража – с причинением собственнику или иному владельцу имущества имущественного ущерба. Вместе с тем законодатель в некоторых случаях устанавливает ответственность за деяния, которые не причиняют реального вреда охраняемому объекту, но ставят его при этом в опасность причинения вреда. Составы угрозы причинения вреда (их иногда именуют деликтами создания опасности) редки в российском уголовном законодательстве и конструируются в случаях создания опасности причинения вреда особо ценным объектам. Так, бандитизм (ст. 209 УК) будет оконченным преступлением с момента создания банды, поскольку уже при этом создается угроза причинения вреда общественной безопасности, разбой (ст. 162 УК) будет оконченным не с момента завладения чужим имуществом, а с момента применения насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угрозы применения таким насилием.

В науке уголовного права принято делить последствия на две большие группы: последствия материального характера и последствия нематериального характера[81]. Материальными являются такие последствия, которые сопряжены с воздействием на человека или материальные предметы внешнего мира, носят материально-осязаемый характер и их можно точно измерить и зафиксировать (смерть человека, украденное имущество, которое можно оценить в денежном выражении и т. д.). Нематериальные последствия, наоборот, не связаны с физическим воздействием, они не видны и поэтому подсчитать причиненный ущерб в денежном выражении весьма затруднительно и, более того, как правило, невозможно (например, при нарушении конституционных прав и свобод человека и гражданина).

Материальные последствия, в свою очередь, подразделяются на имущественный вред, присущий, например, преступлениям против собственности (глава 21 УК), и физический вред, присущий, например, преступлениям против личности (ст. 111–118 УК).

Нематериальные последствия подразделяются на политический вред (преступления против основ конституционного строя и безопасности государства – глава 29 УК), моральный и психический вред (преступления против жизни и здоровья – глава 16 УК), экологический вред (экологические преступления – глава 26 УК), организационный вред (преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления – глава 30 УК, преступления против порядка управления – глава 32 УК), социальный вред – (преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина – глава 19 УК, преступления против свободы, чести и достоинства личности – глава 17 УК).

Под причинной связью в уголовном праве понимаются такие отношения между явлениями, в которых одно или несколько взаимосвязанных явлений (действие или бездействие) порождает (вызывает) другое явление (общественно опасное последствие). Только общественно опасное и противоправное деяние, обладающее признаками осознанности и волимости, может явиться причиной общественно опасного последствия. Одновременно причинно-следственная связь – это объективно (т. е. вне сознания конкретного правоприменителя) существующая связь между причиной (общественно опасным деянием) и следствием (общественно опасным последствием). Она существует как факт реальной действительности, когда деяние выступает необходимым условием наступления вредных последствий, без которого они бы не наступили.

Способ совершения преступления – это определенный порядок, метод, последовательность движений и приемов, применяемых лицом в процессе реализации преступных намерений[82]. Способ является важнейшей характеристикой деяния, указывая, как, каким образом выполняется действие (бездействие), какие при этом используются приемы и в какой последовательности.

Средства совершения преступления – это те предметы внешнего мира (орудия, приспособления и т. д.) либо процессы или явления (электрический ток, ультразвук, радиация), используя которые преступник воздействует на объект преступления и его составные элементы. Орудия – это разновидность средств совершения преступления, представляющие собой предметы материального мира, применяемые для непосредственного осуществления преступного деяния (оружие, инструменты, транспортные средства).

Место преступления – это определенная территория, где совершается преступление, например таможенная граница при контрабанде (ст. 188 УК).

Время совершения преступления – это не только определенное время суток или года, но и конкретный период, характеризующийся определенным событием, например убийство матерью новорожденного ребенка (ст. 106 УК) в одной из форм возможно только во время или сразу же после родов.

Обстановка представляет собой совокупность взаимодействующих факторов (людей, материальных предметов, естественных и социальных процессов), в условиях которых совершается общественно опасное деяние. Так, например, обязательным признаком одной из форм жестокого обращения с животными (ст. 245 УК) является присутствие малолетних.


Признаки субъективной стороны. Обязательным признаком этого элемента является вина; факультативные признаки – мотив, цель, эмоции[83].

Вина является обязательным признаком субъективной стороны преступления и, согласно ст. 24 УК РФ, альтернативно может выражаться в форме умысла или неосторожности. Кроме того, для квалифицированных составов возможна также двойная форма вины.

Умысел означает, что лицо, совершившее преступление, осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления или не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично. Умысел, в свою очередь, бывает двух видов: прямой, когда лицо предвидит возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления, и косвенный, при котором лицо предвидит возможность наступления общественно опасных последствий, не желает их, но сознательно допускает эти последствия либо относится к ним безразлично.

Неосторожность будет в случаях, когда лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий (легкомыслие), или не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия (небрежность).

Двойная форма вины усматривается в тех случаях, когда в результате совершения умышленного преступления наступают более тяжкие последствия, отношение к которым выражается в форме неосторожности (например, умышленный тяжкий вред здоровью, повлекший по неосторожности причинение смерти – ч. 4 ст. 111 УК).

Мотив преступления – это то, что движет человеком; он представляет собой осознанное побуждение лица совершить преступление. Например, для признания содеянного преступлением, предусмотренным ст. 285 УК (злоупотребление должностными полномочиями), необходимо, чтобы лицо действовало из корыстной или иной личной заинтересованности.

Цель – это тот конечный результат, к которому стремится лицо, совершающее преступление. Например, для террористического акта (ст. 205 УК) необходимо, чтобы лицо действовало с намерением оказать воздействие на принятие решений органами власти или международными организациями.

Эмоции представляют собой внутренние переживания лица (страх, восторг, душевное волнение), на фоне которых лицо совершает преступление, например убийство в состоянии аффекта (ст. 107 УК).


Признаки субъекта. Обязательными признаками этого элемента признаются возраст и вменяемость; факультативный признак – специальный субъект.

Возраст, с которого возможна уголовная ответственность за преступление, в УК РФ по общему правилу установлен в 16 лет, и лишь за некоторые, чаще всего наиболее опасные или распространенные, преступления он установлен с 14 лет (ст. 20 УК).

Вменяемость представляет собой такое состояние психики лица, совершившего преступление, при котором оно осознавало фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и могло руководить ими.

Специальный субъект помимо общих признаков наделяется законодателем и дополнительными специфическими чертами, которые могут относиться к его профессии (например, врач), должностному статусу (например, должностное лицо), возрасту (например, несовершеннолетний) и т. д.

Таким образом, в целом состав преступления выглядит следующим образом:

Объект: Обязательный признак — собственно объект преступления. Факультативные признаки – дополнительный объект, предмет и потерпевший.

Объективная сторона: Обязательный признак — деяние в форме действия или бездействия. Факультативные признаки — последствие, причинная связь, способ, средства, орудия совершения преступления, место, время и обстановка.

Субъективная сторона: Обязательный признак — вина в форме умысла или неосторожности. Факультативные признаки – мотив, цель и эмоции.

Субъект: Обязательные признаки — возраст, вменяемость. Факультативный признак — специальный субъект.

В заключение следует подчеркнуть, что состав преступления – это не просто совокупность определенных признаков, а системное образование, которое предполагает одновременное наличие следующих моментов: 1) единство всех составляющих систему частей; 2) их взаимную связь; 3) определенную закономерность в их расположении[84].

§ 3. Виды составов преступлений

В теории уголовного права в зависимости от оснований и целей классификации выделяются различные виды составов преступлений.

В зависимости от степени общественной опасности соответствующих преступлений составы подразделяются на основной, квалифицированный (особо квалифицированный) и привилегированный. Наглядным примером этой классификации является подразделение состава убийства на простой (ч. 1 ст. 105 УК); квалифицированный (ч. 2 ст. 105) состав, в котором выделяются обстоятельства, резко повышающие общественную опасность содеянного, – общеопасный способ, из корыстных побуждений и т. д.; привилегированный (ст. 106–108), в котором выделяются обстоятельства, резко понижающие общественную опасность содеянного, – аффект, превышение пределов необходимой обороны и т. д.

В зависимости от характера описания в диспозиции нормы выделяются простые и сложные составы.


Простые составы преступлений описываются в диспозиции уголовного закона с помощью минимально достаточного для уголовной ответственности количества признаков: один объект, одно действие (бездействие), одно последствие, одна формы вины. Примером простого состава могут служить убийство, кража, получение взятки и т. д.

В отличие от простых составов сложные составы предполагают удвоение каких-либо признаков состава преступления: объекта, действия, последствия, формы вины и т. д.

Составы с двумя или более объектами будут в тех случаях, когда деяние одновременно посягает на два или более объекта. Например, в разбое объектом одновременно выступают отношения собственности и отношения по охране здоровья потерпевшего.

Составы с несколькими обязательными действиями наличествуют в тех случаях, когда объективная сторона преступления складывается из нескольких действий, образующих в итоге единое преступление. Например, при изнасиловании обязательными признаками выступают половое сношение и насилие или угроза его применения либо использование беспомощного состояния потерпевшего.

Составы с несколькими обязательными последствиями можно усмотреть в тех случаях, когда имеется причинение ущерба двум и более разным объектам. Примером этого вида составов преступлений может служить умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего (ст. 111 УК). Для признания этого преступления оконченным требуется, чтобы наступили два последствия – тяжкий вред здоровью и впоследствии смерть потерпевшего. При этом психическое отношение к этим последствиям различное: в первом случае – умысел, а во втором – неосторожность.

Состав с двумя формами вины будет иметь место в случае, когда психическое отношение лица, совершившего преступление, к деянию и основному последствию характеризуется умышленной формой вины, а к наступившему более тяжкому последствию – неосторожной. В УК РФ такие преступления (ст. 27 УК) именуются преступлениями с двойной формой вины.

К числу сложных составов относят также альтернативные составы преступлений, особенность которых состоит в том, что для признания их оконченными достаточно либо совершения одного из альтернативных действий, либо с одним из альтернативных предметов, либо наступления одного из альтернативных последствий, указанных в диспозиции статьи УК РФ. Так, ст. 222 УК устанавливает ответственность за незаконный оборот любого из названных предметов: огнестрельного оружия, его основных частей, боеприпасов (за исключением гражданского гладкоствольного, его основных частей и боеприпасов к нему), взрывчатых веществ или взрывных устройств. Эта же статья устанавливает ответственность за выполнение с предметом любого из названных действий: приобретение, передачу, сбыт, хранение, перевозку или ношение. В ст. 216 (Нарушение правил безопасности при ведении горных, строительных или иных работ) установлено, что ответственность наступает за нарушение правил безопасности при ведении горных, строительных или иных работ, если это повлекло альтернативно по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека либо крупного ущерба.

В основу деления составов на материальные и формальные положена различная конструкция объективной стороны преступления[85].


Материальные составы преступлений – это такие составы, в которых для признания преступления оконченным необходимо, чтобы наступили последствия, описанные в диспозиции статьи Особенной части УК в качестве обязательных признаков. К их числу можно отнести убийство, причинение вреда здоровью различной степени тяжести, кражу, мошенничество и т. д. Формальными являются такие составы, в которых законодатель не указывает на последствие как на обязательный признак, и преступление будет оконченным с момента выполнения деяния (действия или бездействия), описанного в диспозиции статьи Особенной части УК, например, клевета, дача взятки, государственная измена и т. д. Деление преступлений на преступления с материальным составом и формальным составом совершенно не означает, что есть беспоследственные[86] преступления. Любое преступление и признается таковым вследствие причинения им социально негативных изменений в окружающем мире. Однако при законодательном описании преступления в законе (формулировании состава преступления) не всегда имеется возможность сформулировать эти социально негативные изменения. Там, где последствия преступления носят достаточно конкретный характер и их можно измерить с помощью определенных критериев, они формулируются законодателем в диспозиции статьи, например в преступлениях против личности, собственности и т. д. В иных случаях такую конкретизацию осуществить трудно, а иногда и просто невозможно. Например, каким образом, и в каких единицах можно измерить степень унижения чести и достоинства лица при оскорблении или степень нарушения нормальной деятельности и авторитета государственных органов при получении взятки? Между тем, согласно ст. 73 УПК РФ (Обстоятельства, подлежащие доказыванию), при производстве по уголовному делу подлежат доказыванию наряду с другими обстоятельствами также характер и размер вреда, причиненного преступлением. Может ли судья в вышеприведенных случаях определить размер причиненного вреда? Думается, ответ может быть только один – нет, не может. Поэтому в таких случаях законодатель и требует от правоприменителя не необходимость обязательного установления последствий, а необходимость установления факта совершения деяния. В формальных составах преступлений последствия, как правило, наступают одновременно с совершением действия, т. е. преступления с такими составами точно так же причиняют вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям и, следовательно, обладают свойством общественной опасности. В формальных составах преступлений последствия, как правило, носят нематериальный характер, и их установление для решения вопроса об уголовной ответственности не является обязательным.

Таким образом, деление составов преступлений на материальные и формальные – факт объективный, находящий свое отражение в законодательной конструкции составов преступлений и имеющий существенное уголовно-правовое значение.

Помимо материальных и формальных составов преступлений выделяются еще и усеченные составы. Термин «усеченный» состав не совсем удачен[87], однако он давно воспринят в теории уголовного права и, с учетом условности его наименования, может быть использован при характеристике объективной стороны. Усеченным принято называть состав преступления, в котором момент окончания преступления перенесен на более раннюю стадию, чем наступление общественно опасного результата (при материальном составе) или совершение деяния (при формальном составе). «Усеченность» в данном случае рассматривается применительно не к конкретному составу преступления, а с точки зрения общего учения о составе преступления. Конкретные составы, описанные в диспозициях статей Особенной части, всегда являются «полными», и если не будет хотя бы одного признака, указанного в диспозиции статьи, то не будет и этого состава преступления. Итак, в усеченном составе момент окончания преступления перенесен на более раннюю стадию. Как правило, это делается законодателем в целях охраны наиболее важных и ценных объектов охраны. Рассмотрим это на конкретном примере состава бандитизма. В соответствии со ст. 209 УК бандитизм будет оконченным преступлением с момента создания банды, вне зависимости от того, функционировала ли банда или нет, совершила ли хотя бы одно нападение или нет. Если бы законодатель задумал сформулировать состав бандитизма как материальный, то он бы указал на последствия, которые должны наступить, если бы состав бандитизма был сформулирован как формальный, то тогда законодатель указал бы на необходимость функционирования банды. Однако с учетом особой опасности преступления он ограничился указанием только на необходимость создания банды, что с точки зрения учения о составе преступления означает выполнение части действия. Таким же усеченным является состав разбоя. Это преступление будет оконченным не с момента причинения имущественного ущерба собственнику или иному владельцу имущества (материальный состав) и не с момента изъятия имущества (формальный состав), а с момента применения насилия, опасного для жизни или здоровья (части сложного действия, в который входят применение насилия и изъятие имущества).

Н. А. Лопашенко выделяет также составы конкретной опасности, которые окончены не с момента фактического наступления указанных в законе последствий, а с момента реальной угрозы их наступления. В качестве примера такого состава можно назвать нарушение правил безопасности на объектах атомной энергетики (ст. 215 УК), которое по основному составу окончено, если оно могло повлечь смерть человека или радиоактивное заражение окружающей среды. Составы конкретной опасности занимают промежуточное место между формальными и материальными составами[88].

§ 4. Соотношение преступления и состава преступления

Вопрос о соотношении состава преступления с преступлением в науке уголовного права является одним из самых сложных и не имеющих однозначного решения.

Н. А. Лопашенко в одном из последних учебников утверждает, что преступление и состав преступления соотносятся между собой как содержание и форма. Состав – это есть законодательная форма выражения преступления, достаточная для привлечения лица к ответственности при установлении всех его признаков в действиях виновного[89]. Анализ специальной литературы показывает, что большая часть исследователей этого вопроса считают более широким понятие преступления по сравнению с понятием состава преступления[90]. Из этого посыла и формируется представление о соотношении преступления и состава преступления как соотношения явления и понятия о нем[91].

Рассматривая данный вопрос, необходимо иметь в виду, что есть два уровня соотношения: а) соотношение общего понятия преступления и общего состава преступления как научной абстракции; б) соотношение конкретного преступления и конкретного состава преступления.

Общее понятие преступления предусмотрено в ч. 1 ст. 14 УК и характеризуется такими признаками, как общественная опасность, противоправность, виновность и наказуемость. Общий состав преступления представляет собой совокупность признаков, структурированных по четырем элементам преступления: объекту, объективной стороне, субъекту и субъективной стороне, отражающих типичные признаки преступления. Именно в этом смысле общий состав преступления описывается в ст. 8 УК РФ (Основание уголовной ответственности): «Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом».

Конкретное преступление как явление характеризуется значительным количеством реально существующих признаков, многие из которых не имеют правового значения. Конкретный состав преступления описывается в статьях Общей части и конкретной статье Особенной части путем закрепления минимально необходимой для привлечения к уголовной ответственности совокупности объективных и субъективных признаков, типичных для преступлений данного вида. Из общего количества характеризующих конкретное преступление признаков законодатель выбирает и закрепляет только те признаки, которые влияют на уровень общественной опасности деяния и лица, его совершившего.

Вместе с тем преступление и состав преступления неразрывно связаны между собой. Общественно опасное деяние невозможно квалифицировать как преступление без установления наличия в содеянном всех признаков состава преступления. С другой стороны, состав преступления может быть только в таком деянии, которое является преступлением. Мы считаем, что преступление и состав преступления находятся в разных плоскостях (уровнях) бытия общества: преступление – это явление реальной жизни, а состав преступления – юридическое представление законодателя о конкретном реально существующем явлении – преступлении. Именно поэтому понятие преступления и понятие состава преступления выполняют разные функции. Если первое дает представление о том, какие именно формы человеческого поведения должны влечь со стороны государства меры уголовно-правового реагирования, то второе определяет для правоприменителя в уголовном законе тот необходимый минимум совокупности признаков, который является достаточным для привлечения к уголовной ответственности.

Раздел II. Элементы преступления и признаки состава преступления

Глава 1. Объект преступления

§ 1. Понятие и значение объекта преступления

Учение об объекте преступления имеет принципиальное теоретическое и практическое значение, поскольку именно объект показывает собой то, что подвергается воздействию со стороны преступника. Без объекта уголовно-правовой охраны не может быть преступления. Поэтому именно объект преступления определяет главную социальную сущность преступного деяние – его общественную опасность. Если не затрагивать содержательную сторону, то под объектом преступления следует понимать то, на что направлено преступление и чему причиняется вред или создается угроза причинения вреда.

Исторически представления об объекте преступления наполнялись разным содержанием. В. Д. Спасович, автор первого русского учебника уголовного права, считал, что преступление несовместимо с общественным порядком и преступное деяние должно содержать в себе посягательство на известные общественные отношения[92]. По мнению Н. С. Таганцева[93], объектом преступления выступает не уголовно-правовая норма, а норма в ее реальном бытии, представляющая правоохраняемый интерес. И поэтому правоохраняемый интерес и есть реальный объект преступного деяния, без которого немыслимо самое его бытие[94].

В советский период как понятие преступления, так и понятие объектов уголовно-правовой охраны закреплялись в самом законодательстве. Согласно Руководящим началам по уголовному праву РСФСР 1919 г. преступление определялось как нарушение порядка общественных отношений, охраняемых уголовным правом. Фактически с этого периода в советской науке возобладала точка зрения на объект преступления как на охраняемые уголовным законом социалистические общественные отношения[95]. Вместе с тем применительно к непосредственному объекту преступления мнения ученых расходились. Так, А. А. Пионтковский утверждал, что непосредственный объект преступления – это предмет воздействия преступника, который мы можем непосредственно воспринимать (государственное, общественное или личное имущество граждан, здоровье, телесная неприкосновенность, свобода и достоинство граждан, представитель власти, государственные или общественные учреждения и т. д.)[96]. Е. И. Каиржанов, считая объектом интересы как проявление общественного отношения, в имущественных преступлениях объектом признавал конкретное имущество, принадлежащее конкретному лицу[97]. Н. И. Коржанский непосредственным объектом преступного посягательства признавал социальные возможности определенного поведения или определенного состояния, в которых реализуется какой-то общественный интерес[98].

Серьезные теоретические дискуссии, в том числе в аспекте понимания объекта преступления, в науке уголовного права развернулись в связи с подготовкой Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик 1991 г., так и не вступивших в действие в связи с распадом СССР, и Уголовного кодекса Российской Федерации. Результатом этой дискуссии явились как появление новых теорий объекта преступления, так и реанимирование ранее существовавших. Так, А. В. Наумов считает, что в ряде случаев теория объекта преступления как общественного отношения не «срабатывает». Особенно это относится к преступлениям против личности, в первую очередь к убийству. Представляется возможным возвращение к теории объекта как правового блага, созданного еще в конце прошлого века в рамках классической и социологической школ уголовного права[99]. Такое же мнение высказывают А. В. Пашковская[100] и А. Н. Игнатов[101].

Оригинальной позиции придерживается Г. П. Новоселов, по мнению которого в качестве объекта преступления выступает не общественное отношение, а люди – индивиды или их малые или большие группы (объединения)[102]. Данную идею поддерживает и И. П. Семченков, считающий, что «истинной является, конечно, теория причинения вреда человеку, в соответствии с которой сущим, которое в конечном итоге подвергается причинению преступного вреда, признается человек, а не общественные отношения»[103].

О. А. Мотин пишет: «Единственное, что с точки зрения уголовного права и теории состава преступления действительно необходимо в структуре общественного отношения для признания нарушенным или не нарушенным объекта уголовно-правовой охраны, – это охраняемый уголовным законом интерес»[104].

Определение объекта преступления имеет своим первоначальным назначением выделение того, что должно быть поставлено под уголовно-правовую охрану. Действующий УК РФ в ч. 1 ст. 2 устанавливает: «Задачами настоящего Кодекса являются: охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений». Отсюда видно, что Уголовным кодексом РФ охраняются права и свободы человека и гражданина, собственность, общественный порядок и общественная безопасность, окружающая среда, конституционный строй Российской Федерации, а также мир и безопасность человечества. Более того, названные элементы уже в качестве самостоятельных объектов законодательно конкретизируются в Особенной части УК при выделении разделов и глав, например раздел IX – Преступления против общественной безопасности и общественного порядка, глава 21 – Преступления против собственности.

Конечно, вышеуказанные элементы можно назвать благами или интересами, однако это будет, прежде всего, констатация их социального смысла и содержания. В то время как уголовно-правовое значение этих элементов, – а уголовное право не может не носить конкретный характер, – и, в частности, определение характера вреда (последствий) как преступного или непреступного, а также установление механизма воздействия на объект (механизма совершения преступления) будут весьма незначительными.

Совершенно очевидно и то, что, в конечном счете, любое преступление причиняет вред человеку, ибо государственные (конституционный строй Российской Федерации, нормальная деятельность органов власти и управления и т. д.) и общественные (общественная безопасность, здоровье населения и т. д.) институты создаются и функционируют для обеспечения жизнедеятельности человека. Причинение вреда этим институтам с неизбежностью означает и причинение вреда человеку. Однако при признании во всех случаях совершения преступлений их объектом человека делает ненужным смысл систематизации норм Особенной части УК. Какая разница, как будут располагаться нормы Особенной части, если вред в любом случае причиняется человеку? Между тем структура и ранее действовавших кодексов, и УК РФ 1996 г. свидетельствует о том, что законодатель, как видно, придерживается иного мнения.

Полагаем, что все-таки более продуктивным в этом отношении является понимание объекта уголовно-правовой охраны как общественного отношения. К тому же, как справедливо отмечает Н. А. Лопашенко, отказ от понимания объекта преступления как охраняемого уголовным законом общественного отношения может привести к разрыву естественной взаимосвязи уголовного права с иными отраслями права, ибо многие отношения, охраняемые уголовным законом, изначально регулируются иными отраслями права. В законодательстве именно этих отраслей права и устанавливаются базисные для уголовного права понятия. Так, отношения по усыновлению (удочерению), опеке устанавливаются в семейном праве; отношения собственности – в гражданском праве и т. д[105].

Круг объектов уголовно-правовой охраны не остается неизменным, а в зависимости от проходящих в обществе социально-экономических и политических изменений он также меняется. Одни отношения теряют свою социальную ценность и перестают нуждаться в уголовно-правовой охране, другие, наоборот, приобретают новое социальное значение и поэтому возникает необходимость в их уголовно-правовой охране. Так, УК РФ 1996 г. декриминализировал свыше 40 преступлений, предусматривавшихся в УК РСФСР 1960 г. Одновременно новый УК предусмотрел ряд новых составов – в главе о преступлениях в сфере экономической деятельности: лжепредпринимательство, незаконная банковская деятельность, неправомерные действия при банкротстве, фиктивное банкротство, преднамеренное банкротство и др.; появились новые главы о преступлениях против интересов службы в коммерческих и иных организациях (глава 23), в сфере безопасности компьютерной информации (глава 28) и т. д.

В настоящее время охраняемые уголовным законом объекты весьма многочисленны и в ч. 1 ст. 2 УК формулируются в обобщенном виде. В соответствии с закрепленной в Конституции РФ иерархией социальных ценностей «личность – общество – государство» эти объекты сгруппированы в соответствии с их значимостью по трем основным общественным системам отношений. Первая включает в себя отношения неприкосновенности личности: жизнь, здоровье, честь, достоинство, половая свобода, права и свободы человека и гражданина. К ним примыкают и функционирующие в обществе экономические отношения: собственность, установленные правила занятия предпринимательской и иной экономической деятельностью. Вторую образуют отношения, обеспечивающие безопасность общества, – безопасная жизнь и здоровье населения, благоприятная окружающая природная среда, нормальное функционирование транспорта, безопасность компьютерной информации. Третью составляют отношения, обеспечивающие функционирование государства и его институтов: конституционный строй Российской Федерации и внешняя безопасность, нормальная деятельность органов власти и управления, эффективное и справедливое отправление правосудия.


Таким образом, объект преступления представляет собой охраняемые уголовным законом от преступного посягательства общественные отношения, складывающиеся в процессе жизнедеятельности общества.

Значение объекта преступления выражается в следующем:

1. Объект преступления является обязательным элементом любого преступления. Не бывает безобъектных преступлений, ибо без объекта преступления не может быть и самого преступления.

2. Объект преступления определяет социально-политическую и правовую характеристику преступления.

3. Объект преступления лежит в основе систематизации Особенной части УК РФ.

4. Объект преступления определяет характер и степень общественной опасности конкретного вида преступлений.

5. Объект преступления является первым элементом, который имеет значение для квалификации преступлений и для разграничения смежных составов преступлений.

§ 2. Виды объектов преступления

В современной уголовно-правовой литературе виды объектов принято выделять по «вертикали» и «горизонтали». По «вертикали» до принятия УК РФ 1996 г. в соответствии с теорией соотношения между философскими категориями «общее», «особенное» и «единичное» выделяли общий, родовой и непосредственный объект.

Такое трехчленное деление объекта впервые было предложено В. Д. Меньшагиным в 1938 г.[106] Эта классификация объекта за небольшими исключениями поддерживалась большинством исследователей[107]. Вступивший в силу УК РФ 1996 г. предусмотрел более сложную структуру Особенной части. В связи с этим в юридической литературе стали выделять еще и видовой объект преступления.

Общий объект преступления – это вся совокупность охраняемых уголовным законом общественных отношений. В обобщенном виде общий объект сформулирован законодателем в ч. I ст. 2 УК РФ – права и свободы человека и гражданина, собственность, общественный порядок и общественная безопасность, окружающая среда, конституционный строй Российской Федерации, мир и безопасность человечества. Уголовный закон охраняет не всю совокупность существующих общественных отношений, а только те, которые с точки зрения законодателя являются наиболее важными и нуждаются в уголовно-правовой охране. Поэтому функция общего объекта преступления состоит в том, что он дает представление о круге деяний, которые могут быть признаны преступными, определяя, таким образом, границы действия уголовного закона. Деяние может быть признано преступным только тогда, когда оно посягает на общий объект преступления и, одновременно, любое преступление всегда посягает на общий объект. Вторая функция общего объекта выражается в том, что, формулируя его в таком виде в УК РФ, законодатель тем самым показывает приоритеты в уголовно-правовой охране составляющих его элементов. Последовательность расположения составляющих общий объект элементов и определяет структуру построения Особенной части УК.

Родовой объект преступления – это часть общего объекта, представляющая собой совокупность взаимосвязанных однородных общественных отношений, охраняемых уголовным законом. Родовой объект объединяет в одну группу отношения, которые возникают и существуют по поводу неприкосновенности близких по своему содержанию социальных ценностей. Однородный характер этих отношений позволяет не только выделить их в качестве относительно самостоятельной группы в системе общего объекта, но и сформировать круг деяний, посягающих на эту группу отношений. Поэтому в соответствии с родовым объектом преступления в общей массе преступлений выделяются группы близких по своему содержанию однородных преступлений.

Основная функция родового объекта заключается в том, что он является основанием систематизации Особенной части УК. Именно родовой объект преступления выступает критерием распределения преступлений по разделам Особенной части УК. Например, в разделе IX Особенной части УК РФ объединяются такие вроде бы разные преступления, как: террористический акт, захват заложника, нарушение правил безопасности на объектах атомной энергетики, хищение либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств, нарушение санитарно-эпидемиологических правил, нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ, нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, создание, использование и распространение вредоносных программ для ЭВМ. Однако эти преступления носят однородный характер, поскольку объединены в одну большую группу по критерию причинения вреда единому родовому объекту – общественной безопасности и общественному порядку. Таким образом, родовой объект указывается в наименовании разделов Особенной части УК: раздел VII – личность, раздел VIII – экономика, раздел IX – общественная безопасность и общественный порядок, раздел X – государственная власть, раздел XI – военная служба, раздел XII – мир и безопасность человечества.

Видовой объект преступления является составной частью родового объекта и объединяет еще более близкую по своему характеру группу общественных отношений. Преступления, посягающие на эту группу отношений, объединяются в группу преступлений одного вида. Поэтому родовой объект, объединяющий однородные преступления в одном разделе Особенной части УК, затем подразделяется на главы, объединяющие преступления одного вида. В упомянутом уже выше разделе IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» выделяются: глава 24 «Преступления против общественной безопасности», глава 25 «Преступления против здоровья населения и общественной нравственности», глава 26 «Экологические преступления», глава 27 «Преступления против безопасности движения и эксплуатации транспорта», глава 28 «Преступления в сфере компьютерной информации». В наименовании этих глав, таким образом, указывается видовой объект.

В действующем УК в двух разделах Особенной части выделяются только по одной главе: в разделе XI «Преступления против военной службы» – всего одна глава 33, которая называется «Преступления против военной службы», а в разделе XII «Преступления против мира и безопасности человечества» – одна глава 34, которая имеет одноименное название «Преступления против мира и безопасности человечества». В этих случаях родовой и видовой объекты совпадают.

Непосредственный объект преступления представляет собой часть видового объекта, состоящую из одного или нескольких общественных отношений, охраняемых уголовным законом. Именно на него, прежде всего, посягает конкретное преступление. Так, раздел VII УК «Преступления против личности» начинается с главы 16 «Преступления против жизни и здоровья», которая открывается статьей 105 «Убийство». Для данного преступления непосредственным объектом является жизнь человека.

Основной функцией непосредственного объекта является разграничение в процессе квалификации преступлений однородных преступлений. Так, например, убийство (ст. 105) и умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111) посягают на один и тот же видовой объект, предусмотренный главой 16 УК (Преступления против жизни и здоровья) и один и тот же родовой объект, обозначенный в наименовании раздела VII УК (Преступления против личности). Разграничение между ними можно провести только по непосредственному объекту: убийство посягает на жизнь человека, в то время как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью – на здоровье человека.

По общему правилу преступление посягает на один непосредственный объект. Вместе с тем бывают такие преступления, которые причиняют вред двум непосредственным объектам (двуобъектные преступления). Для таких случаев в юридической литературе используется классификация объектов по «горизонтали»[108].

По «горизонтали» непосредственный объект подразделяется на основной и дополнительный. Основным непосредственным объектом является то общественное отношение (отношения), для охраны которого, прежде всего, и создается данная уголовно-правовая норма. Например, для убийства (ст. 105 УК) основным объектом будет жизнь человека, и именно для недопущения причинения вреда жизни и конструируется ст. 105 УК. Основной объект определяет сущность преступления и место уголовно-правовой нормы в системе Особенной части УК. Дополнительным объектом является то отношение, которому наряду с основным объектом причиняется вред или создается угроза причинения вреда. Дополнительный объект защищается соответствующей уголовно-правовой нормой наряду с основным постольку, поскольку ему тоже может быть причинен вред. Однако дополнительный объект не влияет на квалификацию преступления, поскольку ее определяет основной объект. Основной и дополнительный объекты находятся в одной плоскости и выделяются не по важности защищаемых отношений, а по признаку их принадлежности одному родовому объекту.

Дополнительный объект может быть обязательным, а может быть и факультативным. Обязательным он является в тех случаях, когда наряду с основным ему обязательно причиняется вред. Так, например, при разбое (ст. 162 УК) основным объектом является собственность, а дополнительным – здоровье личности. Конструкция разбоя такова, что он всегда сопряжен с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия. Следовательно, при разбое всегда причиняется вред и собственности, и здоровью потерпевшего. Факультативным дополнительный объект будет в тех случаях, когда ему причиняется вред не во всех случаях совершения преступления данного вида. Например, ст. 252 УК устанавливает ответственность за загрязнение морской среды, и непосредственным объектом в этих случаях выступают общественные отношения по обеспечению чистоты морской среды. Преступление может выражаться в самом факте загрязнения морской среды. Вместе с тем необязательно, но возможно, что в результате загрязнения морской среды будет причинен существенный вред здоровью человека (ч. 2 ст. 252 УК). В этом случае здоровье человека будет выступать в качестве дополнительного факультативного объекта. Выделение дополнительного факультативного объекта обусловлено тем, что он в значительной мере повышает общественную опасность посягательства. Напрямую, когда он является признаком квалифицированного вида, как в вышеуказанном случае, и в рамках санкции основного состава, если он не выделяется в качестве квалифицирующего признака.

В юридической литературе выделяются и иные классификации объектов преступлений. Так, Н. А. Лопашенко все объекты уголовно-правовой охраны подразделяет на простые (единичные) и сложные объекты, которые состоят из нескольких общественных отношений. В зависимости от характера связей между этими отношениями и их значения в составе преступления все сложные объекты можно разделить на несколько групп.

По ее мнению, в первую группу входят объекты посягательства, включающие различные по характеру отношения, но которые равнозначны между собой. Каждое из общественных отношений, входящих в объект основного состава преступления, является обязательным. Это, например, объект изнасилования, насильственного грабежа, разбоя, целого ряда сложных насильственных преступлений и т. д.

Ко второй группе относятся объекты, составные части которых имеют различное уголовно-правовое значение. Связь между частями построена по типу субординации (подчинения). Поэтому в этих объектах выделяются главные и второстепенные отношения. Главные отношения определяют социально-правовую природу данного преступления, его место в структуре Особенной части УК и отличие от других объектов данного вида. Главными эти отношения являются еще и потому, что только при их нарушении возможно причинение вреда второстепенным отношениям. Это системообразующие отношения. Например, некоторые должностные преступления имеют два непосредственных объекта посягательства – это область или сфера деятельности государственного аппарата и охраняемые законом блага личности. Системообразующим отношением в этом случае выступают отношения по должности. Второстепенные отношения хотя и влияют на характер деяния, но в большей мере определяют степень его общественной опасности. Второстепенность отношений свидетельствует не об их меньшей значимости для уголовного закона, а о том, что не они в данном составе определяют характер преступления. В других составах преступлений эти отношения являются самостоятельными объектами посягательства.

Третью группу сложных объектов посягательств образуют объекты с достаточно открытой структурой. Она включает в себя широкий круг отношений. В силу этого такой объект не обладает качественной определенностью. Системообразующим признаком для объекта выступает, скорее, внешний фактор – характер и способ посягательства. Такие объекты характерны, например, для бандитизма, массовых беспорядков и некоторых других преступлений[109].

Объект и предмет преступления. Наряду с объектом преступления как обязательным элементом преступления в уголовно-правовой литературе выделяется также предмет преступления. Однако его понимание у различных авторов неодинаково. Чаще всего под предметом преступления понимаются предметы материального мира или интеллектуальные ценности (то, что доступно для восприятия), воздействуя на которые преступник нарушает общественные отношения, охраняемые уголовным законом, как, например, имущество при хищении или государственная тайна при государственной измене[110]. Другие авторы, как представляется, совершенно обоснованно отмечают, что это упрощенное понимание предмета преступления[111]. Выделение предмета преступления имеет смысл только при понимании объекта посягательства как общественного отношения. При таком подходе под предметом преступления понимается то социальное благо (материальное или нематериальное), по поводу которого существует данное общественное отношение, охраняемое уголовным правом. Поэтому предметом преступления может быть как имущество, так и жизнь, здоровье или безопасность либо различные виды общественно полезной деятельности.

Понимание под предметом преступления любого социального блага связано с представлением об общественном отношении как объекте уголовно-правовой охраны, включающем в себя совокупность имманентных ему элементов – участники отношения, предмет (объект) отношения и связь между участниками по поводу конкретного предмета[112]. В конкретном случае преступление может воздействовать на любой из трех элементов общественного отношения. Важно подчеркнуть, что в результате такого воздействия изменяется или разрушается все отношение. Так, например, при краже имущество переходит к другому лицу – условному собственнику. Следовательно, прежнее отношение, в котором одним из субъектов являлся законный собственник, перестало существовать, поскольку был изъят предмет, по поводу которого и существовало данное отношение. Вместо него появилось новое отношение, субъектом которого является похититель. Однако это отношение не может охраняться законом, ибо приобретение имущества было совершено преступным путем.

В тех случаях, когда преступник воздействует на человека как на носителя общественных отношений, например при убийстве матерью новорожденного ребенка (ст. 106 УК) либо при обычном убийстве, он не может выступать в качестве предмета преступления. Поэтому лицо, пострадавшее от преступления, принято именовать потерпевшим[113].

Глава 2. Объективная сторона преступления

§ 1. Понятие, структура и значение объективной стороны преступления

Объективная сторона – это внешняя сторона преступления, т. е. совокупность внешних признаков, характеризующих общественно опасное поведение конкретного индивида в объективной действительности.

Любое поведение человека имеет внешние (объективные) и внутренние (субъективные) признаки. Внешние признаки – поведение, поступки конкретных людей; внутренние – психические процессы: мотивы, представления, проникающие в сознание человека и детерминирующие его поведение. В жизни они образуют психофизическое единство, и их раздельный анализ обусловлен необходимостью более полного их изучения и познания.

В Общей части УК РФ признаки объективной стороны преступления не определены. Однако они названы или описаны в каждой статье Особенной части УК, так как «в действии заключается суть общественно опасного поведения: именно оно содержит квинтэссенцию общественной опасности, причиняет объекту ущерб и разрушает правопорядок. Объективная сторона образует основы состава преступления»[114].

В теории уголовного права даются различные определения рассматриваемого понятия – от краткого: «Объективная сторона – это внешний акт общественно опасного посягательства на охраняемый уголовным правом объект»[115], до весьма подробного: «Объективная сторона конкретного состава преступления – это совокупность внешних, объективных, социально значимых, выражающих общественную опасность и ее степень, существенных, типичных для данного вида преступлений признаков, предусмотренных уголовным законом – и при бланкетности диспозиции статьи Особенной части УК РФ – в других законах и (или) нормативных правовых актах, характеризующих преступление как окончательное и совершенное исполнителем (исполнителями)»[116]. В последнем определении автор, ссылаясь на уголовный закон, пытается включить в характеристику объективной стороны все возможные признаки рассматриваемого понятия. Однако в уголовном законе эти признаки зачастую не названы, а подразумеваются, исходя из положений Общей части Кодекса. Так, в ч. 1 ст. 126 УК преступление определяется как похищение человека. Очевидно, что это действие является общественно опасным и противоправным, исходя их положений ст. 14 УК, характеризуется высокой степенью общественной опасности, исходя из категоризации преступлений (ст. 15 УК), и т. п. Для самого же определения объективной стороны достаточно указания на то, что она представляет собой «реальность окружающего нас мира во всем богатстве и разнообразии конкретных обстоятельств, индивидуализирующих внешний акт уголовно-противоправного поведения человека и произведенных им в этом мире общественно опасных изменений»[117].

В связи с этим сама деятельность человека по содержанию является не чем иным, как формой воздействия человека на внешний мир[118].

Общие для всех преступлений признаки объективной стороны содержатся в Общей части Уголовного кодекса. Так, законодатель, определяя в ст. 14 УК преступление, тем самым указывает на то, что любое деяние, ответственность за которое предусмотрена в Особенной части УК, является общественно опасным, противоправным и виновным. Наиболее подробно объективная сторона раскрывается в статьях Особенной части Уголовного кодекса. Например, в ст. 110 УК (доведение до самоубийства) говорится, что это преступление совершается «путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего». Диспозиции уголовно-правовых норм описывают главным образом объективную сторону преступления, в ряде случаев дополняя его указанием на форму вины и признаки специального субъекта.

Объективная сторона включает следующие признаки:

1) деяние, т. е. действие или бездействие, посягающее на тот или иной объект;

2) общественно опасное последствие;

3) причинную связь между деянием и наступившими последствиями;

4) способ, место, время, обстановку, орудия и средства совершения преступления.

Перечисленные признаки объективной стороны делятся на обязательные и факультативные. К обязательным относятся признаки, присущие любому преступлению, к факультативным – признаки, которые включены законодателем в отдельные статьи УК в качестве необходимых признаков конкретных составов.

Обязательным признаком объективной стороны любого преступления является деяние, т. е. общественно опасное и противоправное действие или бездействие.

В отношении последствий и причинной связи мнение ученых разделилось. Одни авторы последствия и причинную связь относят к числу обязательных признаков[119], другие же считают, что последствия – это факультативный признак, так как указание на последствия имеется не во всех статьях Особенной части Уголовного кодекса[120].

Наиболее удачным представляется решение этого вопроса Л. Д. Гаухманом, который, относя последствия к факультативным признакам, в то же время предлагает факультативные признаки подразделить на две группы: 1) обязательные для объективной стороны всех конкретных материальных составов преступлений; 2) иные факультативные признаки объективной стороны конкретных составов преступлений[121]. К первой группе, таким образом, относятся последствия и причинная связь, ко второй – способ, место, время, обстановка, орудия и средства совершения преступления.

Значение объективной стороны деяния многогранно:

во-первых, совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, признается основанием уголовной ответственности. Следовательно, без совершения деяния, являющегося обязательным признаком объективной стороны, не может быть уголовной ответственности;

во-вторых, точное установление признаков объективной стороны является залогом правильной квалификации совершенного общественно опасного деяния, особенно в случаях, когда объект, субъект и субъективная сторона характеризуются одинаковыми признаками. Например, кража (ст. 158 УК), мошенничество (ст. 159 УК) и грабеж (ст. 161 УК) различаются лишь по признакам объективной стороны;

в-третьих, правильная квалификация деяния предполагает четкое разграничение его не только с иными преступлениями, но и с другими правонарушениями, например административными. Так, разграничение неисполнения обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего (ст. 156 УК) и неисполнение родителями или иными законными представителями несовершеннолетних обязанностей по их содержанию и воспитанию (ст. 5.35 КоАП) можно разграничить только по признакам объективной стороны, которая ограничена в ст. 156 УК таким признаком, как жестокое обращение с несовершеннолетним;

в-четвертых, описание в статье Особенной части Кодекса объективной стороны позволяет определить момент окончания общественно опасного деяния, что, в свою очередь, позволяет установить время истечения сроков давности (ст. 78 УК);

в-пятых, отдельные признаки объективной стороны используются законодателем в качестве квалифицирующих признаков. Так, общеопасный способ убийства позволяет отнести это преступление к числу особо тяжких (п. «е» ч. 2 ст. 105 УК), порча земли (ст. 254 УК) в зоне экологического бедствия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации (место совершения преступления) признается квалифицированным видом этого деяния;

в-шестых, отдельные признаки объективной стороны могут расцениваться судом как обстоятельства, смягчающие или отягчающие наказание. Например, совершение преступления с особой жестокостью, садизмом, издевательством, а также мучениями для потерпевшего (п. «и» ст. 63 УК) отнесено к числу обстоятельств, отягчающих наказание.

Таким образом, точное определение признаков объективной стороны позволяет не только правильно квалифицировать деяние и отграничить его от смежных составов преступления, но и определить степень его общественной опасности и назначить справедливое наказание в соответствии с ч. 2 ст. 42 УК.

На правильный учет признаков объективной стороны неоднократно обращал внимание судов Верховный Суд РФ. Так, по делу Л. Верховный Суд указал: «Лицо, не совершившее действий, образующих объективную сторону грабежа, не может нести ответственность как соисполнитель открытого завладения имуществом»[122]. Л. был признан виновным в том, что, сообщив А. о наличии крупной суммы денег у Ч., он остался внизу, когда А., поднявшись в квартиру Ч., вынудил ее отдать ему деньги, которые они разделили с Л. Верховный Суд подчеркнул, что грабеж совершил А. Что касается Л., то никаких действий, образующих объективную сторону открытого похищения имущества, он не совершал. Следовательно, объективная сторона, характеризуя содержание преступления, тем самым определяет и границы посягательства, в которых устанавливается ответственность за то или иное конкретное преступление.

§ 2. Общественно опасное деяние и его виды[123]

Общественно опасное деяние, как отмечалось в предыдущем параграфе, относится к числу обязательных признаков объективной стороны любого преступления. Оно всегда выступает проявлением поведения человека во внешнем мире и, следовательно, совершается виновным в определенных условиях, месте, времени. Запрещение такого поведения уголовным законом означает его общественную опасность.

Первым признаком[124] общественно опасного деяния выступает его противоправность. Любое деяние, даже в случаях причинения вреда правоохраняемым интересам, являющееся в силу этого общественно опасным, не признается преступлением, если оно не запрещено Уголовным кодексом. И хотя этот признак в теории уголовного права называют «формально-нормативным», он, по мнению некоторых ученых, при определении деяния как элемента объективной стороны должен быть поставлен на первое место[125].

Второй обязательный признак деяния – общественная опасность, так как «сущность преступления воплощается в обстоятельствах, совокупность которых определяет содержание и степень общественной опасности преступного поведения, составляющих качественную определенность этого деяния»[126]. Общественная опасность – это материальный признак преступного деяния, раскрывающий его социальную сущность. Ее характер и степень определяются ценностью объекта посягательства, спецификой посягательства, причиненным объекту вредом, иными последствиями деяния и пр.

Третьим обязательным признаком деяния является виновность, что предполагает осознанное поведение, т. е. поведение под контролем сознания и воли. Поэтому не признается преступлением причинение вреда правоохраняемым интересам, не контролируемое сознанием и волей лица. Например, рефлекторные телодвижения, наличие непреодолимой силы, непреодолимое физическое принуждение и т. п. В теории уголовного права отмечалось, что осознанность представляет собой «объективный признак, состоящий в возможности осознания лицом своего деяния, и отличается от одноименного субъективного признака, характеризующего интеллектуальный момент формы вины, который выражается в реальном осознании лицом общественной опасности деяния»[127]. Однако представляется, что реальное осознание лицом общественной опасности деяния может отсутствовать при небрежности, при которой сохраняется возможность осознания лицом своего поведения. Отсюда осознанность общественной опасности и вина как один из признаков деяния – понятия идентичные. При причинении вреда в результате рефлекторных телодвижений или наличия непреодолимой силы вина причинителя вреда отсутствует, и есть все основания считать этот признак третьим обязательным признаком противоправного общественно опасного деяния.

Уголовному законодательству известны два вида деяния как обязательного признака объективной стороны – действие и бездействие.

Действие – это активное поведение человека, основу которого составляют телодвижения, совершаемые под контролем сознания и воли. Именно действие является наиболее распространенным видом противоправного, общественно опасного и виновного деяния. Свыше двух третей всех преступлений, ответственность за которые предусмотрена в статьях Особенной части Уголовного кодекса, совершаются путем действия. Как уголовно-правовое понятие действие может заключаться в единственном телодвижении, например сталкивании человека с платформы под проходящий поезд. Однако чаще всего действие, влекущее уголовную ответственность, слагается из совокупности телодвижений, т. е. из ряда отдельных связанных между собой актов поведения лица. Так, осуществление взрыва автомашины путем использования пульта дистанционного управления заключается не просто в нажатии кнопки пульта, а в планировании места и времени взрыва, подкладывании взрывного устройства, проверке исправности пульта и т. п. Следовательно, действие есть, как правило, система, комплекс взаимосвязанных телодвижений, составляющих общественно опасное поведение. Если такое поведение запрещено законом, является общественно опасным и виновным, то встает вопрос об уголовной ответственности за него.

Совершение общественно опасного деяния возможно не только путем телодвижений (физическое действие), но и в словесной форме, когда произнесение отдельных слов рассматривается как преступление. Например, угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 119 УК), публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК), вымогательство (ст. 163 УК). Словесная форма общественно опасного деяния может сочетаться с физическим воздействием. Например, оскорбление (ст. 130 УК), т. е. унижение чести и достоинства личности, выраженное в неприличной форме, осуществляется путем произнесения бранных слов и одновременно может сопровождаться совершением непристойных жестов и действий, например плевок в лицо.

Таким образом, действие в его уголовно-правовом смысле может заключаться в форме как поступков, поведения, в основе которых лежит телодвижение, так и слов, служащих для выражения определенного понятия[128].

Негативное отношение к правоохраняемым интересам, предосудительные мысли и настроение, даже выявленные вовне, намерение совершить преступление понятием «действие» не охватываются и уголовной ответственности не влекут, если такое намерение не реализуется в конкретных действиях, направленных на совершение преступления. Так, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 10 февраля 2000 г. «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» отметил, что не является преступлением намерение дать взятку, получить взятку, осуществить коммерческий подкуп «в случаях, когда лицо для реализации высказанного намерения никаких конкретных действий не предпринимало»[129].

Определенный интерес представляет вопрос о границах действия. Являясь внешним актом противоправного, общественно опасного поведения субъекта, действие начинается с момента совершения первого осознанного и волевого телодвижения или слов, произнесение которых признается преступлением.

Конечным моментом действия является его завершенность (например, высказанное требование о передаче чужого имущества при вымогательстве) или наступление общественно опасных последствий (например, изъятие чужого имущества при краже). Момент окончания действия в первую очередь определяется конструкцией статьи, предусматривающей ответственность за конкретное преступление. Кроме того, действие может быть прервано по обстоятельствам, не зависящим от воли виновного (например, при покушении), или декриминализировано.

В теории уголовного права с давних пор обсуждается вопрос о том, ограничивается ли действие в уголовно-правовом смысле телодвижениями или включает в себя используемые человеком силы, предметы и закономерности[130].

По мнению одних ученых, действие как уголовно-правовая категория ограничивается сознательным телодвижением, и поэтому нет оснований включать в понятие действия те силы, которые использует лицо в своей преступной деятельности, и тем более закономерности объективного мира. «Неправильно включать в понятие действия силы, которые использует лицо в своей деятельности, а тем более закономерности объективного мира. Действия человека зависят от его воли, закономерности же внешнего мира от воли и создания человека независимы»[131].

Другие ученые считают, что действие охватывает собой не только телодвижения человека, но и те силы, которыми он пользуется, и те закономерности, которые он использует[132]. «Действие включает также использование различных сил природы, механизмов, устройств, радиоактивных веществ и т. д., которыми пользуется лицо, совершающее преступление»[133].

Более предпочтительной представляется вторая позиция, так как невозможно ограничить понятие преступного действия только собственными телодвижениями лица, совершающего преступление. К. Маркс, характеризуя процесс труда, отмечал, что человек пользуется механическими, химическими, физическими свойствами вещей для того, чтобы в соответствии со своей целью применить их как орудия воздействия на другие вещи, что они становятся «органом его деятельности, который он присоединяет к органам своего тела, удлинняя таким образом вопреки Библии естественные размеры последнего»[134].

Использование сил и закономерностей природы, действий механизмов и т. д. является своего рода способом воздействия человека на внешний мир, а способ неотделим от действия, как форма от содержания.

Существо данного вопроса не в физическом расчленении поведения человека на части, а в установлении тех рамок, в которых проявляется его отношение к воздействию на охраняемые законом интересы. До тех пор, пока используемые силы и закономерности подвластны и подконтрольны лицу, можно говорить о наличии преступного действия, включающего эти силы и закономерности.

Однако в некоторых случаях действия сил и закономерностей оказываются за пределами действий человека, которые ограничиваются определенными телодвижениями, поэтому использование сил и закономерностей в подобных ситуациях может оказаться за пределами действия.

Бездействие – второй вид противоправного общественно опасного деяния. По своим социальным и юридическим свойствам бездействие, являясь одним из видов деяния, тождественно действию. Оно, как и действие, способно объективно вызывать изменения во внешнем мире. Вместе с тем бездействие – более сложный вид деяния, обладающий специфическими чертами. Если действие характеризуется активным поведением, то бездействие – поведение пассивное. Однако пассивное поведение является видом деяния в том случае, когда оно запрещено законом. Иными словами, основанием ответственности за бездействие служит невыполнение возложенной на лицо правовой обязанности осуществить определенные действия, которую он не выполняет.

Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 5 июня 2002 г. «О судебной практике по делам о нарушении правил пожарной безопасности, уничтожения или повреждения имущества путем поджога либо в результате неосторожного обращения с огнем» подчеркивается: «При решении вопроса о виновности лица в нарушении правил пожарной безопасности… судам необходимо выяснять, в чем конкретно состояло ненадлежащее исполнение или невыполнение лицом данных правил» (п. 2)[135].

И наконец, невыполнение возложенной на лицо обязанности признается преступлением при наличии у лица возможности выполнить эту обязанность.

Так, по делу Григорьева, осужденного по ст. 125 УК (оставление в опасности), Судебная коллегия Верховного Суда РФ, прекращая дело за отсутствием в действиях Григорьева состава преступления, указала, что ответственность по ст. 125 УК наступает только при наличии прямого умысла и двух обязательных условий, когда виновный имел возможность оказать помощь лицу, находящемуся в опасном для жизни состоянии, и был обязан иметь о нем заботу[136].

В Уголовном кодексе РФ отсутствует определение бездействия. Такое определение имеется в уголовных кодексах некоторых зарубежных стран. Так, в УК ФРГ говорится: «Кто, бездействуя, вызывает наступление последствия, предусмотренного составом преступления, подлежит наказанию по этому закону только тогда, когда он юридически был обязан не допустить наступления последствия и если бездействие соответствует выполнению состава преступления путем бездействия» (§ 13).

Еще более подробное определение бездействия дается в ст. 11 УК Испании, согласно которой «неисполнение особой юридической обязанности, возложенной на виновного, приравнивается законом к исполнению преступления. Бездействие приравнивается к действию: а) когда существует особая обязанность действовать, вытекающая из закона или договора; б) когда виновный своим предыдущим действием или бездействием подверг опасности юридически защищаемое право».

Установление ответственности за невыполнение определенных обязанностей обусловлено тем, что в современных условиях, когда в трудовых и иных социальных процессах участвует множество людей, использующих сложнейшие механизмы, мощнейшие источники энергии, невыполнение отдельными людьми возложенных на них юридических обязанностей может повлечь за собой наступление тяжких, а порой невосполнимых, потерь.

Бездействие, как и действие, может выразиться в единичном факте воздержания от совершения требуемого действия, например отказ свидетеля от дачи показаний (ст. 308 УК). Однако в подавляющем большинстве случаев бездействие представляет собой систему преступного поведения, характеризующегося протяженностью во времени, например злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей и нетрудоспособных родителей (ст. 157 УК), дезертирство (ст. 338 УК).

В теории уголовного права отмечается, что бездействию присуще два критерия: объективный – невыполнение возложенной на лицо обязанности совершить определенные действия и субъективный — возможность совершить такие действия[137]. При привлечении к уголовной ответственности за бездействие должны присутствовать оба критерия.

Обязанность совершения конкретных действий в определенных условиях может:

1) предусматриваться законом или подзаконным нормативным актом. Так, невыполнение обязанности по воспитанию несовершеннолетнего является нарушением положений Семейного кодекса и может повлечь ответственность по ст. 156 УК;

2) вытекать из характера осуществляемых профессиональных функций и должностных полномочий. Например, неоказание врачом без уважительных причин помощи больному (ст. 124 УК);

3) вызываться решением судебного органа. В частности, неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта предусмотрено ст. 315 УК;

4) обусловливаться таким предшествующим поведением лица, в результате которого создается угроза наступления вреда правоохраняемым интересам. Например, в ст. 125 УК предусмотрена ответственность за заведомое оставление без помощи человека, находящегося в опасном для жизни или здоровья положении, лицом, поставившим потерпевшего в такое положение.

Некоторые ученые дополняют этот перечень иными обстоятельствами, например, такими, как предшествующий договор[138] или «общесоциальные нормы, регулирующие поведение лица в системе общественных отношений»[139] и др.

Однако, как справедливо отмечалось в литературе, все названные обстоятельства можно рассматривать в качестве «дополнения к классическому списку оснований для активного поведения» как имеющие уточняющий характер или являющиеся идентичными друг другу[140].

В некоторых случаях законодатель устанавливает условия, ограничивающие обязанность действовать. Так, в ст. 270 УК предусмотрена ответственность капитана судна за неоказание помощи терпящим бедствие на водном пути при условии, что такая помощь может быть оказана без серьезной опасности для пассажиров или экипажа своего судна.

Бездействие не означает «ничего неделание». Напротив, лицо может проявлять повышенную физическую активность, но при этом возложенную на него правовую обязанность не выполнять. Например, уклоняясь от уплаты алиментов на содержание несовершеннолетних детей (ч. 1 ст. 157 УК), субъект может проявлять повышенную активность – переезжать с места на место, менять работу, фамилию и т. д. Однако само преступление – уклонение от уплаты алиментов – совершается всегда путем бездействия, т. е. невыполнения обязанности при наличии возможности ее выполнить.

Такие активные действия, предпринятые для обеспечения невыполнения правовой обязанности, т. е. бездействия, некоторые ученые называют смешанным бездействием[141].

Другие ученые к смешанному бездействию относят «случаи неполного либо частичного выполнения субъектом своих юридических обязанностей»[142], считая классическим примером смешанного бездействия халатность (ст. 293 УК), совершаемую путем «неисполнения или ненадлежащего исполнения должностным лицом своих обязанностей».

Смешанным бездействием в теории уголовного права также предлагается считать бездействие, которое «повлекло последствие (последствия), например, неоказание помощи больному, признаваемое на основании ст. 124 УК преступлением, если оно повлекло по неосторожности средней тяжести вред здоровью (ч. 1)»[143].

Резкое различие между действием и бездействием в жизни в значительной мере сглаживается, и появляются как бы промежуточные, смешанные формы, в которых соединяются и активное, и пассивное поведение. Так, приводимый в теории уголовного права в качестве примера смешанного бездействия состав халатности может быть осуществлен путем как действия, так и бездействия. Вид поведения (активный или пассивный) в данном случае для законодателя и правоприменителя безразличен, а, следовательно, состав халатности может быть отнесен к группе преступлений, которые совершаются и активными действиями, и пассивным поведением, как в совокупности, так и по отдельности. Поэтому данное преступление, по нашему мнению, не может служить примером смешанного бездействия. Такого рода преступлений в Уголовном кодексе довольно много. Это – злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности (ст. 177 УК), невозвращение из-за границы средств в иностранной валюте (ст. 193 УК), различного рода нарушения правил, обеспечивающих безопасность работ (ст. 215, 216, 217, 219 УК) и др.

Не имеют значения для определения смешанного бездействия конструкции состава преступления (формальный или материальный) и, следовательно, оговорены или не оговорены в статье определенные последствия.

О смешанном бездействии есть основания говорить в случаях, когда невыполнение возложенных на лицо обязанностей обеспечивается его активным поведением, призванным либо замаскировать, либо оправдать невыполнение обязанностей. Это активное поведение может выступать в качестве способа уголовно наказуемого бездействия, может подпадать под признаки иного состава преступления и т. п.

Так, уклонение от отбывания лишения свободы (ст. 314 УК) может обеспечиваться активной деятельностью уклоняющегося, который принимает меры к тому, чтобы избежать последующего задержания (уезжает в другую местность, приобретает фальшивые документы и пр.).

В теории уголовного права отмечалось, что бездействие может выразиться как в единовременном пассивном акте, так и в длительном непрерывном неисполнении юридических обязанностей, что дает основание для классификации бездействия на одноактное (например, неоказание помощи больному – ст. 124 УК; отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний – ст. 308 УК) и многоактное или постоянно длящееся (например, неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего – ст. 156 УК; или уклонение от исполнения обязанностей военной службы – ст. 339 УК)[144].

§ 3. Общественно опасные последствия

Общественно опасные последствия представляют собой причиненные действием (бездействием) лица вредные изменения в охраняемых уголовным законом объектах. Уголовный кодекс РФ 1996 г. уделяет большое внимание формулированию общественно опасных последствий по содержанию и величине. В Особенной части УК подавляющее число норм содержит в диспозициях прямые указания на общественно опасные последствия, как реальные, так и в виде создания угрозы причинения вреда. Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 163-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» конкретизированы размеры ущерба еще в целом ряде статей. Возмещение вреда при деятельном раскаянии выступает основанием для освобождения лица от уголовной ответственности (ст. 75 УК и примечания к нормам Особенной части Кодекса). Возмещение вреда и примирение с потерпевшим освобождают лицо от уголовной ответственности при совершении преступления небольшой и средней тяжести (ст. 76 УК).

Все вышеперечисленное свидетельствует о существенной роли общественно опасных последствий при криминализации и пенализации преступных посягательств и индивидуализации наказания за них.

Помимо общественно опасных последствий УК РФ в ряде случаев говорит о «результате» преступления. Есть ли разница между общественно опасными последствиями и результатом? В одних учебниках под результатом понимаются материальное образование, имею щее натуральные, стоимостные, медико-биологические, физико-химические (например, отравление земли, загрязнение водоема вредными отходами производства) и тому подобные измеряемые параметры[145]. По мнению других авторов, последствия и результаты – синонимы[146]. Мы считаем, что общественно опасные последствия и результаты соотносятся как содержание и форма. Нормами с признаком «результат» законодатель обозначает непосредственный экономический ущерб, оцениваемый по денежной стоимости чаще всего предметов преступления. Например, о предмете получения взятки в примечаниях к ст. 290 УК сказано: «Крупным размером взятки признается сумма денег, стоимость ценных бумаг, иного имущества и выгод имущественного характера, превышающие сто пять-десят тысяч рублей». Говорится и о крупном размере наркотических средств, об уничтоженном имуществе, об уклонении от уплаты налогов и т. п.

Непосредственный экономический ущерб для точности квалификации, конечно, целесообразнее выражать именно в размерах, т. е. в однозначном денежном измерении стоимости предметов преступления. Термин «ущерб» больше пригоден для характеристики комплексных экономических и организационных общественно опасных последствий. Типичный пример – состав злоупотребления должностными полномочиями (ст. 285 УК). В нем общественно опасные последствия описаны как «существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства». Например, комплексный ущерб был причинен преступниками, которые похитили большое количество проволоки, в результате чего была выведена из строя крупная ЛЭП и многонаселенный регион остался без электроснабжения.

Комплексность общественно опасных последствий, состоящих из экономического, социального, психического, организационного вреда, не позволяет представлять его размеры непосредственно в законе.

В тех немногих случаях, когда можно дать исчерпывающий перечень преступных последствий, законодатель это делает. Например, в ст. 272 УК «Неправомерный доступ к компьютерной информации» организационно-информационный вред представлен таким образом: уничтожение, блокирование, модификация либо копирование информации, нарушение работы ЭВМ, системы ЭВМ или их сети. Однако далеко не всегда возможен исчерпывающий перечень организационного вреда. В ч. 1 ст. 274 УК «Нарушение правил эксплуатации ЭВМ, системы ЭВМ или их сети» последствия в простом составе сформулированы как «существенный вред», в квалифицированном составе – как «тяжкие последствия».

Содержание общественно опасных последствий определяется содержанием объектов, вредные изменения в которых они производят. Уголовный кодекс предусматривает 26 видовых объектов. Столько же существует разновидностей общественно опасных последствий. Наиболее обобщенно они классифицируются на физические, психические, социальные, экономические, экологические и организационные. Последняя группа общественно опасных последствий наиболее разнообразна и многочисленна. Кроме того, все без исключения общественно опасные последствия обладают свойством противоправности, дезорганизуют, вносят дисфункции в охраняемый Уголовным кодексом правопорядок самим фактом нарушения уголовно-правового запрета.

Конституция РФ охраняемую систему правоотношений выражает в трех подсистемах: «личность – общество – государство». В качестве психофизиологического феномена личности выступает «человек». Социально-ролевой и социально-психологический феномены, социально-функциональный член общества – «личность», «гражданин». Вред человеку – это физический вред (смерть человека и вред его здоровью), а также вред половой неприкосновенности. Чести и достоинству причиняется вред психический. Кроме специальных глав и раздела о преступлениях против личности физический и психологический вред предусмотрен в нормах о преступлениях против общественной безопасности, против мира и безопасности человечества, а также во всех других нормах УК, где указаны последствия в виде смерти или вреда здоровью человека. Социальный вред гражданину причиняют преступления против конституционных прав и свобод (гл. 19 УК), против военной службы (гл. 33 УК). Экономический, материальный, имущественный ущерб причиняется, соответственно, интересам личности, общества, государства.

Часть 2 ст. 153 УПК признает потерпевшим физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный или моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу и деловой репутации. Представляется, что этот перечень возможного вреда узок и неточен. Широко распространенное в гражданском праве понятие «моральный вред» в уголовном праве точнее называть «психическим». Моральный вред влекут аморальные поступки, а не преступления. Клевета и оскорбление как преступления ущемляют честь и достоинство личности, ее самооценку и публичную характеристику. Кроме того, моральным вредом не охватываются самые разнообразные виды социального вреда потерпевшему, которые влекут нарушение его конституционных прав – политических, трудовых, семейных, жилищных и т. д. (см. гл. 19 УК).

Наиболее разнообразны объекты и, соответственно, общественно опасные последствия в системе «государство». Здесь ущерб причиняется конституционному строю, власти и управлению, правосудию, воинским правоотношениям. Это организационный вред. Помимо дисфункции в соответствующих правоотношениях он нередко комбинируется с имущественным ущербом, физическим, социальным и психическим вредом.

Распространенный в теории довод о неизмеряемости, «неосязаемости» и недоказуемости нематериальных последствий[147] малоубедителен. Нематериальные, т. е. социальные, психические, организационные, последствия в действительности по диалектической закономерности взаимосвязи качества и количества материи также имеют свои количественные параметры. Следствие и суд должны их установить, иначе нельзя отличить преступление от проступка и малозначительного деяния, размежевать оконченное преступление и покушение на него, определить характер и степень ущерба для его возмещения и индивидуализации наказания. Пункт 4 ч. 1 ст. 73 УПК признает обстоятельством, подлежащим доказыванию по уголовному делу, «характер и размер вреда, причиненного преступлением». Пункт «б» ч. 1 ст. 63 УК признает наступление тяжких последствий в результате совершения любого преступления отягощающим наказание обстоятельством. Понятно, что измеряться такой нематериальный ущерб будет не трупами убитых, увечьем раненых или деньгами, а собственными показателями, которые согласуются с содержанием объектов посягательства.

Так, психический вред при оскорблении оценивается степенью неприличия формы унижения чести и достоинства личности. В противном случае ругань типа «дурак» или «идиот» стала бы признаваться преступлением и влечь уголовную ответственность большой массы людей.

Глава 19 УК «Преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина» предусматривает в диспозициях большинства норм социальные последствия – «вред правам и законным интересам граждан» (см., например, ст. 140, ч. 2 ст. 142 УК). Каким образом определять величину такого вреда? По значимости нарушенных прав – политических, трудовых, семейных, жилищных и т. д., по длительности и систематичности причинения вреда, по количеству потерпевших и др.

В диспозиции нормы о нарушении тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений граждан (ч. 1 ст. 138 УК) не указаны последствия в виде причинения вреда правам и законным интересам граждан. Поэтому она фактически не применялась по УК РСФСР 1960 г. и редко будет применяться по УК РФ 1996 г. Вскрытие почтовых ящиков и ознакомление с их содержимым ныне стало обычным явлением в жилых домах. Ставить вопрос о привлечении к уголовной ответственности за это, следуя ч. 1 ст. 138 УК, нереально именно потому, что отсутствует серьезное нарушение прав граждан.

Фальсификация избирательных документов и документов референдумов (ст. 142 УК) влечет дисфункцию в избирательных процессах, а также ущемляет избирательные права граждан. Граница между преступлением и непреступными правонарушениями проходит по величине причиняемого вреда, которая определяется объемом и значением фальсифицируемых документов. В частности, имеет значение, нарушена тайна голосования десятков или тысяч избирателей, незаконно проведено досрочное голосование большого или малого числа избирателей, долго ли проводилась предвыборная агитация в день голосования, каков объем расхождений по результатам подсчета голосов на разных этапах, сколько избирателей было подкуплено и т. д. Такие и подобные им конкретные параметры последствий и будут определять, надо ли возбуждать уголовное дело или ограничиться административными санкциями.

По степени реализации общественно опасные последствия подразделяются на реальный ущерб (вред) и угрозу (опасность) их причинения. Составы угрозы причинения вреда конструируются законодателем в случае посягательств на особо ценные объекты (например, при заведомом поставлении другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией – ч. 1 ст. 122 УК); радиоактивного заражения окружающей среды (ч. 1 ст. 215 УК) и др.

Различение реального вреда и опасности (угрозы) его причинения не означает, что угроза не производит объективных изменений в правоохраняемых интересах. При угрозе также происходят вредные изменения в состоянии объектов: изменение ситуации их безопасного функционирования. Реальность такой опасности требуется доказывать, как и фактический вред[148].

По конструкции состава преступления общественно опасные последствия бывают простыми (одновременными и однородными) и сложными (комплексными, длящимися). Это определяется тем, имеет ли состав два объекта, либо содержательными особенностями одного объекта, либо спецификой процесса причинения вредных изменений по продолжительности. Например, в сложном составе разбоя два объекта – безопасность, здоровье человека и имущественные интересы гражданина. Отсюда и ущерб разбоя – физический и имущественный. Комплексный характер обычно имеет ущерб от хулиганства в виде вредных изменений в общественной безопасности и общественном порядке. Хулиганский вред включает в себя физический, имущественный и организационный ущерб.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 2 апреля 1990 г. «О судебной практике по делам о злоупотреблениях властью или служебным положением, превышении власти и должностной халатности», отражая многообразие преступных последствий в должностных преступлениях, указал: «Существенный вред как необходимый признак состава должностного преступления может выражаться не только в причинении материального ущерба, но и в нарушении конституционных прав и свобод граждан, в подрыве авторитета органов власти, государственных и общественных организаций, нарушении общественного порядка и других».

Физический вред и экономический ущерб поддаются достаточно четкому измерению. Поэтому в составах преступлений с таким вредом последствия, как правило, дифференцируются по ущербу на хищение простое, крупное и особо крупное[149]. Тщательно дифференцируются составы с физическим вредом здоровью граждан. Вред здоровью подразделяется в зависимости от объема утраты трудоспособности и здоровья, а также продолжительности заболевания – на легкий с расстройством здоровья, средней тяжести и тяжкий вред здоровью.

Измеряемый в определенных единицах имущественный ущерб, как правило, прямо фиксируется в законе. Уголовный кодекс 1996 г. в случаях прямого экономического ущерба в примечаниях четко определяет размеры существенного, значительного, крупного, особо крупного вреда.

Например, в примечании 4 к ст. 158 УК «Кража» сказано, что «крупным размером в статьях настоящей главы признается стоимость имущества, превышающая двести пятьдесят тысяч рублей, а особо крупным – один миллион рублей».

В адрес законодателя высказывался упрек в том, что не во всех нормах Кодекса определен размер экономического ущерба. Однако в экономических преступлениях четко определить можно лишь прямой и простой имущественный ущерб. Если он по содержанию сложен, носит характер косвенного ущерба, то в конкретном денежном выражении его представить сложно или даже невозможно. В таких случаях закон употребляет выражение «ущерб гражданам, организациям или государству». Это относится, например, к характеристике крупного ущерба от незаконного использования товарного знака (ст. 180 УК), преднамеренного банкротства (ст. 196 УК), фиктивного банкротства (ст. 197 УК) и других, главным образом предпринимательских, преступлений.

Еще сложнее поддается измерению нематериальный ущерб – организационный, психический, социальный. Единицами его измерения выступают время, продолжительность вредоносных изменений в объектах посягательства, глубина, стойкость, необратимость ущерба, актуальность безвредного функционирования объекта в соответствии с местом и временем совершения деяния и другие параметры.

Без тщательного взвешивания нематериальных последствий (а их большинство, по сравнению с имущественными и физическими) нельзя правильно ответить на следующие принципиальные вопросы: имеется ли общественная опасность и нет ли малозначительного деяния; совершено ли преступление либо правонарушение; какой ущерб следует учитывать при наказании лица. Например, как отграничить административное мелкое хулиганство от уголовного хулиганства? Сложносоставной вред хулиганства слагается из ряда последствий – организационных, физических, имущественных, психических. Их величина позволит размежевать проступок от преступления.

С наступлением общественно опасных последствий оканчивается состав преступления. Однако и после наступления преступных последствий может последовать целая цепочка дальнейших, находящихся за пределами состава, последствий, называемых «дальнейшими или дополнительными». В квалификации преступления они не участвуют, но при наличии их предвидения учитываются судом как отягчающие наказание обстоятельства. В п. «б» ч. 1 ст. 63 УК к числу обстоятельств, отягчающих наказание, отнесено «наступление тяжких последствий в результате совершения преступления». В качестве дополнительного дальнейшего вредного последствия в экономических и должностных преступлениях может выступать, например, упущенная в результате соответствующего преступления прибыль предприятия. При предвидении этих последствий они вменяются в качестве отягчающих наказание обстоятельств.

Общественно опасные последствия:

1) выступают ведущим основанием криминализации деяний;

2) участвуют в квалификации преступлений;

3) служат решающим разграничительным признаком преступлений и непреступных правонарушений, а также аморальных поступков;

4) аналогичны по роли в определении малозначительности деяния, не являющегося преступлением;

5) учитываются судом при назначении наказания в качестве отягчающего обстоятельства, если лицо предвидело дальнейшие, дополнительные, за рамками составов лежащие последствия.

§ 4. Причинная связь между действием (бездействием) и общественно опасными последствиями

Обязательным условием уголовной ответственности лица является наличие причинной связи между действием (бездействием) и наступившими вредными последствиями. Речь идет об установлении того, что наступившие общественно опасные последствия порождены данным действием (бездействием) лица, а не действием третьих лиц либо каких-то внешних сил.

Методологически причинная связь – это один из видов детерминации[150]. Детерминация представляет собой взаимосвязь явлений, при которой одно явление определяет (детерминирует) появление другого. В философии таких связей насчитывается свыше 30. Для уголовного права значимы две – причинная связь (причинение) и обусловливающая связь (обусловливание). При причинной связи действие (бездействие) само порождает, продуцирует, воспроизводит последствия. При обусловливании одно явление лишь создает возможность наступления общественно опасных последствий, которая реализуется причиной. Причина и условие тесно взаимодействуют. Без благоприятных условий возможность появления последствий причиной не реализуется. Однако при взаимодействии причины и условия они сохраняют свою специфику разных видов детерминации: причина со следствием связана генетической связью, условие обусловливает его.

Причинная и обусловливающая связи являются объективными видами связи. Причина и условие всегда предшествуют следствию. Однако не всякая временная последовательность означает детерминацию – “post hoc non propter hoc” («после того не значит вследствие того»). Причины и условия, с одной стороны, и следствие – с другой, изоморфны, т. е. однородны по содержанию, в том числе по общественной опасности. В учении о причинной связи в уголовном праве встречаются утверждения, что философское понятие «причина и следствие» полностью применимо в уголовном праве. Однако такое мнение нуждается в уточнении. Механизм причинения, причинность, казуальность, действительно, едины для всех явлений природы и социальной действительности. Сами же причина и следствие в соответствующих сферах функционирования специфичны. В уголовном праве причина – всегда суть действия или бездействия лица, достигшего определенного возраста и вменяемого. Последствие же – всегда общественно опасный вред, ущерб правоотношениям, охраняемым уголовным законом.

Существуют определенные правила и этапы установления причинной связи между действием (бездействием) и общественно опасным последствием.

Во-первых, объективность причинно-следственной связи предполагает исследование ее независимо от вины. Сначала констатируется наличие объективной связи между действием и последствием, и лишь затем устанавливается вина в форме умысла либо неосторожности по интеллектуально-волевому отношению к причиненному последствию.

Во-вторых, причиной и условием наступления преступного последствия в уголовном праве выступает исключительно действие или бездействие субъекта преступления. Ни силы природы, ни активность невменяемых лиц, ни работа механизмов причиной преступных последствий не являются. Этим отличается причинная связь по уголовному делу между действием и вредом (ущербом) от причинной связи в том же уголовном деле, но устанавливаемой различными судебными экспертами. Например, по делам об убийстве всегда проводится судебно-медицинская экспертиза, которая устанавливает биологическую причину наступления смерти. Грубую ошибку допускает тот следователь или суд, которые перед судебно-медицинскими экспертами ставят вопрос о том, было ли деяние данного субъекта причиной смерти потерпевшего. На этот уголовно-правовой вопрос отвечает сам следователь или суд. Судебно-медицинская экспертиза дает заключение такого, в частности, содержания: причиной смерти потерпевшего явились удары острым предметом в сонную артерию, что вызвало кровопотерю с последующей остановкой сердца. Используя эти данные, следователь или суд исследуют, были ли соответствующие действия (бездействие) подозреваемого (обвиняемого, подсудимого) причиной наступления смерти потерпевшего, т. е. убийства.

Ранее отмечалось, что действие как условие либо причина должно обладать признаками волимости, т. е. свободы воли. Когда выбор лица блокируется непреодолимой силой, физическим насилием, исключающим возможность руководить своими поступками, действие (бездействие) отсутствует. Стало быть, в содеянном нет и первичного звена причинной связи.

Субъект действия (бездействия) должен обладать необходимыми уголовно-правовыми свойствами лица, совершившего преступление: быть вменяемым, достичь требуемого возраста ответственности. Для специального субъекта необходимо дополнительно установить признаки профессиональной принадлежности, пола, возраста и проч., которые требуются соответствующими нормами Кодекса.

В-третьих, действие (бездействие) лица должно быть, как минимум, антисоциальным, заключающим в себе определенный риск, возможность вредных последствий. Если действие было социально полезным или социально нейтральным, оно из дальнейшего установления причинной связи исключается. Так, не являются причиной тяжкого телесного повреждения действия сторожа, который крикнул на подростка, пытавшегося залезть в конюшню, чтобы угнать для прогулки лошадь, если подросток, убегая, сломал себе ногу. Нет причинной связи между действием лица, которое поставило на ноги лежавшего пьяного и направило его к дому, а тот, пройдя несколько шагов, уже вне поля зрения этого лица резко свернул и попал под автомобиль. В обоих случаях действия лица были социально полезными. Следовательно, деянием, повлекшим преступные последствия, они признаваться не могут.

Первый этап установления причинной связи между действием (бездействием) и общественно опасными последствиями – это установление последовательности причины и следствия. Действие (бездействие) всегда должно предшествовать наступлению ущерба (вреда).

В сложной цепи детерминации общественно опасных последствий надо вычленить антисоциальные, неправомерные, с точки зрения административного, трудового, гражданского, экологического и т. п. права, деяния или резко противоречащее основам нравственности действие (бездействие), в котором содержится определенная толика риска, возможности причинения вреда, асоциальности, позволяющая продолжить анализ казуальности. Позитивный ответ на поставленный вопрос об антисоциальности, неправомерности или аморальности деяния составляет второй этап исследования причинной связи между действием и преступными последствиями.

Третий этап исследования охватывает установление того, было ли неправомерное либо аморальное деяние необходимым условием наступления вредных последствий. Для этого достаточно мысленно вычленить данное деяние из цепи детерминации, и если события будут развиваться так, как они развивались, значит, это деяние не являлось необходимым условием наступления последствий. Так, за неосторожное уничтожение государственного имущества не может нести ответственность уборщица Н., которая, уходя домой, оставила невыключенной электрическую плитку с чайником. Как установила экспертиза, склад был подожжен заведующим складом, который использовал нарушение Н. правил безопасности, чтобы поджечь склад с целью сокрытия хищения. В данном случае Н. нарушила правила пожарной безопасности, однако ее действия не были необходимым условием пожара, ибо независимо от них поджог был произведен другим лицом.

В обобщении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР «Применение судами законодательства об ответственности за автотранспортные преступления» отмечалось: «…имеются случаи осуждения лиц при отсутствии причинной связи между допущенными ими нарушениями правил дорожного движения и наступившими последствиями. Суды иногда не учитывают, что действия водителя становятся преступными не при всяком нарушении правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств, а только при таком, которое создало аварийную обстановку и повлекло соответствующие последствия: гибель людей, причинение телесных повреждений либо существенного материального ущерба»[151].

Правонарушения, которые не были необходимыми условиями общественно опасного последствия, не могут стать их причиной. Детерминация обрывается при установлении того, что соответствующие условия не были необходимыми для наступления соответствующего вреда. Так, Ч. был признан виновным в том, что он, являясь водителем автоцистерны, нарушил правила дорожного движения, в результате чего наехал на семилетнего мальчика, который от полученных повреждений скончался. Нарушение правил выразилось в отсутствии на автоцистерне государственного номерного знака и слабости тормозной системы. Как установил вышестоящий суд, нарушения не были причиной наезда на потерпевшего. Отсутствие номерного знака вообще в расчет приниматься не должно, ибо не содержало и малой вероятности создания аварийной обстановки. Что касается тормозов, то, независимо от их состояния, Ч. не мог предотвратить наезд. Автоцистерна следовала со скоростью 20–25 км в час по улице навстречу грузовой машине, на заднем борту которой «висел» потерпевший. Когда передняя часть автоцистерны находилась на расстоянии 15 м от заднего борта встречной машины, потерпевший отцепился от борта и стал перебегать улицу. Увидев в непосредственной близости от автоцистерны перебегающего улицу мальчика, Ч. попытался свернуть автоцистерну в сторону и тем самым избежать наезда, но мальчик ударился о горлышко бензобака и от полученных при этом тяжких повреждений умер. Суд первой инстанции признал наличие причинной связи там, где нарушения даже не были необходимыми условиями.

Концепция причины как необходимого условия была развита грузинским профессором Т. В. Церетели[152]. Уголовный кодекс Грузии 2000 г. включил эту концепция в ст. 8 «Причинная связь». В ней сказано, что «причинная связь существует тогда, когда деяние является необходимым условием предусмотренного соответствующей статьей настоящего Кодекса противоправного действия или его конкретной опасности, без которого в данном случае это последствие не наступило бы, ибо не создалась бы такая ситуация».

Недостатки данной эквивалентной теории, обоснованно критиковавшейся в философии и праве, – уравнивание всех детерминант наступления преступного результата, а отсюда – чрезмерное расширение объективных оснований уголовной ответственности. В противовес эквивалентной теории была выдвинута так называемая адекватная теория, получившая такое название от воззрения на причину как на соответствующую (адекватную), типичную, среднестатистически закономерную для наступления последствий. Эта теория признавала причиной лишь те детерминанты, которые по своей адекватности, соответственности последствиям были способны их продуцировать. Случайные, нетипичные, нестандартные действия из числа причин исключались, хотя фактически и вызывали результат.

Положительная сторона адекватной теории – различение причин и условий последствий, признание причинами лишь закономерных для воспроизводства следствий деяний. Очевидный недостаток – пренебрежение диалектикой случайного и необходимого. Случайность является стороной необходимости, т. е. такой же закономерностью, как и необходимость. Нетипичность, нестандартность того или иного деяния, его случайность вообще, как правило, не исключают того, что в конкретных условиях именно оно породило последствие. Истина конкретна, поэтому исследовать причинность и вообще детерминацию надо не в абстракции, не вообще, а при данных обстоятельствах. Адекватная теория это игнорировала, сужая причины последствий типичными деяниями. Легкий вред здоровью сторонники данной теории не считали причиной смерти, хотя именно он мог оказаться смертоносным ввиду тяжелого заболевания потерпевшего.

О необходимом условии как причине общественно опасного последствия пишет Б. В. Малинин. В его докторской диссертации приведена, например, такая иллюстрация: «А. наносит С. легкую рану, и последний погибает во время пожара в больнице, где он находился на излечении от полученного ранения. Причинная связь между действиями А. и смертью С. имеется, так как рана, нанесенная А., является одним из необходимых условий смерти. Если бы рана не была нанесена, то не наступила бы смерть»[153].

Даже с учетом оговорки о том, что широту обусловливания ограничивает вина субъекта, с таким пониманием причинной связи в уголовном праве согласиться нельзя ввиду смешения объективной причинной связи с виной, а причины с условием.

Последний этап установления причиной связи между действием (бездействием) и общественно опасным последствием состоит в признании того, было ли деяние, выполнившее роль необходимого условия, собственно причиной последствий. Всякая причинная связь заключает в себе необходимое условие наступления результата, но не наоборот: не всякое необходимое условие является причиной последствий. Причина сама в силу внутренне присущих ей продуцирующих свойств воспроизводит последствие. Условия такими генетическими свойствами не обладают. При этом причина исследуется не вообще, не среднестатистически и типично, а конкретно, в данных обстановке, месте и времени ее действия. Она может быть и типичной, и случайной в конкретной ситуации. И в первом, и во втором случаях она причинно закономерна. Выстрел в сердце – причина смерти. Легкий удар по голове, имеющей аномалии, – тоже причина смерти при данном состоянии здоровья потерпевшего.

В теории уголовного права иногда ставится под сомнение причинная связь при бездействии по причинам того, что, во-первых, ничто не может породить ничего. При бездействии следует устанавливать связь не между бездействием и последствием, а между предшествующим бездействию действием и последствием[154]. Во-вторых, при бездействии, исключая информационную причинность, связь с преступными последствиями – обусловливающая, а не причинная[155].

Такие взгляды справедливо отвергал А. А. Тер-Акопов: «Если утверждать, что бездействие не обладает причиняющей способностью, то нужно тут же поставить вопрос об исключении бездействия из видов общественно опасного деяния, ибо таковым не может быть то, что не способно причинить вред»[156].

Механизм причинения при бездействии хотя и не столь явно механическо-физический, как при действии, но психофизиологическая его природа, как ранее отмечалось, та же – усилия по воздержанию от совершения должного и возможного действия. Не внешние силы, не третьи лица, а социально должный и психофизически возможный акт поведения конкретного бездействующего субъекта причиняет общественно опасные последствия. Казуальные потенции у действия и бездействия равны.

Допустимо сопричинение общественно опасных последствий двумя и более лицами. Такое сопричинение имеет место, например, при групповом соучастии в преступлении. Сопричинить единое последствие могут действующие по неосторожности лица, в равной или различной степени нарушающие правила технической, транспортной, бытовой безопасности.

Сложнее установить причинную связь, когда в процесс причинения последовательно включаются действия других лиц или природных явлений. Например, хирург плохо зашил рану раненного в живот потерпевшего, который вследствие перитонита умер. Хотя ранение в живот само по себе опасно для жизни и без медицинского вмешательства, потерпевший, скорее всего, скончался бы, однако здесь в процесс детерминации вмешались другие лица, изменившие течение причинности. В обстановке оказания скорой врачебной помощи такое ранение оказалось лишь необходимым условием. При доброкачественной хирургической операции раненый остался бы живым. Причиной смерти пациента стала ошибка хирурга, за что он и должен понести ответственность по ч. 2 ст. 109 УК – причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей. Ранение в живот должно квалифицироваться как умышленное либо неосторожное причинение тяжкого вреда здоровью. Если же в конкретной обстановке вред здоровью причинен вне реальной возможности оказания своевременной медицинской помощи, то выстраивается непосредственная причинная связь между ранением и смертью потерпевшего. Например, два чабана поссорились и стали выяснять отношения при помощи ножей. В результате был поврежден кровеносный сосуд на бедре потерпевшего. Пока ранивший чабан пытался перевязать рану, а потом вывезти потерпевшего в село, тот скончался от сильной кровопотери. Налицо причинная связь между действиями ранившего лица и смертью раненого.

Оба примера, взятые из судебной практики, подтверждают, что причинно-следственные связи устанавливаются не абстрактно, а конкретно, с учетом обстановки, места, времени совершения деяния.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 5 ноября 1998 г. «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения» говорится: «Судам следует иметь в виду, что при рассмотрении дел, связанных с нарушениями экологического законодательства, особое значение приобретает установление причиной связи между совершенными деяниями и наступившими вредными последствиями или возникновением угрозы причинению существенного вреда окружающей среде и здоровью людей. Необходимо также выяснять, не вызваны ли вредные последствия иными факторами, в том числе естественно-природными, не наступили ли они вне зависимости от установленного нарушения, а равно и то, не совершены ли противоправные деяния в состоянии крайней необходимости»[157]. В названном постановлении Пленума Верховного Суда РФ обращает на себя внимание рекомендуемый судам механизм установления причинной связи. Должно быть установлено нарушение экологического законодательства в виде тех или иных правонарушений. Без этого причинная связь отсутствует. Если соответствующие действия были правомерными (в силу крайней необходимости или обоснованного риска), то причинная связь также отсутствует.

Наличие причинной связи – лишь объективное основание уголовной ответственности. Затем необходимо установить субъективное основание – вину. Как правило, случайное причинение последствий лицо не предвидит и не может предвидеть. В таком случае состав преступления отсутствует не ввиду отсутствия причинной связи, а из-за отсутствия вины. На практике иногда причинная связь не признается там, где она объективно присутствовала, но не было виновной связи, умысла или неосторожности на причинение последствий. Так, на загородной платформе электропоезда пьяный З. подошел к незнакомому гражданину и стал трясти его за лацканы пиджака. Потерпевший через несколько минут такого способа «выяснения отношений» неожиданно для всех упал на платформу, забился в конвульсиях, изо рта у него пошла кровавая пена, и он скончался. Возбужденное по факту смерти уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Судебно-медицинская экспертиза установила, что потерпевший страдал редким заболеванием сосудов головного мозга, вследствие чего деяние – встряска оказалась для него смертельной. Налицо закономерно-случайное, необходимое в данной ситуации причинение смерти. Но случайная причинная связь – разновидность причинности. Другой вопрос: возможно ли ее предвидеть в конкретном случае? Обычно умысел или неосторожность, как в приведенном деле, при случайно-причинной связи отсутствуют. Без вины же нет состава преступления, нет ответственности.

Установление приведенных этапов причинения в уголовном праве отличается своей практичностью. По любому уголовному делу она позволяет избегать смешения причин и условий, объективной и субъективной связи, отражает специфику следствия как общественно опасного последствия и причины как действия и бездействия субъекта с уголовно-правовыми признаками, устанавливать не абстрактно-типичную, статистически усредненную причину, а конкретную в данных обстановке, месте, времени, с учетом особенностей потерпевшего и т. д[158].

§ 5. Факультативные признаки объективной стороны и их значение

К числу факультативных признаков состава преступления относятся: способ, орудие, средство, место, время, обстановка совершения преступления. Эти признаки присущи любому преступлению, так как оно всегда совершается определенным способом, в конкретном месте и в конкретной обстановке, в определенное время, с помощью различных приемов, что влияет на степень общественной опасности деяния. Однако по своей природе эти признаки являются факультативными, т. е. не обязательными в рамках общего состава преступления. Суд всегда учитывает их при решении вопроса о наказании виновного. Однако положение меняется, если один или несколько признаков указаны законодателем в диспозиции статьи Особенной части Кодекса в рамках конкретного состава преступления. В этих случаях перечисленные признаки становятся обязательными, и их наличие или отсутствие влияет на квалификацию деяния.

Так, охота на территории заповедника, заказника либо в зоне экологического бедствия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации признается незаконной и влечет уголовную ответственность по п. «г» ч. 1 ст. 259 УК. В данном случае место совершения охоты включено в диспозицию статьи в качестве одного из обязательных признаков состава незаконной охоты.

Иногда перечисленные признаки выступают в качестве квалифицирующих. Так, похищение человека признается более опасным, если оно совершается с применением насилия, опасного для жизни или здоровья или с угрозой применения такого насилия (п. «в» ч. 2 ст. 126 УК). Здесь способ совершения преступления является квалифицирующим деяние признаком.

Отсутствие в статьях Особенной части Кодекса указания на рассматриваемые признаки означает, что они в этих конкретных случаях на квалификацию не влияют, но всегда учитываются судом при назначении наказания в пределах санкции.

Чаще всего в качестве конструктивного или квалифицирующего признака выступает способ совершения деяния. «Способ, не будучи самим деянием в полном смысле этого слова, органически присущ ему и состоит в тех приемах, методах, порядке и последовательности телодвижений и отдельных актов, которые в своей совокупности характеризуют видовую принадлежность поступка. В криминальных делах внешние формы поведения и рассматриваются как способ совершения преступления»[159].

Некоторые ученые рассматривают способ совершения преступления при анализе действия в качестве основной характеристики действия, не придавая ему самостоятельного значения. Однако о способе совершения преступления нельзя говорить применительно только к преступлениям, совершаемым путем активных действий. Такое мнение базируется на чисто физической стороне преступного деяния, без учета социального содержания преступного бездействия. Способ совершения преступления при бездействии имеет особенности. Учитывая, что бездействие – пассивная форма поведения (лицо не совершает действия, которое оно должно и могло выполнить), способ совершения преступления путем бездействия имеет специфическое содержание, свидетельствующее о том, какие конкретные действия не совершены и какие при этом использованы силы и закономерности.

Так, при халатности (ст. 293 УК), осуществляемой чаще всего путем бездействия, законодатель прямо указывает на способ совершения этого деяния – недобросовестное или небрежное отношение к службе, что в равной мере может относиться как к действию, так и к бездействию. То же можно сказать и об уклонении от исполнения обязанностей военной службы (ст. 339 УК), совершаемого путем бездействия. Способом же совершения этого преступления законодатель называет симуляцию болезни, членовредительство, подлог документов или иной обман.

В качестве обязательного признака состава преступления способ выступает в случаях, когда он указан в статье Особенной части Кодекса. Так, виды хищения различаются в зависимости от способов их совершения, которые непосредственно обозначены в ст. 158, 159, 160 УК и др.

В некоторых случаях определенный способ совершения деяния выступает в качестве криминообразующего признака. Например, доведение до самоубийства (ст. 110 УК) влечет уголовную ответственность при условии, что это преступление совершено путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего.

Иногда способ совершения преступления влияет на степень общественной опасности деяния. В таких случаях законодатель выделяет его в качестве квалифицирующего признака. Например, причинение тяжкого вреда здоровью влечет более суровую ответственность, если оно было причинено особо жестоким или общеопасным способом (п. «б», «в» ч. 2 ст. 111 УК).

Способ совершения преступления, даже если он не является обязательным или квалифицирующим признаком, имеет большое значение для индивидуализации наказания. Так, совершение любого преступления с использованием доверия, оказанного виновному в силу его служебного положения, признается обстоятельством, отягчающим наказание (ст. 63 УК), что учитывается судом при решении вопроса о наказании виновного.

Способ совершения преступления тесно связан с орудиями и средствами, используемыми преступником. Под средствами совершения преступления обычно имеются в виду такие предметы и явления внешнего мира, которые использует виновный для воздействия на объект либо предмет преступления (например, приспособление, огонь, газ, радиация, эпидемия). Орудия – это также предметы внешнего мира, применяемые для непосредственного совершения преступления (например, оружие, предметы, используемые в качестве оружия, транспортные средства).

Уголовно-правовое значение средств и орудий совершения преступления определяется в первую очередь тем, что они включены в диспозиции некоторых статей Особенной части Кодекса в качестве обязательных признаков и в этих случаях влияют на квалификацию. Например, документы и средства таможенной идентификации, обманно используемые при контрабанде (ч. 1 ст. 188 УК); оружие, используемое при совершении хулиганских действий (ч. 1 ст. 213 УК).

Использование специфических средств и орудий образует в ряде случаев квалифицированный состав. Так, применение оружия при терроризме (ст. 205 УК), захвате заложника (ст. 206 УК) и ряде других преступлений рассматривается как более опасное деяние и по ч. 1 этих статей не квалифицируется; нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (ст. 138 УК) рассматривается как квалифицированный состав (ч. 2), если при этом используются специальные технические средства.

В тех случаях, когда средства и орудия совершения преступления не указаны в статьях Особенной части Кодекса как обязательные признаки основного или квалифицированного состава преступления, они, не влияя на квалификацию деяния, учитываются в качестве факультативных признаков при определении судом вида и размера наказания в пределах санкции. Так, согласно п. «к» ст. 63 УК, к числу отягчающих наказание обстоятельств относится, например, использование при совершении преступления взрывных или имитирующих устройств, ядовитых и радиоактивных веществ, лекарственных и иных химико-фармакологических препаратов.

Средства и орудия преступления как признаки объективной стороны отличаются от предмета преступления, являющегося овеществленным элементом материального мира, воздействуя на который виновный осуществляет посягательство на объект преступления. По функциональному назначению одна и та же вещь может быть и орудием, и предметом преступления. Так, оружие, являясь предметом преступления при контрабанде (ст. 188 УК) или хищении оружия (ст. 226 УК), выполняет роль орудия при совершении убийства, бандитизма, разбоя (ст. 105, 209, 162 УК). В тех случаях, когда вещь используется в качестве инструмента воздействия на объект, она является орудием или средством совершения преступления. Но если такая же вещь играет «пассивную» роль и общественно опасное деяние осуществляется лишь в связи или по поводу этой вещи, она признается предметом преступления.

Под местом совершения преступления понимается конкретная территория (сухопутная, водная или воздушная), на которой совершено преступление. Как один из признаков объективной стороны место совершения преступления может выступать в качестве обязательного признака конкретного состава преступления, если оно включено в уголовно-правовую норму. Например, нарушение правил безопасности работ на взрывоопасных предприятиях или во взрывоопасных цехах (ст. 217 УК); о местах захоронения говорится в ст. 244, предусматривающей ответственность за надругательство над телами умерших.

В остальных случаях место совершения преступления является факультативным признаком, влияющим зачастую на степень опасности деяния, что учитывается судом при решении вопроса о наказании. Так, согласно п. «л» ст. 63 УК, совершение преступления в условиях стихийного бедствия является обстоятельством, отягчающим наказание.

Время совершения преступления как признак объективной стороны представляет собой определенный временной период, на протяжении которого осуществляется преступное деяние.

Как обязательный признак конкретных составов преступления время упоминается законодателем довольно редко. Это, в первую очередь, преступления против военной службы, в отношении которых законодатель делает оговорку, что уголовная ответственность за них в военное время либо в боевой обстановке определяется законодательством военного времени (ч. 3 ст. 331 УК). К числу преступлений, в которых время их совершения является обязательным признаком состава, могут быть отнесены: убийство матерью новорожденного ребенка во время или сразу же после родов (ст. 106 УК); фальсификация итогов голосования (ст. 1421 УК); уклонение от отбывания лишения свободы (ст. 314 УК) и некоторые другие.

В ряде случаев время совершения преступления является факультативным признаком, не влияет на квалификацию, но может быть учтено при назначении наказания в качестве смягчающего или отягчающего обстоятельства. Например, как смягчающее во время стечения тяжелых жизненных обстоятельств (п. «д» ч. 1 ст. 61 УК) или как отягчающее, если преступление совершено в условиях массовых беспорядков (п. «л» ч. 1 ст. 63 УК).

Одним из признаков объективной стороны является обстановка совершения преступления. О признании законодателем обстановки совершения преступления в качестве одного из обязательных признаков конкретных составов преступления свидетельствует указание в некоторых случаях на публичный характер действий. Например, публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК); публичное оскорбление представителя власти (ст. 319 УК); публичные призывы к развязыванию агрессивной войны (ст. 354 УК). Публичность в этих случаях означает присутствие при совершении указанных преступлений других лиц, не являющихся соучастниками.

В остальных случаях обстановка совершения преступления как факультативный признак объективной стороны учитывается при индивидуализации наказания. Так, смягчающим наказание обстоятельством в силу п. «з» ч. 1 ст. 61 УК признается совершение преступления, вызванного противоправным или аморальным поведением потерпевшего, и, наоборот, отягчающим обстоятельством признается совершение преступления в условиях чрезвычайного положения, стихийного или иного общественного бедствия (п. «л» ч. 1 ст. 63 УК).

Глава 3. Субъект преступления

§ 1. Понятие субъекта преступления

Основанием уголовной ответственности по современному российскому уголовному праву является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, которые предусмотрены уголовным законом (ст. 8 УК РФ). Одним из обязательных элементов состава преступления выступает его субъект. Субъект преступления характеризуется определенным набором признаков.

По российскому уголовному праву субъектом преступления признается физическое лицо, достигшее определенного возраста, виновно совершившее запрещенное уголовным законом общественно опасное деяние (действие или бездействие) и способное нести за него уголовную ответственность.

Таким образом, субъектом преступления в России может быть только человек как биосоциальное существо (а не вещи, животные, юридические лица), достигший установленного уголовным законом возраста и признанный вменяемым. Между тем из истории отечественного уголовного права известно, что в качестве субъектов преступлений в разные времена фигурировали не только одни физические лица. Так, в 1553 г. был осужден за крамолу, наказан бичеванием кнутом с усекновением языка и сослан в город Тобольск церковный колокол, известивший о бунте народа в Угличе.[160]

В первые годы советской власти понятие и характеристика отдельных преступлений часто подменялись описанием исключительно субъекта преступления. Различные нормативные правовые акты устанавливали уголовную ответственность в отношении «тех, кто совершил те или иные преступления». Анализ ряда нормативных документов позволяет сделать вывод о том, что уголовной ответственности подлежали не только физические лица.

Так, п. 9 постановления НКЮ от 18 декабря 1917 г. «О революционном трибунале печати» предусматривал, что «привлечение произведения печати к революционному трибуналу печати не исключает общеуголовной ответственности виновных лиц». Аналогичные положения содержались в декрете СНК от 28 января 1918 г. «О революционных трибуналах печати». Исследователи отмечают весьма необычную трактовку субъекта преступления, которая была дана в п. 8 постановления Совета рабочей и крестьянской обороны от 3 сентября 1919 г. «О мерах по искоренению дезертирства»: «…когда местное население упорно укрывает дезертиров или не оказывает содействия к их задержанию, губернским комиссиям по борьбе с дезертирством предоставляется право налагать штрафы на целые волости, села и деревни за круговой порукой всего населения или назначать для них принудительные общественные работы».[161]

Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. основанием уголовной ответственности признавал также опасное состояние: «…лица, признанные судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой данной местности социально опасными, могут быть лишены по приговору суда права пребывания в определенной местности на срок не свыше трех лет».

Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. в ст. 22 закрепили положение, согласно которому ссылку и высылку как меры социальной защиты могли применять и суды по предложению органов прокуратуры к лицам, признанным социально опасными, как независимо от привлечения их к судебной ответственности за совершение определенного преступления, так и в том случае, когда они, будучи привлечены по обвинению в совершении определенного преступления, будут судом оправданы, но признаны социально опасными. Другими словами, привлечение к уголовной ответственности лица допускалось в силу признания его социально опасным элементом – без предъявления конкретного обвинения, при отсутствии в его действиях признаков того или иного состава преступления, а также в случаях вынесения в отношении него оправдательного приговора.[162] Во всех перечисленных ситуациях такой «опасный элемент» приравнивался, по сути, к субъекту преступления.

Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. воспроизвел вышеприведенную позицию Основных начал Союза ССР и союзных республик. Однако в директивном письме НКЮ и Верховного Суда РСФСР от 15 января 1927 г. было отмечено, что меры социальной защиты применяются только в отношении лиц, совершивших конкретные преступления и осужденных судом. В случае же признания обвинения незаконным, т. е. оправдании подсудимого, суд не вправе применять меры социальной защиты.[163]

Лишь с принятием УК РСФСР 1960 г. субъект преступления в российском уголовном праве стал трактоваться уже как исключительно физическое, вменяемое, достигшее определенного возраста лицо.

В УК РФ 1996 г. наметившаяся линия на закрепление и четкое описание в самом уголовном законе признаков субъекта преступления нашла свое дальнейшее продолжение. Это выразилось не только в формулировании законодателем понятий «возраст, с которого наступает уголовная ответственность» (ст. 20 УК), «невменяемость» (ст. 21 УК) «уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости» (ст. 22 УК), «уголовная ответственность лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения» (ст. 23 УК), но и в использовании им целого ряда синонимических выражений, которые так или иначе отражают понятие субъекта преступления: «гражданин, совершивший преступление» (ст. 12, 13 УК); «лицо, подлежащее уголовной ответственности» (гл. 4 УК), «вменяемое физическое лицо, достигшее возраста, установленного в уголовном законе» (ст. 19 УК), «виновный» (ст. 64 УК), «признанный виновным» (ст. 65 УК), «лицо, виновное в совершении преступления» (ст. 24, 57, 60 УК), «личность виновного» (ст. 47, 48, 60 УК), «осужденный» (ст. 44, 49–58, 72–74, 86, 88, 92, 93 УК), «лицо, впервые совершившее преступление» (ст. 801 УК), «лицо, осужденное за совершение преступления» (ст. 83–86 УК), «лицо, освобожденное от наказания» (ст. 86 УК), «лицо, отбывающее наказание» (ст. 10, 50, 79 УК), «лицо, ранее отбывавшее наказание» (ст. 93 УК).

Из изложенного следует, что общими признаками субъекта преступления являются: а) принадлежность его к категории физических лиц, б) достижение определенного возраста, в) вменяемость. Лишь совокупность всех упомянутых признаков делает человека способным осознавать фактический характер и общественную опасность своего поведения, руководить своими поступками, а стало быть, и нести ответственность за совершение уголовно наказуемых деяний.

Однако в определенных, специально оговоренных уголовным законом случаях субъект преступления должен обладать еще и некоторыми дополнительными признаками, наличие которых переводит его в категорию специальных субъектов.

Специальный субъект преступления – это вменяемое физическое лицо, достигшее установленного законом возраста, наделенное или обладающее дополнительными признаками, присущими ему на момент совершения общественно опасного деяния, и способное нести уголовную ответственность за преступление.[164]

С включением дополнительных признаков в диспозицию уголовно-правовой нормы они становятся обязательными признаками субъекта преступления и подлежат установлению и доказыванию по каждому уголовному делу, ибо только в этом случае можно говорить о наличии всех признаков субъекта преступления как одного из элементов его состава.

Указанные дополнительные признаки могут характеризовать: социальную роль и правовой статус лица – ст. 275, 276, 359 УК; его служебное положение – ст. 201, 203, 285–293 УК; род занятий – ст. 263, 264 УК; профессию – ст. 123, 124 УК; особенности выполняемой работы – ст. 266, 269 УК; отношение к правосудию – ст. 299–303, 305, 307, 308 УК; отношение к военной службе – ст. 331–352 УК; родственные – ст. 106, 156, 157 УК и иные отношения с потерпевшим – ст. 133, 150, ч. 2, 151, ч. 2, 156 УК; демографические (пол, возраст) – ст. 131, 132, 150–152, 331–352 УК; психофизические свойства и качества лица (состояние здоровья и пр.) – ст. 121, 122 УК; правовое положение привлеченного к уголовной ответственности – ст. 313, 314, 321 УК и др.

Понятие субъекта преступления необходимо отграничивать от категории «личность преступника». Анализ упомянутых категорий показывает, что уже в 60-е годы ХХ столетия в российской правовой литературе стали выдвигаться предложения, направленные на отказ от правового понятия «субъект преступления», на исключение признаков, его характеризующих (вменяемости и возраста), из состава преступления. Так, например, С. В. Бородин утверждал, что «возраст и вменяемость не относятся к числу признаков состава преступления»[165]. Критикуя традиционное понятие субъекта преступления, Б. С. Утевский высказался за замену понятия субъекта преступления понятием личности преступника[166]. Тем самым было поставлено под сомнение значение состава преступления как единственного основания уголовной ответственности. И. И. Карпец же, напротив, предложил отказаться от термина «личность преступника», заметив, что «для уголовного права вполне достаточно традиционного и очень точного по своему содержанию понятия «субъект преступления»[167]. Между тем понятия «субъект преступления» и «личность преступника» – категории нетождественные, несовпадающие, хотя тесно взаимосвязанные. Они выполняют в уголовном праве различные функции.

Доктрина уголовного права исходит из того, что как понятие состава преступления не может заменить или отменить понятие преступления, так и понятие субъекта преступления не может заменить или подменить понятие личности преступника. Понятие «субъект преступления» отражает лишь некоторые из многочисленных свойств личности, имеющих уголовно-правовое значение, с которыми уголовный закон связывает способность субъекта нести уголовную ответственность.[168]

Личность преступника интересует уголовное право в двух аспектах: во-первых, как совокупность свойств, характеризующих индивида в качестве субъекта преступления, и, во-вторых, как совокупность личностных качеств субъекта, влияющих на его уголовную ответственность при ее индивидуализации. Отсюда содержание, функциональное и целевое назначение понятий «субъект преступления» и «личность преступника» в уголовном праве неодинаковы.

Вопрос о соотношении понятий «субъект преступления» и «личность преступника», по признанию многих российских юристов, весьма удачно был разрешен П. С. Дагелем. «Понятия “субъект преступления” и “личность преступника”, – писал он, – выполняют в уголовном праве различные функции: первое – функцию одного из условий уголовной ответственности, входящих в ее основание, второе – функцию индивидуализации… Понятие субъекта преступления отвечает на вопрос: кто может нести уголовную ответственность в случае совершения общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом? Поэтому признаки, характеризующие субъекта преступления, являются элементом состава преступления, включаются законодателем в число его признаков. Понятие личности преступника дает ответ на вопрос: какую ответственность должен понести преступник и может ли он быть освобожден от нее?»[169]

Объясняется это тем, что если признаков, характеризующих субъекта преступления, достаточно для определения круга уголовно ответственных лиц, то их недостаточно для решения другого, не менее важного вопроса: о реализации и формах уголовной ответственности и ее индивидуализации. Не случайно поэтому термин «личность преступника» употребляется законодателем в нормах, регламентирующих вопросы индивидуализации наказания (например, назначение наказания, условное осуждение и др.).

Таким образом, «субъект преступления» и «личность преступника» – понятия различные. Субъект преступления – понятие правовое. Содержание и целевое назначение этого понятия ограничено тем, что оно выступает как необходимое условие (а в некоторой степени и обоснование) уголовной ответственности: только вменяемое физическое лицо, достигшее определенного возраста, подлежит уголовной ответственности за совершение деяний, противоречащих закону. Вместе с тем уголовно-правовая доктрина не сводит понятие субъекта преступления к юридической абстракции, а связывает правовую сущность субъекта преступления с его социально-политической характеристикой, с моральным обликом лица, виновного в преступлении.

Личность преступника – наиболее широкое и емкое понятие, выражающее социальную сущность лица. Оно включает в себя в числе прочих и те признаки, которые, согласно закону, характеризуют субъекта преступления: физическую сущность лица как человеческого индивида, а также некоторые особые признаки (например, должностное положение, особые обязанности и т. п.), в силу которых лицо может рассматриваться как специальный субъект. Однако в понятии личности преступника указанные признаки субъекта преступления отражают более широкое, емкое, разнообразное и вместе с тем детализированное содержание. Личность преступника охватывает, кроме того, многие другие признаки индивида, не связанные с его правовой характеристикой как субъекта преступления (например, социальную роль и связи в системе общественных отношений, социальную оценку общественных ценностей и самооценку, психофизиологические особенности и т. д.).

Таким образом, личность преступника не укладывается полностью в рамки состава преступления и, в частности, его субъекта, но она и не существует без состава, признаки которого, относящиеся к субъекту, являются конститутивной (обязательной) частью понятия личности преступника. Другими словами, о личности преступника можно говорить лишь применительно к вменяемому лицу, достигшему определенного возраста и совершившему преступление, т. е. к тому, кто по закону является субъектом преступления и уголовной ответственности.[170]

§ 2. Возраст

Категория «возраст», будучи понятием многоаспектным, довольно широко используется в современной доктрине российского уголовного права. Проблему возраста отечественные ученые-юристы рассматривают в различных ипостасях: а) как субъективную (относящуюся к субъекту преступления) предпосылку уголовной ответственности, один из исходных (наряду с вменяемостью) признаков субъективного основания уголовной ответственности; б) как одно из криминологических оснований уголовно-правового запрета (криминализации); в) как один из классификационных критериев преступников, определяющих границы уголовной ответственности и объем уголовно-правового принуждения; г) как одно из обстоятельств, предусмотренных законом (ст. 59, п. «б» ст. 61, гл. 14 УК РФ) и учитываемых судами при применении и индивидуализации уголовной ответственности. Все эти аспекты «высвечивают» различные «срезы», грани возраста в уголовном праве.

В рамках настоящего исследования возраст нас интересует лишь как один из признаков субъекта преступления.

Под возрастом в широком смысле слова понимается календарный период, прошедший от рождения до любого другого хронологического момента в жизни человека. В узком смысле возраст есть такой календарный период психофизиологического состояния человека, с которым связаны биологические, социально-психологические и юридические изменения и последствия.

Для уголовного права особое значение имеет правильное установление минимальных возрастных пределов. Минимальный возраст уголовной ответственности – это низший календарный возрастной предел, устанавливаемый законодателем в нормативном акте с учетом медико-биологических, социально-психологических и социологических критериев, криминологических показателей и принципов уголовного права и уголовной политики, с достижением которого закон связывает наступление уголовной ответственности субъекта за совершенное им общественно опасное деяние.

В основе определения нижней возрастной границы уголовной ответственности лежит совокупность ряда критериев. При установлении минимального возрастного предела уголовной ответственности законодатель учитывает (ст. 20 УК РФ): степень физического и психического развития, социально-психологические свойства и качества (интеллектуальные, волевые, эмоциональные) человека, уровень его социализации как личности, определяющие способность данного субъекта во время совершения преступления сознавать фактический характер и общественную опасность совершаемых действий (бездействия) и руководить ими; криминологические показатели (распространенность деяний данного вида среди лиц данного возраста, их тяжесть, общественную опасность и т. д.); принципы уголовно-правовой политики (например, целесообразность установления уголовно-правового запрета)[171].

Отечественное уголовное законодательство не всегда обозначало возраст уголовной ответственности. Ни в Русской Правде, ни в законах Петра I не упоминалось о минимальном возрасте ответственности за преступление. Только начиная с XVIII в. эта проблема стала решаться законодательным путем. В Указе Екатерины II от 26 июня 1765 г. был установлен 10-летний возрастной ценз вменяемости. В проекте уголовного Уложения о наказаниях 1813 г. был предложен 7-летний возраст, вероятно, в соответствии с традициями римского права и немецких кодексов. Российское Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. содержало норму о возрастной ответственности: субъектом преступления, согласно ст. 144, признавалось вменяемое физическое лицо, достигшее 10-летнего возраста. Аналогичный нижний возрастной порог уголовной ответственности подростков был предусмотрен и в Уголовном уложении 1903 г., по которому лицо могло считаться субъектом преступления только по достижении им возраста 10 лет.

В советские времена нижняя граница уголовной ответственности колебалась в пределах 12–17 лет. Так, декретом СНК РСФСР от 14 января 1918 г. «О комиссиях по делам несовершеннолетних, обвиняемых в общественно опасных действиях» был установлен минимальный возраст уголовной ответственности в 17 лет. В дальнейшем за отдельные виды преступлений минимальный возрастной предел несколько понижается. Например, постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах по борьбе с преступностью несовершеннолетних» возраст уголовной ответственности за отдельные преступления понижается до 12 лет. С 12-летнего возраста устанавливается уголовная ответственность, в частности, за действия, могущие вызвать крушение поезда. Лишь Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. не указывали минимального возрастного предела уголовной ответственности, но в УК РСФСР 1926 г. он был установлен в 12 лет, а в УК РСФСР 1960 г. – в 14 лет.[172]

По УК РФ 1996 г. уголовной ответственности по общему правилу подлежит лицо, достигшее 16-летнего возраста (ч. 1 ст. 20). Лица, которым на момент совершения преступления исполнилось 14 лет, подлежат уголовной ответственности за исчерпывающий перечень следующих преступлений: убийство (ст. 105), умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111), умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью (ст. 112), похищение человека (ст. 126), изнасилование (ст. 131), насильственные действия сексуального характера (ст. 132), кражу (ст. 158), грабеж (ст. 161), разбой (ст. 162), вымогательство (ст. 163), неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166), умышленное уничтожение или повреждение имущества при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 167), террористический акт (ст. 205), захват заложника (ст. 206), заведомо ложное сообщение об акте терроризма (ст. 207), хулиганство при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 213), вандализм (ст. 214), хищение либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств (ст. 226), хищение либо вымогательство наркотических средств или психотропных веществ (ст. 229), приведение в негодность транспортных средств или путей сообщения (ст. 267).

Вместе с тем необходимо иметь в виду, что некоторые составы преступлений в действующем уголовном законодательстве России сконструированы таким образом, что они предполагают наступление уголовной ответственности не с 14 или 16 лет, а с гораздо более зрелого возраста. Так, за совершение ряда должностных преступлений, за вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления, за воинские преступления, некоторые виды транспортных преступлений, преступлений против правосудия и др. ответственность может наступить только по достижении лицом 18-летнего возраста.

Более того, в ряде случаев законодатель допускает возможность применения уголовной ответственности с еще большего возрастного предела – по достижении 25 лет (например, ст. 305 УК – вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта). Недостижение требуемого законом возраста исключает уголовную ответственность лица. Лицо при этом не подлежит уголовной ответственности уже в силу самого факта недостижения требуемого законом минимального возраста, а не по другим каким-либо основаниям (например, в силу невменяемости, казуса, малозначительности, крайней необходимости или необходимой обороны).

Устанавливая минимальный возраст уголовной ответственности, законодатель презюмирует, что с достижением такого возраста подросток уже способен адекватно воспринимать окружающую его обстановку, правильно оценивать свое социально значимое поведение, руководить своими поступками. Однако презумпция эта – опровержимая. В ряде случаев (при наличии определенных условий) несовершеннолетний не подлежит уголовной ответственности за содеянное даже по достижении им установленного законом возраста уголовной ответственности.

В УК РФ 1996 г. появилась новелла, ранее знакомая нам лишь по дореволюционному уголовному законодательству. Согласно ч. 3 ст. 20 УК, если несовершеннолетний достиг возраста уголовной ответственности, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, во время совершения общественно опасного деяния не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, то он не подлежит уголовной ответственности. В этих случаях, отмечается в литературе, речь идет, по сути, о своеобразной возрастной невменяемости. О традиционной невменяемости здесь говорить не приходится, так как отсутствует ее медицинский критерий. Задержка в психофизиологическом развитии несовершеннолетнего вызывается не его психическим расстройством, а индивидуальными возрастными особенностями психофизиологического развития несовершеннолетнего.[173] Однако и при таком условии дефекты в развитии интеллектуальных и (или) волевых качеств подростка столь велики, что признавать его поведение адекватным, в полной мере подконтрольным сознанию и воле становится невозможным. Вот почему и такие лица (уже достигшие возраста уголовной ответственности) не признаются субъектами преступления по действующему российскому уголовному праву.

Максимальная возрастная граница уголовной ответственности в России не установлена. В то же время геронтологический показатель субъекта преступления учитывается при решении вопроса о том, к кому не может быть применено наказание в виде смертной казни. Согласно ст. 59 УК данный вид наказания не может быть назначен мужчинам, совершившим преступление в возрасте до 18 лет, а также к мужчинам, достигшим к моменту вынесения судом приговора 65-летнего возраста.

В российской уголовно-правовой доктрине уже имеется ясность относительно того, что установление возраста уголовной ответственности должно тесно коррелировать с определенным уровнем развития личности, связанным со сложными процессами осознания и реализации принимаемых решений в ситуациях, имеющих уголовно-правовое значение. Но еще нет консолидированного понимания того, какой должна быть в идеале минимальная возрастная граница этой ответственности.

Появившиеся в последние годы в отечественной литературе предложения о снижении возраста уголовной ответственности (в частности, за убийства) до 12–13 лет не кажутся нам достаточно обоснованными.[174] Не убеждают и ссылки авторов этих предложений на опыт урегулирования данной проблемы законодательством зарубежных стран. В самом деле, почему мы должны ориентироваться на уголовное законодательство США (где в ряде штатов ответственность за убийство наступает с 8-летнего возраста), а, скажем, не Японии, которая установила минимальный возраст уголовной ответственности за эти преступления с 18 лет? Если при этом сравнивать коэффициенты убийств (в Японии данный показатель в 9 раз ниже, чем в США),[175] то следует признать, что уголовное законодательство гораздо более эффективно в той стране, где установлен более высокий возрастной порог ответственности за убийства. Так может ориентироваться надо на Японию?

§ 3. Вменяемость и невменяемость

Субъектами преступления по российскому уголовному праву признаются физические лица, не только достигшие определенного возраста, но при этом еще и способные осознавать фактический характер и общественную опасность совершаемого деяния и руководить своими поступками, т. е. быть вменяемым.

Уголовное право рассматривает в качестве субъекта преступления человека, наделенного сознанием и волей, способного свободно выбирать нормативный или противоправный вариант своего социально значимого поведения. Признание субъектом преступления лишь человека, обладающего определенным уровнем развития интеллектуальных и волевых качеств, позволяет считать его ответственным за нарушение уголовно-правового запрета. Отсутствие у лица таких качеств (причем в любом их сочетании) делает бессмысленным использование в отношении него уголовного права как регулятора поведения, как «инструмента социального управления» (В. Н. Кудрявцев).

Таким образом, способность лица быть виновным и ответственным, обозначаемая категорией «вменяемость», выделяет субъективный фактор в генезисе противоправного поведения, его активную роль. Свободно избирая из числа эталонов социального поведения вариант неправомерный, субъект тем самым своей «злой» волей ставит общество перед необходимостью ограничить его свободу. Неограниченная свобода одних неизбежно оборачивается ущемлением свободы других. Поэтому свободу личности невозможно отделить от общественной необходимости, оставить без социально-правовой оценки. Уголовное право как инструмент социального управления при помощи присущих ему институтов, категорий, механизмов и выполняет в интересах общества функцию ограничения беспредельной свободы индивидуума. Эта функция уголовного права объективно необходима для интересов общества, каждой личности, для общественного прогресса.[176]

В российском уголовном законодательстве понятие вменяемости не раскрывается. В УК РФ 1996 г. «вменяемость» лишь упоминается в качестве самостоятельного и обязательного общего юридического условия (предпосылки) вины и уголовной ответственности субъекта (ст. 19, 20 и 21 УК РФ).

Между тем дефиницию вменяемости можно встретить в уголовных кодексах ряда зарубежных государств. Так, в ст. 22 УК Республики Молдова «вменяемостью признается психическое состояние лица, которое способно осознавать вредный характер своего деяния, а также выражать свою волю и руководить своими действиями».[177] По УК Украины «вменяемым признается лицо, которое при совершении преступления могло осознавать свои действия (бездействие) и руководить ими».[178]

В отечественной уголовно-правовой доктрине de lege ferenda предложена следующая формула вменяемости: «Вменяемым является тот, кто способен во время совершения преступления сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими».[179] Суть предложенной дефиниции заключается в том, чтобы на законодательном уровне определить, при наличии каких качеств человек способен быть субъектом преступления, признаваться виновным и нести уголовную ответственность.

В юридической литературе можно встретить и более развернутое определение понятия вменяемости. Ю. М. Антонян и С. В. Бородин трактуют вменяемость как психическое состояние лица, заключающееся в его способности при определенном развитии, социализации, возрасте и состоянии психического здоровья во время совершения преступления отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими, а в дальнейшем в связи с этим нести уголовную ответственность и наказание.[180]

В России (как, впрочем, и во многих других странах мира) понятие невменяемости дается в самом Уголовном кодексе. Согласно ч. 1 ст. 21 УК РФ «не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики».

Из изложенного следует, что невменяемость в российском уголовном праве – это исключающая вину и уголовную ответственность неспособность лица либо осознавать свое поведение, либо руководить им (контролировать его), являющаяся результатом определенного дефекта психики такого лица.

Таким образом, если вменяемость есть юридический признак состава преступления, характеризующий его субъекта, предпосылка вины и уголовной ответственности, то невменяемость по своей правовой природе есть специфический способ ограничения пределов действия уголовной репрессии; установленный законом барьер, обозначающий круг лиц, которые не могут быть субъектами преступления, а значит, признаваться виновными и нести уголовную ответственность за содеянное.

Формула невменяемости включает в себя два обязательных критерия: а) юридический и б) медицинский. Лишь совокупность указанных критериев позволяет констатировать наличие состояния невменяемости. Законодательная формула невменяемости строится на сочетании обоих критериев в их единстве. Иначе и быть не может, ибо если юридический критерий показывает глубину и степень пораженности (дефектности) интеллекта и воли человека, то клиническая форма таких поражений, их детерминированность психоанатомическими факторами, определяется уже с помощью критерия медицинского.

Юридический критерий невменяемости характеризуется двумя признаками: интеллектуальным и волевым.

Интеллектуальный признак юридического критерия невменяемости означает, что лицо не способно отдавать отчет в своих действиях во время их совершения, т. е. не способно осознавать либо фактический характер своих действий, либо их общественную опасность, либо то и другое вместе. Данный признак юридического критерия невменяемости не включает в себя неспособность лица понимать противоправность совершаемых им деяний, т. е. запрещенность их уголовным законом. Для констатации состояния невменяемости нет необходимости устанавливать помимо неспособности лица сознавать общественную опасность совершаемого еще и неспособность понимать его противоправность.

Содержательной компонентой интеллектуального признака юридического критерия невменяемости является либо неосознание лицом самого факта своего поведения (точнее, причинно-следственных связей между реально осуществляемыми действиями и наступающими в результате последствиями), либо непонимание им социального смысла своего поведения при осознании его фактической стороны. Первый вариант может иметь место в ситуации, когда, например, больной шизофренией в бессознательном состоянии душит ребенка. Второй вариант будет налицо, если тот же самый больной, понимая, что путем удушения ребенка причиняет ему смерть, тем не менее, делает это, руководствуясь «голосом свыше», который призывает его как можно быстрее отправить ребенка в рай. В этом случае как раз и фиксируется неосознание человеком социального смысла своего поступка: он искренне полагает, что совершает благо, а не зло.

Волевой признак юридического критерия невменяемости заключается в неспособности лица руководить совершаемыми деяниями (контролировать свое поведение). Суть данного признака состоит в том, что те или иные дефекты психики настолько ослабляют волевые качества человека, что он либо не может удержать себя от совершения активных поведенческих актов (при осознании их общественно опасного, а нередко и противоправного, характера), либо не может заставить себя осуществить действия, необходимые для предотвращения наступления негативных последствий, т. е. бездействует. Например, больной клептоманией не способен даже при всем напряжении своих волевых ресурсов подавить в себе стремление к завладению чужим имуществом, прекрасно понимая при этом не только общественно опасный, но и противоправный характер такого поведения.

Уголовный закон при характеристике признаков юридического критерия употребляет разделительный союз «или». Это значит, что для признания лица невменяемым достаточно установить наличие одного из признаков юридического критерия (интеллектуального или волевого) и, разумеется, одного из признаков критерия медицинского. В судебной практике встречаются случаи, когда состояние невменяемости фиксируется и при наличии обоих признаков юридического критерия.

Вторым обязательным компонентом формулы невменяемости выступает ее медицинский критерий. Он представляет собой исчерпывающий перечень психических заболеваний и расстройств, которые служат детерминирующими факторами, поражающими в конечном итоге интеллект и волю человека настолько, что он признается невменяемым. Указанные заболевания и расстройства могут лишить человека либо способности осознавать реальную действительность, либо способности регулировать (контролировать) свое поведение, либо того и другого одновременно.

С помощью медицинского критерия определяются те клинические формы болезненных расстройств психики человека, которые как раз и исключают возможность лица отдавать себе отчет в своих действиях (бездействии) или руководить ими. Именно медицинский критерий характеризует различные психические расстройства и патологии в качестве источников, причин невменяемости.

В соответствии с ч. 1 ст. 21 УК РФ медицинский критерий невменяемости включает следующие признаки: а) хроническое психическое расстройство; б) временное психическое расстройство; в) слабоумие; г) иное болезненное состояние психики.

Хроническое психическое расстройство – это болезнь, т. е. длительно протекающее расстройство психики, которое характеризуется стойким дефектом психики, несмотря на временное улучшение или ухудшение психического состояния человека. К такого рода психическим расстройствам относятся: шизофрения, паранойя, маниакально-депрессивный психоз, прогрессивный паралич, прогрессирующее старческое слабоумие (маразм), другие болезни психики. Следует заметить, что, например, шизофрения отнюдь не всегда исключает вменяемость (к примеру, в случае стойкой ремиссии).

Временное расстройство психики – это вре́менное болезненное расстройство психической деятельности, которое, как правило, заканчивается выздоровлением человека. К ним относятся: алкогольный психоз, белая горячка, патологический аффект, инреактивные психозы и т. п.

Слабоумие (олигофрения) – это различной степени врожденные или приобретенные снижение или полное поражение интеллектуальных психических способностей человека в результате того или иного прогрессирующего психического расстройства. В специальной литературе различают три степени слабоумия: дебильность (легкая), имбецильность (средняя) и идиотия (глубокая, тяжелая степень поражения умственной деятельности). Необходимо иметь в виду, что если идиотия исключает вменяемость, то при дебильности, а в ряде случаев и имбецильности, вменяемость исключается не всегда.

Иное болезненное состояние психики – это не психические болезни в собственном смысле этого слова, а те болезненные состояния, процессы и явления, которые сопровождаются расстройствами психики. Сюда относятся: острые галлюцинаторные бредовые состояния, вызванные различными причинами; последствия травмы головного мозга или его опухоли; пароксизмальные состояния и т. п.[181]

Установление медицинского критерия само по себе не предрешает признание лица невменяемым. Даже заболевание шизофренией (как одной из наиболее тяжелых форм хронических психических расстройств) не всегда лишает человека применительно к конкретным жизненным ситуациям способности отдавать отчет своим действиям или руководить своими поступками.

Состояние невменяемости определяется на момент совершения лицом общественно опасного деяния. «Невменяемость» есть категория юридическая, а не медицинская. Установление состояния невменяемости является исключительной прерогативой юристов (органов дознания, следствия, суда). Медики лишь помогают юристам установить наличие у лица той или иной патологии психики. Но даже заключение судебно-психиатрической экспертизы о наличии такой патологии не является обязательным для дознавателя, следователя или суда.

Невменяемое лицо, не будучи субъектом преступления, уголовной ответственности не подлежит. Однако лицу, совершившему предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, судом могут быть назначены принудительные меры медицинского характера (ч. 2 ст. 21 УК РФ).

Одним из важных аспектов теории вменяемости (невменяемости) является проблема уголовной ответственности лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения.

Из многовековой судебной практики известно, что достаточно часто имеют место случаи, когда к уголовной ответственности привлекаются лица, совершившие преступное деяние в состоянии опьянения, порождающего дефекты мышления и воли, т. е. играющего определенную роль в механизме преступного поведения и определяющего пониженную сиюминутную способность прогнозировать последствия своих действий и осознанно руководить ими. При этом субъект полностью не лишен возможности саморегуляции (сознательности и произвольности) значимого для права поведения, когда способность лица осознавать свои действия или руководить ими не утрачена совсем, но по сравнению с общепринятой нормой уменьшена.[182] Как же оценивать такое поведение?

Ретроспективный анализ проблемы показывает, что состояния опьянения в истории уголовного законодательства России то служило обстоятельством, смягчающим наказание, то расценивалось как обстоятельство, отягчающее вину. Г. Н. Борзенков по этому поводу замечает, что в отечественном законодательстве веками складывалось «снисходительное отношение к состоянию опьянения как некоему извиняющему фактору, которое не смогла преодолеть даже многолетняя практика применения УК РСФСР 1960 г., относившая опьянение к отягчающим наказание обстоятельствам»[183].

В действующем УК РФ на сей счет сформулирован следующий постулат: «Лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, подлежит уголовной ответственности» (ст. 23).

Обращает на себя внимание тот факт, что законодатель, во-первых, расширил трактовку понятия опьянения, включив в число его источников не только алкоголь, но и наркотические средства и другие одурманивающие вещества; во-вторых, не отнес совершение преступления в состоянии опьянения к обстоятельствам, отягчающим или смягчающим наказание.

При этом российский законодатель, очевидно, исходил из того, что простое (физиологическое) опьянение, даже повлекшее за собой фактическую утрату лицом способности отдавать себе отчет в своих действиях или руководить своими поступками, не может расцениваться как состояние невменяемости, ибо отсутствует ее медицинский критерий. Поведение лица, находящегося в таком состоянии, не должно рассматриваться как извинительное. Субъект подлежит уголовной ответственности на общих основаниях.

Ситуация меняется, если общественно опасное деяние причиняется лицом, находящимся в состоянии патологического опьянения. Здесь уже налицо сочетание и юридического, и медицинского критериев. В психиатрии патологическое опьянение признается разновидностью психических расстройств (ими являются белая горячка, алкогольный или наркотический галлюциноз, алкогольный параноид и др.). Уголовная ответственность лиц, находящихся в таком состоянии, исключается, но к ним могут быть применены меры медицинского характера, не являющиеся наказанием (ст. 97 УК РФ).

Что же касается ст. 23 УК, то, по справедливому мнению многих отечественных юристов, она имеет важное воспитательное и превентивное значение, поскольку однозначно определяет, что ссылки на состояние опьянения во внимание правоохранительными органами не принимаются.[184]

§ 4. Проблема специальной вменяемости (невменяемости)

Проблема дифференциации уголовной ответственности в условиях научно-технического прогресса обусловила постановку вопроса о дальнейшей законодательной корректировке вменяемости и ответственности за преступную неосторожность. В связи с этим в 70-е годы XX столетия в уголовном праве возник вопрос о так называемой «специальной вменяемости (невменяемости)» субъектов некоторых преступлений, относящихся в основном к категории операторов технических систем. Впервые он был поставлен М. С. Гринбергом[185] применительно к особым ситуациям, возникающим в результате взаимодействия человека и техники. Исходный момент его позиции состоял в следующем: традиционный взгляд на вменяемость (невменяемость) и уголовную ответственность названных лиц якобы уже не удовлетворяет практику борьбы с преступностью, а вопрос о преступной неосторожности специальных субъектов не может быть разрешен в рамках субъективного критерия неосторожности. Для этой цели будто бы необходима «специальная вменяемость и невменяемость».

Основные аргументы в пользу такого подхода к проблеме вменяемости и границ ответственности лиц, связанных с техническими системами, по мнению М. С. Гринберга, сводятся к следующему. В современных условиях наблюдается «разрыв» между резким усложнением среды за счет включения в нее экстремальных процессов и относительной стабильностью «внутренних ресурсов» человека, его психофизиологических свойств и качеств. В результате того, что изменение факторов среды (усложненные ситуации, деятельность операторов технических систем и т. п.) не адекватно изменениям психофизиологических свойств и качеств людей, не исключается возможность несоответствия последних предъявляемым требованиям. Поэтому у пультов управления техническими системами может оказаться человек, вменяемый в традиционном значении этого слова, но не способный принять правильное решение в сложной производственной ситуации.

Такое лицо, считает М. С. Гринберг, оказывается лишенным свободы воли и уподобляется невменяемому в традиционном значении этого слова. Отсюда делается вывод, что способность человека отдавать себе отчет в своих действиях и (или) руководить ими может быть утрачена не только в результате душевной болезни, но и вследствие неполного развития воли и сознания, экстремального состояния внешней среды и таких пороков рецепторных, моторных и иных психофизиологических качеств человека, которые, не делая его невменяемым в смысле ст. 21 УК, исключают его адекватное поведение в определенных условиях. Следовательно, делается другой вывод: способность лица отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими уже не может рассматриваться как нечто однозначное, внутренне недифференцированное, а должна подразделяться на «общую» – способность к адекватному поведению в обычных условиях, и «специальную» – способность к такому же поведению, но в условиях нервно-психологических перегрузок. Соответственно и неспособность лица отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими должна, по его мнению, подразделяться на «общую» и «специальную» невменяемость[186].

Недостижение возраста уголовной ответственности и душевное заболевание (исключающее вменяемость и подпадающее под признаки ст. 21 УК) с этой точки зрения равнозначны неспособности лица выполнять определенную деятельность в экстремальных условиях, так как все три случая равны в той мере и постольку, поскольку в каждом из них лицо не может вести себя адекватно ситуации. В первом случае из-за недостаточности развития интеллекта и воли, во втором – из-за пороков интеллекта или воли, а в третьем – в результате несоответствия интеллекта и воли требованиям экстремальной ситуации. М. С. Гринберг полагает, что доказанность одного из трех обстоятельств доказывает и неспособность лица отдавать себе отчет в своих действиях и (или) руководить ими и, значит, отсутствие вменяемости и вины.

Идея М. С. Гринберга о «специальной» вменяемости привлекла внимание некоторых ученых. Определилось, хотя и полярное, отношение к ней. Стали выдвигаться аналоги «специальной вменяемости: «профессиональная вменяемость» (Э. Н. Зинченко), «специальная профессиональная вменяемость» (А. П. Гриндорф) и т. д. Было высказано мнение о целесообразности закрепления в уголовном законе нормы, предусматривающей наряду с традиционной «специальную невменяемость. Высказано и такое мнение: введение данной нормы диктуется необходимостью юридической формализации пределов должного предвидения операторов технических систем (В. А. Номоконов).

Отдельные ученые стали рассматривать этот вопрос в рамках специального субъекта, утверждая при этом, что само понятие специального субъекта приобретет новое качество – «объемность»: не просто занятие соответствующей должности, но и наличие качеств, необходимых для ее выполнения, что в конечном итоге открывает перспективы для более четкой квалификации деяний, способствует окончательному вытеснению из практики элементов объективного вменения по данной категории уголовных дел[187].

Вместе с тем еще большее число авторов (П. С. Дагель, В. Е. Квашис, С. Ф. Кравцов, К. В. Мазняк, А. Б. Сахаров) стали обращать внимание на затрудненность практической реализации предложения М. С. Гринберга, так как для этого требуются: разработка нормативных параметров психофизиологических качеств и практически доступных методов их диагностики, изменение правил приема на соответствующие виды деятельности, организация судебно-психологической экспертизы и т. д. Возникает и ряд собственно уголовно-правовых вопросов, например: о соотношении «общей» и «специальной» вменяемости и субъективного критерия неосторожности; о «специальной» вменяемости лиц, не являющихся специальными субъектами преступлений; об оценке случаев, когда «специально» невменяемый, обманным путем устроившись на работу, совершил аварию и причинил общественно опасные последствия и т. д.[188]

Другие криминалисты (И. И. Карпец, А. М. Трухин, А. И. Чучаев, М. Г. Угрехелидзе), на наш взгляд, справедливо полагают, что нет необходимости в конструировании понятия «специальной» вменяемости, так как сама по себе профессиональная непригодность оператора технической системы, его неподготовленность к работе или растерянность (волевая небрежность) в критических ситуациях не равноценны по значению правовому понятию невменяемости и невиновности.

Действительно, в условиях научно-технического прогресса способность человека к выполнению деятельности оператора технической системы приобретает особое значение. Известно, что представители ряда профессий, относясь к категории операторов технических систем, зачастую вынуждены действовать в сложных производственных условиях: высокие и низкие температуры, шум, вибрация, перегрузки, дефицит времени для поиска правильного решения, большая ответственность и др. Сложные, а порой крайние (экстремальные), условия, в которые попадают упомянутые лица, предъявляют к личностным характеристикам последних весьма жесткие, повышенные требования, относящиеся к их интеллектуальным, волевым, эмоциональным и другим психофизиологическим качествам. Нередко эти требования оказываются выше, чем психологические ресурсы таких лиц, следствием чего и может явиться причинение вреда. Так, экспериментальными исследованиями установлена непригодность для профессии судоводителя лиц со слабым типом нервной системы. Установлено также и то, что профессии, в которых создаются экстремальные ситуации, угрожающие большими материальными потерями и иногда создающие опасность для людей, предъявляют требования к такому природному свойству, как сила нервной системы. Противопоказана работа в качестве шофера, летчика, судоводителя, машиниста лицам как с резко выраженной эмоциональной возбудимостью, так и с замедленной возбудимостью[189].

Таким образом, в системе «человек – машина» первостепенное значение приобретает человеческий компонент: способность и возможность субъекта отвечать всем требованиям оператора технических систем. Сказанное предопределяет необходимость всестороннего учета влияния внутренних факторов на надежность действий названных лиц, поскольку пренебрежение этими факторами сделает бесконечными поиски успешного разрешения вопросов надежности. Такое пренебрежение увеличивает вероятность совершения аварий по причине отказа человеческого звена в системе управления современной техникой. Чаще всего подобные аварии являются результатом несоответствия личностных особенностей правилам эргономики либо требованиям профессии или экстремальной ситуации. В связи с этим становится все более актуальной проблема взаимодействия и даже своеобразного «симбиоза» человека и машины, а также повышения его оперативной надежности с помощью определения профессиональной пригодности в процессе проф отбора.

Однако при современном уровне профессионального отбора еще не исключается возможность того, что техникой станет управлять человек, который не всегда способен действовать свободно в сложных производственных условиях. Вполне очевидно, что в подобных условиях нервно-психологические перегрузки и стрессовые ситуации могут вызвать такое состояние психики человека, которое в определенный момент может лишить его способности отдавать себе отчет в своих действиях и (или) руководить своими поступками. Но, как верно подметил И. И. Карпец, это будет не так называемая «специальная» невменяемость, а невменяемость в традиционном смысле. Каждая психическая болезнь когда-то начинается и чем-то вызывается. А раз человек психически болен, не все ли равно для уголовной ответственности, заболел ли он, например, шизофренией вследствие каких-либо причин бытового характера или органических поражений организма либо вследствие нервно-психологических перегрузок, возникших в экстремальной ситуации в сфере взаимодействия «человек – машина»[190].

Высказанная М. С. Гринбергом идея о необходимости учета психофизиологических особенностей операторов технических систем при решении вопроса об их уголовной ответственности и ее индивидуализации, верная в своей основе, с одной стороны, отражает тенденцию на сужение уголовно-правового принуждения, с другой стороны, ставит вопрос о повышении ответственности должностных лиц, осуществляющих подбор и расстановку кадров в сфере использования техники. Но этим вовсе не изменяются юридическая природа и сущность вменяемости и невменяемости в уголовном праве и необходимость однозначного понимания указанных правовых категорий. По нашему мнению, даже сам автор не предполагал, до какой степени в конечном итоге исказят суть его идеи. Правы в результате оказались те, кто исходил из того, что техника и в дальнейшем будет развиваться еще более бурно и это неизбежно повлечет ее дифференциацию на новые отрасли и подотрасли, но право не может и не должно слепо следовать этой новой дифференциации, превращаться в «свод специальных правил поведения в сфере использования техники»[191].

В самом деле, возникают вопросы: быть может, деятельность человека в условиях научно-технического прогресса привела нас уже к тому рубежу, когда в традиционное понятие вменяемости не укладывается все многообразие поведенческих реакций, и поэтому рамки субъекта преступления следует сузить за счет включения в него «специальной» вменяемости; или все же поставленная проблема может быть успешно разрешена с позиций действующего уголовного законодательства, в рамках субъективной стороны преступления? Решая данную проблему, мы исходим из того, что при конструировании «специальной» вменяемости в действительности произошла подмена понятий «вменяемость» (предпосылка вины и ответственности) и «невменяемость» (обстоятельство, исключающее вину и уголовную ответственность) профессиональной пригодностью или непригодностью субъекта.

Между тем вопрос, как нам кажется, лежит в иной плоскости, а именно: о виновности и границах ответственности лиц за принятие решений в условиях нервно-психологических перегрузок либо экстремальных ситуаций, вызываемых факторами взаимодействия системы «человек – машина». Здесь имеются в виду лица, допустившие причинение общественно опасных последствий в результате профессионального невежества, или не пригодные к такого рода деятельности вследствие своих психофизиологических качеств, либо недостаточно профессионально подготовленные для выполнения подобных работ. Представляется, что этот вопрос должен решаться не на основе «специальной», «профессиональной», «специально-профессиональной» квазивменяемости (невменяемости), а на основе общих принципов вменяемости, вины и ответственности[192].

Человек теряет способность отдавать себе отчет в своих действиях (бездействии) и (или) руководить ими в результате не самих по себе экстремальных условий ситуации, нервно-психологических перегрузок, психофизиологических особенностей личности, а вследствие того, что факторы крайней ситуации либо нервно-психологические перегрузки во взаимодействии с психофизиологическими особенностями могут вызвать такое психическое состояние (например, пароксизмальное расстройство), которое охватывается одним из медицинских критериев невменяемости, предусмотренным ч. 1 ст. 21 УК. Если же факторы экстремальной ситуации в процессе взаимодействия с психофизиологическими особенностями личности не вызвали у человека психопатологическое состояние (например, временное психическое расстройство либо иное болезненное состояние психики) в смысле ст. 21 УК, то для решения вопроса об ответственности лица вполне достаточно субъективного критерия неосторожности и казуса, принятых в уголовном праве. Субъективный критерий неосторожности позволяет охватить различные ее оттенки – «волевую небрежность», «преступное невежество» и т. п., а казус – различные психические состояния и отношения, лежащие за рамками неосторожности. Поэтому замена субъективного критерия неосторожности «специальной вменяемостью», а субъективного случая (казуса) «специальной невменяемостью», на наш взгляд, теоретически и практически несостоятельна.

При определении объема, оснований и границ уголовной ответственности за неосторожное поведение следует избегать двух возможных и одинаково нежелательных крайностей: 1) установления ответственности за неосторожность без учета ее субъективного критерия, т. е. за случаи причинения (или угрозы причинения) последствий, возможность наступления которых лицо не могло предвидеть; 2) неосновательного освобождения от ответственности лиц, причинивших по неосторожности общественно опасный вред правоохраняемым интересам, за счет расширения или сужения субъективного критерия неосторожности либо замены его «специальной» вменяемостью, которая не является эквивалентом указанного критерия. Первое открывает дорогу объективному вменению, второе может повлечь за собой безнаказанность виновных лиц за деяния, совершенные по неосторожности, что представляет серьезную опасность в современных условиях.

Преступления, связанные с использованием техники, как правило, предполагают специального субъекта. Поэтому лица, не соответствующие требованиям, предъявляемым к специальным субъектам, не должны допускаться к выполнению определенных функций в отдельных сферах использования техники, к управлению сложными процессами либо системами. Однако не исключены ситуации, когда лица, страдающие определенными психофизиологическими недостатками, могут не знать о них и в результате невнимательности медицинской комиссии могут быть допущены к выполнению функций по использованию техники. Возможен и иной вариант, при котором человек, заведомо зная, что имеющихся у него психофизиологических возможностей недостаточно для надлежащего отправления соответствующей деятельности, обманным путем поступает на работу, хорошо осознавая, что результатом этого может явиться причинение общественно опасного вреда. Возникает вопрос: какова должна быть уголовно-правовая оценка подобных случаев и могут ли они быть разрешены в рамках действующего законодательства?

Мы полагаем, что в первом случае, когда лицо, не зная о своей психофизиологической неполноценности, замещает место специального субъекта и в силу своих субъективно ограниченных возможностей не справляется с возложенными на него обязанностями и причиняет предусмотренные законом вредные последствия, вопрос об его ответственности должен быть разрешен с учетом субъективного критерия неосторожности.

Ситуации, когда субъекты, не достигшие требуемого возраста или знающие о дефектах своего здоровья, обманным путем поступают на работу, могут быть правильно решены также на основе действующего законодательства. Освобождение таких лиц от уголовной ответственности создало бы для них привилегию безнаказанности. Между тем и в их действиях мы усматриваем разновидность неосторожной вины, условно именуемой «преступным невежеством». Начальный момент вины при преступном невежестве переносится на начало действий субъекта, требующих тех познаний, навыков или состояния здоровья, которые у него отсутствуют. Такой субъект уже в момент поступления на работу создал условия для всех своих последующих общественно опасных действий, обусловленных недостатками здоровья, профессиональной подготовки и неспособностью к той области работы, которую он решился выполнять. Это и является основанием его уголовно-правовой вины. В противном случае мы вынуждены были бы признать указанных лиц неспособными нести ответственность за причинение ими общественно опасных последствий, поскольку они, но мнению сторонников «специальной», «профессиональной», «специально-профессиональной» и т. п. квазивменяемости, не обладают всеми признаками субъекта преступления.

На практике такое решение вопроса привело бы к необходимости освобождать от уголовной ответственности любого «специально» невменяемого лица, причем безотносительно к тому, предвидел субъект и мог ли он предвидеть наступление общественно опасных последствий, т. е. игнорируя принцип субъективного вменения. Поэтому включение в число обязательных признаков субъекта «технических» преступлений «специальной» и т. п. квазивменяемости означало бы не что иное, как ликвидацию субъективного критерия неосторожности, так как устраняло бы уголовную ответственность лиц независимо от их возможности предвидеть общественно опасный характер последствий своих действий (бездействия).

Мы считаем, что вопрос о вменяемости, вине и уголовной ответственности операторов технических систем и приравненных к ним лиц, осуществляющих свою деятельность в сфере «человек – машина» в экстремальных условиях и ситуациях нервно-психологических перегрузок, должен решаться на основе общих принципов уголовного права.

Это означает, во-первых, что случаи, когда оператор технической системы в экстремальной ситуации (в условиях нервнопсихологических перегрузок) оказывается неспособным управлять своим поведением (руководить своими действиями) вследствие «временного психического расстройства» или «иного болезненного состояния психики», вызванного стрессом, представляют собой не так называемую «специальную» вменяемость, а невменяемость в традиционном значении этого слова, так как налицо признаки юридического и медицинского критериев, установленные ст. 21 УК. Вопрос об ответственности за такое поведение не выходит за рамки упомянутой статьи: ответственность исключается в силу прямого указания закона. Во-вторых, случаи, когда экстремальная ситуация не вызвала временного психического расстройства или иного болезненного состояния психики, должны разрешаться по правилам субъективного критерия неосторожности, а именно: если субъект, оказавшийся в экстремальной ситуации, не находит правильного, адекватного решения для предотвращения общественно опасных последствий, несмотря на наличие объективной и субъективной возможности найти такое решение и предотвратить последствия, а также если субъект, осуществляя деятельность, требующую специальных познаний, квалификации, опыта, навыков, причиняет общественно опасные последствия, наступление которых он по своему неизвинительному невежеству не мог предвидеть, хотя должен был их предвидеть. Все эти ситуации не выходят да пределы неосторожной формы вины: в первом случае речь идет о «волевой небрежности», во втором – о «преступном невежестве». Иными словами, указанные виды поведения не выходят за рамки субъективного критерия неосторожности и должны разрешаться по его правилам. В-третьих, если причинение общественно опасных последствий лежит за рамками субъективного критерия неосторожности (ст. 26 УК) либо за пределами невменяемости (ст. 21 УК), налицо казус (ст. 28 УК) и уголовная ответственность исключается.

Итак, вряд ли есть необходимость как в ином подходе к субъективному критерию или устранению его из формулы неосторожности, так и в замене его так называемой «специальной» вменяемостью[193]. Мы не находим также оснований для закрепления в законе упомянутого института. Переоценка же ситуационного фактора, равно как и переоценка фактора личностного, могут привести к ослаблению борьбы с неосторожной преступностью и ее профилактики в условиях научно-технического прогресса, к неосновательному освобождению виновных от ответственности и обязанности регулировать свое социально значимое поведение в любом случае, в любой ситуации.

В заключение следует специально подчеркнуть, что в УК РФ 1996 г. законодатель впервые регламентировал вопрос об уголовной ответственности лиц, которые не могли предотвратить общественно опасные последствия в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психических перегрузок, предусмотрев в законе, что такие лица считаются невиновными и уголовной ответственности не подлежат (ч. 2 ст. 28 УК). Тем самым законодатель отверг предложения о закреплении в новом УК квазивидов вменяемости – «специальной», «профессиональной», «специально-профессиональной» и т. п. – как несовместимых с принципами вины и субъективного вменения[194]. Законодатель не пошел и по пути дифференциации уголовной ответственности на квазивиды: «ретроспективную», «позитивную», «негативную», «перспективную» и т. п. Но он фактически признал и последовательно провел в УК принцип полной и ограниченной уголовной ответственности и принцип ее дифференциации в зависимости от характера и тяжести преступления, формы вины и личности преступника.

§ 5. Юридическое лицо как субъект уголовной ответственности

Уголовному праву и уголовному законодательству зарубежных государств (Англия, Франция, США, Китай, Япония, Нидерланды, Португалия, Финляндия и др.) известны две категории субъектов преступления: физические и юридические лица. Квазиуголовная (административно-уголовная) ответственность юридических лиц установлена в Швеции, Германии и Италии. В уголовном законодательстве современной России понятия юридического лица как субъекта преступления мы пока не встречаем.

В связи с этим одни ученые (С. Г. Келина, А. В. Наумов, А. С. Никифоров, Т. А. Костарева, В. С. Устинов, С. И. Никулин, Е. Ю. Антонова и др.) законодательное урегулирование вопроса об уголовной ответственности юридических лиц рассматривают как шаг вперед в борьбе с преступностью. Другие авторы (Н. Н. Полянский, Н. Ф. Ку зн ецова, М. И. Бажанов, Л. Д. Ермакова, Т. В. Кондрашова, Л. К. Савюк и др.) высказывают сомнение в целесообразности либо полностью отрицают возможность подобного решения вопроса в рамках уголовного законодательства. Спор этот продолжается уже несколько десятков лет.

Например, Н. Н. Полянский писал, что даже английское право не безусловно включает юридическое лицо в число возможных субъектов преступления: корпорация не может быть привлечена к ответственности за деяние, влекущее за собой личное наказание, но корпорация может быть осуждена и подвергнута денежному взысканию (штрафу) за «пасквиль», за «причинение вреда» или за проявившееся в бездействии или злоупотреблении властью какой-либо обязанности, возложенной законом. Уголовное преследование корпорации предполагает недобросовестность мотивов действия или бездействия или, по крайней мере, умысел[195]. Твердых правовых оснований уголовной ответственности юридических лиц английское уголовное право не выработало, хотя, по выражению К. Кенни, «нужда в этом чрезвычайно велика»[196].

По мнению Б. А. Спасенникова, «принцип личной и виновной ответственности был провозглашен в конце XVIII в. во время Великой французской революции. Он вытеснил существовавшее до этого общее представление феодальной эпохи об уголовной ответственности не только за совершение преступления, но и за причинение любых опасных и вредных последствий. Но и после провозглашения этого принципа в ходе военных действий стороны облагали контрибуциями целые народы, накладывали штрафы на города». Автор делает предположение, что решение Европейского комитета по проблемам преступности Совета Европы, рекомендовавшего европейским государством установить уголовную ответственность юридических лиц, было принято с участием или, возможно, под давлением так называемых «зеленых» фракций, представленных в парламентах ряда европейских стран, а следовательно, в Совете Европы. Члены движения «зеленых» регулярно демонстрируют правовой нигилизм, их антиобщественные действия имеют отчетливую антиполицейскую направленность. Уступки «зеленым» могут привести к нежелательным правовым последствиям. Еще более настораживают предложения по уголовной ответственности юридических лиц за хозяйственные преступления, что может обратить в преступников учредителей, акционеров, сотрудников предприятий, не причастных к принятию решений, ведущих к общественно опасным деяниям, более того, позволит освободить от уголовной ответственности виновных. Интересным является то обстоятельство, что инициаторами предложений по уголовной ответственности юридических лиц за хозяйственные преступления являются страны с высоким уровнем организованной преступности, что наводит на версию о причастности преступного сообщества к этим инициативам, попыткам уйти от уголовной ответственности виновным.

На взгляд Б. А. Спасенникова, уголовная ответственность юридических лиц «растворяется» в дивидендах своих акционеров. Исходя из изложенного, он приходит к выводу, что юридическое лицо не обладает субъективностью, осознанно волевым поведением, не способно осознавать свою вину, нести уголовную ответственность, отбывать наказание, имеющее целью исправление, т. е. не может быть субъектом преступления. Рассмотрение юридического лица как субъекта преступления есть разновидность физического вменения (совершило деяние предприятие, государство и т. д.), игнорирующего нравственное вменение, т. е. отказ от решения принципиального вопроса об участии воли субъекта в совершении известного деяния, запрещенного под страхом наказания[197].

Суть аргументации противников уголовной ответственности для юридических лиц сводится главным образом к тому, что нет необходимости включать данный институт в уголовное законодательство, поскольку для ответственности этой категории лиц достаточно эффективных норм и санкций гражданского и административного законодательства. «Разбавление» же уголовного права нормами других отраслей права (гражданского, административного и т. д.) может привести к ликвидации уголовного права как самостоятельной отрасли права, превратить его в свод различных правовых дисциплин, труднодоступных для правоприменения в борьбе с преступностью[198].

Сторонники же концепции юридического лица как субъекта преступления, напротив, всячески подчеркивают, что сколь огромен ущерб, который причиняется экономическими, экологическими, компьютерными и некоторыми другими видами правонарушений, столь и неадекватны ему штрафные санкции, которые применяются к нарушителям в рамках гражданского и административного законодательства. Тем более, что вред, причиняемый при этом деятельностью юридического лица, значительно превышает ущерб, который может быть нанесен отдельным физическим лицом. В таких случаях, полагают адепты идеи уголовной ответственности для юридических лиц, целесообразно наказывать предприятия в уголовно-правовом порядке, так как гражданско-правовые и административные санкции оказываются неэффективными[199].

Особый импульс этот спор получил в ходе проводимой в настоящее время в России судебно-правовой реформы. Именно проблеме уголовной ответственности юридических лиц суждено было стать одной из наиболее острых тем, дискутировавшихся в процессе реформирования уголовного законодательства. И это вполне объяснимо, ибо для многих стало очевидным, что возможности повышения эффективности применения на практике традиционных норм и институтов уголовного права (доставшихся нам в «наследство» от советских времен) в основном уже исчерпаны. Поэтому необходим был поиск неортодоксальных подходов к проблеме повышения эффективности мер уголовной репрессии.

В конечном итоге поиск завершился предложением выделить в российском законодательстве юридическое лицо в качестве субъекта уголовной ответственности. Более того, в процессе подготовки нового УК РФ была разработана и предложена в качестве самостоятельной законодательная конструкция главы УК об уголовной ответственности юридических лиц de lege ferenda.

По мнению ее автора, профессора С. Г. Келиной, при создании Особенной части нового УК необходимо тщательно продумать, в каких случаях для усиления эффективности уголовно-правовой охраны целесообразно ввести уголовную ответственность юридических лиц. Такая уголовная ответственность должна быть предусмотрена по крайней мере в четырех главах Особенной части нового УК: за некоторые преступления в сфере экономики, экологические преступления, преступления против общественной безопасности и преступления против мира и безопасности человечества. По мнению разработчика, такое указание может быть сформулировано в специальной статье, помещенной в конце соответствующей главы Особенной части, примерно в такой редакции: «За преступления, предусмотренные в ст. … настоящей главы, к уголовной ответственности могут быть привлечены юридические лица»[200].

Предложение С. Г. Келиной было реализовано в проекте УК РФ 1994 г., подготовленном Минюстом России и Государственно-правовым управлением Президента Российской Федерации. Ведущую роль в этом проекте играла ст. 106, которая гласила:

«(1) Юридическое лицо подлежит уголовной ответственности за деяние, предусмотренное уголовным законом, если: а) юридическое лицо виновно в неисполнении или ненадлежащем исполнении прямого предписания закона, устанавливающего обязанность либо запрет на осуществление определенной деятельности; 6) юридическое лицо виновно в осуществлении деятельности, не соответствующей его учредительным документам или объявленным целям; в) деяние, причинившее вред либо создавшее угрозу причинения вреда личности, обществу или государству, было совершено в интересах данного юридического лица либо было допущено, санкционировано, одобрено, использовано органом или лицом, осуществляющим функции управления юридическим липом.

(2) Уголовная ответственность юридического лица не исключает ответственности физического лица за совершенное им преступление».

Однако законодатель не воспринял идею об уголовной ответственности юридических лиц и так и не реализовал ее в УК РФ 1996 г. Значит ли это, что сама идея изначально была ущербна и поэтому к ней не стоит больше возвращаться? Думается, что нет.

На наш взгляд, вопрос об уголовной ответственности юридических лиц нельзя считать окончательно решенным с точки зрения уголовно-правовой политики, интересов юридической теории и практики. Но он нуждается в новом осмыслении, в глубокой, комплексной и междисциплинарной разработке с привлечением специалистов из разных сфер современной науки, в сравнительном анализе как различных отраслей отечественного законодательства, так и уголовного законодательства зарубежных стран.

Согласно п. 1 ст. 18 Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию 1990 г. (которая в настоящее время подписана и ратифицирована Российской Федерацией) предусмотрено установление уголовной ответственности юридических лиц за преступления, «заключающиеся в активном подкупе, злоупотреблении влиянием в корыстных целях и отмывании доходов, признанных в качестве таковых в соответствии с данной Конвенцией и совершенных в их интересах каким-либо физическим лицом, действующим в своем личном качестве или в составе органа юридического лица и занимавшим руководящую должность в юридическом лице».

Конвенция обязывает страны-участницы предпринять необходимые меры для того, чтобы юридическое лицо могло быть привлечено к ответственности тогда, когда «вследствие отсутствия надзора или контроля со стороны физического лица появляется возможность совершения уголовных правонарушений». Поэтому некоторые авторы полагают, что в связи с ратификацией Конвенции «Об уголовной ответственности за коррупцию» Российская Федерация подобно другим европейским государствам (Франция, Бельгия) будет вынуждена отойти от классического принципа уголовного права, предусматривающего ответственность исключительно физических лиц, распространив ее на юридических лиц, причастных к совершению ряда преступлений.

Концепция уголовной ответственности юридических лиц весьма заманчива и перспективна[201], особенно в плане повышения эффективности борьбы с целым рядом специфических видов преступной деятельности, включая и организованную преступность. Вместе с тем нельзя не видеть и всю сложность решения этой проблемы, как на законотворческом, так и на правоприменительном уровне. С одной стороны, требуется четко очертить границы уголовной ответственности юридических лиц с тем, чтобы уголовная репрессия не коснулась демократических институтов, законопослушных, прогрессивных общественно-политических партий, движений и организаций. С другой стороны, наблюдаемый в последнее время в стране резкий рост экстремизма (в том числе и со стороны некоторых общественных формирований) может поставить вопрос о целесообразности введения уголовной ответственности за совершение определенных видов преступлений и для этой категории юридических лиц.

Далее. Конструкция норм об уголовной ответственности юридических лиц должна быть органично включена в систему всего российского права, отвечая при этом целям и задачам современной уголовно-правовой политики России, жестко коррелируя с нормами, прежде всего, гражданского и административного законодательства. С этой точки зрения достаточно убедительными и логичными выглядят соображения некоторых криминалистов о том, что коль скоро уголовное и административное право тесно связаны между собой, а последнее содержит нормы об ответственности организаций за различные правонарушения (например, ст. 16.7, 16.8, 16.9, 16.10 и др. КоАП РФ), то почему бы не решить положительно вопрос об ответственности этих субъектов и в уголовном праве?

Потребует дальнейшего разрешения и вопрос о месте расположения норм, предусматривающих перечень составов преступлений, ответственность за которые может наступать и для юридических лиц. С. Г. Келина предложила разрешить этот вопрос в нормах Особенной части УК. Вряд ли такой подход можно признать единственно возможным: нет никаких препятствий для размещения такого перечня и в нормах Общей части УК. Небесспорным выглядит и само количество норм, регламентирующих уголовную ответственность юридических лиц: если в Теоретической модели УК их было 9, то в проекте УК РФ 1994 г. – уже 16. В то же время, например, УК КНР обходится всего двумя статьями, посвященными этому институту.

Сказанное, впрочем, касается в большей степени технической стороны рассматриваемых предложений. Между тем гораздо более важным, если не ключевым, моментом при решении вопроса об уголовной ответственности и физических, и юридических лиц является проблема вины (а отсюда – и состава преступления в целом). Сторонники идеи уголовной ответственности для юридических лиц (Г. К. Матвеев, А. С. Никифоров, С. Г. Келина и др.) полагают, что вина юридического лица проявляется опосредованно, через виновное поведение его работников, которые контролируют осуществление юридическим лицом его прав и обязанностей. Соответствует ли такое понимание вины юридического лица укоренившемуся в российском уголовном праве представлению о вине как о психическом отношении лица к совершенному им деянию? Думается, что не совсем. Не потому ли противники включения рассматриваемого института в УК РФ обосновывают свою позицию ссылкой именно на этот момент. Так, профессор Н. Ф. Кузнецова остроумно замечает: «Вина есть всегда не что иное, как психическое отношение лица к своему деянию. Этой вины у юридического лица нет»[202]. Отсюда дилемма: или искусственно расширять рамки традиционного понимания вины в уголовном праве, «втискивая» в них и так называемую вину юридических лиц, или искать другой способ обоснования уголовной ответственности юридических лиц.

Представляется, что указанное противоречие гораздо безболезненнее можно было бы разрешить, размежевав понятия «субъект преступления» и «субъект уголовной ответственности». При этом субъектом преступления по-прежнему будет пониматься только вменяемое физическое лицо, достигшее определенного возраста, носителем же (субъектом) уголовной ответственности будут признаны не только физические, но и юридические лица[203]. Естественно, что и при таком подходе учитывались бы все разработанные криминалистами условия, при наличии которых юридическое лицо несло уголовную ответственность за преступление, совершенное физическим лицом, и наряду с ним.

Таким образом, если проблему уголовной ответственности юридических лиц и суждено будет решить в российском законодательстве, то это необходимо сделать: во-первых, в рамках специального субъекта уголовной ответственности; во-вторых, сконструировав в Общей части УК норму «Субъект уголовной ответственности», в которой следует предусмотреть понятие, основания и порядок уголовной ответственности физических и юридических лиц; в-третьих, путем четкого определения в самом уголовном законе (будь то Общая или Особенная часть УК) исчерпывающего перечня составов преступлений, за совершение которых может наступать ответственность юридических лиц.

Глава 4. Субъективная сторона преступления

§ 1. Очерк развития законодательства и уголовно-правовой теории субъективной стороны преступления

В уголовном законодательстве Античности и Средневековья доминировал принцип объективного вменения (imputatio facti), в соответствии с которым лицо, нарушившее уголовный закон, подлежало уголовной ответственности независимо от его психического отношения к совершенному деянию и его последствиям. Примитивная уголовно-правовая мысль ограничивалась внешними явлениями, не пытаясь установить субъективную, психическую связь между лицом и совершенным им деянием. Поэтому в законодательстве того периода не различались умышленное и неосторожное причинение вреда, к ним приравнивалось и случайное его причинение. По этой причине стало возможным возложение ответственности не только на человека, но также на животных и даже на неодушевленные предметы.

Однако с течением времени уголовно-правовая мысль приходит к необходимости перевести карательную практику государства в рациональное русло, теоретически обосновать право государства применять уголовное наказание к своим подданным, побуждая их к раскаянию в содеянном посредством критического переосмысления своего поведения. Принцип объективного вменения постепенно уступает место принципу субъективного вменения, суть которого выражена в постулате «nullum crimen, nulla poena sine culpa» («нет преступления и наказания без вины»). Известный русский ученый Н. С. Таганцев зачатки этого принципа разглядел еще в Русской Правде, которая предусматривала разное наказание за убийство злоумышленное и за убийство в ссоре. Еще более ощущается субъективный элемент характеристики преступления в Уставной Двинской грамоте (1397 г.), и особенно в Уложении царя Алексея Михайловича[204].

Таким образом, в основание уголовной ответственности были заложены личностные детерминанты. Но и после признания вины обязательным условием уголовной ответственности законодательство разных стран еще долго сохраняло проявления умирающего принципа объективного вменения. Окончательно принцип субъективного вменения утвердился в классическом немецком уголовном праве под влиянием индетерминистской идеи о свободе воли как основании возложения на лицо ответственности за его поступки.

После Октябрьской революции в российской науке уголовного права возобладали идеи социологической школы, которая усматривала основание уголовной ответственности в «опасном состоянии лица». Этим обусловлено весьма скептическое отношение к вине как уголовно-правовой категории. Она отсутствовала не только в первых послереволюционных декретах, но и в таком фундаментальном уголовном законе, как «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР» от 12 декабря 1919 г. Отрицательное отношение к понятиям вины, умысла и неосторожности было заложено в проекте Уголовного кодекса РСФСР, подготовленного Комиссией общеконсультационного отдела Народного комиссариата юстиции. В Объяснительной записке к проекту утверждалось, что «оттенки умышленности, неосторожности утрачивают значение факторов, направляющих наказание по заранее определенной линии; сохраняя некоторое значение признаков, свидетельствующих о характере личности, они перевешиваются анализом свойств преступного состояния деятеля, мотивами правонарушения и особенностью избранных средств»[205]. Однако в окончательной редакции УК РСФСР 1922 г. и во всех последующих уголовных законах СССР и РСФСР уже содержались достаточно четкие определения умысла и неосторожности.

В российской уголовно-правовой науке советского периода учение о вине развивалось не прямолинейно. В разные периоды пропагандировались различные концепции вины. Наиболее острой была научная дискуссия между сторонниками «психологического» и «оценочного» понимания вины.

Появление оценочной концепции вины связывается с работой немецкого криминалиста Райнгарда Франка «О построении понятия вины», в которой вина рассматривалась как собирательное понятие, включающее не только умысел и неосторожность, но также вменяемость лица и все обстоятельства совершения преступления, которые в своей совокупности делали совершенное правонарушение заслуживающим упрека (Vorwerfbarkeit)[206]. Такое понимание вины нашло отражение в работах целого ряда ученых-криминалистов, в том числе в монографии профессора Б. С. Утевского «Вина в советском уголовном праве». В этой работе автор рассматривал вину в двух качествах: с одной стороны, как умысел и неосторожность, а с другой – как «совокупность обстоятельств, заслуживающих, по убеждению советского суда, отрицательной общественной (морально-политической) оценки от имени социалистического государства и требующих уголовной ответственности подсудимого»[207]. Таким образом, в понимании Б. С. Утевского вина как основание уголовной ответственности складывалась из трех факторов: 1) вся совокупность объективных и субъективных обстоятельств совершения преступления, 2) отрицательная ее оценка от имени социалистического государства, 3) убеждение советского суда, что на основании такой оценки действия подсудимого должны влечь не какую-либо иную (моральную, административную, дисциплинарную), а именно уголовную ответственность.

В результате широкой дискуссии, состоявшейся в середине 50-х годов прошлого столетия на страницах советской юридической печати, оценочная теория вины была отвергнута, и в советской уголовно-правовой науке утвердилось психологическое понимание вины как психического отношения лица к совершаемому им общественно опасному деянию, проявляющегося в форме умысла либо неосторожности. В соответствии с таким пониманием вина признается центральным признаком субъективной стороны преступления, в которую наряду с виной входят мотив и цель преступления[208].

§ 2. Понятие и значение субъективной стороны преступления

Под субъективной стороной преступления понимается психическая деятельность лица, непосредственно связанная с совершением преступления. Она образует психологическое, т. е. субъективное, содержание преступления, поэтому является его внутренней (по отношению к объективной) стороной. В отличие от объективной стороны преступления, составляющей его фактическое содержание, субъективная сторона характеризует процессы, протекающие в психике виновного, поэтому она не поддается непосредственному восприятию органами чувств человека, а познается только путем анализа и оценки поведения правонарушителя и всех объективных обстоятельств совершения преступления. Содержание субъективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических признаков, как вина, мотив, цель. Эти признаки органически связаны между собой и взаимозависимы, однако вина, мотив и цель – это психологические явления с самостоятельным содержанием, ни одно из них не включает в себя другое в качестве составной части[209]. Юридическое значение каждого из этих признаков также различно.

Вина как определенная форма психического отношения лица к совершаемому им общественно опасному деянию составляет ядро субъективной стороны преступления, хотя и не исчерпывает полностью ее содержания. Вина – обязательный признак любого преступления. Но она не дает ответа на вопросы, почему и для чего виновный совершил преступление. На эти вопросы отвечают мотив и цель, которые, в отличие от вины, являются не обязательными, а факультативными признаками субъективной стороны преступления.

В связи с субъективной стороной преступления особого рассмотрения заслуживает вопрос об эмоциях, т. е. переживаниях лица в связи с совершаемым преступлением. Следует иметь в виду, что эмоции, сопровождающие подготовку преступления и процесс его совершения, в некоторых случаях, предусмотренных законом (например, ст. 107 УК РФ – убийство, совершенное в состоянии аффекта, ст. 113 УК РФ – причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта), имеют значение для возникновения мотива. Однако в этих случаях эмоции характеризуют не психическую деятельность виновного, а его психическое состояние, т. е. не субъективную сторону, а субъекта преступления. Следовательно, эмоции не имеют значения самостоятельного признака субъективной стороны.

Юридическое значение субъективной стороны преступления выражается в следующем.

Во-первых, входя в основание уголовной ответственности в качестве составной части, она отграничивает преступное поведение от непреступного. Так, не являются преступлением причинение общественно опасных последствий без вины (ст. 5 УК РФ); неосторожное причинение легкого вреда здоровью, которое наказуемо лишь при наличии умысла (ст. 115 УК РФ); предусмотренное нормой уголовного права деяние, если оно совершено без указанной в этой норме цели (например, корыстной в ст. 158–162 УК РФ) или без мотива, указанного в законе (например, подмена ребенка без корыстных или иных низменных побуждений – ст. 153 УК РФ).

Конец ознакомительного фрагмента.